Сквозь заполонивший мою бедную голову туман забвения просочился какой-то грохот, похожий на отдаленный раскат грома. Потом еще один. Что за черт? Гроза?

Почему я лежу на полу?..

Я с трудом поднял голову. Перед глазами все плыло и раскачивалось. По жилам вместо крови, казалось, струился жидкий огонь, источник которого находился где-то в моей левой руке. Только чудовищным усилием воли удалось заставить себя встать на ноги. И при этом невозможно было исключить того, что я вновь грохнусь при первой же попытке сделать шаг.

Господи… Голова трещит. Ох… Как же больно. Кто там опять шумит? Что за трескотня?

Даже не пытаясь ни о чем думать, потому что от мыслей голова, казалось, была готова в любой момент разлететься на части, я медленно побрел в ванную. Там… Там было темно. Почему?

Я поворочал головой и, зафиксировав взгляд на темном провале окна, наконец, понял, что на улице уже стояла ночь. Что бы это могло означать?.. Я подобрался к окну, ухватился за подоконник, чтобы не упасть, и тупо смотрел на многочисленные ночные огни Москвы.

Снова прогрохотало. Пол под ногами слабо дрогнул. На улице что-то сверкнуло. В коридоре послышался тяжелый топот бегущего человека.

Стоявший на столе телефон, связывающий меня с электронными мозгами дежурного по этажу, вдруг зазвонил. Я повернул голову и, борясь с приступом головокружения, уставился на него. Раньше такого никогда не было.

Я стоял и пялился на него. Телефон замолчал.

Елки зеленые! Я чувствовал себя так, будто только что поработал сутки боксерской грушей. Но, видимо, учили меня не зря. Всего через пять минут после тяжелого пробуждения я смог вспомнить, что рекомендовали мне делать в подобных случаях.

Небольшая коробочка индивидуальной аптечки. Наполненный буроватой жидкостью шприц. Я трижды ронял его, прежде чем, отчаявшись сделать укол по всем правилам, просто всадил его себе в бедро прямо сквозь брюки.

Теперь нужно немного подождать, пока препарат АКК-3, который на самом деле имел трехкилометровое непроизносимое название, вычистит мою голову и отгонит мерзкую слабость.

Облегчение наступило почти сразу же. Ой-ой… как же все ноет. С чего бы это? Руки почти не чувствую… Что это с ней? Больно.

Блин горелый! Кто там палит на улице?

Палит на улице?!

Что происходит?!

Снова зазвонил телефон. Я по возможности быстро добрался до стола и схватил трубку:

— Алло!

— Внимание! — Голос дежурного казался испуганным, если такое можно было сказать о компьютере. — Тревога! Красная линия! База подвергается массированной атаке врага. Всем способным держать оружие и обладающим статусом «Р-18» или выше вменяется в обязанность принять участие в защите интересов Братства.

Тупая железяка.

— Доложи текущую ситуацию, — рявкнул я в трубку.

— Сообщите ваш идентификационный код.

Так я его сразу и вспомнил. Особенно сейчас, когда в мозгу и двух мыслей одновременно удержать не представляется возможным.

Где моя карточка?

Прямоугольный кусок пластика обнаружился в кармане после нескольких минут лихорадочных поисков. Телефонная трубка молчала, терпеливо ожидая ответа.

— Сообщи текущую ситуацию.

На этот раз дежурный по этажу не замедлил ответить:

— Региональный штаб Братства подвергся нападению неизвестного противника. Вооружение неизвестно. Численность неизвестна. Преследуемые цели неизвестны. Вам вменяется в обязанность оставаться в своей комнате и не покидать ее без особого уведомления. Ввиду особо опасной ситуации не рекомендуется подходить к окнам и…

Дважды тупая железяка. Я раздраженно бросил трубку. Сидеть в комнате? Ага! Как же!

Первое, что я сделал, — это, наплевав на все запреты, выбрался в коридор. Осмотрелся по сторонам. Ни души. Даже постоянно мозоливший глаза охранник, все время торчавший на посту у лестницы, куда-то исчез. В темный провал одного из разбитых окон врывался свежий ночной воздух. И треск автоматных очередей.

Так. Вспоминай, Зуев. Вспоминай, чему тебя учили. Что надо сделать в первую очередь?

— Защищай меня. Защищай, — едва слышно пробормотал я, обращаясь к своему кольцу. — Я не хочу умирать, и ты должно мне помочь. Ты будешь меня защищать.

Если что-то и изменилось, то я этого не почувствовал. Кольцо высокомерно проигнорировало мой призыв. А, возможно, так и должно было быть? Не знаю…

Второе. Мне нужно оружие. Оружие есть в арсенале. Это на третьем этаже… Или на четвертом? Голова болит. Я никак не мог сосредоточиться. Так… Прежде всего нужно доложиться непосредственному начальнику.

Вот незадача. Начальника-то у меня и нет. Если судить по иерархии Братства, то отдавать приказы мне может только лично Михаил Шимусенко. И даже не приказы, а рекомендации. С другой же стороны, статус «У-2» вообще запрещает мне ввязываться в драку без особой нужды.

Возможно, самым разумным в данной ситуации было бы последовать совету компьютера и букве устава. Закрыться в комнате и не подходить слишком близко к окну. Но кто когда видел, чтобы Антон Зуев поступал разумно?

Я сделал один маленький шажок в сторону лестницы.

Сухой лай автоматных очередей вырывался откуда-то снизу и эхом отдавался в моей несчастной голове. Каждый выстрел — это как удар молотком по макушке. И зачем я сюда приперся? Что я делаю?

Стреляли где-то на втором этаже и на лестничной площадке ниже того места, где находился я. Очевидно, именно там и собрались наши доблестные защитники, стараясь отразить вероломное нападение неведомого противника. Хотя почему это неведомого?..

Отколовшиеся, кто же еще?

Я находился на третьем этаже, осторожно выглядывая из-за угла, готовый в любой момент дать деру. В принципе, третий этаж это не так уж и высоко. Если припечет — можно выскочить в окошко. Раньше я бы на такое не решился, но теперь… Кольцо убережет.

На мгновение прерывая треск автоматных очередей, послышался глухой рокот взрыва. Откуда-то сверху градом посыпались обломки.

Да что же там творится?

У кого бы спросить?

Я быстро огляделся. Пустые коридоры, полураспахнутые двери, разбросанные на полу бумаги, присыпанные крошевом битого стекла. Ни единого человека. Конечно же, все разумные люди постараются убраться отсюда подальше, кроме меня, дурака, которого вечно тянет совать свой нос куда не следует. Сейчас кто-нибудь поднимется по лестнице и, не раздумывая долго, всадит мне пулю между глаз.

Но вообще-то меня сейчас взять было не так-то просто. Колечко прикроет, если что…

Не знаю, откуда появилась эта уверенность в собственных силах, но я обрадовался. Она позволила мне отлипнуть от стены и, осторожно ступая по рассыпанным на полу осколкам стекол, подобраться к зияющему проему окна.

Так. Теперь понятно, почему на эту разразившуюся прямо в центре Москвы войну не обращает внимания милиция. Это потому, что она уже здесь.

Во дворе дома стояли несколько милицейских машин с включенными мигалками, несколько больших фургонов и парочка простых легковушек, неведомо как сюда затесавшихся. В свете фар было видно, как в полумраке мечутся тени. Вспышки выстрелов отмечали укрывшихся за машинами нападающих.

Это что же, получается, что именно московские мусора на нас и напали? Не может быть!

Честно говоря, я был лучшего мнения о Шимусенко, который нипочем бы не позволил властям обратить внимание на какой-то притаившийся на московских улицах дом-призрак. Он же сам говорил, что почти вся Москва под контролем Братства. Или здесь коса нашла на камень?

Тяжело пульсировала кровь в висках. Левую руку будто облили кислотой. И боль с каждой минутой все усиливалась и усиливалась. Да что же это такое?..

— Что ты делаешь?

Я подскочил как ужаленный, почувствовав крепко схватившую меня за плечо чью-то руку. Обернулся. И уставился в водянистые глазки тощего подполковника.

— Смотрю в окно, — огрызнулся я, пытаясь унять бешено колотившееся сердце. — А что еще мне остается?

— Вернись к себе и действуй по уставу.

Блин! Достали они меня со своим уставом и допуском! Шагу нельзя шагнуть.

— Ты мне что, начальник? Иди, командуй своими парнями и оставь меня.

— Отвали от окна, мишень хренова! — Подполковник, казалось, даже не услышал моих слов. — Как ты еще пулю не схлопотал?

Я поежился, но высокомерно проигнорировал этот совет. Или приказ?

Кольцо защитит…

— Что здесь происходит?

Почти минуту подполковник смотрел на меня своим невыразительным взглядом. А я все это время чувствовал, как зудит мой затылок. Сейчас я стоял спиной к окну и, наверное, являл собой по-настоящему замечательную мишень. Темный силуэт на фоне светлого прямоугольника окна.

Я буквально представлял себе, как некто там внизу сейчас смотрит на меня через прицел, а его палец ласково поглаживает спусковой крючок. Он неторопливо жмет на спуск и… И мои мозги размазываются по противоположной стене.

«Защищай… Защищай меня».

На этот раз кольцо отзывалось на мои мысли вспышками невыносимой боли. Казалось, будто какое-то темное марево поднялось из глубин моего «я» и поползло все выше и выше, сковывая тело пеленой слабости.

Блин! Это уже какая-то дурь. В самом деле, зачем я здесь стою и изображаю мишень?

Такое впечатление, будто кто-то ведет меня на невидимом поводке.

С усилием выпрямившись, я отошел в сторону и прислонился к стене. Стало немного полегче, но не настолько, чтобы исчезло желание немедленно сдохнуть и не мучиться больше.

Подполковник наконец-то зашевелился:

— Уходи отсюда.

— Что происходит? — с нажимом в голосе повторил я.

Он сдался. Хмуро посмотрел на меня. Сплюнул.

— Нас атакуют. Сегодня в двадцать один двадцать шесть поступил сигнал от одного из наших агентов о том, что в город прибыла группа боевиков Отколовшихся под предводительством Олии Саччи. Михаил Шимусенко в это время находился на операции где-то в районе подмосковных дач. После подтверждения информации он свернул свою группу и спешно выехал в штаб. — Я слушал со все возрастающим удивлением, а вояка по-деловому отчитывался передо мной, одновременно разворачивая какую-то здоровенную бандуру и пристраивая ее на подоконнике. — В двадцать два ноль пять поступило еще одно сообщение: в Москву по железной дороге прибыли Рогожкин и Ши Чен. В двадцать два сорок шесть возвращающаяся группа Шимусенко столкнулась в нескольких километрах от штаба с отрядом Саччи и, понеся некоторые потери, отступила, лишившись автотранспорта.

Подполковник все говорил и говорил:

— Потеряв две трети своего состава, оперативная группа Михаила встретилась с вышедшей им навстречу группой поддержки. В результате столкновения отряд Саччи отошел западнее, позволив нашим людям укрыться в штабе и подготовиться к неизбежному штурму.

— Здесь Олия? — Я лихорадочно соображал, пытаясь припомнить, что я знаю об Олии Саччи.

Не столь уж и много. От имени Отколовшихся руководит австралийским регионом. Высокомерна и амбициозна. Кольцо получила сравнительно недавно, всего два или три года назад. Вот и все. Немного. Но как раз достаточно, чтобы понять, что эта дамочка способна прихлопнуть меня как муху.

— Не только Олия. Рогожкин и Ши Чен тоже здесь.

Елки зеленые! Трое Отколовшихся против одного Михаила. Они же здесь все сметут. И меня тоже!

— Где же милиция? Почему власти не вмешиваются? Здесь же почти война идет!

Подполковник явно обозлился:

— Не твое дело! И позволь мне повторить твои же слова: ты мне не командир! Это дело Братства, и только Братства. Наши внутренние проблемы, а не московских властей.

Идиоты! Нас же сейчас всех поубивают, а они играют в благородство. Это наше дело, ах, а вот это — не наше… Ослы…

Или я чего-то не понимаю?

— Я могу помочь? Что-нибудь сделать?

— Держи.

Он сунул мне в руки что-то похожее на пулеметную ленту, а сам, развернув свое оружие, установил станок на подоконнике. Я посмотрел на полутораметровой величины махину, которую он направил на стоящие во дворе машины Отколовшихся. Да… Это уж точно был не пистолет Макарова. Пулемет! Мощный! Внушительный! Судя по тому, как бедняга подполковник тужился, ворочая эту железяку, весила она никак не меньше тридцати пяти-сорока кило… На месте тех, кто сейчас засел во дворе, я бы уже удирал.

— Что стоишь? Хочешь помогать — помогай.

Я и помогал. Своим присутствием. Все равно такую штуку я видел впервые.

— Обеспечь поддержку.

— Как?

Подполковник что-то буркнул и выругался, метнув в меня испепеляющий взгляд.

— Кольцом конечно же. Постарайся скорректировать мою стрельбу. И прикрыть от ответного огня.

Я понятия не имел, о чем он говорит, но все же кивнул.

Пулемет загрохотал так, что мне захотелось немедленно выпрыгнуть в окно. Не было слышно даже собственных мыслей. Я сжался у стены и заткнул уши ладонями.

Что за мучение! В моей больной голове каждый выстрел отдавался подобно удару молота. Еще немного, и этот молот выколотит из меня последние жалкие остатки рассудка.

Очередь прервалась.

И наступила благословенная тишина, в которой перестрелка на улице казалась птичьим чириканьем.

— Давай ленту.

Я поднял валявшуюся неподалеку увесистую пулеметную ленту и сунул ему в руки.

— Прикрывай.

Звук стрельбы перекрывал все остальные звуки.

Я честно пытался сосредоточиться, чтобы приказать кольцу защитить не только меня, но и подполковника, но, к сожалению, никак не мог собраться с мыслями в этом шуме. «Защищай меня. Защищай меня. И его тоже… Прикрой нас от этих идиотов. И пусть ни одна пуля не полетит в нашу сторону».

Снова громоподобная очередь. И яркая вспышка. Кажется, во дворе только что взорвалась одна из машин.

— Ленту давай.

Пулемет строчил как сумасшедший. Из ствола вырывались яркие язычки пламени. Подполковник со стальным выражением на лице, припавший к водруженной на подоконник смертоносной машине, сейчас напоминал мне незабвенного Шварценеггера во второй части «Терминатора». Вот только Арни весь такой из себя мощный и накачанный, а подполковник — тощий как былинка. Я прикрыл глаза и даже, кажется, сумел выдавить нечто похожее на улыбку.

Когда же закончится этот грохот?.. Я уже, наверное, навсегда лишилйя слуха.

Взрыв. Чехарда цветных пятен перед глазами. Невыносимая боль во всем теле, от которой хотелось завыть. И слабость, слабость, слабость. Как же мне плохо…

Я поднял голову и трясущейся рукой утер сочившуюся из носа кровь. Почему это я валяюсь на полу? Что случилось? Где?.. Как?..

Больно! Очень больно.

Полубезумным взором я осмотрелся по сторонам. Разрушенные стены, исполосованные в мельчайшие лохмотья занавески, пляшущие кое-где язычки пламени.

Так… Понятно. Очевидно, у кого-то там, во дворе, нашелся гранатомет. А чертова железка внутри моей руки и не подумала меня защитить. Хотя… Как это? Ведь я жив! Я жив, значит, все будет в порядке. Может быть.

Я поднялся на четвереньки и, не удержавшись, снова упал, пребольно шлепнувшись на живот. Зубы коротко лязгнули, когда мой подбородок познакомился с какой-то валяющейся на полу металлической штуковиной. Я утробно рыкнул и попытался сфокусировать взгляд.

Пулемет. Я только что чуть не выставил себе половину зубов об эту чертову махину. Протянув руку, я потрогал массивный ствол. Горячий!

Итак, пулемет здесь. А где же мой бравый инструктор по стрельбе? Где подполковник?

Ага, вот он… Мертвый.

Я тупо смотрел на его окровавленное лицо и не знал, что же делать дальше. Все мысли мгновенно вылетели из головы. Я просто стоял на четвереньках и смотрел. Смотрел. Этажом ниже продолжала бушевать перестрелка, а я смотрел. Смотрел в лицо человека, погибшего… ради чего? Что я знаю о целях Братства?

Хотелось немедленно растянуться на полу, закрыть глаза и никогда больше не шевелиться. Пусть они там делают, что хотят. Пускай воюют. Пускай убивают, если им это нравится. А я хочу домой. Домой хочу!

Я смотрел. Сочащаяся из носа кровь капала на пол.

Дурак. Что же я здесь делаю? Какой же я глупец…

Пинком вышибив дверь, кто-то ворвался в коридор с лестничной площадки. Не знаю, кто это был. Наверное, один из посвященных Братства. Мне, собственно, было все безразлично. Даже если это был один из боевиков Олии или, быть может, человек Рогожкина. Или того китайца… Какая мне разница.

Мы просто смотрели друг на друга. Два человека. Один в грязном камуфляже и с автоматом в руках, другой едва живой и растянувшийся на полу рядом с окровавленным трупом. Крики, грохот выстрелов, взрывы — все отступило на второй план. Все исчезло. Остались только я и он. Одни во всем мире. Жизнь и смерть.

Потом тот человек поднял свой автомат и…

Оружие тихо щелкнуло в его руках. Этот едва различимый щелчок вызвал у меня только улыбку, перешедшую в гримасу боли. Кольцо вновь выбрало момент, чтобы напомнить о себе. Больно. Очень больно… Но все равно спасибо.

Парень в камуфляже выдернул пустой магазин и швырнул его на пол. Достал другой…

Но было уже поздно. Его рот округлился, он попробовал заслониться рукой. Ха… Как будто бы это могло защитить от пули.

Здоровенный, как в американских фильмах, револьвер подполковника, позаимствованный мною у трупа, коротко прогрохотал несколько раз и замолчал. Я отшвырнул его в сторону и с трудом поднялся на ноги. Глупо хихикнул, глядя на противоположную стену, украшенную глубокими выбоинами и кровавыми пятнами.

— Ну вот, стенку испортил. Как нехорошо… Нехорошо…

А потом меня вырвало. Прямо на этот чертов пулемет.

Не помню, как я вновь оказался у себя в комнате. Вероятно, добрался своим ходом, потому что иных вариантов я просто не мог себе вообразить. Ну не прилетел же…

Я опомнился, сидя на диване и глядя на стенку. Губы кривились в идиотской улыбке. Руки были вымазаны в крови, и, откуда она взялась, я не помнил. Вроде бы я больше никого не убивал, да и оружия у меня не было. Не мог же я разорвать кого-то голыми руками.

Зуев, ты никого еще не разорвал? А?

Болела грудь, болела голова, болела рука. Не было сил даже подняться с дивана, но я все же это сделал. Подвиг, достойный того, чтобы мне при жизни поставили памятник. Я встал. Пошатываясь, прошел в ванную. Побрызгал в лицо водой.

Между уколами сыворотки АКК-3 рекомендовалось делать перерыв не менее двух часов. По крайней мере, именно так мне говорил тот улыбчивый доктор. Я машинально взглянул на часы и понял, что выдержал только чуть больше трети необходимого времени.

