Помню, мама всегда говорила, что наша жизнь не может состоять сплошь из солнечных дней. Что ненастье даже бывает полезно — от огорчений мы взрослеем, на ошибках — учимся… и становимся более благодарны солнышку за тепло и ласку.
В тот день, правда, я об этом забыла. Мне казалось, что просвета уже не будет — а будет только лишь тугой поводок, намотанный на руку Баева — и предрешённое будущее. Вся моя самостоятельность — мнимая, мои поступки — ходы в его игре… Хищникам тоже надо развлекаться.
Помню, как я лежала в кровати, прокручивая в голове последние события. Раз за разом. Снова и снова. А потом начиная опять по новому кругу.
Мне хотелось вернуться в свою тихую размеренную жизнь… Где я не была оборотнем, где я плакала по ночам из — за того, что мне никогда не стать одной из них… На самом деле, именно тогда я была свободна и счастлива. А сейчас….
Сейчас же дурные, черные мысли не давали мне заснуть… успокоиться, забыть… Всё сводилось к одному: положить конец всем мучениям, лишить Кирилла возможности играть со мной как с комнатной собачкой, подарить себе спокойствие и забвение. Раз и навсегда.
Я вскочила, натянула на себя первый попавшийся сарафан и, выскочив в раскрытое по случаю жары окно, побежала к озеру. Туда, где недавно Кирилл так откровенно себя демонстрировал.
Почти полная Луна отражалась в мутной черной воде. Пели цикады, настраивая на мирный лад — и в другое время я бы с наслаждением отдохнула на берегу или поплавала в озёрной ночной воде…. Но сейчас отчаяние окружило меня словно вязкий непроницаемый барьер, гася любые звуки природы… Зажмурившись, я прыгнула в воду… И, заставляя себя не всплывать, стала опускаться вниз.
— Настя! — громко, через толщу воды позвал меня чей- то недовольный женский голос. Не знакомый.
От удивления, я повела руками… раз, другой…и оказалась на поверхности. Сухенькая маленькая старушка строго смотрела на меня.
— Ты чего й то удумала, девонька, — на деревенский манер, пропела она. — Ишь, тоже мне… А ну вылезай!
Я была слишком изумлена, чтобы сопротивляться. Не помня как, очутилась на берегу.
— Ну надо же, — запричитала старушка. — Вот ведь непутёвые. Пригляда за вами нет. И Маня своего яхонтового избаловала, — сгримасничала бабушка, сверкнув волчьими клыками. — Ишь как девку измордовал… Хотя ты, голубушка, и сама хороша: хорошая баба всегда сумеет из мужика веревки свить.
Я всё ещё непонимающе разглядывала бабушку.
— Что? — усмехнулась с хитрецой во взгляде старушка. — Не ожидала?
— Нет. — замотала я головой. И помедлив, спросила. — Вы ведь оборотень?
— Не просто оборотень, — царственно, что совсем не вязалось с её простецким обликом, кивнула старушка. — Альфа я, как и ты.
— А вы которая из трёх? — поинтересовалась я, сама дивясь своему глупому вопросу. Бабушка же и вовсе засмеялась а в голос.
— А меня уже давно не считают, — отмахнулась она. — Ты мне лучше скажи, как же ты зло внутрь пустила?
— Какое зло?
— Какое, какое… То самое, что тебя чуть до дна не довело.
— Вы откуда про это узнали?
Бабушка прищурилась и покачала головой.
— Поживи с моё. Глупая девка, чуть всё сама не загубила.
Мы немигающее уставились друг на друга… и тугая пружина отчаяния стала меня отпускать. Поняв, ЧТО я только что чуть не сделала, я неловко отвела взгляд.
— Думаете, кому- то важно, что со мной произойде? — с тоской глядя на гладь спокойного озера, спросила я.
А бабушка…. Бабушка меня просто меня обняла. И меня, наконец, прорвало.
В ту ночь, когда я чуть не совершила самый страшный поступок в своей жизни — поступок, который нельзя исправить, нельзя отменить — я выплакала все свои слёзы.
Бабушка не прерывала меня, просто гладила, щедро делясь своей силой. Под утро она проводила меня до дома Галины Петровны.
— Может, зайдёте, — предложила я, когда мы подошли к калитке. Бабушка, тепло улыбнувшись, покачала головой.
— Не сейчас. — Обняв меня на прощание, она велела идти домой отдыхать.
— И смотри, не забудь пижаму одеть, — велела она.
