Маскировка Элспет за темными очками и теперь уже немного влажной марлевой маской в пригороде работает так же эффективно, как и в городе, — до сих пор никто из пассажиров, едущих вместе с ней, ни разу даже не задержал на ней взгляд. Но когда она выходит на Отцуку — крошечной станции, выглядящей так, будто время для нее остановилось в пятидесятых годах прошлого века, — человек в униформе что-то рявкает.

Ее мгновенно охватывает паника, но потом она догадывается, что он всего лишь просит предъявить билет. Кивнув, она протягивает ему свой билет, и он жестом показывает ей на старинный локомотив, ожидающий на соседней платформе. Звучит свисток, и она вскарабкивается на поезд, испытывая большое облегчение оттого, что вагон пуст. Она опускается на скамейку и пытается расслабиться. Поезд дергается, содрогается и начинает набирать ход, а она смотрит через покрытые сажей окна на припорошенные снегом поля, деревянные домики с покатыми крышами и небольшие промерзшие огороды, совсем пустые, если не считать пропавшей от мороза капусты. Через щели вагона свистит ледяной воздух, в стекло тихо бьется легкий снегопад. Она напоминает себе, что до Кавагучико, конечной станции, еще четырнадцать остановок.

Она сосредотачивается на стуке колес и старается не задумываться о том, куда направляется. На третьей остановке в вагон поднимается мужчина с лицом таким же помятым, как его одежда, и она напрягается, потому что он выбирает место напротив нее. Она молится, чтобы он не попытался вовлечь ее в разговор. Он ворчит, роется в своей большой сумке для покупок и вытаскивает пакет с чем-то, напоминающим гигантские роллы, завернутые в листы нори. Один из них он сует в рот, а затем предлагает пакет ей. Решив, что отказаться будет невежливо, она бормочет: «Аригато» — и берет один. Но вместо риса, завернутого в лист морской водоросли, она кусает какую-то воздушную хрустящую сладость со вкусом заменителя сахара. Она не торопится есть это, чтобы он не вздумал предложить ей еще (ее уже и так мутит), а потом потихоньку роняет голову, делая вид, что дремлет. Это притворство лишь отчасти: после бессонной ночи она выдохлась.

Когда она в следующий раз открывает глаза, то ошеломленно вздрагивает: за окном высятся громадные американские горки, с ржавеющей рамы которых свисают хищные зубы сосулек. Должно быть, они относятся к одному из ныне не работающих курортов на горе Фудзи, о которых ей рассказывал Дэниел, — нелепый динозавр, застрявший неизвестно где.

Последняя остановка.

Одарив ее на прощание широченной улыбкой, от которой она чувствует угрызения совести, что притворялась спящей, старик уходит. Поотстав немного, она следует за ним через железнодорожные пути к безлюдной станции — деревянному строению с отделкой из отличной сосновой доски, более уместной, вероятно, на каком-нибудь альпийском горнолыжном курорте. Откуда-то доносятся звуки шарманки, достаточно громкие, чтобы она продолжала слышать их, когда выходит на площадку перед зданием станции. Кабинка для приезжих туристов справа от нее выглядит вымершей, как древний мавзолей, но зато она замечает единственное припаркованное рядом с остановкой автобуса такси, из выхлопной трубы которого тянется дымок.

Она достает клочок бумаги, на котором Дэниел (с большой неохотой) написал название пункта назначения, заворачивает в него банкноту в десять тысяч иен и идет к машине. Она протягивает все это водителю, который не выказывает никаких эмоций. Он кивает, сует деньги в карман куртки и сразу же отводит взгляд. Внутри такси пахнет застарелым сигаретным дымом и безысходностью. Сколько людей этот человек отвез в лес, зная, что, вероятнее всего, обратно они не вернутся? Водитель заводит мотор еще до того, как она успевает пристегнуться, и машина мчится через пустынную деревню. Большинство магазинов стоят с забитыми окнами, на колонках заправочной станции болтаются висячие замки. По дороге им встречается лишь одно транспортное средство — пустой школьный автобус.

