Во все времена человечество стремилось жить по определенным законам. Первые правила регулировали отношения внутри семьи, затем— внутри племени, позже— между соседними государствами. Настал период, когда появились международные законы, соглашения и договоры. Все это законотворчество было необходимо, чтобы определять правила совместной жизни людей разных социальных групп, различных национальностей и разного вероисповедания.

Несмотря на это позитивное законотворчество, всегда находились те, кто нарушал общие правила и законы. Одним нарушителям терпеливо разъясняли их ошибки, других публично осуждали, третьих приговаривали к разным суровым наказаниям, четвертых осуждали на вечную каторгу или пожизненное тюремное заключение. Наиболее опасных преступников отправляли на виселицу, гильотину или расстрел.

Гпавной мерой воздействия все же всегда остовалось принятие превентивных мер, которые бы поддерживали порядок в семье, в государстве или в международном сообществе. Древние греки, например, для этого создали целую систему мифов о богах, которые им помогали, защищали и должны были сурово наказывать тех, кто нарушал общепринятые законы. Имена многих древнегреческих богов до сих пор известны. Среди них— Афина, Зевс, Гермес, Посейдон, Афродита, Метида, Прометей и другие.

Для того чтобы удержать сограждан от дурных поступков, показать неотвратимость наказания за совершенное преступление, существовала богиня Немесида — символ божественного, и поэтому справедливого, возмездия. Она была сурова, но в руке держала не плеть или карающий меч, а ветвь со свисающими яблоками — дар героям.

В XX веке Немесида не справилась бы со своими важными обязанностями. Две мировые войны породили множество злодеяний. Поэтому человечество усовершенствовало системы национального и международного правосудия. Для наказания военных преступников создавались Международные военные трибуналы.

В 1945 году на Нюрнбергском процессе [327]Нюрнбергский процесс состоялся в г. Нюрнберг (Германия) с 20 ноября 1945 по 1 октября 1946 г. в Международном военном трибунале, который был создан для судебного преследования и наказания главных военных преступников фашистской Германии.
была осуждена группа главных немецких военных преступников. Многие из них были приговорены к смертной казни через повешение.

В 1946–1948 годах Международный военный трибунал для Дальнего Востока, утвержденный одиннадцатью державами, воевавшими против Японии, судил в Токио главных японских военных преступников — руководителей правительства, армии и флота. Среди осужденных был и японский военный разведчик Доихара Кендзи. Его приговорили к смертной казни. В декабре 1948 года Доихара был повешен.

С 25 по 30 декабря 1949 года в Хабаровске проходил судебный процесс по делу двадцати бывших военнослужащих японской армии, которые обвинялись в подготовке и применении бактериологического оружия…

 

Глава первая

КУДА ИСЧЕЗ «ВЛАСТЕЛИН» БАКТЕРИЙ?

Советские войска, не встречая организованного сопротивления японских частей, стремительно занимали территорию противника. Командующий Квантунской армии генерал Ямада связался по секретному телефону со штабом отряда № 731. К телефону подошел генерал Сиро Исии. Разговор двух генералов был предельно краток. Ямада сказал, что он подписал приказ об уничтожении отрядов №№ 731 и 100, и приказал немедленно уничтожить городок Пинфань.

— Уничтожить? — спросил Исии.

Ямада подтвердил свое решение. И добавил:

— Немедленно и без всяких следов. Мы проиграли эту войну.

Исии спросил, есть ли у Ямады решение императора и какое оно.

Командующий Квантунской армии сказал, что решение императора всегда направлено на сохранение чести и интересов империи.

— В интересах империи, — добавил Ямада, — ваши отряды должны быть уничтожены…

Генерал Исии и без указаний командующего армией понимал, что, окажись он в руках советских солдат, его будут судить как военного преступника. И не только его. Будут судить и командующего, и других генералов и офицеров, которые были прямо или косвенно причастны к его бактериологическим опытам и подготовке к использованию чумы и холеры против советских войск. Суду будет подвергнут не только он, бактериолог Исии, но и авторитет Японии, которая финансировала создание его отрядов смерти, его опыты и рассчитывала на его смертоносное оружие, которое планировала использовать в этой войне против Советского Союза.

Исии собрал своих ближайших помощников. Его заявление поразило их.

— Япония побеждена, — сказал дрожащим голосом Исии. — Мы возвращаем вас на родину. Но при всех условиях вы должны хранить тайну «отряда № 731». Если кто-то не сохранит ее, то я — Исии — найду такого человека где угодно и разделаюсь с ним! Поняли?

Исии говорил не всю правду. Он хотел бы, чтобы все его помощники покинули этот мир и отправились не на острова, а в мир мертвых. Все до единого. Мертвые молчат. Только молчание могло сохранить в тайне все, что делалось в отряде № 731 и его филиалах.

По плану эвакуации, который разработал сам Исии, личный состав отряда и всех филиалов в Хайларе, Линькоу, Суньу и Муданьцяне и других местах должен уничтожить все следы проводившихся экспериментов, все оборудование лабораторий, все «бревна», то есть пленных, которые подвергались в этих отрядах чудовищным экспериментам. Все сооружения отряда планировалось взорвать. Только после этого личный состав мог отступить на юг, в Корею, в надежде переправиться на острова.

Назначив начальника 1-го отдела отряда генерал-майора Кикути ответственным за выполнение приказа, Исии собрал основные документы и материалы о технологии производства бактериологического оружия, а также штаммы бактерий и, воспользовавшись единственным самолетом, который был в его личном распоряжении, покинул Пинфань. Самолет взял курс на Японию. На островах Исии надеялся избежать наказания. Маньчжурия его больнее не интересовала.

Кикути выполнил приказ. Отряд № 731 перестал существовать. Были уничтожены и его филиалы в Муданьцзяне, Линькоу, Суньу и Хайларе. Все, что могло служить вещественным доказательством подготовки японцев к ведению бактериологической войны, исчезло. Уничтожен был и отряд № 100.

Все сотрудники отряда № 731 были размещены в военном эшелоне, который отправился в Корею. Цианистый калий никто не принял.

Самолет Исии приземлился на аэродроме около города Пусан, куда позже прибыл и спецэшелон. Из морского порта Исии отправился в Японию на специально приготовленном для этого эсминце. Обстановка менялась стремительно. Несколько сотрудников Исии были захвачены в плен советскими разведчиками.

В Токио Исии тоже руководил уничтожением вещественных доказательств подготовки Японии к бактериологической войне.

 

Глава вторая

АТОМНЫЙ МАРАФОН

В тридцатых годах XX века многие великие физики европейских государств мечтали об использовании атомной энергии в мирных целях и ведущей роли ученых в развитии человеческого общества. Об этом же думали и лучшие физики России. Но работа ученых в Германии, Великобритании, США и Японии, приблизившихся к раскрытию секретов атомного ядра, была подчинена политике, засекречена и направлена на создание нового сверхмощного атомного оружия.

Вначале в секретных документах разных стран новое оружие получило название «ураниевая бомба». Несколько позже появилось название «плутониевая бомба». Это были разные бомбы, но мощности их были огромными.

В 1945 году, возможно несколько раньше, новый вид оружия получил более точное название — «атомная бомба». С тех пор это название уже не изменялось. Когда же был создан еще один монстр — водородная бомба, специалисты решили: эти два чудовища должны называться одним специальным термином — «ядерное оружие».

В это же время исследования атомного ядра стали полем боя, на котором началась тайная и бескомпромиссная борьба разведок и контрразведок великих держав СССР, США, Великобритании, Германии и Японии. В той борьбе активное участие приняла и разведка Красной армии.

Первые сведения о намерениях Великобритании использовать атомную энергию в военных целях появились у советской военной разведки в августе 1941 года. В начале августа сотрудник лондонской резидентуры полковник Семен Кремер (псевдоним «Барч») провел первую ветречу с британским физиком немецкого происхождения Клаусом Фуксом.

Этот ученый работал в Бирмингемском университете и имел непосредственный доступ к исследованиям, связанным с научной разработкой принципов использования атомной энергии в военных целях.

10 августа 1941 года в Центр из Лондона было отправлено следующее донесение: «Барч 8 августа провел встречу с германским физиком Фуксом, который сообщил, что он работает в составе специальной группы в физической лаборатории в Бирмингеме над теоретической частью создания ураниевой бомбы. Группа ученых при Оксфордском университете работает над практической частью проекта. Окончание работ предполагается через три месяца, и тогда все материалы будут направлены в Канаду для промышленного производства. Знакомый дал краткий доклад о принципах использования ура на для этих целей. При реализации хотя-бы 1 проц. энергии 10-килограммовой бомбыурана взрывное действие будет раено 1000 тонн динамита. Доклад высылаю оказией. Брион»

С августа 1941 года по октябрь 1942 года Кремер провел с Фуксом 4 встречи и получил от него в общей сложности около 246 листов секретных материалов по британскому атомному проекту.

После завершения служебной командировки и отъезда полковника С. Кремера в Москву работой Фукса руководила разведчица Урсула Кучинская («Соня»). С октября 1942 года по ноябрь 1943 года Кучинская провела с Фуксом также 4 агентурные встречи и получила от него 324 листа секретных материалов о работах британских ученых, направленных на создание атомной бомбы.

В это же время на территории Великобритании действовала нелегальная резидентура военно-технической разведки Разведуправления Красной армии. Работой резидентуры руководил «Дюбуа». К работе этой резидентуры некоторое отношение имел разведчик-нелегал Ян Черняк (псевдоним «Джек»), который длительное время работал в различных европейских странах и в 1942 году по указанию Центра прибыл в Великобританию для осуществления вербовки британского ученого — физика Аллана Нанна Мея (псевдоним «Алек»), сотрудника Кавендишской лаборатории. Эта лаборатория входила в состав Кембриджского университета и являлась одним из ведущих британских центров, занятых реализацией программы создания атомного оружия. «Джек» завербовал Мея и работал с ним несколько месяцев. За это время разведчик получил от агента 142 листа материалов по атомной проблеме.

Отдельные сведения о британском атомном проекте передавал резиденту военной разведки в Лондоне генерал-майору танковых войск И. А. Склярову и сам «Дюбуа». В частности, в феврале 1942 года генерал Скляров докладывал в Центр о том, что по данным «Дюбуа», англичане «…закупили весь возможный уран за последние шесть месяцев для взрывного дела. Проводятся опыты бомбардировки урана-235 нейтроном, который взрывает атом и происходит огромное выделение энергии» .

Понимая важность поступивших из Лондона сведений, которые подтверждались разными источниками (К. Фуксом, А. Меем и «Дюбуа»), начальник военной разведки генерал-майор А. Панфилов направил письмо начальнику спецотдела Академии наук СССР М. Евдокимову. Такое письмо было отправлено 7 мая 1942 года. В нем, в частности, говорилось следующее: «В связи с сообщениями о работе за рубежом над проблемой использования для военных целей энергии ядерного деления урана прошу сообщить, насколько правдоподобными являются такие сообщения и имеет ли в настоящее время эта проблема реальную основу для практической разработки вопросов использования внутриядерной энергии, выделяющейся при цепной реакции урана.»

«В ответ на Ваш запрос от 7 мая 1942 года сообщаем, что Академия наук не располагает никакими данными о ходе работ в заграничных лабораториях по проблеме использования внутренней энергии, освобождающейся при делении урана. Мало того, за последний год в научной литературе, поскольку она нам доступна, почти совершенно не публикуются работы, связанные с решением этой проблемы. Это обстоятельство единственно, как мне кажется, дает основание думать, что соответствующим работам придается значение и они проводятся в секретном порядке.

Что касается институтов АН СССР, то проводившиеся в них работы по этому вопросу временно свернуты как по условиям эвакуации этих институтов из Ленинграда, где остались основные установки (циклотрон РИАНа), так и потому, что, по нашему мнению, возможность использования внутриатомной энергии для военных целей в ближайшее время (в течение настоящей войны) весьма маловероятна.

Если Разведывательное управление располагает какими-либо данными о работах по проблеме использования внутриатомной энергии урана в каких-нибудь институтах или лабораториях за границей, то мы просили бы сообщать эти данные в спецотдел АН СССР».

После этого письма урановая проблема приобрела для военной разведки особую значимость, на которую, помимо добывания сведений, необходимых для ведения войны против Германии и ее союзников, следовало обратить особое внимание. Так у военной разведки появилось новое направление в работе — «Проблема № 1». Советскому военному атташе в Великобритании и руководителю лондонской резидентуры генерал-майору танковых войск И. А. Склярову (в то время он имел оперативный псевдоним «Брион») было дано указание «…обратить внимание на получение информации по урановой бомбе». Такое же указание поступило руководителю резидентуры военной разведки в Швейцарии Шандору Радо.

Летом 1943 года советская военная разведка смогла добыть сведения о содержании секретных переговоров президента США Ф. Рузвельта с премьер-министром Beликобритании У. Черчиллем, которые состоялись 19 августа в канадском городе Квебек. Руководители двух стран, которые являлись союзниками СССР по антигитлеровской коалиции, подписали секретное соглашение об объединении усилий по созданию атомной бомбы, о котором не сообщили И. В. Сталину.

4 сентября 1943 года «Соня» сообщила Центру данные о результатах совещания в Квебеке. Ей также стали известны конкретные задачи английских ученых Пайерлса, Чадвика, Симона и Олифанта, выехавших в Вашингтон. Эти данные У. Кучинская получила от Клауса Фукса, который в конце 1943 года выехал в США для совместной работы с американцами.

В справке Главного разведывательного управления о работе Клауса Фукса говорится: «За время работы на Разведуправление Красной армии Фукс передал ряд ценных материалов, содержащих теоретические расчеты по расщеплению атома урана и созданию атомной бомбы. Материалы направлялись уполномоченному ГКО СССР тов. Кафтанову, а позднее — заместителю Председателя Совнаркома СССР тов. Первухину.

Всего от Фукса за период 1941–1943 годов получено более 570листов ценных материалов».

Этот документ был написан в 1945 году. В нем также говорится о том, что в январе 1944 года Фукс был передан «…для дальнейшего использования 1-му Управлению НКГБ, после чего наша работа с ним была прекращена…» .

Все материалы, полученные из Лондона, в 1941 году и в начале 1942 года руководством ГРУ были направлены Уполномоченному Государственного комитета обороны по науке С. В. Кафтанову.

В конце октября 1942 года С. Кафтанов вызвал из Казани И. Курчатова и поручил ему провести экспертную оценку материалов, добытых военной разведкой. Кафтанов передал Курчатову 228 страниц научных материалов, добытых Разведуправлением Красной армии.

Курчатов тщательно изучил переданные ему материалы и понял, что британские физики обогнали советских ученых в атомных исследованиях. Причиной этого отставания стало в первую очередь нападение фашистской Германии на Советский Союз, сорвавшее выполнение Плана научно-исследовательских работ по проблеме урана в СССР на 1940–1941 годы.

Из материалов военной разведки было видно, что английские физики Чадвик, Дирак, Фаулер и Коккрофт, к которым присоединились ученые Фриш, Холбан и Коварски, эмигрировавшие из Дании и Франции, направляют свои усилия на выявление возможности получения сверхвзрывчатых веществ путем использования ядерной энергии атомов урана. Курчатов решил подготовить докладную записку Председателю Совета народных комиссаров СССР Вячеславу Молотову. 27 ноября 1942 года он завершил работу над этим документом. В нем, в частности, говорилось, что:

«… В исследованиях проблемы урана советская наука значительно отстала от науки Англии и Америки и располагает в данное время несравненно меньшей материальной базой для производства экспериментальное работ…

Масштаб проведенных Англией и Америкой в 1941 году работ больше намеченного постановлением ГКО Союза ССР на 1943 г…

Ввиду того, что… возможность введения в войну такого страшного оружия, как урановая бомба, не исключена, представляется необходимым широко развернуть в СССР работы по проблеме урана и привлечь к ее решению наибо лее квалифицированные научные и научно-технические силы Советского Союза».

Эта докладная записка является первым документом И. В. Курчатова, на основе которого руководство СССР приняло решение о возобновлении работ по созданию отечественного атомного оружия. Докладная записка Курчатова была подготовлена на основе материалов, добытых военной разведкой.

Молотов, прочитав докладную Курчатова, сделал на ней пометку: «…Т(ов). Сталину. Прошу ознакомиться с запиской Курчатова. В. Молотов. 28.ХІ».

Принятые в последующие годы постановления правительства определили основные направления работы советских ученых, конструкторов, внешней разведки НКГБ и разведки Красной армии в этой области. В феврале 1943 года ГКО было утверждено постановление об организации работ по использованию атомной энергии в военных целях. Курирование всех работ по атомной проблеме было поручено В. М. Молотову. Его заместителем, ответственным за вопросы обеспечения ученых разведывательной информацией, стал Л. П. Берия. Ровно через год Берия станет главным ответственным лицом за советский атомный проект, что во многом предопределит деятельность и ученых, и внешней разведки НКГБ, и военной разведки.

В начале 1944 года в Москве состоялось первое совещание руководителей военной разведки и разведки НКГБ по атомной проблеме. Его проводил Берия. В работе совещания принимали участие начальник военной разведки И. Ильичев и полковник А. Мильштейн. Разведку НКВД представляли П. Фитин, Г. Овакимян. Присутствовал на совещании полковник П. Судоплатов. Для повышения эффективности действий двух разведслужб в области добывания атомным секретов в НКГБ был создан отдел «С». Возглавить ее было приказано П. Судоплатову. Основными задачами этого подразделения были: «…координация деятельности работы Разведупра и НКГБ по сбору информации по урановой проблеме и реализация полученных данных внутри стран».

В начале 1944 года в работе советской военной разведки по добыванию атомных секретов наступил новый этап. Он характеризовался тем, что в соответствии с решением Л. Берия все усилия по проникновению на атомные объекты иностранных государств были сконцентрированы в одном разведывательном ведомстве. Таким ведомством стала внешняя разведка НКГБ. Военная разведка вынуждена была передать в НКГБ своего ценного агента Клауса Фукса. Такая же участь должна была постигнуть и Аллана Мея, который был направлен руководством британского атомного проекта в Канаду для работы в лаборатории Монреальского университета. Поскольку у внешней разведки НКГБ в Канаде в то время не было своих оперативных сил, Мей был временно выведен в консервацию. Связь с ним была восстановлена только весной 1945 года, когда в Канаде начала действовать резидентура военной разведки под руководством полковника Н. Заботина. Сотрудник этой резидентуры старший лейтенант Павел Ангелов по указанию Центра восстановил связь с Меем и работал с ним с мая по сентябрь 1945 года. За это время П. Ангелов (псевдоним «Бакстер») провел с «Алеком» 4 встречи, на которых получил 155 листов секретных материалов об американском атомном проекте и два образца окисей урана, которые представляли для советских физиков громадный научный интерес.

В сентябре 1945 года Мей возвратился в Лондон. Однако из-за предательства шифровальщика Гузенко, работавшего в канадской резидентуре военной разведки, связь с Меем в Лондоне не восстанавливалась. Несмотря на отсутствие каких-либо доказательств, Мей тем не менее был арестован британской контрразведкой и обвинен в передаче секретных материалов, как говорилось в предъявленном обвинении, представителю «одного иностранного государства». Меры, своевременно принятые Центром, позволили локализовать провал и вывести из-под удара Яна Черняка, который должен был восстановить связь с «Алеком» в британской столице.

В США в 1941–1945 годах, как и в Великобритании, создавали атомное оружие втайне от СССР — союзника по антигитлеровской коалиции. Но разведки НКГБ и Красной армии также смогли узнать о том, что делалось в секретных американских атомных центрах.

После совещания на Лубянке в феврале 1944 года начальник ГРУ генерал-лейтенант И. Ильичев дал указание резидентурам в Лондоне и Нью-Йорке активизировать работу по привлечению источников информации по «Проблеме № 1». В ГРУ было принято решение подключить к добыванию сведений по урановой бомбе глубоко законспирированных в этих странах разведчиков-нелегалов. В США одним из таких работников был «Ахилл». Под этим псевдонимом в США длительное время работал Артур Александрович Адамс. Человек удивительной судьбы, он родился и вырос в России, принимал участие в революционном движении, был арестован и осужден и отправлен в сибирскую тюрьму. Из ссылки бежал, выехал из России, проживал в Аргентине, затем переехал на жительство в Канаду, окончил университет в Торонто, работал в США на автомобильных заводах Форда, имел воинское звание майор резервного состава американской армии.

В 1920 году Адамс возвратился в Россию и стал одним из первых управляющих московского автомобильного завода «АМО», работал на ответственных постах в Главном управлении авиационной промышленности. В 1935 году по рекомендации Яна Берзина инженер Адамс стал сотрудником Разведуправления Красной армии, позже — руководителем нелегальной резидентуры в США.

В феврале 1944 года Адамс привлек к сотрудничеству американского ученого, который в ГРУ получил псевдоним «Кэмп». После первой встречи с «Кэмпом» Адамс направил начальнику военной разведки личное письмо, в котором говорилось следующее: «Дорогой Директор!..В США усиленно работают над проблемой использования энергии урания (неуверен, так ли по-русски называется этот элемент) для военных целей.

Для характеристики того, какое внимание уделяется этой проблеме в США, могу указать следующее:

1. Секретный фонд в один миллиард долларов… уже почти израсходован на исследовательскую работу и работу по созданию технологии производства названных раньше элементов…

2. Тысячи инженеров и техников заняты в этой работе. Сотни высококвалифицированных врачей изучают влияние радиоактивного излучения на человеческий организм. В Чикагском и Колумбийском университетах, где ведутся эти исследования, построены и действуют особые лаборатории. Специальная комиссия, состоящая из наивысших военных чинов и ученых, руководит этой работой…

3. Мой источник сообщил, что уже проектируется снаряд, который будет сброшен на землю. Своим излучением и ударной волной этот взрыв уничтожит все живое в районе сотен миль. Он не желал бы, чтобы такой снаряд был сброшен на землю нашей страны. Это проектируется полное уничтожение Японии, но нет гарантии, что наши союзники не попытаются оказать влияние и на нас, когда в их распоряжении будет такое оружие. Никакие противосредства не известны всем исследователям, занятым в этой работе. Нам нужно также иметь такое оружие, и мы теперь имеем возможность получить достаточно данных, чтобы вести самим работы в этом направлении.

4. Посылаю образцы ураниума и бериллиума» [341]ЦА МО. Оп. 28521. Д. 4. Л. 135–138.
.

Материалы, добытые «Ахиллом», получили высокую оценку Народного комиссариата химической промышленности СССР. По его мнению, эти материалы «представляли исключительную ценность».

В мае 1944 года Адамс получил от «Кэмпа» еще 2500 страниц закрытых материалов по атомному проекту и новые образцы, которые через некоторое время оказались в Москве.

июня 1944 года из военной разведки в Наркомат химической промышленности были отосланы образцы урана, графита и тяжелой воды, добытые Адамсом, а также фотопленки всех материалов. Всего в 1944 году А. Адамс направил в Центр около 5000 листов секретных документов по американскому атомному проекту.

Кроме «Ахилла» военная разведка имела в США и других разведчиков-нелегалов. К добыванию сведений по «Проблеме № 1» были подключены граждане СССР разведчики-нелегалы «Дельмар», «Додж» и другие.

Особый интерес представляет разведывательная судьба «Дельмара». Она уникальна. В истории военной разведки он единственный человек, которому лично удалось устроиться на работу в закрытый ядерный центр США.

Под псевдонимом «Дельмар» в ГРУ числился разведчик-нелегал Жорж Абрамович Коваль. «Дельмар» работал в Ок-Ридже. Его информация из этого центра была ценной. Местонахождение этого объекта тщательно скрывалось американцами. Даже Клаусу Фуксу, который занимался разработкой математического аппарата газодиффузионного процесса и решением технологических проблем строившегося комплекса в Ок-Ридже, запрещено было посещать этот объект. В одной из лабораторий Ок-Риджа и работал советский разведчик «Дельмар». От него стало известно, что в Ок־Ридже производится обогащенный уран, что этот объект разделен на три основных литерных сектора (К-25, У 12и X-10). Все, что делалось в этих секторах, также стало известно советской военной разведке.

Разведчик «Додж» поддерживал контакты с агентом «Волк», который работал на фирме «Келоккс», выполнявшей заказы по американскому атомному проекту. Под псевдонимом «Додж» в США работал разведчик Михаил Суходрев. Координировал все действия разведчиков главный резидент военной разведки в США полковник П. Мелкишев. Он же — «Мольер», работавший в Нью-Йорке вице-консулом под фамилией П. Михайлов.

В это же время военная разведка получала сведения от агента, который имел условный псевдоним «№ 3». Этот источник изучал физические и химические особенности радиоактивных изотопов урана, имел большой круг знакомых среди американских атомщиков и передал советской военной разведке значительное количество ценных материалов по урановой теме.

Отечественная военная разведка в 1944–1945 годах смогла добыть сведения еще об одном секретном атомном проекте США. Речь идет о проекте, который имел условное наименование «Меррей хилл эриа» и представлял собой программу инвентаризации «глобальных запасов и месторождений радиоактивных элементов и установления над ними единого американского контроля». Данные об этой программе были добыты военным разведчиком Л. Сергеевым, который руководил резидентурой «Омега».

В соответствии с этим проектом американцы планировали ограничить доступ всех стран мира, кроме Великобритании, к мировым запасам урановых руд. По данным руководителя американского атомного проекта генерала Л. Гровса, эта задача была реализована к концу 1945 года на 97 процентов.

Не все планы военной разведки по «Проблеме № 1» осуществились. У разведчика-нелегала «Макса» был на связи агент «Атом». Этот американец имел доступ к базе данных по атомному проекту объемом 50 000 листов. От него было получено несколько документов. Но расширить это сотрудничество военной разведке в полной мере не удалось. Однако в целом отечественная военная агентурная разведка смогла добыть документальные сведения о состоянии и направлении работ в США по созданию атомного оружия и более 5000 страниц секретных документов.

Без внимания советской военной разведки не остался и германский атомный проект. По заданию Центра добыванием сведений о работах немецких физиков в 1941 году занималась резидентура военной разведки в Лондоне, которой руководил генерал-майор И. Скляров. На начальном этапе работы Клауса Фукса в Бирмингемской лаборатории ему была поручена экспертная оценка материалов о германском атомном проекте, которые добывала британская разведка с помощью своего агента «Гриффина», который находился в Германии. Сведения, которые «Гриффин» поставлял британской разведке, Клаус Фукс передавал советскому разведчику полковнику С. Кремеру.

Данные о германском атомном проекте добывала и резидентура «Дора». По указанию Шандора Радо этим занимался Пьер Ноэль, имевший широкие связи среди ученых Цюрихского университета. Один из них — профессор Гельбау, хорошо осведомленный о состоянии дел в гермайском атомном проекте, передавал сведения Пьеру Ноэлю, от которого они поступали в Москву.

Усилиями сотрудников военной агентурной разведки Красной армии в 1941–1949 годах было добыто 5785 листов секретных материалов об атомных проектах США, Германии, Великобритании и Японии и 25 образцов. Таковы количественные параметры результатов деятельности военной разведки по добыванию сведений об атомных проектах иностранных государств.

Научную значимость работы, проделанной военной разведкой по добыванию атомных секретов, дал руководитель советского атомного проекта академик И. В. Курчатов. По его мнению, материалы, добытые военной разведкой, принесли «громадную пользу нашим научно-исследовательским институтам», которые занимались «аналогичной проблемой».

Использование советскими физиками значительного количества материалов, добытых военной разведкой, ускорило процесс создания отечественной атомной бомбы.

В конце апреля 1999 года первый заместитель министра Российской Федерации по атомной энергии Л. Рябев в письме начальнику ГРУ генералу армии В. В. Корабельникову дал такую оценку работе военных разведчиков, добывавших атомные секреты: «Военнаяразведка внесла весомый вклад в дело создания отечественного атомного оружия».

Разведчикам Яну Черняку в 1995 году и полковнику Артуру Адамсу в 1999 году (посмертно) были присвоены звания Героев России. Жоржу Ковалю звание Героя России было присвоено в октябре 2007 года (посмертно).

Атомные секреты добывали генерал-майор И. Скляров, полковники С. Кремер и Н. Заботин, майоры П. Мелкишев и П. Мотинов, старший лейтенант П. Ангелов, разведчики Артур Адамс и Ян Черняк, а также некоторые другие военные разведчики. В годы Великой Отечественной войны эти офицеры военной разведки решили одну из труднейших задач разведки — добыли сведения об атомных проектах США и Великобритании.

В Японии существовал свой атомный проект. Советским разведчиком, который узнал о том, что Япония в годы Второй мировой войны пыталась создать собственную атомную бомбу и, возможно, хотела опередить в этой области США, был майор Алексей Косицын. Он в 1942–1945 годах работал в Токио в качестве сотрудника аппарата военного атташе, познакомился с профессором Иосио Нисиной, ведущим ученым Института физико-химических исследований. В молодости Нисина учился в Копенгагене в Институте теоретической фиизики, слушал лекции Нильса Бора, был знаком с некоторыми ведущими физиками Германии и Англии.

В мае 1941 года военный министр Японии Хидэки Тодзио дал указание начальнику научно-технического управления военно-воздушных сил генералу Такео Ясуде изучить вопрос о возможности создания урановой бомбы. Видимо, японская разведка уже имела сведения о том, что подобные работы ведутся в Великобритании. Было решено все работы сосредоточить в Институте физико-химических исследований. Руководителем этих исследований был назначен профессор Иосио Нисина.

Стремление создать атомную бомбу так бы и осталось пожеланием Хидэки Тодзио. После блестящей операции в Перл-Харбор, где японская авиация за несколько часов уничтожила почти весь американский Тихоокеанский флот, военная удача некоторое время сопутствовала японским генералам, и им показалось, что атомная бомба им пока не нужна. Но военная удача — дама капризная. Через год положение стало изменяться не в пользу японцев. Вот тогдато опять в Токио вспомнили о тайном проекте Иосио Нисины.

Решение форсировать работы по созданию атомной бомбы было принято по нескольким причинам. Во-первых, к этому времени японская агентурная разведка добыла сведения о том, что в США ведутся секретные исследования в области ядерной физики с целью производства нового оружия, обладающего значительной разрушительной силой. Японское руководство полагало, что урановые бомбы могут быть применены американцами против вооруженных сил Страны восходящего солнца. Трагедия Перл-Харбор не могла быть забыта в Вашингтоне.

Некоторые аналитики японской военной разведки не исключали, что первый атомный удар американцы нанесут по германской армии. Но это предположение, если такое и существовало, менее всего беспокоило генерала Тодзио, который стал премьер-министром Японии. Ему необходимо было думать о возможных угрозах собственной стране, которая воевала против США.

Во-вторых, в связи с большими трудностями Японии в 1942 году в тихоокеанской войне возникла необходимость создать такое оружие, которого еще не было у американцев. Это помогло бы Японии добиться успеха в войне против США и других европейских стран, а также против СССР и Китая.

Японский урановый проект, однако, с самого начала был обречен на провал. В стране не было собственных запасов урановых руд, производственных мощностей для получения обогащенного урана, тяжелой воды, чистого графита и других компонентов, необходимых для научных исследований и практических работ по созданию атомной бомбы. Энергетические возможности Японии в годы Второй мировой войны тоже были ограничены.

Иосио Нисина, как любой другой ученый и увлеченный исследователь, был в курсе самых «модных идей» в физике того времени и верил в свой успех. В его распоряжении были лаборатории Института физико-технических исследований и Исследовательского института авиационной техники. Ему были подчинены около ста молодых ученых-физиков, которые получили освобождение от службы в армии.

В 1942 году к армейскому атомному проекту решил присоединиться и императорский флот. Под его «крышей» был учрежден Комитет по использованию достижений ядерной физики. Адмиралы и генералы мечтали о новом оружии, которое, как они надеялись, должно было помочь им добиться победы.

В урановый комитет был включен и профессор Риокити Сагане. До войны он побывал в США, где проходил стажировку в Калифорнийском университете. Время, которое Сагане провел в США, было очень важным для расширения познаний этого способного физика. Он познакомился со многими физиками из США и Великобритании. Более того, он обладал исключительной памятью, внимательностью и обостренной наблюдательностью. Посещая американские лаборатории, он получал ценные сведения.

К японскому атомному проекту были также подключены физик Ценесабуро Асада и два профессора — Бунсаку Аракацу и Асаси Киеути. Председателем этого комитета стал Иосио Нисина. Возможно, поэтому японский урановый проект получил неофициальное название «Проект “Н”».

К концу 1942 года японское наступление в западной части Тихого океана было остановлено. Поражения японской армии вынудили японское командование покинуть захваченные ранее территории.

Война в зоне Тихого океана постепенно стала приближаться к той территории, где она когда-то зародилась, то есть к Японии. Чем ближе подходила опасность нанесения по Японским островам авиационных ударов американских бомбардировщиков, тем резче требовали японские генералы и адмиралы от своих ученых ускорить создание ураниевой бомбы.

В мае 1943 года Иосио Нисина направил командованию ВВС отчет о работе по созданию урановой бомбы. В нем он сделал вывод о том, что технически такую бомбу сделать можно. К такому же выводу в Англии пришли в 1942 году и британские физики.

В 1944 году были успешно проведены испытания опытного образца сепаратора для разделения изотопов урана методом газовой диффузии. Коллеги Нисины ликовали от радости. Им виделся близкий успех и завершение трудной работы. Сам же профессор Нисина таких чувств не испытывал. По его предварительным расчетам, которые он провел самостоятельно, для создания атомной бомбы нужно было построить тысячи таких сепараторов. Для этого у него не было ни финансовых средств, ни технических возможностей, ни времени. Он, как никто другой в японском генеральном штабе, понимал, что заказ генералов он в установленные сроки выполнить не сможет.

Планы японцев по созданию урановой бомбы не соответствовали реальным возможностям воюющей страны и были практически невыполнимы. К такому выводу пришел и майор А. Косицын, который получил от Нисины план научно-исследовательских работ по урановому проекту в 1944 году. В этом документе были указаны тематика всех исследований, фамилии ответственных за каждый пункт плана физиков. Косицыну стал известен весь руководящий инженерный состав плана японских физиков. Советская военная разведка получила сведения и об объектах, на которых выполнялись отдельные исследования по урановому проекту.

Пытаясь создать атомное оружие, японские ученые испытывали значительные трудности не только потому, что страна терпела поражение в войне на тихоокеанских просторах. Общая обстановка в стране усугублялась еще и тем, что в конце 1944 года на островах произошло сильное землетрясение. Было разрушено около трех тысяч домов, рухнули три крупных железнодорожных моста, было повреждено 152 завода, уничтожены десятки километров линий электропередач, повреждены шоссейные дороги.

Американские бомбардировки также нанесли японским научным центрам существенный урон. Руководству Японии стало понятно, что создать атомную бомбу Иосио Нисина и его команда в ближайшее время не смогут. Наступил 1945 год. 19 февраля император Хирохито призвал японцев готовиться к решающему сражению на собственной земле…

Через двадцать лет после окончания Второй мировой войны руководитель американского атомного проекта генерал Лесли Гровс написал книгу «Теперь об этом можно рассказать». В ней он дал такую оценку японскому атомному проекту: «…У Японии не было никаких шансов располагать нужным для производства (атомных. — В. Л.) бомб количество урана или урановой руды. Кроме того, необходимые для достижения этой цели промышленные мощности лежали далеко за пределами ее возможностей. Беседы с нашими учеными, лично знавшими ведущих ученых-атомщиков Японии, в этой области слишком малочисленны, чтобы добиться успеха…»

Советская военная разведка знала об этом в 1945 году.

 

Глава третья

В РУКАХ ЯПОНЦЕВ БЕЛЫЙ ФЛАГ

С полковником Павлом Ивановичем Суховым мы знакомы около тридцати лет тому назад. В годы Великой Отечественной войны он был военным разведчиком и сражался на Кавказе. Иногда Павел Иванович рассказывал о тех днях, о бурном Тереке, о горных хребтах, где ему довелось в 1941–1943 годах участвовать в боях против немецких захватчиков. Сухов любил об этом говорить, и я всегда слушал его внимательно, понимая, что память ветерана хранит много интересных деталей.

Когда началась работа над этой книгой, я в общих чертах рассказал Павлу Ивановичу ее первоначальный сюжет. Ветеран неожиданно сказал:

— Мне тоже довелось воевать на Дальнем Востоке. Я принимал участие в Маньчжурской операции, за что и медалью «За победу над Японией» награжден.

— В качестве кого вы воевали на Дальнем Востоке, — спросил я его.

Сухов ответил:

— Я был помощником начальника разведотдела 365-й стрелковой дивизии…

Через некоторое время Павел Иванович рассказал о своем участии в Маньчжурской операции. Он был младшим офицером, служил в войсковой разведке и был среди тех, кто увидел в руках самураев белый флаг…

Сухов попал на Дальний Восток в июне 1945 года после выпуска офицеров-разведчиков, которые обучались в Высшей специальной школе. Он тоже был среди них.

Начальник Генерального штаба дал указание всех выпускников школы направить на Дальний Восток. Так старший лейтенант Павел Сухов стал помощником начальника разведотдела 365-й стрелковой дивизии. Войска этой дивизии дислоцировались вдоль советско-китайской границы в районе станции Пограничная.

В этом районе со стороны Маньчжурии японцы создали глубоко эшелонированную оборону, в которой было множество долговременных огневых точек и инженерных сооружений. Находясь в разведотделе штаба фронта, Сухов принимал участие в выявлении системы японской обороны, действовал в составе мелких разведывательных групп в японском тылу.

Задачи, которые приходилось решать разведчикам, были просты: точно установить все огневые точки в системе обороны противника. Решая эту задачу, разведчики вели постоянное наблюдение за линией обороны японцев, выявляли долговременные огневые точки, места дислокации штабов и узлов связи, уточняли расположение и состояние мостов и переправ, районы расположения резервов и их количество, а также собирали другие сведения о противнике. Нам иногда приходилось бывать и в тылу японцев с целью захвата «языков» — важных источников достоверных разведывательных сведений.

Опыт выполнения разведывательных заданий, который Сухов приобрел в 1942–1943 годах, принимая участие в боевых действиях по обороне Кавказа, пригодился ему на Дальнем Востоке. Офицеры войсковой разведки, с которыми он проходил службу в 365-й стрелковой дивизии, тоже были опытными специалистами, за плечами у каждого из них был достаточный опыт ведения разведки на советско-германском фронте.

Несмотря на то, что на Дальнем Востоке разведчикам приходилось решать типичные для войсковой разведки задачи, способы их решения на Дальнем Востоке имели свою специфику, связанную с национально-психологическими особенностями японских солдат и офицеров. Разведчики изучали эти особенности в период подготовки к наступлению. Войсковая разведка действовала целенаправленно, результативно и беспрерывно: от ее внимания не могло ускользнуть ни одно перемещение японских частей и подразделений в полосе ответственности стрелковой дивизии, в которой служил П. Сухов.