Несмотря на занимающийся рассвет, было ещё слишком рано. Галина Петровна спала, а я же… я же пользуясь возможностями оборотней, ловко, в один большой рывок, запрыгнула на подоконник раскрытого окна.
А когда оказалась в комнате, поняла, насколько всё поменялось. Всего прошло несколько часов — и целая вечность, поменявшая меня. Наверняка, у каждого бывали такие моменты: вроде та же, прежняя обстановка, те же стены, та же кровать…. Но ты другой. И всё вроде уже не то.
Не помня себя, я полезла в шкаф, где были разложены мои вещи — вытащила единственную пижаму, что у меня имелась — купила как то на дурацкой распродаже, позарившись на отличный состав (стопроцентный шёлк), но до этого так её и не надевала, предпочитая более привычные длиннющие футболки.
И когда я уже собиралась лечь спать, дверь комнаты внезапно с треском отлетела в сторону. Это было страшно — оглушительная деревенская тишина, через секунду — сильный грохот, и дверь, сорванная с петель, летит в комнату.
— Настя! — рыкнул взволнованный Баев, появившись в комнате. Увидев меня в кровати, он перевёл дыхание.
— Зараза мелкая, — выдохнул он, скользя по мне взглядом. — Ты что творишь?
Сейчас он не скрывал, а может быть нарочно приоткрыл свои чувства: там, среди раздражения и злости плескалась тревога. Тревога за меня.
Кирилл подошёл совсем близко, и теперь буквально нависал надо мною, негромко порыкивая. Высокий, мощный… Подавляющий волю и всякую надежду на сопротивление.
— Эгоистичная, беззаботная девка, что тебе ещё надо?
— От тебя — ничего, — ответила я, найдя в себе силы сделать это. — Совсем ничего.
Кирилл усмехнулся. Недобро.
— А придётся получить всё. — Его рука схватила меня за подбородок, вынуждая смотреть Кириллу прямо в глаза. — Всё, что я захочу дать.
— Мне от тебя ничего не надо, — повторила я, сжав губы.
Баев фыркнул.
— Не будь наивной. Мой зверь принял тебя, как свою истинную. Так что мы теперь связаны навсегда. У тебя нет выбора дорогая.
— Выбор есть всегда, — улыбнулась я бескровными губами. Я почти сразу пожала о том, что сказала — теперь внутри Баева плескалась злость на меня.
— Зачем устраивать весь это щенячий бунт? Нам ведь было хорошо вдвоём. А будет ещё лучше.
— Не будет, — покачала я головой. — Той наивной дурёхе Насте хватило бы немного — красивой сказки, иллюзии уважения… ну и возможности дальше верить в то, что сама выдумала.
— Повзрослела, значит?
— Повзрослела, — кивнула я. — Учитель хороший попался, очень доходчиво объясняет.
Смуглые мужские руки, потянувшись к моему одеялу, в одном мгновение отбросили его на другой конец комнаты, к самому окну.
Увидев шелковую пижаму, глаза Баева восхищенно зажглись. Я поняла, что он меня не слышит.
— Больше никогда так не делай, — трогая меня так, словно желая удостовериться в подлинности, приказал Кирилл. — Даже мыслей подобных чтобы не было. Иначе найду для тебя безопасное место. Посидишь на поводке с полгодика — быстро одумаешься. — заметив испуг в моих глазах, Баев цинично улыбнулся. — ещё и мою компанию, наконец — то оценишь… Я, знаешь ли, парень активный, темпераментный…
Услыхал про поводок, я вспомнила страшный рассказ Мити про его мать и тут же испуганно отпряла в сторону, прижимаясь — вжимаясь спиной в стену.
Моё поведение сильно не понравилось Баеву.
— Что? — рыкнул он, вконец потеряв терпение. — Что тебе ещё надо! Я ведь всё для тебя делаю. Не давлю, не насилую — хотя выдержка, знаешь, уже на пределе — отпускаю твою компанию, хотя придушить кое-кого очень чесались руки…. Какого хрена ты от меня ещё хочешь? Что ещё?
Я заплакала, спрятав руки в ладонях.
— Просто отпусти.
— Нет, — рыкнул Кирилл. — Привыкнешь. Мы пара.
— Ты же не хочешь меня… не в физическом плане, а как человека… как личность, — исправилась я, всхлипывая. — Мы связаны только из — за метки, только из- за запаха…
Я дёрнула ворот пижамы, демонстрируя укус Кирилла.