Через несколько минут они начинают объезжать большое, покрытое льдом озеро, и Элспет приходится хвататься за ручку дверцы, когда водитель бросает машину в крутые повороты узкой дороги, — очевидно, что ему хочется побыстрее покончить с этой поездкой не меньше, чем ей. Она видит покосившийся скелет большого храма, перед которым высится лес надгробий на заброшенных могилах, из снега игриво торчат остовы выстроенных в ряд прогнивших лодок и обгорелые останки нескольких хижин для пикников. Вдали виднеется Фудзияма, вершина ее скрыта туманом.

Они оставляют озеро позади, и водитель съезжает на пустынное шоссе, а потом резко поворачивает и несется по сужающейся дороге, заваленной снегом и скользкой из-за льда. С обеих сторон к ним подбирается лес. Она понимает, что это, должно быть, и есть Аокигахара, — она узнает выпуклые корни, расползающиеся по поверхности твердой вулканической породы. Они проезжают мимо нескольких загрузнувших в сугробах машин, брошенных на обочине дороги. В одной из них — она почти уверена в этом — за рулем сгорбленная фигура человека.

Водитель направляет машину на парковку и резко останавливается перед невысоким строением с закрытыми ставнями окнами, от которого веет запустением. Он показывает на деревянную табличку, висящую над тропой, уходящей в лес.

Здесь в снегу тоже есть несколько холмиков в форме автомобилей.

Как, интересно, она собирается добираться отсюда обратно на станцию? На обочине дороги есть остановка автобуса, но кто знает, ходят они сейчас или нет.

Водитель нетерпеливо барабанит пальцами по рулю.

У Элспет нет другого выхода, кроме как попробовать поговорить с ним.

— Хм… Вы не знаете, где я могу найти Чийоко Камамото? Она живет где-то здесь.

Он качает головой. И снова показывает в сторону леса.

И что теперь? Что, черт возьми, она ожидала тут найти? Чийоко, которая дожидается ее в лимузине? Нужно было послушаться Дэниела. Это было ошибкой. Но теперь она уже здесь — какой смысл просто так возвращаться в Токио, не проверив все имеющиеся возможности? Ей известно, что поблизости есть деревни. Она должна будет добраться до одной из них, даже если автобусы не ходят. Она бормочет: «Аригато», но водитель не отвечает. Как только она закрывает за собой дверь, он резко жмет на газ.

Несколько секунд она стоит неподвижно, давая окружающей тишине окутать себя. Бросает взгляд на темный провал уходящей в лес тропы. Голодные духи, прячущиеся в лесу, уже должны были бы попытаться увлечь ее под эти деревья. С другой стороны, думает она, их мишенью ведь являются уязвимые и сломленные, разве не так? Хотя какая она сейчас, если не уязвимая и не сломленная?

Как все это нелепо…

Стараясь особо не вглядываться в брошенные автомобили, она пробирается через глубокие сугробы и направляется к снежным холмикам, выстроившимся по кругу перед зданием. Она читала, что здесь есть несколько памятников жертвам авиакатастрофы, и, сметая снег с одного из них, раскапывает деревянный знак. Позади него под другим сугробом она различает очертание креста в западном стиле. Элспет сметает снег, чувствуя, как от тающих кристалликов начинают промокать перчатки, и читает надпись: «Памэла Мэй Доналд. Вечная память». Она думает, есть ли здесь свой памятный знак у командира Сето. Она слышала, что, несмотря на все доказательства его невиновности, семьи некоторых погибших пассажиров (в голове всплыло японское название для родственников жертв катастрофы, на использовании которого настаивал Эрик Кушан, — идзоку) по-прежнему продолжают винить в случившемся его. Возможно, это действительно был сюжет, стоивший того, чтобы его расследовать. «Нерассказанные истории о “черном четверге”». Сэм была права: в ней накопилось столько всякого дерьма.