На всякий случай я закинул в рот еще парочку желтоватых таблеток, призванных ослабить хватку кольца и на время отсрочить неизбежный упадок сил. Возможно, это было уже лишнее, но рисковать не стоило. Сейчас мне понадобятся силы.

Вытряхнув содержимое аптечки прямо на пол, я поспешно схватил пару шприц-ампул и упаковку ампул с бурой жидкостью, сунул в карман пузырек с таблетками. Подумал и прихватил еще парочку одноразовых шприцев. Пригодятся.

В окно все еще проникали громовые хлопки выстрелов, хотя уже гораздо реже.

Я выскочил из комнаты и со всей возможной скоростью рванул вниз по лестнице. Сердце колотилось как сумасшедшее, стараясь вырваться из груди. Легкие жгло как огнем. Но зато во всем теле чувствовалась такая легкость, что, казалось, я сейчас смогу просто расправить руки и взлететь к потолку. В голове плыл какой-то туман. Видимо, с таблеточками я все же переборщил. Было такое впечатление, что я смотрю на самого себя откуда-то со стороны. В частности, немного сверху.

Это раздражало, потому что не позволяло сфокусировать взгляд. Но зато боль отступила, и я вполне мог снова пользоваться своей левой рукой, изуродованной громадной синюшной опухолью. Рубашка уже не скрывала ее. Уродливая, похожая на омерзительного паука, забравшегося мне под кожу, перехваченная посередине белесым кольцом омертвевшей кожи. Мерзость! Она уже расползлась почти до локтя, протянув свои красноватые щупальца глубоко в плечо. И даже на ладони уже появились темные пятна.

Ужасно! Это у всех окольцованных так или только у меня?

На третьем этаже все было таким же, каким я и запомнил. Едва-едва светящиеся лампочки — очевидно, дом обесточили, а с генератором что-то случилось. Крошево стекла на полу, исполосованные пулями стены, дымящиеся обломки оконной рамы. Мертвый подполковник неподвижно застыл у стенки. Уткнувшись носом в кровавую лужу, лежал застреленный мной парень. Бросив на него беглый взгляд, я поспешил отвернуться. Ужасно, что может сделать с человеческим телом крупнокалиберная пуля. Никому бы не пожелал такого увидеть.

Ага! Кое-что все же изменилось. Исчез автомат того парня. Очевидно, кому-то срочно понадобилось оружие. Пулемет оставался на месте — связываться с неподъемной штуковиной никто не захотел.

На мгновение в моей голове мелькнула одинокая мысль. Подобрать машинку и устроить во дворе веселую пляску. Благо несколько лент еще валялись у стены.

Мальчишество. Глупо все это.

«Защищай. Защищай меня. Давай не дадим этим ослам шанс насладиться картиной моих вышибленных мозгов».

Соблюдая максимальную осторожность, я подобрался к окну и выглянул на улицу. Никого не заметил, хотя, конечно, это не значило, что там никого и не было. Ведь где-то же еще стреляли. Где-то не очень далеко, скорее всего, на первом этаже или в подъезде.

Так, что я вижу? Разгром и опустошение. Перевернутый набок фургон, две легковушки, окутанные жадными язычками пламени, человеческое тело, распластавшееся на асфальте в опасной близости от тянущегося к нему огня.

Я перекинул через расколотый взрывом подоконник ногу, подтянулся и замер, балансируя на карнизе. Прыгать отсюда — чистое самоубийство. Но переться через нижние этажи — самоубийство вдвойне.

«Колечко, спасай. Выручай своего хозяина».

Я уцепился за подоконник и повис. Вот, наверное, интересное зрелище. Какой-то псих, повисший за окном. И при этом являющийся превосходной мишенью.

Я разжал руки.

Асфальт пребольно ударил по ногам. Я упал и покатился по теплому еще тротуару. Попытался встать, но не удержался и снова ткнулся носом в землю. В прямом смысле носом. И в землю. Не успел даже руки подставить. Удара почти не почувствовал, но по лицу снова потекло что-то теплое и солоноватое.

Может быть, хватит на сегодня падений? Иначе завтра буду сиять своими фонарями, как новогодняя елка… Если, конечно, это завтра для меня наступит.

Поднявшись на ноги, я поспешил убраться подальше от падающего из окон тусклого света. Скорчившись в три погибели за капотом стоящего на простреленных шинах «мерса», нервно огляделся вокруг. Ничего примечательного. Такое впечатление, будто здесь все вымерли. Пали смертью храбрых. Хотя нет… Там, внутри, еще стреляют.

Кто одерживает верх? Отколовшиеся или Братство? По здравом размышлении я бы поставил на нападавших. Если на их стороне сразу три кольца вероятности, а у защитников — одно, то это значит…

Это значит, что мне пора уносить ноги.