— И на этом всё.
— Это чертовски много, — прохрипел Баев. Я покачала головой.
— Это практически ничего.
Мы замерли, отведя друг от друга взгляд. В комнате стало очень тихо.
— Тебе надо научиться блокировать свои мысли. Я чуть с ума не сошёл, когда «услышал» твои планы. Мчался сюда, как ненормальный.
— Прости, я не хотела.
— Неужели всё так плохо, Насть? — спросил Кирилл. Я кивнула.
— Не могу больше. Устала.
— Может, ты устала от самой себя бегать? Ты ведь уже не простой приёмыш моего беты, человеческий детеныш. Ты — Альфа волчица.
— Внутри которой по прежнему всё тот же человеческий детеныш, — горько усмехнулась я. — Кому как не тебе надо знать, какая разница между телом и душой.
— Между телом и душой всегда была и будет разница, — отрезал Баев. — А ты пытаешься остаться в придуманном мире, пугаясь настоящего.
— А может, это мой сознательный выбор? Мне как то резко разонравились оборотни и ваш образ жизни.
Кирилл долго вглядывался в моё бледное, мокрое от слёз, лицо.
— Отпусти а? — попросила я.
— Тебе так понравилось жить без стаи? — спросил Баев.
— Я пожала плечами.
— Когда сильно устаёшь, нет времени замечать такие вещи.
Баев едва заметно улыбнулся.
— Ну, это ещё полнолуния не было.
Он встал и отвернулся, глядя в окно.
— Я не насильник и неволить тебя не буду. Лучше честная шлюха, чем еле живая кукла…Но предупреждаю сразу — секс только со мной. Почую кого другого — его сразу в расход пущу, а тебя точно в подвале запру. Уж тогда не обижайся.
Произнеся это, Кирилл пошёл к проёму, в котором теперь вместо двери зияла чёрная дыра.
— Да, забыл сказать, — обернувшись на пороге, Баев ощерился. — Когда наиграешься в человечину и вернёшься в клан, не забудь одеть что — нибудь похожее… Очень возбуждает.
В этот раз он не играл. Меня на самом деле отпустили. Пусть и с условиями, с оговорками — но я чувствовала себя свободной, как ветер.
Слёзы высохли, на душе было спокойно и волнительно одновременно: хотелось что — то делать, к чему то стремиться…
В комнату заглянула хозяйка.
— Доброе утро, — поздоровалась она, оглядывая косяк двери. — Вот же ж… Придётся мастера вызывать.
— Я заплачу, — кивнула я, готовясь расстаться с накопленными кровными. Галина Петровна махнула рукой.
— Альфа выбил, Альфа пускай и платит… А то ишь манеру взяли.
Я, открыв рот, смотрела на хозяйку.
— И вы тоже, Галина Петровна.
Бабушка широко улыбнулась.
— И я, милая. И я.
Тысячи вопросов уже были готовы сорваться с моего языка….но тут я бросила взгляд на часы и простонала — времени на разговоры совсем не было.
Я заметалась по комнате, пытаясь как можно быстрее привести себя в божеский вид.
— Ты куда, ненормальная, — запричитала бабушка Галя. — Суббота ведь.
— Ага, — кивнула я, пытаясь быстро собрать волосы хотя бы в какое-то подобие хвоста. — У нас сегодня поставки будут с самого утра. Меня заведующая ещё в понедельник предупредила. У них там что — то с машинами было…
— Ну беги тогда, — понимающе кивнула хозяйка. — Только смотри, к москвичам близко не подходи.
Уже стоя на пороге, я круто развернулась.
— Почему это?
Впервые я заметила, как блеснули волчьим отсветом глаза бабушки Галины. Она кивнула на мою метку, которая сейчас едва заметно, но всё же высовывалась из — за ворота.
— Он почувствует.
— Он меня отпустил, — пожала я плечами, жалея, что сейчас нет больше времени на разговоры. Так хотелось поговорить, так хотелось многое узнать… Ничего, подожду до вечера.
Но я сама того не ожидая, освободилась уже к обеду. Ещё раз проверила все документы, проверила лекарства, которые должны были храниться в холодильнике и, наведя порядок в подсобке, отправилась домой.
