Скорчившись в своем кресле на колесиках, маленькая мумия продолжала важно вещать, сопровождая каждое слово взмахами своей нормальной руки. Со своего места я видел, как слабо подергивалась его жалкая култяпка, оставшаяся от второй конечности.

Леночка стояла на коленях у его кресла, с безразличием машины поправляя все время сползающий плед.

— Неужели ты и вправду думал, что вся эта катавасия началась из-за того, что я разработал какой-то, там великий проект? Да никогда! Братство за свою историю видывало множество подобных планов. Некоторые успешно внедрялись, некоторые проваливались, оборачиваясь массовой резней, иные просто отвергались, превращаясь в пылящиеся на полке листы бумаги или пергамента. Но ни разу еще не доходило до того, чтобы из-за какой-то там кипы бумажек окольцованные сражались друг с другом. Никогда такого не было. Если бы проект не прошел, его бы отвергли. Если бы я настаивал — меня бы просто лишили права голоса. Если бы я силой пошел против воли Братства — у меня бы отняли кольцо. Вместе с рукой, конечно. Прецеденты случались.

Все началось еще в те дни, когда я, зарывшись по уши в бумаги, пытался разработать программу объединения всех мелких африканских стран в одно целое государство. Единая Африка. Тогда эта идея мне казалась просто потрясающей. Благо момент наступил вполне подходящий.

Работа требовала массы усилий. Я загружал наши вычислительные центры по самые уши, предоставив им самостоятельно рассчитывать вероятности и ставить прогнозы, а сам работал над теорией. И вот после долгих расчетов и построения логических цепочек я получил то, что мне было нужно. Громадная система дифференциальных уравнений со множеством переменных. Система уравнений, описывающая грядущее развитие человечества. Я был рад до безумия.

Но все оказалось не настолько просто. Я подставил исходные данные и, весело насвистывая, скормил задачу компьютеру. Считать — уж это-то машины умеют куда лучше нас, людей. Всего через несколько часов поступил результат. Я глянул на распечатку и обомлел.

С учетом всех усилий Братства, брошенных на достижение этой цели, объединения всего мира можно было достичь через… Цифра была просто астрономической. Сравнимой с письменной историей всего человечества. Тысячелетия. Это был конечно же провал.

Я снова и снова проверял свои выкладки. Зарывался в справочники. Проверял и перепроверял расчеты. Я прогнал эту же задачу на другой машине, заподозрив некую неисправность. Результат был неутешительным.

И тогда я обратился к тому, что в корне изменил саму систему расчетов, предоставив компьютеру с учетом текущей ситуации и заданных условий найти решение, занимающее минимально возможный временной промежуток. Желательно, не более двух веков.

Результатом стала цифра в сто восемьдесят шесть лет. Почти то, что требовалось. Если бы не одно «но»… Необходимость перераспределения колец среди носящих. Необходимость выделять по несколько этих маленьких металлических ободков в одни руки.

Ситуация требовала наличия четырех повелителей вероятности, имеющих по четыре кольца каждый.

Это тоже был тупик, потому что запрет окольцованным носить больше одного кольца был кравугольным камнем Братства. Абсолютное и непререкаемое правило. Табу.

Я пытался осторожно расспрашивать стоящего тогда во главе старика Грегори, но он от одного только намека на возможность дать два кольца в одни руки пришел в ужас и запретил мне любые расспросы на эту тему. Я пожал плечами и подчинился.

Но ведь не только словами можно было узнать тайну.

И тогда я обратился к истории. И там, среди заплесневелых и совершенно истлевших свитков, помнивших еще Аристотеля и Юлия Цезаря, я нашел нечто очень интересное. Настолько интересное, что мне пришлось уничтожить бесценный манускрипт, дабы сохранить это в тайне.

А потом я сидел и грыз ногти, ломая голову над тем, как мне повернуть события в нужную сторону. И понял, что словами тут ничего не добиться. А на следующий день пришла весть о смерти старого Грегори. И я понял, что надо делать.

Почти год ушел на спешную подготовку фундамента для моих начинаний, подбор необходимых людей, осторожное маневрирование среди братьев-окольцованных, начинающих что-то подозревать. И потом мастерский удар — похищение очищенного кольца Грегори за несколько часов до церемонии вручения его новому кандидату.

На празднество я пришел, уже имея на руке два кольца.

Это был немыслимый скандал. Меня обвинили во всех возможных и невозможных грехах, лишили всех прав и попытались силой отнять кольца. Так началась наша война. И причиной послужил не этот ныне проклинаемый всеми проект, так и оставшийся незаконченным, а протухший от времени закон, запрещающий принимать на свои плечи двойную ношу.

Вот так-то, Зуев. Так все и было, а не так, как говорят обо мне в Старом Братстве.

Роман Долышев замолк, выжидательно поглядывая на меня и суетливо помахивая ручкой.

Я медлил, раздумывая и незаметно стараясь высвободить из захвата ставшую немного слушаться правую руку.

— Вот так, — повторила мумия, пристально глядя на меня. — Вот так.

Кажется, захват начал поддаваться. Еще бы минут десять… Но чтобы их получить, нужно отвлечь внимание Долышева.

— Так, значит, у тебя на руке сейчас два кольца?

— Нет. — Роман хихикнул. — Не совсем так. Не на руке, а на ноге. И не два, а три.

Он стряхнул лежавший на коленях плед, и я увидел… Если не считать какого-то подобия ночной рубашки без рукавов, на нем ничего не было. Сухие сморщенные конечности торчали из перекрученного тела под самыми причудливыми углами. Две сверху — руки, и две снизу — очевидно, ноги. Вернее, не ноги, а безобразные культи, оставшиеся у Долышева вместо ног. И три беломраморных ободка на левом бедре в обрамлении кошмарной почерневшей кожи, испещренной омерзительными язвами, из которых сочилась какая-то желтоватая жижа.

Меня чуть не вывернуло.

— Леночка…

Медсестра безропотно подняла плед и укутала им Долышева, оставив снаружи только голову и руки.

— Вот так-то, — снова затянул свою волынку Роман. — Три кольца. И скоро их будет четыре. — Леночка подкатила кресло к стоящему в углу столу, поверхность которого была завалена бумагами. И среди этого вороха внезапно блеснул металл. Долышев своей хилой ручкой выловил этот блестящий предмет и показал мне точно такой же браслет, как находившийся когда-то у меня в руках. Хотя нет, этот, пожалуй, поменьше. — После того как кольцо очистится, оно станет четвертым и, пожалуй, пока что последним. Большего мне не нужно, иначе они меня угробят.

— Чье это кольцо? — безразлично спросил я. Мне и на самом деле было все равно. Гораздо больше меня занимал наполовину разошедшийся захват.

— Теперь — мое. А раньше принадлежало некоему Михаилу Шимусенко.

Я только хмыкнул:

— Тебе не кажется, что оно немного для тебя великовато? Если только ты применишь его не как браслет, а как ошейник…

— Неуч ты еще, Зуев, — фыркнул Долышев и поднял перед собой колечко. — Смотри сюда.

Он обхватил его пальцами и сжал. Несколько мгновений вроде бы ничего не происходило. Потом металл кольца будто бы потек. Ободок на глазах становился все толще и толще, а диаметр кольца уменьшался и уменьшался. Роман остановился, когда диаметр отверстия стал равным примерно двум-трем сантиметрам, потом просунул свои тоненькие пальчики внутрь и осторожно потянул. Металл снова поплыл подобно какой-то тягучей вязкой жидкости. Медленно-медленно кольцо обрело прежние размеры, при этом каким-то чудом сохранив округлые очертания.

— Ты никогда не задумывался о том, как кольцо, которое ты напялил вместо браслета, смогло бы уйти в глубь руки, если бы не обладало свойством менять размеры?

Я поморщился и промолчал. Потому что не задумывался. А еще потому, что, кажется, моя правая рука высвободилась.

— Но почему ты рассказал мне все это? Ради возможности блеснуть красноречием? Не верю! Что ты хотел? Какую цель преследовал?

Долышев вернул колечко на стол и искоса взглянул на меня.

— Все просто, Зуев. Все очень просто. Я же психолог, и я знаю, сколько можно узнать о человеке, просто побеседовав с ним полчасика. А с тобой было особенно легко. Ты же похож на открытую книгу, Антон. Я говорил с тобой, и я видел все твои мысли и чаяния. Я знаю, что ты ухитрился освободить одну руку. Восхищен таким усердием, но тебе это не поможет.

— Но почему?..

— Почему я сейчас трачу время, общаясь с тобой? Ха! Да потому, что ты весьма редкий человек, Антон Зуев. Кольцо само нашло тебя. Оно само выбрало себе хозяина. Такое бывает крайне редко. За последние сто пятьдесят лет подобных случаев было всего три. Плешивый Абдулла, который ушел в мир иной еще до того, как родились твои отец с матерью, ты, Зуев, и… я. Меня тоже не хотели выбирать. В тот день претендентом был не я, но… Все получилось как-то случайно… Случайно.

— Случайно, — ядовито буркнул я себе под нос. — Случайный гений. Сам же говорил, что случайностей в этом мире не бывает.

— А может быть, и не случайно, — спокойно пожал плечами, а вернее, отсутствием плеч, Роман. — Возможно, это судьба. В том самом манускрипте, о котором я уже упоминал, было сказано, что кольца выбирают хозяев сами, только если где-то назрела необходимость в каких-то глобальных переменах. Вероятно, моя судьба была заключена в том, чтобы разорвать рамки прогнившего древнего закона и вывести Братство на новый уровень развития. Возможно, я это сделаю или, что тоже не исключено, проиграю. Но в этом вопросе хотя бы существует определенная ясность. Но я хотел бы понять, зачем был избран ты?

— Я избран кольцом? Не смеши мою бабушку. Колечко просто запрятал в моем почтовом ящике один из курьеров, за которым вели охоту твои люди.

— Может быть, и так… Но, как я уже говорил, в этом мире случайностей не бывает. Я знаю, что ты неоднократно пытался избавиться от кольца, но оно по-прежнему у тебя на руке. И ты еще жив, хотя совершенно не умеешь пользоваться кольцом. Ты знаешь, сколько учатся этому делу начинающие повелители вероятности? Годы! А ты бежишь по миру и расшвыриваешь свою силу, будто играя. Почему? Как? Вот вопросы, на которые я хотел бы получить ответ.

— Да-да, конечно, — кое-как выдавил я.

— И несомненно, что Старое Братство тоже задавалось этим вопросом. Именно поэтому они взяли тебя к себе и даже, кажется, начали учить. Возможно, они надеялись, что ты — это оружие, явившееся, чтобы сбросить меня со сцены. Да, может быть, и так. И если эта информация подтвердится, я буду вынужден уничтожить тебя, Зуев. Ты уж прости, но здесь нет ничего личного. Дело превыше всего.

— А почему меня должно волновать твое дело?

— Ну, на это есть множество причин. И одна из них заключается в том, что это ты сейчас в моих руках, а вовсе не наоборот… Но я вижу, что ты уже высвободил обе руки, и, значит, наш разговор подходит к концу. До встречи, Антон. До встречи, которая, я предчувствую, неизбежно станет последней.

Роман Долышев, тайный владыка этого мира, избранный кольцом, скорчился на своем кресле, будто бы окончательно потеряв интерес к окружающему его миру. Неслышно скользнув, Леночка встала у него за спиной, безвольно смотря в пустоту. Безумное сочетание противоречивых образов. Уродливый сморщенный карлик-получеловек и красивая молодая девушка как послушная рука этого уродца.

Я понимал, что сейчас самое время смазать пятки, но не мог подняться — ноги отказывались слушаться. Ерзая в кресле на колесиках, я добился только того, что смог откатиться в угол комнаты. Я пытался обратиться к могуществу кольца, но оно молчало. Я был абсолютно беззащитен.

А потом дверь открылась и вошли те трое мордоворотов. Что я мог поделать?

В этой комнатке я проторчал уже черт его знает сколько времени. Часов мне не оставили, окон здесь не было, а мертвенный электрический свет не давал понятия о времени. Но если считать по тому, как часто мне приносили еду, то прошло около пяти-шести суток. Возможно, неделя.

Во всяком случае, это была самая позорная и унизительная в моей жизни неделя, потому что я был почти полностью парализован. Я нe мог встать, я не мог повернуться, я не мог даже вытереть пот со лба. Я не чувствовал ни рук, ни ног. Все, что мне оставалось, — это смирненько лежать на чем-то, похожем на операционный стол, и тупо пялиться в потолок.

Меня даже кормили с ложечки и, пардон, меняли белье, потому что я был вынужден ходить под себя… Стыдоба… Мне хотелось сквозь землю провалиться.

Пару раз в день приходила знакомая мне Леночка и приносила тарелку чего-то, похожего на супчик, с невероятно омерзительным вкусом. Потом она переворачивала меня, обращаясь с голым мужиком как с тупой деревянной чуркой, протирала все, меняла белье и уходила. Она же делала уколы, державшие меня в этом позорном состоянии. И при этом все время ухмылялась той гаденькой улыбочкой, которую я видел на губах мумии. Мне так хотелось хорошим ударом согнать эту презрительную гримасу, но я не мог шевельнуть даже пальцем. Но все больше мне хотелось отвернуть башку этому придурку Долышеву.

Кошмарно медленно тянулись одинаковые как две капли воды часы ожидания. Я дремал, просыпался, пялясь в потолок, снова засыпал и просыпался. Я, наверное, сошел с ума. Я ругался, просил, орал во все горло. Но ничего не изменилось.

Я обращался к силе кольца, час за часом пытаясь уловить хотя бы искорки былого могущества. Это было все равно что гоняться за ветром в поле, но я не оставлял попыток.

Наверное, я бы тут так и сгинул. Или, что вернее всего, свихнулся, потому что помереть мне бы не дали.

Но потом кое-что изменилось.

Ко мне пришел посетитель, вернее, посетительница.

Сначала я даже не обратил внимания на слабый скрип открывающейся двери, думая, что это вошла Леночка. Но потом понял, что звук шагов был несколько иной. Леночка ступала легко и почти беззвучно, а этот некто заметно волочил ноги.

Любопытство я еще не утратил, хотя от него остался только жалкий призрак. Моя голова медленно повернулась на звук шагов. Крутить головой — единственное, что было мне доступно.

Это оказалась Олия. Та самая Олия Саччи, которая едва не пристрелила бедного Антона Зуева в Москве и гналась за мной по пятам вместе с Рогожкиным до самого Новосибирска.

Я безразлично посмотрел на нее, не сказав ни слова, хотя в другое время и в другом месте не устоял бы перед желанием брякнуть что-нибудь язвительное.

Олия подошла ближе и вытащила из кармана наполненный какой-то очередной дрянью шприц. Всадила мне в вену — я при этом совершенно ничего не почувствовал — и отошла в сторону, присев на стоящем у стены стульчике. Я молчал, снова сосредоточившись на привычном занятии — созерцании потолка, в котором мой взгляд только чудом еще не прожег большущую дыру. Олия тоже не произнесла ни слова.

А минут через десять у меня начало покалывать в кончиках пальцев на руках и ногах. Сначала я этого даже не заметил, потом удивился, а еще через пять минут замычал, изнывая от неистового желания почесаться.

Начавшийся в пальцах зуд медленно поднимался и полз все выше и выше, охватывая голени, колени, запястья и локти. Потом бедра и плечи. Я несколько раз выругался и вдруг понял, что только что смог шевельнуть ногой.

Мое тело начало медленно оживать.

Слава Всемилостивейшему Господу! Обещаю при первой же возможности поставить свечку в храме.

Через двадцать минут после начала покалывания в пальцах я уже, совсем забыв про свою гостью, вовсю ерзал на этом чертовом столе. Ухитрился даже сесть. Потом немного передохнул и встал.

Руки-ноги слушались, хотя и не слишком охотно.

Я несколько раз присел, ощущая беспредельное удовольствие от этого простого действа, повернулся… и увидел тихонько пристроившуюся на стуле Олию.

Мое запястье мгновенно отозвалось импульсом обжигающей боли, которая тем не менее обрадовала меня больше, чем все на свете.

Кольцо! Я снова его ощущаю! Мы вместе!..

Никогда бы не подумал, что буду так радоваться этому куску металла, чтоб его черти взяли, но это было так. Я был рад. Доволен тем простым фактом, что больше не беззащитен.

Да я лучше подохну, чем снова дам изловить себя и разложить на столе, как какую-то свиную тушу!

Олия встала. Я отпрянул, но потом расслабился, понимая, что она могла сделать со мной все, что хотела, пока я валялся здесь, как бревно. Поэтому опасаться нет смысла… хотя осторожность не помешает.

— Чего тебе?

— Оденься. Твои вещи в том шкафу. — По-русски она говорила не очень чисто, но понять можно было вполне.

Кажется, я покраснел.

* * *

Через пять минут я уже был полностью готов. Одет, обут и готов вновь столкнуться с суровой правдой жизни.

— Идем. — Олия встала и указала на дверь.

— Куда? — с подозрением спросил я. — Куда идем?

— Наверх. В город. Идем. Мы и так уже потеряли много времени.

Я скептически поджал губы и передернул плечами. Идем… Хм… Ну ладно. Почему бы и не прогуляться? Но почему они освободили меня? Ведь сейчас, вновь чувствуя кольцо, я могу наворотить здесь такое, что чертям тошно станет.

Олия вытолкнула меня в коридор и, идя позади, безжизненным голосом подсказывала дорогу:

— Направо… Налево… Вверх по ступеням…

— Где мы?

Олия молчала. И уже потом, когда я уже не ждал ответа, будто бы неохотно произнесла:

— Под землей. В сибирском региональном штабе Обновленного Братства.

Я только фыркнул.

Коридоры казались бесконечными и при этом были совершенно безлюдны. Здесь было тихо. Тихо как в могиле. А мертвенный электрический свет вместе с этой неестественной тишиной навевал жгущее душу чувство одиночества и никчемности. Казалось, что во всем мире осталось только два человека. Я да идущая позади Олия.

Блин… Как замок с привидениями. Пустые коридоры, бессчетное количество дверей, ведущих неизвестно куда, картины на стенах. Если бы сейчас мне навстречу выплыл какой-нибудь призрак, то я бы нисколечко не удивился.

Только трижды на протяжении долгих минут петляния по подземным этажам нам встретились живые подтверждения того, что эти места все же обитаемы. Сначала это была пожилая женщина-уборщица, в тишине пылесосившая какой-то ковер. В тишине, потому что работала она молча, а ее пылесос был почти совершенно бесшумным.

Эта тишина уже начинала меня пугать. Если штаб Братства в Москве был просто жилым домом, где бегали дети, играли в картишки скучающие охранники и постоянно лязгал ползающий туда-сюда лифт, то здесь же…

Мужчина с ворохом бумаг в руках, суетливо пробежавший по коридору, бросил на меня безразличный взгляд и, почтительно кивнув Олии, засеменил дальше.

Охранник у дверей безропотно пропустил меня, едва взглянув. Он сидел на простом стуле у дверей лифта и жевал булочку, роняя крошки на ковер. Почему-то это зрелище вызвало в моей душе волну облегчения.

Олия, подталкивая меня в спину, вошла в лифт. Двери закрылись.

— У вас тут что, чума? Почему никого нет?

— Сейчас ночь, — равнодушно ответила она. — И помолчи немного, мне необходимо сосредоточиться.

Я заткнулся и, привалившись к облицованной деревом стенке лифта, сквозь полуопущенные веки смотрел на свою надсмотрщицу. Она явно что-то делала… Я прекрасно видел, как кривится от боли ее лицо, а руки вцепились в поручень мертвой хваткой.

Мысленно я прикидывал свои дальнейшие действия. Так. Сначала ногой в живот, потом локтем сверху или коленом в лицо. После чего быстро выхватить у нее пистолет и… Ага, и двери лифта открываются, являя передо мной целую толпу охранников. Да и бить женщину как-то нехорошо, хотя она и мой враг…

Дурак ты, Зуев. Все еще какие-то идеалы. Бить женщину — это плохо. Да она, ни секунды не сомневаясь, пристрелит тебя, если дойдет до дела.

Э-э… Черт!

Олия выпрямилась и медленно вытащила пистолет.

Вот дьявол!

Почему молчит кольцо? «Ты же должно защищать меня. Так помогай!» А-а-а!.. О-о? А это еще что значит?

Я недоуменно уставился на пистолет, который Саччи протягивала мне рукояткой вперед. Что за…

— Возьми. Тебе пригодится. Там у входа трое охранников. Двое сейчас спят. Третий — твой.

— Что это значит?.. — Я не договорил — открылись двери лифта, выпуская нас в какую-то полутемную комнатушку. — Что все это значит?

— Иди. — Олия шагнула назад в лифт. — Иди, ты свободен. И помни, что за тобой будут гнаться. Не делай глупых ошибок.

— Но почему?.. — Двери закрылись, и я услышал едва различимый лязг уходящего под землю лифта. Я остался один в этой комнатушке, потерянно сжимая в руке оружие.

Господи. Что б я тут понимал?

Я проверил обойму. Пистолет был полностью заряжен. Патроны вроде бы не холостые. Зачем же мне дали ствол? Что все это означает? Меня выпустили? Тогда к чему это предупреждение о погоне?

Я сделал маленький шажок вперед, направляясь к тонкой полоске света, пробивающейся через приоткрытую дверь.

Охранников и вправду было трое. И двое из них успешно похрапывали, устроившись в удобных кожаных креслах. Последний страж сидел у целого ряда экранов и читал газету.

Так… Экраны. Я присмотрелся. Ну точно. Здесь же повсюду скрытые камеры. Вон он я на третьем экране слева. Какой-то крайне подозрительный тип, осторожно выглядывающий из-за двери. И пистолет в руке виден просто прекрасно. Хорошо еще, что этот осел делает свою работу спустя рукава. Видимо, газетка попалась ну очень уж интересная. Даже не отрывается.

Хотя автомат его выглядел весьма грозно.

Вообще-то я мог бы просто поднять руку и пальнуть. Он бы даже не успел ничего понять, как был бы уже трупом. А те, которые дрыхнут, вообще не проблема.

Но почему-то нет у меня такого желания. Разве эти трое виноваты в том, что мне нужно пройти здесь? Они просто делают свою работу. Тьфу, какой я правильный, аж самому стыдно.

Я снова взглянул на пистолет в своей руке. Вот и еще одна причина для того, чтобы не делать этого. Если бы здесь был глушитель, а так… Ну этих троих — нет проблем. А если явятся еще десяток? Я вспомнил свою развлекаловку в Москве под наблюдением тощего подполковника и поморщился. Хорошо, конечно. Пусть даже я смогу пулять как самый заправский снайпер, но разве это мне так уж и поможет?

А если учесть, что здесь где-то находится Долышев с его тремя кольцами. И Олия. И Рогожкин. А возможно, и еще кто-нибудь из их братии…

Лучше уж сделать все по-тихому.

Я шлепнулся на пол и пополз.

Нет, вы только посмотрите на этого дурака. Ползает тут как таракан по столу. Задницу задрал выше головы и думает, что невидим. Пыхтит, как паровоз, и думает, что неслышим. И, вообще, только слепой и глухой не сможет его обнаружить.

Но вот охранник, хотя и не был слепым или глухим, но, видимо, так увлекся своим чтивом, что почти полностью уподобился им. Он меня не засек. И даже тогда, когда я, обливаясь холодным потом от страха, приоткрыл внешнюю дверь, страж даже не почесался. Только придержал лист газеты, затрепетавший от порыва ворвавшегося в комнату ветра.

Я как сумасшедший ниндзя выскользнул на улицу и понесся куда глаза глядят.

Уфф… Где это я? Знаю только одно — в России. В этом я уверен на сто процентов — только у нас могут сделать вывеску над магазином с двумя орфографическими ошибками в трех словах. Да и болтают вокруг по-русски. Значит, Россия. Сибирь, очевидно. Но что это за город? Какой сегодня день? Подозреваю, что сейчас уже конец августа, а то и начало сентября. Но число… Долго находясь под землей, как-то теряешь реальное представление о ходе времени.

А вот мы сейчас спросим. И плевать, что обо мне люди подумают.

— Женщина, подождите минуточку.

— А? Что?.. Ой!..

— Скажите, пожалуйста, что это за место? В смысле, какой город?

— Э-э… Иркутск…

— Иркутск, значит. Хм. Эва куда меня занесло. А число сегодня какое?

Ну вот, на меня теперь посмотрят как на полного психа.

— Двадцать седьмое августа. Ой, нет. Наверное, уже двадцать восьмое.

Я почесал за ухом рукояткой пистолета.

— Спасибо. Вы мне очень-очень помогли.

Я отвернулся и побрел по улице, отчетливо слыша позади быстро удаляющийся цокот каблучков. Бегом рванула. Конечно, ее можно понять. Наверное, не каждый день к ней подходят на ночных улицах какие-то бродяги и задают такие странные вопросы. И при этом чешут голову пистолетом. Неудивительно, что она испугалась. Раньше я бы на ее месте тоже повел бы себя так. Но сегодня я уже другой. Я могучий и непобедимый Антон Зуев, который нагло расхаживает по городским улицам и нарывается на милицию, вовсю размахивая оружием.

Я беззлобно ругнулся и спрятал пистолет за пояс, прикрыв рубашкой. Жаль, пиджака нет. А то, если приглядеться, можно что-то заподозрить. Слишком уж большой пугач вручила мне Олия.

Иркутск. Двадцать восьмое августа.

Блин горелый! Я не видел Ольгу уже почти два месяца! Я даже не знаю, жива ли она.

Что делать?

Ну, это ясно даже такому умнику, как я. Конечно же, двигать домой. Вот только делать этого никак нельзя — там меня будут ждать в первую очередь. Может быть, уже ждут. Но вот из города убраться — это первейшее дело. Только как?

Идти на вокзал? Опасно. Если среди Отколовшихся уже знают о моем побеге, то там будут искать прежде всего. Аэропорт? Не знаю, есть ли в Иркутске аэропорт. Наверное, должен быть. Но что-то внутри меня упрямо напоминало слова Шимусенко: «Считаешь себя умнее других? Неужели мы настолько глупы и не понимаем, что самолетом добираться гораздо быстрее? Но самолет — это слишком большой риск даже в обычное время. Сейчас же — просто форменное самоубийство. Свалить самолет с помощью кольца вероятности? Нет ничего проще! Замыкание в аппаратуре, отказ двигателей… Причин может быть множество, а итог только один — смерть».

Ясно. Не будем строить из себя героя или идиота, что в данной ситуации почти одно и то же. Что же еще остается?

Ага… Я взглянул на редкий поток машин, ползущий по какой-то аллее, и мне захотелось треснуться головой о ближайшую стенку.

Почему? Почему? Почему я так и не научился водить машину? Сколько раз я уже страдал из-за этого! И сколько раз мне еще придется страдать? Сейчас бы сесть за руль вон той «тойоты» или хотя бы вот этого «москвича» и дать по газам. Так нет же… Не судьба.

Придется пока передвигаться пешочком. Вот только я готов был поклясться, что на своих двоих не смогу уйти далеко.

А меня ведь наверняка уже ищут. Если там явилась Леночка со своим мерзким супчиком, то Долышев уже все знает. Значит, действовать надо быстрее.

Теперь самое главное. Есть ли у меня деньги? Я быстренько проверил карманы. Ага! Как же! Хоть бы мятая десятка где-нибудь завалялась. Ни копейки.

Как бы мне приобрести срочно пару-тройку тысяч? Я взглянул на идущих по своим делам задержавшихся прохожих и поморщился, чувствуя, как холодный металл пистолетной рукояти тычется мне в живот.

Эх, жизнь моя жестянка! Как все это мне надоело!

— Спасибо, друг. — Я выпрыгнул из кабины тяжелого большегрузного «урала». Асфальт тяжело ударил в подошвы.

— Да не за что.

Рыкнув напоследок, грузовик окатил меня облаком сизого дыма и укатил вдаль. А я остался один на узкой дороге, ведущей черт его знает куда. Вернее, не совсем один, так как мимо то и дело проносились автомашины всех марок и расцветок, но чувствовал-то я совершенно иное.

Мне казалось, что я остался один во всей Вселенной. Я один, а повсюду кишат и копошатся те, кто хочет видеть мою кровь. И только где-то далеко-далеко тлеет слабый огонек, способный унять мою боль одиночества. Ольга. Моя любимая. Где ты? Почему я никак не могу дозвониться домой? Я так надеюсь, что ты все же в безопасности…

Тяжело вздохнув, я медленно спустился с дороги и пошел в сторону видневшихся в стороне домиков и едва заметной с такого расстояния блестящей ниточки железнодорожных путей. Какой-то полустанок, названия которого я не знал. Да и не интересовался им.

Пора прекращать путешествие автостопом. Слишком уж это медленно. Да и рискованно. Но почему я решил, что по железке путешествовать безопаснее?

У меня оставалась только одна надежда. Я надеялся, что уже успел достаточно замести следы и удалиться от Иркутска, чтобы без лишнего риска влезть в вагон. Но что, если я ошибался?

Тогда меня ждет смерть.

Каким-то шестым чувством я понимал, что больше меня ловить живьем не станут.

Я остановился и, почесав затылок, настороженно огляделся по сторонам.

Узкая извилистая тропинка, густые заросли какой-то высокой травы слева от меня, деревья. Домик железнодорожного полустанка метрах в трехстах прямо по курсу. Блестящее полотно железнодорожных путей. И ни одного человека в поле зрения.

Но все же что-то здесь было не так. Что-то не так… Печенкой чувствую. Хотя вернее будет сказать: рукой.

Какое-то предчувствие медленно подтачивало мою решимость. А предчувствия я уже почти что научился уважать. А если бы был умнее, то стал бы еще им и доверять. Вот только кто сказал, что Зуев — умный мужик. По-моему, таких не было.

Вместо того чтобы совершить что-нибудь, я торчал столбом, озираясь по сторонам и чувствуя, как постепенно усиливается жжение в левом запястье.

Опасность? Угроза? Откуда? Кто здесь?

Кольцо отозвалось волной слабости и вспышкой режущей боли. Моя рука будто сама собой сомкнулась на рукояти пистолета. Я поморщился, шагнул немного правее и чуть-чуть не упал, споткнувшись о какой-то нагло вылезший из земли уродливый корень.

Не успел я даже с чувством помянуть черта и его бабушку, как…

Выстрел! И от ствола ближайшего дерева веером разлетелись щепки. И в тот же миг будто бы время замедлило для меня свой бег. Я смотрел, как неспешно падают на землю белые щепочки и клочья коры. Я чувствовал запах смолы. Я видел развороченный выстрелом ствол.

Проклятый корешок снова удружил мне, оставив синяк на ребрах, когда я, наконец-то осознав, чем мне грозит сложившаяся ситуация, плашмя рухнул на землю.

Ой… Больно!

Еще одна пуля выбила фонтанчик пыли буквально в полуметре от меня. Кто стрелял? Откуда? Да черт его знает!

Я, как сумасшедший разведчик, пополз в сторону, подальше от открытого места. Какое направление я выбрал для того, чтобы скрыться с поля боя? Конечно же неправильное.

Блин! Здесь какой-то ручей. Фу… Так вот почему тут вымахала такая густая травка. Я раздраженно вытер вымазанную в густой жирной грязи ладонь о штаны. Проклятие, лучше бы я залез вон в те кустики.

Я вытащил пистолет и с тоской посмотрел на него.

Итак, что мы имеем? Пистолетик и шесть патронов против засевшего где-то там снайпера. Не очень-то выгодный расклад. Но ведь у меня есть еще кое-что. Нечто способное уравнять шансы.

«Колечко, защищай меня. Помоги мне выбраться из этой передряги живым». Ай!.. Что за черт?!

Пуля ударила в землю прямо перед моим носом. Пятна грязной воды украсили мое ошарашенное лицо. Как он может стрелять так точно? Я ведь был готов поклясться, что меня со стороны дома не видно.

Пришлось предпринять действия по улучшению своей позиции. То есть залезть в эту липкую трясину еще глубже.

Здесь кто-то не столь давно глину копал. Так вот откуда взялась вся эта грязища. Урод. Ручей почти завалил. Я поморщился и ужом скользнул в наполовину заполненную грязной водой яму. Ну чем не окоп?

Прямо перед моим носом слабо колыхалась от ветра густая трава. Где-то негромко чирикали птички. Им, блин, все равно, что меня сейчас немножко продырявят.

И тишина. Хотя нет… Вон грохочет приближающийся состав.

Больше в меня никто не палил, но я был уверен, что тот стрелок так просто бы не сдался. Я буквально видел его своим внутренним взором. Мужик средних лет, с усиками и жиденькой бородкой. Лицом похож на того смазливого итальянца, что я видел в одном из фильмов. И большущая винтовка в руках. Он смотрит в прицел и медленно водит стволом, пытаясь угадать, где же в этой траве затаилась его мишень.

Ну ладно. Теперь дело пойдет иначе. У кого из нас терпения больше? Да я отсюда не вылезу до самой ночи. А если ты попробуешь подобраться ближе… Ну, пистолет-то у меня есть. Мелочь, а приятно.

Теперь ждем. Будем меряться терпением. Но сначала лучше бы оглядеться. Я осторожно приподнялся и раздвинул заросли перед собой.

Мама дорогая! Какое терпение! Ай-ай-ай!! Как же все плохо!

Со стороны полустанка ко мне бежали человек десять. И у каждого в руках автомат.

Матерь Божья! Мне крышка! Конец! Если они явятся сюда… Да у меня всего шесть патронов. Могу ли я убить десятерых шестью выстрелами? Что-то сомнительно. Тут даже колечко не поможет.

Они не явились. Не стали лезть на рожон и подставляться под мои пули. А вместо этого рассредоточились полукругом и изрешетили это травяное озерко, ставшее моим убежищем.

Десять автоматов. Не меньше двух сотен пуль. Как я выжил, не знаю.

Я забился в эту яму, немыслимо скорчившись и вжав подбородок в колени. Прямо возле носа плескалась грязная, совершенно непрозрачная водица, которую я уже успел попробовать на вкус. Омерзительно.

А вокруг бушевал свинцовый шторм. Эти гады успешно опустошали магазины своих автоматов. Пули косили траву и с чмоканьем втыкались в мягкую глину. И каждую секунду я ожидал, что следующий выстрел будет для меня роковым.

Затаившийся в моем запястье браслетик отзывался на каждый выстрел уколом острейшей боли. Очевидно, кольцо отводило пули. Увеличивало вероятность промаха для этих паразитов. И это было правильно. Это было хорошо. Но каково же мне чувствовать на своей шкуре все до последнего выстрела…

Когда стрельба утихла, я даже не сразу поверил, что еще жив. Хотя все болело так, что я на мгновение подумал, что лучше бы мне погибнуть. Тем более что все это могло оказаться зря. Сейчас они разделятся и проверят эту травку в поисках моего бездыханного тела. И если найдут меня живого и дышащего, то постараются исправить ситуацию.

Ну точно. Сначала я слышал только щелчки затворов и негромкий говор, а потом — шелест травы и приглушенную ругань. Кто-то из них полез на поиски и теперь вовсю костерил грязюку, залившуюся ему в ботинки. Кто-то приглушенно засмеялся.

Я вытащил насквозь промокший пистолет и с тоской посмотрел на капавшую с него грязную жижу. Будет ли он вообще стрелять в таком состоянии? Я бы на его месте не стал. Но тогда мне конец. Нет шансов. Я же не герой тупых боевиков, чтобы раскидать десятерых автоматчиков голыми руками. Тут даже кольцо ничего поделать не сможет, потому что вероятность того, что события случайно повернутся в этом направлении, составляет ноль целых ноль десятых процента. А в этом случае… кольцо не способно творить. Оно может только выудить из возможных вариантов дальнейшего развития событий тот, который нужен его хозяину, и увеличить шансы на то, что он станет реальностью.

Есть ли шанс у простого монтера уделать десятерых профессиональных убийц? Вероятно, есть. Но исчезающе малый. Сможет ли кольцо выловить из древа вероятностей этот шанс и предоставить его мне? И какой болью мне придется заплатить за этот шанс?

Шорох приближался. И вместе с ним и его источник — какой-то парень с автоматом наперевес. Я поудобнее обхватил рукоять пистолета и попытался сморгнуть попавшую мне в глаз воду.

Он шагнул вперед и чуть не наступил на меня. Осел! Под ноги смотреть надо.

Ну он и посмотрел. Только было уже поздно.

Я выстрелил.

Что за… Мимо! С трех шагов мимо. И даже кольцо не помогло! Что это такое?! Как?..

Этот болван вздрогнул и рывком вскинул автомат, направляя его на меня. Я снова нажал на спуск. И снова мимо. Твою мать… А-а!

Попасть мне удалось только с третьего раза. Я в ужасе смотрел на украсившее майку подстреленного мной парня кровавое пятно. Он удивленно и чуть обиженно глядел на меня. Казалось, время остановилось. А потом он выронил свой автомат и упал. Прямо на меня.

И в тот же миг снова затрещали выстрелы. На этот раз стреляли куда более точно, прицельно, стараясь накрыть то место, откуда только что раздались мои выстрелы.

Я снова скорчился в яме, стараясь даже не дышать. Сверху на меня капала кровь поверженного врага. Его тело придавило меня сверху, буквально впечатав бедного Тошку Зуева в глину, но я был этому только рад. И не зря. Несколько раз я ощущал, как вздрагивает навалившийся на меня труп, дергаясь при очередном попадании пули.

Мне снова повезло. Я выжил. Уцелел, хотя перед глазами уже поднимался серый туман невыносимой усталости. Кольцо сожрало практически все мои силы, а врагов оставалось еще девятеро.

Я выронил мгновенно исчезнувший в грязи пистолет, оттолкнул мертвеца в сторону и потянулся к валявшемуся неподалеку автомату.