В октябре 1941 года советская военная разведка переживала самый трудный этап в ее истории. Резидентуры Разведуправления Красной армии, которые накануне войны успешно действовали в Берлине, Варшаве, Бухаресте, Будапеште и в некоторых других европейских столицах, после нападения фашисткой Германии на СССР оказались блокированы и почти полностью потеряли свои возможности. Наступление немецких армий на Москву было подобно стальному цунами, которое двигалось по направлению к советской столице и должно было поглотить ее. Фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр», не сомневался в успехе своих войск и с нетерпением ожидал вестей о разгроме Красной армии и взятии Москвы. Но планы фашистского руководства были сорваны. Огромную роль в разгроме немецких войск под Москвой сыграли донесения военных разведчиков, которые выполняли задания разведывательных отделов штабов фронтов, защищавших Москву, а также тех разведчиков, которые добывали ценные сведения, действуя в Англии, Швейцарии, США и Японии. Псевдонимы этих разведчиков— «Брион», «Дора», «Рамзай»…

Во время битвы под Москвой в Центр часто поступали сообщения, которые были подписаны псевдонимом «Морис». В этих донесениях раскрывались замыслы японского руководства по вступлению в войну против Советского Союза, давались точные оценки положения на Восточном фронте, вскрывалось отношение администрации президента Ф. Рузвельта к войне, которой была охвачена вся Европа. Разведчик, который числился в ГРУ под псевдонимом «Морис», действовал в Вашингтоне, столице США. Данные «Мориса» были точны и достоверны. Они часто опережали те или иные события, которые должны были произойти на советско-германском фронте или в Великом треугольнике, вершинами которого были столицы США, Великобритании и СССР.

Сведения, добытые «Морисом», начальник военной разведки часто направлял Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину.

Какие сведения добывали во второй половине 1941 года «Рамзай» и «Морис»?

 

Глава первая

«НАПРАВИТЬ ЧЛЕНАМ ГКО….»

Находясь в Токио, Зорге успешно выполнял задания военной разведки. В Москве тем временем происходили события, которые не могли не отразиться на его судьбе. Был арестован Берзин, затем — Урицкий. В середине 1940 года начальником военной разведки был назначен генерал-лейтенант Ф. Голиков. Ему было доложено, что начиная с 1937 года руководство НКВД не в полной мере доверяло Рихарду Зорге.

Голиков тщательно изучал все донесения, которые поступали в Центр от «Рамзая». Некоторые из них, не совпадавшие с оценками, в частности, боевой готовности Красной армии, Ф. Голиков относил «в разряд сомнительных и дезинформационных». Такие сведения не докладывались высшему политическому и военному руководству страны. В частности, когда Зорге сообщал о том, что немецкие генералы считают боеготовность Красной армии низкой, эта оценка не попала в специальное сообщение Разведуправления. Голиков, который был до назначения начальником

Разведупра, командующим 6-й армией, не мог согласиться с тем, что его офицеры и солдаты обучены хуже, чем немецкие.

Система обработки агентурных материалов, существовавшая в Разведуправлении, была четкой и исключала проявление субъективизма. В оценке разведсведений И. Проскуров и Ф. Голиков опирались в своей работе на информационный отдел, работой которого руководил бригадный инженер А. Панфилов. Он окончил Военно-техническую академию Красной армии, имел значительный опыт аналитической работы. Офицеры, работавшие под руководством Панфилова, занимались обобщением, изучением и анализом политических, военных, военно-экономических и военно-научных сведений, которые поступали в Центр.

В военной разведке работали талантливые информаторы. Если Б. Мельников был незаменимым помощником Я. Берзина по странам Дальнего Востока, то начальником информационно-статистического отдела был такой же незаменимый Александр Никонов. Русский, выходец из семьи священника, он в 1916 году окончил школу прапорщиков в Петергофе, принимал активное участие в Гражданской войне, с 1921 года стал сотрудником военной разведки, занимался в основном информационно-аналитической деятельностью. В 1934–1937 годах Никонов был заместителем начальника Разведывательного управления штаба РККА, после ареста Я. Берзина с 1 по 8 августа 1937 года исполнял должность начальника Разведупра.

Сила любой разведывательной организации заключается в ее умении организовать обработку добытых сведений и их проверку. Одним из наиболее эффективных способов такой проверки является сравнение полученных данных с подобными сообщениями других источников. Офицеры-аналитики в Разведуправлении Красной армии ценились также высоко, как офицеры-разведчики, добывавшие разведсведения. Благодаря усилиям сотрудников информационного отдела донесения разведчиков превращались в специальные сообщения, которые докладывались высшему руководству страны. В период с января 1936 года по октябрь 1941 года, например, Р. Зорге направил в Центр 805 срочных донесений. В 1936 году 49 радиограмм, поступивших от Зорге в Центр, были обработаны сотрудниками информационного отдела и «доложены правительственным инстанциям и руководству НКО СССР».

В 1937 году 48 донесений Зорге оказались в числе «доложенных» высшему политическому руководству страны и командованию Красной армии. В 1938 году было доложено 86 информационных донесений «Рамзая». В 1939 году — 85, в 1940 году — 59 и в 1941 году — 36 донесений Зорге было направлено «правительственным инстанциям».

Скупая фраза «доложены правительственным инстанциям и руководству НКО СССР» была высшей оценкой результатов опасной деятельности Рихарда Зорге. В целом за 4,5 года 363 донесения «Рамзая» были доложены Сталину, Молотову, Берия, наркому обороны и начальнику Генерального штаба.

Начальник Разведуправления Красной армии Ф. Голиков имел все основания для удовлетворения результатами работы «Рамзая». Тем не менее 17 февраля 1941 года Ф. Голиков дал «Рамзаю» следующее указание:«…считаю необходимым сократить расходы по вашей конторе… Платите источникам только за ценные материалы, сдельно…»

«Рамзай» написал в Центр ответное донесение:«… если вы настаиваете на сокращении наших расходов…. Вы должны быть готовы к разрушению того маленького аппарата, который мы создали… Вы должны приказать мне уволить Джо и Жигало, которые были присланы мне в 1937 году распоряжением Центра…»

Под псевдонимом «Джо» в резидентуре «Рамзая» работал Мияги Иотоку. Кличка «Жигало» принадлежала члену разведгруппы Бранко Вукеличу.

В письме от 26 марта 1941 года Зорге продолжал отстаивать свою точку зрения. Он писал в Центр: «… Когда мы получили ваши указания о сокращении наших расходов наполовину, то восприняли их как своего рода меру наказания. Вы уже, вероятно, получили нашу подробную телеграмму, где мы пытаемся доказать, что это сокращение вдвое, без представления нам возможностей расходовать суммы на экстраординарные потребности, равносильно просто уничтожению аппарата».

Все члены группы Рихарда Зорге работали не ради денег, а ради общего дела — они боролись против фашистского режима в Германии и милитаристской Японии, которая была верным, но строптивым союзником Гитлера. Скромные финансовые средства, которые выделялись для Рихарда Зорге из Центра, шли на оплату арендованных конспиративных квартир, компенсацию транспортных и некоторых других расходов. Личное материальное благополучие «Рамзая» от выделявшихся для них Центром финансовых средств не зависело.

В большинстве донесений Р. Зорге освещались важные вопросы подготовки Германии и Японии к войне против СССР. Зорге беспокоился не о себе. Его волновали интересы дела, которое не могло существовать без определенной финансовой поддержки. Именно об этом и писал «Рамзай» начальнику военной разведки…

В середине января 1941 года «Рамзай» сообщил о том, что министр иностранных дел Германии Риббентроп пригласил Мацуока в Берлин для обсуждения вопросов пакта трех держав. «Возможно, — сообщал «Рамзай», — что Мацуока попытается дать новое развитие вопросу переговоров СССР с Японией».

Анализ отношений между СССР, Японией и Германией был главной целью специальной миссии Зорге. И он справлялся с поставленными задачами вполне успешно. В частности, 2 мая 1941 года «Рамзай» прислал в Центр следующее донесение: “Я беседовал с германским послом Отт и морским атташе о взаимоотношениях между Германией и СССР. Отт заявил мне, что Гитлер исполнен решимости разгромить СССР и получить европейскую часть Советского Союза в свои руки в качестве зерновой и сырьевой базы для контроля со стороны Германии над всей Европой.

Оба, посол и атташе, согласились с тем, что после поражения Югославии во взаимоотношениях Германии с СССР приближаются две критические даты. Первая дата — время окончания сева в СССР. После окончания сева война против СССР может начаться в любой момент так, что Германии останется только собрать урожай.

Вторым критическим моментом являются переговоры между Германией и Турцией. Если СССР будет создавать какие-либо трудности в вопросе принятия Турцией германских требований, то война будет неизбежна.

Возможность возникновения войны в любой момент весьма велика, потому что Гитлер и его генералы уверены, что война с СССР нисколько не помешает ведению войны против Англии. Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной армии настолько низко, что полагают, что Красная армия будет разгромлена в течение нескольких недель. Они полагают, что система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба.

Решение о начале войны против СССР будет принято только Гитлером либо уже в мае, либо после войны с Англией. Однако Отт лично против такой войны в настоящее время настроен только скептически, что он уже предложил принцу Урах выехать обратно в Германию”

При подготовке донесения для руководства Наркомата обороны начальник военной разведки Ф. Голиков приказал убрать пункт о слабости Красной армии, которая «будет разгромлена в течение нескольких недель». Был изъят пункт и о том, что, по оценке германских генералов, «система обороны на германо-советской границе чрезвычайно слаба». Сделано это было, видимо, потому, что в те годы в Советском Союзе было не принято подвергать критике мощь советской системы и ее вооруженных сил. Это право принадлежало только одному человеку — И. В. Сталину.

30 мая 1941 года «Рамзай» сообщил в Центр, что «Берлин информировал посла, что немецкое наступление против СССР начнется во второй половине июня. Отт на 95 процентов уверен, что война начнется. Косвенные доказательства к этому в настоящее время таковы:

Технический департамент воздушных сил в моем городе получил указание вскоре возвратиться. Отт потребовал от ВАТ, чтобы он не посылал никаких важных сообщений через СССР. Транспорт каучука через СССР сокращен до минимума.

Причины для германского выступления— существование мощной Красной армии не дает возможности Германии расширить войну в Африке, потому что Германия должна держать крупную армию в Восточной Европе. Для того чтобы ликвидировать полностью всякую опасность со стороны СССР, Красная армия должна быть отогнана возможно скорее. Так заявил Отт…»

Донесение «Рамзая» подтверждалось сведениями, которые направляли в Центр другие разведчики.

1 июня 1941 года Зорге направил в Центр радиограмму следующего содержания: «Ожидание начала германо-советской войны около 15 июня базируется исключительно на информации, которую подполковник Шолл привез с собой из Берлина, откуда он выехал 6 мая в Бангкок. В Баткоке он займет пост военного атташе.

Отт заявил, что он не мог получить информацию по этому поводу непосредственно из Берлина, а имеет только информацию Шолла.

В беседе с Шоллом я установил, что немцев в вопросе о выступлении против Красной армии привлекает факт больтой тактической ошибки, которую, по заявлению Шолла, сделал СССР.

Согласно немецкой точки зрения тот факт, что оборонительная линия СССР расположена в основном против немецких линий без больших ответвлений, составляет величайшую ошибку. Она поможет разбить Красную армию в первом большом сражении. Шолл заявил, что наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии».

На это донесение Зорге начальник военной разведки Голиков не мог не обратить внимания.

Во-первых, «Рамзай» подтверждал сообщения «Альты» о том, что нападение Германии на СССР произойдет «около 15 июня».

Во-вторых, Зорге сообщил в Центр о том, что в немецких верховных штабах уже проведена полная и всесторонняя оценка дислокации советских войск, расположенных вдоль западной границы, обращено внимание на то, что советская оборона построена без учета соответствующих требований (глубина, эшелонирование, создание и укомплектование укрепленных районов, накопление резервов боеприпасов и т. д.).

Шолл, прибывший в Токио из Берлина проездом в Бангкок, выдал в беседе с послом Отт важные сведения.

Это донесение «Рамзая» вызвало у Голикова несколько вопросов. Они отражены в резолюции начальника Разведупра: «Прошу сообщить:

1. Более понятно сущность большой тактической ошибки, о которой вы сообщаете, и 2. Ваше собственное мнение о правдивости Шолла насчет левого фланга. Голиков. 3.06.41 г.»

Далее, Голиков дал указание начальнику 5-го отдела Разведуправления: «В перечень сомнительных и дезинф. сообщений «Рамзая». Голиков».

Ошибка, о которой Шолл сообщил Зорге, состояла в том, что группировка войск Красной армии, выдвинутая к новой советской государственной границе, по мнению немцев, была слаба и давала им возможность разбить передовые соединения Красной армии в первом же большом сражении.

Сообщение Зорге поступило в Центр 1 июня 1941 года. Оно имело принципиально важное значение. Однако, по указанию Голикова, оно попало в перечень «сомнительных и дезинформационных» сообщений «Рамзая».

4 июня этого же года Совет народных комиссаров СССР утвердил специальное постановление «Об укрепленных районах».

С. К. Тимошенко, народный комиссар обороны СССР, предложил утвердить штатное расписание для вновь строящихся укрепленных районов. Постановлением СНК было установлено закончить формирование этих воинских частей (110 артиллерийско-пулеметных батальонов, 16 артиллерийско-пулеметных рот, 16 артиллерийских батарей, 13 отдельных саперных рот, 6 артиллерийских дивизионов и т. д.) только к 1 октября 1941 года.

Этим же постановлением предусматривалось увеличить численность Красной армии по мирному времени на 120 695 человек и по военному времени на 239 566 человек. Но время уже было упущено. До начала вторжения германских армий на территорию СССР оставались считаные дни.

«Рамзай» счел необходимым дать разъяснения о том, что же «составляет величайшую ошибку», которая, по оценке немецких генералов, «поможет разбить Красную армию в первом большом сражении».

Отвечая на запрос Центра, уже после начала Великой Отечественной войны Зорге, 3 июля 1941 года, докладывал в Центр: «Теперь уже поздно Вам отвечать на вопрос в отношении удара левым флангом и некоторых тактических ошибках.

Подполковник Шолл сказал тогда, что первый и главный удар будет нанесен немцами по Красной армии их левым флангом. Немцы полностью уверены, что главные силы Красной армии будут сконцентрированы в противоположном направлении от линии, дающей полную возможность для сильного удара. Немцы очень опасались, что Красная армии в порядке осведомления главного удара отступит на некоторое расстояние, чтобы изучить силы противника и предпринять кое-что в стороне от направления главного удара. Главная цель немцев — это уничтожение Красной армии охватом ее, как это было с польской армией.

Германский военный атташе сказал мне, что японский Генштаб наполнен деятельностью с учетом наступления немцев на большого противника и неизбежностью поражения Красной армии.

Он думает, что Япония вступит в войну не позднее как через 6 недель. Наступление японцев начнется на Владивосток, Хабаровск и Сахалин с высадкой десанта со стороны Сахалина на советское побережье Приморья. Общее настроение народа против действий Германии и присоединения к ней Японии.

Ваша дипломатическая деятельность должна быть значительно сильнее, чем это делается другой стороной.

Источник «Инвест» думает, что Япония вступит в войну через 6 недель. Он также сообщил, что японское правительство решило остаться верным пакту трех держав, но будет придерживаться пакта о нейтралитете с СССР.

Решено послать три дивизии в Сайгон, Индокитай. Даже Мацу ока голосовал за это, который перед этим был ориентирован на СССР.

Источники «Итери» и «Ирако» сказали, что слышали в отношении укрепления восточной границы некоторым количеством войск из Сев. Китая, а также усиления войск на Хокайдо.

Возвращенная в Киото дивизия будет направлена на север».

Содержание радиограмм, поступавших в Центр от Рихарда Зорге, — отражение высокого профессионального мастерства этого разведчика, который умел добывать важные сведения, глубоко анализировал их и без задержек докладывал в Центр.

На этой радиограмме Р. Зорге тоже сохранилась резолюция Ф. Голикова. Точнее, Ф. Голиков на бланке радиограммы от 3 июля 1941 года написал несколько резолюций.

Первая: «Подчеркнутое на стр. 1–2 послать выпиской членам Гос. Ком. Обор, и НГШ».

Вторая: «Потребуйте от «Рамзая» сообщить о японских воинских перебросках против СССР из Китая и самой Японии».

Третья: «Доложите, сколько времени он не давал ответа на наше требование о левом фланге и его саму телеграмму»…

Последняя резолюция свидетельствует о том, что Ф. Голиков не доверял Р. Зорге. Истоки этого недоверия были достаточно сильны и глубоки. Голиков находился под влиянием содержания справки, подписанной в те годы начальником IV отдела Разведуправления ГШ РККА генерал-майором Колгановым, которая была озаглавлена «Истоки политического недоверия «Инсону».

В этой справке, похожей на донос, сказано следующее: «1. В течение продолжительного времени «Инсон» работал под руководством бывших руководящих работников Разведупра, оказавшихся врагами народа. Отсюда вытекает вывод: если враги народа продались сами иноразведкам, то спрашивается, почему же они не могли выдать «Инсо на». Так, например, бывший начальник 2-го отдела Карин являлся немецким шпионом, и он выдал, по его словам, некоторых наших секретных агентов в Китае. В бытность Карина начальником японского отделения Покладок являлся японским шпионом.

Бывший начальник японского отделения (после Покладока) Сироткин оказался также японским шпионом. Сироткин показал органам НКВД, что он выдал японцам «Инсона» со всеми его источниками.

По показанию Сироткина, он выдал «Инсона» в конце 1938 г., и с этого времени «Инсон» начинает работать плохо, жалуется на усталость, усиленно просит его отозвать домой. Почти весь 1940 год «Инсон» настаивает на возвращении в СССР.

По записям врагов народа видно, что у «Инсона» имеется жена, которая живет в Берлине, она знает, что он коммунист и где находится.

В 1935 году «Инсону» Центром был направлен радист Фриц, личность также весьма темная. Известно только, что он сербский офицер, женат на русской белогвардейке, и больше ничего. Радиодело знает хорошо, срывов связи не было.

У «Инсона» нет истории о прошлой работе до партии, как он работал в партии, как попал в партию и затем в Разведупр.

«Инсон» является секретарем ячейки фашистов в немецком посольстве в Токио. Но когда спрашиваешь «Инсона», почему он не поступает на официальную работу в посольстве, всегда следует ответ: «Вы знаете мое прошлое, поступающие на работу в немецкие учреждения тщательно проверяются гестапо, это может меня погубить».

Вопрос Инсона не новый, неоднократно ставился на обсуждение. Основной вопрос: почему японцы или немцы не уничтожат его, если он выдан им как советский разведчик? Всегда делается один вывод: японцы или немцы не уничтожают «Инсона» с той целью, чтобы отправить его к нам для разведывательной работы.

Информацию «Инсона» необходимо всегда сопоставлять с данными других источников и общим переживаемым моментом международного положения, а также тщательно ее анализировать и критически к ней относиться.

«Инсон» самолюбив, и большого мнения о себе, что необходимо учитывать при руководстве им».

Зорге пришлось работать в сложных условиях. Понимал ли он, что в Центре в первой половине 1941 года отношение к нему и его организации изменилось? Видимо, да. Однако он продолжал работать, несмотря на трудности в Японии и недопонимание в Москве.

После начала Великой Отечественной войны, когда исполняющим обязанности начальника Разведуправления был назначен генерал А. Панфилов, отношение к донесениям «Рамзая» в Центре изменилось. На бланках расшифрованных радиограмм «Рамзая» сохранились резолюции А. Панфилова: «По донесениям «Инсона» составить специальное сообщение», «направить членам ГКО, начальнику Генштаба» , «В спецдонесение поставить сегодня» и другие.