Свою хозяйку, Галину Петровну, я приметила ещё издалека. Она сидела на крылечке в компании той самой сухонькой бабушки, что спасла меня ночью. Вспоминать о своё глупом, детском поступке мне не хотелось, но претворяться сама перед самой я тоже не могла. Глупость, эгоизм… кажется, этой ночью мир как — то странно сузился для меня до одной большой проблемы, которую невозможно решить, которой невозможно избежать…
Решив проверить, насколько сильно дрожат у меня руки, я вытянула их перед собой. Результат не порадовал. Может быть, уже пора начать принимать лекарства? Конечно, такой стресс глицин уже не возьмёт, но есть более сильные средства…
— Настя, ты чего там застряла? — крикнула Галина Петровна. Её собеседница молча сидела рядом.
Зайдя за калитку, я поздоровалась с обеими. Теперь уже удивилась Галина Петровна.
— Ты что, её видишь?
— Кого? — не поняла я. Старушка же сидела на крылечке, посмеиваясь.
— Бабушку мою, — ответила Галина Петровна переведя взгляд на старушку. — Она тебя видит?
— Видит, — не сговариваясь, хором, ответили мы со старушкой.
— Бабушка? — переспросила я, уверенная, что ошиблась. Конечно, оборотни, в общем и целом, живут долго, но живая бабушка у женщины к 70 годам — это перебор даже для них.
— А кто сказал, что я живая? — хмыкнула в ответ на мои мысли старушка. — Да не беспокойся, я не читаю твои мысли, просто у тебя очень красноречивое выражение лица.
— Но как же… — я растеряно перевела взгляд на Галину Петровну. — Я не понимаю.
— Это она привела тебя ко мне, — улыбнулась квартирная хозяйка. — Бабушка чувствовала, что тебе нужна наша помощь…
— Слишком много на одну девочку, — кивнула старушка — Альфа. — К тому же, на неподготовленную. А ещё и Кирюша, как назло, начал проявлять характер. В таких моментах — жди беды…
— Простите, — я немного потупилась от неловкости. — Вы мне вчера жизнь спасли, а я до сих пор не знаю, как Вас зовут.
— Зови бабушкой Васей, — усмехнулась старушка оборотень. — Вообще — то я Василиса Игнатьевна, но так меня уже давненько никто не называл.
Василиса…. Я вспомнила видение детей Андрея. И девочку с рыжими косичками, которой я дала обещание. И которое вчера едва не нарушила.
— Красивое имя, — тихо произнесла я. — Спасибо Вам.
Бабушка Вася усмехнувшись, подмигнула мне.
— Да пока, в общем — то, не за что. Надо ждать новолуния — тогда не придётся тратить много сил, а пока тебе Галя отвар наварила. На ночь будешь пить. Переживём полнолуние, — она махнула рукой. — А там всё и исправим.
Я непонимающе глядела то на одну, то на другую.
— Что исправим? О чем вы?
Галина Петровна пожала плечами.
— Меня не спрашивай. У меня таких сил никогда не было, и уж сейчас точно не появятся. Травками я помочь могу — да, а всё остальное — это бабушка.
А тем временем бабушка Вася качала головой.
— Да что ж ты, глупая, не знаешь что ли, кто за тобой ходит, житья тебе не даёт.
— Баев? — нахмурилась я. — Вы про Кирилла говорите?
Бабушки рассмеялись.
— Смотри, — пригрозила мне пальцем Василиса Игнатьевна. — А то он тебя ещё услышит… Видишь как, я хоть вашу связь и пыталась ночью ослабить, да только Кирилл всё — равно твои мысли услышал, да увидел…
— Тогда о ком вы говорите?
— Что, — не поверила бабушка Вася. — Неужто ты так часто признаков видишь, что уже этому не удивляешься?
— А призраки будущих рождённых считаются? — поинтересовалась я. Бабушки переглянулись.
— И правда, сильная девочка родилась, — пробормотала внучке бабушка Вася. А затем уже обратилась ко мне.
— И от этого вся беда. Силы много, да только без управления, без направления это всё — равно что решето. Сама не удержишь, другие — отберут.
— Вы сейчас о …. — я сделала большую паузу потому что не совсем понимала, о чем они говорят. Если про призраков ещё более — менее понятно (кроме детей, блондинки и самой бабушки Васи мне никто больше не показывался), то, что касается силы и решета — тут для меня был неизведанный темный лес.
— Эта человечка такая злая, что никак упокоиться не может, — подала голос бабушка Вася. — Она ведь тебе нашёптывала злое, а ты услышала, приняла…
Я вспоминала вчерашний день. Да, блондинка показывалась — и это не было первым разом. Но ведь свою глупость я придумала ночью, когда была одна… Или не одна?