Я скользнул между стоящими рядышком автомобилями. Обошел перевернутый фургон, стараясь держаться подальше от пылающей машины. Уважительно посмотрел на цепочку огромных рваных отверстий в полураскрытой дверце одной из машин. Металл вмялся и завернулся внутрь. Интересно, это мы с подполковником тут так все разнесли или еще кто-то постарался?

Услышав какой-то шорох, я мгновенно застыл подобно изваянию. Показалось… Это трещит пламя… Или кто-то что-то делает в доме… Но нет. Посторонний звук, напоминающий треск рвущейся материи, повторился. Я повернулся. Всего метрах в пяти от меня…

Задняя дверь одного из автомобилей была открыта, и на сиденье, свесив ноги, сидела женщина средних лет. В неверном свете пляшущих язычков пламени я не мог рассмотреть ее лицо, но одета она была просто. Удобные джинсовые шорты, блузка, чулки… Вернее, один чулок. Коротко стриженные волосы топорщились во все стороны.

Женщина меня не видела. Закусив губу, она перевязывала несвежим бинтом свою левую ногу, презрительно игнорируя все на свете, в том числе и все еще продолжающуюся всего в нескольких десятках метров от нее перестрелку.

Я видел медленно проступающее сквозь бинт пятно крови.

Внезапно она вздрогнула и подняла взгляд. И улыбнулась. Увидев меня, она улыбнулась. Легко, презрительно, расслабленно. Рука медленно поднялась, явив свету небольшой пистолет каких-то прилизанных обтекаемых очертаний. Вяло взвела курок, навела ствол на меня…

Если до сих пор я просто стоял и тупо глазел на нее, то теперь… Я тоже стоял и тупо глазел. Будто что-то незримое удерживало меня.

Черный зрачок дула поднялся на уровень моих глаз. И в тот же момент как будто какой-то колокольчик звякнул в моем мозгу. Голова прояснилась. Я чувствовал, как неподъемной тяжестью тянет к земле вросшее в руку кольцо вероятности. Чувствовал боль и непереносимое жжение во всем теле. Даже приглушенное сывороткой и таблеточками ощущение было невыносимым.

Будто невидимая сила рванула меня вбок, швыряя на землю. И в тот же миг выбросил яркую вспышку пистолет в руках этой зловещей дамы. Но перед этим, уже падая, я увидел, как пистолет в ее ладони будто изворачивается как живой, пытаясь по-прежнему смотреть своим смертоносным глазом в мой лоб. И снова боль. Только боль какая-то иная. Жгучая и острая, как лезвие бритвы. И источником ее было уже не левое запястье, а правое плечо.

Я уловил мимолетное удивление в ее глазах, а потом вскочил и молниеносно метнулся во тьму, надеясь, что ночные улицы Москвы укроют меня от этой чокнутой маньячки. Еще трижды я слышал грохот выстрела, и трижды ослепляющая волна рвущей тело боли заставляла меня спотыкаться и падать только для того, чтобы тут же вскочить снова.

Но зато больше ни одна пуля меня не задела.

Я понятия не имел, где нахожусь. Знал, что где-то в Москве, но в данный момент это мне никак не могло помочь. Более того, после получаса безумного бега по улицам я даже примерно не смог бы вспомнить дорогу, которая привела бы меня обратно к осажденному штабу Братства.

Хорошо еще, что неестественно притихшая сегодня милиция не обратила внимания на бродящего по улицам оборванца, иначе я мигом загремел бы за решетку.

Еще бы. Такой подозрительный тип! Всклокоченные волосы, грязное окровавленное лицо, рваная рубашка, пропитавшаяся на правом плече кровью. Спазматически подергивающаяся рука и пьяная походка. И конечно же полное отсутствие документов.

Я сам себе казался подозрительным. Потому что никак не мог понять: какой черт вообще занес меня в Москву? Но это было уже дело прошлое. Что я делаю сейчас? Почему напрасно теряю время, шляясь по улицам?

Хорошо хоть рана на плече больше меня почти не беспокоила. Точнее, на фоне общего самочувствия жжение в плече казалось чем-то вовсе уж незначительным. Да и рана-то так себе. Царапина. Пуля зацепила меня вскользь, просто пробороздив кожу. Мелочи. Хотя крови было довольно много.

Можно было бы попытаться вернуться к штабу, но… Я не помнил обратной дороги. Можно было бы доехать на такси или каком-нибудь частном извозчике, но… Во-первых, в таком виде никто не посадил бы меня в машину. Во-вторых, у меня в карманах не было ни рубля. В-третьих, я все равно не знал адреса. Прожил почти месяц в доме, ни разу не покидая его и не зная даже адреса. Сплошной идиотизм! Но не нужно удивляться. Ведь там, где Антон Зуев, всегда так.

Скоро рассвет. Что я буду делать тогда? Сколько я смогу прогуливаться по проспектам, не привлекая нежелательного внимания милиции? Сколько мне еще удастся скрываться от Отколовшихся?

Я остановился посреди тротуара и посмотрел на другую сторону улицы.

Какой-то ночной клуб или ресторан. Если прислушаться, можно было разобрать льющуюся из приоткрытых окон музыку. Около входа стояло несколько машин. В основном иномарки. Прямо на моих глазах дверь открылась, выпуская наружу трех бритоголовых амбалов, каждый из которых был втрое тяжелее меня. Пьяных вдугаря.

Очередная полубезумная идея всплыла у меня в голове. Я оттолкнулся от стены и побрел в ту сторону.

Идеальным решением было бы просто нагло угнать одну из машин. Хотя бы вон тот «мерседес». Около дверей торчал какой-то типчик, но меня бы он, конечно, не остановил. Никто бы сейчас меня не остановил. Но этот вариант отпадал по той простой причине, что я не умею водить, да и не знаю дороги. Не пойдет.

Значит, поступим по-другому.

Я подошел к одной из машин и с любопытством принялся ее оглядывать. Хорошая тачка. «Фиат», кажется. Интересно, есть ли здесь сигнализация?.. Нет, конечно же нет, потому что я так хочу. Я ухмыльнулся и провел пальцем по лобовому стеклу.

— Эй, ты… Ну-ка вали отсюда.

Я искоса взглянул в сторону говорящего. Ну да, все так, как я ожидал. Торчавший у входа парень выплюнул окурок и неспешно подошел ко мне. Я ухмыльнулся.

— Ты че, в натуре, не понял?

Он ткнул меня пальцем в грудь. Зря, ой зря он это сделал.

Кольцо на моей руке снова налилось свинцовой тяжестью. А потом была боль… Только боль, но пришла она не только ко мне.

Все время ежась, я бежал по улице. Новообретенный пиджак был мне велик и болтался на плечах, как на вешалке. Я свернул за угол, вошел в какую-то арку и, тяжело дыша, присел на корточки.

Где-то далеко слышались едва различимые вопли. Наверное, кто-то нашел тех двух идиотов, или один из них оклемался. Надо бы топать дальше, а то кое-кто непременно возжелает меня догнать.

Я поднялся на ноги и двинулся дальше, тяжело шаркая. Без особой цели шел, куда глаза глядят. Рука болела так, что хотелось выть. Я сунул пальцы в карман и выудил одну из трех оставшихся у меня ампул АКК-3. С тоской посмотрел на нее. Нет, нет и нет… Если я сейчас вколю себе третью дозу за ночь, то наверняка просто отброшу копыта.

М-да… Драка с теми двумя мордоворотами обошлась мне дорого. После нее меня снедало стойкое желание вообще отрубить себе левую руку. Если сейчас посчастливится найти где-нибудь топорик и… Даже тогда, наверное, хуже бы не стало. Но все равно я был благодарен силе кольца, потому что без его помощи не справился бы и с одним из тех недоумков, не то что с обоими сразу.

Хорошо еще, что поблизости не оказалось их дружков, а те прохожие, что решили прогуляться по ночному городу, старательно делали вид, что ничего не происходит. Или же недовольно кривили губы.

Я слабо улыбнулся. Балбесы наверняка просто потрясены своим невезением. Но ничего, я поступил с ними весьма гуманно, если учесть, что они-то вовсе не собирались со мной церемониться. Подумаешь, разбил их тупыми башками половину стекол на этом самом «фиате», так ведь все справедливо. Эти уроды вообще пытались пырнуть меня ножом.

Как все болит…

Зато я разжился деньгами и документами. Игра стоила свеч.

Теперь надо решить, что я стану делать дальше. Вернуться к Братству? Но как? Смыться домой? Бесперспективно. Там меня выловят моментально. И Ольга. Не стоит забывать о том, что она фактически их заложница.

Ольга… Оля…

Я подошел к стоящей где-то в глубине двора скамейке. Сел. Откинул голову и уставился в медленно светлеющее небо. Где-то там, на востоке, невидимое за домами, скоро поднимется из-за горизонта солнце.

Утро. Скоро наступит утро. Утро нового дня.

Что принесет мне этот день? Снова погоня, стрельба и ослепляющая боль, становящаяся для меня уже привычным спутником? Или даже смерть?

Смерть… Сегодня я убил человека. И что я при этом почувствовал? Облегчение! Всего лишь облегчение, которое мне принес простой факт, что это я успел первым нажать на спуск, а не он. Но ведь это не потому, что я более умелый вояка. Мне просто помогло кольцо вероятности. Я убил человека. Почему же я не чувствую ни раскаяния, ни ужасных мук совести, о которых столько пишут в назидательных книгах? Я ничего не чувствую. Только что перешагнул через чью-то жизнь, и мне на это совершенно наплевать.

Может быть, я совсем пропащий человек, но меня сейчас куда больше интересовали свои собственные проблемы. Например, кольцо вероятности.

Что я о нем знаю?

Я прикрыл глаза и позволил своим беспокойным мыслям беспрепятственно скользить по волнам моего мятущегося разума.

Кольцо вероятности. Неведомо откуда явившееся и прошедшее через тысячи человеческих рук. Ни доброе, ни злое, что бы там не утверждал тот врач. Кольцо — это просто сила. Могучая сила управляемой случайности, встающей на службу владельца этого небольшого куска металла. И только люди могут решать, на что обратить дарованную им силу. А что до преждевременной смерти или иссушающих тело болей… Ну, так за все нужно платить.

Я приоткрыл глаза. Небо приобрело глубокий голубоватый оттенок, немного разбавленный редкими облаками, похожими на клочки ваты. Поднимающееся солнце позолотило их края своим светом.

Новое утро. Новый день.

Что он будет означать для человечества? Возможно, именно сейчас с лязганьем гусениц разворачиваются танковые полки, выбегают из своих казарм поднятые по тревоге солдаты, медленно открываются пусковые шахты, готовые в яростном реве огня извергнуть из своего чрева хищные тела ракет. Быть может, Братство уже готовит могучий удар, призванный раз и навсегда покончить с Отколовшимися. Или вышедшие в океан корабли уже разворачивают свои орудия, а взмывающие в небеса пилоты истребителей уже готовы насмерть схватиться с самолетами противника.

Несколько дней до начала войны. А быть может, уже слишком поздно?

Возможность победы Отколовшихся — около девяноста процентов. Вероятность того, что прошедший века принцип невмешательства Старого Братства сгинет бесследно в эти тяжелые времена, — семьдесят пять процентов. Вероятность того, что кровопролитное столкновение двух незримых структур, опутавших своей паутиной почти весь мир, приведет к полномасштабной войне, — точному прогнозу не поддается ввиду недостаточности информации, предположительно около восьмидесяти-девяноста процентов.

Цифры. Цифры. Цифры. Безмолвные листы бумаги, на которых аналитики Братства вычерчивают свои причудливые кривые графиков и столбцы чисел. Такие листы во множестве лежали на столе в кабинете Михаила Шимусенко. И я готов поклясться, что их не менее беспристрастные близнецы лежат на столах Рогожкина и Олии Саччи.

Битвы холодных разумов. Столкновения бумажных отчетов и причудливых графиков. Исполинская шахматная доска, на которой разворачивается невероятная по масштабам сражений партия.

И одинокая фигура, притулившаяся на краю игрового поля. Ни черная, ни белая. Никакая. Желающая остаться как можно более незаметной, но упорно притягивающая к себе внимание враждующих сторон. Неучтенный фактор этой войны.

Что мне делать? Как мне, попавшему в самое сердце поля битвы, где ради возможности править этим миром сошлись в бою два титана, не очутиться у них под ногами? Как мне обрести уверенность в том, что эти безумные гиганты не растопчут во время своей драки все остальное человечество?

А ведь осторожное похаживание вокруг да около уже завершилось. Исполинские мечи скрестились, дабы доказать право сжимающих их рукояти людей принять поводья незримой власти.

Что же мне делать?

Я должен… Должен… Но разве я кому-то что-то должен?

Да. Я должен. Я в вечном неоплатном долгу перед своей матерью. Я в долгу перед своим отцом, пусть он и бросил нас с мамой, когда мне исполнилось всего три года. Я в долгу перед Ольгой, которую втянул в эти неприятности. В долгу перед своей первой учительницей, учившей меня читать. В долгу перед многими другими людьми. Живыми и уже умершими.

Я в долгу перед всем человечеством. И долг обязывает…

Подняв левую руку, я уныло взглянул на свое изуродованное запястье.

— Кажется, я понял, для чего нас с тобой свела вместе судьба. Я понял, для чего… Это было предрешено. И теперь я знаю, что мне делать.

Я должен вытащить Ольгу из этой заварухи. Могу это сделать. И я это сделаю. А потом… Потом я умру. И пусть тот доктор пообещал мне десять-пятнадцать лет, но мне не придется ждать столько времени. Все окончится гораздо быстрее. Ведь нельзя добиться недостижимого.

Но можно и должно попытаться. Или умереть, пытаясь.

— Замечательная идея! Великая цель, будь она проклята!

Проходящая мимо женщина испуганно шарахнулась, опасливо поглядывая в мою сторону. Я горько улыбнулся.

Великая цель… Поистине достойная того, чтобы за нее умереть. Но что думает об этом кольцо? Или идея вообще не моя, а этого куска металла?

Но мы вместе. Я чувствовал его. Чувствовал раскаленный клубок боли внутри своей руки. Немыслимо, но эта боль приносила успокоение, говорила, что все идет так, как надо. Мы вместе.

Кто только что решил влезть в самое горнило разгорающейся войны? Я или не я? Это были мои мысли или отголоски вечности, явившиеся из глубин восставшего против своих собратьев кольца вероятности?

Разумны ли кольца?

Я не знал ответа, но, кажется, начинал догадываться…