У меня острое чутье на неприятности, чую их за версту, за неделю, а иногда за месяц. Но этого я не ожидал. Когда у тебя рушится все, но еще имеется надежда, можно как-то жить. А вот когда она рушится на твоих глазах — это страшно. Еще до того, как Денис открыл рот, я понял, что он не сможет мне помочь — мы оба в беде.

С молочным братом после того как мы подросли, отношения у нас стали немного напряженными, и для этого имелось много причин.

Жила наша семья богаче, потому что отец был городским стражем, а служба в страже, как уже говорил раньше, приносит весьма неплохие доходы.

У Дениса же совсем не было отца, жили они вдвоем с матерью, а она — простая женщина — работала везде, где получалось, не гнушаясь ничем, чаще всего зарабатывала на кусок хлеба в качестве прислуги, реже поварихи в домах городских купцов.

Мне общаться с ними разрешалось, но никогда не приветствовалось, и не раз братья били меня, чтобы больше ходил к своей молочной матери. С их точки зрения такое знакомство позорило наше семейство.

И в какой-то момент, признаюсь, я сдался, решил, что родная семья мне ближе, чем молочная.

Не правда ли, какая-то горькая ирония в этом есть?

Теперь у меня нет семьи, и первым кого встречаю — своего молочного брата, от которого сам же отказался давным-давно.

И наша встреча не стала для обоих радостной.

— Наджес, — он сел рядом на поросший серым мхом камень, упершись взглядом на серую городскую стену. — Мне нужна твоя помощь, у меня случилась беда.

— У меня тоже не все благополучно, — грустно улыбнулся я. — Рассказывай сначала ты, потом я. Времени до темноты немного, так что поспеши. Конечно, я помогу, чем смогу, ты меня знаешь…

— Я не понял, — Денис нахмурился. — Пойдем к тебе домой, там и расскажу, а то действительно скоро стемнеет. А ночью в городе стало небезопасно. Столько трупов, особенно страшные те, что высохли, у нас на улице на прошлой неделе нашли один такой.

— К сожалению, у меня больше нет дома, поэтому вести тебя мне некуда, — признался я с грустной усмешкой. — Отец меня прогнал сегодня утром, да еще проклял…

— А… — на мгновение лицо моего молочного брата просветлело. — Тогда другое дело. Мне надо бы огорчиться за тебя, да только почему-то радостно.

— Радостно?

— Ну не то чтобы очень весело, — он ухмыльнулся. — Но, скажу честно, никогда не любил твоего отца. И всегда знал, что это когда-нибудь произойдет. Ты был не похож на него и братьев, есть в тебе что-то свое, непохожее на них. Думаю, это и послужило причиной…

— Не это… — я вздохнул. — Вчера ночью был в парке и наткнулся на труп. Человека разорвал оборотень, а оказывается, он был соглядатаем, следил за мной по приказу моих братьев. В общем, я нашел тело случайно, споткнулся, даже упал на него, поэтому на моих штанах оказалась кровь несчастного. Когда мертвеца обнаружили, отец узнал соглядатая, увидел мои следы рядом и побежал домой, там он увидел кровь на моих штанах, и… этого ему оказалось достаточно, чтобы сделать нужные выводы. Он, даже не разговаривая со мной, сразу решил, что именно я убил этого человека. И чтобы потом ни говорил, меня не слушал, только грозил, что застрелит из арбалета серебряным болтом.

— Но это же не так! — возмущенно воскликнул Денис. — Ты этого человека не убивал, я это точно знаю!

— Не убивал, но только это никому теперь не докажешь, — вздохнул я. — Но отец и раньше меня не любил, а тут у него появился хороший повод, меня прогнать. Не думаю, что он действительно считает меня оборотнем, но точно боится, что кто-то решит, что это именно так. Доказательств хватает, чтобы меня вздернуть на виселице, а потом проткнуть осиновым колом — я был в парке в то время, когда несчастного разорвали на части, он следил за мной, так что у меня был повод на него рассердиться…

— Я слышал, что тот человек имел с собой заряженный арбалет…

— Да, — кивнул я. — Я его видел, только этот человек не успел им воспользоваться. Да и если бы выстрелил, ему это вряд ли помогло, болт был обычным, таким оборотня не убьешь.

— Тогда он собирался стрелять не в оборотня, — уверенно сказал Денис.

— С чего ты это взял?

— Ну, не дурак же он на самом деле? Весь город говорит об оборотне уже не первый месяц, как и всем уже объяснили, что с такой нечистью может справиться только серебро. Отсюда вывод, он либо дурак, либо хотел убить кого-то другого.

— Кого же это по-твоему?

— А много ли народа было в парке?

— Я никого больше не видел, возможно в этот момент только я гулял там с девушкой, народ сейчас не любит оставаться на улице, когда наступает вечер…

— Вот тебе и ответ!

— Ну и сказал! — фыркнул я. — Глупость-то какая. Зачем меня убивать?

— А выгонять из дома?

— Слушай, — я тяжело вздохнул. — Какая-то логика в твоих словах есть, только все это притянуто за уши. Я бы может с тобой поспорил, да только не хочется, и без этого противно на душе. А если начну думать о том, что моему отцу для чего-то была нужна моя смерть, станет еще более гадко.

— Может и не отцу, а братьям.

— Это ничего не меняет и хватит об этом. Лучше скажи, что делать будем? Теперь нас уже двое, а солнце вот-вот скроется. Тебе, как я понимаю, тоже домой нельзя?

— Нельзя.

— Объяснишь почему?

— Если в двух словах, то мать умерла, а меня прогнали родственники, которые решили наш дом продать.

— Если нужно, я устрою им небольшую войну, — Я хоть и сам был в тяжелом положении, но за Дениса все равно был готов вступиться. Так уж повелось, что я его опекал с раннего детства, он всегда казался слабым и беспомощным, и каждый, кто хотел, пользовался этим. — Ты меня знаешь, драться я умею Я за тебя могу вступиться, и мало им не покажется…

— Ничего ты уже не можешь, раз не сын командира стражи, то такой же бездомный как и я, а таким лучше в драки не вступать.

— Ты прав, — я вздохнул. Действительно не скоро я еще привыкну к тому, что теперь я сам вне закона. — Как это случилось?

— Все началось с того, что заболела моя мама, — Денис огляделся по сторонам, словно боясь, что нас кто-то может подслушать, но вокруг не было ни души. Горожане же разбежались по домам, и сейчас закрывали ставнями окна, припирали двери, набрасывали крепкие засовы. — Нам надо было что-то есть, пить, поэтому пришлось занимать понемногу то у одного, то у другого. А когда она умерла, то я оглянуться не успел, как набежали все, кто давали нам в долг, и привели чиновника, а тот, ни в чем не разбираясь, меня не слушая, передал дом им в полное владение.

Родственнички быстро продали нашу хибару, прежде чем я понял, что происходит. Да и не до того мне было, маму я любил, поэтому после ее смерти сразу почувствовал себя одиноким. А когда пришли стражи, показали мне какие-то бумаги и объявили, что этот дом мне больше не принадлежит, то как-то спокойно это принял. Мне сказали, что я должен немедленно его освободить, взять разрешили только то, что было на мне. А у двери кто-то сунул мне горсть меди — якобы это цена нашего дома после уплаты долгов…

— Да, дела. Жаль, что ничем тебе помочь не могу. Впрочем, кое-что смогу, но только завтра, а сейчас надо искать себе укрытие. У тебя есть какие-то предложения?

— Идем в ближайший трактир. Может, разрешат переночевать, не зверь же трактирщик на самом деле, чтобы людей нечисти отдавать?

— А деньги? — Я задумался. Предложение Дениса было неплохим, его только следовало хорошо обдумать, жаль времени на это не было. — Он хоть и не зверь, но за бесплатно ничего не делать не будет. Если не заплатим хотя бы за одно блюдо, нас с тобой тут же выбросят, даже если у дверей будет выть не одна стая оборотней. Таков закон.

— На одно блюдо у меня найдется, — Денис достал горсть медных монет. — Это все что мне отдали родичи за дом, в котором родился — они и выперли меня из него под вечер в надежде, что сожрут ночные твари.

— Да, дела… — я вздохнул. — Что ж, идем в трактир, раз у тебя есть монеты. Продолжим разговор там, а то нас действительно сожрут или выпьют, и мы не сможет отомстить нашим врагам.

— Если ты не сможешь, то я это сделаю, — Денис несмело улыбнулся. — Ты не поверишь, но за последнее время я стал сильнее…

Взвыли трубы, это стражи предупреждали торговый люд, что ворота в город закрываются. Багровый закат потух, словно лампа, которую задул прохладный вечерний ветерок. На серо-зеленом небе появилась первая яркая звезда.

Я схватил молочного брата за руку и потащил к ближайшему трактиру. Несмотря на то, что и у него все было так же плохо, как и у меня — настроение поднялось, похоже, что и у него тоже.

И действительно, а стоит ли горевать? Я не один в своих несчастьях, хорошего в этом мало, но есть и плюс — мы вместе, а вдвоем гораздо больше шансов выжить, да и веселее…

— Есть у меня смутное ощущение, что беда не просто так пришла к нам в одно и то же время, — произнес я, сворачивая в узкий проулок, по нему было ближе, стараясь идти так, чтобы не вступить в ручей нечистот бегущий посередине. — Похоже у богов появились какие-то мысли насчет нас. Надеюсь, что не губительные.

Идти до первого трактира следовало пару городских кварталов, потом нужно свернуть на соседнюю улицу, прошагать по ней сотню метров.

Довольно далеко, но ничего не сделаешь, городские власти не разрешают вплотную к стене ставить питейные заведения.

В этом был свой смысл, если бы трактиры стояли рядом с городской стеной, то у нас давно расцвела контрабанда. И действительно, зачем платить властям налог, если можно получать продукты, просто перебросив веревки через стены?

Такое уже у нас было раньше, тогда стражи днями и ночами патрулировали стены, но все равно не успевали поймать нарушителей. А может и не спешили, им часто доплачивали за неторопливость…

В животе заурчало. Я горько посмеялся над собой — еще мгновение назад прощался с жизнью, а теперь уже хотел есть, это было понятно, у меня со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было, слишком много произошло событий за последние сутки.

Дверь трактира заскрипела и захлопнулась за нами, внутри царила тишина, немногие горожане после последних событий рисковали где-то задержаться после захода солнца. Все спешили домой, закрывали двери и окна, и рано ложились спать.

За столиками сидели только постояльцы и ужинали — каждый трактир был еще и гостиницей, всегда имелись комнаты не только для дальних путников, но и для тех, кто хотел поразвлечься с женщинами. Правда, теперь стало меньше желающих, впрочем, как и женщин, после того, как оборотень разорвал двух проституток, возвращающихся домой ранним утром после работы.

Пустых столиков имелось предостаточно, трактирщик из-за стойки недовольно взглянул на нас, но когда Денис показал ему горсть медных монет, смягчился и отправил к нам служанку, решив, что в сегодняшние тяжелые и смутные времена даже медный грош и тот прибыль.

Похоже, он сразу смирился с тем, что мы останемся в трактире до восхода солнца. Его бы никто не понял, если бы выгнал нас на встречу смерти, прячущейся в темноте городских улиц. И в первую очередь такое обвинение ему выставили бы стражи, следствие проводилось у них быстро и решительно. Правда, они ему ничем пригрозить не могли, но чиновники обязательно бы содрали за погребение мертвецов приличный штраф — городская казна всегда нуждалась в деньгах.

На медный грош, который Денис решительно положил на стол, заказать можно было только суп из требухи и гнилой капусты. Еда была еще та — никто, правда, от такой еды не умер, но вкус у нее был омерзительным, как и запах. Раньше я никогда бы такое есть не стал, но голод не тетка. Да и желудок уже полдня бурчал, требуя пищи, поэтому я с тоской посмотрел на мутную жижу и взял в руки деревянную ложку.

Мы ели не спеша, давая опуститься вниз каждой капле, и разговаривали. Спешить нам было некуда, впереди нас ждала целая ночь.

Рассказ Дениса закончился быстро, как и мой. У меня были одни проблемы, у него немного другие, но все они сводились к одному и тому же — нас этот город не любил и хотел, чтобы мы исчезли с его улиц.

Конечно, можно было остаться и отомстить. Только возникал вопрос — кому?

Какими бы подлыми они не были, но люди, причинившие нам зло, приходились нам родней. Вряд ли стоит начинать свою жизнь с расправы над близкими, хоть они и достойны этого — к такому выводу мы пришли с Денисом после горестных размышлений.

Но и умирать на ночных улицах в пасти неизвестных и страшных тварей мы не хотели, следовательно, нам оставалось только как можно быстрее покинуть город, который стал очень опасным местом для всех в нем живущих. К сожалению никто в этом бескрайнем мире, раскинувшимся ха крепостными стенами, нас не ждал.

Вероятно, придется скитаться по лесам и полям, питаясь только тем, что пошлет нам земля.

Но и я и Денис были горожанами, а значит, пищу получали уже готовую, кем-то собранную и обработанную. Мы не знали ни съедобных травок, не смогли бы поймать кролика или какого-то другого зверька, и как охотники были мало на что способны. Конечно, беда быстро учит, но лучше придумать что-то другое.

Следующая мысль, которая пришла мне в голову — так это примкнуть к какой-нибудь не очень большой шайке разбойников, что промышляли на дорогах, тогда у нас по крайней мере появилась бы пусть и призрачная, но надежда на выживание.

В городе к бандитам примыкать не стоило, после того как по ночным улицам стала бродить неизвестная нечисть, они не рисковали действовать под звездами, предпочитая в это время отсиживаться в своих притонах, а днем стражи на улицах было много.

Правда, и насчет лесных разбойников мысль была не очень хороша, их всех вывели в еще прошлом году, тогда городская стража прочесала соседние леса и развесила в назиданье на пару верст от города по всем придорожным деревьям тех, кого сумели схватить. И правильно, они обнаглели до того, что перекрыли все снабжение города провизией. Кто же такое стерпит? Крестьяне отказывались везти зерно и мясо до тех пор, пока стража сама не стала сопровождать телеги. Правда, сделал это все один раз, но этого хватило, что люди поверили в то, что на дорогах стало спокойно.

Городские власти были довольны, стражи тоже.

А вот с нечистью у них ничего не получилось, простое оружие и воинская храбрость с таким врагом бесполезна, требовалась магия, а наш городской маг показал себя не с лучшей стороны.

Неудивительно, что нечисть воспользовалась этим в полной мере, думаю, скоро расплодившиеся оборотни начнут врываться в дома — конечно а том случае, если не прибудет из столицы королевская гвардия с парой могущественных чародеев.

— И что же нам остается? — спросил Денис. — Здесь не выжить, особенно сейчас, когда отец тебя выгнал. Он — человек влиятельный, нам никто помогать не станет, боясь его гнева. Наоборот, даже воры и убийцы станут за нами охотиться, чтобы заработать на будущее его милость. Да и мои родные не настолько безобидны, тоже могут нанять кого-нибудь из гильдии убийц, чтобы они нам помогли отправиться в мир иной.

— Вывод один — уходить надо из города, — я погрузил деревянную ложку в мутную жидкость, которую здесь называли супом из требухи, вылавливая скрученные рваные листы капусты. Есть уже не хотелось, желудок замолчал не столько от сытости, сколько от страха, что ему еще бросят несколько ложек гнилого супа — В этом ты несомненно прав. Только куда идти? Вряд ли нам хоть кто-то обрадуется. Значит, будем есть траву и листья, пока не сдохнем где-нибудь в придорожной канаве.

— Я знаю одно место, где нас примут, но мне туда не хочется идти.

— Почему?

— Тетка там моя живет, но она ведьма.

— И что в этом страшного?

— Видит она много дальше обычных людей и понимает еще больше. Может сделать так, что смерть станет нам приятнее, чем жизнь…

— Не понимаю я тебя…

— Поймешь, — Денис пристально посмотрел в мои глаза. — Скоро, когда придет твое время. Мы же близки не только потому что выкормлены одним и тем же молоком, есть у нас еще одна общая черта.

— Какая?

— Сейчас ничего сказать не могу, обещаю, что потом обязательно все расскажу.

— Ладно, — вздохнул я, решив, что в конце концов все это сейчас не важно, главное это выжить. — Давай подробнее о тетке…

— Живет она от города в двух днях пути, только не хочется туда… — Денис помрачнел. — Плохое там место.

— Хуже, чем город? — я отставил суп в сторону, в нем больше ничего не осталось кроме мутной жижи, ее можно выпить, только вряд ли стоит, потом живот болеть будет. — Здесь мы сможем жить пока не кончатся твои медяки, после этого нас ни один трактир не примет. Но дело даже не в этом, мой отец дал мне два дня на то, чтобы я убрался из города, после этого срока на меня начнут охоту все, кто пожелает. Что хоть за место?

— Место плохое — лес… — Денис тоже поковырялся в своей чашке, потом как и я отставил ее в сторону, глядя, как служанка разносит постояльцам зажаренное в очаге мясо ягненка. — Тетка как-то приезжала в город к матери, сказала, когда мне станет совсем плохо, чтобы нашел ее. И даже рассказала, как к ней добраться.

— Значит решено, туда и пойдем, — я задумался. Два дня в дороге — большой срок, многое может произойти, оружие нужно, да и еда не помешает. Придется завтра навестить братьев, попробовать уговорить, чтобы они отдали старый меч, что лежит у нас на чердаке, он все равно никому не нужен.

Отец его всем предлагал, даже пытался как-то продать, но выглядел тот неказисто, потому покупателей не нашлось. Мне его отдадут, если найду нужные слова для братьев для сестер, они оружие не любят так же, как и меня.

— Провизию нужно в дорогу, так что ты свои медяки пока не расходуй, придется на них хлеб покупать.

— Плохое там место, — в третий раз проговорил Денис. — Очень плохое, не хочется туда идти, а тетка очень опасная и сильная ведьма.

— Ну, тогда оставайся здесь, если надеешься выжить, а у меня выбора нет, — я помрачнел. — Завтра же тобой нечисть пообедает, она никого не щадит.

— А вот тут ты не прав, она не всех ест, знаю десяток ребят, которые по улицам ночью ходили и живыми остались, никто их не тронул, хоть тени видели и вой слышали, от которого сердце замирало. Шанс выжить в городе есть, а вот у тетки его может и не быть… боюсь я ее.

— Да что там такое? — не выдержал я. — Ты хоть намекни, тогда тоже бояться стану.

Ответить Денис не успел, подошла служанка и поманила меня пальцем.

— Тебя хозяин зовет. Иди.

Я оглянулся, трактирщик вышел из-за стойки и теперь стоял в дверях, мрачно глядя на меня.

Постояльцы понемногу разошлись, кроме нас с Денисом остались еще двое за соседним столиком, но с ними дело понятное, еще немного, сговорятся, допьют вино, и поднимутся наверх, ключ от комнаты он уже взял, я видел, как мужчина вертел его в руках.

Я подошел к хозяину.

— Тебя я не сразу узнал, Наджес, — мрачно проговорил он. — Жаль, что поздно разглядел, иначе бы не пустил на порог, но если пустил, выгонять не стану, зверем бесчеловечным меня еще никто не называл, да и стражам не понравится, если кого-то убьют на улице возле моего заведения.

— Прости, — я примирительно развел руками. — Поверь, сюда бы не пришел, если бы была другая возможность…

— Что случилось, то случилось, — привычно усмехнулся трактирщик. — Историю твою знаю, но помочь ничем не могу, отца твоего того и гляди начальником стражи поставят, тогда мне не поздоровится. Повторяю, гнать — не гоню. В ночь отправить человека на прокорм нечисти, дело не божеское, но чтобы завтра утром ноги твоей и твоего приятеля не было, и больше никогда сюда не приходи…

— Хорошо, — кивнул я. — Об этом мы сейчас с моим молочным братом и договариваемся. Решаем куда идти из города…

— Если завтра уйдешь и без скандала, то припасы в дорогу дам. Может, еда покажется не очень вкусной, но дня на три хватит, чтобы с голода не умереть.

— Спасибо, — поклонился я. — Утром мы еще по городу походим, надо хоть какое-то оружие найти, а днем уйдем.

— К парадной двери не подходи, зайдешь с проулка, повара я предупрежу, но если вздумаешь, снова вечером вернуться, то я тебя стражам сдам. Если тебя увидят, то отнесутся как к бродяге, на площадь выведут и плетьми отхлещут, такое им дали указание…

— Теперь буду знать, — я низко и уважительно поклонился еще раз, все-таки первый человек, кто сегодня мне добро сделал. — Вас не подведу, все сделаю так, как учили, зайду с проулка…

— Сейчас служанка плошки погасит, масло тоже денег стоит, ложитесь спать на лавках, а утром, чтобы ушли до первых посетителей.

Трактирщик проводил взглядом влюбленную парочку, которая поднялась на второй этаж в свободную комнату, служанка пробежала по столам, гася плошки, и трактир погрузился во тьму.

* * *

Костя еще несколько раз махнул мечом, потом решил, что старосту упускать ни в коем случае нельзя, и зашагал обратно к кузнице.

Ефим время зря не терял, дожидаться его не стал и драпанул, чтобы его догнать, пришлось хорошо побегать — тот почти добрался до дома кузнеца. Костик подбил его ногу, а когда староста упал, пару раз пнул по ребрам, и толкая его перед собой остро отточенным лезвием, привел обратно в кузницу.

Народу вокруг нее добавилось, кузнец уже встал, да и Лог пришел в себя. Мужики держали наготове вилы, косы, кое-кто дубины. Кузнец снова вооружился заготовкой меча, а Лог своим молотом — от нападения их останавливало то, что Костя прикрывался старостой.

— Ну и что будем делать? — спросил громко юноша, так чтобы слышали все. Драться с толпой мужиков ему не хотелось, убивать придется, а это никому не было нужно. — Ты, Ефим, готов умереть за нормальные портки и еду на три дня? А ты кузнец? А мужики твои? Может всех вас и не убью, но троих-четверых точно с собой на тот свет захвачу. Так как расходиться станем?

Староста, было, дернулся, но Костя сбил его с ног в густую пыль и приставил к шее меч, не отводя настороженных глаз от толпы. Надоело ему это все. Только он до сих пор не знал, как из этого выворачиваться. Убежать в лес и там умереть от голода? Не хочется…

Значит, придется держаться до конца. Убьют, так убьют, черт с ними!

Кости сплюнул под ноги мужиков, и те снова попятились назад — бросаться на него явно не собирались, на старосту смотрели кто с жалостью, а кое-кто с усмешкой.

— Отпусти, — прохрипел Ефим. — Договоримся…

Кузнец стоял к нему ближе всех и угрюмо молчал, Лог за его спиной вытирал кровь с разбитой головы, и смотрел не то что зло, скорее растерянно. Похоже, что получилось, никому не нравилось, только как из этого выходить, никто не знал.

— И как договоримся? — спросил мрачно Костя. — Пробовали уже раз, только закончилось все плохо…

— Портки я тебе дам и рубаху, есть у меня запасные, — проговорил один из бывших лучников, он так и стоял держа в руках его как палку. — Только ты у меня лук сломал, надо бы сделать…

— Но я тебя не убил, а мог бы, — Костик поморщился, пот тек по коже, а ветерок холодил. — Ты бы еще немного и в меня бы попал, очень неплохо стреляешь.

— Мог убить, но ведь не убил же, — не согласился мужик, — А раз так, то я тебе портки и рубаху, а ты мне лук сделаешь настоящий, боевой, я видел такие у стражников в городе. Ох и мощное оружие, шагов на пятьсот бьет…

— Не пойдет, — покачал головой юноша. — Боевой лук делать долго, его клеить надо, гнуть из хорошего дерева, а я здесь надолго не задержусь — может, сегодня и уйду, как только получу то, что прошу…

— Точно уйдешь? — спросил Ефим из-под его ноги. — Не врешь?

— Уйду, а что мне с вами делать? Я не крестьянин, мне ваши поля без надобности, пойду искать работу в город.