Бабушка Вася кивнула.
— Даже Альфа-самки не могут всего слышать. — И тут же, хмыкнув, она поправилась. — Живые Альфа — самки. Я — то услышала, как она тебе нашёптывала…. А ты, дурёха, даже щит не поставила, не закрылась. Разве можно быть такой беспечной, особенно перед полнолунием, когда силы в тебе немерено?
Сдерживая готовые сорваться от несправедливых обвинений слезы, я посмотрела на обеих старушек.
— Вы думаете, я должна это знать? А кто бы мне рассказал об этом? — Я выдохнула, пытаясь сдержать волнение и обиду. — Родители никогда не говорили мне об оборотнях. Я росла как обычный человек до того момента, когда они погибли вместе с бетами. Только Андрей, ставший мне братом, и рассказал про оборотней, но даже тогда во мне было слишком мало от вашего народа, чтобы хоть кто — то проявлял ко мне внимание. И я тоже не могла до конца принять ваши обычаи. Слишком кровожадные, слишком звериные…
— Девочка, ты одна из нас.
— Может быть, но я не могу так просто принять то, что нормально принимают для себя все оборотни. Казни, наказания… даже натаскивания молодняка. И это — я только сейчас стала об этом понимать — это ведь только вершина айсберга. Что там творится на самом деле — я даже не могу представить.
— Многое скрывают, — кивнула бабушка Вася. — Только, девонька, радо или поздно, но тебе придётся всё это принять.
— Почему?
Бабушка Вася развела руками.
— Судьба такая.
— Каждый выбирает свою судьбу сам.
— И ты, кажется, вчера чуть не выбрала самостоятельно, — заметила старушка Альфа.
На крыльце повисло молчание.
— Ты и в самом деле слишком ещё человек, — «переварив» мои слова, покачала головой Альфа — старушка. — И я не представляю, как ты справишься… Мы жестокая раса. Но не хуже людей — просто другие.
— Поэтому даете молодняку растерзывать преступников.
— Преступников! — воскликнула Галина Петровна, вступая в разговор. — Именно преступников. — Люди ещё хуже. Они жалеют преступников, убивая невиновных. Не ради еды — ради того же развлечения.
— Многие осуждают охоту, — покачала я головой. — И далеко не каждый принимает в этом участие.
— Я не про охоту сейчас говорю, — отмахнулась Галина Петровна. — Ты же девочка умная, на провизора в Москве училась… Скажи-ка, на ком у вас там, в лабораториях, таблетки новые испытывают? На преступниках или на невинных созданиях.
— Это пока необходимость, которая потом спасает миллионы жизней.
— А косметику испытывать — тоже необходимость? — хмыкнула Галина Петровна. — Ты видела животных — или хотя бы их трупы после опытов. Косметика тоже спасает кому — то жизни?
— Откуда вы…
— Я не всегда была деревенской бабушкой, — отрезала Галина Петровна. — А хочешь, говорим о щенках? Ты не найдешь ни одного щенка, в котором есть хотя бы капля нашей крови, в детских домах. Стая всегда позаботится…. А что же люди? Я уже не говорю про насилие и всё остальное. — Галина Петровна в раздражении махнула рукой. — У нас больных нравственно особей убивают, уничтожая заразу… Люди же слишком милосердные, слишком слабые — и тем самым сами взрастают таких подонков…
Я не знала, что ответить. Во многом, Галина Петровна была права, но в то же время я…. Я всё — равно не могла принять казни как в средневековье.
— Это недостаток нашей силы, — опять «прочитав» меня, покачала головой бабушка Вася. — Альфа- самки не могут по-другому.
— То есть я не особенная? — не поверила я. — И эта непереносимость вовсе не потому, что я полукровка?
— Мало кто из Альф — самок спокойно переносил казни, — пожала плечами Василиса Игнатьевна. — Мы по своей природе целители, и обратное нам противно…. Но тут ещё многое зависит от твоей избранной пары.
— То есть?
Обе старушки изумлённо уставились на меня.
— Так ты и об этом не знаешь?
— А что я должна знать? — удивилась я свою очередь. — Бывают истинные пары, бывают «договорные»…
— А истинность проявляется…?
— Ну, я слышала, что мужчина практически зациклен на своей женщине, фактически — есть с ней что случиться — он не выживает.
— Это так, — согласилась бабушка Вася. — Но первоначальную причину всего тебе рассказали?