Для того чтобы окончательно изменить отношение сотрудников Разведуправления к Зорге, исполнявший обязанности начальника Разведуправления Генерального штаба Красной армии генерал-майор танковых войск А. Панфилов 11 июля 1941 года написал резолюцию-распоряжение на одной из радиограмм «Рамзая»: «Учитывая большие возможности источника и достоверность значительной части его предыдущих сообщений, данные сведения заслуживают доверия».

В июле, августе и сентябре 1941 года ежедневно в Центр от «Рамзая» поступали срочные и важные донесения. 15 августа Р. Зорге сообщил о том, что немцы продолжают по дипломатическим каналам настойчиво оказывать давление на Японию с целью заставить ее вступить в войну против СССР.

14 сентября 1941 года Рихард Зорге направил в Центр два донесения, которые заслуживали особого внимания.

В первом донесении говорилось о том, что «….по сведениям, полученным из МИД, Япония начнет войну на юге для обеспечения себя нефтью и металлами. Немецкий посол Отт потерял всякую надежду на выступление Японии против СССР».

На юге к этому времени у Японии оставался только один главный противник — Тихоокеанский флот США, корабли которого базировались в Перл-Харбор. Сокрушительный удар по этой военно-морской базе японцы нанесли 7 декабря 1941 года.

В 1941 году 25 донесений Рихарда Зорге были доложены И. В. Сталину.

На основании 7 донесений «Рамзая» было подготовлено 7 специальных сообщений для высшего политического и военного руководства страны.

Родиной Рихард Зорге считал Советский Союз.

Последние донесения Рихард Зорге направил начальнику Разведывательного управления Красной армии в июле — октябре 1941 года. Их не много, но они — итог всей деятельности разведчика в Китае и в Японии. Эта деятельность длилась более десяти лет — годы напряженной борьбы в сложных условиях, в которых любая ошибка — смертный приговор.

Донесения «Рамзая», направленные им в Центр в тот период, представляют собой итоги последних дней напряженной борьбы разведчика и последних дней его жизни на свободе. Свобода Рихарда Зорге оборвалась 18 октября 1941 года. В этот день он был арестован японской контрразведкой.

Донесения этого периода Рихарда Зорге начинаются с его телеграммы, направленной в Центр 26 июня 1941 года. В ней сообщалось:

«.. Начальнику Разведывательного управления Генштаба Красной армии. Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу.

Мацуока сказал германскому послу Отт, что нет сомнений, что после некоторого времени Япония выступит против СССР».

Это сообщение Зорге, несомненно, поступило в Центр своевременно, но было дешифровано только в 17 часов 50 минут 3 июля. Можно предположить, что задержка произошла из-за необходимости в первую очередь обрабатывать донесения, которые поступали от резидентов военной разведки, действовавших в западноевропейских странах и от начальников разведывательных отделов западных фронтов, принявших на себя первый массированный удар германских армий.

Донесение Зорге от 26 июня 1941 года состояло из двух частей. В первой части Зорге выражал свою твердую готовность до конца исполнить свой долг.

Вторая часть донесения — итог беседы Зорге с германским послом в Японии, в ходе которой Отт сообщил о его переговорах с министром иностранных дел. Встреча состоялась после вероломного нападения Германии на СССР 21 июня 1941 года. Японский министр пообещал послу, что Япония «через некоторое время» вступит в войну против СССР. Обещание серьезное, но неконкретное.

Начальник военной разведки распорядился направить сообщение Зорге о переговорах германского посла с японским министром иностранных дел членам Государственного комитета обороны — Сталину, Молотову, Ворошилову, Берия, Маленкову, Тимошенко и Жукову. Члены ГКО должны были знать, что в июне 1941 года Япония была не намерена начинать войну против СССР.

Донесения Зорге, поступавшие в Центр летом и осенью 1941 года, в основном были посвящены решению важнейшей для советского руководства проблемы военно-политического характера — вскрытию планов японского руководства по вступлению в войну против СССР. На Москву осенью 1941 года двигались германские дивизии группы армий «Центр». Гитлер требовал от своих генералов во что бы то ни стало захватить советскую столицу. Вступление Японии в войну против СССР могло бы стать решающим фактором. Советский Союз был бы вынужден вести войну на два фронта — на западе и на востоке.

Япония всегда скрывала свои агрессивные внешнеполитические планы и замыслы. Ее представители отрицали существование «Меморандума Танаки». Японские дипломаты умело прикрывали красивыми заявлениями тайные акции военной разведки и следовавшие за ними военные действия. Под предлогом защиты интересов Японии или интересов отдельных японцев, проживавших в Китае, японские воинские контингенты оказались в Маньчжурии, так же как в 1918 году на территории советского Дальнего Востока. В 1941 году Япония могла поступить так же коварно. Любой даже самый незначительный инцидент, который мог произойти в Маньчжурии или на любой другой территории, где соприкасались интересы Советского Союза и Японии, мог бы привести к войне. Так уже бывало и в годы иностранной интервенции, и в 1929 году, и во время военных конфликтов в районе озера Хасан и реки Халхин-гол.

Гитлер и его помощники всячески стремились убедить японское руководство в необходимости и своевременности вступления Японии в войну против СССР. Германские дивизии рвались к Москве, но захватить ее никак не могли.

Японское правительство выслушивало предложения германских эмиссаров, но предпочитало действовать самостоятельно. Вероятно, в Токио верили в возможность победы Германии над Советским Союзом, но полагали, что в случае победы германские войска до Дальнего Востока и Сибири все равно не доберутся. Японские лидеры были убеждены, что советские территории они смогут захватить тогда, когда судьба СССР будет предрешена и Красная армия будет окончательно ослаблена.

Тайные планы японского руководства были устремлены на юг, где ослабленные или уже оккупированные Германией европейские государства оставили практически без присмотра свои колонии. Эти огромные территории, которые еще не могли оказывать сопротивления, привлекли внимание расчетливых японских генералов. Стратегический выбор был сделан — Япония решила нанести удар в южном направлении. На юге основным противником Японии были ее давние враги — американцы и Тихоокеанский флот США, корабли которого находились в военноморской базе Перл-Харбор. О планах наступления на юг в сентябре — октябре 1941 года в Японии знали император, премьер-министр и министр обороны.

О тайных замыслах японского руководства узнал и Рихард Зорге.

10 июля 1941 года Зорге сообщал в Центр: «…Источник «Инвест» сказал, что на совещании у императора решено не изменять плана действий против Сайгона (Индокитай), но одновременно решено и подготавливаться к действиям против СССР на случай поражения Красной армии.

Германский посол Отт сказал то же самое, что Япония начнет воевать, если немцы достигнут Свердловска.

Германский военный атташе телеграфировал в Берлину что он убежден в том, что Япония вступит в войну, но не раньше конца июля или начала августа и она вступит в войну сразу жеу как только закончит подготовку.

Мацуока в разговоре с Оттом сказал, что японский народ будет ощущать авиационные налеты на жизненные центры Японии. На это Отт ответил, что это невозможно потому, что СССР имеет только 1500 первоклассных самолетов на Дальнем Востоке, из которых только 300 тяжелых бомбардировщиков будут в состоянии прилететь в Японию и вернуться обратно. Советский Союз имеет только два типа самолетов, которые смогут выполнять такие задачи, — это ТБ-7 и ДБ-3, которых еще нет на Дальнем Востоке. Этими разговорами Отт старался влиять на Мацуоку за вступление в войну Японии.

Германский военный атташе уверен, что конец советского режима наступит вместе с оккупацией Ленинграда, Москвы и Харькова, в противном случае немцы начнут крупные воздушные операции вдоль железно-дорожных линий из Москвы через Сибирь… Японские власти начали преследование лиц, не одобряющих германо-советскую войну, и, наоборот, держатся в стороне от народа, который с энтузиазмом за вступление в войну на стороне Германии…»

Завершая донесение, Зорге сообщал: «… Чтобы избежать влияний на решения правительства, генерал Ямасита получил приказ остаться в Маньчжоу-го. Имеются слухи, что Ямасита будет назначен на новую должность командования войсками на южных базах и в Индо-Китае…»

Исполнявший обязанности начальника Разведывательного управления Красной армии генерал-лейтенант А. П. Панфилов обратил особое внимание на это донесение Рихарда Зорге. Он приказал первый раздел донесения разведчика немедленно включить в специальное сообщение и направить его членам ГКО.

16 июля Панфилов еще раз обратился к донесению Зорге и приказал начальнику отдела проверить, послано ли это спецсообщение членам ГКО.

На бланке радиограммы Панфилов написал резолюцию: «.Учитывая большие возможности источника и достоверность значительной части его предыдущих сообщений, данные сведения заслуживают доверия…»

Резолюция генерал-лейтенанта А. П. Панфилова, исполнившего обязанности начальника Разведывательного управления Генштаба Красной армии примечательна тем, что Панфилов вопреки существовавшим мнениям высоко ценил Зорге и результаты его трудной работы и указывал всем сотрудникам военной разведки, что «данные сведения заслуживают доверия…». Резолюция Панфилова — доказательство того, что все радиограммы Рихарда Зорге, подготовленные им после нападения фашистской Германии на СССР, внимательно изучались в Центре. Наиболее важные данные, которые сообщал Зорге, направлялись членам Государственного комитета обороны. Это свидетельство того, что Зорге добывал исключительно важные сведения, которые докладывались высшему политическому руководству СССР и командованию Красной армии.

11 сентября 1941 года Зорге сообщил в Центр: «…Германский посол Отт потерял всякую надежду на выступление Японии против СССР. Сиратори (бывший посол Японии в в Италии в данное время работает в МИД) сказал Отту, что если Япония начнет войну, то только на юге, где они смогут получить сырье — нефть и металлы. На севере они [190]Речь идет о том, что на севере немцы не смогут получить достаточно помощи, так как Япония намерена действовать на юге.
не смогут получить достаточно помощи.

Один из друзей ВМ [191]Имеется ввиду — сотрудник военно-морского флота Японии.
флота сказал Паула [192]Паула — германский военно-морской атташе в Токио.
, что выступление Японии против СССР больше не является вопросом. Моряки не верят в успех переговоров Коноэ с Рузвельтом и подготавливаются к выступлению против Тая и Борнео. Он думает, что Манила должна быть взята, а это означает войну с Америкой…» [193]ЦА МО РФ. Оп. 24127. Д. 3. Л. 60.

14 сентября Зорге докладывал начальнику военной разведки: «Источник «Инвест» выехал в Маньчжурию. Он сказал, что японское правительство решило не выступать против СССР в текущем году, но вооруженные силы будут оставаться в Маньчжурии на случай возможного наступления будущей весной, в случае поражения СССР к тому времени. «Инвест» заметил, что СССР может быть абсолютно (слово неразборчиво) свободен после 15сентября…»

В октябре Зорге направил в Центр свои последние сообщения. В одном из них, от 4 октября, он сообщал: «…Ввиду того, что не будет войны против СССР в этом году, небольшое количество войск было переброшено обратно на Острова. Так, например, один полк 14-й дивизии остался в районе Уцуномия, а другой отряд был возвращен из района между Дайреном и Мукденом, где он располагался в новых бараках. Концентрация главных японских сил по-прежнему остается в секторе Владивосток — Ворошилов.

Для напряженных боевых действий, которые в октябре 1941 года шли под Москвой, данное донесение Рихарда Зорге особого значения не имело. Однако оно представляло особую ценность для офицеров информационного отдела Разведуправления, которые занимались анализом обстановки на Дальнем Востоке. В Центре не исключали, что при благоприятных возможностях Япония может выступить против СССР.

Зорге сообщал, что «…в сентябре месяце управление жел. дор. компании получило приказ— в секретном порядке установить жел. дор. связь между Цицикаром и Сону (напротив советского города Ушумун). Японцы намереваются развить этот район с целью наступательных действий в случае возникновения войны, которая может начаться в марте следующего года, если развитие военных действий между СССР и Германией создаст такую возможность японцам, чтобы начать эту войну.

Известно также, что из Северного Китая в Маньчжурию японцы своих войск не перебрасывали…» [196]Там же.
.

Рихард Зорге выполнил все задачи, которые были поставлены перед ним начальником военной разведки Яном Берзиным.

В начале октября «Рамзай» доложил в Центр о том, что его «…дальнейшее пребывание в Японии бесполезно». Поэтому он ждет указаний: «…возвращаться на Родину или выехать в Германию для новой работы?»

В октябре 1941 года Рихард Зорге был арестован японской контрразведкой. Резидентура «Рамзай» прекратила свою деятельность…

29 января 1943 года члены нелегальной группы Рихарда Зорге были приговорены к длительным срокам тюремного заключения:

Доктор Рихард Зорге — смертная казнь.

Доктор Ходзуми Одзаки — смертная казнь.

Макс Кристиансен-Клаузен — пожизненное заключение.

Бранко Вукелич — пожизненное заключение.

Есмнобу Косиро — 15 лет тюремного заключения.

Сиге Мидзуно — 15 лет тюремного заключения.

УгендаТагути — 13 лет тюремного заключения.

Масадзане Ямана — 12 лет тюремного заключения.

Сумио Фунакоси — 10 лет тюремного заключения.

Тэйкити Каваи — 10 лет тюремного заключения.

Фусако Кудзуми — 8 лет тюремного заключения.

Анна Клаузен — 7 лет тюремного заключения.

Томо Китабаяси — 5 лет тюремного заключения.

Кинкадзу Сайондзи — 3 года тюремного заключения.

Токутаро Ясудо — 2 года тюремного заключения.

7 ноября 1944 года в 10 часов 36 минут Рихард Зорге был казнен. Приговор был приведен в исполнение в японской тюрьме Сугамо. Советская военная разведка потеряла одного из своих самых лучших разведчиков. Второго такого разведчика, как Рихард Зорге, советская военная разведка в Японии не имела. Сведения о военных планах японского правительства на Дальнем Востоке в 1942–1945 годах поступали от других разведчиков. Одним из них был «Морис».

 

Глава вторая

ИНФОРМАЦИЯ ПО ЛЕНД-ЛИЗУ

В марте 1941 года американский конгресс принял закон о ленд-лизе. Официально он назывался «Акт содействия обороне США». Действие этого закона распространялось на Англию и другие государства, против которых Германия развязала войну.

Закон о ленд-лизе предоставлял американскому президенту полномочия передавать, обменивать, сдавать в аренду, отдавать взаймы или поставлять иным способом военную технику, оружие, боеприпасы, снаряжение, стратегическое сырье, продовольствие, предоставлять различные товары и услуги, а также информацию правительству любой страны, «оборону которой президент посчитает жизненно важной для обороны Соединенных Штатов».

После нападения фашистской Германии на СССР правительство США заявило, что оно намерено оказать помощь Советскому Союзу. Однако, прежде чем это сделать, вопрос о возможной помощи несколько месяцев обсуждался в американских коридорах власти, где политики и эксперты оценивали способность России к сопротивлению.

Американцы пытались заглянуть в будущее и найти ответ на один-единственный вопрос. Он был сформулирован 25 июня 1941 года на страницах газеты «Уол стрит джорнэл». Вопрос этот звучал приблизительно так: «Предположим, что мы окажем помощь России и она победит Гитлера, кто будет доминировать в Европе?»

После тщательной калькуляции возможных прибылей и потерь, которые длились около трех месяцев в высших эшелонах американской власти, политики пришли к заключению, что выиграть войну в Европе против фашистской Германии без Советского Союза будет невозможно. Это был убедительный аргумент. Поэтому американцы согласились оказать помощь СССР в борьбе против Германии. 1 октября 1941 года в Москве был подписан первый протокол о поставках по ленд-лизу американских товаров в Советский Союз. Стоимость американских экспортных поставок определялась в 1 миллиард долларов. Для оплаты этих поставок, рассчитанных на девять месяцев, советскому правительству выделялся беспроцентный кредит. Предусматривалось, что этот кредит подлежал погашению через пять лет после окончания войны.

7 ноября 1941 года американский президент на основании принятого конгрессом разрешения подписал документ о распространении закона о ленд-лизе на Советский Союз.

И. В. Сталин в личном послании президенту Ф. Рузвельту сообщал: «Ваше решение, г-н Президент, о том, чтобы предоставить Советскому Союзу беспроцентный заем на сумму в 1 миллиард долларов на оплату поставок вооружения и сырьевых материалов Советскому Союзу, Советское правительство принимает с искренней благодарностью, как исключительно серьезную поддержку Советского Союза в его громадной и трудной борьбе с нашим общим врагом, с кровавым гитлеризмом…».

В дальнейшей переписке между Сталиным и Рузвельтом обсуждались вопросы поставок оружия, техники, медицинских материалов. Обмен разведывательными сведениями о противнике между военными ведомствами по неизвестным причинам не упоминался.

11 июня 1942 года в Вашингтоне был подписано соглашение о ленд-лизе. В первой статье этого соглашения, под которым поставили свои подписи от имени американского правительства государственный секретарь К. Хелл и посол СССР в США М. Литвинов, отмечалось, что «правительство Соединенных Штатов будет продолжать поставлять правительству Союза Советских Социалистических Республик оборонные материалы, обеспечивать их обслуживание и передавать военную информацию…».

О том, как, какими путями, в каких объемах американцы поставляли в Советский Союз материалы, необходимые для страны, которая вела напряженную войну против союза фашистских государств, проведено большое количество исследований. Главной особенностью этих поставок было то, что они производились по законам рыночных отношений. За все товары надо было рано или поздно заплатить.

Война принесла американцам значительные прибыли. Национальный доход США к концу войны в полтора раза превысил довоенный. Общая мощность промышленного производства увеличилась на 40 процентов. Военные расходы США составили примерно 330 млрд, долларов. Потери Советского Союза оценивались в 485 млрд. долларов.

Глава американской военной миссии в Москве генерал Дин так оценивал продажу американских материалов Советскому Союзу: «Наши поставки, может, и не выиграли войну, но они должны были поддержать русских».

После войны США и СССР длительное время вели переговоры об урегулировании расчетов по ленд-лизу. Американское правительство стремилось получить максимальную выгоду в виде платежей или возмещения стоимости поставленных товаров натурой. В октябре 1972 года было достигнуто соглашение об урегулировании вопроса о ленд-лизе. После серии встреч президента США Р. Рейгана и М. С. Горбачева, в бытность его еще генеральным секретарем, в советско-американских отношениях произошли значительные изменения. Они затронули и проблему ленд-лиза, в которой была сфокусирована суть советско-американских отношений в годы Второй мировой войны. Суть этих отношений достаточно четко и недвусмысленно охарактеризовал в 1990 году Джон И. Хазард, который в период 1941–1946 годов был заместителем директора советского отделения управления по ленд-лизу и секретарем советского протокольного отдела. В статье под названием «…На защиту американских интересов», опубликованной в Военно-историческом журнале, Хазард писал: «Дух недоверия к СССР периодически проявлялся в течение всей войны и сыграл немаловажную роль при принятии решения о прекращении поставок по ленд-лизу вскоре после окончания боевых действий. Американский посол в Москве Гарриман и преемник Рузвельта Гарри Трумэн оценивали ход событий, происходившш после Ялтинской конференции, как следствие принятого Сталиным решения об экспансии в Восточную Европу. И, безусловно, ни один из американских политических деятелей не осмелился бы сделать шаг, который мог быть расценен как у гроза безопасности США, опирающейся в свою очередь на безопасность Западной Европы».

В статье Джона И. Хазарда есть одна любопытная оценка, на которую в 1990 году навряд ли кто-либо из читателей бывшего Советского Союза, обратил внимание. Эта оценка касается отношений США и Великобритании в годы Второй мировой войны. Хазард твердо и убежденно писал: «Для тех, кто знает Америку и ее историю, безусловно, попятно, что вопрос о взаимоотношениях США с Англией с колониальное времен занимает особое место. Безусловно, на такие чувства со стороны американцев русский народ вряд ли мог рассчитывать. Учитывая родственный характер взаимоотношений между двумя странами, легко попять, почему американский президент считал нормальным явлением обсуждение с англичанами любых проблем…»

Антигитлеровская коалиция, главными силами которой были СССР, США и Великобритания, действительно была «странным союзом». В этом союзе были две силы. Одна — «близкие родственники» — англичане и американцы. Вторая — Советский Союз. Члены антигитлеровской коалиции не доверяли друг другу и даже опасались друг друга. Возможно, именно поэтому одно из важнейших положений договора о ленд-лизе между США и СССР, положение об обмене военной информацией о противнике, выполнилось крайне нерегулярно. Порой, в периоды похолодания в отношениях между СССР и США, об этом полезном обмене вообще ни в Москве, ни в Вашингтоне не вспоминали. На практике оказалось так, что в едином фронте союзников по антигитлеровской коалиции наиболее слабым звеном оказалось взаимодействие в области обмена сведениями о противнике.

Известно, что разведывательная информация о противнике является наиболее ценным продуктом, который необходим для работы штабов любого уровня. Особую ценность разведывательная информация представляет для генеральных штабов, где разрабатываются планы стратегических оборонительных или наступательных oneраций. Цену сведениям о противнике хорошо представляли себе и в Москве, и в Лондоне, и в Вашингтоне. Советско-британское взаимодействие в области обмена сведениями о противнике активизировалось после нападения фашистской Германии на СССР. На протяжении всей войны это взаимодействие, в развитии которого был заинтересован в первую очередь советский Генеральный штаб, осуществлялось если не стабильно, то по крайней мере эпизодически через представителей военных миссий двух стран в Лондоне и Москве.

Опыт, который накапливался в этой области в Лондоне, позволял надеяться на то, что и с американскими военными возможен обмен с разведсведениями о противнике с соблюдением определенных и известных специальным службам ограничений. Но этого не произошло.

На практике в 1941 году такого взаимодействия не получилось. В ноябре 1942 года по указанию из Москвы советский военный атташе в Вашингтоне полковник Илья Михайлович Сараев попытался выяснить в министерстве обороны США взаимоприемлемые основы для возможного сотрудничества двух военных ведомств в области обмена разведывательными сведениями о фашистской Германии.

После официальной беседы, проведенной с представителем американского военного ведомства, Сараев доложил в Москву: «Военный департамент обещает давать нам всю доступную им информацию, если их атташе в Москве сможет встречаться с компетентными представителями Генерального штаба раза два в неделю для получения информации об армиях оси и был бы допущен к просмотру документов с производством необходимых ему записей относительно упомянутого. Прошу указаний. Сараев. 13 ноября 1941 года».

Начальник Разведывательного управления дал указание подготовить на основе донесения полковника Сараева докладную записку на имя министра иностранных дел В. М. Молотова. Указание начальника военной разведки было выполнено. 24 ноября 1942 года в Министерство иностранных дел было направлено письмо за подписью начальника военной разведки, в котором выдвигалось предложение о поиске формы взаимодействия с военным ведомством США в области обмена разведданными о противнике. Требования американцев, находившихся на значительном удалении от европейского театра войны, пожелание военного ведомства иметь два раза в неделю допуск к секретной информации Генерального штаба, касающейся вооруженных сил стран оси, видимо, показались и в Генштабе, и в Министерстве иностранных дел чрезмерными и недостаточно адекватными. В 1942 году вопрос о цивилизованном обмене разведывательными сведениями о противнике решен не был. В это время советский Генеральный штаб разрабатывал планы крупных операций, проводившихся на всем протяжении советско-германского фронта. Спрос на разведсведения о противнике был велик. Советской военной разведке пришлось резко повысить активность своих резидентур, что неизбежно вело к нарушению ими требований безопасности и создавало предпосылки к провалам.

В декабре 1943 года, когда после разгрома немецких танковых армий на Курской дуге американцы убедились в способности Советского Союза одержать победу над фашистской Германией, в военном ведомстве США активно приступили к разработке плана открытия второго фронта. Для того чтобы иметь более полное представление о возможностях Германии и ее сателлитов, американцы решили реанимировать статью об обмене военной информацией, прописанную в законе о ленд-лизе. Именно с этой целью в Москву прибыл в декабре 1943 года руководитель американской разведки генерал-майор У. Донован.

В переговорах с руководителем американского Управления стратегических служб представители советской военной разведки участия не принимали. Возможно, таким было решение Верховного Главнокомандующего, который знал о деятельности советского военного разведчика Л. А. Сергеева в американской столице и был вполне удовлетворен его работой.

В переговорах с Донованом принимали участие представители внешней разведки НКГБ: начальник Первого главного управления Π. М. Фитин и его заместитель Г. Б. Овакимян.

27 декабря 1943 года во время встречи с представителями разведки НКГБ Донован изложил свое видение сотрудничества американской и советской разведок. По замыслу руководителя Управления стратегических служб основными направлениями сотрудничества могли быть:

обмен разведывательной информацией о противнике;

консультации по вопросам проведения диверсионной работы на территории врага;

содействие в заброске агентуры в тыл противника;

обмен материалами по диверсионной технике и радиоаппаратуре и их образцами.

Визит Донована в Москву завершился конкретными договоренностями о взаимодействии между американскими и советскими разведывательными службами. В начале 1944 года эти договоренности по указанию американского президента были отменены. Тем не менее, как свидетельствуют специалисты из Службы внешней разведки РФ, в течение апреля — мая 1944 года Донован через руководителя американской военной миссии в Москве генерала Дина передал Фитину информационные материалы по различным вопросам положения в Германии и оккупированных ею странах общим объемом свыше двух тысяч листов. В основном это был справочный материал по Германии, составленный научно-исследовательским отделом Управления стратегических служб для военной администрации и полиции вооруженных сил США. По оценке информационного отдела ПГУ НКГБ, сведения представляли «значительный интерес и ценны как богатый справочный материал».

87 листов из всех материалов, переданных Дином, представляли разведывательные сводки по отдельным конкретным вопросам: военная экономика, общее экономическое, а также внутриполитическое положение Германии и оккупированных ею стран, состояние вооруженных сил и военного потенциала Германии. Среди сводок были материалы о реактивных истребителях «хейнкель», о месте хранения румынской нефти, о посылке немцами подкреплений в Италию, об отводе германских войск из Южной Греции и т. п. Некоторые сводки касались вопросов, связанных с Финляндией, Австрией, Грецией, Норвегией, Францией и Японией. По распоряжению Фитина все эти материалы, представлявшие интерес для советской военной разведки, были переданы в Главное разведывательное управление.

В конце сентября 1944 года генерал Донован сообщил Фитину, что оперативная группа УСС в Румынии добыла много разведывательных материалов, которые американцы намерены передать внешней разведке НКГБ. Эти материалы общим объемом около 1500 страниц были переданы сотрудникам управления Фитина в октябре и декабре 1944 года. Документы касались главным образом вопросов нефтяной промышленности Румынии и снабжения нефтью и горючим вооруженных сил Германии, а также освещали некоторые вопросы сотрудничества Германии с Румынией в области производства и ремонта военных самолетов. Материалы для внешней разведки НКГБ интереса не представляли и поэтому были переданы в ГРУ.

Дин по поручению или просьбе Донована в декабре 1944-го и в январе 1945 года передавал в управление Фитина и другие материалы.

Сотрудничество между американским Управлением стратегических служб и внешней разведкой НКГБ продолжалось около полутора лет. Были реализованы далеко не все замыслы, которые обсуждались на первой встрече между Фитиным и Донованом 27 декабря 1943 года. В ходе сотрудничества от американской разведки, по оценке современных специалистов СВР РФ, была «получена политическая и военная информация, представлявшая в годы войны особую практическую ценность».

У американцев это сотрудничество тоже оставило положительные воспоминания. В одном из писем Фитину глава американского Управления стратегических служб писал: «Я уверен, что наш успех, который мы до сих пор имели в нашем общем деле, показывает, на что способны союзники в совместных действиях, по крайней мере в области разведки». Сотрудничество между СССР и США в области разведки Донован преувеличивал.

О сведениях, переданных Дином в феврале 1945 года в советский Генеральный штаб и посвященных переброске 6-й танковой армии СС, руководитель американской разведки тоже знал. Однако по неизвестным причинам шеф Управления стратегических служб не упомянул в своем послании этот факт, который в значительной степени снижал значимость сотрудничества американской и советской разведок в годы войны.

…После окончания Крымской конференции Ф. Рузвельт возвратился в Вашингтон. В одном из своих заявлений американский президент заявил, что в Ялте было принято решение об «обмене информацией между армиями, находившимися под командованием генерала Эйзенхауэра, советских маршалов на Восточном фронте и нашими армиями в Италии». Между решением, принятым на самом высоком уровне, и его практической реализацией оказалась дистанция огромного размера. В какой мере ее удалось преодолеть?

 

Глава третья

ШОФЕР ВОЕННОГО АТТАШЕ

Сергеев прибыл в американскую столицу в марте 1940 года. Вашингтон его ничем не удивил. Он быстро познакомился с такими же, как и он, водителями, работавшими в советском дипломатическом представительстве. Разные это были люди, но приняли они Сергеева в свой коллектив радушно. На более высокий уровень общения в посольстве Сергеев надеяться не мог. Это он понял с первых же дней. В среде дипломатических работников есть определенные, десятилетиями отработанные и устоявшиеся правила поведения и уровни взаимоотношений. Шоферу военного атташе, естественно, не было места среди важных дипломатических персон, которые имели высокие звания и ранги, посещали дипломатические приемы, официальные государственные учреждения, приглашались для участия в работе различных конференций, на которых присутствовали известные ученые, политики и бизнесмены. Круг общения «Мориса» был предельно ограничен, и прыгнуть выше собственного носа он не только не мог, но не имел права.

В подчинение старшему лейтенанту Сергееву Центр передал своего сотрудника «Дортона», который был секретарем военного атташе. По псевдонимом «Дортон» в Центре числился майор В. А. Судаков. Опытный Судаков негативно воспринял указание Центра о том, что он, старший офицер, должен по оперативной работе подчиняться новичку Сергееву, который не имел даже местного разрешения на управления автомобилем. Центр приказал Сергееву хранить все секретные документы в сейфе майора Судакова и через него поддерживать связь с Москвой.

Полковник Сараев, видимо, получивший указание от Проскурова, четко определил задачи, которые должен выполнять шофер военного атташе. Рабочий день с 9.00 до 18.00 с перерывом на обед. Выполнение срочных заданий при посещении военным атташе правительственных учреждений и официальных представительств иностранных государств. О других задачах Сергеева полковник Сараев своего шофера не спрашивал.

С первых же дней пребывания в служебной командировке Сергеев столкнулся с большими трудностями. Они были повсюду. Но он постепенно настойчиво и дипломатично преодолевал преграды, которые мешали ему выполнять задания Центра. Полковник Сараев ему не мешал. Труднее было наладить нормальные деловые отношения с майором Судаковым.

В подчинение «Морису» были переданы еще два разведчика — «Галин» и «Драйвер». Через полгода по настоятельной рекомендации «Мориса» «Дортон» был отозван в Центр за то, что, находясь в командировке, не смог выполнить ни одного задания. «Драйвера» резидент «Морис» тоже отправил в Москву за грубое нарушение правил конспирации в работе и тайную любовную связь с американкой. «Галина» Центр перевел на новое место работы. Так что к середине июня 1940 года «Морис» остался без помощников и вынужден был начинать работу с нуля.

«Морис» смог быстро сдать экзамены в управлении дорожной полиции и получить американское удостоверение, разрешавшее ему управлять автомобилем. Стремясь стать образцовым водителем военного атташе, «Морис» ежедневно по 4–5 часов проводил за рулем служебной автомашины. Через некоторое время он изучил американскую столицу таким образом, что знал, когда и в какой последовательности переключаются светофоры на основных и второстепенных улицах.

Труднопреодолимой оказалась проблема поддержания связи с Центром. Для этого шоферу Сергееву нужно было работать в специальном помещении, где выполнял свои обязанности посольский шифровальщик. Военному атташе полковнику Сараеву пришлось объяснять советскому послу и резиденту внешней разведки НКГБ, почему его шоферу Сергееву необходимо работать в спецкомнате. Были ли объяснения Сараева убедительными? Возможно. Но, несомненно, у посла и резидента НКГБ вопросы о реальном положении шофера военного атташе остались. Посол сделал вид, что военный атташе его убедил, и не препятствовал появлению Сергеева в спецпомещении, однако потребовал, чтобы он появлялся там, когда шифровальщик посольства будет занят другими делами.

К середине 1940 года Сергеев хорошо разобрался в обстановке, которая была в американской столице. Эта обстановка не способствовала поиску лиц, которые могли бы согласиться выехать на работу в Германию или другие европейские страны, связанные с Германией, для выполнения заданий советской военной разведки. Американские газеты практически ежедневно пугали обывателей, печатая на своих страницах статьи о борьбе, которую вело Федеральное бюро расследований против немецких шпионов и диверсантов. В июле 1940 года газеты сообщили о том, что в Нью-Йорке на Всемирной выставке германские агенты пытались взорвать английский павильон. Сообщалось и о подрывной деятельности на территории США японских разведчиков и русских эмигрантов, которых вербовали и немецкие, и японские агенты.

Сергеев подробно доложил в Центр о том, как продвигается выполнение задания начальника военной разведки. Донесение Сергеева поступило в Центр в начале августа 1940 года. В это время комдив Проскуров уже был смещен с поста начальника Разведуправления. Новым начальником военной разведки был генерал-лейтенант Филипп Голиков. Он был назначен на должность начальника военной разведки 11 июля 1940 года. Сергеев не знал о том, что на должность директора назначен новый человек. Не знал Сергеев и о том, что его бывший начальник майор Федор Феденко убыл в спецкомандировку в Китай, где приступил к работе в качестве советника по разведке в китайской армии.

В Центре внимательно изучили донесение Сергеева и приняли решение нацелить разведчика на выполнение других не менее важных задач. К августу 1940 года в Центре уже накопились сведения, поступившие от других разведчиков, которые свидетельствовали о том, что фашистская Германия начала подготовку к войне против Советского Союза. В Центре также было известно об усилении контроля за въездом иностранцев в Германию. Гестапо и другие специальные службы становились всесильными. Проникнуть сквозь их сети в Берлин, Дрезден или какой-либо другой крупный немецкий город американцу или выходцу из другой страны без разрешения гестапо было практически невозможно.

 

Глава четвертая

«МОРИС» ПОЛУЧАЕТ НОВОЕ ЗАДАНИЕ

В Москве в начале 1941 года рассчитывали, что в случае возникновения конфликта между СССР и Германией американцы не станут помогать Гитлеру. Но не было уверенности и в том, что руководители США поддержат СССР в борьбе против Германии. Идеологические и политические различия между двумя государствами были не основанием для сотрудничества, а серьезными препятствиями для поиска путей, которые могли бы способствовать объединению усилий двух государств в борьбе против Германии, которая к тому времени уже захватила почти что всю Евpony. Русский коммунизм пугал американских лидеров не меньше, чем германский фашизм.

После капитуляции Франции 22 июня 1940 года в США стали еще более внимательно присматриваться к событиям, которые развивались на европейском континенте, в Берлине и в Москве. В Вашингтоне опасались, что Германия и СССР могут объединить свои усилия для достижения глобальных устремлений. Визит народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 года и его встреча с Гитлером вызвали самые оживленные комментарии крупнейших американских газет. Наибольшее внимание американских политиков и журналистов привлекло обещание Гитлера Молотову осуществить передел сфер влияния мирового масштаба. Но эти обещания были сделаны в провокационных целях. Гитлер рассчитывал на то, что СССР согласится на этот передел мира и будет нести такую же политическую и моральную ответственность за агрессию, как и фашистская Германия. Американские политики и журналисты не понимали этого замысла Гитлера, как не понимали и курса Сталина, который стремился всеми силами оттянуть начало войны на максимально длительный срок.

И в Вашингтоне, и в Москве политики не доверяли друг другу. Более того, можно сказать, что это недоверие и было той основой, на которой СССР и США пытались строить свои отношения. Это была зыбкая основа. Учитывая это, в Разведывательном управлении было принято решение поставить Сергееву новое задании и нацелить его на добывание достоверных сведений, которые бы позволили советскому руководству понять основные направления внешнеполитического курса США не только в Европе, но и на Дальнем Востоке. Япония готова была поддержать стремление Германии к мировому господству, но хотела добиться в этом мировом переделе особых территориальных выгод. Японцев привлекали гигантские просторы Южной и Юго-Восточной Азии, на которых в связи с войной в Европе ослабли позиции основных колониальных государств Англии и Франции. Территория советского Дальнего Востока также привлекала внимание стратегов из Токио.

В Вашингтоне в 1939–1940 годах были сильны группы политиков, которые призывали правительство воздержаться от прямого вмешательства в войну в Европе. Но этот изоляционизм носил условный характер. Американцы помогали англичанам, которые уже были в состоянии войны с Германией.

Когда американские разведывательные службы добыли сведения о том, что Германия готовится к нападению на СССР, антисоветская шумиха в прессе несколько поутихла. Журналисты, которые имели свои собственные источники в американских правительственных кругах, стали понимать, что флирт Гитлера со Сталиным быстро приближается к концу. Это должно было привести к переориентации внешнеполитического курса как СССР, так и США.

В конце ноября 1940 года все сотрудники советского посольства в Вашингтоне обсуждали содержание статьи американского журналиста К. Гувера, опубликованной в приложении к газете «Нью-Йорк тайме». Он писал: «Сталин должен прекрасно отдавать себе отчет в постоянном соблазне для германского фашизма повернуть оружие против России… Опасаясь такого решения, Советский Союз тем не менее не показывает ни малейших признаков того, что он в ближайшем будущем намерен принять какие-то предупредительные меры».

Эта статья не могла не заинтересовать Сергеева. Он внимательно изучал подобные публикации в американской прессе. Его удивляла информированность местных журналистов, которые писали о концентрации немецких войск на границе с СССР, о различных дипломатических и пропагандистских акциях Германии, стремившейся скрыть свои приготовления к войне против СССР. Сергеев, анализируя содержание подобных публикаций в американской прессе, сообщал в Центр о росте военной опасности для Советского Союза со стороны Германии. Разведчик был уверен, что в Москве хорошо понимают, что на самом деле происходит в советско-германских отношениях, и готовы или готовятся дать Гитлеру достойный отпор, если он попытается начать войну против Советского Союза.

Обстановка в конце 1940 года и в США, и в Европе была предельно сложной. Сергеев окончательно понял, что в таких условиях искать добровольцев, готовых отравиться в фашистскую Германию выполнять задания советской разведки, бесперспективно. В Центре пришли к такому же выводу. Поэтому начальник военной разведки определил Сергееву новые задачи и потребовал активизировать усилия по созданию резидентуры, способной добывать сведения о внешней политике США. Американский фактор в случае нападения Германии на СССР становился чрезвычайно важным во всех отношениях в будущей войне.

Центр также сообщил Сергееву о том, что он должен восстановить контакты с «Доктором». Этот агент, указывалось в новом задании Директора, раньше «не сумел по настоящему использовать свои возможности», и Сергееву предлагалось найти пути максимальной активизации деятельности этого американца и его знакомых.

Как активизировать этого «Доктора», Сергеев должен был решить самостоятельно.

 

Глава пятая

«ОМЕГА»

В феврале 1941 года в Вашингтон прибыла жена Сергеева Нина Александровна. Она знала, что ее муж работает в разведке и выполняет специальное задание. Какое это было задание, Нина не знала. В Москве перед отъездом в США с ней беседовал Михаил Мильштейн. Он предупредил, чтобы Нина этим вопросом не интересовалась.

Иногда Лев Александрович возвращался домой после двадцати трех часов, усталый и не всегда в хорошем настроении. Нина это замечала и как могла создавала мужу благоприятные условия для отдыха.

Сергеев действительно работал напряженно. В Москве по достоинству были оценены его усилия. Ему было присвоено воинское звание капитан. Это событие они вдвоем тихо отметили в домашних условиях. Для всех сотрудников посольства Сергеев был не офицером Красной армии, а шофером военного атташе.

Центр своевременно переориентировал Сергеева на выполнение новых задач. Правильность этого решения стала очевидной в начале апреля 1941 года, когда в Москве был подписан советско-японский пакт о нейтралитете. Личное участие Сталина в проводах японского министра иностранных дел Мацуоки вызвало в США открытую отрицательную реакцию. В условиях обострения американо-японских отношений этот пакт рассматривался в США как акция, свидетельствовавшая об укреплении позиций Японии на Дальнем Востоке, что противоречило интересам США. Об интересах Советского Союза, который после подписания акта о нейтралитете с Японией обезопасил свои дальневосточные границы, в Вашингтоне никто не думал. Американский прагматизм во внешней политике был удивительным политическим явлением: земной шар мог катиться в преисподнюю, главное, чтобы он в своем падении не затрагивал американские национальные интересы.

Правительство США, недовольное подписанием советско-японского пакта о нейтралитете, не ограничилось только дипломатическим демаршем в отношении Москвы. Государственный департамент помимо свертывания торговых отношений с СССР ввел 7 июня 1941 года ограничения на свободу передвижения сотрудников советских представительств по американской территории. 10 июня Государственный департамент предпринял еще один антисоветский демарш. Персоной нон грата были объявлены два помощника военно-воздушного атташе советского посольства в США.

О вероломном нападении фашистской Германии на СССР семья Сергеевых тоже узнала, находясь в Вашингтоне. Это известие ошеломило не только их, но и всех членов советского дипломатического представительства. Американские журналисты, рассуждавшие до этого нападения о возможном союзе Гитлера и Сталина, после 22 июня писали на страницах своих газет о том, стоит ли помогать Советскому Союзу в войне против фашистской Германии.

Сергеев 25 июня 1941 года прочитал в газете «Уолтстрит джорнел» странную статью. В ней говорилось, что «американский народ знает, что принципиальная разница между мистером Гитлером и мистером Сталиным определяется только величиной их усов. Союз с любым из них будет оплачен престижем страны».

Консервативные круги в американских властных структурах в первые же дни войны сформулировали свою позицию приблизительно так: пусть Германия и СССР, Гитлер и Сталин воюют как можно дольше, убивают друг друга в возможно больших количествах, а США активно вступят в войну, когда Германия и Советский Союз будут полностью обескровлены.

Советский Союз и США в те годы разделяла широкая политическая и идеологическая пропасть. Одни политики ее умышленно пытались углубить и расширить, таких было большинство, другие стремились построить мост, который позволил бы объединить усилия двух государств в борьбе против фашистской Германии.

Американский президент Ф. Д. Рузвельт оказался более мудрым и дальновидным политиком, чем большийство его советников и помощников. 9 июля, поблагодарив М. И. Калинина, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, за поздравление с национальным праздником США Днем независимости, Рузвельт писал: «Американский народ ненавидит вооруженную агрессию. Американцы связаны тесными узами исторической дружбы с русским народом. Поэтому естественно, что они с симпатией и восхищением наблюдают за титанической оборонительной борьбой, которую ведет сейчас русский народ».

С первых же дней войны капитан Сергеев прилагал максимальные усилия для добывания сведений, которые бы отражали позицию американского руководства в отношении войны Германии против СССР. В связи с изменением обстановки Центр сообщил Сергееву, что ему присвоей новый оперативный псевдоним «Морис». Этим псевдонимом подписаны сотни донесений, которые Сергеев за годы войны направил из Вашингтона в Москву.

Первую встречу с «Доктором» разведчик провел в одном из маленьких городков, расположенных за пределами «белтвейя» — вашингтонской окружной дороги. Встреча проходила летним вечером на берегу малолюдного озера, расположенного в крупном парке. В строго назначенное время «Морис» подошел к пожилому человеку, который сидел на берегу и был увлечен рыбной ловлей. В тот вечер, видимо, был хороший клев. По крайней мере в садке у этого рыбака плескалось несколько крупных карпов.

После встречи с «Доктором» разведчик доложил в Центр о том, что он с работой по поддержанию связи с агентом справится. Он дал положительную оценку «Доктору» и его возможностям. «Работает не за страх, а за совесть, — докладывал «Морис» в Центр и продолжал: — Сообразителен. Инициативен. Скромен. На деньги не жаден. Хорошо разбирается во внутренней обстановке и внешней политике. Его помощники пока не имеют нужных нам возможностей. «Министр» сотрудничать с нами не желает. Он этой работы боится. «Мастер» имеет реальные возможности оказывать нам помощь. И, вероятно, будет это делать. Однако с ним необходимо провести дополнительную работу».

Центр одобрил результаты встречи разведчика с «Доктором» и дал ему указание по активизации работы с источниками. Когда фашистская Германия напала на Советский Союз, отношение «Министра» и «Мастера» с советской разведкой изменилось. Они, имевшие доступ в высшие американские политические и военные круги, отчетливо увидели, что правительство США, обещавшее СССР передачу сведений военного характера о фашистской Германии и ее вооруженных силах, не выполняло свое обещание. Высказывания отдельных влиятельных политиков о том, что пусть русские и немцы как можно больше убивают друг друга, воспринимались «Министром» и «Мастером» как несправедливые. И они решили оказывать помощь Советскому Союзу в его войне против гитлеровской Германии.

«Доктор» тоже активизировал свои усилия. Но он не имел серьезного опыта разведывательной работы, и поэтому «Морис» на каждой встрече с ним терпеливо и настойчиво обучал его премудростям добывания секретных документов.

Сергеев к сентябрю 1941 года завершил создание своей резидентуры. В Центре резидентура получила кодовое наименование «Омега».

Добровольные и бескорыстные помощники Сергеева занимали высокие посты в различных американских правительственных учреждениях. В состав резидентуры Сергеева входили офицеры из американского министерства обороны, из одной разведывательной службы, из важных комиссий конгресса, а также из влиятельных организаций, которые занимались оценкой состояния и путей развития военно-политической обстановки в Европе, на Дальнем Востоке и в других регионах.

Обычно, когда появляются новые книги о деятельности той или иной разведывательной службы, любознательные читатели и дотошные исследователи из соответствующих контрразведывательных структур определенных государств в таких публикациях пытаются найти сведения о невыявленных источниках той или иной разведки. Цель — разоблачение и пусть хотя бы и запоздалое, но неизбежное наказание уцелевшего агента.

Источники, которые в годы Второй мировой войны помогали в работе военному разведчику капитану Л. А. Сергееву, не были выявлены американской контрразведкой. Поэтому в этой книге их действительные имена не названы, а псевдонимы изменены. Они заслужили к себе уважение. Благодаря их усилиям и усилиям Л. А. Сергеева Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин своевременно получал важные сведения, которые позволяли ему принимать правильные решения. Для подтверждения этого утверждения можно было бы вспомнить о том, что Сергеев — «Морис» направил в Центр сведения о том, что Япония не намерена нападать на Советский Союз в июле — октябре 1941 года. Шесть раз «Морис» докладывал в Центр о том, что «Япония останется вне войны». Такие же сведения поступали в Москву от Рихарда Зорге. Данные Сергеева и Зорге, поступавшие из Вашингтона и Токио, убедили Сталина, и он принял решение о переброске сибирских дивизий для укрепления обороны Москвы.

В 1942–1944 годах Сергеев сообщал в Центр точные сведения о развитии позиции правительства США в отношении проблемы открытия второго фронта, о целях американской делегации на переговорах в Тегеране во время встречи с И. В. Сталиным. Данные Сергеева полностью подтвердились.

Что думали о работе капитана Сергеева в Центре? Об этом можно судить по сохранившимся аттестациям того времени. Одну из них написал 7 октября 1942 года подполковник Михаил Мильштейн, который заменил майора Феденко и стал начальником 1-го отдела.

Характеризуя работу Сергеева, Мильштейн писал: «…За время работы за рубежом товарищ Сергеев проявил себя инициативным и энергичным работником. Порученные задания выполняет добросовестно и аккуратно. Группа Сергеева со времени его приезда выросла количественно и систематически дает военно-политическую информацию большой ценности. Сергеев политически выдержанный и грамотный командир. В личной жизни скромен, бдителен. За хорошую работу часто получает благодарности от командования отдела…»

 

Глава шестая

«МОРИС» И ЯПОНСКИЙ ВОПРОС

Японский вопрос во всех его аспектах интересовал американское руководство, так же как и советских лидеров. Американская разведка собирала все возможные сведения о Японии с самого начала минувшего XX века. Особое значение американцы придавали техническим средствам сбора сведений о Японии, которая рассматривалась в США в качестве сложного соперника. Американцы поступали по известному принципу: знать все. Действительно, знать все никогда не вредило тем государствам, лидеры которых беспокоились о безопасности своей страны.

Попытки американских разведчиков проникнуть в тайные замыслы японских императоров и генералов были многочисленными, не всегда результативными, но бывали случаи и исключительной удачи. Безусловно, исключительную ценность представляли для американцев японские коды и шифры. Наибольших успехов в этом направлении еще в Первую мировую войну добилась разведка связи ВМС США. В 20-е годы прошлого века в недрах Военно-морского министерства США было создано Криптологическое бюро. Личный состав этого заведения выподнял две основные задачи — разрабатывал коды и шифры для своего ведомства и занимался дешифрованием перехваченных иностранных сообщений.

Дешифровальная служба армии США, которую возглавлял Герберд О. Ярдли, оказалась укомплектована более талантливыми аналитиками. Они без особого труда смогли разгадать военно-морские шифры, которые были разработаны Криптологическим бюро моряков. Конкуренция или борьба за право быть лучшими, чего в этой попытке было больше — трудно сказать. Но как только морские криптографы узнали о достижении своих армейских коллег, Криптологическое бюро было закрыто. Но усилия криптоаналитических служб США в поисках японских секретов не прекратились. Наоборот, они еще больше активизировали свои усилия: действия японского флота в Тихом океане представляли для американцев большой военно-политический интерес.

В 1924 году при Военно-морском управлении США был создан новый Исследовательский отдел. Он получил кодовое наименование ОР-20 — Gи разместился в Вашингтоне. Задача сотрудников отдела — дешифрование японских дипломатических кодов и радиоперехватов, которые уже имелись в распоряжении сотрудников отдела.

Поскольку в те времена между американскими армейскими и флотскими подразделениями дешифрования взаимодействия не было, каждой службе приходилось добиваться успеха, преодолевая различные трудности самостоятельно.

Дешифровальщики разведки связи ВМС США оказались парнями находчивыми. Они решили ночью проникнуть в японское консульство в Нью-Йорке и получить доступ к японским шифрам. Первая такая операция была проведена в 1920 году. Она получила кодовое название «Ночные выемки». В ней принимали участие агенты Федерального бюро расследований, нью-йоркской полиции и управления морской разведки США.

Первая операция прошла вполне успешно. Взломщикам удалось подобрать ключи к входным дверям японского консульства, вскрыть сейф, в котором хранилась книга военно-морских японских кодов и перефотографировать ее.

Утром японцы ничего не заметили. Американцы были довольны — они получили то, что хотели, и некоторое время свободно дешифровывали японские входящие и исходящие депеши.

Операции «Ночные выемки» успешно проводились и в последующие годы. Удачно сработали американцы в 1926 и 1927 годах, в сентябре 1929 года, в 1938 и 1939 годах.

Толи почувствовав утечку, то ли в период подготовки к войне против США, японцы стали чаще менять коды, что ставило американцев в трудное положение. В частности, 1 декабря 1941 года японцы снова заменили дипломатический код. Чтобы разгадать его, американским специалистам потребовалось более двух недель. Нападение японцев на Перл-Харбор оказалось для американцев полной неожиданностью.

В годы Второй мировой войны американские дешифровальщики заранее узнавали о планах японских морских операций, получали данные о политических и военных решениях, принимаемых в Токио и Берлине.

Данные о переговорах японцев со своими германскими союзниками активно перехватывали и дешифровывали англичане, которые делились со своими американскими союзниками сведениями о Японии, которые могли заинтересовать Вашингтон. С советской разведкой ни американцы, ни англичане такими сведениями в годы Второй мировой войны не делились.

Возможно, случайно, скорее всего, целенаправленно советский военный разведчик Лев Сергеев («Морис») установил контакт с одним из офицеров американской дешифровальной службы, который стал передавать ему сведения о Японии. Благодаря усилиям «Мориса» советская военная разведка получила возможность быть в курсе основных политических и военных решений, принимаемых в Токио относительно СССР. Эти сведения имели принципиально важное значение для Советского Союза особенно тогда, когда фашистская Германия вероломно напала на СССР. Вопрос о том, присоединится ли Япония к Германии в той войне и начнет ли она военные действия против СССР, имел существенное значение.

Важная информация по этому вопросу поступала и от Рихарда Зорге. Он и члены его группы докладывали в июне — октябре 1941 года, что Япония не намерена в первые дни войны начинать свои боевые действия по захвату советского Дальнего Востока.

Такие же сведения направлял в Москву из Вашингтона «Морис».

23 июня 1941 года разведчик докладывал начальнику Разведуправления: «Япония пока в войну не вступит…»

Хроника донесений «Мориса» по японскому вопросу во второй половине 1941 года выглядит приблизительно следующим образом:

1 июля «Морис» докладывал: «Японский посол в Москве 28 июня в беседе с высокопоставленным американским дипломатом заявил: «Япония останется вне войны»…

14 июля «Морис» направил в Москву сообщение, в котором докладывал: «…Берлин убеждает Японию в необходимости неожиданного нападения на СССР…»

15 июля «Морис» сообщал: «…Япония и Германия достигли соглашения, по которому Япония согласилась напасть сначала на юге, позже на СССР».

16 июля «Морис» еще раз подтверждает свои предыдущие сообщения новыми данными. Он направляет в Москву сообщение, в котором докладывает: «…Позиция Японии относительно СССР — «ждать и смотреть». Японских сил в Маньчжурии достаточно только для обороны, и только распад СССР, из которого японцы получили бы пользу без большой войны, мог бы спасти положение Мацуоки…»

19 июля «Морис» докладывал начальнику военной разведки: «…было бы нелепо рассматривать японскую атаку СССР, пока советские силы останутся сильными в Сибири и пока война в Китае не закончится. Более вероятно, ближайшее движение японцев будет направлено на дальнейшую оккупацию Индокитая…»

7 августа разведчик послал в Москву донесение, в котором докладывал: «…Японский посол в Швейцарии заявил, что не может быть и речи о японском выступлении против СССР до тех пор, пока Германия не добьется решающихпобед на фронте…»

Сообщения Л. Сергеева полностью подтвердил 14 сентября 1941 года Р. Зорге, который докладывал в Москву: «…Японское правительство решило не выступать против СССР в текущем году, но вооруженные силы будут оставаться в Маньчжурии на случай возможного выступления будущей весной в случае поражения СССР к тому времени…»

Разведывательные данные Рихарда Зорге и Льва Сергеева имели большую ценность в конце 1941 года, когда шла битва под Москвой. Эти сведения способствовали

Ставке Верховного главнокомандующего принять решение о передислокации части войск с Дальнего Востока на Западное направление, в том числе под Москву. Всего было переброшено 23 дивизии и несколько частей Тихоокеанского флота и Амурской Краснознаменной флотилии. Из них 17 дивизий стали прикрывать Московское направление. Это были свежие, хорошо обученные войска….

В 1942 году, когда Рихард Зорге и его соратники оказались в руках японской контрразведки, основным «поставщиком» сведений стратегического характера по Японии стал «Морис». В 1942–1945 годах он передал в Центр большое количество сведений, которые учитывались Ставкой Верховного командования при принятии важных политических и чисто военных решений. 12 марта 1943 года «Морис», например, докладывал в Центр: «…Недавние события, вероятно, убедили японское верховное командование, что Германия уже не в состоянии продолжать эффективное сопротивление в течение продолжительного времени и что союзники не намерены закончить войну на каких-либо условиях, кроме полной капитуляции немецкого и японского правительств.

Будущая позиция СССР остается для японцев загадкой…»

29 июля 1943 года «Морис» писал в Москву: «…Позиция Японии по отношению к СССР: начать большое наступление против СССР безрассудна и что они (японцы) наступать на СССР не собираются…»

Донесения «Мориса» важны с различных точек зрения. Во-первых, в них четко видна позиция японского руководства по отношению к СССР на различных этапах Второй мировой войны.

Во-вторых, четко показана провокационная роль министерства иностранных дел Германии, которое добивалось вступления Японии в войну против Советского Союза.

В-третьих, дается характеристика отношений союзников СССР во Второй мировой войне в японском вопросе во взаимосвязи с Советским Союзом. В частности, 16 сентября 1943 года «Морис» докладывал» в Москву: «…японский посол в Мадриде неофициально заявил одному из высокопоставленных испанских чиновников, что на определенном этапе Англия и США попытаются втянуть СССР в войну против Японии. Предположение, что СССР, рискуя остаться связанным с Англией и США на Дальнем Востоке, будет придерживаться дружественное связей с Японией, является нереальным. Япония должна осознать, что СССР, вероятно, будет в лагере противника…»

«Морис» получал ценные сведения от своего источника и объективно оценивал политику правящих кругов США и Японии. Используя свои агентурные возможноети, разведчик заблаговременно узнавал о новых направлениях, появлявшихся в политике японского и американского руководства.

 

Глава седьмая

«НАШИ ИСТОЧНИКИ МОГУТ ВЫПОЛНЯТЬ КРУПНЫЕ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ ЗАДАНИЯ…»

24 декабря 1943 года, подводя итоги работы Сергеева за минувший год, начальник ГРУ сообщал разведчику: «Отмечаю большие успехи, достигнутые в области добывания ценных оригинальных материалов и ценной срочной информации, ежедневно поступающей от вас. Вашу работу и работу вашего коллектива оцениваю как хорошую».

Центр постоянно оказывал Сергееву и его семье значительное внимание. В 1943 году по указанию начальника ГРУ была налажена постоянная помощь матери капитана Сергеева, которая проживала в Махачкале. По заданию Центра в столицу Дагестана выезжали лейтенант интендантской службы лейтенант Садовников. На продовольственном складе Главного разведывательного управления по указанию начальника военной разведки генерал-лейтенанта И. Ильичева офицеру Садовникову выдали продуктовый набор, который он должен был передать матери капитана Сергеева — Марии Александровне. В этот незамысловатый набор входило по пять банок мясных и рыбных консервов. На складе не оказалось риса, вермишели и других макаронных изделий. Поэтому Садовникову выдали четыре килограмма манной крупы. Набор дополнили 2 килограмма сала, один килограмм сахара, одна банка сгущенного молока и одна пачка чая.

Садовников посетил мать Сергеева в Махачкале, передал ей письма от сына, продуктовый набор от начальника военной разведки, оказал ей через местный городской военный комиссариат помощь в медицинском осмотре.

После посещения Марии Александровны лейтенант Садовников отправил в Москву срочную телеграмму, в которой сообщил новому начальнику отдела полковнику Муромцеву: «Сергеева проживает по старому адресу. Посылку вручил, письма передал. Задание выполнил».

В тот же день начальник Главного разведывательного управления направил «Морису» шифротелеграмму следующего содержания: «Ваши письма переданы матери. Ей вручен продуктовый набор, оказана медицинская помощь. Ее письмо будет направлено Вам ближайшей оказией. Мать жива-здорова. Шлет вам привет. Директор».

В одном из писем Сергееву начальник военной разведки разрешил разведчику собрать для его матери посылку и направить ее в Москву. Сергеев воспользовался разрешением начальника ГРУ. Сохранилась опись этой посылки. В ней указывалось, что капитан Сергеев купил в американской столице для своей матери: «…мыло стирольное — 8 кусков, таблетки от головной боли — 3 коробочки, зубная щетка — 1 гит., иголки — 20 гит., шерстяная кофточка — 1 шт., белые бурки — 1 шт.»…

Эту посылку доставил в Махачкалу лейтенант Л. А. Соколов.

Забота, которую Центр проявлял о семье разведчика Л. А. Сергеева, была неординарной. Она находилась под личным контролем начальника Главного разведывательного управления генерал-лейтенанта И. Ильичева. Это объясняется тем, что Сергеев смог создать в американской столице небольшую резидентуру военной разведки, о существовании которой знал даже Верховный Главнокомандующий.

Директор писал Сергееву по этому поводу следующее: «В обстановке войны ваши задачи сводятся к регулярному и быстрому информированию нас по всем военно-политическим вопросам, касающимся в той или иной мере нас и способным помочь нам в нашей борьбе. Вашим сообщениям мы придаем большое значение. Продолжайте работу по подбору новых людей, имеющих доступ к ценным сведениям. В Москве в Большом Доме знают о Вас и вашей работе…»

Большим Домом начальник Главного разведывательного управления называл Кремль.

Успехи в добывании важных сведений довались «Морису» с большим трудом. Трудности периодически возникали даже там, где, казалось, их не должно было быть. В 1942 году возникли проблемы в работе с «Доктором». «Морис» хорошо изучил этого человека, полностью доверял ему и обучил его всем мерам безопасности и конспирации. Несмотря на категорический протест «Доктора», который бескорыстно помогал «Морису», разведчик убедил его в необходимости компенсации всех расходов источника, связанных с его разведывательной работой. Сделать это было непросто.

Однажды «Доктор» сам попросил «Мориса» выделить ему 300 долларов на лечение. Сергеев через тайник передал своему проверенному источнику 1000 долларов. Через неделю при передаче документов через другой тайник «Доктор» возвратил разведчику 700 долларов. Этот поступок американца «Морис» часто вспоминал после окончания войны, когда встречался с молодыми разведчиками и рассказывал им о своей работе и о взаимоотношениях с источниками, которых он уважал, ценил и всегда был готов оказать им любую помощь.

Задачи, которые Центр ставил перед «Морисом», постоянно увеличивались. Прежде всего они расширялись количественно. Требования к качеству, полноте и своевременности добываемых сведений также продолжали расти. Это происходило не от хорошей жизни в Центре. Обстановка на фронтах была предельно сложной, Генеральный штаб ежедневно требовал свежие данные о планах германского командования и боевом составе немецких армейских групп, действовавших на советско-германском фронте.

Отношения «Мориса» с Центром складывались исходя из обстановки на фронте и от количества и качества добывавшихся им сведений. В августе 1941 года когда Вашингтон посетил начальник военной разведки генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, он встретился с «Морисом» и подробно обсудил с ним состояние дел в резидентуре «Омега». Голиков попросил «Мориса» организовать ему личную встречу с агентом «Доктор». За короткое пребывание Голикова в Вашингтоне, он дважды встречался с этим источником, выслушал его оценку внешнеполитического курса американского правительства в отношении СССР и возможных направлений ее развития. Во время встреч с источником, которые происходили в присутствии «Мориса», Голиков просил «Доктора» максимально усилить работу по добыванию сведений военно-политического характера и расширить поиск надежных людей, которые могли бы оказать реальную помощь в добывании сведений, прежде всего о фашистской Германии. Такие сведения нужны были в советском Генеральном штабе.

Голиков встретился и с военным атташе полковником Сараевым, который настаивал на том, чтобы удачливый разведчик «Морис» был подчинен ему по оперативной работе.

Начальник разведки отверг предложения Сараева, подтвердил полную самостоятельность старшего лейтенанта Сергеева в оперативной работе и его прямое подчинение только Центру.

Находясь в Вашингтоне, Голиков дал указание в Москву переоформить Сергеева с должности шофера на должность делопроизводителя аппарата военного атташе, установил ему своим приказом новый повышенный оклад. Голиков телеграфировал в Центр по этому поводу следующее: «Это более соответствует фактической крупной роли и большевистскому отношению Сергеева к выполнению заданий Центра».

После встреч с начальником военной разведки Сергеев с воодушевлением приступил к выполнению новых задач. Через месяц его резидентура пополнилась новым источником. Он получил псевдоним «Мавр». Он передавал важные военные сведения «Мастеру». Причина, из-за которой «Мавр» стал передавать секретные сведения, была проста. Источник знал, что такие сведения необходимы Советскому Союзу в его борьбе против фашистской Германии, но эти разведсведения представителям советского командования не передавались. «Мавр» это видел и решил устранить несправедливость.

«Мавр» вырос в семье известного сенатора, работал в важном правительственном учреждении и имел доступ к действительно серьезным документам военно-политического характера. Новый источник также оказался способным вербовщиком. В 1942 году он привлек к работе «Медею», которая была сотрудницей одного из управлений американской разведки.

Стремясь как можно быстрее выполнить задание напальника военной разведки по привлечению новых источников, «Морис» провел операцию по изучению и вербовке агента «Мерлин». Сообщив в Центр о том, что «Мерлин» готова на бескорыстной основе передавать ему важные сведения, «Морис» неожиданно для себя получил строгое замечание от Директора. Начальник военной разведки, скорее всего сотрудник отдела, который руководил работой «Мориса», был недоволен тем, что резидент осуществил эту вербовку без разрешения Центра, запретил ему ставить перед «Мерлин» какие-либо разведывательные задания.

Отвечая Центру, «Морис» писал, что «Мастер», который рекомендовал привлечь к работе «Мерлин», очень хорошо ее знает и убежден в ее надежности. Настойчиво добиваясь разрешения на работу с «Мерлин», Сергеев писал в Центр: «Еще раз докладываю, что я далек от каких-либо авантюр и все мои предложения основаны на серьезной базе и, кроме того, никто не снимал с меня ответственности и задач по привлечению к работе новых людей, чем я и занимаюсь».

В Центре, получив такое сообщение резидента, в конце концов согласились с его настойчивостью и разрешили работу с «Мерлин».

После этого указания Центра «Морис» докладывал начальнику Главного разведывательного управления: «Вопрос внедрения наших источников в разведывательную систему США, который был поставлен Центром перед резидентурой в конце 1942 года в качестве перспективной задачи, можно считать решенным».

В ноябре 1942 года «Центр» приказал «Морису» воестановить связь с агентом «Март». Характеристика «Марта», которую Центр прислал «Морису», удивила резидента. По данным «Центра», этот источник в прошлом не проявлял активности в добывании сведений.

«Морис» провел встречу с «Мартом». Выяснилось, что «Март» недоволен тем, как предыдущий его руководитель из советской разведки неадекватно оплачивал его услуги. Оказалось, что «Март» за переданные документы не получил обещанного солидного денежного вознаграждения. Требования «Марта» были, видимо, справедливые и обоснованные. «Морис» обещал источнику в короткий срок восстановить истину и урегулировать эту проблему.

Запрос в Центр, сделанный «Морисом», заставил пересмотреть отношение к этому источнику. Оказалось, что «Марту» действительно не было выплачено крупное денежное вознаграждение за переданные материалы. Причина происшедшего «Морису» была понятна. Некоторые ответственные работники Центра отдавали предпочтение тем источникам, которые сотрудничали с разведкой на бескорыстной основе. С такими источниками было легче работать и в Центре, и на месте. Некоторые объясняли такое сотрудничество экономией государственных средств, которые были необходимы для закупок вооружения в тех же США. Поэтому, когда «Март» потребовал вознаграждение за выполненную работу, его посчитали рвачом и временно прекратили с ним всякие отношения. Скупой платит дважды. Секретные сведения, которые «Март» передавал советской военной разведке, стоили значительно больше тех вознаграждений, на которые рассчитывал агент.

«Морис» более гибко подошел к работе с источником. Он убедил Центр выплатить «Марту» вознаграждение и попытаться наладить с ним работу на материальной, а не на идейной основе.

Центр согласился с предложением «Мориса», возложив ответственность за все возможные последствия работы с этим источником на Сергеева.

«Морис» еще раз встретился с «Мартом», передал ему вознаграждение за прошлые услуги и договорился о том, что он устанавливает источнику фиксированную ежемесячную оплату его услуг по заданиям разведки. «Март» согласился. Через некоторое время он стал активным и ценным источником резидентуры «Омега».

Интересны сравнения результатов работы «Мориса» в 1941 и в 1943 годах.

В 1941 году «Морис» не добыл ни одного секретного документа, направил в Центр 123 информационных донесения и привлек одного нового источника. В 1943 году резидент «Морис» направил в Центр 2401 секретный документ, 420 срочных донесений и завербовал еще одного источника ценных сведений.

В августе 1944 года начальник Главного разведывательного управления докладывал Верховному Главнокомандующему: «ГРУ в течение ряда лет работало над созданием в США важной разведгруппы, способной широко освещать внешнюю политику правительства США и деятельность основных правительственных учреждений. Можно с уверенностью сказать, что ГРУ удалось создать организацию, дающую материалы большой государственной важности. Эта организация систематически работает в течение последних двух лет. Среди полученных нами материалов имеются…

Наши источники могут выполнять крупные правительственные задания по освещению важнейших военных и военно-политических проблем…»

По итогам работы за годы Второй мировой войны резидентура Л. А. Сергеева по количеству и качеству добытых материалов была признана одной из лучших в военной разведке.

Было бы неправильным считать, что превращение «Омеги» в столь эффективную зарубежную структуру военной разведки в годы Великой Отечественной войны стало возможным только усилиями Л. А. Сергеева. Несомненно, Сергеев был талантливым руководителем и умелым разведчиком. Его блестящий комбинационный ум, хорошо развитые оперативные способности, умение находить главные пути в решении сложнейших проблем разведывательной работы неоспоримы. Они, безусловно, были основой активной, эффективной и скрытной работы «Омеги». Ни один из источников, помогавших Сергееву в годы войны, не попал в поле зрения американской контрразведки. В этом тоже заслуга резидента «Мориса» — майора Льва Александровича Сергеева.

Еще одна его заслуга состоит в том, что он смог создать небольшую, но очень эффективную резидентуру военной разведки. Состав ее был неоднороден. В основном это были молодые офицеры Красной армии, которые самоотверженно, старательно и добросовестно выполняли задания Центра и указания резидента «Мориса». Одним из них был разведчик «Чейс». Он работал под командованием Сергеева с 1942 по 1945 год. Этот офицер до службы в военной разведке окончил Ленинградский педагогический институт иностранных языков, опыта разведывательной работы не имел. Но под руководством «Мориса» он успешно руководил работой одного ценного источника, выполнял задачи по вербовке новых агентов и успешно решал другие важные задачи. Сергеев умел строить отношения с окружавшими его офицерами. Они видели в нем разведчика-профессионала, уважали его, набирались опыта трудной и опасной разведывательной работы.

В 1943 году Центр направил в Вашингтон оперативного работника, который имел оперативный псевдоним «Номад». Он назначался на должность заместителя «Мориса». По замыслу Центра, «Номад» должен был заменить Сергеева в 1944 году.

Но произошло невероятное. Через полгода «Номад», увидев на месте объем работы, которую выполнял резидент «Морис», его загрузку и авторитет среди работавших с ним офицеров, написал в Центр обстоятельное письмо, в котором утверждал, что руководить резидентурой «Омега» может только «Морис». Более того, «Номад» в своем письме поверг критике некоторых работников Центра за необъективное отношение к «Морису».

«Морис» продолжал руководить резидентурой «Омега» до конца Второй мировой войны. Центр получал от него документы по вооруженным силам фашистского блока. В этих документах освещались состав, дислокация немецких группировок, оперативные планы немецкого командования и замыслы по их осуществлению.

За несколько лет работы в Вашингтоне «Морис» и его источники добыли значительное количество документальных материалов. Их было необходимо каким-то образом срочно доставлять в Центр. Разведывательные сведения представляют ценность, если они доставлены в Центр своевременно. «Морис» это хорошо понимал. Он разработал систему переброски через Атлантический океан и охваченную войной Европу больших объемов добытых им секретных документов. Источники «Мориса» добывали данные почти из 70 американских министерств, ведомств, управлений, комитетов и подкомитетов различных государственных структур США.

Сведения о первых секретных контактах А. Даллеса с представителями К. Вольфа тоже были добыты «Морисом».

Отношения Центра и «Мориса» на протяжении его спецкомандировки развивались не всегда ровно. Это, видимо, происходило из-за частой замены офицеров в центральном аппарате, которые руководили работой «Омеги». Благодарности и другие поощрения сменялись необоснованными упреками. Это мешало деятельности «Мориса». 30 июня 1943 года он был вынужден написать в Центр письмо, в котором попытался тактично обратить внимание на необоснованность упреков в его адрес. «За последние полгода мы направили в Центр более 1000 секретных документов», — писал «Морис» и просил дать этим материалам объективную оценку.

Это письмо «Мориса» дошло до начальника Главного разведывательного управления генерал-лейтенанта И. И. Ильичева. Изучив его, начальник военной разведки написал на этом письме следующую резолюцию: «Ругали «Мориса», видимо, зря. Материалы от него идут хорошие. Обижаться нельзя. Дай бог, чтобы каждое хозяйство давало такие же материалы. Надо составить ответ (телеграфом), где указать, что материалы очень ценные, особенно от «Мастера». Продолжайте работать…»

После этой резолюции начальника ГРУ количество упреков в адрес «Мориса» резко уменьшилось. Однако расхождения между работниками Центра и «Морисом» по некоторым оперативным вопросам проявлялись в 1944 и в 1945 годах.

В 1944 году, например, «Морис» отказался от денежной премии, которой наградил его Центр за успешную работу. «Морис» писал по этому поводу: «В условиях войны я денежных премий не принимаю».

Эта позиция резидента так и не была понята работниками Центра. В одном из писем в Центр все в том же 1944 году «Морис» писал: «На будущее я рекомендовал бы резидентов шоферами не назначать, шоферам работу шифровальшщиков не поручать и резидентам под видом «крыш» по две с лишним работы не давать».

Когда «Морис» писал это письмо, а происходило это в сентябре 1944 года, «Омега» своими силами добыла за 9 месяцев 2420 ценных секретных документов и направила в Центр 305 ценных срочных донесений.

Высокие результаты работы «Омеги» были настолько очевидны, что Центр уже по своей инициативе в том же августе 1944 года запросил мнение «Мориса» о представлении к правительственным наградам его источников.

В ответной телеграмме «Морис» обосновал свои предложения. В феврале 1945 года Центр сообщил «Морису», что его предложения учтены.

22 февраля 1945 года начальник Главного разведывательного управления поздравил весь коллектив резидентуры «Омега» с Днем Красной армии. Генерал-лейтенант И. Ильичев сообщал «Морису»: «Поздравьте «Мастера», «Доктора», «Милорда», «Малыша», «Мавра», «Медею» и «Мерлин» с высокими правительственными наградами за их преданную и весьма ценную работу».

В радиограмме Центра сообщалось, что «Мастер», «Доктор» и «Милорд» награждены орденами Ленина, «Малыш» — орденом Красного Знамени, «Муза» — орденом «Знак Почета», «Медея» — орденом Красной Звезды, «Мерлин» — медалью «За боевые заслуги».

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1945 года были награждены сотрудники резидентуры «Омега» и офицеры Центра. Майор Л. А. Сергеев был награжден орденом Ленина, его боевой самоотверженный помощник старший лейтенант В. И. Грудинко («Чейс») — орденом Отечественной войны 1-й степени, капитан. М. С. Савельев («Маров») — орденом Красной Звезды.

Были награждены и офицеры Центра, которые руководили работой резидентуры «Омега». Полковники Μ. Н. Муромцев и М. А. Милынтейн были награждены орденами Ленина.

Начальник Главного разведывательного управления генерал-лейтенант И. И. Ильичев этим же указом был награжден орденом Кутузова I степени.

Общий итог работы майора Л. А. Сергеева был подведен в январе 1946 года, когда он возвратился в Москву. В заключении по работе Сергеева в США отмечалось: «Созданная «Морисом» группа агентов была признана Центром весьма ценной. Одновременно с увеличением агентурной сети «Морис» добился активизации ее работы. Преодолевая трудности в руководстве агентурной сетью, «Морис» умело руководил своими агентами, которые передали ему около 20 тысяч листов секретных и совершенно секретных документов. Материалы агентов резидентуры «Мориса» отражали важные вопросы и в своем большинстве использовались для докладов советскому правительству…

За выполнение заданий командования ГРУ в США майор Л. А. Сергеев награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды и медалями «За победу над Германией» и «За победу над Японией»…

 

Глава восьмая

РАЗВЕДКЛУБ СОЮЗНИКОВ

В годы Второй мировой войны успешно действовала уникальная международная организация, которая не имела условного названия. Филиалы ее находились в Москве, Лондоне, Париже, Праге, Стокгольме, Варшаве и в других европейских городах, многие из которых были оккупированы немецкими войсками. Самостоятельный филиал существовал и в Вашингтоне.

В этой организации не было президента и даже секретаря, который бы фиксировал ее успехи или неудачи. Организация была в высшей степени секретной и тем не менее демократичной. Члены ее преследовали благородные цели, взаимодействовали добровольно и бескорыстно. Подавляющее большинство из них не знали о существовании друг друга.

После разгрома фашистской Германии эта тайная организация незаметно для всех, знавших и не знавших о ее существовании, распалась, не заявив о себе и не получив общественного признания. Парадокс этот объясняется тем, что члены этой организации были секретными сотрудниками военных разведок стран антигитлеровской коалиции. Все они уже ушли в мир иной. Однако имена некоторых из них все-таки удалось восстановить. Определилось и название этой организации — «Разведывательный клуб союзников». Условное название, конечно.

Членами РКС были военные разведчики Советского Союза, Англии и США. Активное участие в работе «клуба» принимали сотрудники разведслужб Чехословакии, Франции, Бельгии, Польши, Дании, Голландии, Норвегии и Югославии. Возможно, представители разведок некоторых других европейских государств, воевавших против общего врага — фашистской Германии, также взаимодействовали с РКС.

Деятельность военных разведок иностранных государств — чрезвычайно деликатная сфера. Порядки в этой деятельности определяются строгими правилами, разработанными национальными службами безопасности. Поэтому примеры взаимодействия между военными разведками различных государств встречались крайне редко. Вторая мировая война, вероятно, внесла исключение в эти строгие правила. Поэтому и возник РКС.

«Разведывательный клуб союзников» сформировался не сразу. Нападение Германии на Польшу, которое произошло 1 сентября 1939 года, обозначило угрозу со стороны Гитлера вначале для Англии, Франции, Бельгии, Дании и других европейских государств. Однако ни англичане, ни французы не ожидали, что Гитлер нападет на них. Они рассчитывали, что Германия, захватив Польшу, начнет большую войну против Советского Союза. Видимо, это соответствовало долгосрочным планам прежде всего британского и французского руководства.

Гитлер вопреки всем ожиданиям начал военные действия против Англии, которая на словах поддержала Польшу, а на деле не оказала ей никакой помощи в борьбе против агрессора. Вскоре в Париже и в Лондоне, а также в других европейских городах поняли, что Гитлер коварен и опасен. Но было поздно. Тем не менее без боя никто сдаваться не собирался. Европейцы объединенными усилиями попытались организовать отпор германской агрессии. Военные разведки этих государств также начали обмениваться сведениями о Германии и ее вооруженных силах. Однако обмен разведсведениями о противнике в ту пору оказался малополезным, а военное противодействие — недостаточно эффективным. В результате 14 мая 1940 года под натиском германских армий капитулировали Нидерланды, несколько позже бельгийская армия, потеряв ключевые позиции обороны, отступила к Антверпену. 20 мая фашистские танковые соединения вышли к Ла-Маншу, отрезав в Бельгии и Северной Франции крупную группировку англо-франко-бельгийских войск.

В ходе Дюнкерской операции, продолжавшейся до 4 июня, союзники потерпели еще одно поражение — в результате 215 тысяч англичан, 123 тысячи французов и бельгийцев были эвакуированы морем на британские острова. Вся тяжелая техника была брошена англо-франко-бельгийцами и оказалась в руках немцев.

Незначительными по эффективности оказались и усилия французской военной разведки, данными которой не смогли воспользоваться ни командование французской армии, ни союзники. В результате — 22 июня 1940 года в Копьенском лесу около Парижа было подписано соглашение о перемирии. В соответствии с условиями капитуляции большая часть Франции, включая Париж, была оккупирована германскими войсками. На остальной территории было создано профашистское государство со столицей в Виши.

Более успешно началось взаимодействие между американскими и британскими разведками. Оно также активизировалось в мае 1940 года. Правительство У. Черчилля принимало меры к организации эффективной обороны Англии. В это же время американцы, стремясь оказать британцам помощь, начали операцию по высадке своих войск в Гренландии и затем в Исландии с целью создания там своих военных баз. Данные о германском флоте, активно действовавшем в Атлантике, американцы в основном получали от англичан.

В 1940 году обмен сведениями о противнике между разведками стран, воевавших против Германии, носил эпизодический характер. Объединенного органа, способного координировать усилия военных разведок государств, оккупированных германскими войсками, не сушествовало.

По мере расширения военных действий в Западной Европе руководители военных разведок Польши, ЧехоСловакии, Бельгии, Голландии, Франции и их штабы со средствами связи обосновались в Лондоне. В то же время добывающие резидентуры этих разведок продолжали действовать на территориях оккупированных государств. Шеф германской политической разведки В. Шелленбергсчитал, что на территориях оккупированных немцами стран действовало до 250 радистов. А это значит, что радисты передавали сведения, поступавшие от источников 250 резидентур советской, чехословацкой, польской, французской, бельгийской, английской, норвежской, американской и других разведок. Нельзя исключать, что этих резидентур было гораздо больше.

В августе 1940 года начались массированные воздушные бомбардировки Англии немецкой авиацией. Правительство У. Черчилля готовилось к отражению возможного вторжения немецких войск на территорию британских островов. Потребность в разведсведениях о Германии резко возросла. Британская военная разведка начала использовать в своих интересах уникальные возможности военных разведок государств, штабы которых приютились в Лондоне.

С началом войны фашистской Германии против СССР 22 июня 1941 года вектор германской агрессии поменял направление и был направлен строго на Восток. Основные сражения во второй половине 1941 года уже шли на советско-германском фронте. Тем не менее военные разведки оккупированных немцами государств продолжали собирать сведения о Германии, ее сателлитах, их вооруженных силах, производительности военных заводов и другие данные, которые передавались британской военной разведке. Можно сказать, что к июню 1941 года РКС стран, воевавших против фашистской Германии, уже сушествовал. Главным его учредителем и потребителем сведений о противнике была английская разведка.

В связи с тем, что основные военные действия происходили на советско-германском фронте, Генеральный штаб Красной армии был крайне заинтересован в получении разведданных о Германии, ее сателлитах и их вооруженных силах. Главным поставщиком таких сведений была советская военная разведка. Не исключалась возможность получения данных о противнике и от англичан, которые заявили о своей готовности оказывать помощь Советскому Союзу. Вечером 22 июня У. Черчилль, выступая по радио, заявил: «Мы поможем России и русскому народу всем, чем только сможем…»

Обещания У. Черчилля были конкретизированы во время визита в Лондон генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова.

Миссия Голикова прибыла в Лондон 8 июля 1941 года. За четыре дня пребывания в британской столице Голиков провел переговоры с министром иностранных дел А. Иденом, с начальником имперского генерального штаба генералом Диллом и другими высшими политическими и военными деятелями Англии. Возможные направления военного взаимодействия СССР и Англии в войне против Германии приобрели конкретные очертания и были закреплены в советско-британском соглашении. Оно было подписано 12 июля 1941 года во время визита в Москву британской военно-экономической миссии, которую возглавлял посол Стаффорд Криппс. «Соглашение о совместных действиях Правительства Советского Союза и Правительства Его Величества в Соединенном Королевстве в войне против Германии» стало первым политическим документом, положившим начало формированию антигитлеровской коалиции. В соглашении были зафиксированы следующие положения:

«1. Оба правительства обязуются оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в настоящей войне против гитлеровской Германии.

2. Они обязуются, что в продолжении этой войны не будут ни вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора, кроме как с обоюдного согласия».

В ходе советско-британских переговоров в Лондоне и в Москве обсуждались возможности взаимодействия вооруженных сил двух стран, конкретизированы перспективы и объемы британских военных поставок, заложены основы советско-британского военного сотрудничества, в том числе и в сфере обмена разведывательными сведениями о фашистской Германии. «Поддержка всякого рода», о которой говорил Черчилль, предполагала и обмен разведсведениями о Германии между разведками Советского Союза и Англии. Предполагалось это взаимодействие осуществлять по двум направлениям.

Первое — обмен сведениями о противнике. Второе — оказание помощи в проведении отдельных оперативных мероприятий.

Реальное развитие получил обмен сведениями о противнике между генеральными штабами Красной армии и английских вооруженных сил. Инициатором развития усилий в этом направлении был контр-адмирал Η. М. Харламов, который после отъезда Ф. И. Голикова возглавил советскую военную миссию в Лондоне. Харламов наладил взаимодействие с британской военной разведкой, военным министерством, министерством экономической войны, другими государственными учреждениями, располатавшими сведениями о фашистской Германии. Харламов был человеком высокообразованным, тактичным, настойчивым и, что немаловажно, представительным. Военный дипломат из него получился первоклассный. Такой вывод напрашивается в результате изучения основных результатов деятельности Харламова в Лондоне.

Контр-адмирал Харламов стремился к организации взаимовыгодного обмена разведсведениями о противнике. Ему часто приходилось преодолевать сопротивление не только высоких должностных лиц в Лондоне, ответственных за советско-британское военное взаимодействие, но и в Москве. Тем не менее практически ежемесячно Харламов сообщал в Москву: «.. Докладываю изменения в боевом составе, дислокации и организации войск немецкой армии за прошедший месяц по данным Военного министерства Великобритании…»

Сведения, поступавшие от Харламова, в основном были интересны и полезны для советского командования, однако иногда страдали неточностями или запаздывали.

После отъезда Харламова в Москву в 1944 году советскую военную миссию в Лондоне возглавил генерал-лейтенант А. Ф. Васильев.

В годы войны британской военной миссией в Москве руководили генерал-лейтенант Г. Л. К. Мартель и бригадный генерал М. Барроуз. Представители британского командования часто обращались в советский Генеральный штаб с различными запросами о Германии, ее вооруженных силах и военной промышленности. Запросы английских генералов, как правило, удовлетворялись без задержки. Контроль за выполнением заявок и запросов представителей союзников осуществлял генерал-майор Н. В. Славин, начальник Управления спецзаданий Генерального штаба К А, которое руководило деятельностью советских военных миссий в союзных государствах.

11 мая 1944 года, например, генерал-майор Н. Славин сообщал начальнику ГРУ генерал-лейтенанту И. Ильичеву о том, что глава британской военной миссии генерал-лейтенант М. Барроуз обратился к нему с письмом, в котором сообщал: «Начальник Главного управления военной разведки военного министерства Великобритании 25 апреля принял господина контр-адмирала Харламова и господина генерал-майора Васильева и ознакомил их с мнением британского Генерального штаба по следующим вопросам:

Категории немецких дивизий на Западе и их боеспособность. Меры, принятые Германией по снабжению Венгрии и Румынии, и ее дальнейшие намерения.

Мнение Великобритании о способностях Румынии и Венгрии оказывать сопротивление.

Формирование новых: германских дивизий и дивизий ее сателлитов, а также будущие возможности.

Укрепления, сооруженные Германией на Восточном фронте, в частности, на границах с Венгрией и Румынией…».

Барроуз сообщал Славину, что «…начальник Главногоуправления военной разведки Великобритании считает, что Генеральный штаб Красной армии, возможно, составил по этим вопросам мнение и обладает по ним сведениями, сравнение которых с мнением британского Генерального штаба может оказаться поучительным и обмен которыми приведет к обоюдному усовершенствованию познания противника.

Поэтому он поручил мне обратиться в Генеральный штаб Красной армии с просьбой ознакомить меня с его мнением по вышеуказанным вопросам. Помимо этого, я буду признателен за ознакомление меня с мнением Генерального штаба Красной армии по следующим германским, ветерским и румынским вопросам:

а) Людские ресурсы и максимальные мобилизационные возможности.

б) Военная промышленность.

в) Сырье.

г) Продовольствие, обмундирование и т. д.

д) Оценка немецких дивизий на Восточном фронте….»

Направляя это письмо Барроуза начальнику ГРУ, генерал-майор Н. Славин писал: «…Прошу выделить офицера для проведения беседы с генералом Барроузом. О принятом решении прошу сообщить…»

Глава британской военной миссии в СССР получил подробные ответы на все вопросы, которые интересовали начальника Главного управления военной разведки военного министерства Англии.

Генерал Славин также оперативно реагировал на запросы руководителей советских военных миссий генерал-лейтенанта А. П. Кисленко, который находился при штабе командующего средиземноморскими экспедиционными войсками союзников, генерал-майора Н. В. Корнеева, который действовал при Верховном штабе Народно-освободительной армии Югославии, генерал-майора артиллерии И. А. Суслопарова, действовавшего при штабах вооруженных сил Франции и главнокомандующего экспедиционными войсками США и Великобритании, генерал-лейтенанта К. Н. Деревянко, представителя Главного командования советских войск на Дальнем Востоке при штабе американского генерала Д. Макартура.

Руководители советских военных миссий, находясь при штабах союзников, часто выполняли с помощью отдела специальных заданий Генерального штаба Красной армии просьбы американских, британских, французских и югославских генералов о разведывательных данных по Германии, Италии, Венгрии и Японии.

В 1942 году началось взаимодействие советской военной разведки с разведками стран, оккупированных германскими войсками. Инициативу в этом направлении проявили поляки. В сентябре 1941 года советский военный атташе в Лондоне генерал-майор танковых войск И. А. Скляров докладывал в Москву, что представитель военной разведки Польши предложил организовать «…совместную разведывательную работу» против Германии. «Для ускорения прохождения важных разведывательных сведений в ближайшем будущему — докладывал Скляров начальнику Разведывательного управления Красной армии, — поляки планируют организовать связь по радио между польской военной миссией в Москве и подпольным центром своей военной разведки в Польше». Далее Скляров сообщал: «…польский штаб обещает создать свои разведывательные группы в тылах немецких войск на территориях, лежащих к востоку от польско-советской границы»…

В Разведуправлении Красной армии конструктивное предложение представителей польской военной разведки оценили по достоинству. Открывалась уникальная возможность получения разведывательных данных о Германии не только от поляков, но и от других разведывательных служб союзных правительств в Лондоне, которые, как предположили в Центре, должны были иметь разведывательные возможности в своих оккупированных немцами странах. Предположение оказалось правильным.

По согласованию с британским правительством сотрудник аппарата советского военного атташе в английской столице майор Александр Федорович Сизов был назначен советским военным атташе при союзных правительствах в Лондоне. В 1942 году Сизов установил дружеские отношения с помощником военного атташе Чехословакии подполковником Л. Свободой и начальником чехословацкой военной разведки полковником Ф. Моравецем. Сизов также смог установить хорошие взаимоотношения с начальниками разведывательных служб Бельгии, Голландии, Польши, Норвегии, Франции и Югославии, которые работали в британской столице. Контакты с представителями военных разведок этих государств Сизов осуществлял на основе личного распоряжения Верховнот Главнокомандующего И. В. Сталина.

В 1942–1943 годах Сизов получал сведения о фашистской Германии от начальника военной разведки Чехословакии полковника Ф. Моравца, от сотрудника польской военной разведки подполковника С. Гано, от бельгийского разведчика подполковника Мариссала, от начальника норвежской разведки подполковника Р. Лянда, от сотрудника голландской военной разведки подполковника Лифтинка, от начальника французской разведки генерала Матенэ.

За 1943 год от чехословацких разведчиков, которые имели на территории своей страны разветвленную агентурную сеть, Сизов получил значительное количество материалов о положении в Германии, о производительности основных германских военных заводов, выпускавших танки, самолеты и артиллерийские орудия.

Не менее продуктивным было сотрудничество А. Сизова в 1943 году с представителями бельгийской военной разведки. Бельгийцы хорошо знали немецкую армию и при помощи агентов и разведчиков, действовавших в Бельгии, имели полные данные о дислокации всех немецких дивизий в Бельгии, имели сведения об их перебросках с Западного на Восточный фронт. В 1943 году бельгийцы тоже передали Сизову значительное количество ценных материалов, которые были признаны в Разведуправлении Красной армии важными и своевременными. Они представляли особый интерес в период подготовки советского командования к Курской битве.

На такой же бескорыстной основе сотрудничал с Сизовым и с представителями военной разведки Норвегии. Норвежцы также передавали советскому офицеру важные материалы по Германии и ее вооруженным силам. Особый интерес представляли сведения о немецких дивизиях, находившихся в Норвегии, и системе обороны, которую немцы создали вдоль норвежского побережья.

В целом в 1943 году Сизов получил от членов «Разведывательного клуба союзников» важные материалы о Германии и ее вооруженных силах. Представителям разведок этих стран были переданы обобщенные материалы о том, как организовывать партизанские отряды и руководить их действиями в условиях германской оккупации. Такие сведения особенно важны были силам сопротивления, которые активно начали действовать во Франции и Норвегии.

В первой половине 1944 года, в период разработки Генеральным штабом Красной армии плана операции «Багратион», взаимодействие А. Сизова с представителями военных разведок стран антигитлеровской коалиции достигло наибольшей эффективности. В целом в 1944 году Сизов ежедневно направлял в Центр 5–6 донесений о противнике.

Как правило, донесения Сизова в Центр начинались словами: «Французская разведка сообщила…», «Бельгийская разведка сообщила…», «Барон сообщил…», «По данным норвежской разведки…».

Донесения Сизова неизменно получали в Центре высокие оценки. 5 февраля 1944 года, например, начальник ГРУ писал Сизову: «Значительная часть полученных от вас сведений по немецкой армии и ВВС является ценной…»

Сизов еженедельно получал из Москвы конкретные задания. Часто Центр направлял разведчику и срочные задания, на выполнение которых отводилось один-два дня. Естественно, сам полковник А. Сизов из Лондона не мог вылететь в Венгрию, Румынию или Польшу для сбора сведений, которые интересовали начальника ГРУ. Но в этом и была главная заслуга Сизова, которому в 1944 году было досрочно присвоено воинское звание полковник. Находясь в Лондоне, Сизов получал сведения о противнике, которые добывали разведчики, действовавшие на территории Бельгии, Франции, Чехословакии, Норвегии, Голландии и других стран.

Среди источников Сизова наиболее активным и ценным был начальник военной разведки Чехословакии полковник Франтишек Моравец, которому в Главном разведывательном управлении был присвоен псевдоним «Барон».

Только в 1944 году Моравец передал А. Сизову около двухсот материалов по различным военным и военно-политическим вопросам. На их основе Сизов 197 раз направлял в Центр срочные донесения.

Моравец был кадровым военным разведчиком. Находясь в британской столице, он продолжал руководить работой чехословацкой военной разведки, имел ценных агентов в ряде стран Западной Европы и, самое главное, в верховном главнокомандовании вермахта (ОКБ).

В конце февраля Моравец сообщил Сизову содержание плана ОКВ на лето 1944 года, который был утвержден Гитлером.

Источник Моравца в немецком генеральном штабе передавал сведения о перебросках германских войск на Восточный фронт, о дислокации немецких соединений в Дании, Голландии, Франции и других странах Западной Европы. От этого источника также поступали обобщенные данные о производительности немецких авиастроительных и танковых заводов, о количестве подводных лодок, которые создавались на германских судостроительных заводах, о ежемесячном выпуске авиационных бомб, снаряженных химическими отравляющими веществами, о производстве артиллерийских снарядов и патронов для стрелкового оружия. Благодаря этому источнику в ГРУ поступали сведения даже о выпуске автомобильных покрышек на германских заводах резиновых изделий.

Моравец на встречах с полковником Сизовым всегда сообщал ему, что «сведения получены от надежного источника» или «сведения получены от первоклассного источника». Имя этого источника, от которого начальник чехословацкой военной разведки на протяжении всей войны получал ценные сведения о планах германского военного руководства, осталось не раскрытым.

Источники Моравца имели возможность прослеживать передвижение Гитлера, добывали материалы о результатах совещаний в ставке фюрера. Агенты полковника Моравца даже имели возможность присутствовать на испытаниях новых систем оружия гитлеровской Германии. В апреле 1944 года, например, когда немецкие конструкторы проводили испытания ракетных установок ФАУ-2, на одном из таких испытаний присутствовал агент «Барона». Этот источник сообщал: «Немцы проводили испытания ракет реактивного действия на северном побережье острова Рюген. Ракета стартовала с поверхности земли. Она с сильным шумом поднялась при сохранении начального угла вылета без искривления траектории, до высоты 8700 метров (высота измерялась точными приборами), затем полет продолжался по горизонтальной траектории. Корпу с ракеты снабжен двумя небольшими несущими плоскостями. Внизу хвостовой части ракеты можно было наблюдать трубу, из которой в момент старта выбивалось пламя длинной около 30 метров…»

Данные об этих испытаниях Моравец передавал советскому разведчику, который незамедлительно отправлял их в Центр.

Полковник Сизов хорошо знал английский язык. Это позволяло ему оперативно изучать разведывательные материалы, которые он получал на английском языке от чехословацкой разведки, и без задержки сообщать в Москву наиболее важные сведения по германской армии. В конце марта 1944 года полковник Сизов направил начальнику военной разведки генерал-лейтенанту И. Ильичеву письмо, в котором сообщал о том, что не успевает обрабатывать сведения, которые поступали к нему от представителей французской и бельгийской разведок.

Центр безотлагательно направил в Лондон в распоряжение Сизова переводчика, свободно владевшего французским языком. За 1944 год подчиненные Сизова перевели с французского языка более двухсот разведывательных материалов. На их основе Сизов подготовил и направил в Центр 147 информационных донесений, которые в Центре получили высокие оценки.

Сотрудники французской и бельгийской разведок добывали сведения о частях и соединениях германской армии, которые дислоцировались на французской, бельгийской и румынской территории, о перебросках войск, которые в первой половине 1944 года производило германское командование в ожидании крупных сражений на Восточном и Западном фронтах, о выпуске новых образцов военной техники, о производительности германских заводов, выпускавших самолеты, танки, артиллерийские орудия, порох, боеприпасы, химические отравляющие вещества, синтетический бензин.

Французские и бельгийские военные разведчики передали Сизову сведения о германском ракетном оружии и реактивных самолетах.

Французская разведка имела свои источники в Берлине в кругах, близких к высшему немецкому командованию. К такому выводу можно прийти, знакомясь с содержанием многих донесений полковника А. Сизова. Например, Сизов в январе 1944 года сообщал в Центр: «Исходя из имеющихся контингентов запасных частей в Германии, начальник департамента ОКВ общей мобилизации генерал Унрух предложил сформировать к 1 марта 25 новых полевых дивизий. Источник из Германии, сведения которого до сих пор подтверждались».

Мобилизационные возможности Германии истощались. В армию призывались квалифицированные рабочие, которые трудились на военных заводах. В поисках замены этим рабочим Гитлер принял решение увеличить завоз в рейх специалистов из оккупированных стран.

4 апреля 1944 года Сизов сообщал в Москву: «В штабквартире Гитлера состоялось совещание, в ходе которого обсуждались проблемы набора дополнительной рабочей силы для Германии. Принято решение, в соответствии с которым в Германию должно быть в ближайшее время доставлено: из Голландии— 250 тысяч человек, из Бельгии — 250 тысяч человек, из Италии 1,5 миллиона человек. Собственно в Германии за счет сокращения управленческого аппарата и мобилизации дополнительных возрастов должно быть мобилизовано до 1 миллиона человек».

В 1944 году в Германию были вывезены сотни тысяч квалифицированных французских и бельгийских рабочих и инженеров. Однако чем больше иностранных рабочих трудилось на военных заводах Германии, тем уязвимее становился третий рейх. Эту тенденцию Гитлер и его ближайшее окружение не поняли до конца войны. Но это хорошо понимали военные разведчики Франции, Бельгии и Голландии. В среде рабочих они вербовали источников важной военно-технической информации.

Французы и бельгийцы умело использовали этот канал получения сведений о военной промышленности Германии. Добытые таким образом данные они передавали советскому военному разведчику полковнику А. Сизову. Французские источники работали на заводах, где выпускались танки «тигр» и «леопард»; на авиационных заводах в Лейпциге, Магдебурге, Ратенов; на заводах в Ганновере, где производились артиллерийские орудия и пушки; на подземном заводе боеприпасов в Вольпренмузене, который располагался в 15 км от Ганновера; а также на судостроительной верфи «Гроссе Дейтше Верке» в Филькенванрде южнее Гамбурга, где строились подводные лодки.

Особое вниманием в Центре вызывали сообщения Сизова о создании в Германии реактивных истребителей. Эти данные советский разведчик получал от представителя бельгийской военной разведки. 3 марта 1944 года Сизов, например, докладывал в Центр: «Бельгийская разведка сообщила, что… авиамоторные заводы фирмы «Прим» в Штольберг выпускают турбинные авиационные двигатели, которые при установке на самолет не требуют винта. Самолет получает движение за счет реакции выхлопных газов. Фирма «Прим» строит в окрестностях Цвенфалля дополнительные цеха. Ежемесячный выпуск реактивных двигателей в ближайшее время достигнет 1000 моторов. Дирекция завода в Штольберге каждые два дня обязана докладывать генералу Мильх и Шпееру о состоянии производства. Завод «Юнкере» в Дессау тоже выпускает самолеты с турбинными двигателями. Гитлер лично присутствовал на демонстративных полетах нового одномоторного истребителя TL-262 (турбинный Мессершмитт). Самолетом управлял летчик-испытатель Голланд».

17 апреля начальник ГРУ писал Сизову: «Выясните название, тип и тактико-технические данные реактивных самолетов, строящихся фирмой «Мессершмитт»…

Сизов выполнил и это задание начальника ГРУ. Бельгийские коллеги передали ему сведения о немецких реактивных истребителях-перехватчиках Me-163 и истребителях Ме-262, а также сведения о производстве ракет ФАУ-2 и ФАУ-1.

Французские и бельгийские разведчики передавали полковнику А. Сизову разведывательные материалы, ничего не требуя взамен.

Полковник А. Сизов направлял в Центр сведения, которые он получал и от норвежской военной разведки. 3 мая 1944 года Сизов докладывал: «Директору. Норвежцы сообщили состав и дислокацию немецких войск в Норвегии по состоянию на 26 апреля 1944 г.».

Такие доклады поступали в Центр регулярно.

Сизов докладывал в Центр данные о состоянии береговой обороны Норвегии, о количестве батарей морской и сухопутной артиллерии, о составе и дислокации дивизионов береговой обороны, о количестве и дислокации крепостных батальонов, предназначенных для охраны артиллерийских батарей.

Источники норвежской военной разведки тщательно отслеживали все переброски немецких войск и сообщали о них советскому разведчику полковнику Сизову.

На основе данных, полученных от офицеров норвежской разведки, Сизов в 1944 году подготовил и направил в Центр 43 донесения. Это был незначительный, но тем не менее достаточно весомый вклад норвежской разведки в общую борьбу против фашистской Германии. Уровень отношений, сложившихся у полковника Сизова с представителями норвежской разведки и вооруженных сил, можно оценить по содержанию телеграммы, которую он получил 23 февраля 1944 года от главнокомандующего норвежской королевской армией Погана Бейхманна: с Норвежская королевская армия посылает сердечные поздравления могучей, храброй русской армии, гремящие победы которой являются примером и вдохновением для всех народов, борющихся за свободу».

В 1944 году Сизов добился в своей разведывательной работе уникальных результатов. С 1 января по 17 декабря он направил в Центр 425 донесений и значительное количество документальных материалов. Многие донесения Сизова были использованы для подготовки специальных сообщений И. В. Сталину, В. М. Молотову и начальнику Генерального штаба. А. М. Василевскому.

Полковник А. Ф. Сизов был единственным офицером Главного разведывательного управления, который в 1944 году за добывание ценных сведений о противнике в течение трех месяцев был дважды награжден орденом Красного Знамени.

Как обстояло дело в области обмена разведывательными сведениями о фашистской Германии между штабами Красной армии и американским министерством обороны? Такое взаимодействие могло начаться в 1941 году. После нападения фашистской Германии на СССР Вашингтон посетил генерал-лейтенант Ф. И Голиков. В ходе встреч с американскими военными Голиков обсуждал не только проблемы оказания США экономической помощи Советскому Союзу, но и предлагал организовать обмен сведениями о государствах фашистского блока. После возвращения Голикова в Москву по поручению советского командования вопрос о возможном обмене с американцами разведсведениями по Германии обсуждал с представителями американского командования военный атташе при посольстве СССР в США полковник И. М. Сараев. Но договориться с американцами в 1941–1942 гг. так и не удалось. Проблема обмена между штабами вооруженных сил СССР и США сведениями о Германии и ее вооруженных силах вновь возникла только в конце 1943 года, когда американцы завершали планирование oпeрации «Оверлорд», операции по высадке войск союзников во Франции. Американцы были крайне заинтересованы в получении дополнительных разведывательных сведений о фашистской Германии и ее вооруженных силах. Они имела полный доступ к сведениям, которые добывались британскими разведчиками, но были уверены в том, что советские разведслужбы располагают значительно большими возможностями и сведениями о Германии и Японии.

Прагматический подход американцев в области обмена разведсведениями о Германии и Японии был очевиден и понятен. Готовя почву для переговоров с представителями советской разведки, американцы пошли на беспрецедентный к тому времени шаг. Представитель американской военной разведки в Лондоне передал полковнику А. Сизову в 1943 году три папки материалов о Германии и ее вооруженных силах. Вторым шагом в области развития много обещавшего обмена разведсведениями о противнике стал визит руководителя американской разведки генерал-майора Уильяма Д. Донована в Москву.

Донован прибыл в советскую столицу 24 декабря 1943 года. Вместе с директором американской разведки — Управления стратегических служб — в Москву прибыл и полковник Дж. Хаскелл, один из руководящих сотрудников американской разведки. Донован полагал, что в случае положительных переговоров с руководителями советского Министерства иностранных дел и советской разведки, Хаскелл будет назначен на должность начальника бюро У СС в СССР.

В результате встреч руководителя американской разведки с наркомом иностранных дел В. М. Молотовым и представителями внешней разведки НКГБ была достигнута договоренность о сотрудничестве разведок СССР и США. В ходе переговоров Донован изложил американские предложения о сотрудничестве в области разведывательной деятельности. Они сводились к следующим направлениям:

обмен разведывательной информацией о противнике;

консультации по вопросам проведения диверсионной работы на территории врага;

содействие в заброске агентуры в тыл противника;

обмен материалами по диверсионной технике и радиоаппаратуре и их образцами.

В результате переговоров Донована в Москве 4 февраля во все подразделения УСС была направлена инструкция «Развединформация, которую следует передавать СССР». В этой инструкции указывалось, что России может быть «передана оригинальная разведывательная информация УСС, которая полезна стране, ведущей войну против Германии» .

В Москве и в Вашингтоне стали готовиться к официальному обмену представителями разведывательных служб. Однако это сотрудничество было свернуто, так и не успев обрести какие-либо определенные формы. Против сотрудничества УСС с советской разведкой выступил шеф американского Федерального бюро расследований Э. Гувер и некоторые другие влиятельные американские политики. Президент Рузвельт направил в Москву своему послу У. Гарриману телеграмму, в которой сообщил о том, что обмен между США и СССР представителями разведывательных служб откладывается на неопределенное время. Гарриман попытался переубедить Рузвельта. Но президент был непреклонен. 30 марта Рузвельт подтвердил Гарриману свое решение, объясняя его тем, что внутренние политические соображения в США являются превалирующим фактором. Президент высказал уверенность, что маршал Сталин его поймет и что обмен миссиями отложен только на время. Оказалось — навсегда.

Координацию усилий военных ведомств СССР и США в войне против Германии и Японии в 1943–1945 годах осуществлял руководитель американской военной миссии в Москве бригадный генерал Дж. Р. Дин. После окончания войны Дин написал книгу воспоминаний о своей деятельности в СССР «Странный союз», в которой неодобрительно охарактеризовал взаимодействие США и СССР в военной сфере, обвинив советских представителей в сдерживании его полезных инициатив и предложений. Полезных прежде всего для США.

В 1944 году представители американской разведки в Лондоне продолжали крайне осторожно относиться к сотрудничеству с советской военной разведкой. За весь 1944 год Сизов смог получить от представителей американского Управления стратегических служб в Лондоне всего около десяти материалов, которые особой ценности не представляли.

Более активно осуществлялся обмен информацией о противнике между американским Управлением стратегических служб и внешней разведкой КНГБ СССР.

Американская разведка, без сомнения, владела значительным объемом достоверной информации о Германии и ее вооруженных силах. Об этом можно судить по содержанию специального сообщения ГРУ «Группировка немецких войск вне советско-германского фронта по данным военной миссии США в СССР на 10 июня 1944 года», которое получило хорошую оценку экспертов Главного разведывательного управления. Но случаев передачи таких сведений американцами в советский Генеральный штаб был не много.

В конце августа 1944 года из Вашингтона в Лондон прибыл высокопоставленный представитель американской стратегической разведки Шеффердсон. Во время встречи с полковником А. Сизовым он посоветовал своему представителю Лондоне полковнику Брюсу поддерживать с представителем СССР рабочие контакты. Он также обещал дать указание соответствующим офицерам американской разведки «делать это более регулярно и своевременно».

1 сентября, когда мистер Шеффердсон еще находился в Лондоне, занимаясь инспектированием работы американской разведки, Сизов получил от американцев сообщение о том, что «немцы в середине августа перебросили на Украинский фронт 4 дивизии из Италии…».

Из данных американцев невозможно было понять, какие именно немецкие дивизии, когда и куда были переброшены из Италии. Советско-германский фронт имел еще значительную протяженность. А просто «Украинского фронта», о котором Сизову сообщили американцы, не существовало…

Американская разведка допускала и другие серьезные ошибки в оценке дислокации германских армий на фронтах Второй мировой войны.

20 февраля 1945 года руководитель американской военной миссии в Москве бригадный генерал Дж. Дин передал в советский Генеральный штаб данные американской разведки. В соответствии с данными американцев немцы перебрасывали 6-ю танковую армию СС с Западного на Восточный фронт. Новое место сосредоточения 6-й ТА СС американцы указали неправильно. На самом деле немцы перебрасывали эту армию, как доложила советская военная разведка, в район озера Балатон в Венгрии. Данные ГРУ позволили 3-му Украинскому фронту, которым командовал маршал Ф. И Толбухин, подготовиться к отражению танкового удара немцев.

Сотрудничество между американской и советской военной разведками в годы войны могло быть более продуктивным и взаимно полезным.

Оперативное взаимодействие между советской военной разведкой и разведками стран антигитлеровской коалиции развития не получило. Отдельные мероприятия по заброске в тыл противника советских разведчиков с помощью английской военной разведки окончились безрезультатно. Советские разведчики, заброшенные на германскую территорию в 1942 году с помощью британской военной разведки, пропали бесследно. От дальнейших попыток взаимодействия в этом направлении командование советской военной разведки отказалось.

Сотрудничество между советской военной разведкой и военными разведками США и Великобритании сдерживалось строгими ведомственными инструкциями. Они были как в британской и американской, так и в советской разведке. Сотрудники этих уважаемых военных организаций всегда были осторожны и предусмотрительны.

Сотрудничество между разведками США и Великобритании в годы войны, особенно на ее завершающем этапе, строилось на другой политической основе, имело реальный доверительный характер, осуществлялось планомерно и целенаправленно. Вместе с тем британская разведка и своим американским коллегам передавала далеко не все, чем располагала. А по мере завершения в США работ по созданию атомной бомбы тайно «позаимствовала» из американских лабораторий результаты многих исследований, которыми американцы не собирались делиться со своими британскими партнерами по созданию атомного оружия. Дружба дружбой, а табачок — врознь.

Вторая мировая война имела коалиционный характер. Основой антигитлеровской коалиции был военный союз СССР, Англии и США, что предполагало взаимодействие между военными ведомствами трех государств. Такое взаимодействие в 1941–1945 годах существовало, но осуществлялось непланомерно. Степень и интенсивность этого взаимодействия находились в зависимости не от обстановки на фронтах, а от состояния политических отношений между Москвой и Вашингтоном. Конфронтации в этих отношениях были обычными явлениями. За кулисами положительных политических заявлений и договоров о взаимодействии США, Англии и СССР вели скрытую борьбу за свои интересы. В этой борьбе участие принимали разведки СССР, США и Англии. Они действовали не разобщено, а независимо друг от друга, часто достаточно успешно выполняя свои специальные задачи.

Советская военная разведка, несомненно, была активным членом «Разведывательного клуба союзников», умело строила свои взаимоотношения с американскими и британскими представителями специальных служб. Несмотря на политические барьеры и профессиональные ограничения взаимодействие военных разведок стран антигитлеровской коалиции в целом было полезным и позволило руководителям СССР, Англии и США координировать действия на фронтах Второй мировой войны с учетом своих национальных интересов.

Обмен сведениями о противнике между советской военной разведкой и представителями разведслужб ЧехоСловакии, Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии, Польши и Югославии строился с ведома правительств этих государств, основывался на партнерских отношениях, доверительно и бескорыстно.

Взаимодействие генеральных штабов стран антигитлеровской коалиции в области обмена разведывательными сведениями о фашистской Германии и ее сателлитах, несомненно, внесло вклад в разгром фашистской Германии и Японии.

Сведениями о Японии, ее вооруженных силах и японском бактериологическом оружии, которыми, несомненно, располагали не только советская разведка, но и американские специальные службы, обмен, как правило, не производился. В 1941–1943 годах эта проблема прежде всего интересовала советский Генеральный штаб, но данные о Японии в Москву поступали не от американских коллег, а от тайных советских разведчиков, которые действовали на территории США, в частности, от «Мориса». В 19441945 годах, когда сведения о японских вооруженных силах и возможностях японской армии и военно-морском флоте стали интересовать американское командование, оно обращалось к представителям советского Генерального штаба с просьбой о передаче американской стороне подобных сведений. Но война уже приближалась к концу, и каждый союзник, несмотря на усилия и обязательства координировать действия в области проведения операций против общего противника, такой координации и обменом разведывательных сведений о Японии фактически не осуществлял. Самым убедительным подтверждением такому выводу является секретное решение командования США сбросить атомные бомбы на Хиросиму (6 августа) и Нагасаки (9 августа), не поставив в известность об этом советское руководство.

Обмена сведениями о японском бактериологическом оружии, которым располагали советская и американская разведки, также не проводилось. Каждый из союзников предпочитал действовать в этой области самостоятельно. Советская разведка находилась в более трудном положении, так как войска группировки Василевского, которым предстояло действовать на сухопутном театре войны в Маньчжурии, подвергались большой и реальной опасности. Американцы, которые в основном бомбили и громили японские острова с помощью авиации и корабельной артиллерии, ничем не рисковали. Применять же бактериологическое оружие против американских десантов на территории Японии японское командование никогда бы не решилось, да и планов таких не имело…

И тем не менее «Разведывательный клуб союзников» был уникальным явлением Второй мировой войны.

 

Глава девятая

«ВЛАСТЕЛИН» БАКТЕРИЙ

Нас всегда окружают добрые и злые люди. Добрых мы знаем в лицо, гордимся ими, дорожим их дружбой. Злых замечаем реже, скорее всего, тогда, когда они уже успели сотворить свое злодеяние. Большое или малое, не имеет значения. Японский бактериолог Исии Сиро, прежде чем стать «властелином» чумы и бактерий других инфекционных болезней, был обычным и неприметным человеком.

Родился Исии примерно в 1893 году в японской префектуре Чиба. Отец его, богатый помещик, мечтал, чтобы сын получил высшее образование в столичном университете. Исии в Токийский университет не стал поступать. В 1919 году он был принят в императорский университет города Киото и стал студентом медицинского факультета, где занимался изучением патологии и бактериологии.

Вероятно, у молодого Исии были склонности не только к медицинским наукам. Окончив в 1920 году Киотский университет, он добровольно поступил на службу в японскую армию. Через некоторое время, попробовав армейскую жизнь на вкус и на цвет, Исии подал рапорт о зачислении его на действительную военную службу. Вскоре, как кандидату, имевшему высшее специальное образование, ему было присвоено первое офицерское звание — чин поручика.

Поручик Исии был назначен на должность военного врача в одну из воинских частей.

Вскоре мечта его отца, помещика из префектуры Чиба, сбылась — его сын поручик Исии был переведен в японскую столицу и назначен на должность ординатора 1-го военного госпиталя. Затем в 1924 году Исии поступил в ординатуру Киотского университета. После завершения обучения в ординатуре Исии был направлен врачом-ординатором в военный госпиталь в Киото.

За два года ординаторской практики Исии приобрел хороший опыт и стал врачом первого класса. Талантливый и любознательный врач в начале 1930 года изобрел новый фильтр, защищавший солдат во время применения на поле боя ядовитых газов. Пока фильтр проходил испытания, Исии весной 1930 года был направлен в заграничную командировку в Европу. Поездка носила ознакомительный характер и была организована по указанию начальника Управления по военным делам военного министерства генерал-майора Тэцудзана Нагаты.

Поездка японского военного врача Исии по европейским странам, включая Германию, Советский Союз и США, продолжалась около полутора лет и была не столько ознакомительной, сколько разведывательной. Именно о таком характере своей поездке Исии говорил своим близким друзьям после возвращения в Токио.

Из командировки Исии возвратился осенью 1931 года. Незадолго до этого Япония спровоцировала маньчжурский инцидент. Военные действия против Китая были неизбежны. Несомненно, Исии имел возможность ознакомиться с текстом «Меморандума Танаки», который заставил его, как и многих других японских молодых офицеров, поверить в избранность нации Ямато и в ее право овладеть Китаем, захватить советский Дальний Восток и страны Юго-Восточной Азии. Для покорения населения таких огромных территорий японская армия должна была иметь в своем распоряжении некое секретное оружие, которого не было у противников…

Докладывая генерал-майору Нагате о результатах командировки в Европу, Исии сказал, что в некоторых европейских странах, особенно в Германии, тайно предпринимаются меры, направленные на использование бактерий инфекционных болезней в качестве бактериологического оружия. Такое оружие успешно можно использовать во время проведения диверсионных операций.

Доклад Исии не остался без внимания. Ему присвоили звание военного врача третьего класса, направили на работу в 1-й армейский госпиталь. Исии совмещал работу в госпитале с преподавательской деятельностью в Военно-медицинской академии и работой в Главном арсенале японской армии, где он, видимо, совершенствовал свой вариант фильтра, который так и не довел до завершения.

В 1932 году при Военно-медицинской академии была создана бактериологическая лаборатория. Содержание программы деятельности лаборатории — поиск эффективных средств защиты от эпидемиологических заболеваний в японской армии. Руководителем лаборатории был назнамен старший военврач Исии. В его подчинение оказались пять офицеров-врачей. Лаборатория располагалась в полуподвальном помещении, но через год, а именно в апреле 1933 года начались работы по строительству нового здания для исследовательского центра профилактики эпидемиологических заболеваний в японской армии. Исии по указанию генерал-майора Нагаты начал вести поиск активного размножения болезнетворных бактерий и разработку способов их применения против армий противника.

В августе 1935 года покровитель Исии генерал Нагата был убит представителем группы «молодых офицеров», которая выступала за ускоренное превращение Японии в фашистское государство.

После смерти Нагаты Исии нашел более сильного покровителя, которым стал друг Нагаты начальник 1-го отдела стратегического управления генерального штаба японской армии полковник Сузуки Еримичи. Этот важный чиновник хорошо понимал суть задачи, решаемой Исии. Он добился подписания указа императора Хирохито о создании бактериологического отряда на территории Маньчжурии в составе Квантунской армии. Так было безопаснее для японской столицы и ближе к театру военных действий, где должно было найти применение бактериологическое оружие.

В штабе Квантунской армии подполковник Исии занял особое положение. Он докладывал о работах в своем секретном отряде только командующему армией. Перед Исии была поставлена конкретная задача — создать бактериологическое оружие, разработать способы его применения в широких масштабах и быть в готовности к участию в боевых действиях как против китайской, так и советской армий.

 

Глава десятая

«ОСОБЫЕ ОТПРАВКИ»

Любые войны приносят страдания и людям в погонах, и мирному населению. Международное сообщество, наученное горьким опытом Первой мировой войны, в 1922 году на Вашингтонской конференции приняло постановление, в статье III которого защищались права военнопленных. Важность гуманного отношения к военнопленным была закреплена и в статье 29 Женевской конвенции, которая состоялась 1929 году.

В годы Второй мировой войны фашисты в немецкой форме нарушили эти международные договоренности и жестоко обращались не только с военнопленными, но и гражданским населением. Они уничтожали и военнопленных, и гражданских лиц, захваченных гестаповцами, бросали их в тюрьмы и концлагеря, врачи — военные преступники проводили над пленными различные бесчеловечные медицинские опыты. В ходе Нюрнбергского процесса, который состоялся с 20 ноября по 1 декабря 1946 года в Международном военном трибунале суду были преданы Геринг, Гесс, Риббентроп, Розенберг, Франк, Фрик, Штрейхер, Функ и другие немецкие главари. Они были обвинены в военных преступлениях, совершенных в годы войны против человечества, и приговорены к смертной казни через повешение.

Гесс, Функ и Редер были приговорены к пожизненному заключению; Ширах и Шпеер — к 20 годам тюремного заключения, Нейрат получи 15 лет содержания в тюрьме.

Бормана не нашли, но заочно приговорили к смертной казни.

Японские генералы в ходе войны, которую они вели в Китае и странах Юго-Восточной Азии, тоже нарушали международные законы, которые защищали права военнопленных и гражданского населения. Они знали о международных законах, но не собирались их выполнять. Они надеялись стать победителями, которых не судят. Среди тех, кто не страшился Международного суда, был высший командный состав Квантунской армии, которая готовилась к военным действиям против СССР. Одним из них был генерал Исии Сиро, руководитель японского «бактериологического проекта», его идеолог и главный организатор.

Отряд Исии № 731 был создан в соответствии с указом императора Хирохито. В соответствии с дополнительными указами императора от 1940 года было сформировано четыре филиала отряда № 731. Районами их дислокации были определены города Хайлар и Суньу, а также станции Хайлин и Линькоу. Согласно штатному расписанию, утвержденному военным министром Тодзио, в каждом таком отряде должно было действовать до 300 человек.

Донесение, направленное в январе 1938 года начальником военной разведки С. Гендиным И. В. Сталину, было точным. Исии Сиро действительно был выпускником Киотского университета, первоначально в его отряде насчитывалось 300 сотрудников, которые начали создавать технические и биологические условия для размножения заразных бактерий и приступили к созданию запрещенного международными законами бактериологического оружия.

Опыты, которые проводили подчиненные Исии Сиро по заражению животных острыми инфекционными болезнями, позволяли решать только небольшую часть грандиозного и изуверского замысла — использования бактерий чумы, холеры, тифа и других заразных инфекционных заболеваний в военных целях. Для того чтобы убедиться в эффективности создаваемого оружия, Исии и его подчиненные должны были провести многочисленные опыты, в которых в качестве жертв или подопытных должны были использоваться не крысы, а люди. Где взять столько людей разных национальностей: китайцев, монголов, маньчжуров и русских, против которых готовилось бактериологическое оружие, для проведения опытов?

В том же январе 1938 года, когда начальник Разведуправления Красной армии С. Гендин доложил И. В. Сталину и наркому обороны К. Е. Ворошилову о создании японцами бактериологического отряда вблизи города Харбин, японцами был решен вопрос о и людях, которые должны были стать «материалом» для проведения опытов японскими бактериологами.

26 января 1938 года в отделе по особо важным делам штаба Квантунской армии был подготовлен документ за номером 58. Он давал особые права отделу полицейской службы штаба Квантунской армии при отборе арестованных лиц, которых следовало передавать начальнику отряда№ 731.

В перечень лиц, которые должны были тайно передаваться в распоряжение Исии, были включены задержанные восьми категорий. Среди них:

«…— состав преступления дает основание предполагать, что при передаче дела в суд лицо будет приговорено к пожизненной каторге или смертной казни;

в качестве разведчика или диверсанта лицо неоднократно переправлялось в Маньчжурию и до последнего момента занималось этой деятельностью;

состав преступления дает основание предполагать, что при передаче дела в суд лицо будет оправдано или осуждепо на короткий срок и вскоре выйдет из тюрьмы».

Последняя категория имела для исполнителей дополнительное разъяснение. В отряд № 731 передавались лица этой категории только тогда, когда они были «…просоветски или антияпонски настроены».

Отправке в распоряжение Исии также подлежали «не лояльные элементы».

Среди других категорий были лица, которые:

«…—занимались этой деятельностью в прошлом (если лицо было партизаном или совершало подобные этому вредоносные действия);

лицо было связано с другими видами оперативной деятельности или же если его осуществление весьма невыгодно для армии и государства, в связи с причастностью к важным секретным вопросам;

единомышленники лиц, попадающих под категорию «особые отправки» («Токуй-Ацакаи»);

состав преступления дает основание предполагать, что при передаче дела в суд лицо будет приговорено к смертной казни или пожизненной каторге;

лицо было связано с другими видами оперативной деятельности или же если его существование весьма невыгодно для армии и государства в связи с причастностью к важным секретным вопросам…»

В документе специально подчеркивалось, что последние две категории лиц, которых надлежало передавать в отряд Исии, являются «идейными преступниками», и разъяснялось, что идейные преступники — это «преступники, связанные с национальными и коммунистическими движениями».

В дополнении к документу от 26 января 1938 года, который был «усовершенствован» 12 марта 1943 года начальником отдела полицейской службы штаба Квантунской армии, указывалось: «…Начальники жандармских отделов при определении того, как поступить, исходя из перечисленных выше норм, с тем или иным лицом, должны тщательно учесть с точки зрения внутренней обстановки в Маньчжоу-го, как это отразится на государственной политике, на обществе, на общественной морали, и, взвесив все это, с полной решимостью могут ходатайствовать перед начальником жандармерии о применении «особой отправки» («Токуй-Ацакаи»).

Новый документ об «особых отправках» был согласован с Исии и некоторыми другими ответственными сотрудниками штаба Квантунской армии и приказом № 120 был введен в действие.

Агент Урсулы Кучински бесстрашный китайский товарищ Фен Лак был арестован жандармами в Мукдене в 1938 году. Его деятельность могла быть объявлена вне закона в соответствии с любой из восьми перечисленных категорий лиц, подлежащих уничтожению. Не исключено, что он попал в категорию «особых отправок».

В случае ареста Урсула («Соня») и ее дети также оказались бы среди подопытных в отряде № 731. Центр, отозвав «Соню» из специальной командировки, спас ее от неминуемой страшной смерти.

Формально отряд >42 731 имел название «Управление водоснабжения и профилактики Квантунской армии» и должен был заниматься вопросами, связанными с очисткой воды и снабжением водой частей Квантунской армии, а также борьбой с эпидемическими заболеваниями.

Видимо, командующий Квантунской армии придавал отряду Исии постоянное серьезное внимание и поэтому добивался увеличения штата сотрудников этого отряда и количества средств, отпускаемых на секретные эксперименты, направленные на создание бактериологического оружия.

Исследовательская, экспериментальная и производственная деятельность отряда № 731 проводилась в базовом военном городке в районе станции Пинфань, которая располагалась в 30 километрах к югу от Харбина. Строительные работы в этом закрытом районе велись интенсивные, но сведения о бактериологической лаборатории поступали к сотрудникам резидентуры военной разведки скупые. Их, как правило, передавал агент, китаец, который тоже принимал участие в строительстве военного городка. Поступали сведения и от агентов Разведуправления, которые действовали в жандармерии и штабе Квантунской армии. Связь с источником, который передавал сведения «Абраму» в 1934–1935 годах, была восстановлена, и он продолжал активно действовать, получая за свои услуги соответствующие гонорары.

Строительство бактериологического центра, оборудование для экспериментов, система охраны и создание полигона в районе станции Аньда, который тоже был закрыт для непосвященных и посторонних, были полностью завершены к началу 1940 года. Командование Квантунской армии торопилось. В Европе уже полным ходом шла война. Японские генералы готовились к своим будущим победам. Они глубоко были убеждены в том, что бактериологическое оружие с оперативно-стратегической точки зрения является эффективным средством проведения наступательных операций. Поэтому японские генералы средств на «проект Исии» не жалели.

После переезда в Пинфань основных секретных отделов в Харбине остались подразделения, которые реально занимались лечебной и противоэпидемической деятельностью. Однако получилась неувязка — «крыша», под которой действовал отряд, оказалась в городе, а его основные подразделения, связанные с подготовкой бактериологического оружия, разместились в районе станции Пинфань, куда и направлялись часто жандармские фургоны с «особыми отправками».

Организационно в состав отряда входили несколько секретных научно-исследовательских и экспериментальных отделов, общий отдел, тюрьма, в которой содержались лица, попавшие под категорию «особых отправок». Здание тюрьмы располагалось внутри территории отряда. В ее камерах в условиях строгой секретности содержались подопытные, которые именовались сотрудники отряда «бревнами».

Одним из несчастных, который оказался в руках японских палачей, был солдат Красной армии Демченко (имя его, к сожалению, неизвестно). Вообще лица, попадавшие в тюрьму отряда Исии, имен и фамилий не имели. Они также не имели надежды вырваться на свободу. О Демченко вспомнил во время допроса на судебном процессе в Хабаровске в декабре 1949 года бывший заместитель начальника японского лагеря «Хогоин» Ямагаси. Допрошенный в качестве свидетеля, он сказал судьям военного трибунала:

…Фамилий всех лиц, отправленных на уничтожение в 731-й отряд, я не помню. До сего времени сохранились в памяти следующие лица:… солдат Советской Армии Демченко, который в категорической форме отказался давать какие-либо сведения о Советском Союзе. С моего разрешения к нему применялись меры физического воздействия. Его следователи подвергали пытке, подвешивали за руки, за ноги к балке. Демченко все же показаний не давал… Тогда я решил его физически уничтожить и с этой целью отправил его в 731-й отряд…

Далее Ямагаси заявил:

Всего мною… из лагеря «Хогоин» на верную смерть было отправлено 40 советских граждан, которые под опытами умирали…

Если заключенный, несмотря на заражение его смертоносными бактериями, выздоравливал, — показывал на суде в Хабаровске в 1949 году обвиняемый Кавасима Киоси, бывший генерал-майор медицинской службы японской армии, — то это не спасало его от повторных опытов, которые продолжались до тех пор, пока не наступала смерть от заражения. Лиц, подвергавшихся заражению, лечили, исследуя различные методы лечения, нормально питали и после того, как они окончательно поправлялись, использовали для следующего эксперимента, заражая другим видом бактерий. Во всяком случае, живым из этой фабрики смерти никто никогда не выходил…

В 731 — й отряд ежегодно доставлялось от 500 до 600 заключенных. Не менее 600 человек ежегодно умирали в результате заражения различными бактериями острых инфекционных заболеваний…

Подобные опыты над людьми проводились и в отряде № 100, которым командовал генерал-майор ветеринарной службы Вакамацу. Отряд № 100 располагался в районе местечка Могатон в 10 километрах южнее города Чанчунь. Этот отряд тоже имел обширные помещения, специальное оборудование и обученный медицинский персонал. На отряд № 100 возлагалась задачи по проведению диверсионных операций, которые вели к заражению эпидемическими бактериями пастбищ скота и водоемов. В связи с этим отряд № 100 был тесно связан с разведывательным отделом Квантунской армии.

В отряд № 100 также направлялись «особые поставки», которые были обречены на смерть в ходе опытов, которые проводили над ними японские бактериологи…

 

Глава одиннадцатая

СУДЬБА «ЧЕРНОГО МОНАХА»

Случайная встреча Василия Ощепкова с японцами в ресторане Делового клуба в Новосибирске, которая произошла вечером 24 апреля 1927 года, возможно, и не отразилась на судьбе «Черного Монаха». Мало ли подобных встреч происходит в крупных городах России? Но Ощепков был разведчиком, являлся сотрудником Разведывательного отдела штаба Сибирского военного округа, и, видимо, не только он один честно написал рапорт своему начальству о контакте с японцем Того.

В последующие два года Ощепкова стали преследовать неудачи и несчастья. Его жена тяжело заболела чахоткой. Вылечить ее не удавалось. Ощепков добивался перевода в центральную часть России, поближе к Москве, где практиковали известные терапевты, которые, видимо, могли оказать помощь его Машеньке. Но перевода добиться не удалось.

Прошло еще около полутора лет. Маша скончалась, не дожив до двадцати лет. Ошепков похоронил ее на одном из новосибирских погостов и остался один. Видимо, ему самой судьбой было предписано жить сиротой. Он потерял мать, с большим трудом расстался с разведывательной работой, которую успел понять и полюбить, он похоронил жену, которую очень любил. В письме одному московскому другу он не выдержал и написал, что «…израсходовал без толку добрую половину своих молодых лет…».

Товарищи по спортивному клубу не дали ему потерять равновесие, он удержался в седле и продолжал жить.

В октябре 1929 года военный переводчик Василий Ощепков был вызван в Москву, где начал новую жизнь, которая уже не была связана с военной разведкой. Ощепков занялся тренерской работой. В столице не было ни одного бойца, который бы был так силен и прошел полный курс обучения в японской школе «Кодокан — дзюдо».

Ощепков провел показательное выступление в Центральном Доме Красной армии. Он противостоял одновременно нескольким противникам. Кто-то из них был вооружен ножом, кто саблей, кто винтовкой. Один нападавший был вооружен пистолетом, в стволе которого был патрон, но без пули. Это было сделано специально — судья должен был увидеть что произойдет быстрее — вспышка в стволе пистолета нападавшего или Ощепков до «выстрела» успеет разоружить противника.

Василий справился с задачей — обезоружил и обезвредил нападавших. Он доказал, что в совершенстве владеет приемами рукопашного боя и показал, что настало время обучать бойцов Красной армии новым методам самозащиты без оружия.

Специалисты считают, что Василий Ошепков по праву стоит у истоков зарождения отечественного самбо.

Вооружить бойцов Красной армии надежными приемами рукопашного боя — задача непростая. Ощепкову предложили принять участие в разработке методического пособия «Физические упражнения РККА». Он сделал это.

Добротное, детально иллюстрированное издание, в котором сохранялся комплексный подход к обучению личного состава Красной армии приемам рукопашного боя, было подготовлено. Это «Руководство» использовалось и в разведывательной школе штаба РККА для совершенствования физической подготовки разведчиков. Иллюстрировал работу Ощепкова его ученик Валентин Сидоров.

В Москве Ощепков, которому в ту пору уже шел тридцать восьмой год, познакомился с приглянувшейся ему женщиной, которую звали Анна Ивановна. Она тоже потеряла мужа. Два этих уже немолодых человека решили создать семью. И у них получилось. У Анны Ивановны была дочь Дина Николаевна. Она через много лет с теплотой вспоминала своего отчима, доброго, спокойного и внимательного человека.

Ощепков жил в Москве в общежитии при Центральном Доме Красной армии. Вначале он переехал в Анне Ивановне, которая проживала с дочерью на Страстной площади. Сегодня эта площадь носит имя А. С. Пушкина. Через некоторое время Ощепковы получили квартиру в коммунальной квартире.

Василий Сергеевич преподавал в ЦДСА, делал показательные выступлениями в Центральной высшей школе милиции, затем перешел в Центральный институт физической культуры. В 1932 году в этом институте был создан военный факультет, в котором готовились тренеры для работы в воинских частях и военных учебных заведениях, в милиции и подразделениях О ГПУ.

Летом 1937 года Василий Сергеевич добился создания специализации по дзюдо в организованной при институте физической культуры Высшей школе тренеров.

Ощепков бескорыстно передавал свои знания молодым тренерам. Он был счастлив, как любой другой человек, делающий полезное для многих дело. По оценке Μ. Н. Лукашева, автора исследования «Сотворение самбо…», стараниями «Василия Сергеевича была организована Всесоюзная секция (федерация) вольной борьбы дзюдо».

Были у Ощепкова в Москве и трудности. Покорять столицу было всегда тяжело. Особенно в 1937 году, когда в стране начались репрессии. Над дзюдо, как над системой, пришедшей из враждебной Японии, захватившей Маньчжурию, сгустились тучи. Для Ощекова и других разведчиков, действовавших в 1922–1935 годах за рубежом, настали черные дни. Были арестованы Я. К. Берзин, С. П. Урицкий, К. X. Салнынь, И. А. Ринк, К. Ю. Янель и многие другие командиры, а также офицеры военной разведки — те, кто имел в своих служебных автобиографиях записи о работе в Японии или других государствах.

20 сентября 1937 года был подписан приказ НКВД СССР, предписывавший арест советских граждан, «подозреваемых в связях с Японией». 29 сентября было утверждено решение об аресте Василия Сергеевича Ощепкова, который в постановлении на арест «назывался японским шпионом».

Судьба В. С. Ощепкова была предрешена. Он был арестован и доставлен на Лубянку.

«Черный Монах» остался в памяти тех, кто знал, что он был первым советским разведчиком, успешно работавшим в Японии.

Василий Ощепков остался в памяти тех спортсменов, которые и сегодня успешно занимаются в системе рукопашного боя России и добиваются успехов на соревнованиях различных уровней.

Василий Сергеевич Ощепков был реабилитирован в 1957 году. Его дело было прекращено из-за отсутствия состава преступления…