Звук человеческого голоса за спиной заставляет ее вздрогнуть от неожиданности. Резко обернувшись, она видит сутулую фигуру в ярко-красной ветровке, которая направляется к ней из-за здания. Человек что-то сердито кричит ей.

Прятаться нет смысла. Она снимает темные очки и часто моргает от ударившего в глаза яркого света.

Он останавливается в нерешительности.

— Что вы здесь делаете?

В его английском чувствуется легкий калифорнийский акцент.

— Я приехала посмотреть на мемориал, — неожиданно для себя врет она, сама не зная почему.

— Зачем?

— Просто любопытно.

— Люди с Запада больше не приезжают сюда.

— Не сомневаюсь. Хм… вы очень хорошо говорите по-английски.

Он неожиданно и очень широко улыбается. Зубы у него кривые, с большими щелями. Он быстро закрывает рот.

— Я учил его много лет назад. По радио.

— Вы здесь хранитель?

Он хмурится.

— Я вас не понял.

Она указывает в сторону обветшалого здания.

— Вы живете здесь? Присматриваете за этим местом?

— Ага! — Еще одна обнажающая плохие зубы улыбка. — Да, я здесь живу.

Она думает, что, может быть, это Йомиюри Мийадзима, смотритель за самоубийцами, который спас Хиро и обнаружил останки Риу. Но это было бы уж слишком большой удачей, так не бывает.

— Я хожу в лес, чтобы забрать вещи, которые люди там оставляют. Я могу продать их.

Элспет отчаянно дрожит, мороз щиплет ее за щеки и заставляет слезиться глаза. Она переступает с ноги на ногу, но это не помогает.

— Много народу сюда приезжает? — Она кивает в сторону брошенных машин.

— Да. Хотите войти?

— В лес?

— До места, где разбился самолет, идти далеко. Но я могу отвести вас туда. Деньги у вас есть?

— Сколько?

— Пять тысяч.

Она роется в кармане и достает оттуда банкноту. Действительно ли она хочет сделать это? Оказывается, что да. Однако здесь она не поэтому. То, что она действительно должна сделать, — это спросить его насчет местонахождения Чийоко, но… Если уж она зашла так далеко, почему бы не сходить и в лес?

Мужчина разворачивается и идет в сторону тропы, а Элспет с трудом, но старается не отставать. Ноги у него кривые, он минимум лет на тридцать старше нее, но, как оказалось, энергии в нем, как у двадцатилетнего юноши.

Он расстегивает цепь, натянутую поперек тропы, и убирает деревянную табличку — краска надписи на ней отслоилась и выцвела. Деревья осыпают ее душем из снежных лепестков, которые как-то просачиваются за шиворот в местах, где шарф сдвинулся. Она слышит собственное хриплое дыхание, которое режет слух. Старик сходит с главной тропы, углубляясь в чащу леса. Элспет колеблется. Никто, кроме Дэниела, не знает, что она здесь (Сэм могла не прочесть ее письмо, которое она отослала по электронной почте только сегодня утром), да и он через несколько дней покидает Японию. Если она попадет в беду, она пропала. Она нащупывает свой телефон. Сигнала нет. Естественно. Она пытается внимательно смотреть по сторонам, выискивая приметы, которые могли бы ей помочь найти дорогу обратно к автопарковке, но уже через несколько минут деревья полностью поглощают ее. Она удивлена отсутствием дурного предчувствия, которого от себя ожидала. «Собственно говоря, — думает она, — все отлично». Время от времени попадаются коричневые прогалины в снегу, где кроны деревьев полностью закрывают землю, да и в этих узловатых корнях есть свое очарование. Сэмюель Хокемейер — морской пехотинец, попавший на место происшествия через пару дней после катастрофы, — сказал, что они выглядят таинственно и зловеще.

И все же, пробираясь по глубокому снегу по следам идущего впереди старика, она не может забыть, что это то самое место, с которого все началось. Целая череда событий, начало которым положили не трое детей, выживших в авиакатастрофах, а, казалось бы, безобидное послание, оставленное перед смертью простой домохозяйкой из Техаса.

Мужчина внезапно останавливается, а потом круто поворачивает направо. Элспет немного отстает, не зная толком, что делать. Но он отходит недалеко. Она осторожно продвигается вперед и замирает на месте, потому что вдруг замечает на белом снегу синее пятно. У подножия дерева, свернувшись клубочком, лежит человек. С ветки над телом змейкой свисает веревка, на оборванном конце которой застыли кристаллы льда.

Старик приседает на корточки и начинает обыскивать карманы темно-синей куртки. Голова трупа наклонена вперед, так что Элспет не видит, мужчина это или женщина. Змейка на валяющемся рядом рюкзаке наполовину расстегнута, и внутри просматривается сотовый телефон и что-то похожее на дневник. Сжатые в кулак пальцы на руках синие, ногти побелели. Сладкий ролл, которым угостил пожилой мужчина в поезде, подкатывает из желудка к горлу.

Элспет рассматривает тело с каким-то нездоровым благоговением — мозг ее, похоже, слабо воспринимает то, что видят глаза. Неожиданно, без каких-то предварительных симптомов, рот ее заполняется выбросом желчи, и она хватается за ствол дерева, зайдясь в судорогах сухих рвотных позывов. Потом жадно втягивает воздух в легкие и трет глаза.

— Видите? — бесстрастным голосом спрашивает старик. — Этот мужчина умер, думаю, два дня назад. На прошлой неделе я нашел пятерых. Из них две пары. У нас тут многие выбирают умереть вместе.

Элспет чувствует, что ее всю трясет.

— Что вы будете делать с телом?

Он пожимает плечами.

— Забирать их приедут, только когда станет теплее.

— А как же его семья? Они могут искать его.

— Все возможно.

Он сует в карман сотовый телефон и выпрямляется. Потом поворачивается, чтобы идти дальше.

Элспет уже увидела в этом месте все, что хотела. Как она могла находить его прекрасным?

— Погодите, — окликает она. — Я тут кое-кого ищу. Одну молодую женщину, которая живет где-то неподалеку. Чийоко Камамото.

Мужчина останавливается, но не оборачивается.

— Вы знаете, где она живет?

— Да.

— Отведете меня к ней? Я заплачу.

— Сколько?

— А сколько нужно?

Плечи его поникли.

— Пойдемте.

Она отступает в сторону, чтобы пропустить старика, а потом следует за ним обратно к автопарковке.

На труп она не оглядывается.

Элспет почти бежит, чтобы не отстать, и в какой-то момент, поскользнувшись, отчаянно молотит воздух руками, умудрившись сохранить равновесие только в самый последний момент.

Он открывает двойные ворота сбоку здания и исчезает внутри, а через несколько секунд Элспет слышит натужное гудение мотора, который тот пытается завести.

Вскоре из ворот, кашляя, как астматик, задним ходом выезжает автомобиль.

— Садитесь, — коротко бросает старик через окно.

Понятно, что она его чем-то обидела: то ли тем, что не захотела дойти до места крушения, то ли тем, что упомянула Чийоко.

Она поспешно забирается внутрь, пока он не передумал. Он выезжает с парковки на дорогу, так же мало обращая внимания на снег и лед на ней, как и водитель такси. Похоже, он едет к краю леса, и вскоре за поворотом она различает припорошенные снегом крыши нескольких деревянных строений.

Старик замедляет ход, и они тащатся мимо ряда продуваемых всеми ветрами одноэтажных домиков. Она замечает проржавевший торговый автомат, наполовину занесенный снегом трехколесный детский велосипед на обочине дороги, кучу покрытых сосульками дров, сваленных у стены одного из домов. Когда они доезжают до окраины деревни, он поворачивает обратно в сторону леса. Дорога здесь покрыта нетронутым слоем снега — ни единый след человека или животного не нарушает его поверхность.

— Здесь кто-нибудь живет?

Он игнорирует вопрос и жмет на акселератор. Машина неуклюже взбирается на небольшой подъем и останавливается в сотне метров от строения из расслаивающихся досок, которое устроилось в мрачного вида нише на опушке леса. Если бы не покосившаяся веранда, окружающая его, и не закрытые ставнями окна, оно напоминало бы сарай.

— Это то место, которое вы искали.

— Чийоко живет здесь?

Старик цыкает зубом и смотрит прямо перед собой. Элспет стягивает промокшую перчатку и роется в кармане в поисках денег.

— Аригато, — говорит она, протягивая их ему. — Если мне понадобится ехать обратно, могу я к вам…

— Идите.

— Я вас чем-то обидела?

— Меня вы не обидели. Я просто не люблю это место.

Это говорит человек, который зарабатывает на жизнь тем, что обирает трупы?! Элспет снова начинает трясти. Он берет деньги, и она выбирается из машины. Она ждет, пока машина сдаст назад, напоследок выпустив из выхлопной трубы облако черного дыма. Она с трудом сдерживается, чтобы не крикнуть: «Постойте!» Завывание мотора быстро затихает вдали — даже слишком быстро, как будто сама атмосфера жадно поглощает каждый звук. Вокруг тихо. Слишком тихо. В каком-то смысле лес выглядел даже более радушно. Где-то в области затылка появляется тревожное ощущение, что за ней наблюдают.

Она взбирается на деревянное крыльцо перед домом, с облегчением отметив для себя, что пол здесь усыпан окурками сигарет. Следы жизни. Она стучит в дверь. В горле першит, и впервые за много лет она ловит себя на том, что хочет закурить. Она стучит еще раз и решает, что, если ей и сейчас никто не ответит, просто уберется отсюда к чертовой матери.

Но уже через секунду дверь ей открывает полная женщина, одетая в неряшливое розовое юката. Элспет пытается вызвать в памяти фотографии Чийоко. Она вспоминает невысокого пухленького подростка с тяжелым взглядом и дерзким выражением лица. И думает, что, может быть, только глаза остались теми же.

— Вы Чийоко? Чийоко Камамото?

Широкое лицо женщины расплывается в улыбке, и она отвешивает легкий поклон.

— Заходите, пожалуйста, — говорит она. Ее английский безупречен и — как и у старика — несет на себе следы американского акцента.

Элспет ступает в узкую прихожую — воздух здесь такой же морозный, как и на улице, — и сбрасывает промокшие ботинки, морщась, когда холодное дерево пола кусается через колготки. Ботинки свои она ставит на специальную полку рядом с кроваво-красными шпильками и несколькими парами грязных домашних шлепанцев.

Чийоко (если это она, потому что Элспет в этом до сих пор не уверена) через дверь жестом приглашает ее в такой же холодный дом, который внутри кажется намного меньше, чем снаружи. Короткий коридор делит его на две зоны, частично закрытые дверьми-ширмами. В дальнем конце Элспет различает что-то наподобие маленькой кухни.

Она следует за Чийоко за ширму налево и попадает в плохо освещенную квадратную комнатку, пол которой покрыт потрепанной циновкой татами. Посредине стоит грязный низенький столик, вокруг разбросано несколько серых линялых подушек.

— Садитесь. — Чийоко жестом показывает в сторону подушек. — Я принесу вам чаю.

Элспет делает, как ей сказали, колени ее громко хрустят. Здесь лишь немногим теплее, и в воздухе чувствуется слабый запах рыбы. Кофейный столик перепачкан соусом и засохшей лапшой, похожей на червячков.

Она слышит приглушенные голоса, а потом какое-то хихиканье. Маленький ребенок?

Женщина возвращается и приносит с собой поднос с чайником и двумя круглыми чашками. Она расставляет все это на столе и опускается на колени с грацией, которая кажется неожиданной при такой полноте.

— Вы ведь на самом деле Чийоко, верно?

Натужная улыбка.

— Да.

— Вы и Риу… Что там произошло? Они обнаружили в лесу ваши туфли.

— Вы знаете, почему нужно снимать обувь, перед тем как умереть?

— Нет.

— Чтобы не принести с собой грязь в жизнь после смерти. Вот почему так много привидений без ног.

Хихиканье.

Элспет пригубливает чай. Он холодный и горький на вкус. Она заставляет себя сделать еще глоточек, с трудом сдерживая тошноту.

— Почему вы переехали сюда?

— Мне здесь нравится. Приезжают посетители. Некоторые приходят, прежде чем уйти в лес и умереть. Влюбленные, которые думают, что ведут себя благородно и возвышенно, что их никогда не забудут. Как будто кому-то есть до этого дело! Они всегда спрашивают меня, должны ли они это сделать. И знаете, что я им отвечаю? — Чийоко лукаво улыбается уголком рта. — Я говорю им, чтобы они сделали это. Большинство из них мне что-то приносят — еду, иногда дрова. Как будто я — какое-то святилище. Они написали обо мне книги, сложили песни. Есть даже такая серия этих чертовых манга. Вы видели?

— Да, я видела это.

Она кивает и кривится в гримасе.

— О, конечно. Вы же упоминали об этом в своей книге.

— Так вы знаете, кто я?

— Да.

Внезапно Элспет подскакивает на месте, потому что из-за раздвижной двери раздается пронзительный высокий крик.

— Что это было?

Чийоко вздыхает.

— Это Хиро. Уже почти время его кормить.

— Кто?

— Ребенок Риу. Мы делали это всего раз.

Снова хихиканье.

— Было не очень здорово. Он был девственником.

Элспет ждет, что Чийоко поднимется и уйдет к ребенку, но она, похоже, не собирается этого делать.

— Риу знал, что будет отцом?

— Нет.

— А это его тело было найдено в лесу?

— Да. Бедняга Риу. Отаку без своего любимого дела. Я помогла ему сделать то, что он задумал. Хотите, чтобы я рассказала вам, как он ушел? Это хорошая история. Вы можете поместить ее в свою книгу.

— Хочу.

— Он сказал, что последует за мной куда угодно. И когда я сказала ему, что хочу умереть, он сказал, что пойдет за мной и в загробную жизнь тоже. Прежде чем мы познакомились, он входил в группу самоубийц в онлайне. Вы знали об этом?

— Нет.

— Никто этого не знал. Это было как раз перед тем, как мы начали с ним переговариваться. Он никак не мог решиться на это. Его нужно было подтолкнуть.

— И, как я догадываюсь, его подтолкнули вы?

Она пожимает плечами.

— Это было несложно.

— А вы? Вы ведь тоже пытались покончить с собой, верно?

Чийоко смеется и задирает рукава. На запястьях и предплечьях нет никаких шрамов.

— Нет. Это все выдумки. А у вас никогда не было такого чувства? Как будто вы хотите умереть?

— Бывало.

— У всех бывает. Людей останавливает на самом краю страх. Страх неизвестности. Страх того, что мы можем обнаружить в потустороннем мире. Но бояться нечего. Все просто продолжается, дальше и дальше.

— Что продолжается?

— Жизнь. Смерть. Мы с Хиро провели много часов, беседуя об этом.

— Вы имеете в виду своего сына?

Чийоко насмешливо улыбается.

— Не говорите глупости. Он всего лишь младенец. Я, конечно же, имею в виду другого Хиро.

— Хиро Янагида?

— Да. Хотите поговорить с ним?

— Хиро здесь? Каким образом это может быть? Он ведь был убит тем морским пехотинцем. Застрелен.

— Вы в этом уверены? — Чийоко плавно поднимается на ноги. — Пойдемте. У вас, должно быть, найдется к нему масса вопросов.

Элспет встает, затекшие ноги болят от неудобного сидения на полу. Перед глазами все плывет, желудок сжался от спазма, и на мгновение в голове мелькает ужасная мысль, что Чийоко ее опоила. Эта женщина определенно неуравновешенная и если то, что она рассказывала о Риу и приходящих к ней будущих самоубийцах, правда, — просто опасна. К тому же Элспет не может забыть реакцию старика водителя на это место. Рот наполняется слюной, и она щипает себя за руку, не желая поддаваться этому состоянию. И все проходит. От усталости кружится голова. Она измождена.

Она следует за Чийоко к еще одной раздвижной двери-ширме по другую сторону центрального прохода.

— Входите, — говорит Чийоко, отодвигая дверь достаточно широко, чтобы Элспет могла проскользнуть внутрь.

Здесь темно, деревянные ставни закрыты. Элспет украдкой оглядывается по сторонам и, когда глаза привыкают к темноте, различает в левой части комнаты детскую кроватку и матрас с горой подушек под окном. Рыбный запах здесь сильнее. Она содрогается, вспомнив видения Пола Крэддока с его умершим братом. Чийоко вынимает из кроватки ребенка, едва начинающего ходить, и малыш тут же обхватывает ее ручками за шею.

— Мне показалось, вы сказали, что Хиро здесь.

— Так и есть.

Прижав ребенка к бедру, Чийоко открывает одну из ставен, впуская в комнату луч света.

Элспет ошибалась — на матрасе вовсе не подушки, а прислонившаяся к стене фигура человека, лежащего вытянув ноги.

— Я оставлю вас наедине, — говорит Чийоко.

Элспет ничего не отвечает. Она смотрит на сурработ Хиро Янагида, и тот моргает, но немного медленнее, чем было бы убедительно для человека. Кожа его местами надрезана, одежда поношена.

— Привет.

От звука этого голоса — безусловно, детского голоса — Элспет вздрагивает.

— Привет, — повторяет андроид.

— Это ты, Хиро? — говорит Элспет.

До нее вдруг доходит полнейший абсурд ситуации, в которой она очутилась. Она в Японии. Разговаривает с роботом. Она разговаривает с каким-то проклятым роботом!

— Да, это я.

— Можно мне… Можно мне поговорить с тобой?

— Вы и так со мной говорите.

Элспет подходит ближе. На его матовой коже видны небольшие коричневые пятнышки. Капельки засохшей крови?

— Ты кто?

Андроид зевает.

— Я — это я.

Элспет чувствует ту же разобщенность с действительностью, которую ощущала в мастерской Кендзи Янагида. В голове становится пусто. Она не знает, о чем спросить сначала.

— Как ты выжил в той катастрофе?

— Мы сами выбираем такое. Но иногда мы ошибаемся.

— А Джессика? А Бобби? Где они? Они по-настоящему умерли?

— Им стало скучно. С ними всегда так. Они знали, чем это закончится.

— И как же все закончится?

Он снова моргает, глядя на нее.

После нескольких секунд молчания Элспет спрашивает:

— А существует… существует четвертый ребенок?

— Нет.

— А что насчет крушения четвертого самолета?

Голова робота слегка дергается в сторону.

— Мы знали, что это будет день, чтобы сделать это.

— Сделать — что?

— Прибыть.

— Тогда… почему дети?

— Мы не всегда дети.

— Что это означает?

Его голова дергается, и он снова зевает. У Элспет складывается впечатление, что оно намекает: сама догадайся, стерва! Когда оно издает звук, похожий на смех, рот его открывается чуть шире, чем нужно бы. Есть что-то знакомое в том, как оно произносит слова. Элспет знает, как это устроено. Она видела съемку того, как камера фиксирует движения мышц лица Кендзи Янагида. Но в комнате нет никаких намеков на компьютер. И… разве для этого не требуется какой-то сигнал? Но ведь здесь сигнала нет, правильно? Для верности она еще раз проверяет свой телефон. Хотя Чийоко может управлять андроидом из другой комнаты.

— Чийоко? Это вы? Это ведь вы, да?

Грудь сурработа поднимается и опускается, затем замирает.

Элспет выбегает из комнаты, шлепая босыми ногами по татами. Она отодвигает дверь в пустую кухню, за которой видна крошечная ванная. В небольшом тазу плавают грязные матерчатые пеленки. Она пятится и открывает ширму в единственную оставшуюся комнату. Лежащий на полу сын Чийоко, который играет с грязной плюшевой зверушкой, смотрит на нее и смеется.

Она открывает входную дверь и видит стоящую на крыльце Чийоко, вокруг ее головы клубится сигаретный дым. Могла она подстроить это все здесь, пока Элспет рыскала по дому? Она в этом не уверена. Она натягивает ботинки и присоединяется к Чийоко на крыльце.

— Это были вы, Чийоко? Это вы разговаривали через андроида?

Чийоко гасит окурок о перила и прикуривает еще одну.

— Вы правда подумали, что это была я?

— Да. Нет. Я не знаю.

Морозный воздух не способствует ясности мыслей, и Элспет уже тошнит от всех этих разговоров загадками.

— О’кей… Если это были не вы, тогда кто они были — или есть? Трое, я имею в виду?

— Вы видели, кто Хиро.

— Я видела там только чертового андроида.

Она пожимает плечами.

— Каждая вещь имеет душу.

— Так, значит, вот что он такое? Душа?

— В каком-то смысле.

«Господи…»

— Вы не могли бы просто дать прямой ответ?

Еще одна улыбка, приводящая Элспет в бешенство.

— Задайте мне прямой вопрос.

— О’кей… Хиро — настоящий Хиро — говорил вам, почему Трое, кем бы там они ни были, пришли сюда и взяли себе тела этих детей?

— Зачем им нужны для этого какие-то причины или основания? Почему мы охотимся, когда не испытываем недостатка в еде? Почему мы убиваем друг друга из-за всяких пустяков? Почему вы думаете, что им нужна была какая-то более существенная мотивация, кроме как просто посмотреть, что из этого может получиться?

— Хиро намекнул, что они уже были здесь раньше. Это же я слышала и от дяди Джессики Крэддок.

Она снова пожимает плечами.

— Во всех религиях существуют свои пророчества насчет конца света.

— Ну и что? Какое это имеет отношение к тому, что Трое бывали здесь раньше?

Чийоко издает странный звук, что-то среднее между вздохом и фырканьем.

— Для журналистки вы очень плохо умеете додумывать до конца. А что, если они были здесь раньше, чтобы заронить семя?

Элспет вздрагивает.

— Исключено. Вы хотите сказать, что они прилетали сюда тысячи лет назад и создали весь этот мир просто для того, чтобы можно было потом вернуться и посмотреть, чем это закончилось? Безумие какое-то.

— Конечно.

Все, с Элспет довольно. Она устала буквально до мозга костей.

— И что теперь?

Чийоко зевает; у нее не хватает нескольких зубов. Она вытирает рот рукавом.

— Делайте свою работу. Вы ведь журналистка. Вы нашли то, что искали. Возвращайтесь и расскажите всем, что видели. Напишите статью.

— Вы действительно полагаете, что мне кто-то поверит, когда я скажу, что разговаривала к каким-то чертовым андроидом, в которого… вселилась душа одного из Троих?

— Люди поверят в то, во что хотят верить.

— А если они на самом деле поверят… Тогда они подумают… Они скажут…

— Они скажут, что Хиро — бог.

— А он бог?

Чийоко пожимает плечами.

— Шиката га наи, — отвечает она. — Какая разница?

Она гасит окурок о перила и заходит в дом.

Элспет еще несколько минут стоит в шоке, а затем, не видя других вариантов, застегивает куртку и уходит.