— Видимо, нет, — нахмурилась я. Бабушки нахмурились следом.
— Вот ведь….оборотни, — протянула Галина Ивановна.
— Это ещё её пара постарался, — отмахнулась бабушка Вася. — Боится, что девочка не выдержит. Правильно боится, между прочим. Но мы ей поможем.
И старушка — альфа уже обратилась ко мне.
— Сначала в нашем народе не высоко ценились истинные пары. Вожаки тогда больше занимались политическими играми, копируя людей. Договорные браки, общие наследники на две стаи… А потом раса стала вырождаться… Всё меньше рождалось щенков, ещё меньше Альф. Теперь уже каждый вожак клана мечтал о собственном кровном наследнике, не желая передавать владения внучатому троюродному племяннику или того дальше — кому нибудь из побочный сыновей этого самого внучатого племянника.
— А истинные? Разве они тогда не встречались, не образовывались?
— Истинную не так легко найти… ну а если она находилась, а у тебя уже договор с соседним вожаком, его дочь в качестве супружницы и даже выводок вполне сильных щенят. Что ты сделаешь?
Я пожала плечами.
— Не знаю. Но рисковать семьёй и положением…
— Вот они и не рисковали. Кто в любовницах оставлял, кто и похуже решения принимал. Пока оборотень сдержался и не поставил своей избранной метку — у него ещё есть шансы прожить пусть и тоскливую, но долгую и вполне нормальную жизнь. Если же дать своему зверю попробовать предназначенную самку — зверь после этого не согласится на другую. Но так или иначе, волк без истинной пары сходит с ума. Слишком много становится в оборотне от зверя и слишком мало от человека….
Василиса Игнатьевна отвела взгляд.
— Если оборотень, полностью утратив человеческий облик, не уходит в лес, то тогда проблему решает Альфа.
Я вздрогнула, поняв, о чем говорит призрак.
— Неужели это так необходимо?
— А почему ты думаешь все гоняются за истинными?
— Но как же тогда договорные браки? Они ведь до сих пор существуют.
Бабушка Василиса пожала плечами.
— Договор всё же лучше, чем ничего. По крайней мере, хоть какая — то надежда на собственных щенков.
— Но если оборотень так или иначе сойдет с ума… то какой смысл самому выкапывать себе могилу.
— Всё не так просто и не так однозначно, — покачала головой Василиса Игнатьевна. — Всё зависит от силы зверя, от силы самого оборотня. Иной, даже отказавшись от истинной пары, может прожить все пятьдесят или шестьдесят лет, и лишь окончательно ослабнув, обратиться в волка и уйти навсегда в лес.
— Кирилл хотел отказаться от меня. — Прошептала я, так как голос предательски дрожал. — Он почуял во мне свою пару перед поединком и не стал его останавливать. Я была слишком слабой для него.
Бабушки, переглянувшись, тяжело вздохнули.
— Вожак всегда думает больше о стае, чем о себе, — заметила Галина Петровна.
— Но иногда и сильнейшие могут ошибаться, — возразила ей Василиса Игнатьевна. — Мальчик давно забыл, что значит быть человеком. Кирилл не просто владеет одним из сильнейших волков в мире — он ещё и прекрасно им управляет. И даже я не могу представить, что ему стоит постоянно сохранять над собой этот контроль.
Она обратилась ко мне.
— В этом то, Настя твоя самая большая проблема. Истинная пара всегда уравновешивает своего самца, сдерживая его зверя. Даже у людей ещё встречается похожее разделение: мужчина — охотник, его пара — хранительница очага. У нас то же самое, с одним уточнение, что охотник в понятии оборотней — сильный, не отягощённой человеческой моралью, хищник. Этого зверя могут сдержать только две вещи: собственная сила воли, которая не бесконечна, и пара, предназначенная Луной.
— Это как инь и янь в восточной мифологии, — заметила Галина Петровна. — Как два противоположных заряда в физике…
— И всё же, ни одну оборотницу нельзя назвать слабой. Она ведь управляет и своим зверем, и успокаивает зверя мужа.
— Только не я, — покачала я головой.
Бабушка Василиса невесело улыбнулась.
— В тебе слишком всего намешено. Я наблюдала за тобой укаткой — слишком тяжело тебя просчитать…. И это мне, которая 75 лет была Альфой — самкой большой стаи.
— И что же мне теперь делать? — растерянно спросила я. Бабушка Василиса улыбнулась.
— Жить, Настя. Просто жить.