Глава 1

ФАРС В АНТАНАНАРИВУ

Политический фарс, который проходил в столице островного африканского государства, был тщательно спланирован и, казалось временами, отрепетирован опытным режиссером. Все шло гладко, и ни одна досадная мелочь не нарушала творческого замысла сценариста, коим был ни кто иной, как сам президент страны.

Через псевдоготические стрельчатые окна палаты заседаний Дворца правосудия в Антананариву лился ослепительный свет африканского солнца. В его сверкающих потоках высочайший суд выглядел торжественно и необыкновенно живописно, словно на полотне Жака-Луи Давида: карминовые, шитые золотом мантии, блестящая иссиня-черная кожа и контрастирующие с нею белки глаз.

Прокурор Эгире Андриандзафитриму принимал заученные горделивые позы и театрально вздымал кверху руки, призывая земное и небесное правосудие покарать виновного. Его хорошо поставленный голос гулко отдавался под сводами палаты, а прокурор продолжал греметь:

— Обвиняемый Жосслен Доман, гражданин Республики Франция, четырнадцатого мая сего года, как уже доказано следствием, попытался совершить покушение на жизнь полковника Нджалы, президента Малагасийской Республики. Хотя это звучит неправдоподобно, господин председатель суда, — прокурор сделал многозначительную паузу, — но подсудимый утверждает, что действовал по собственной инициативе…

Нетерпеливым жестом прервав речь прокурора, председатель суда Зефин Рабеманандзара обратился к французу, совсем изнемогшему от жары и впавшему в странное оцепенение:

— Обвиняемый, признаете ли вы, что действовали с единственной целью — убить президента Нджалу?

— Да, господин председатель, — безучастно ответил тот. — Я хотел убить Андрозикели Нджалу, президента Малагасийской Республики.

Журналисты и зрители, присутствующие в зале, возмущенно зашумели. Некоторые из них время от времени заглядывали в листки пресс-бюллетеней, подготовленных помощником президента Амилкаром Андриаманантеной, и полушепотом обменивались комментариями, бросая на обвиняемого любопытные взгляды.

Жосслен Домани был, пожалуй, единственным в зале заседаний, кто сохранял полное равнодушие к великолепию происходящей вокруг драмы. На лице француза застыло сонное выражение, он растерянно моргал поблекшими голубыми глазами и слабым голосом отвечал на вопросы суда.

— Итак, вы признаетесь в совершении данного преступления? — уточнил председатель суда. — Вы собирались убить полковника Нджалу?

— Да, господин председатель, — повторил Доман, глядя прямо перед собой. — Я готовил покушение на полковника.

— И вы заявляете, что вами не манипулировали крупные политические группировки? Вас не направили сюда французские либо иные спецслужбы? Вы упорно называете себя убийцей-одиночкой?

— Да, — Доман неторопливо кивнул в знак согласия.

После затянувшейся паузы председатель суда предложил прокурору продолжить обвинительную речь.

— Обвиняемый Жосслен Доман, вы отдаете себе отчет в том, что я просто обязан потребовать у суда высшей меры наказания?! — торжественным голосом вопросил прокурор.

Однако угроза смертного приговора также не возымела на Домана предполагаемого действия. Он сидел с опущенной головой, опершись руками о барьер, отгораживающий от зала скамью подсудимых. Судьи переглянулись.

— Обвиняемый, ответьте прокурору! — повысил голос председатель суда. — Пожалуйста, встаньте!

Голоса прокурора и председателя суда доносились до Домана как бы издалека. Он попытался подняться, но внезапно белый мраморный зал, черные лица зрителей, судейские мантии, мундиры охраны — все закружилось перед его глазами и он молча рухнул в проход.

Сквозь противный звон в ушах Жосслен успел расслышать, как председатель суда поспешно и озабоченно объявил:

— Подсудимый Доман потерял сознание от жары. Объявляется перерыв на неопределенное время.

После этого Жосслен провалился в темноту.

Воздух был напитан парами йода, нашатырного спирта и эфира.

Доман очнулся от резкого запаха лекарств в небольшой, облицованной белым кафелем комнате. Перед ним, держа в руках шприц, стоял Сиссоко Диавара — молодой круглолицый врач. Тусклые глаза Домана прояснились и наполнились ужасом. Он вспомнил все, что произошло с ним после ареста…

— Не-е-т! — закричал он. — Нет, я больше не могу, это невозможно больше выносить!

Доман рванулся из рук державших его полицейских. С соседнего столика со звоном посыпались какие-то склянки, ампулы с лекарствами, но «объятия» представителей африканской Фемиды были слишком крепки. Врач с улыбкой приблизился к нему, ласково приговаривая воркующим голосом:

— Ну, что с тобой, малыш? Чего ты так боишься? Будь умницей, иди сюда, ты же мужчина!

— Я больше не могу, я не вынесу этого… — обессиленно прошептал Доман. — Оставьте меня в покое…

Белый кафель, белое солнце, белые халаты врачей, белый потолок комнаты. И на их фоне — черные лица, которые плыли перед ним, как нескончаемая лента кошмарного сна, и от него он никак не мог пробудиться.

— Ну, не упрямься, будь паинькой! — продолжал увещевать врач.

Сержант-полицейский закатал рукав рубашки белого, и врач умело ввел иглу в напряженную вздувшуюся вену. Доман с ужасом смотрел, как вытекает из шприца желтоватая прозрачная жидкость. Но уже через несколько секунд выражение его лица вновь стало безучастным, голос — покорным, движения — механическими.

В этот момент из-за спин врачей выступил высокий грузный человек с ослепительной белоснежной улыбкой.

— Прекрасно! Оденьте подсудимого, — приказал он, весело глядя на Домана. — Замечательно, безупречно, — приговаривал он, приблизившись к французу и внимательно осмотрев его.

Он заботливо поправил лацканы пиджака, отер салфеткой пот с влажного лба Жосслена и, судя по всему, остался доволен осмотром, потому что вновь повторил нараспев:

— Бе-е-зупречно. Итак, начнем сначала, месье Доман. Вы помните, что говорил прокурор Эгире Андриандзафитриму? «Я требую высшей меры наказания!» — Он вопросительно заглянул в глаза Жосслена.

— Да, господин президент, — послушно ответил тот.

Андрозикели Нджала оглушительно расхохотался. Врачи, переглянувшись, улыбнулись застенчиво и осторожно. Им никогда раньше не доводилось видеть президента страны в таком благодушном настроении.

Лучи утреннего осеннего солнца заливали золотистыми потоками рабочий кабинет президента Малагасийской Республики. Андрозикели Нджала любил роскошь. На полу лежал белоснежный персидский ковер, солнечный свет мягко скользил по резной мебели красного дерева, по стульям с позолотой, играл в подвесках люстры старинной венецианской работы, бликами отражался на письменном приборе.

Среди всего этого великолепия оставался почти незаметен Амилкар Андриаманантена — помощник президента, невысокий худощавый африканец, который раскладывал по папкам утреннюю почту. С разбора корреспонденции, как правило, начинал рабочий день президент Нджала.

— Амилкар, опустите шторы и включите телевизор, — сказал своему помощнику Нджала, входя в кабинет. — Сегодня, кажется, должен быть оглашен приговор по делу Жосслена Домана… Процесс будут транслировать по национальному телевидению.

На экране появился прокурор Эгире Андриандзафитриму в роскошной мантии. Он снова требовал для подсудимого смертного приговора. Время от времени камера крупным планом показывала зал, лица зрителей были холодновато-любопытны. Некоторые из них пробегали глазами по строчкам пресс-бюллетеней.

Присутствующие в зале заседаний не могли не заметить характерной для этого процесса, а точнее, для его последнего дня, особенности. На все вопросы судей, адвоката и прокурора обвиняемый твердил одну и ту же фразу;

— Совершенно верно, господин президент. Я согласен, господин президент…

— Достаточно, Амилкар! Выключите телевизор, — приказал помощнику президент Нджала, поднимаясь из кресла. — Закажите три видеокопии. Одну — для меня, вторую — для архива телевидения, третью — для полковника Мартена. И можете поднять шторы. Кстати, вы очень неплохо поработали при подготовке этого процесса — ваши пресс-бюллетени убедительно показали, какими подлыми фанатиками были убийцы многих особ, облеченных государственной властью. С помощью умело подобранных фактов вы психологически настроили зрителей против обвиняемого. Слово «фанатик» удачно соотнеслось с обликом нашего дорогого Домана. Публика одобрительно восприняла приговор. Это как раз то, что нам было нужно.

— Исключительно благодаря вашей доброте, господин президент, — льстиво произнес помощник, — Доману удалось избежать смертного приговора… Все в восторге от вашего великодушия, особенно аккредитованные в Малагасии иностранные дипломаты.

Президент Нджала усмехнулся.

— Республика Франция — наш давний и добрый друг. Зачем же казнить ее подданных? А Доман… Доману грозят серьезные неприятности. Ему больше не захочется никого убивать. А чтобы это случилось как можно быстрее, мы отправим его на перевоспитание… Оно пойдет ему на пользу.

Так решилась судьба секретного агента французской спецслужбы Жосслена Домана. Благодаря не только африканским, но и европейским средствам массовой информации процесс получил широкую огласку во многих странах мира.

«Перевоспитание» полковника Домана проходило в небольшой тюрьме, расположенной на пустынном горном плато к северу от Антананариву. Заключенные работали здесь в старых каменоломнях. Через месяц Жосслену стало казаться, что весь мир состоит из жгучего белого солнца, раскаленного камня и удушливой серой пыли. Он утрачивал ощущение реального времени, ему казалось, что со времени ареста прошла целая вечность.

Для того, чтобы не потерять счет дням, он по утрам царапал ржавым гвоздем черточки на сырой стене камеры: шесть вертикально, а седьмую — горизонтально. Это означало, что прожита еще одна неделя. Через полгода Доман прикинул, что одной стены на срок, который ему придется отбывать в тюрьме, скорее всего, не хватит…

Отдохновением и единственным праздником заключенных были дожди. Когда начинали дуть муссоны, а на горизонте появлялись низко летящие темные тучи и на уставшую от зноя землю падали спорые крупные капли дождя, быстро превращаясь в сплошной поток воды, заключенные толпились перед маленькими окошками камер. Они просовывали руки сквозь прутья решеток, жадно ловили живительную влагу, пили ее, а также смачивали ею лица. Дождевые капли пахли ветром, океаном, далеким тропическим лесом, цветами, грозой и… свободой.

Так проходили дни, которые складывались в месяцы, месяцы — в годы.

Однажды в полдень на работах в каменоломне, взваливая на плечи корзину с породой, оступился молодой малагасиец Томбо, сосед Жосслена по камере. Тяжелая корзина соскользнула со спины и больно ударила его по лодыжке. Бедный юноша согнулся от боли, упал на землю и не смог встать, невзирая на приказы надсмотрщиков. Тогда те начали нещадно избивать его, сначала палками, потом — ногами.

Жосслен видел, как они все больше входили в раж. От злобы их глаза постепенно наливались кровью. Очень скоро Томбо уже не мог кричать и только глухо хрипел от ударов. Слепящая ярость внезапно овладела Доманом, и одним прыжком он оказался около них.

Двое неуклюжих конвоиров не могли соперничать в искусстве рукопашного боя с агентом спецслужбы. Невзирая на то, что Жосслен уже год питался тюремной баландой, он не утратил былой силы. Надсмотрщики даже не успели схватиться за оружие, как Доман несколькими ударами свалил их на землю. Но когда на их крики прибежало еще шестеро тюремщиков, профессионализм не смог помочь французу. В ход пошли приклады и дубинки…

Надсмотрщики долго били его, уже потерявшего сознание, били, пока не устали. Доман не помнил, как очутился в камере, но позже сквозь туман забытья он чувствовал, как чья-то рука заботливо отирает кровь с его лица и подкладывает под голову связку соломы. Это был Томбо. Так у Жосслена появился друг.

Прошел месяц. Однажды утром Доман проснулся и долго смотрел на свой календарь. Стена камеры была сплошь покрыта черточками: шесть вертикально, одна — горизонтально. И тогда он решил, что их более чем достаточно и настала пора подумать о побеге.

Вскоре план созрел, и Жосслен посвятил в него своего верного друга Томбо. Тот пообещал следовать за французом по первому его зову. Через некоторое время удобный случай представился.

Доман с Томбо дробили камень в отдаленном забое. Их сторожили всего двое надсмотрщиков. Солнце стояло в зените, тюремщиков разморило от жары, и они уселись в тени скалы. Внезапно Жосслен со стоном схватился за живот, потом упал и, громко крича, стал кататься в пыли.

Насторожившиеся солдаты вскочили с земли. Один из них, крепко держа автомат, осторожно подошел к Доману. Когда он приблизился на расстояние двух шагов, Жосслен резким ударом ноги выбил оружие из рук тюремщика и, вскочив, сжал его горло так, что тот не успел даже вскрикнуть. Второй солдат схватился было за пистолет, но Томбо, подкравшись сзади, размахнулся и опустил молот ему на голову.

Через пару минут все было кончено. Друзья спрятали трупы солдат меж камней и прислушались — вокруг было тихо. Прячась за редким кустарником, Жосслен и Томбо побежали к реке, широкой лентой извивавшейся вдали. Вода должна была смыть следы беглецов и унести с собой все запахи, делая друзей недоступными для собак-ищеек.

Минуло двое суток после побега. Ночью друзья подошли к маленькой деревушке километрах в сорока от Антананариву, где в заброшенной хижине у Домана был спрятан тайник с оружием, деньгами и документами. Томбо тут же накопал где-то съедобных кореньев, испек их на костре, и, наскоро поев, друзья устроили привал и забылись коротким тревожным сном.

Как только рассвело, Томбо проснулся от смутного ощущения надвигающейся опасности. Он внимательно огляделся, но ничего подозрительного не увидел. Тогда он лег на землю и стал слушать. Земля чуть заметно гудела…

Проснись, надо уходить! — склонившись над Жоссленом, потряс он за плечо спящего француза.

Доман проснулся мгновенно. В эту минуту из-за поворота дороги показался грузовик с солдатами. Следом за ним ехал «джип». Жосслен и Томбо бросились бежать в еще спящую деревню, продираясь через кустарниковые заросли.

— Уходите, люди! Уходите все — мужчины, женщины, дети! Уходите скорее, там солдаты! — кричал Томбо, пробегая по деревенской улице. — Они убьют вас!

В домах послышались голоса, крики, плач детей. Жители в панике выбегали из хижин и метались по улице.

— Уходите в лес, скорее, скорее, — поторапливал их Томбо.

Через несколько минут деревня опустела. Нужная Жосслену хижина стояла на краю леса, чуть поодаль от остальных построек. Когда они добрались до нее, грузовик с солдатами уже показался на противоположном конце улицы. Послышались короткие автоматные очереди, лай, потом визг раненых собак. Несколько хижин загорелось, и по деревне пополз едкий дым.

Доман поднял циновки, сваленные в углу хижины. «Слава Богу, тайник невредим!» — мелькнуло в его голове. Он бросил Томбо автомат, обойму, проверил второй автомат. Кроме этого в тайнике были спрятаны нож, пистолет, патроны, деньги, паспорт на имя дилера американской торговой компании.

— Скорее, — взволнованно шептал Томбо, — они уже совсем близко.

Солдаты, прочесывая деревню, заглядывали в каждую хижину. Послышалось несколько взрывов гранат, чей-то предсмертный крик. Томбо вскинул автомат.

— Не стреляй! — приказал Жосслен. — Подожди.

Прикладом автомата он пробивал отверстие в стене, чтобы выбравшись, они могли оказаться прямо в лесу.

— Я пойду первым, а ты — за мной.

Но Томбо не удержался и спустил курок. И сразу же в ответ на его выстрел раздалось несколько автоматных очередей. Томбо упал.

«Все пропало! — с тоской подумал Доман. — Куда мне одному против взвода автоматчиков!»

Грузовик с солдатами повернул в их сторону. Жосслен не целясь, почти наугад выпустил очередь в ветровое стекло, и грузовик, внезапно потеряв управление на полном ходу врезался в горящую хижину. Раздался многоголосый вопль, а следом за ним и взрыв. Солдаты заметались по улице. Доман выпустил им вдогонку еще несколько очередей, взвалил на плечи раненого Томбо и выполз сквозь пролом в стене. Через несколько минут друзья уже были в спасительном лесу.

Жосслен сидел на берегу реки, у ночного костра и бережно держал на коленях голову Томбо. Юный малагасиец уже около часа находился в забытье. Наконец он открыл глаза и вопросительно посмотрел на Домана.

— Я умираю, верно, Жосс? — едва шевельнул он губами.

— Да, — ответил Доман. — Наверное, тебе страшно?

— Нет, — помолчав минуту, прошептал Томбо.

— Почему? На твоем месте я бы боялся, — грустно признался Жосслен. — Смерть — невеселая штука.

— Ну, — чуть улыбнулся Томбо, — ты — другое дело, брат мой.

И снова закрыл глаза. Теперь уже навсегда.

 

Глава 2

ШИФРОВАННАЯ ТЕЛЕГРАММА

Марсельский экспресс приближался к предместьям Парижа. Французскую столицу окутывала белесая предрассветная дымка. Предместья были подернуты флером цветущих акаций, гроздья нежных цветов сирени повисли на ветках, словно клочья нерастаявшего ночного тумана. Бушевала весна. Влажный воздух был насыщен ароматами трав и распускающихся листьев, но вскоре к этой восхитительной гамме стал примешиваться едкий дымок вокзала.

— Мадам и мсье, наш поезд прибыл в Париж. Будьте внимательны, не забудьте, пожалуйста, в вагонах свои вещи, — проворковал по радио нежный женский голос. — Счастливого пути!

В толпе пассажиров, хлынувшей на перрон, резко выделялся высокий, атлетически сложенный человек с темным тропическим загаром и седоватой щетиной на щеках и подбородке. Одет он был не по сезону легко. Приезжий вошел на привокзальную площадь и огляделся…

«А здесь ничего не изменилось», — с грустью и удивлением подумал Доман.

Улицы были еще пусты, в оконных стеклах бликами играло утреннее солнце.

«Два года… Два года прошло с тех пор, как я покинул Францию. Или с тех пор, как Франция покинула меня?.. Последнее, пожалуй, вернее…»

Доман выпил кофе в маленьком бистро, с наслаждением вдыхая аромат свежих булочек. Так вкусно они пахнут только в одном городе мира! Потом он зашел на почту и, взяв бланк, набросал текст телеграммы. Рыжеволосая телеграфистка по профессиональной привычке прочитала написанное вслух.

— Срочная телеграмма полковнику Мартену. Улица Паради, пятнадцать… — девушка вдруг рассмеялась. — Декода, что такое «декода»?

— Это подпись, — улыбнулся ей в ответ Жосслен. — Мой друг ужасно любит шутки и розыгрыши. Думаю, что он соскучился по мне и телеграмма несказанно его обрадует.

Рабочий день подошел к концу.

Лейтенант службы безопасности Эдуард Валеруа уже собирался уходить, но на лестнице его окликнул сотрудник шифровального отдела.

— Эдуард, прошу вас, вернитесь на несколько минут. Пришла очень странная телеграмма, — объяснил он, пока они поднимались наверх, в шифровальный отдел. — Мы сидим над ней целый день. Взгляните. Знаете, что она мне напоминает? Коды, которыми мы пользовались в Африке несколько лет назад.

Валеруа несколько раз перечитал текст телеграммы и озадаченно посмотрел на шифровальщика.

— Действительно, странно. Уже два года, как мы отказались от этого шифра.

Он отошел к окну и молча постоял возле него.

— Кто же может пользоваться этим шифром сейчас? — Тревожное предчувствие шевельнулось в его душе, и он сам ответил на свой вопрос: — Тот, кто исчез два года назад.

Секретарь африканского сектора отдела службы безопасности Алиса Арджани возвращалась домой. Это была длинноногая стройная девушка двадцати семи лет с роскошной волной каштановых волос и веселыми синими глазами. Она вошла в парадное и уже на лестнице услышала настойчивые телефонные звонки за дверью своей квартиры. Алиса непроизвольно ускорила шаг и у порога едва не споткнулась о завернутый в шуршащий целлофан огромный букет красных роз.

Звонили с работы, и Алиса сразу узнала голос Эдуарда, хотя тот был сильно взволнован.

— Алло, Алиса, я тебя не побеспокоил? Ты отдыхаешь?

— Вовсе нет, я только что вошла.

Разговаривая, Алиса держала на коленях букет и пыталась найти в нем визитную карточку. «Любопытно, кто бы мог послать его и по какому случаю?» — заинтриговано думала она, рассеянно слушая Валеруа.

— Очень хорошо, тогда можешь сразу выйти. Немедленно приезжай.

— Куда?

— На работу.

— Что случилось, Эдуар?

— Нечто чрезвычайное. Поспеши, — кратко ответил Валеруа и повесил трубку.

В букете не оказалось ни приглашения, ни поздравления, ни визитной карточки. В нем была только записка с именем — «Жосс».

— Боже мой, неужели он здесь?! — взволнованно прошептала Алиса. — Он вернулся…

Девушка подошла к письменному столу. На нем уже два года пылилась фотография, она изображала их с Жоссом, смеющихся, стоящих в обнимку у маленького отеля в Швейцарских Альпах. Они были счастливы и не ведали, что вскоре произойдет.

Алиса Арджани была знатоком своего дела, но и ей пришлось немало поколдовать над почтовым бланком.

Когда Алиса и Валеруа закончили расшифровку телеграммы, время уже близилось к полуночи. Дешифрованный текст гласил: «Доман полковнику Мартену. Контракт будет подписан в Париже между двенадцатым и пятнадцатым. Жосс».

Валеруа побледнел.

— Немедленно свяжитесь с полковником Мартеном, — поспешно приказал он дежурному.

Франсуа Мартен уже спал, и до него долго не могли дозвониться. Наконец он ответил заспанным голосом, но когда Валеруа прочитал текст телеграммы, сон полковника как рукой сняло.

— Жосслен Доман вернулся? — переспросил он.

— Да, и судя по всему, он в Париже, — задумчиво сказал Валеруа.

— Сколько времени он здесь?

— Не знаю, но телеграмма датирована сегодняшним числом.

— Что он там пишет? Контракт… будет подписан между двенадцатым и пятнадцатым? — Мартен помолчал, а потом в ужасе воскликнул: — Но… между двенадцатым и пятнадцатым президент Малагасийской Республики Нджала будет гостить во Франции!

Сказав это, полковник Мартен понял, что отдых на ближайшее время отменяется, впрочем, не для него одного.

— Я сейчас приеду, Эдуар, — торопливо проговорил он. — А вы пока свяжитесь с министром. В этом деле мне необходимо солидное прикрытие. Немедленно установите наблюдение за квартирой Домана. Кроме того, вызовите комиссара Розена и инструктора, который занимался подготовкой Домана, этого… ну, как его?!

— Пикара?

— Да-да, Пикара.

— Хорошо, полковник. Будет сделано.

С минуту Валеруа молча курил. Алиса, подсев к телефону, быстро набрала номер. В ответ раздались короткие гудки.

— Ты звонишь его жене? — спросил Эдуар.

— Конечно, а кому же еще?

Она снова набрала номер, но он был по-прежнему занят.

— Кто-то уже звонит к ним домой, — сказала Алиса задумчиво.

Валеруа потянулся к селектору, чтобы связаться со службой прослушивания, но девушка, угадав его намерения, мягко удержала руку Эдуара.

— Дай им еще несколько минут, прошу тебя.

Выйдя на дальней станции парижского метро, Жосслен Доман нашел тускло освещенную телефонную будку. Он закрыл за собой стеклянную дверь и набрал номер… Жанна сразу сняла трубку, словно ожидала звонка.

— Жанна, это я…

— Жосс! — вскрикнула она, услышав его голос. — Это ты, Жосс?!

— У меня очень мало времени, Жени.

— Где ты, Жосс? Откуда ты звонишь?

— Сейчас они, наверно, придут к тебе…

— Кто?

— Если они придут, сразу опусти шторы на окнах гостиной, — быстро сказал Жосслен и повесил трубку.

Он посмотрел на часы — разговор занял меньше двух минут. Это было не опасно. Насвистывая, Доман неторопливо побрел по ночной улице. На набережной Сены он внезапно наткнулся на лежащего клошара. Тот сладко спал на вентиляционной решетке метро, прикрывшись засаленным пледом и кучей старых газет.

План созрел мгновенно, и бродяге принадлежала в нем главная роль. Жосслен наклонился и слегка потряс его за плечо. Клошар невнятно что-то проворчал и повернулся на другой бок. Жосслен толкнул его сильнее. Тогда бродяга открыл глаза и возмущенно произнес:

— Что вам угодно, месье? Вы же видите, человек спит, никому не мешает. Время позднее. Коль вам не спится, так шли бы в бистро или в кафе…

Он вытащил из-под груды газет старый будильник и для пущей убедительности потряс им перед носом Домана. Будильник жалобно звякнул и неожиданно разразился звонкой трелью.

— Вот видите? — укоризненно произнес бродяга, хотя оставалось непонятно, о чем это могло свидетельствовать.

Жосслен, ничего не ответив на возмущенную тираду клошара, вынул из бумажника стофранковую купюру и многозначительно помахал ею в воздухе. Клошар сразу оживился, и тон его стал любезнее:

— Так вы, месье, не из полиции? Надо было сразу сказать… Сейчас встаю. С хорошим человеком и поговорить приятно.

— Мне нужна твоя помощь, приятель, — сказал Доман, бросая бродяге свой пиджак. — Работенка на пару часов, а заработка хватит на приличный ужин с шампанским, если ты еще не забыл, что это такое…

Участники ночного совещания, экстренно созванного полковником Мартеном в африканском секторе отдела службы безопасности, смотрели видеозапись судебного процесса над Доманом в Антананариву. Это был третий экземпляр, любезно переданный французской спецслужбе малагасийским президентом Андрозикели Нджалой. Прокурор Эгире Андриандзафитриму потребовал вынесения смертного приговора, краткую и невнятную речь произнес адвокат Зефин Райнизанабулулуна и высокий суд удалился на совещание…

В это время дежурный доложил о приезде министра безопасности Шарля Сен-Ламбера.

— Я благодарю вас, господин министр, за то, что вы приехали, несмотря на столь поздний час, — сказал полковник Мартен, вставая навстречу высокопоставленному гостю.

Министр жестом дал понять, что благодарности излишни, и тяжело опустился в кресло.

— Едва я улегся в постель, — сказал он, — как сразу почувствовал, что меня, как всегда, одолевает бессонница. Надеюсь, с вашей помощью мне будет легче скоротать эту ночь. Может быть, у вас найдется чашка кофе?

— Конечно, господин министр, — с готовностью откликнулась Алиса Арджани. Варить кофе входило в ее обязанности.

— Итак? — министр вопросительно посмотрел на Мартена.

— Жосслен Доман в Париже, — коротко ответил тот без лишних предисловий.

Министр явно не понял всей опасности, таящейся в этой фразе, и удивленно приподнял брови:

— Жосслен Доман? Кто это?

Шарль Сен-Ламбер получил свой пост всего лишь полгода назад, и ему еще многое приходилось объяснять.

— Доман… Он… — замялся Мартен. — Как бы это сказать…

Валеруа пришел ему на помощь.

— Полковник Доман — специальный агент службы безопасности. Он самовольно вернулся к своим обязанностям после того, как отбыл двухлетний срок заключения в Малагасийской Республике. Господин министр, он очень опасен, уверяем вас!

— Опасен? Но почему?

— Он хочет убить президента Андрозикели Нджалу, — вновь подал голос Мартен.

— Президента Нджалу? Но для чего? — изумился министр, отхлебнув из чашки ароматный кофе, принесенный Алисой.

Мартен снова замялся, а потом заговорил, тщательно подбирая слова.

— Боюсь, что это будет непросто объяснить… Все происходило следующим образом: мы послали его в Африку с определенной… как бы сказать…. миссией два года назад.

— С какой миссией? — переспросил министр.

— Жосслен Доман должен был устранить Нджалу. Это был приказ вашего предшественника, господина Маршанду.

— Филиппа Маршанду?

— Именно так, господин министр. Я могу объяснить вам политические мотивы…

— Не надо ничего объяснять. Докладывайте по существу.

— Мы послали полковника Домана в Африку…

— Вы это уже говорили.

— Но когда он оказался в Антананариву, политическая ситуация резко изменилась, и Нджалу уже незачем было устранять. Даже более того… — Мартен многозначительно посмотрел на министра в надежде, что ему не придется договаривать.

— И вы продали Домана? — прямо спросил министр.

— Нет, нет, господин министр, я бы назвал это иначе, — торопливо промямлил полковник Мартен и принялся нервно ходить по комнате.

— Почему же вы не отозвали его? — принимаясь за вторую чашку кофе, поинтересовался министр.

— Видите ли… — пробормотал Мартен, — это было очень сложно… У нас не было надежной связи с тем местом, где скрывался Доман. В общем, мы сообщили президенту Андрозикели Нджале местонахождение нашего агента.

— Значит, вы его все-таки продали, — заключил министр.

— Нет, — мягко поправил его полковник Мартен. — Не продали, а отдали. Во имя высших государственных интересов. На благо Франции, которой все мы служим.

Когда Доман и бродяга добрались до моста через Сену, под которым обычно ночевали парижские клошары, с ними уже произошла разительная перемена. Надев новый костюм Жосслена, бродяга полностью преобразился. Но и сам Жосслен тоже выглядел весьма экстравагантно в широкополой шляпе неопределенного цвета и широченном, заплатанном, видавшем виды плаще.

Повеселевший клошар широким жестом представил Домана своим приятелям:

— Я хочу познакомить вас с моим другом. У него есть для вас одно выгодное дельце.

Клошары недоверчиво осмотрели Домана, пытаясь понять, какую выгоду может посулить им человек, столь бедно одетый.

Жосслен ослепительно улыбнулся им из-под полей шляпы, свисавших почти до самого его носа.

— Ну что? Прогуляемся, ребятки? — дружелюбно предложил он. — А по дороге я объясню, что вам это даст.

Спустя четверть часа Доман в сопровождении шумной разношерстной компании шел вдоль набережной Сены, чуть серебрившейся в мареве теплой весенней ночи, к своему дому, в котором он не был целых два года.

Министр безопасности Шарль Сен-Ламбер подошел к окну. Париж спал. Только не знающие покоя Елисейские Поля горели вдали тысячами разноцветных огней.

— Мне все-таки хотелось бы понять, зачем он послал эту телеграмму?

— Зачем? — переспросил Валеруа и усмехнулся. — Посмотрите на нас, господин министр.

Он выразительно обвел взглядом бледные лица коллег, с уже проступившими под глазами тенями.

— Эта наша первая бессонная ночь, но, я уверен, отнюдь не последняя.

— А что вы собираетесь предпринять? — спросил министр, обращаясь к полковнику Мартену.

— Все, что необходимо для его ареста, — угрюмо ответил Мартен.

— Ареста?! — Старик во френче цвета хаки, сидящий в инвалидной коляске в углу комнаты, неожиданно расхохотался.

Министр удивленно и озадаченно оглянулся на его смех.

— Это один из опытнейших специалистов, инструктор Пикар, господин министр, — поспешил представить старика полковник Мартен. — Непосредственно он и занимался подготовкой Домана к командировке на Мадагаскар.

— Да, да, — заинтересовался министр, — и что же вы, месье Пикар, скажете о своем подопечном?

— Доман — это человек, который знает все, — горделиво заявил Пикар. — Он знает, как поступать в любой ситуации. Это мой любимый ученик, мое лучшее воспоминание о работе инструктора. Если бы у меня был сын, — голос Пикара стал почти нежным, — я бы хотел, чтобы он походил на Домана.

— Все это очень трогательно, — нетерпеливо прервал его министр, — но что вы все-таки собираетесь делать? Если Доман решился на убийство малагасийского президента, то где он сейчас? Как его найти? Его, видимо, нелегко будет арестовать.

— Да, его местонахождение неизвестно, — задумчиво произнес Мартен, — но ему придется входить в какие-то контакты и тогда, возможно…

— Ни в коем случае! — возмущенно возразил Пикар. — Я учил его не входить в контакты. Он обучен тактике работы на «выжженной территории».

— Что это значит? — недоуменно спросил министр.

— Это значит, — с видом знатока объяснил старый инструктор, — что человек, которого я воспитал, всегда первым идет в атаку. Он не бежит от встреч, но упреждает своих противников. Жосс Доман будет вас преследовать. Он один справится со всеми вами. Он способен довести противника до сумасшествия. Это профессионал экстра-класса, а ничто не приносит профессионалу большего удовольствия, чем сознание его собственного профессионализма, чем сознание прекрасно выполненной работы. Я совершенно уверен, что Доман исполнит задуманное, и это будет просто шедевр. Он, несомненно, «заключит контракт».

 

Глава 3

СТАРЫЙ БУДИЛЬНИК

Становилось прохладно, с набережной Сены тянуло сыростью. Уже далеко перевалило за полночь. Инспектору Оксильеру Фаржу из бригады противодействия и двум агентам — Доминику Виктора и Андре Рагуле, уже несколько часов торчавшим у дома Жосслена Домана, ожидание вскоре стало казаться бессмысленным, а борьба со сном — все более трудной.

— Доман не придет, — проворчал Фарж, плотнее заматывая шарф и мечтая о теплой ванне. — Он же не сумасшедший, чтобы сюда являться.

— Ты так думаешь? — заметил Рагуле. — Все-таки он два года не видел свою жену.

— Ну и что? — продолжал упорствовать Фарж. — Он же понимает, что в первую очередь увидит не ее, а нас. Хотя каких только глупостей не делаем мы, мужчины, из-за женщин!

— Говорят, что ты, Оксильер, большой специалист по части баб. Может, поделишься опытом, расскажешь что-нибудь интересное? Смотришь, и дежурство быстрее закончится.

— Что же вам рассказать? — спросил Фарж, явно польщенный предложением Рагуле.

— Да вот я слышал какую-то историю о шампанском, — подсказал тот и заговорщицки подмигнул Виктору.

Фарж на минуту задумался, улыбаясь приятным воспоминаниям, и начал свой рассказ со ссылки на документ. Привычка эта осталась у него со времен учебы на юридическом факультете, как и любовь ко всему английскому.

— Исторические хроники свидетельствуют, что после первой брачной ночи молодой принц Артур, брат Генриха VIII, высунув голову из-за полога своей кровати, заметил своим спальникам: «Честное слово, джентльмены, любовь — иссушающее дело!» Поясню к чему я клоню. Я впервые попробовал шампанское в постели, когда еще был студентом. В ту пору у меня был замечательный договор со студенткой-художницей, которая позволяла мне жить в ее студии в обмен на мои услуги в качестве модели, а также любовника. Я мог не беспокоиться о квартирной плате, и мне удавалось растянуть свои весьма скромные средства на довольно продолжительный срок.

Моя Жюли была на год старше меня, и в свои двадцать два года выглядела уже сформировавшейся чувственной женщиной. Именно она взялась сделать из меня сексуального мужчину. Мне приятно думать, что я оказался неплохим учеником.

Жюли была весьма привлекательна и общительна, а потому имела много друзей и знакомых. Три пары танцоров из дансинга «Фоли-Бержер» жили в одном с нами доме. Это было высокое старое здание на Монмартре. Поскольку студия занимала весьма просторное помещение, обитатели дома и те, кто жили по соседству, чаще всего избирали именно ее местом для вечерних сборищ. Среди них были артисты, художники со своими моделями, студенты университета. Они приносили с собой хлеб, сосиски и вино и часами толковали про самые разные проблемы, споря до хрипоты.

Из окна студии можно было выбраться на плоскую крышу, где мы с Жюли и танцоры из «Фоли-Бержер» загорали голыми на матрацах, которые мы туда притащили. Если было настроение, то мы занимались любовью. Как правило, одна пара начинала, а вслед за нею принимались за это приятное занятие и другие. Бывало, три-четыре пары занимались бок о бок любовью на матрацах, сдвинутых в одну громадную постель.

Рагуле иронично усмехнулся и толкнул локтем Виктора, вот, мол, заливает.

— Напрасно ты улыбаешься, Андре, — заметил на это Фарж. — Самое замечательное было в том, что всем нам это представлялось совершенно правильным. Мы не находили в нашем поведении ничего зазорного: я никогда не слышал непристойных комментариев, зато смеха и веселья было предостаточно. Иногда я, правда, подумывал, что, немножко схожу с ума, но теперь все это кажется мне совершенно естественным. Просто мы откликались на зов любви и на потребности наших молодых инстинктов.

В первую же нашу ночь Жюли, чувствуя мой зверский сексуальный аппетит, скрытый во мне до поры, захватила меня, словно тайфун. Это было такое фантастическое ощущение, что я и сейчас могу вспомнить ту ночь в мельчайших подробностях…

Фарж на минуту умолк, а затем растерянно спросил:

— Так о чем это я?..

— Ты собирался рассказать о шампанском, — с готовностью подсказал Виктор.

— Ах да! Так вот, среди наших друзей был один парень по имени Эдуард Прюнье хороший художник и к тому же сын очень крупного промышленника. Он никогда не трепался об отцовском богатстве, но все мы знали, что для него не было проблемы купить лишний тюбик золотистой охры или жженой умбры.

Когда Эдуарду исполнился двадцать один год, он спросил Жюли, нельзя ли устроить небольшую вечеринку у нее в студии для парижских друзей, которые не смогли побывать на официальном празднике, устроенном его родителями.

На следующий день Эдуард принес коробки с морскими деликатесами всех видов, а также приволок в наши и без того захламленные апартаменты три ящика «Вдовы Клико». По указанию Жюли я вскрыл ящики, и мы уложили бутылки в коробки со льдом. При этом Жюли тайком спрятала в шкафу нашей кухни пару бутылок, заговорщицки шепнув: «Наши чаевые!»

Это была роскошная, сумасшедшая, необычная вечеринка. Стояла знойная августовская ночь. Через два часа ни на одном из нас не осталось ничего из одежды. Еще до полуночи на крыше и в студии разыгралась настоящая сцена любовной оргии. Молодые люди, которых влекло друг к другу, дали выход своей сексуальной энергии и удовлетворяли свои нужды.

«Это шампанское во всем виновато!» — сказала Жюли, когда я позже спросил, как это получилось. Я еще не привык к шампанскому и не знал, что этот холодный как лед, напиток, гораздо более вкусный, чем обычное вино, обладает таким возбуждающим эффектом.

Но двумя днями позже мне преподали новый урок.

У нас с Жюли была привычка заниматься любовью в полдень, потому что друзья наши расходились только на рассвете и мы поздно ложились спать.

Утром мне не нужно было идти в Сорбонну, и я позировал Жюли. Картина шла хорошо, мы были в отличном настроении и, в полдень, проглотив бутерброды, завалились в кровать.

Было очень тепло, и накрапывал дождь, а поэтому мы не могли выбраться на крышу. Мы открыли окна, однако воздух в студии оставался спертым. К концу первого акта мы были не только пресыщенными, но и очень вялыми. Через несколько минут после того, как мы успокоились, Жюли притащила одну из двух украденных бутылок «Вдовы Клико», которую она заблаговременно поставила под струю холодной воды на кухне, ничего мне не сказав.

С первого же глотка я почувствовал, что начинаю оживать, а после второго стал осознавать, что мой член выпрямляется и пошевеливается, готовясь к будущему действию. Я был просто потрясен. Протянув руку, я требовательно притянул к себе Жюли. К моему удивлению, тело ее уже налилось и чуть увлажнилось. Она улыбнулась той особой, ободряющей улыбкой, которая всегда возвращала меня к жизни. Затем она окунула пальцы в стакан с шампанским и окропила мой член холодным напитком. Он тут же отреагировал с благодарностью и стал весь внимание. Через несколько минут мы вновь занимались любовью.

Бутылки шампанского хватает на восемь бокалов — по четыре на каждого. К тому времени, как бутылка была пуста, мы кончили по пять раз, и при этом великолепно!

— Да ты, Оксильер, оказывается сексуальный гигант! — иронически присвистнул Рагуле.

— Я не преувеличиваю, поверьте! — настаивал Фарж и продолжал: — Теперь, когда я время от времени выбираюсь на ответственное любовное свидание, я беру шампанское в постель и предпочитаю пить его там, а не за обеденным столом. Я никогда не упускаю возможности повторить свой первый опыт и уверен — вовсе не для того, чтобы оживить прошлое.

Поверьте, в шампанском содержится нечто возбуждающее. Я не знаю, что именно, и не стремлюсь узнать, потому что не вижу смысла делать какое-то открытие — главное, что это срабатывает безошибочно. Шампанское всегда благотворно действовало на всех моих партнерш. Я выяснил, что полбутылки на двоих обеспечивает пару желанных оргазмов. Небольшая цена!

— А я-то всегда считал шампанское просто мочегонным средством! — вздохнул Рагуле.

— Ах, Андре, вечно ты все опошлишь! Тебе бы не в секретной службе работать, а в казарме оттачивать свой юмор на новобранцах.

— Ну, ладно, ладно, — примирительно заметил Виктор. — Мы на дежурстве, и о шампанском можем только мечтать. Зато кофе у нас есть. Сейчас достану термос…

За квартал до своего дома Доман сделал клошарам знак остановиться. Улица спала, тускло светили фонари, но Жосслен сразу заметил профессиональным взглядом три темных затылка в машине напротив парадного входа. Черного хода в доме не было, видимо, поэтому Мартен решил ограничиться одной группой агентов. В темном доме ярко светились окна его квартиры. Жени была одна: шторы в гостиной оказались подняты.

— А теперь — бегите за мной! — негромко скомандовал Доман клошарам.

Фарж и его напарники как раз собрались снова попить кофе, чтобы ненароком не уснуть, как вдруг услышали гулкий топот бегущих ног. Потом послышалась какая-то непонятная возня и из-за угла соседнего дома на пустынную улицу вывалила целая компания подвыпивших бродяг. Между ними, видимо, произошла размолвка, потому что все они внезапно набросились на высокого смешного оборванца в нелепом широченном плаще и низко надвинутой мятой шляпе.

— А-а-а! — завопил он, неуклюже отбиваясь от собутыльников. — Спасите! Полиция, полиция, на помощь!

Он заметил людей в машине, рванулся из цепких рук своих рассвирепевших приятелей и быстро перебежал улицу.

— Полиция, спасите! Меня убивают! — пьяный бродяга заглядывал в окна машины и лихорадочно дергал дверцы.

— Какое дурачье! Отгони их от машины, Рагуле, — приказал Фарж.

Рагуле вылез из машины и начал расталкивать наступавших клошаров.

— Идите отсюда, проваливайте, что вы к нему привязались?!

В это время оборванец, улучив момент, юркнул в открытую дверцу машины и вцепился в сиденье мертвой хваткой.

— Спасите меня, это ужасные люди, вы их не знаете, они хотят меня убить… — бормотал он.

— Это еще что такое! — заорал потерявший терпение Фарж. — Выкиньте его немедленно, а то он загадит нам всю машину. Он него же несет какой-то тухлятиной!

Но клошар отчаянно сопротивлялся, упираясь ногами и руками. Внезапно в машине раздался оглушительный трезвон — из кармана бродяги выпал огромный будильник и от удара о пол разразился заливистой трелью, способной свалить живого и поднять мертвого.

— Это что еще такое? Будильник? — окончательно рассвирепел Фарж. — Суньте ему в морду этот будильник! Убирайся отсюда, негодяй!

Наконец, они выпихнули клошара из машины, дав ему хорошего пинка под зад, да так, что бродяга кубарем пролетел метра три. Но, видимо, решив, что он получил все же меньше того, что причиталось ему от подвыпивших приятелей, бродяга не расстроился, а напротив, с улыбкой уселся на тротуаре поудобнее и фальшиво запел:

Рагуле нашарил под сиденьем будильник и швырнул в безголосого бродягу. Будильник со звоном покатился по мостовой и ударился о край тротуара.

— Что вы, господа! — возмущенно закричал бродяга. — Как так можно? Вы же разобьете часы. Это очень ценный будильник. Старинный… Еще моя бабушка, упокой, Господи, ее душу…

Бродяга поднял будильник. Пошатываясь и бормоча что-то нечленораздельное себе под нос, он побрел по противоположной стороне улицы.

— Пожалуй, надо еще выпить кофе, а то мы через пару часов заснем, — сказал Рагуле.

Фарж потянулся за термосом и пакетом с бутербродами. Бродяга тем временем дошел до старого вяза, росшего у дома Жосслена Домана, и быстро скользнул в тень его широкого ствола. Затем он осторожно обернулся — в машине было тихо. Инспектор Фарж и двое агентов потягивали черный кофе, и в свежем ночном воздухе далеко разносился, дразня обоняние, ни с чем не сравнимый аромат.

Скрываясь в тени дерева, Доман по-кошачьи мягко и неслышно проскользнул в парадное, тихо затворив за собою дверь.

Уже близилось утро, небо на востоке начало светлеть, а заседание в отделе службы безопасности все еще продолжалось. После вдохновенной речи инструктора Пикара настроение присутствующих явно испортилось. Министр это почувствовал.

— Вы напрасно впадаете в отчаяние, господа, — сказал он. — Конечно, судя по всему, Жосслен Доман — опытный профессионал, но надо учитывать и то, что он провел два года в африканской тюрьме. Кроме того, вы упомянули, что в Антананариву его подвергали обработке, вводя специальную сыворотку. Это усталый человек, его здоровье наверняка подорвано…

— Усталый?! — от возмущения инструктор Пикар даже привстал в инвалидном кресле. — Мой ученик не может устать! — выкрикнул он. — Режим, разработанный мною, сделал из него настоящего бойца. Он не политик, не болтун, он — человек действия. Это лев!..

Но полковнику Мартену уже изрядно надоели восторженные излияния старика в адрес Домана.

— Все, хватит! Мы все поняли, Пикар, — сказал он, берясь за ручки инвалидного кресла.

— Как это «хватит»? Я еще не закончил, — протестовал Пикар, но Мартен решительно вывез его за дверь.

— Итак, — сказал министр, на которого речи старого инструктора явно произвели сильное впечатление, — этот Пикар прекрасно охарактеризовал нам своего ученика. Меня только одолевает сомнение: не из тех ли Доман ребят, что свихнулись от чрезмерного усердия, превратно поняв служебный долг? Вы не слышали историю о морском пехотинце, который вдруг решил применить свою военную специальность на «гражданке»? Я имею в виду Чарльза Уайтмена, двадцатипятилетнего студента архитектурного университета города Остин в штате Техас. Неужели не слышали? Дело было громкое.

Сотрудники африканского сектора пожали плечами.

— До того, как войти в дружную семью студентов, этот голубоглазый — как, кстати, и наш неуловимый Доман — блондин служил, как я уже сказал, в морской пехоте США и был отличным снайпером. Я знаю все подробности, потому что проходил в то время стажировку в Штатах, — пояснил министр Сен-Ламбер. — Так вот, однажды он вспомнил о своих боевых навыках, пропадающих без толку. Что ж, решил он, тряхнем стариной. Тем же вечером Уайтмен закончил приготовления — уложил в дорожный мешок винтовки, пистолеты, нож — и сел за пишущую машинку. Этот всегда веселый и уравновешенный юноша написал, что мир не стоит того, чтобы в нем жить, что он ненавидит отца — преуспевающего бизнесмена, разведенного с его матерью, но очень любит свою жену, а потому намерен убить ее.

Он сел в машину, заехал за женой на работу и, привезя домой, аккуратно убил ножом. Тело Уайтмен положил на кровать, накрыл простыней и поехал к матери. Ее он убил выстрелом из пистолета.

Вернувшись домой в три часа ночи, Уайтмен ненадолго прилег. Рано утром он взял напрокат в одном магазине маленькую багажную тележку, а немного погодя купил в кредит двенадцатизарядную винтовку. Потом он положил свои покупки и мешок с оружием в машину и поехал в университет.

Когда он вкатил тележку с мешком в холл университета, дежурный не обратил на него внимания, приняв за рабочего-ремонтника с инструментом, потому что предусмотрительный Уайтмен оделся соответствующим образом.

На скоростном лифте бывший снайпер поднялся на двадцать седьмой, последний этаж университета. По лесенке он втащил тележку с мешком на смотровую площадку.

В это время здесь стояла, наслаждаясь видом на город, сорокасемилетняя служащая университета Эдна Тоупелли. Уайтмен хладнокровно застрелил ее, а затем принялся готовить свою позицию по всем правилам снайперского искусства. Судя по количеству припасов, которые он с собой захватил, убийца рассчитывал обосноваться здесь надолго.

Смотровая площадка на крыше университета часто привлекала к себе посетителей. Едва Уайтмен устроился поудобнее, как наверх поднялось семейство из пяти человек — муж с женою, двое их сыновей и сестра жены. Шедший первым пятнадцатилетний сын и получил первую пулю. Оба мальчика были убиты, женщины — тяжело ранены. Уцелел только шедший последним муж — убитые и раненые свалились на него сверху с лестницы.

Прогнав таким решительным образом посетителей, Уайтмен принялся выбирать объекты в городе. Первыми на его мушку попалась юная влюбленная пара. Смертельно раненая девушка крикнула: «Помогите!» — и упала. Приятель бросился к ней на помощь, но тут же сам свалился замертво.

Сквозь оптический прицел Уайтмен продолжал рассматривать город. В трех кварталах от университета он заметил копошившегося у проводов рабочего. Выстрел — и тридцатилетний электрик, занимавшийся ремонтом электросети, оказался убит.

После этого Уайтмен стал стрелять безостановочно. Любой человек, попавший в окуляр прицела, становился для него мишенью. С профессиональной точностью он поражал своих жертв в голову или в грудь. Испуганные люди метались по улицам в поисках укрытия, не понимая, что происходит. А Уайтмен продолжал хладнокровно нажимать на курок, останавливаясь только затем, чтобы вставить новую обойму.

Всего он убил пятнадцать человек и ранил тридцать три. Одной из его жертв стал младенец в чреве матери — пуля, пробив живот, попала в ребенка, а женщина осталась жива.

— Какой ужас! — воскликнула Алиса и с любопытством спросила: — И чем же завершилась эта бойня?

— Когда было обнаружено место расположения убийцы, полицейские под прикрытием дымовой завесы подобрались к университету и бросились на штурм. На двадцать седьмом этаже они обнаружили обезумевшего отца семейства, рыдающего над телами жены, свояченицы и сыновей.

Полицейские выбили забаррикадированную дверь и подвергли смотровую площадку мощному обстрелу. Снайпер был убит…

— Вы хороший рассказчик, господин министр, — вновь нарушила наступившую тишину Алиса. — Однако ваше сравнение свихнувшегося убийцы и агента спецслужбы кажется мне не совсем корректным…

— Значит, по-вашему, он лев? Ну что же, если он лев, то съест всех вас и закусит мною. Съест и не подавится — только косточки захрустят!

— Нет, господин министр, — поторопился возразить Мартен. — Мы его остановим.

— Мы? — с иронией переспросил министр. — Кто же сможет остановить этого супермена?

— Я! — внезапно поднявшись с места, произнес человек, до сих пор безмолвно сидевший в глубине комнаты. — Я — комиссар Розен из бригады противодействия. Даю слово чести!

Министр Сен-Ламбер посмотрел на Розена долгим испытующим взглядом и одобрительно кивнул.

 

Глава 4

ЖАННА

Жанна Доман была невысокой брюнеткой с легкой склонностью к полноте, проявившейся с возрастом. У нее была по-девичьи нежная кожа, свежий румянец, пухлые чувственные губы и темные, по-восточному раскосые глаза.

Однако от двухлетней тревоги, волнений и бессонных ночей под этими прекрасными глазами залегли сероватые тени, которые придавали ее лицу выражение беспомощности, горечи и обиды на весь мир.

Жанна сидела в гостиной на полукруглой софе, сжавшись в комок.

От долгого ожидания она впала в какое-то оцепенение. После звонка Жосса прошло уже более шести часов, но сам он все не появлялся. Обычно Жанна успокаивала себя поэзией, но сейчас ей было не до чтения, и томик «Поэзии XIX–XX веков» был нервно отброшен в сторону. Телефон молчал. Вдруг она услышала в прихожей легкий шорох, скрип двери и бросилась туда.

— Жосс?! Это ты, Жосс?! — позвала она вполголоса.

Она увидела у двери незнакомого темнолицего оборванца в рваном плаще, заросшего щетиной. Жанна в ужасе закричала, отпрянула, но бродяга рассмеялся и, сбросив шляпу и плащ, оказался Жоссом. Немного похудевшим, с посеребренными сединой висками, но, в общем, мало изменившимся. Он шагнул к ней. Жанна почувствовала его родной запах, тепло рук, укололась о небритые щеки и не смогла удержаться, чтобы не заплакать.

— Тише, тише, Жени, дорогая, не надо плакать, — шептал Жосслен и нежно гладил ее по плечу.

— Два года, Жосс, два года! Я думала, что сойду с ума от ожидания… — голос Жанны прерывался от слез.

— Все так странно получилось, Жени! Видишь, какой мне пришлось устроить маскарад, чтобы прийти к тебе. Два года я мечтал снова вернуться домой и делаю это, как вор.

Когда первые поцелуи, объятья и страстные вздохи были позади, супруги лежали в спальне, на широкой постели. Ночная лампа сияла мягким, чуть розоватым светом, мягкие волосы Жанны касались плеча Жосслена. Рассеянно он взял с прикроватной тумбочки старую шкатулку, — в которой были запонки, часы, галстучные булавки, фамильные перстни и, — открыв ее, вдруг наткнулся на свой именной медальон агента спецслужбы.

«Доман Жосслен. Служба безопасности Франции…»

«Может пригодится!» — подумал Доман.

— Жосс! Ты слушаешь меня? — Жанна приподнялась с подушки и заглянула ему в глаза.

— Конечно, Жени, я очень внимательно слушаю тебя… — поспешно ответил Жосслен.

— Тогда скажи мне, — повторила она свой вопрос, — в службе безопасности знают о твоем возвращении?

— Забудь о моей работе, Жени. Прошло два года с тех пор, когда я видел своих сотрудников в последний раз.

— Я не забыла этого, Жосс, и думаю, что она тоже не забыла, — медленно сказала Жанна.

— Кто «она»? — нарочито равнодушно спросил Доман.

— Ты знаешь, о ком я говорю…

Доман промолчал.

— Через четверть часа после твоего звонка они заявились ко мне. Говорили о какой-то телеграмме… Почему ты не пришел ко мне перед тем, как ее послать? Они перерыли всю квартиру, угрожали мне… Зачем тебе это нужно, Жосс? Ты вернулся, чтобы увидеть меня или для того, чтобы поиграть с ними? Твой приход — это визит нежности или визит-провокация?

Жанна замолкла, ожидая ответа, но Жосслен тоже молчал.

— Они сказали мне, что ты хочешь убить президента Нджалу. Ты что, сошел с ума? Я не могу второй раз потерять тебя, Жосс. Я слишком сильно люблю тебя…

Жосслен ласково коснулся завитков ее темных полос. Она прижалась щекой к его плечу, и Доман почувствовал, что она плачет.

— А я слишком сильно ненавижу их, Жени. Я просто игрок Жосслен Доман, который решил сейчас сыграть свою игру. Два года в африканских каменоломнях многому научили меня. И то, что я задумал, является для меня делом чести. Когда-то я был напичкан дурацкими идеями о том, что умирать надо не на коленях, а стоя… — Он помолчал. — Говорят, раньше у меня были голубые глаза. И хотя они поблекли, Жени, я им еще покажу… Меня предали люди, среди которых были и мои друзья. Я не могу простить им этого.

Тем временем рассвело. Птицы, проснувшись, пробовали за окном свои голоса. Первые лучи весеннего солнца заиграли в зеркалах, рассыпались по потолку солнечными зайчиками.

Жанна причесывалась в ванной, в открытую дверь переговариваясь с Жоссленом.

— Валеруа приезжал ко мне сначала каждое воскресенье, потом — раз в три недели. Однажды он сказал: «Я подаю в отставку!». Это случилось после того, как в газетах появились сообщения о твоем процессе в Антананариву Говорят, что его отставку приняли, но он по каким-то причинам остался. По-моему, всерьез он и не собирался уходить… Ты слушаешь меня, Жосс?

— Да, — откликнулся из комнаты Жосслен. — Это похоже на него. В Валеруа всегда проскальзывал какой-то холодок. Он из тех, что, как говорят, себе на уме. Жени, а когда консьерж выносит мусорные ящики?

— В семь часов, а что? — непонятно отчего встревожилась Жанна и заглянула в комнату. Жосслен уже оделся и, стоя у стола в гостиной, вертел в руках какой-то старый будильник.

— Спустись, пожалуйста, вниз, — сказал он тоном приказа. — Надо успеть выбросить тряпье, которое я взял вчера «напрокат» у бродяги.

Жосслен протянул жене шляпу, плащ и будильник.

— А ты? — с тревогой спросила Жанна.

— Я скоро уйду. Сегодня у тебя наверняка снова будут незваные гости. В лучшем случае — Мартен, в худшем — Розен. Ориентироваться будем на худшее. Комиссар Розен — ужасная дрянь, но отличный полицейский. Будь с ним очень осторожна…

— А потом?

— А потом они уйдут.

— Нет, Жосс, — медленно сказала Жанна. — Я спрашиваю о нас с тобой. О нас двоих…

Жосслен обнял ее за плечи и повел к двери.

— Жени, у меня мало времени, поэтому выслушай меня внимательно и постарайся понять. В данный момент моя жизнь складывается так, что в ней есть президент Нджала, есть комиссар Розен, есть полковник Мартен. Нас уже четверо, а может быть, — пятеро или шестеро. А будет, вероятно, еще больше. Сначала мне нужно разобраться с ними, чтобы потом снова вернуться к цифре «два». Я имею в виду тебя и меня.

Когда Жосс говорил таким тоном, спорить было бесполезно, Жанна слишком хорошо это знала. Она молча вышла за дверь. После ее ухода Жосслен быстро набрал номер домашнего телефона Валеруа.

Эдуар только что вернулся домой после ночного совещания. До встречи президента Нджалы в аэропорту Орли оставалось еще около четырех часов. Валеруа принял душ и решил поспать хотя бы немного, но в этот момент раздался телефонный звонок.

— Алло, Эдуар?

— Жосс?!

— Я у Жанны, — Доман говорил таким беззаботным тоном, будто они расстались только вчера после дружеской вечеринки. — Мне хочется с тобой поговорить. Сюда скоро должен заявиться Розен…

— Почему Розен? — наигранно удивился Валеруа.

— Ты что, не в курсе дела? Было бы хорошо если бы и ты приехал.

— Зачем ты звонишь мне, Жосс? — после долгой паузы спросил Эдуар. — Разве не знаешь, что нас прослушивают?

— Да брось ты, — усмехнулся Доман, — кто нас может слушать в такую рань, кроме утренних пташек. Ну, будь другом, приезжай!

— Ты ничуть не изменился, — сказал Валеруа, но Жосс уже повесил трубку.

Закончив разговор с Валеруа, Доман быстро прошел в ванную комнату и чуть приоткрыл окно, выходившее в узкий двор-колодец. Затем он выскользнул из квартиры и через окно на лестничной клетке выбрался на широкий карниз, огибающий весь этаж. Закрывая за собой створку, он услышал, как Жанна торопливо поднималась по лестнице…

— Я еле-еле успела… — запыхавшись, сказала она с порога.

Однако никто ей не ответил.

— Жосс! — позвала она. — Жосс!

Квартира была пуста. Жанна поняла, что игрок Жосслен Доман начал свою игру, и у нее больно сжалось сердце.

Инспектор Оксильер Фарж уже начал подремывать после утомительной бессонной ночи. Скоро должна была приехать смена, и кофе больше не бодрил. Вдруг он услышал странно-знакомый звук — заливистую трель будильника. Звук доносился откуда-то неподалеку, и Фарж осмотрелся — на обочине тротуара стояли мусорные ящики, выставленные консьержем. Инспектор выскочил из машины, подбежал к ним и выругался сквозь зубы: в крайнем ящике лежали плащ, шляпа и будильник вчерашнего бродяги. Это был полный провал, непростительный и позорный.

— Что там такое, Оксильер? — крикнул из машины Рагуле.

— Немедленно вызывай комиссара Розена, — заорал Фарж. — Доман был здесь этой ночью, я точно в этом уверен… Виктор, быстро со мной наверх!

Они сломя голову помчались на третий этаж. Дверь квартиры была открыта.

— Где Доман? — крикнул Фарж с порога, увидев Жанну. — Если хочешь жить, говори!

— Его здесь нет, — ответила Жанна, стараясь выглядеть как можно спокойнее.

— Не притворяйся дурочкой, сейчас ты мне все скажешь! — инспектор приставил пистолет к ее виску. — Я нашел будильник в мусорном ящике!

«Они все сошли с ума! — лихорадочно подумала Жанна. — При чем тут будильник?»

— О каком будильнике вы говорите?! Мой стоит на прикроватной тумбочке.

— Я не о нем говорю! — Фарж в ярости тряс Жанну за плечи. — Черт бы тебя побрал! Я знаю, что Доман был здесь и сейчас ты мне скажешь, где он прячется… Куда он ушел?

— Где бы Доман ни был, вам его не найти, — ответила женщина.

— Оксильер, его нигде нет, — крикнул Виктор, тем временем обшаривший всю квартиру. — Птичка улетела!

Жанна усмехнулась.

— Ах ты, грязная шлюха! — Фарж взвыл от ярости и с размаху ударил ее по лицу.

Жанна вскрикнула и ничком упала на пол.

По карнизу добравшись до окна ванной комнаты, Доман слышал и даже немного видел эту сцену сквозь оставленную им щель между створками. Услышав звук удара и крик Жанны, он решил было вмешаться, но тут в прихожей раздались новые голоса, и Жосслен замер.

— Браво, Фарж, поздравляю! — Доман узнал голос Розена. — Он входил сюда и выходил отсюда, и вы все это прохлопали. А теперь решил сорвать злость на беззащитной женщине?

Присмиревший Фарж угрюмо молчал.

— Я понял, как он это сделал. Фокус состоял в том, что вы ждали его одного и вам даже не пришло в голову, что проходящая мимо компания загулявших пьяниц — это подкупленные им люди… Фарж, вы плохо работаете, — медленно, ледяным тоном произнес Розен. — Инспектор Оксильер Фарж, вы очень плохо работаете. Учитесь у Домана работать как следует. Дом окружить! Поставить посты наблюдения на все входы и выходы. Доман вернется сюда, я чувствую это.

— Хотя он, конечно, не вернется, — после паузы добавил комиссар, когда дверь за Фаржем и полицейскими закрылась.

— Доман толкнул створку окна и через открытую дверь ванной комнаты увидел Жанну, которая сидела на ковре, обхватив руками колени, комиссара Розена, нервно прохаживавшегося по гостиной и гладко причесанную женщину в скромном сером костюме. Жосс узнал ее. Это была Дельфина Леру, лейтенант из бригады Розена. В полиции о ней ходили гадкие слухи…

— Доман сыграл с нами прелестную шутку, — остановившись около Жанны, заметил Розен. — И вам, мадам, придется нам сейчас сообщить, куда он уехал.

— Кто? — глухо спросила Жанна.

— Доман.

— Я не знаю.

— Когда он ушел?

— Я не знаю.

— Где он сейчас?

— Я не знаю.

— Когда он должен вернуться?

— Я не знаю, — чуть не плача, проговорила Жанна.

— Да, — кротко вздохнул Розен, — для разговоров с вами надо хорошенько запастись временем.

— Не беспокойтесь, комиссар, не беспокойтесь, — вступила в разговор Дельфина Леру. — Сейчас ею займусь я. Мадам Доман такая милая, очаровательная, терпеливая. Вот мы сейчас и проверим, так ли она терпелива на самом деле, как старается выглядеть.

— Да, да, займитесь ею, мадам Леру, и поскорее, — сказал Розен, усаживаясь в кресло перед жардиньеркой с кактусами. — Извините, мадам Доман, но вы вынуждаете меня прибегать к исключительным мерам.

— Вот видите, он даже извиняется, — улыбнулась Дельфина, снимая пиджак. — Комиссар Розен всегда такой — сначала нашалит, а потом просит прощения…. Вы ведь нам скажете всю правду, не так ли, мадам? Может быть, мы с вами подружимся? Да, я думаю, что подружимся.

Продолжая болтать, Дельфина вплотную подошла к Жанне и, взяв ее за руки, почти насильно заставила подняться. Она приблизила свое лицо к лицу Жанны, и та заметила странный лихорадочный блеск в прозрачных серых глазах помощницы Розена. На бледной коже Дельфины начали проступать пятна румянца.

— Ты больше никогда не увидишь своего Жосслена! — глядя прямо в глаза Жанны, медленно сказала она.

— Да, вы очень милы, мадам, — невпопад заметил Розен, рассеянно обрывая цветы с любимого Жанниного кактуса редкого сорта.

— Я думаю, мы с мадам Доман найдем общий язык, и она нам скажет всю правду, всю правду, — повторяла Дельфина.

Она медленно провела пальцем по вырезу халата — ее пальцы были скользкими и холодными. Жанна вздрогнула от отвращения.

— Ты понимаешь, что пропала, детка? — спросила Дельфина, не обращая внимания на гримасу Жанны. — Ты больше никогда не увидишь своего мужа. И эта ночь была вашей последней ночью. После двухлетнего перерыва вы наверняка занимались любовью, да? всякими штучками?.. Ты меня им научишь… Какая у тебя прелестная кожа… После такой ночи нашей милой девочке надо принять хороший душ… — она начала стаскивать с Жанны халат.

— Нет, нет, оставьте меня! — Жанна с отвращением отталкивала ее холодные цепкие руки.

— Хороший душ, — не обращая внимания на ее крики, повторяла Дельфина. — Сначала — горячий, потом — холодный… А затем я тебе покажу кое-что… и ты заговоришь…

Жанна вывернулась из объятий Дельфины, оставив в ее руках халат, и голая подбежала к Розену. Комиссар уже полностью оборвал цветы с кактусов и теперь перешел к померанцевому дереву у окна.

— Оставьте меня, прекратите эту жестокую игру, я умоляю вас! — с трудом проговорила Жанна, потому что ее душили слезы.

— Мадам, — меланхолично произнес Розен, — я не могу находиться в одной комнате с обнаженной женщиной. Это выходит за рамки приличий. Уведите ее отсюда, мадам Леру, вы все-таки женщина.

— Да, да, мы сейчас уйдем, — сказала Дельфина, набрасывая на рыдающую Жанну халат и с силой подталкивая ее в сторону ванной. — Я ее хорошенько вымою, и, мне кажется, она заговорит…

— Ты действительно заговоришь, уж поверь мне, — сказала помощница Розена уже другим тоном, закрыв за собой дверь.

Она сдернула с Жанны халат и включила горячую воду. Затем расстегнула свою блузку и вплотную подошла к бедной женщине.

— Не волнуйся, у меня чисто платонические намерения, чисто платонические, — машинально приговаривала Дельфина, внезапно покраснев, дыхание ее стало тяжелым…

В этот момент Жанна увидела, как створка окна отворилась, с подоконника бесшумно спрыгнул Жосс Чтобы не вскрикнуть, она прижала руку к губам. Заметив это движение, Дельфина обернулась, но Жосс опередил ее. Он набросил ей на голову первое попавшееся полотенце и швырнул Дельфину в ванну с кипятком, Та глухо завыла и забила ногами…

Комиссар Розен терпеливо ждал в гостиной, методично обрывая лепестки с померанцевых цветов. Шум и глухие крики в ванной свидетельствовали о том, что обработка мадам Доман проходит успешно и, следовательно, ее сопротивление будет недолгим. Каково же было изумление Розена, когда через несколько минут в гостиную вернулась не Дельфина, а бледная, но спокойная Жанна.

— Комиссар, вы когда-нибудь видели женщину-утопленницу? — спросила она.

— Что? Какую утопленницу?

— Ну, женщину, которая утонула. Случаются несчастные случаи при купании в море, в озере. Иногда люди тонут в самых неожиданных местах. Например, в ванной… Если им помогают.

— В ванной?

— А вы разве не слышали историю про знаменитого убийцу Джорджа Смита? — вскинула брови Жанна Доман. — Он женился на состоятельных женщинах, страховал их жизни на крупные суммы, распространял среди знакомых слух, что они страдают сердечными болезнями, а затем спокойно топил в ванных. Да так искусно, что и подкопаться нельзя было. Убийца под каким-нибудь предлогом заходил в ванную комнату и, имитируя любовную игру, топил ничего не подозревавшую жену.

— Что за чушь?! — не выдержав, взорвался Розен. — Какого черта вы несете весь этот вздор?!

— Мне кажется, что ваша сотрудница захлебнулась, — пожав плечами, сказала Жанна Доман.

— Что?! — Розен бросился в ванную комнату.

— Полузахлебнувшаяся Дельфина с мокрым полотенцем на голове плавала в ванной, что-то тихо мыча и слегка подергивая руками. Окно было раскрыто настежь. Розен выглянул наружу. Так и есть: вдоль стены дома шел широкий карниз, который в нескольких местах от окна пересекался с пожарной лестницей. Розен с силой захлопнул створки и тут заметил размашистую надпись на стекле, сделанную с помощью тюбика губной помады: «Розен, я всегда буду стоять за твоей спиной».

Комиссар взвыл от бессильной ярости. Он выхватил револьвер из кобуры, подвешенной на ремнях под мышкой, и выстрелил в окно. Стекло разлетелось вдребезги, а Розен стал палить в стену и в зеркала. Из пробоины в трубе фонтаном брызнула горячая вода.

Розен бросился в гостиную. Он схватил Жанну за волосы и приставил револьвер к ее горлу. Та, задыхаясь, раскашлялась.

— Он был в ванной все это время! — в бешенстве кричал комиссар. — Он был там, но сбежал… Ты знала об этом? Говори!

В это время раздался настойчивый, длинный звонок. Кто-то стоял за входной дверью. Этот звук заставил комиссара Розена прийти в себя. Он отпустил хозяйку квартиры, прошел в прихожую и, заглянув в дверной глазок, открыл. На пороге появился Валеруа.

Лейтенант службы безопасности мгновенно оценил обстановку — перевернутый стол, красный след от удара на щеке Жанны, ее растрепанные волосы и выражение беспредельного отчаяния…

— О, Эдуар, Эдуар, — бросилась к нему Жанна, заливаясь слезами.

Она обняла Валеруа, словно пытаясь спрятаться от Розена, и уткнулась лицом в его плечо.

Валеруа несколько секунд молча гладил ее по голове, а потом обернулся к Розену, который с кривой улыбкой наблюдал эту сцену.

— Знаешь, Розен, теперь я понял, что с тобой сделает Жосс Доман. Он просто всадит пулю тебе в лоб и, честное слово, я не очень огорчусь, когда услышу об этом.

После бессонной ночи и омерзительного провала утром Фарж, расставив посты наблюдения у дома Домана, зашел в соседнее бистро выпить кофе. Но недаром говорят, что как начался день, так и закончится. Когда гарсон поставил перед Фаржем на стойку дымящийся кофе и инспектор уже раскрыл рот, чтобы приступить к завтраку, кто-то бесцеремонно обмакнул рогалик в его чашку. Оксильер оторопел: даже для такого неудачного утра это было уж слишком… Он поднял глаза. Перед ним стоял высокий голубоглазый мужчина в черной кожаной куртке и с аппетитом жевал рогалик.

— Кофе, конечно, хороший, — заметил он Фаржу, как добрый знакомый. — Но неужто ты не нахлебался за ночь?

Фарж сразу узнал в грубияне вчерашнего бродягу, и его рука медленно потянулась к карману. Но Доман заметил это движение и, перехватив его запястье, быстро вытащил из кармана Фаржа пистолет.

— Спокойно, пусть он пока побудет у меня.

Жосслен положил пистолет к себе в карман и снова принялся за рогалик.

— Это не была моя инициатива, — растерянно заговорил Фарж, не спуская глаз с Домана. — Приказ комиссара Розена…

— Поставь чашку, а то прольешь, — заботливо посоветовал Доман Фаржу и залепил ему такую оплеуху, от которой тот пересчитал все табуретки у стойки бара.

— Знаешь, — с сочувствием произнес Жосслен, глядя как Фарж медленно поднимается с пола, — мне самому не нравятся пощечины, но моя жена просила тебе ее передать.

— Я не в восторге от игры, которую устроил Розен, но…

— Да, я понимаю, работа есть работа, — согласился Жосс и ударил Фаржа второй раз.

На этот раз инспектору пришлось лететь к бильярдному столу в дальнем конце бистро, и там он с размаху напоролся на его острый угол.

Пока Фарж мычал, сидя на полу и тряся головой, Жосслен Доман произнес с театральным жестом:

— А теперь — еще один кофе и рогалик для моего друга!

Не дожидаясь, пока гарсон и несколько ранних посетителей бистро придут в себя от удивления, он вышел на залитую солнцем улицу.

 

Глава 5

ВИЗИТ

Когда лейтенант Эдуар Валеруа приехал в аэропорт Орли, там уже шла официальная церемония встречи высокого гостя. Самолет президента Андрозикели Нджалы остановился возле площадки, застланной красным ковром. Дверца самолета распахнулась, и президент спустился по трапу.

Взвились национальные флаги. Военный оркестр грянул бравурную мелодию — гимн Малагасийской Республики, а потом полились звуки «Марсельезы».

Пока перед Нджалой проходил в церемониальном марше взвод национальных гвардейцев, Валеруа отыскал среди группы встречающих полковника Мартена.

Тот был бледен и угрюм.

— Как и предполагалось, президент проведет в Париже несколько дней. Но отель «Интерконтиненталь», где для Нджалы приготовлены апартаменты, слишком опасен в сложившейся ситуации — в него чересчур легко проникнуть… — озабоченно сказал Мартен.

— А нельзя ли уговорить его превосходительство сократить время визита? — спросил Валеруа.

— В этой встрече наша сторона заинтересована больше, чем Малагасийская Республика, — пояснил Мартен. — За время переговоров мы должны уговорить Нджалу отдать нам концессию на разработку богатейшего месторождения редких металлов и заключить соглашение о постройке завода по их переработке. Малагасийский президент не очень охотно идет на это, и переговоры несколько раз откладывались. Нас никто не поймет, если мы вдруг заговорим о сокращении визита… — со вздохом добавил полковник.

— Не знаю, хватит ли нескольких дней для того, чтобы убедить его подписать договор, но для того, чтобы убить, времени более чем достаточно, — заключил Валеруа.

Церемония встречи закончилась, и машина президента Нджалы в сопровождении эскорта мотоциклистов унеслась к Парижу. Мартен и Валеруа вышли из здания аэропорта.

— Поедем к Нджале, — внезапно решил полковник Мартен. — Надо попробовать уговорить его сменить резиденцию. Но не будем пока упоминать имя Жосслена Домана…

Мартен и Валеруа провели в приемной Нджалы уже более часа, и успели за это время изучить роспись на потолке, изображавшую сцены охоты короля Генриха IV — зеленые лесные лужайки, кавалькады гордых всадников, грациозных борзых собак и стремительных оленей, а также узор шелковых шпалер, фасон платья темнокожей секретарши и ее сложную прическу, состоящую из нескольких десятков маленьких косичек, образующих на макушке сложное архитектурное сооружение…

— Как вам это нравится? — шепнул Валеруа своему шефу. — Настоящая Вавилонская башня!

— Эта прическа ассоциируется у меня с малагасийскими именами. Точно такая же замысловатая, несуразная и сложная. Следуя их логике, фамилия президента должна быть самой длинной, во всяком случае на несколько слогов длиннее, чем у его подданных.

Он решил быть оригинальным и уж в Париже старается как можно больше походить на европейца.

— Одно только подводит — цвет кожи. А какая фамилия у этой красотки? — полковник Мартен указал взглядом на секретаршу. — По долгу службы вам полагалось бы это знать.

— Ее зовут Андраш Рандриамамундзи, — ответил Эдуар Валеруа. — У меня есть сведения не только о ней, но и о любовнице президента Нджала, а также о всех тех, кто в той или иной степени может повлиять на успех визита нашего гостя.

Полковник Мартен несколько смутился — не стоило сейчас экзаменовать подчиненного. Чтобы скрыть смущение, он с раздражением посмотрел на появившегося в приемной помощника африканского президента Амилкара Андриаманантену:

— И когда этот каменнолобый истукан пригласит нас войти?!

Но на расспросы французов помощник президента с непроницаемым выражением лица сообщил, что президент Нджала проводит срочное совещание и в данный момент принять их не может.

— Кроме того, — добавил он, — завтра у его превосходительства встреча с президентом Франции, и он просил сегодня его не беспокоить…

— Доложите его превосходительству, что речь идет о принятии неотложных мер, касающихся его безопасности, — полковнику Мартену стоило большого труда скрывать свое раздражение.

Наконец после двух часов томительного ожидания помощник президента торжественно объявил:

— Господа, его превосходительство ждет вас в своем кабинете!

Президент Нджала в шелковом полосатом халате сидел за роскошным резным столом красного дерева и пил чай со льдом. На шее у него висело махровое полотенце. По всему было заметно, что прошедшее совещание оказалось трудным…

— Итак, господа, — начал Нджала после того, как французы церемонно приветствовали его, — как обстоит дело с моей безопасностью? Что вы можете сказать по поводу моей охраны?

— Видите ли, господин президент, — осторожно начал полковник Мартен. — Прекрасные апартаменты, предоставленные правительством в ваше распоряжение, сочетают в себе роскошь и современный комфорт. Но с точки зрения безопасности… В этом отеле слишком много коридоров, слишком много входов, слишком много выходов, слишком много людей, постоянно снующих туда-сюда… Здесь очень трудно организовать надежную охрану, — многозначительно сказал он.

— Господа, — неприятно удивился Нджала, — вы хотите сказать, что я должен жить в своем посольстве?

— Нет, нет, ваше превосходительство! Конечно, нет, — поспешил успокоить президента полковник Мартен. — Нам это даже в голову не приходило. Речь идет о другом…

— Так что же вы мне предлагаете?

— Если вашему превосходительству будет угодно, то здесь найдется достаточно прекрасных дворцов, в том числе — в пригороде Парижа, среди прелестных пейзажей.

— Вы что, хотите поселить меня в какой-нибудь одинокой неприступной башне или в сельском домишке! И все это только для того, чтобы вам было удобнее работать?! Без лишних хлопот? — с иронией произнес президент Нджала.

В этот момент дверь кабинета отворилась и на пороге появилась высокая брюнетка с большими бархатисто-серыми глазами. На ней была роскошная вечерняя блуза, а нижнюю часть тела украшали только крошечные трусики, почти не скрывавшие ее прелестей. Увидев Мартена и Валеруа, она немного смутилась от неожиданности.

— О, извините, господа! Я думала, ты один, Андрозикели, — сказала она, обращаясь к Нджале.

Мартен и Валеруа поднялись со своих мест и раскланялись.

— Мадемуазель Дорис Фридериксен, — представил брюнетку президент Нджала, забавляясь растерянностью гостей.

Дорис очаровательно улыбнулась, взяла из кресла перед камином маленькую сумочку и собралась уходить.

— Дорис, цветочек мой, — остановил ее Нджала, — вот эти господа из службы безопасности предлагают нам переехать в деревню. Что ты думаешь по этому поводу?

— Думаю, что мне это не понравится, — капризно сказала Дорис, кивнула в знак прощанья и вышла из комнаты.

Мартен и Валеруа переглянулись.

— Ну, что ж, — подвел итог разговору Нджала, — безопасность — это очень важно, но я остаюсь здесь. Рад был нашей встрече, господа.

Он поднялся, давая понять, что аудиенция закончена.

— Теперь нам остается лишь подыскать для Нджалы подходящий замок в какой-нибудь деревне, — сделал неожиданный вывод полковник Мартен, когда они возвратились в свой офис. — Займитесь этим, Эдуар.

— Но… — начал было лейтенант Валеруа, — президент возражает…

— Если он будет продолжать упрямиться, мы просто-напросто назовем ему имя Жосса Домана.

Стюард Кабрал Диабате из обслуживающего персонала президента Нджалы, закончив работу, вышел из служебного подъезда отеля «Интерконтиненталь» и сразу заметил в своей машине незнакомого мужчину, терпеливо ждавшего его появления.

«О, Боже, еще один! Снова какой-нибудь охранник!» — с тоской подумал стюард.

С того самого момента как президент Нджала поселился в этом отеле, Кабрал Диабате чувствовал себя почти рок-звездой. С той лишь разницей, что интервью у него брали не журналисты и телерепортеры, а полицейские агенты. Он со вздохом открыл дверцу машины и с обреченным видом уселся за руль.

— Итак, — повернулся Кабрал к незнакомцу, — какой будет первый вопрос?

— Тот улыбнулся, одобряя его догадливость, и призывно помахал перед носом стюарда крупной купюрой.

— Мадемуазель Дорис Фридериксен.

— Ага, — сказал стюард, — мадемуазель Дорис. Она уже несколько лет входит в ближайшее окружение президента и является очень близкой подругой его превосходительства. Но примерно с полгода назад она ввязалась в историю с одним итальянцем…

— Молодец, заработал! — воскликнул незнакомец и щедрым жестом засунул купюру в нагрудный карман стюарда.

Африканец снисходительно усмехнулся и закурив, развалился на сиденье.

— С неким Сальваторе Манцони, представителем фирмы «Джоваттино Ганзатти».

— Где он живет?

— В отеле «Хилтон».

Доман поощрил разговорчивого стюарда еще одной купюрой.

— Хотите, я назову вам номер его телефона? — предложил стюард.

— Нет, дружок, номер я узнаю сам. В нашей игре тот, кто неудачно ответил на последний вопрос, лишается предыдущих призов, — сказал Доман, ловко вытаскивая купюры из кармана остолбеневшего от неожиданности стюарда. — Но все равно — спасибо! Люблю разговорчивых парней вроде тебя.

Жосслен приятельски потрепал африканца по плечу и вылез из машины.

Поздно вечером мадемуазель Дорис Фридериксен ужинала с президентом Нджалой в каминном зале его парижской резиденции. В огромных окнах, занимавших почти всю стену полыхал закат. Его красноватые блики ложились на резные деревянные панели, чертили затейливый узор на белом ковре, последние лучи солнца дрожали и рассыпались в старинном хрустале…

Эту вечернюю идиллию прервал телефонный звонок. Трубку в приемной снял помощник президента.

— Вас просят к телефону, мадемуазель Фридериксен, — сказал он, заглядывая в каминный зал.

— Это мадам, — добавил он тихо, когда Дорис вышла в приемную.

— Какая мадам?

— Мадам Клотильда.

— Хорошо, я поговорю с ней, — сказала Дорис, кивком головы отсылая малагасийца.

— Алло!

— Дорис?

— Да, это я, мадам… Ах Сальваторе! Конечно, я обязательно приеду. А когда и где он хочет меня видеть?

— Завтра в двенадцать часов, в отеле «Хилтон», номер тысяча пятьдесят шесть.

 

Глава 6

ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ

Все телефонные разговоры в резиденции Нджалы тщательно прослушивались, и маленькие тайны мадемуазель Дорис Фридериксен очень быстро стали известны комиссару Розену. Опыт подсказывал ему, что женщины такого типа могут стать наиболее легким источником информации для тех, кто эту информацию ищет. Поэтому, когда на следующее утро мадемуазель Фридериксен покидала отель «Интерконтиненталь», ее остановил в холле невысокий человек с бледным лицом и немигающим взглядом глубоко посаженных черных глаз. Его губы были растянуты в любезной улыбке, хотя глаза оставались холодными и настороженными. Он молча показал ей удостоверение на имя комиссара полиции Мориса Розена.

— Вы мадемуазель Дорис Фридериксен?

— Да, — молодая женщина с недоумением посмотрела на него. — Разве мы встречались раньше?

— Вам известно, что на президента Нджалу готовится покушение?

— Покушение? На президента Нджалу? Невероятно! Почему вы обращаетесь ко мне? — удивилась Дорис.

— Вы принадлежите к близкому окружению президента, так что в контакт с Нджалой преступники могут войти и через вас. Если в ближайшее время вас кто-нибудь возьмет на заметку… ну, то есть, если с вами кто-нибудь попытается познакомиться, — терпеливо объяснял комиссар Розен, — начнет расспрашивать, проявит хотя бы малейший интерес к президенту, его охране, маршруту его поездок по городу, вы должны немедленно сообщить мне об этом. Вот номер телефона, по которому вы сможете связаться со мной в любое время суток.

Розен протянул Дорис тисненую визитную карточку со своими данными. Она небрежно повертела картонный прямоугольник в руках и в упор взглянула на комиссара полиции.

— А вас не интересует мое мнение по этому поводу? — спросила Дорис.

— Твое мнение? — Розен стер с лица улыбку, и оно приобрело, наконец, свое естественное выражение, жесткое и непроницаемое. — Плевать я хотел на твое мнение.

— А если я откажусь? — вспыхнула Дорис.

— Если ты откажешься, — медленно сказал Розен, глядя ей прямо в глаза, — то попадешь в автомобильную катастрофу. Поняла? А труп обнаружат где-нибудь в канализации дня через два, не раньше… До свидания, мадемуазель Фридериксен. — Снова став галантным, комиссар поклонился и проводил Дорис до выхода.

Безукоризненно вежливый портье «Хилтона» любезно сообщил Жоссу, что Сальваторе Манцони занимает тысяча пятьдесят шестой номер и в данный момент находится у себя.

— Предупредить сеньора Манцони о вашем визите? — осведомился портье.

— Нет, нет, — возразил Доман, — пусть мой приход будет для него маленьким приятным сюрпризом.

На стук Домана дверь номера открыл высокий итальянец с быстрыми карими глазами. Он вопросительно взглянул на своего гостя.

— Я хочу обратиться с деловым предложением к фирме «Джоваттино Ганзатти», — торопливо проговорил Жосслен.

— Сальваторе Манцони, представитель «Джоваттино Ганзатти» в Париже, — отрекомендовался итальянец и пропустил Домана в номер. — С кем имею честь беседовать?

— Жосслен Доман, спецагент и шпион, — слегка поклонившись, представился Доман и нанес короткий удар головой прямо Сальваторе в лоб. Бедный итальянец рухнул на пол, словно сноп.

После малоприятной беседы с комиссаром Розеном Дорис Фридериксен обнаружила, что за ней, куда бы она ни направилась, неотступно следуют два агента: высокий молодой блондин и второй, постарше, брюнет с короткими усиками. Не пытаясь особенно скрываться, они бродили за ней по магазинам, а потом их автомобиль словно прицепился к ее «пежо».

Сначала Дорис это рассмешило, но потом она вспомнила выражение лица Мориса Розена и закипела от ярости. