– Что вы знаете о кастах? – спросил пространство главный режиссер театра.

– О-о-о, я знаю об этом гораздо больше, чем ты думаешь, – ответило пространство.

– А обо мне и говорить нечего, – добавило время, – Если бы меня спросили… Если бы меня хоть кто-то о чем-то спрашивал… Все говорят, что извлекают какие-то уроки, но, на самом деле, потом делают те же самые ошибки… А ведь все идет по спирали… Ах, история, конечно, не знает сослагательного наклонения, с этим не поспоришь, но… История знает будущее время…

– Причем тут грамматика, – раздраженно откликнулось сослагательное наклонение, – Если бы люди, которые придумывают правила, могли оценить то, что было, есть и будет, то правила работали бы гораздо лучше…

– Если бы… – насмешливо отозвалось будущее время, – всяческие наклоне-е-ения уже вошли в историю… Чего нельзя сказать о будущем… А ведь все, без исключения, что сейчас вошло в историю, когда-то было будущим…

– Безусловно… Тут даже не о чем говорить, – заметила история, – и вы сами в этом убедитесь. Я никогда никому ничего не доказываю. Это не математика, где нужны доказательства. Исторические доказательства – сами по себе – мало что значат. Имеет значение только мнение того, кто их трактует…

– Что ты имеешь в виду? Кастинги или подкасты? – спросил Клим главного режиссера, понимая, что вопрос был задан неспроста.

– После такого вопроса роли брахмана тебе не видать, – улыбнулась актриса «слегка за 40».

Главный режиссер посмотрел на нее с благодарностью и, в очередной раз молча восхитился ее проницательностью. Актриса «слегка за 40» умела читать между строк даже там, где между строк ничего не было. Но в данном случае она попала просто в точку.

– ОК, тогда я буду парией, – нашелся Клим, который не очень много знал о кастах, но хорошо понимал актрису «слегка за 40». В отличие от ночи с несчастной любовью Лилу, ночь с актрисой «слегка за сорок» закончилась более результативно.

Правда, когда Клим начал надеяться на повторение этой ночи, актриса «слегка за 40» явно дала ему понять, что участие в эпизодах – это не ее амплуа. Клим, который умел сгорать от страсти только на сцене, отнесся к этому более, чем спокойно.

Но, при этом, продолжал симпатизировать актрисе. Это была симпатия с элементами уважения, что в случае с Климом, само по себе было уже оригинально.

– Для парии у тебя слишком довольный вид, – бросила Зи через плечо, – ремесленник – это твой удел.

«Ничего себе, – подумало плечо Зи, через которое она общалась с Климом, – наверное ей придется извиниться и признать, что это было сказано слишком резко».

– Ах, успокойтесь, – сказала ночь, наступая полным ходом, – Плечо Зи Гранкиной не должно думать об извинениях. Я знаю все и даже больше о каждом из вас. Это не сцена, где вы показываете то, что хотите показать. В крайнем случае, то, что хочет показать режиссер. Ночь – это время и место, когда все становится на свои места. Даже если вы хотите по-другому… Все кошки серы, а мраморное плечо Зи способно свести с ума любого.

– Повторяю вопрос, – сказал режиссер, – что вы знаете о кастах?

– Мы будем ставить пьесу об индуизме? – спросил драматург, который в силу своей профессии был достаточно эрудирован и начитан, и знал о кастах достаточно, чтобы поддержать разговор.

– Не совсем, – ответил главный режиссер, – это будет современная постановка о нашем времени… Касты будут фигурировать на втором плане. Как фон. Как основа. Мне нужно понять, насколько вы сможете прочувствовать эту связь. Итак, что вы знаете о кастах?

– Если упростить все до схемы, – сказала Лилу многозначительно, – то это – разделение общества на сословия в древней Индии.

«Ну-ну, Лилу, давай, хватит быть маленьким пушистым зверьком, – подумал зайчонок, которого играла Лилу в детской пьесе, – ты же побеждала на всех олимпиадах, хоть и была зайчонком по жизни. Может быть, настало твое время, маленькая Лилу, страдающая от несчастной любви?»

Зи Гранкина, которая в свое время активно увлекалась буддизмом, посмотрела на Лилу более, чем внимательно. К сожалению, религия не может быть просто увлечением, и Зи прекрасно это понимала, поэтому осталась в православии, но о буддизме могла рассуждать более, чем свободно. Особенно, если дело касалось беседы за чашкой чая в кругу людей, которые даже не знали, что такое касты.

– Самая высшая каста – это брахманы. Жрецы, священнослужители, ученые… – продолжала Лилу, – Потом идут воины. Политики, учителя, врачи. Если смотреть на эту иерархию сверху, то на третьем уровне находятся торговцы. Ремесленников в некоторых источниках относят или к касте торговцев или к касте шудров. Шудры – это четвертая каста: слуги и те, кто работает руками. Вот почему ремесленники могут быть отнесены и туда и сюда.

– Есть еще группа неприкасаемых, – добавил драматург, который не мог упустить шанс показать свою незаменимость и эрудицию.

Зи, уставшая и от первого, и от второго, сверкнула на него глазами. Она хотела дать шанс Лилу показать себя с лучшей стороны. Лилу, в отличие от других актеров, никогда даже не пыталась соревноваться с Зи по привлекательности и сексуальности. Поэтому Зи спокойно готова была уступить пальму первенства Лилу.

Но, конечно, только в плане эрудиции.

– Да, – Лилу как будто отвечала урок, – Неприкасаемые – это те, кто выполнял самую грязную работу: стирку, уборку мусора, работу с глиной, кожей и так далее. Ни к одной касте не принадлежали парии. Они вообще были исключены из всяких социальных отношений, если можно так выразиться.

– ОК, спасибо, Лилу, – кивнул головой главный режиссер, – Оставим пока неприкасаемых и парий и вернемся к четырем кастам – брахманы, воины, торговцы и ремесленники. Ты права, мы немного упростим всю схему, т. к. для того, чтобы подробно разобраться в этих учениях, не хватит всей жизни.

Лилу изящно развела руками, давая понять слушателям, что ей есть еще что сказать на эту тему, но… если вы хотите все упростить, давайте упростим…

– Итак, мы говорим о четырех кастах, – чувствовалось, что режиссер хочет всех подвести к какой-то гениальной мысли, но, как выяснилось, начал он слишком издалека, – А скажите мне, каста – это принадлежность к чему?

Драматург поморщился. Он считал, что правильную последовательность вопросов может выстроить только он сам, а задача главного режиссера – совсем не в том, чтобы подводить актеров к пониманию будущей постановки. Вот если бы режиссер изложил ему, лично ему, весь свой замысел – пусть нескладно и сбивчиво – он, драматург трансформировал бы этот замысел в прекрасное действие, яркие диалоги и многозначительные паузы…

Но, похоже, в данный момент режиссера понимала одна Лилу.

– Исторически сложилось так, что каста – это принадлежность к территории и роду занятий. Но с течением времени стало понятно, что это не только то, чем занимается человек, и занимались его предки. Каста – это и занятие, и мировоззрение, и, если хотите – предназначение, и образ жизни, и образ мыслей, и голос предков и, в конце концов, душа.

– «Хорошую религию придумали индусы…», – процитировал Клим Пятеркин, глядя на Зи, которая сегодня казалась ему еще более недоступной, чем обычно.

– Да, это связано и с переселением душ, – серьезно заметила Лилу, – но, как я понимаю, мы сейчас говорим не об этом.

– Отлично, ты все правильно понимаешь, моя девочка, – сказал главный режиссер, – Итак… Почему касты не могли смешиваться? Почему это было запрещено?

– Во все времена у всех народов цари не женились на служанках, – заметил драматург, продолжая сверлить глазами Зи. В ушах его все еще звучала ее фраза о том, что «давай, в нашей паре безалаберной девочкой буду все-таки я…» Сначала он уцепился за слово «пара», и это его радовало, но когда вдумался в общий смысл фразы, то понял, что радоваться нечему.

Зи упорно не давалась в руки, несмотря на то, что утром на репетиции глаза у нее продолжали быть заплаканными.

– Именно по этой причине я и не спала сегодня всю ночь, – Зи, как будто, услышала мысли драматурга и решила объяснить, что ее красные глаза – это вовсе не результат размолвки с ним, – Царицы тоже не выходят замуж за слуг и ремесленников. И когда я это поняла…

– Браво, Зи, – сказал главный режиссер, который был признателен Зи за то, что она была такой, как есть. Просто – бриллиант театра. Только бы она не разменивалась на третьеразрядных драматургов, которые, так или иначе, все время стремились выйти на первый план. А на фоне Зи у них это никогда не получалось, – Браво, Зи… Итак, ты не спала всю ночь, так как касты не давали тебе покоя… Правильно?

– Неправильно, – откликнулась Зи, – но я не буду спорить.

– Вот и хорошо, – заметил главный режиссер, – о бессонных ночах Зи мы поговорим в следующий раз…

«Вряд ли вам удастся об этом поговорить, – подумал следующий раз, который наступал гораздо реже, чем его упоминали, – Мало кто знает, что следующего раза может и не быть…»

«Это просто такая отговорка, – объяснила бессонная ночь, – Хорошо, что всегда есть «следующий раз»… Ну… хотя бы на словах…»

– Может, наконец, вернемся к делу? – взыграл здравый смысл главного режиссера, – Сколько можно перескакивать с одного на другое? У каждого из присутствующих миллионы мыслей, чувств и ощущений. Ты не можешь учесть все…

– Я должен учесть главное, – ответило за режиссера его второе «я», – если бы они только не перескакивали с мысли на мысль так быстро и так беспорядочно.

– Да, в любой беседе нужно отделить главное от второстепенного, – ответил здравый смысл, – Что же касается беспорядочности…

– А я что делаю по-твоему? – огрызнулось «второе «я» режиссера, – Я и пытаюсь это сделать. Я не хочу им просто дать сценарий. Я хочу, чтобы они пришли к тому же, к чему пришел и я. Пусть каждый придет к этому своим путем.

– Я могу рассказать немного подробнее, – тихо сказала Лилу, – Для того, чтобы глубже понять, почему именно касты не должны были смешиваться… Почему это было запрещено свыше…

«Зря она сняла платье гимназистки и заячьи ушки, – подумал драматург, – в таком наряде все ее речи звучали бы еще более забавно».

«Несчастный человек, – прошипела досада драматурга, противно переползая от горла к сердцу, – ты переполнен тем, что не имеет никакого значения».

Лилу выглядела довольно бледно, поэтому Зи активно закивала ей головой – давай, Лилу, расскажи все, что ты знаешь, тем самым поставив на место драматурга.

Драматург пытался внутренне смеяться над собой. При этом, еще более настойчиво он пытался не терять к себе уважения. В ушах стоял голос Зи, когда она говорила «Милый, если мальчик в 25 лет продолжает играть роль enfant terrible, – это нормально, это забавно, это даже мило… Надеюсь, ты знаешь, что такое анфант террибль… Но! Когда «мальчик» под 50 продолжает играть эту роль, это становится уже не забавным, а просто жалким… Подумай об этом… Стоит ли…»

Эта меркантильная Зи умела сказать слова «стоит ли» таким тоном, что собеседник без труда понимал, что он не стоит ничего в глазах Зи. Даже если наутро она приходила на репетицию с заплаканными глазами…

– Смотрите, это очень интересно, – продолжала Лилу, – Брахманы – это, как я уже говорила, жрецы, священнослужители, цари, то есть те, кто, как бы осуществлял связь земного и божественного. Они доносили законы свыше на землю. И должны были следить за тем, как эти законы выполнялись. Голубая кровь, если ты веришь по-настоящему, накладывала и соответствующую ответственность. Они не просто думали о высоком. Они должны были думать о высоком. Обязаны. Они не могли не думать об этом!

Каста воинов – это общее название для тех, кто заботился о справедливости, порядке, знании, кто искал и находил истину тут, на земле. У них были свои законы. Воин не только имел право убить врага. Он должен был его убить. Иначе он нарушал закон. Он обязан был вмешаться, если видел несправедливость. Для воина грехом было пройти мимо.

Каста торговцев – это прослойка, которая совершала обмен. Для них правильным было думать и заботиться о своей выгоде. Это было ни хорошо и ни плохо. Это было законно и правильно для торговцев. Торговец не мог и не должен был отдать что-то просто так. Иначе, он нарушил бы правила своей касты. Выгода для себя и своей семьи впитывалась им с молоком матери…

Каста ремесленников – назовем это так – это люди, которые создавали что-то своими руками. Им не нужно было много думать, их богатством и гордостью были их умелые руки, которые могли что-то создать…

Главный режиссер смотрел с восхищением на зайчонка Лилу. Она вела именно туда, куда нужно было ему… «Боже, посмотрите вокруг, и вам все станет ясно… – думал главный режиссер, – но откуда все это знает эта девочка? И не просто знает, а умеет так объяснить, что даже такие тертые калачи, как я, вынуждены признаться, что это великолепно…»

– Если бы касты смешивались беспорядочно, – продолжала Лилу, удивляясь, что ее так внимательно слушают, – То результатом было бы не только порицание общества, которое слишком заботится об иерархии… Главной бедой считалось то, что в результате таких смешанных браков рождались дети, которые, например, были воинами по предназначению, но торговцами по мировоззрению и образу мыслей…

– Вы понимаете что это значит? – воскликнул режиссер, целуя руку Лилу, – Воин, который должен защищать справедливость и порядок, думает о собственной выгоде!

Лилу сидела пунцовая как мак, но продолжала «подкидывать» режиссеру реплики.

– А если брахман вдруг женился бы на дочке ремесленника, что, конечно, трудно представить…

– То их ребенок, предназначенный Вселенной для связи земного и небесного, занимался бы каким-то ремеслом. – подхватил режиссер, – Священнослужитель, призванный читать молитву, вдруг был бы склонен шить одежду, например…

– Или учитель, который вдруг стал бы торговать зерном…

– Или врач, который с утра до вечера предавался бы молитвам…

– Или торговец, который, сидя в лавке, начал бы вдруг защищать обиженных…

– Или ремесленник, который вместо того, чтобы варить мыло, стал бы молиться в храме круглосуточно…

– Вы понимаете, что это значит? – еще раз воскликнул режиссер, – Вы понимаете?

– Я понимаю, – сказала Лилу, – И от этого становится страшно.

* * *

– О Анна, девушка, которая очень любит копаться в себе и никак не может справиться со своим очарованием и сексуальностью, что у тебя на уме сегодня? Может, пора начать просто жить? – второе «я» опять пристало со своими расспросами.

«Ну да, копаться в себе – это, такое НАШЕ, природное, славянское…, – думала Анна, – А если говорить без иронии, то… что может быть интереснее и увлекательнее, чем ты сам? Ведь каждый про себя точно знает, что у него «не как у людей».

Другими словами, что он самый неповторимый и уникальный.

Возьмем хотя бы этих двух Викторов.

Разве мы делаем или не делаем то или иное, потому что это хорошо или плохо? Просто так получается и все.

Копаешься в себе, а потом ведешь и ведешь эти бесконечные монологи… или диалоги. Это зависит от «стадии погружения».

Иногда даже сам себе говоришь: «Я от себя такого не ожидал!».

Хотя… Когда ты делаешь или говоришь что-то несвойственное тебе, все равно это выходит из тебя, значит, продуцировано тобой, подготовлено твоим мозгом, нервами, сознанием и т. д.

Иногда на это уходят доли секунды, но все равно – это ТВОЕ…

А, если «сам от себя не ожидал», то… Это что, взялось с небес? Из космоса?

Ох, Аня, остановись…

Может ты думаешь, что хорошо знаешь себя? Можно ли вообще хорошо знать себя? Знать, как ты поступишь? Знать, что ты почувствуешь?

Наверное, нельзя…

Ведь поступок – это следствие.

А вот знать, как бы мне хотелось бы поступить – наверное, можно. Но это не означает хорошо или плохо знать себя.

Ведь на твой поступок, в итоге, сильно влияют сиюминутные, часто совсем неожиданные обстоятельства, которые очень корректируют твои действия.

Вот Вилли говорит «не думай об этом сегодня, подумаешь завтра»… Но – не получается так…

Раньше, Аня могла «переключить» себя с бесплодного перемалывания того, на что в данное время никак повлиять не могла: косой взгляд подружки, «какой-то не такой» взгляд парня, «уж прямо какой-то ТАКОЙ» взгляд преподавателя…

Наверное, могла еще и потому, что это были мелочи.

«Это я сейчас понимаю… Какие же это были мелочи», – думала Анна.

Женщина, которая никогда толком не могла отделить главное от второстепенного…

Потом проблемы стали серьезнее и «нерешабельнее», и отключиться от них стало гораздо труднее.

Дальше – больше…

Сейчас в жизни Ани были уже и такие вещи, о которых она думала годами…

Кажется, что уже вот-вот…

Ан нет, думай дальше, о Анна, женщина, в жизни которой совершенно неслучайно появились сразу два Виктора, а ты только сейчас поняла, что значит «свежий супчик» в жизни мужчины и женщины.