— Работу и мы тебе можем предоставить, — староста снизу похлопал его по ноге. — Дай я стану, а то как-то трудно договариваться в таком положении. Да и не молодой я уже, чтобы на земле валяться, ребра болят… зачем ногами-то пинал?…

Юноша подал ему руку и помог подняться.

— Так что ты начал говорить о работе?

— На следующей неделе мы отправляем обоз на ярмарку, его охранять надо, — староста мрачно посмотрел на мужиков, видимо ожидая возражения, потом снова перевел взгляд на Костика. — Если доведешь обоз без потерь, то расплатимся харчами и одеждой. Парень, ты ловкий, с мечом обращаться умеешь…

— Одному обоз охранять, нереально…

— Мы же тоже с тобой будем, — вздохнул Ефим. — Понятно, что один везде не успеешь, но я тебя назначу старшим за охрану, поэтому с тебя просто спрос будет особый. Тебе же все равно в город надо, больше ты нигде себе работы не найдешь, так что нам по пути. Устраивает?

— Считай, договорились, только на кузнице я больше работать не стану.

— Не хочешь, не работай, — староста распрямился и тут же охнул и схватился за бок. — Кузнец тебя взял, чтобы мечи ковать, а мы берем, обоз охранять. Ты бездельничать не станешь, деревню тоже защищать надо. Сегодня отдохнешь, а завтра встанешь на дежурство. А меч у тебя получился неплохой, острый…

Мужики засмеялись, за ними староста, а потом к ним присоединился и кузнец, только Лог смотрел на Костика зло, вытирая кровь все еще сочащуюся из глубокой царапины на лбу.

— Только где же нам тебя устроить на ночь? Кузнец, ты его не возьмешь? Или кто другой?

— Нет, мне такой в доме не нужен, он мне едва ребра не сломал, да и Логу вон голову пробил. Убьем мы его, когда заснет…

— Да, дела… — Ефим еще раз посмотрел на мужиков, видимо ожидая, что кто-то откликнется на его просьбу, но все угрюмо молчали и отводили взгляд. — Я его тоже в свой дом не возьму, у меня дочка на выданье — испортит, кому после этого отдам?

— В деревне его никто не возьмет, — покачал головой один из лучников. — Дураков нет. Смотри, что натворил за день, с утра появился, а уже к вечеру со всеми перессорился. Отдельно его от всех надо держать, как зверя в клетке. Может, поместим в избу у леса, где Мартын жил?

— Пожалуй, это неплохой вариант, — покивал староста. — Вот, что, чужак, если хочешь у нас остаться, устраивайся на ночь в доме за околицей возле леса, там сейчас никто не живет. Мужик там один жил, ушел в лес и не вернулся, уже скоро месяц тому будет. То ли пришлые его убили, то ли зверь какой задрал. Жену и дочку родственники к себе забрали, так что дом пустой стоит. Изба большая, хорошая, там и одежду себе, может, найдешь.

— Не найдет он в доме ничего, — вздохнул мужик с разрубленным луком. — Там вся деревня уже побывала, все, что можно в хозяйстве использовать давно растащили — откуда по-твоему у меня лишние штаны и рубаха?

— Я же запретил оттуда что-либо брать, — нахмурился Ефим, обвел суровым взглядом мужиков, те и не думали прятать от него своих насмешливых улыбок. — А жить-то там еще можно?

— Только в сарае, в доме давно ничего нет, все вынесли, в том числе и рамы — стекло нынче дорого.

— В общем там и будешь жить, — махнул рукой староста. — В сарае, в доме, сам определяйся. Одежду и еду тебе туда принесут. Ступай, и чтобы тебя никто на улице не видел, и к девкам не приставай, даже не разговаривай, иначе наш договор потеряет силу. Мне неприятности в деревне не нужны.

— Ладно, договорились, главное еду, чтобы быстрее принесли, проголодался я, а девки мне ваши не нужны, — Костик повернулся и направился к околице. — И одежду, а то ночью прохладно спать будет…

Далеко не ушел, его остановил кузнец, поймав за руку:

— Фартук отдай, и бахилы снимай, они мои. Штаны, если хочешь, можешь оставить, а все остальное отдай…

— А я бы и штаны обратно забрал, — пробурчал Лог, продолжая утирать сочащуюся из царапины кровь. — От этого чужака одни неприятности, мне вон дырку во лбу сделал.

— Тебе мало, парень? — вскинулся Ефим. — Если мало, то я разрешу тебе еще немного с чужаком подраться. Хочешь? Он тогда тебе еще одну сделает…

Мужики засмеялись, увидев, как подручный отшатнулся назад.

— То-то и оно, — усмехнулся староста. — Думаешь, легко все дела миром решать? Чужак всех бы вас поубивает, если с ним не договориться. Видишь, какой быстрый? Даже охотники промахнулись, а они каждый день из леса дичь приносят, так что стрелять умеют. И дерется пришлый так, что всем навалял. Ты у нас, посчитай, самый сильный из парней будешь, а вон до сих пор кровью умываешься. Так что стой и молчи!

Ефим перевел хмурый взгляд на Костика:

— А ты, чужак, отдай кузнецу его кузнечное добро. Сапоги тебе принесут, только не знаю, в размер будут или нет, так что бахилы тебе не нужны, как и фартук. Кстати, как звать-то тебя?

— Зовите Костей, — юноша снял с себя фартук и бахилы, оставшись в одних только рваных штанах, потом неохотно бросил и меч к ногам кузнеца, который до сих пор держал в руках. — Так меня родители назвали.

— Ну, если тебе нравится, то и мы станем тебя так звать.

— Я к этому имени привык, — Костик зашагал к дому, крикнув через плечо Ефиму. — Не забудь об одежде и еде — есть уже давно хочется, да и прохладно без нее.

— Принесем не беспокойся.

Костя все еще не конца осознавал, что происходит, до сих пор не представлял, где находится. Версий было всего две: одна — что его перенесло в сторону километров на триста-пятьсот, так сказать, телепортировали, вторая была намного хуже — его перебросило во времени лет этак на тысячу назад.

Обдумывать этот вариант ему меньше всего хотелось, от одного предположения у него мурашки бежали по телу, а в сердце просыпалось отчаяние.

Одно дело — читать подобное в фантастических романах, и совсем другое самому попасть в такую историю.

Потерять всех своих друзей, забыть вкус современных продуктов, носить то, что сейчас на него одето, и спать на чем придется. А если заболеет, кто его здесь лечить станет? Да и чем?

Антибиотики еще не изобретены, лекарств нет, от одного больного зуба можно загнуться…

Значит, будем придерживаться версии, что его перебросило куда-то в Сибирь, к староверам. Вот съездит в город, найдет там телефон, и все разъяснится…

Костик оглянулся назад. Мужики стали расходиться, староста вслед за ними отправился к своему дому. На кузне застучали мехи, мальчишка разводил огонь, а подручный побежал к реке смывать кровь, а ему в помощь из дома кузнеца уже спешила знакомая ему толстая тетка с какой-то тряпкой.

Неужели староверы не пользуются йодом?

Юноша вздохнул и недоуменно остановился перед крепким забором, в котором хватало дыр, крепкие толстые доски кто-то вытаскивал и складывал в кучу, видимо готовя к тому, чтобы потом подъехать на телеге и все забрать.

Сейчас правда никого не было, а в дыру забора виден был высокий бревенчатый дом, над ним мужики тоже поработали крепко, крыльцо уже развалили, и полуоткрытая дверь покачивалась в метре от земли.

Костя подтянулся и залез внутрь, здесь следы разгрома были видны еще отчетливее — половину досок с пола сорвали и сквозь дыры виднелась земля.

Потолок разворотили, хорошо еще, что саму крышу не тронули, иначе дожди бы насквозь дом промочили.

Рамы выдернуты с корнем, и прохладный колючий ветерок свободно гуляет по двум небольшим комнатам. Массивную русскую печь, на которой вполне можно было бы спать, пока еще не разобрали, хотя ухват и заслонку уже утащили.

В сарае, который прислонился одним боком к дому, вместо пола была утоптанная земля, но имелся второй этаж, проходивший через все строение, там было сухо, лежало немного прошлогоднего сена, в котором вполне можно было разместиться на ночь.

Костик в таких условиях никогда не спал, тем более без одеяла и одежды, спальника и палатки, но тут оставалось надеяться на то, что староста исполнит обещание, и хоть что-то ему даст, чтобы он не замерз ночью.

Если судить по не очень жаркому дню, ночью наверняка будет холодно.

Дверь в сарае сбитая из досок, закрывалась неплотно, и ветерок свободно гулял, где хотел, заставляя волоски на руках и ногах подниматься, в тщетном усилии прикрыть тело отсутствующей растительностью.

На второй этаж лестницы не было — сперли, пришлось прыгать и подтягиваться на руках.

Костя подгреб сена на шершавые плохо-отесанные доски, прижался к бревенчатой стене, подтянул коленки к подбородку и обхватил себя руками, надеясь хоть немного согреться. Ему было тоскливо и очень противно, мышцы болели от тяжелой работы и большой физической нагрузки. Никогда еще он столько не ходил и не двигался.

Ступни ног, руки, плечи, живот и спина были в царапинах и ожогах, которые получил на кузне и в лесу. И еще очень хотелось есть.

Когда остатки адреналина улетучились, и он наконец расслабился, то ему стало так плохо, что возникло ощущение, будто умирает.

Жить ему, правда, и без этого не хотелось — в его голове все больше зрело убеждение, что дальше всё станет еще хуже.

Не случайно он оказался здесь, ох, не случайно. И обратно его никто не заберет. И он никогда не проснется, если все так и будет продолжаться.

Город — если он выдержит и сможет выжить, чтобы в нем оказаться — окажется каким-нибудь скопищем небольших деревянных, кое-где с вкраплениями каменных двухэтажных хибар, с грязными узкими только кое-где мощеными улицами, по которым бегут ручьи из нечистот. Телефона нет, радио тоже…

Такими были города средневековья, и все вокруг говорило о том, что он находится примерно в этом времени. Слишком многое говорило об этом — точнее отсутствие этого многого и привычного…

Зачем староверам ковать мечи, если можно приобрести охотничьи ружья?

Отчего никто не позвонит в город, чтобы прислали милицию? Почему он не увидел и не услышал ни одного самолета или вертолета, кружащего в небе — в конце концов двадцать первый век на дворе… или нет?

Костик вздохнул и решил, что, если ему сейчас не принесут еду и одежду, то он разнесет всю деревню и все заберет силой. Коль милиции нет, а главное оружие — меч, то он вполне сможет с этим справиться.

Вспомнилась еще одна странность. Он не увидел в деревне ни одной собаки, такое даже в кошмарном сне никому не привидится, друзья человека давно стали частью современной жизни.

Значит все-таки в прошлом, или что еще хуже в другом мире?

Если это так, тогда совсем беда. В любом случае — тут он скрипнул от злости и раздражения зубами — стоит надеться только на себя. Гуманизмом здесь и не пахнет, а значит, каждый выживает в одиночку. Он здесь чужой, следовательно, получит только то, что сумеет сам отобрать, даром ему никто ничего не даст.

Придется воровать кур и овец, находить амбары, вскрывать зерновые ямы и многое другое, если, конечно, хочет выжить.

Костик заворочался, сено смялось, ребра уже болели от твердых досок и услышал во дворе звонкий мальчишеский голос.

— Эй, чужак, ты где? Я тебе одежду принес.

Юноша посмотрел в щель и увидел босоногого мальчишку с объемистым тюком нерешительно переминающегося с ноги на ногу посередине открытого двора — ворота тоже унесли рачительные селяне.

— Я в сарае устроился, — отозвался Костя. — Не бойся, с мелюзгой не воюю.

— Ладно, — рассмеялся мальчишка. — Раз так, то и я тебя тоже не трону.

Он подошел к воротам сарая и потянул створку, сбитую из досок, ржавые петли, скованные вероятно все в той же кузнице протяжно заскрипели.

— Куда спрятался?

Юноша опустил руки и рывком забросил мальчишку вместе с узлом наверх, тот только и успел тоненько и испуганно взвизгнуть. Лет тому было около двенадцати, роста небольшого, вихри темные, скулы выдающиеся, такие были у многих в этой деревне, словно когда-то по этим местам прошли татары.

— Что принес?

— Одежду и еду, как дядя сказал, — пацан успокоился, сел на помост, опустив вниз ноги, разглядывая, как Костик развязывает тюк из широкого домотканого полотна.

— А кто дядя?

— Староста… кто же еще?

На самом верху оказались невысокие сапоги сшитые из грубо выделанной кожи и покрытые сверху какой-то остро-пахнущей берестяным дегтем смесью для того, чтобы не промокали. Подошва была толстая из нескольких слоев кожи и пробитая основательно деревянными нагелями — выглядели они не так уж плохо для деревушки затерянной в средних веках.

Размер тоже оказался его, в качестве носков прилагались портянки — две полоски из серой грубой ткани. Вот уж не думал, что придется такое носить в гражданской жизни, считал, только в армии придется.

Под сапогами оказались штаны из той же домотканой ткани, что и портянки, только окрашенные в коричневый цвет, они показались ему немного великоваты, в узле, правда, оказалась толстая веревка сплетенная из растительного волокна, довольно прочная на разрыв — видимо для подпояски.

Рубашка прилагалась к штанам просторная, из той же ткани, и вполне теплая.

Это можно было носить, хоть Костик несомненно привык к более изящной одежде из разных тканей, а не их одной вытканной из какого-нибудь льна, или… ну в общем из того — из чего ее здесь ткут.

Посмотрев на все это богатство, Костя вздохнул и осмотрел свое тело.

Ноги покрывала густая деревенская пыль, руки, плечи и ноги были в зелени травы, царапинах и потеках засохшей крови. Вряд ли стоило одевать чистую одежду на себя — самому же потом станет неприятно.

Сначала следует вымыться, благо колодец имелся во дворе и над деревянным срубом висело деревянное ведро, которое никто из мужиков еще не догадался унести.

Костик посмотрел с тоской вниз и решил, что сначала следует поесть, хотя бы для того чтобы согреться. Вряд ли вода в колодце окажется теплой, как парной молоко, вероятнее всего ледяной, которую стерпеть будет невозможно…

На дне узла обнаружилась все та же каша, сухая без масла, но зато много — почти полный котелок, ею юноша и занялся. Мальчишка подгреб под себя сухую траву, уселся удобнее, продолжая внимательно его рассматривать.

— Чего тебе во мне не нравится? — поинтересовался Костя с набитым ртом, получилось не очень внятно, но пацан его понял. — Тебе я еще ничего плохого не сделал, чтобы на меня волком смотреть…

— Мне только и не сделал, зато вся деревня говорит, что ты здорово дерешься. Логу голову разбил, а он у нас самый здоровый из парней, во все драки лезет, многим от него досталось, а перед тобой спасовал. А еще кузнеца побил, и другу моему Митьке, он на кузне учеником работает, по шее дал…

— И что тебе в этом не нравится?

— Лог — здоровый детина, он тебя выше и сильнее будет, да веса в нем больше чем в тебе. Как ты его побил? Расскажи, может, пригодится.

— Наверно тебя другие мальчишки лупят?

— Бывает… — согласился мальчишка и тяжело вздохнул. — Есть у нас пара здоровых бугаев, они меня постарше будут, вот и пристают, хоть из дома не выходи. Был бы сам местный, они бы меня не тронули, а я здесь оказался из другой деревни, вот мне и достается. Не научишь драться?

— А мне от этого какая польза?

— Научишь драться, чужак, а я за это тебе мяса принесу, или другой вкусной еды…

— Мясо, это неплохо, только за один раз драться никого не научишь, — пожал плечами Костик. — Показать некоторые приемы могу, но при одном условии — если познакомишь с теми мальчишками, кто осколки меча древнего нашел.

— А тебе это зачем?

— Чувствую, мне здесь без хорошего оружия тяжко придется. У кузнеца железо плохое, болотное, в нем примесей много, из него, как ни старайся, ничего хорошего не сделаешь. А вот если удастся найти недостающие осколки, то смогу их сковать в хорошее оружие, и будет у меня хороший меч, который в бою не подведет.

— Я сам нашел эту пещеру и меч тоже, со мной, правда, был еще один парнишка, только его сейчас в деревне нет, отправили к дальней родне за город, у нас сейчас многие своих детей отправляют, боятся. Давай, показывай, как нужно драться, а я тебе потом за это к пещере отведу.

— Слезай вниз, — юноша отставил в сторону железный котелок, оттолкнулся от бревен и спрыгнул на утрамбованную землю. — Только дай мне сначала умыться и одеться.

Костик подошел к колодцу, опустил длинный шест с крюком с деревянным ведром и противовесом на другом конце в виде деревянного чурбака, и когда что-то плеснулось далеко внизу, вытащил. Вода, как он и ожидал, оказалась ледяной, мутной и невкусной, от нее перехватило дыхание и сразу забурлило в животе, но он все равно тщательно, насколько у него получалось, вымылся и напился, смачивая горло после сухой каши. Только отплевавшись от привкуса глины появившегося во рту, начал одеваться.

После помывки все мелкие ранки и царапины сразу заныли, но он страдальчески морщась, все-таки оделся, чувствуя, как тяжелая грубая ткань царапает нежную кожу. Пацан с нескрываемым интересом рассмотрел все его царапины и ожоги, потом улыбнулся:

— Хочешь мазь заживляющую принесу? Бабка, что ее здесь варит, мне дальней родственницей приходится, не откажет, я ей иногда помогаю, то хворосту из леса принесу, то воды в дом натаскаю, или за травами в лес сбегаю. Если ничего делать не будешь, то кровью истечешь. Да и заживать раны долго будут, нагноятся, от этого можно и умереть. У нас тут один мужик жил, так он в лесу, вон как ты, на сук босой ногой напоролся, а потом умер от внутреннего жара. Бабка Маланья сказал, что если бы он свою рану ее мазью сразу помазал, то ничего с ним не случилось бы. …

— Принеси, лишней не станет, — Костик кивнул, глядя на заходящее багровое солнце — Только мне с тобой расплатиться нечем, да и с бабкой твоей тоже.

— Научишь драться и рассчитаемся. Понимаю, что многое за раз не расскажешь, но хоть что-то покажи, а то я машу руками, машу, да все без толка, то промахнусь, то от своего же удара развернет, а они только издеваются — лицом уронят в пыль и есть ее заставляют…

— Наука боя не очень сложная, но чтобы драться навык нужен, тренировка, — Костя натянул сапоги и притопнул, вроде получилось неплохо, хоть и чувствовал, что скоро портянки кожу натрут. — Тебе подойдут простые приемы, которым учиться, особо не надо. Если есть хорошая обувка, наступи сопернику на ступню, или пни в колено — сразу отстанет, потому что больно будет. В живот бей рукой или ногой, по глазам хлещи изо всей силы, в шею бей, там где кадык, вобьешь его внутрь, считай любой бой выиграл. Если при этом сломаешь трахею — это трубка такая, по которой мы дышим — то убьешь. Проще говоря, в драке перед тобой не человек, а лютый зверь. Куда зверя бьют? Туда, где мягко — в живот. В глаза пыль брось, ослепишь, пока твои враги их протирают, по коленям бей, коленную чашечку разобьешь, считай, противник инвалидом стал…

— Такими ударами и убить можно, — недовольно покачал головой парнишка. — Опасные они…

— В драке и стараются сделать другим больно — разве не так?

— Так! — пацан нахмурился, что-то обдумывая. — Но если я глаза Прохору выбью, то меня из деревни выгонят.

— А если он тебе?

— Драться Прохор не умеет, он силой берет, собьет на землю, да сверху навалится всей своей тушей, из-под него не вылезешь. Не столько больно — сколько обидно.

— Вот если не меня бы Лог навалился всей тушей, то мне бы тоже не сладко пришлось, — признался Костик. — В драке с таким массивным противником — главное не попасться ему в руки, бегать вокруг него, пинать, бить, куда получится, главное, чтобы он тебя не зацепил.

— А с двумя мальчишками как драться? — пацан слушал внимательно, запоминал все удары, которые он между делом показывал. — У Прохора брат есть, он хоть и младше меня, но тоже здоровый — когда они вдвоем, то всех ребят в деревне бьют.

— Все то же самое — не попадайся им в руки, бегай вокруг, ищи возможности для удара и не позволяй зажать тебя в угол — если зажмут, считай, пропал. С двумя в два раза быстрее носиться приходится, бывает, набегаешься так, что потом ноги от усталости едва волочишь. В бою то же самое делаешь, руками машешь, да уклоняешься…

— Тяжело это — драться против толстых и тяжелых, — вздохнул мальчишка. — Спасибо, я понял. Правда, это и без тебя знал, ничего нового ты мне и не рассказал, не стоят твои слова лечебной мази.

— За пять минут драться не научишь, так что прости. А ты торгуешься, как Ефим.

— Да я не обиделся, чтобы передо мной извиняться, — мальчишка улыбнулся такой широкой и приятной улыбкой, что и юноша не смог удержаться и улыбнулся в ответ. — Я мазь заживляющую тебе, когда стемнеет, все равно принесу, хоть ты ее и не заслужил. А завтра может и мясо. Сегодня ничего не получится, поздно уже, солнце, вот-вот зайдет. А ты зачем о пещере спрашивал, где мы куски меча нашли? Там больше ничего нет, мы все собрали.…

— Не хватает одного куска, а то и двух, поэтому нужно искать недостающий, иначе меч хороший не получится, без этого осколка его вниз потянет, баланс у него будет неправильный…

— Ладно… — мальчишка улыбнулся. — А меч красивый, необычный, там на нем рисунок, два воина…

— Рисунок я не увидел, а вот надпись заметил, по ней и понял, буквы обрезаны.

— Такой меч, наверное, раньше короли носили. Я уже просил кузнеца, чтобы он мне сковал его, но он говорит, не куется металл, слишком твердый.

— Твердый, не твердый, а попробовать надо. Покажешь, где пещера?

— Покажу, может завтра и сходим поутру. Жди, я рано приду, — мальчишка выбежал из двора, но потом неожиданно вернулся, прокричав от ворот. — Ночью холодно, ты в углу сарая посмотри, мы там с другом шкуру медведя спрятали, ею укрываться можно.

— Спасибо, — поблагодарил Костик, провожая мальчика взглядом, тот отбежав метров на сто, снова вернулся, на этот раз закричал уже издали. — Ты себе палку возьми, или дубину, плохой это дом, в него ночью всякая нечисть приходит, так бабка Маланья говорит, а она врать не станет.

В этом доме много уже людей умерло, ни один еще ночь не пережил, поэтому тебя сюда Ефим и поселил, чтобы от тебя избавиться. А то как мы с тобой завтра в пещеру пойдем, если тебя ночью сожрут?

— Какая нечисть? — спросил Костя, но отвечать было некому, мальчишка умчался, загребая босыми ногами густую деревенскую пыль, которую даже ветер высоко не поднимает, настолько она тяжелая.

— Итак… — пробормотал он, ложась на сено и разглядывая пустынную кривую дорогу, проходящую мимо серой высокой скалы, которая обрывалась к небольшой, но по-видимому глубокой речке.

Здесь на этом суживающемся участке два местных охранника разводили костер, готовясь к ночному дежурству. Место было хорошее, мимо них никто пройти никто не мог, он сам проскользнул только благодаря тому, что они утром уже ушли.

Багровое светило уже опускалось к лесу, собираясь спрятаться за высокими деревьями до завтрашнего утра.

— Так что же мы имеем? Что нам принесло настоящее, ставшее уже прошлым?

Такую привычку имел его отец, приходя вечером, он заставлял его рассказывать о том, что произошло за день, говоря, что это позволяет понять, куда ты двигаешься, разобраться с препятствиями и наметить новые ориентиры, иначе будешь, как лодка без ветрил — куда подуло, туда и понесло. А это плохо, потому что тогда жизнь складывается хаотично, новые беды и проблемы приходят неожиданно.

Ни одна беда не приходит внезапно, сначала звенит звоночек, происходят какие-то мелкие несуразности, чтобы потом слепившись вместе в огромный ужасный ком обрушиться на голову.

— Можно подумать, что мы управляем своей жизнью, — проворчал юноша, продолжая спорить с отцом, хоть тот давно уже испарился из их с матерью жизни. Пропал где-то безвозвратно, сначала приходили редкие переводы и письма, а потом исчезло и это.

Наверно, он его любил — уважал это точно, отец был настоящим мужчиной, бесстрашным, сильным и в то же время заботливым. Конечно, он ушел из семьи, но Костя уже понимал, что отношения между людьми — штука довольно сложная, и не всегда все выстраивается в хрестоматийную схему — отец, мать, дети и все счастливы.

Чаще, насколько он видел вокруг, все как раз наоборот, все несчастливы, и даже не понимают, что их держит вместе.

Костик угрюмо пробормотал, глядя, как сторожа поставили на огонь котелок:

— Ну какой тут анализ? Вот засунули меня в эту дыру, откуда даже не знаю, как выбраться. Здесь все плохо, никаких удобств, к которым я привык, с едой тоже непросто, ее просто нет, как и денег. Оказался в этом мире голым, без кошелька и оружия, совсем как младенец, единственное отличие от него — только то, что умею ходить и говорить.

Хорошего нет ничего. Но наверно так же рождается любое дитя, если бы знало, что его ждет, вряд ли захотело бы появляться на свет. Между мной и им есть одно, но очень существенное отличие — за маленьким ребенком ухаживают, кормят, одевают, учат, готовя к взрослой жизни, а я сам по себе, как сирота…

Он недовольно хмыкнул. Не похоже это на анализ, больше на жалобу или мольбу. Что-то вроде — спаси и сохрани, а еще лучше верни обратно туда, где уже привык. Хотя с другой стороны он действительно словно только что родился на этой земле, и у него в сравнении с младенцем есть знания другого мира, более технологичного, с развитой цивилизацией.

Читал же он у Марка Твена об одном янки, которого так же, как и его, закинули в средневековье, как тот быстро приспособился, изобрел порох, электричество и стал самым крутым и богатым…

Он тоже может начать с белого листа. Пусть ему не нравится этот мир и время, в котором находится, но как бы то ни было, если хочет жить, придется доказывать всем, что имеет на это право. Пороха, ему конечно, не изобрести, учился плохо. Кажется для него нужен уголь, сера, и, кажется, нитрат калия, а где все это взять?

Он же не химик, не вспомнит. Но зато умеет драться. Пожалуй, это самый востребованный талант — подрался и сразу же приобрел себе новых врагов и друзей, получил одежду и место для ночлега, пусть и не самое лучшее, потому что ночью придет какая-то нечисть, которая его сожрет. Костя задумался.

«Нечисть, не нечисть, это для меня без разницы, может это зверь, а может и человек. Зомби какой-нибудь, только вот умирать все равно не хочется. — Он вздохнул. — Наверно, придется сражаться, а у меня нет оружия. Меч отдал. Мальчишка посоветовал найти дубину. Пока еще совсем не стемнело, стоит воспользоваться его советом…»

Юноша спрыгнул с сеновала вниз. Придет нечисть, или нет, но без оружия он будет чувствовать себя беспомощным.

В сарае ничего не было кроме старой потрескавшейся колоды, на которой рубили дрова, порванной упряжи и обтрепанной медвежьей шкуры, о которой ему рассказал мальчик. Да еще посередине стояла телега без колес, их-то точно утащили мужики.

Шкура оказалась облезлой, изъеденной молью, она осыпалась длинными густыми коричневыми волосками, но тем не менее ею вполне можно было укрыться.

Костик обрадовался, что понемногу решает возникающие перед ним бытовые вопросы — вот одеяло нашел теплое, меховое, а в качестве простыни будет использовать дерюгу, в которую одежду ему завернули. Получится совсем неплохо.

Он забросил шкуру наверх и еще раз внимательно взглянул на то, что удалось обнаружить в сарае.

Упряжь была сделана из толстой кожи, немного подумав, он решил, что она ему подойдет в качестве ремня. Конечно, хорошо бы какую-то пряжку, но пришлось довольствоваться толстым некрасивым узлом.

Потом внимательно осмотрел телегу и, используя, как рычаг, какую-то палку, выломал небольшую оглоблю, которую, как он решил, сможет использовать в качестве дубины, или как копье, если удастся найти что-нибудь подходящее для наконечника.

Костя вышел из сарая и замер. Закат был кровавым, такого он никогда еще не видел, казалось, что сам воздух, пахнущий травами, превратился в кровь, которую гонял туда-сюда легкий ветерок. Солнце определенно было не земным.

Костик грустно покачал головой и пошел к дому, обошел все комнаты, но только в очередной раз убедился, что мужики прибрали все, что могло хоть как-нибудь ему пригодиться.

Посмотрев на пробитый потолок, все-таки решил слазить на чердак, просто для того, чтобы в доме не осталось неисследованных им уголков.

А вдруг повезет и там наверху находится целая оружейная кладовая: автоматы, пулеметы, базуки…

М… да, было бы здорово.

Но там, как и ожидалось, кроме пыли и грязи ничего не оказалось. Паутина покрывала все пространство, соломенная труха поднималась вверх, заставляя чихать, видимо, сгинувший хозяин использовал ее в качестве утеплителя.

Костя уже повис на руках, чтобы спрыгнуть на разобранный пол, как заметил что-то на стене. Оказалось, так торчал большой металлический штырь, длиной с его локоть, который кто-то прочно вбил в бревно, чтобы тот держал часть потолка, как раз ту, которую уже утащили.

Для того чтобы вытащить, пришлось попотеть — штырь был вбит на славу, хорошо еще, что не до конца — на половину, и рукам было за что ухватиться.

Повезло, что вбили во влажное дерево, которое со временем усохло, дав небольшую слабину, благодаря чему в конце концов удалось расшатать и вытащить костыль.

Он удобно лег в руку, словно небольшая металлическая дубинка, своей тяжестью внушая призрачную уверенность, что с таким оружием можно ничего не бояться.

Костик подержал штырь в руках, несколько раз подбросил, поймал и решил, что в таком виде его это не устроит. Против человека сгодится, и то если тот окажется безоружным, а против зверя бесполезен — не нож и не дубина, а чтобы ударить придется приблизиться на расстояние удара лапой.

Лапа с когтями раньше разворотит половину его тела, чем он приблизится, особенно если будет принадлежать тигру или волку.

Нет, явно требуется что-то подлиннее и поострее…

Он вышел во двор и стал точить костыль об камень, лежащий возле колодца. Провозился с этим дотемна, пока воздух перестал походить на кровь и стал стремительно чернеть, превращаясь в ночь.

Штырь стал ненамного острее, но все-таки им уже было можно попытаться пробить чью-нибудь плоть.

Он привязал его куском веревки к оглобле, и получил копье — не очень удобное, явно не идеальное, но им вполне можно было убить человека и даже большого зверя вроде медведя, если конечно повезет проткнуть толстую шкуру, крепкие мышцы и попасть прямо в сердце. И конечно, если хватит силы, таким оружием орудовать…

Так или иначе, он сделал все, что мог для того, чтобы подготовиться к приходу ночных незваных гостей, больше сделать все равно уже ничего нельзя, стемнело настолько, что уже в шаге ничего нельзя увидеть.

Ветерок нес из леса теплый влажный запах травы и листвы, из глубины чащи слышался вой и вскрики птиц.

Костя даже поежился, представив ночевку в лесу. А это было бы вполне реальным, если бы его выгнали. Он вышел из ворот и посмотрел на деревню.

Ни в одном из домов не горела свеча или лучина, похоже, ложились здесь рано. Единственное, что светилось во всей округе — так это костер на околице, метрах в ста от него, возле которого сидело два охранника с луками и копьями.

Сторожа показались ему какими-то напуганными, они жались к огню, старательно подбрасывая дрова.

Юноша сплюнул, поежился от вечерней прохлады, зашел в сарай, привалив дверь старой колодой. Вряд ли это окажется серьезным препятствием для того, кто решит его посетить ночью, но шум поднимет, когда отлетит.

Подпрыгнул, подтянулся и залез на сеновал, продолжая мысленно подводить итоги прошедшего дня.

По большому счету все началось глупо. Он отправился с Панькой и двумя девушками в поход, так сказать, исследовать местный Стоун Хедж. И даже оказался в палатке с симпатичной девушкой со всеми вытекающими из этой ситуации последствиями, которые и на самом деле произошли.

Он был счастлив, доволен собой и жизнью, но вот тут все и началось. На них обрушился ливень, палатки промокли и потекли, они побежали прятаться под камнями, он упал, промок, залез в небольшую пещерку из каменных глыб, а закончилось это тем, что оказался, черт знает где. И теперь ему страшно, холодно и противно.

В течение этого долгого и не очень приятного дня несколько раз его попытались убить, заставили работать на кузнице за котелок невкусной и малопитательной каши сваренной из жесткого зерна неизвестного происхождения, а сейчас еще и предостерегли, что ночью придет какая-то нечисть и обязательно его сожрет.

Дальше наверняка станет еще хуже, это юноша давно уяснил из своего опыта — если что-то плохо началось, то кончается еще ужаснее.

Только куда ему деваться?

Он этот мир не выбирал, сюда не рвался, и даже не знал, что он где-то существует.

Костик вздохнул и закрыл глаза, прижимая к груди копье. Хочет он или не хочет, но уже здесь, а значит, придется выживать, используя все подручные средства. Как страшно-то…

Может, это все-таки сон? Вот сейчас согреется под этой ужасно-вонючей облезлой шкурой и проснется дома в мягкой постели под белыми простынями?

Костя вытянул ноги и закрыл глаза, потому что для того чтобы проснуться, нужно сначала заснуть.

Итак…

Посередине ночи он действительно проснулся от жуткого ощущения, что кто-то очень жуткий бродит вокруг сарая. На коже выступил холодный пот, сердце суматошно застучало, а изнутри от желудка к голове стал подниматься жуткий холод.

Такого он еще никогда не испытывал.

Юноша осторожно выглянул, но ничего не увидел, темнота стояла во дворе мрачной непреодолимой стеной, звезды хоть и светились где-то высоко вверху, но почти ничего не освещали, правда, колодец с торчащим шестом как-то удавалось различить, да еще громаду дома. Рисунок созвездий был ему незнаком, либо действительно находится в чужом мире, либо на другой стороне земного шара, например, где-нибудь на Багамах…

Костя прислушался. Тихо, только что-то потрескивает в доме, да кто-то воет в лесу — пронзительно и тоскливо. Из мрака пахнуло травой, лесом, сеном, старым деревом и землей.

Страх понемногу прошел, пот высох, сердце вернулось к обычному ритму, он еще какое-то время пялился в темноту, настороженно прислушиваясь и принюхиваясь, потом вытянул ноги и снова заснул, крепко сжимая самодельное копье.

Утро было серым, сумрачным и тоскливым. Чуда не произошло, он проснулся опять все там же — неизвестно где, рядом с этим жутким селом, где живут одни уроды, и с ужасным настроением.

Все тело болело, мышцы затвердевшие от тяжелой работы на кузне так и не расслабились на жестких неровных досках — наоборот от такого сна все задеревенело.

Костик приподнялся, охнул от подступившей острой боли, цепляясь скрюченными пальцами за доски, повис, но не удержался и рухнул вниз, едва успев согнуть колени.

Было больно — стало еще больнее.

Багровые лучи света проникали через щели в двери, она была закрыта, хоть колода откатилась в сторону вглубь сарая, словно кто-то ночью толкнул створку, но входить не стал.

А это значило, что он проснулся ночью от звука отлетающего куска дерева. Ему не показалось, кто-то действительно бродил вокруг сарая. Порыв ветра не мог отбросить колоду весом больше двадцати килограмм.

Он взял свое неказистое копье, отворил ворота, петли пронзительно взвизгнули, добавив уверенности в том, что ночью никто в его сарай не входил, раз он этого звука не слышал.

И огляделся.

Небо затянули серо-зеленые тучи, сквозь которые лучи багрового светила не могли пробиться, собирался дождь, обложной, моросящий, такой может зарядить на весь день. Ему всегда нравилось в такую погоду гулять по мокрому чистому городу.

Только здесь нет города и нормальной одежды, в которой можно бродить под мелкими колючими струйками, а значит, это еще одна неприятность до кучи.

Если сейчас попадет под дождь, то промокнет и замерзнет, не дай бог простынет, здесь медикаментов нет, а воспаление легких — смертельная болезнь. Даже аспирина нет, умрет в жаре, или, как здесь говорят, в горячке.

Перед тем как выйти из сарая, Костя внимательно осмотрел землю, но чужих следов на ней не заметил. Правда, земля во дворе была твердой и утоптанной, на ней и его-то следы не оставались. Все вроде стояло на своих местах — колодец, дом, покосившийся забор, дырявый забор с вырванным провалом ворот.

Костик глянул вдоль дороги и увидел серую золу костра, рядом кто-то лежал, закутавшись в одеяло, вероятно один из охранников, второго нигде не было видно, наверно в деревню пошел за завтраком. А вот ему никто ничего не принесет. Даже в голову никому не придет, что он тоже хочет есть.

По ощущениям было еще рано, может, часов пять — хотя какие ощущения могут быть в чужом мире?

— Охрана… — язвительно протянул юноша и пошел к колодцу. — На таких сторожей понадейся и точно до утра не доживешь.

Вода, как и вчера была мутной и ледяной, он разделся, облился из деревянного ведра, громко заорав от неожиданности, потом сразу, чтобы согреться, начал работать с копьем так, как его учили в спортзале. Попрыгав примерно с полчаса, а может и больше, он согрелся, поймал наконец-то тот ритм, который требовался, а заодно и выяснил все возможности им сделанного копья.

Они оказались небольшими, бросать его можно было, но вероятность того, что металлический штырь пробьет чье-то сердце, оказалась небольшой — несмотря на то, что он вчера его точил весь вечер, оно все равно оставалось тупым.

Можно было кого-то ударить оглоблей по голове как дубиной — в общем, пользы от такого оружия совсем немного.

Он же не богатырь русский, да и мелковата она для богатырского замаха, диаметр примерно пять сантиметров, и не копье и не дубина — так что-то среднее…

Он еще раз облился водой и пошел к сторожам, надеясь выпросить у них кусочек хлеба. Есть ему уже хотелось так, словно голодал не одну неделю, мышцам требовалось восполнение потраченной вчера энергии на работу в кузне.…

— Эй, охрана! — крикнул Костя издалека, чтобы не дай бог не напугать незадачливого сторожа — еще спросонья не поймет, кто подходит, возьмет, да пустит стрелу из лука. Хорошо если промахнется, а вдруг попадет?

Охранник даже не пошевелился, юноша бросил взгляд на деревенскую улицу начинающуюся метрах в двухстах от костра и увидел фигурки людей, идущих сюда.

Впереди шагал староста, энергично размахивая руками, рядом Лог и кузнец, за ними вдоль забора кралась стайка любопытных ребятишек, а еще дальше шла толпа мужиков.

Чем-то не понравилась Костику это шествие, поэтому он ближе к костру подходить не стал, сел на упавший со скалы камень и стал ждать дальнейшего развития событий.

Староста, увидев его, нахмурился, что-то бросил спешащему рядом кузнецу, и тот мрачно кивнул головой в ответ. Юноша будто сам услышал состоявшийся диалог, хоть с такого расстояния это было невозможно.

— Ты видишь, какой живучий этот пришлый, ничего ему не делается. Любого другого бы из дома утащили и сожрали, а его не тронули.

— Живучий гад, — подтвердил угрюмым кивком кузнец. — Я еще вчера это понял.

Староста закричал издалека сторожу, чтобы их встречал, тоже должно быть опасался, что с перепуга в него стрелу пустит, но тот даже не пошевелился.

Юноша понял, что его чутье на неприятности и на этот раз не подвело, с охранником действительно что-то не так.

Хорошо, что он не стал подходить ближе, в тягучей пыли остаются все следы, особенно сейчас, когда она влажная от выпавшей утренней росы. Это здесь на каменистой почве возле скалы ничего не остается, а там возле костра все видно, и кто подходил, и куда уходил.

Ефим подошел к костру, толкнул ногой сторожа, потом наклонился над ним.

Даже от скалы Костик увидел, как побелело его лицо, а остальные мужики испуганно отшатнулись назад.