8 августа 1945 года войска Красной армии перешли в наступление по всему фронту. Внезапное начало военных действий ошеломило японцев, на какое-то время парализовало их волю к организованному сопротивлению. Мощный удар советских бронетанковых сил прорвал оборону противника, который начал хаотичное отступление.

Одновременно с началом боевых действий на суше в тыл к японцам были заброшены специальные десантные подразделения. Они решали задачи по уничтожению коммуникаций противника в его глубоком тылу. Разведчики давали командирам точные данные о противнике, что позволяло владеть инициативой на всю тактическую глубину обороны японцев.

Далее П. Сухов рассказал, что накануне начала боевых действий силы разведывательного отдела дивизии установили, что оборона японцев в тактической глубине была слабо организована. На практике эти сведения подтвердились, что позволило частям дивизии в быстром темпе продвинуться в направлении населенных пунктов Дунин — Муданьцзян.

В ходе наступления командованием дивизии было сформировано два передовых отряда. В состав каждого были включены: до роты солдат из стрелковой части, взвод разведчиков, саперное отделение, две-три самоходные артиллерийские установки, а также два-три «студебеккера». Такие отряды были маневренны, могли быстро передвигаться и наносить внезапные огневые удары по выявляемым разведчиками объектам противника. За передовыми отрядами передвигались колонны наступавших полков, штаб дивизии и тыловые подразделения.

Сломав сопротивление противника, 365-я стрелковая дивизия к концу первого дня боевых действий вышла к населенному пункту Дунин, а на следующий день взяла Муданьцзян. Японцы отходили в глубь китайской территории и в большом количестве стали сдаваться в плен.

В городе Муданьцзян расположились штаб дивизии и некоторые подразделения, в том числе разведывательная рота и разведывательный кавалерийский эскадрон. В городе был создан специальный приемный пункт для японских военнопленных. В плен сдавались не только рядовые солдаты, но и офицеры и генералы, что даже для бывалых разведчиков, было непривычно. Немецкие офицеры и генералы сражались, как правило, до конца и сдавались в плен только в безвыходных случаях. Было видно, что моральный дух японских войск был сломлен. Именно это и не позволяло многим японцам включиться в активные боевые действия. Но так было не везде. Во многих местах бои были напряженные.

Принимать военнопленных было приказано офицерам разведывательного отдела дивизии. Для японских генералов, захваченных в плен, был создан концентрационный пункт на территории бывшего японского госпиталя. Приказом командира дивизии Сухов был назначен комендантом этого приемного пункта. Охраняли этот пункт разведчики из разведывательной роты дивизии. Пленные японцы были обеспечены всем необходимым. Среди них были связисты, пулеметчики, штабные работники, санинструкторы, военные медики и другие. Из Муданьцзяна пленных японцев отправляли для допросов на советскую территорию.

В городе действовал строгий комендантский час. В поддержании порядка на улицах города принимали участие и усиленные наряды, в состав которых иногда включались младшие офицеры и солдаты разведывательной роты. Они выполняли двойную задачу, которая состояла не только в поддержании порядка на улицах города, но и в дальнейшем изучении его объектов и предотвращении террористических актов. С этими задачами разведчики тоже справились успешно.

20 августа в разведотделе дивизии появились два местных жителя. Как оказалось, они прибыли в Муданьцзян из населенного пункта, в котором проживали потомки забайкальских казаков, ушедших в Маньчжурию с советской территории еще в период Гражданской войны.

Эти два добровольных информатора сообщили разведчикам, что в районе, где они живут, дислоцируется японский отряд, солдаты которого нападают на населенные пункты, грабят казаков, отбирают продовольствие, убивают сопротивляющихся.

Командир дивизии приказал сформировать специальный оперативный отряд, задачей которого было выявить место дислокации неизвестной японской военной группы и уничтожить ее. В состав отряда были включены разведывательная рота и кавалерийский разведывательный эскадрон. В качестве сил огневой поддержки отряду были приданы две самоходные артиллерийские установки. Командовать этим отрядом было поручено старшему лейтенанту Павлу Сухову.

Учитывая то, что отряду придется столкнуться с неизвестным японским подразделением, Сухов попросил командира дивизии разрешить взять из состава японских военнопленных одного полковника, который сносно владел русским языком. Он мог оказать помощь в проведении переговоров с командованием японской группы.

С помощью прибывших в дивизию местных жителей, которые стали проводниками, разведчики быстро выдвинулись в район действий японской группы. Оказалось, что японцы создали хорошо оборудованный опорный пункт. Изучив подступы к нему, разведчики поняли, что японцы полностью отрезаны от их основных сил. Данный опорный пункт противника был обречен. Однако солдаты и офицер, которые находились в нем, были хорошо вооружены и оказывали серьезное сопротивление.

Изучив обстановку, Сухов принял решение нанести по японскому укрепленному пункту артиллерийский удар. Возможности двух артиллерийский установок были, естественно, ограничены. Однако внезапный удар должен был произвести на японцев соответствующее впечатление и поубавить желания оказывать сопротивление.

Выстрелы самоходных установок поразили цели, которые предварительно были засечены разведчиками. Прицельные выстрелы самоходных установок, поддержанные пулеметным огнем разведчиков, сделали свое дело.

Когда стихли разрывы артиллерийских снарядов, Сухов приказал японскому полковнику приблизиться к рубежу обороны противника и объявить оборонявшимся самураям, что японский император приказал всем солдатам и офицерам Квантунской армии прекратить сопротивление.

Полковник выполнил распоряжение. Он приблизился к рубежу обороны и провел переговоры с оборонявшимися японцами. Возвратившись в расположение отряда, он доложил Сухову, что на высотке закрепился батальон, командир которого ему не поверил и назвал его предателем. Японский полковник назвал своих соотечественников, закрепившихся на высотке, камикадзе, которые будут сражаться до последнего.

Сведения были неутешительными. Оценивая обстановку, Сухов принял решение нанести по японскому опорному пункту второй артудар, развернул в боевой порядок разведроту и приказал разведчикам с флангов обстрелять позиции противника из ручных пулеметов.

Через десять минут после нанесения удара в обороне японцев появился белый флаг. К оборонявшимся японцам вновь был направлен полковник. На этот раз он провел переговоры более успешно. Он приказал оборонявшимся японцам построиться в колону по четыре и привел эту колону к месту нахождения оперативного отряда. В руках японских камикадзе Сухов увидел белый флаг.

В составе захваченного японского отряда было 120 человек. Под конвоем разведывательного эскадрона этот отряд пешим порядком был отправлен в Муданьцзян.

После окончания Высшей спецшколы Генштаба Красной армии на Дальний Восток был направлен и разведчик В. Иванов. Его назначили в разведотдел штаба Дальневосточного военного округа, а его друг В. Бугров получил назначение на должность в 88-ю отдельную бригаду. Эта бригада была сформирована летом 1942 года из китайских и корейских партизан, вытесненных японскими карателями на советскую территорию. Призывали туда и советских граждан корейского и китайского происхождения, а штаб был укомплектован советскими офицерами. Всего в бригаде было около 500 человек. В ее состав входили 4 китайских и 1 корейский батальон, которым командовал будущий лидер Северной Кореи Ким Ир Сен. В своих воспоминаниях о нем В. Иванов писал: «…Уменя есть редкая фотография командного состава 88-й бригады. На этом групповом снимке Ким Ир Сен, как и все остальные, в советской военной форме, в наших погонах, — ведь бригада была регулярной частью Красной армии, а Ким Ир Сен имел звание капитана и был даже награжден орденом Боевого Красного Знамени…»

88־й бригаде повоевать не пришлось. Солдат и офицеров берегли для того, чтобы из них, наиболее грамотных и подготовленных, создать организаторов и руководителей нового китайского и корейского хозяйства на освобожденных от японцев территориях.

На рассвете 9 августа в составе разведбата 361 — й стрелковой дивизии 15-й армии Иванов форсировал Амур неподалеку от села Ленинское. Обеспечивали переправу катера Амурской военной флотилии. Ни во время переправы, ни при высадке в Тунцзяне и Фуцзыне, ни на следующее утро наступавшие не встретили серьезного сопротивления — японцы явно не ждали появления войск Красной армии в этот день и час. Высадка главных сил также прошла почти беспрепятственно, и войска стремительно двинулись в глубь маньчжурской территории.

Серьезные бои на этом направлении начались лишь 12 августа в районе Цзямуси, где у японцев имелся укрепрайон.

Прорвав японскую оборону, дивизия продолжила наступление на Харбин. Большую помощь наступавшим войскам на этом направлении оказывали бронекатера, канонерские лодки и мониторы Амурской военной флотилии, высаживающие десанты по берегам Сунгари. В Харбин войска вошли 20 августа, но никакого сопротивления здесь уже не встретили — накануне город был освобожден небольшим воздушным десантом 1-го Дальневосточного фронта.

Китайское население встречало советских солдат дружелюбно. Китайцы дарили бойцам Красной армии цветы, фрукты, угощали пампушками.

Русская эмигрантская молодежь, встретила советских солдат тоже дружелюбно. Бывшие белогвардейцы, обосновавшиеся в этих краях после Гражданской войны, относились к советским солдатам и офицерам настороженно. Но это продолжалось недолго.

По окончании войны, в сентябре 1945 года, Иванова направили для прохождения службы на Сахалин. Южная половина острова в 1905 году, после поражения России в русско-японской войне, отошла к Японии, которая хозяйничала там 40 лет. В 1945 году эти утраченные территории были возвращены Советскому Союзу.

Во время Маньчжурской операции отличились многие войсковые разведчики. Шесть разведчиков стали Героями Советского Союза.

Капитан Леонов Виктор Николаевич, командир морского разведывательного отряда, за мужество и героизм, проявленные в бою при высадке морского десанта Тихоокеанского флота на восточное побережье Северной Кореи, был награжден второй медалью «Золотая Звезда» и стал дважды Героем Советского Союза.

 

Глава четвертая

ТОКИО: АВГУСТ 1945-го

Москвич генерал-майор Иванов Михаил Иванович проживает с семьей в районе Курского вокзала. Я знал, что в годы Второй мировой войны он работал в Токио в советском консульстве и тайно выполнял задания советской военной разведки.

Получив разрешение на встречу с Ивановым, я оказался в его квартире. Хозяева, предупрежденные руководителем президиума Совета ветеранов военной разведки генерал-полковником А. Г. Павловым, предложили пройти в рабочий кабинет Михаила Ивановича. На столе появились чашечки с ароматным горячим чаем.

Вначале Иванов задавал вопросы, на которые мне приходилось отвечать. Затем речь зашла о его оперативной работе в Японии. Михаил Иванович даже через шестьдесят лет, прошедших после того, как он выполнял специальное задание в Японии, не забыл о требованиях конспирации и рассказал только о своих впечатлениях об августе 1945 года в Токио. Рассказ его был интересен, так как Иванов был одним из свидетелей агонии японской империи.

В 1945 году Иванов был сотрудником резидентуры советской военной разведки в Токио. Утром 9 августа из сообщений по радио сотрудники резидентуры узнали о том, что Советский Союз объявил войну Японии. О том, что это может произойти, офицеры резидентуры догадывались, так как из Центра поступили указания, в соответствии с которыми им пришлось принимать меры по подготовке к работе в чрезвычайных условиях. Все было еделано своевременно и незаметно.

Далее Михаил Иванович, кандидат военных наук, который приближался к своему девяностолетию, рассказал о том, что происходило в Токио и японском правительстве.

Генеральный секретарь кабинета Сакомидзу узнал о начале военных действий Красной армии против Японии тоже утром. Он прибыл в частную резиденцию премьера Судзуки и молча вручил ему перехваченное сообщение американской радиостанции. Читая его, премьер пробормотал: «Этого надо было ждать. Войне пришел конец…»

Ранним утром того же дня в резиденцию премьер-министра явился министр иностранных дел Того. В это время премьер Судзуки находился на аудиенции у императора, который накануне получил информацию о том, что американцы сбросили атомную бомбу на Нагасаки. По возвращении от императора премьер Судзуки приказал

Сакомидзу оформить документ с заявлением об окончании войны на основе Потсдамской декларации. Вероятно, на встрече премьера с императором было принято предварительное решение начать переговоры о перемирии.

Судзуки заявил Того, что последовавшие одно за другим события — атомная бомбардировка японских городов и вступление Советского Союза в войну против Японии — изменили военную обстановку. «Теперь нет никакой надежды, — сказал премьер Судзуки, — изменить ход событий сражения за собственную территорию Японии. Есть только два пути: принять Потсдамскую декларацию или ждать полного развала государства. Правильным будет только первое…»

В резидентуре советской военной разведки в Токио не могли знать, что поздно вечером 9 августа в бомбоубежище императорского дворца по просьбе председателя Высшего совета по руководству войной было созвано экстренное совещание, на котором присутствовал император Хирохито. Открыл совещание премьер-министр Судзуки. Он зачитал проект ответа на требование Потсдамской декларации, подготовленный министром иностранных дел Того. В проекте было сказано: «Японское правительство принимает условия, выдвинутые совместной декларацией трех держав от 26 июля, понимая их в том смысле, что они не содержат требований, затрагивающих суверенитет императора в управлении страной».

Члены Высшего совета по руководству войной и кабинета министров высказались за принятие предложенного проекта заявления. Они оказались в подавляющем большинстве.

Император Хирохито подвел итог совещания:

— Хотя невыносимо тяжело вынуть оружие из рук военных, являвшихся нашей главной опорой, и передать наших подданных в качестве лиц, ответственных за развязывание войны, мы, учитывая все обстоятельства, порешили так во имя спасения японского народа от катастрофы. Я принимаю решение прекратить эту войну.

Иванов и другие офицеры резидентуры увидели, что в ночь с 12 на 13 августа на улицах Токио разъезжали военные машин и танки. Кое-где была слышна стрельба. Это означало, что в стране готовится военный переворот. Так оно и было на самом деле. Подвижные части Восточного военного округа и гвардейской дивизии, охранявшей императорский дворец, с ведома военного министра пытались окружить дворец и устранить высших сановников, чтобы навязать руководству страны решение о продолжении войны. Группы вооруженных офицеров врывались ночью в штабы и комендатуры и принуждали находившихся здесь военных присоединиться к выступлению столичного гарнизона против «капитулянтского» правительства и дворцовой знати. Тех, кто отказывался, тут же расстреливали. Несколько грузовиков с вооруженными солдатами промчались мимо советского посольства. В адрес советских дипломатов раздавались угрозы.

Узнав о том, что император Хирохито записал на пленку обращение к народу, в котором объявил о принятии условий Потсдамской декларации союзных держав о безоговорочной капитуляции Японии, группа Хатанаки приступила к активным действиям. «Молодые тигры» из военного министерства и столичных военных учреждений решили, что пробил их час. Они хотели устранить сторонников капитуляции, склонить вооруженные силы к неповиновению и продолжить войну. Военный министр генерал Аннами был всецело на стороне фанатиков-офицеров.

Чтобы осуществить задуманное, заговорщикам потребовалось изъять текст с записью речи императора до ее передачи в эфир. Но где находится пленка, майор Хатанака не знал.

Командир 1-й гвардейской дивизии, которая несла охрану императорского дворца, генерал-майор Мори не пожелал участвовать в заговоре и был убит. Отдав от его имени нужные «молодым тиграм» приказы, группа Хатанаки проникла во дворец, напала на резиденцию премьер-министра Судзуки, лорда-хранителя печати Кидо, председателя Тайного совета Хиранумы, ворвалась на токийскую радиостанцию. Однако обнаружить разыскиваемых лиц и пленку с записью речи Хирохито не удалось.

Тем временем выяснилось, что большинство частей столичного гарнизона не разделяет замыслов заговорщиков и остается верными присяге. Открыто выступить против решения императора о принятии условий безоговорочной капитуляции отказались военный министр Аннами, начальник генштаба армии генерал Умэдзу, начальник военно-морского штаба генштаба Тоеда. Путч «молодых тигров» провалился.

В советском посольстве знали, что наступление войск Красной армии успешно развивается. Силы Квантунской армии и других частей не могли сдержать продвижение советских войск в Маньчжурии и в Корее. Победа Красной армии была неизбежной.

15 августа 1945 года в 7 часов утра (по токийскому времени) по всем радиостанциям Японии и в экстренных выпусках газет было объявлено о предстоящем «важном сообщении по радио». В советском посольстве тоже узнали, что в 12 часов дня «…все услышат голос тенно-хэйка!». Известие о выступлении императора явилось неожиданной сенсацией.

15 августа, 12 часов. Диктор радио призвал слушателей к вниманию, затем послышался неторопливый скорбный голос императора Хирохито. Майор Михаил Иванов, который свободно владел японским языком, находясь в советском посольстве, которое было заблокировано, внимательно слушал выступление императора Японии.

Основной смысл речи Хирохито был таков: Япония капитулировала. Колонии подлежат возврату, армия 18 должна быть распущена. Те, кто начал эту войну, в скором времени будут удалены от руководства страной. Великая японская империя, существующая со времени «реставрации Мэйдаи», подлежит упразднению, а дела и мысли императора отныне будут посвящены заботе о народе…

Император завершил свое выступление такими словами: «Я повелел принять Потсдамскую декларацию. Мое мнение не изменилось. Я повелеваю всем присоединиться ко мне. Примите условия немедленно. Чтобы народ мог знать о моем решении, я повелеваю срочно подготовить императорский рескрипт по этому вопросу».

О содержании выступления Хирохито Иванов срочно доложил в Центр.

Принятое решение от имени японского правительства тотчас было передано по токийскому радио. Министр иностранных дел Того направил через посольство Швейцарии извещение своего правительства правительствам США, СССР, Великобритании и Китая, которое гласило:

«1. Его Величество император издал императорский рескрипт о принятии Японией условий Потсдамской декларации.

2. Его Величество император готов санкционировать и обеспечить подписание его правительством и Ставкой необходимых условий для выполнения положений Потсдамекой декларации. Его Величество также готов дать от себя приказы всем военным, военно-морским и авиационным еластям Японии и всем находящимся в их подчинении вооруженным силам, где бы они ни находились, прекратить боевые действия и сдать оружие, а также дать такие же приказы, которые может потребовать Верховный командующий союзных вооруженных сил в целях осуществления вышеуказанных условий».

Начальник генштаба армии по поручению военного министра подготовил приказ командующему Квантунской армией генерал-лейтенанту Яхмаде: уничтожить войсковые знамена, портреты императора, императорские указы и важные секретные документы. Однако приказ о прекращении сопротивления не последовал.

Указ императора и неминуемое поражение в войне вызвали в Токио серию самоубийств. Военный министр Аннами застрелился в своем кабинете. Его примеру последовал бывший премьер-министр Тодзио, но стрелялся неудачно. Совершили харакири главнокомандующий 1-й объединенной армией фельдмаршал Сугияма, бывший командующий Квантунской армией генерал Хондзе. Их примеру последовали командующие 10-м, 11-ми 12-м фронтами и другие генералы, министры и высокие чиновники.

На дворцовой площади почти каждый день появлялись новые трупы. Многочисленные самоубийства, как и предшествовавшее им движение смертников, были страшным итогом японской мечты о мировом господстве, создании Великой японской империи.

Донесения о ситуации в Токио, которые майор Михаил Иванов направлял в Центр в те августовские дни, были не последними его сообщениями о том, как завершалась Вторая мировая война на Дальнем Востоке…

 

Глава пятая

НА БОРТУ «МИССУРИ»

2 сентября 1945 года в 10 часов по токийскому времени на борту американского линкора «Миссури», находившегося в водах Токийского залива, состоялась церемония подписания акта о безоговорочной капитуляции Японии. На церемонии присутствовали представители всех государств, против которых воевала Япония.

Американцы придали церемонии подписания акта о капитуляции Японии особую значимость. Из США на «Миссури» был доставлен флаг флагманского корабля командора Пери, который в далеком 1854 году открывал Японию для США и содействовал «установлению» с ней дипломатических отношений. Тогда это происходило под дулами корабельных орудий американского корабля. Доставленный из США флаг был помещен в специальную стеклянную витрину, установленную на видном месте на борту «Миссури». Генерал армии Дуглас Макартур, главнокомандующий союзными войсками в юго-западной части Тихого океана, открыл церемонию подписания акта и сделал заявление:

«…Мы собрались здесь как представители главных воюющих держав для того, чтобы заключить торжественное соглашение, посредством которого можно будет восстановить мир…»

После сделанного заявления генерал Макартур предложил японским представителям подписать акт о капитуляции, который гласил: «…Мы, действуя по приказу и от имени императора, японского правительства и японского императорского генерального штаба, настоящим принимаем условия Декларации, опубликованной 26 июля в Потсдаме главами правительств Соединенных Штатов, Китая и Великобритании, к которым впоследствии присоединился и СССР, каковые четыре державы будут впоследствии именоваться союзными державами…

Настоящим мы заявляем о безоговорочной капитуляции союзным державам японского императорского генерального штаба, всех японских вооруженных сил и всех вооруженных сил под японским контролем вне зависимости от того, где они находятся…»

В акте о капитуляции было восемь пунктов. Все они дополняли друг друга и создавали основу для демилитаризации Японии.

Первым от имени императора, японского правительства и императорской ставки акт подписали министр иностранных дел Японии Сигемицу и начальник японского генштаба генерал Умэдзу.

Затем свою подпись под актом поставил верховный главнокомандующий союзными войсками генерал Макартур и генералы Уэйнрайт и Персиваль. От имени США акт такжет подписал адмирал Нимиц.

От имени Китайской Республики акт подписал генерал Су Юнчан.

От имени Англии акт о капитуляции Японии подписал адмирал Фрэзэр. После этого генерал Макартур объявил:

— Сейчас акт подпишет представитель Союза Советских Социалистических Республик.

К столу подошел генерал-лейтенант Кузьма Николаевич Деревянко. Вместе с ним двое — представители советского Военно-морского флота и Военно-воздушных сил.

Никто из присутствовавших на борту «Миссури» не знал, что Кузьма Николаевич Деревянко, представитель Советского Союза, — профессиональный военный разведчик. Родился он на Украине в сентябре 1904 года в селе Косеновка ныне У майского района Черкасской области. Выходец из крестьянской семьи, он в 1922 году вступил в Красную армию, в 1936 году окончил специальный факультет Военной академии имени М. В. Фрунзе. После окончания академии был отобран для прохождения службы в Разведывательном управлении Красной армии.

Кузьма Николаевич был участником советско-финской войны 1939–1940 годов, начальником штаба Отдельного лыжного отряда ОСНАЗ, с июля 1940-го по июнь 1941 года был заместителем начальника разведывательного отдела штаба Прибалтийского Особого военного округа, принимал активное участие в Великой Отечественной войне. Почетную миссию — подписать акт о капитуляции Японии поручил генерал-лейтенанту К. Н. Деревянко Верховный главнокомандующий, так как Кузьма

Николаевич был Представителем Главного командования советских войск на Дальнем Востоке при штабе генерала Д. Макартура.

Акт о капитуляции подписали также главнокомандующий австралийскими войсками генерал Томас Блэми, представители Канады, Франции, Голландии и Новой Зеландии.

Генерал Макартур в своей заключительной речи сказал, что все предыдущие попытки воспрепятствовать международным конфликтам и разрешить их не имели успеха, что привело к тяжелому испытанию войной. Далее Макартур заявил: «…Β настоящее время предельная разрушительность войны исключает подобную альтернативу. Нам представилась последняя возможность. Если мы в настоящее время не создадим лучшую и более справедливую систему, то мы будем обречены…»

 

Глава шестая

СРОЧНОЕ ЗАДАНИЕ НАЧАЛЬНИКА ГРУ

Атомные бомбы, сброшенные американцами на японские города Хиросима и Нагасаки 6 и 9 августа, уничтожили десятки тысяч мирных жителей. Однако от проникающей радиации, возникшей в результате взрывов этих первых в истории человечества атомных бомб, пострадали не только японцы, но и несколько советских военных разведчиков, которым в августе 1945 года пришлось выполнить сложное и опасное задание начальника Главного разведывательного управления генерал-полковника Ф. Ф. Кузнецова.

Еще не стихли атомные ураганы над развалинами японских городов, как начальник ГРУ Ф. Ф. Кузнецов получил от начальника Генерального штаба А. И. Антонова указание добыть сведения о результатах применения американцами атомного оружия. Требовалось установить характер и масштабы разрушений, добыть образцы грунта, воды, различных строительных материалов и даже фрагментов любой живой природы, оказавшейся в районе и под воздействием атомных взрывов.

Для того чтобы выполнить это указание начальника Генерального штаба, необходимо было направить в районы атомных бомбардировок офицеров военной разведки, способных оценить последствия атомных ударов по японским городам.

В Токио у начальника ГРУ такие офицеры военной разведки были. Поэтому резиденту ГРУ в Японии подполковнику Константину Сонину был направлен приказ «припять срочные меры по обследованию действий атомных бомб в районах Хиросима и Нагасаки. Результаты доложить». Такое же указание поступило и помощнику военно־морского атташе СССР в Японии капитану 1-го ранга Анатолию Родионову.

Из сообщений американских радиостанций А. Родионов и К. Сонин уже знали, что на Хиросиму и Нагасаки американцы сбросили какие-то новые авиационные бомбы, которые обладали гигантской разрушительной силой. Радиостанции сообщали, что в Хиросиме и Нагасаки погибло много людей, разрушены почти все административные и жилые дома.

Родионов и Сонин понимали, что задача, которую Центр поставил перед ними, была важной.

Обследовать результаты атомных бомбардировок можно было, только выехав на место, где находились развалины еще вчера красивых городов. Лишь побывав там, можно было увидеть и узнать, что же осталось после атомных взрывов от тех населенных пунктов, и собрать образцы грунта, воды и других материалов, подвергшихся воздействию нового оружия.

В августе резидентура не смогла выполнить указание начальника военной разведки. Но после 2 сентября, когда был подписан акт о капитуляции Японии, обстановка в Токио и вокруг советского посольства стабилизировалась, разведчики могли выехать в разрушенные города.

В начале сентября начальник ГРУ генерал-полковник Ф. Ф. Кузнецов еще раз указал своему резиденту в Японии: «Необходимо заслать нашего человека или агента в Хиросиму для выполнения следующих задач…»

Подполковник К. Сонин поручил своему заместителю подполковнику Михаилу Романову отправиться в Хиросиму и Нагасаки для выполнения задания. Вместе с Романовым для сбора материалов о разрушенных американцами городов отправились переводчик аппарата морского атташе лейтенант Николай Кикенин и корреспондент ТАСС в Токио Анатолий Варшавский.

Это была сложная поездка. Япония уже проиграла войну. Бомбардировки американской авиацией японских городов и различных промышленных объектов нанесли японцам значительный материальный ущерб. Повсюду действовали ограничения в передвижении. В первую очередь это касалось представителей иностранных государств. Местные жители всех белых, независимо от национальности, называли американцами. Относились к иностранцам враждебно и могли устроить любую провокацию.

14 сентября разведчики прибыли в Хиросиму. Романов, старший группы, попросил своих товарищей проявлять в городе предельную осторожность.

Шел сильный дождь. Укрыться от него было негде. Железнодорожная станция была разрушена до такой степени, что узнать ее было невозможно. Город был похож на выжженную равнину с сохранившимися кое-где остовами железобетонных зданий.

Пройдя метров сто, офицеры ГРУ увидели подобие навеса и поспешили укрыться там от дождя. Под навесом сидел пожилой японец. Лейтенант Кикенин стал расспрашивать его о том, что произошло.

Японец рассказал, что 6 августа около 8 часов утра в Хиросиме было отменено угрожаемое положение. Местные жители очередного налета американской авиации не ожидали. Однако минут через десять над городом появился американский самолет. Через некоторое время все вокруг было освещено ослепительным светом, похожим на молнию, а за ним — оглушительный взрыв. Люди были ослеплены ярким светом, они падали и умирали на месте. Затем стали рушиться дома, мосты и другие сооружения…

В Нагасаки группа Романова прибыла 16 сентября. Погода так же была неблагоприятной. Непрерывно шел дождь, что не позволяло фотографировать объекты и даже окружавшее разведчиков пространство.

Нагасаки разделен большой горой на две части: старый и новый город. Атомная бомба была сброшена над новым городом, который значительно пострадал от взрыва. В ближайших к разрыву бомбы районах никого не осталось в живых.

Разведчики проделали обратный путь в Токио с начальником санитарной службы 5-го американского флота генералом Вилкатсом, который утверждал, что в районе атомного взрыва безопасно. Романов и члены его группы были глубоко убеждены в том, что это не так.

18 сентября посол СССР в Японии Я. Малик докладывал в Москву:

«В Хиросиму уже вылетел исполняющий обязанности военного атташе Романов. На днях по договоренности с американцами туда вылетают группа наших работников и наш кинооператор, которые осмотрят на месте последствия применения атомной бомбы, сфотографируют на кинопленку и подробно опишут все увиденное. Материалы из японской прессы тщательно подбираются. Однако, по мнению т. Деревянко (и я с ним полностью согласен), более целесообразно и желательно прислать из Союза 2–3 специалистов для исследования последствий применения атомной бомбы…»

Возвратившись в посольство, Романов и его товарищи подготовили отчеты о посещении Хиросимы и Нагасаки. Вернее, им пришлось писать два отчета. Один — для руководства военной разведки, второй — для советского посла в Японии.

Я. М. Малик на основании данных группы подполковника Романова подготовил подробную докладную записку, которую направил министру иностранных дел СССР В. М. Молотову. В этой записке посол сообщал в Москву следующее: «…не доверяя слухам и сообщениям местной прессы и поставив перед собой задачу лично ознакомиться с действием атомной бомбы, группа сотрудников посольства в составе корреспондента ТАСС Варшавского, бывшего исполняющего обязанности военного атташе Романова и сотрудника морского аппарата Кикенина 13 сентября выехала в Хиросиму и Нагасаки. Настоящий сжатый очерк ограничивается записью бесед с местным населением и пострадавшими и кратким изложением личных впечатлений, без каких-либо собственных выводов».

В дополнение к отчету военных разведчиков прилагались переводы важнейших статей, опубликованных в те дни в японских газетах «Майнити» и «Асахи». Последней в том приложении была статья профессора Токийского университета Цудзуки, которая называлась «Нет способов оказания помощи при ранении атомной бомбой». Конечно, перевод с японского заголовка статьи, скорее всего, был сделан достаточно вольно, ибо нельзя сказать о «ранениях атомной бомбой». Однако переводчика, который изучал статью профессора Цудзуки, тоже можно понять. В те дни, когда были взорваны первые в истории человечества две атомные бомбы, ни профессор, ни переводчик, роль которого, вероятнее всего, выполнял лейтенант Кикенин, не знали и не могли знать, какими поражающими факторами обладало новое чудовищное оружие, изготовленное американцами.

В статье профессора Цудзуки отмечалось, следующее: «Светило нашего медицинского мира не мог спасти жизнь молодой артистки, жены известного артиста Маруямы, который гастролировал со своей передвижной труппой в Хиросиме. Из Пиленое этой труппы 13 умерли на месте, остальные были доставлены в больницу при Токийском университете…»

На девятнадцатый день после нахождения в районе атомного взрыва артистка умерла…

«В результате вскрытия, — сообщалось в газете, — во внутренностях обнаружены примечательные изменения. А именно: значительно поврежден костный мозг, являющийся аппаратом, производящим кровяные шарики, печень, селезенка, почки, лимфатические сосуды. Определенно, что эти повреждения абсолютно одинаковы с повреждениями, получающимися при сильном использовании рентгеновских лучей или радия. Ранее считалось, что действие атомной бомбы двояко: разрушение от взрывной волны и ожоги тепловыми лучами. Теперь к этому прибавляются повреждения, нанесенные в результате излучающих веществ…»

В. Молотов написал на полученной от Я. Малика докладной записке указание своему секретарю подготовить копии «тт. Сталину, Берии, Маленкову, Микояну +мне».

Осенью 1945 года информация о применении американцами атомного оружия против Японии заслушивалась на закрытом заседании политбюро.

Отчетные доклады военных разведчиков о поездке в Хиросиму и Нагасаки были направлены и руководству военной разведки. Удалось обнаружить опись этих документов. В ней перечислены следующие материалы:

«Отчет о поездке — 6 листов.

О наблюдениях в Нагасаки —5 листов.

О поездке в Хиросиму — 9 листов.

Материалы прессы по атомной бомбе — 10 листов».

Отчетные документы военных разведчиков о пребывании в Хиросиме и Нагасаки доставил в Главное разведывательное управление лично подполковник М. Романов. Об этом резидент К. Сонин сообщал в Центр: «Основные описательные материалы посещения Хиросимы и Нагасаки захвачены Романовым, который вместе с А. Варитеским посещал эти пункты, специально изучая результаты воздействия атомных бомб».

В докладе в Центр К. Сонин писал: «Крайне полезно изучить фотоснимки Хиросимы и Нагасаки из «Союзкинохроники», кинооператор которой Прудников посетил и заснял эти места, разрушенные атомными бомбами».

Сонин также побывал в одном из поверженных японских городов. 29 сентября он докладывал в Центр: «Лично вылетал в Нагасаки… Как и следовало ожидать, никаких воронок в местах взрывов бомб не существует. По общему утверждению, разрывы происходили в воздухе. В радиусе до одного километра от эпицентра разрыва бомбы силой удара уничтожено все. Исключение составляют сохранившиеся коробки железобетонных зданий и мостов…»

Далее подполковник К. Сонин докладывал: «…Мои фотографии, если выйдут, также и описание посещения Хиросимы вышлю очередной почтой. На свое фото рассчитываю мало из-за крайне неблагоприятных условий съемки…»

В начале ноября начальник ГРУ генерал-полковник Ф. Кузнецов, получивший все материалы разведчиков о посещении Хиросимы и Нагасаки и последствиях атомных бомбардировок, направил подробный отчет начальнику Генерального штаба генералу армии А. И. Антонову. К документам военных разведчиков прилагался и кинофильм, снятый в уничтоженных городах кинооператором «Совкинохроники» Прудниковым. Задание начальника Генерального штаба было выполнено.

 

Глава седьмая

ПРИГОВОР НЕМЕСИДЫ

Древние греки оставили человечеству множество мифов и легенд, которые продолжают жить и в XXI веке. Среди эллинских богов была и богиня Немесида. В древнем городе Рамнунте местные жители соорудили в ее честь статую из белого мрамора. Имя Немесиды и ее деяния вдохновляли даже Гомера.

Считается, что Немесида была олицетворением «божественного возмездия». Наказание ее было неотвратимо.

Идея Возмездия — это не идея Мужества, Красоты, Добродетели или Верности, которыми славились древнегреческие боги. Тем не менее символ Возмездия, символ неизбежного Возмездия за нарушение общепринятых принципов и законов, по которым живет человеческое сообщество, был не случайно придуман в далекие древние времена и олицетворен в виде статуи женщины, сделанной из белого мрамора. Люди всегда хотели покарать зло и верили в справедливость.

За участие в подготовке и развязывании агрессивных войн, за нарушение законов и обычаев ведения войны Кэндзи Доихара был приговорен Международным военным трибуналом к смертной казни через повешение.

22 декабря 1948 года в 24 часа во дворе тюрьмы Сугамо началась процедура казни. Она проходила в присутствии членов союзного совета для Японии. Приговор приводил в исполнение американский сержант Джон Вуд, который казнил немецких военных преступников, осужденных за злодеяния, совершенные ими в годы Второй мировой войны.

В 0 часов 30 минут в тюрьме Сугамо были повешены Доихара, Итагаки, Кимура, Мацуи, Муто, Тодзио и Хирота…

Не избежали справедливого наказания и военнослужащие японской армии, которые занимались подготовкой бактериологической войны. Многие из тех, кто работал в отрядах №№ 731, 100 и их филиалах, не смогли раствориться в миллионной толпе японских солдат и офицеров и выехать в Японию. Арестованы были Ямада Отозоо, Кадзицука Рюдзи, Такахаси Такаацу, Кавасима Киоси, Ниси Тосихидэ, Карасава Томно и другие японские генералы, офицеры, служащие, которые тайно готовили применение средств бактериологической войны против войск Красной армии.

С 26 по 30 декабря 1949 года в городе Хабаровске прошел судебный процесс по делу двенадцати бывших военнослужащих японской армии, ответственных за подготовку бактериологической войны.

Суду были преданы бывший главнокомандующий японской Квантунской армией генерал Ямада Отозоо, бывший начальник санитарного управления армии генерал-лейтенант медицинской службы Кадзицука Рюдзи, бывший начальник ветеринарной службы Квантунской армии генерал-лейтенант ветеринарнорй службы Такахаси Такаацу, бывший начальник отдела бактериологического отряда № 731 генерал-майор медицинской службы Кавасима Киоси, бывший начальник отделения отряда № 731 майор медицинской службы Карасава Томио, бывший научный сотрудник бактериологического отряда № 100 поручик Хиразакура Дзенсаку и другие.

Дело рассматривалось в ходе открытых судебных заседаний военным трибуналом Приморского военного округа. Председателем суда был генерал-майор юстиции Д. Д. Чертков. В ходе судебных заседаний было доказано, что в отряде № 731 с 1940 по 1945 год было умерщвлено не менее 3000 человек. Преступные эксперименты проводились над людьми не только в лабораториях отряда, но и на полигоне Аньда, где людей привязывали к железным столбам, а затем в целях их заражения в непосредственной близи от них взрывали бактериологические снаряды.

Эти устройства наполнялись бактериями чумы, газовой гангрены, сибирской язвы и других тяжелых болезней.

Было также доказано, что подобные бесчеловечные опыты над живыми людьми проводили и сотрудники отряда № 100.

Все подсудимые — бывшие японские военнослужащие, обвинявшиеся в подготовке и применении бактериологического оружия, были приговорены к различным срокам тюремного заключения от 25 до 3 лет.

Идеолог бактериологической войны генерал-лейтенант Исии Сиро в конце сентября 1945 года, проживавший в гостинице «Вакамацусо», исчез. Он скрывался в своем родовом имении, но был обнаружен американской разведкой. Когда возник вопрос о допросе Исии представителями Советского Союза, Исии передал свои секретные материалы американцам и был вывезен в США.

…В августе 1960 года в Японии на вершине горы Микэнояма около города Нагойя был открыт памятник семи главным военным преступникам, повешенным в 1948 году во дворе токийской тюрьмы Сугамо — генералам Тодзио, Итагаки, Мацуи, Доихара, Кимура, Муто и дипломату Хирота.

Во всем мире принято памятники создавать героям…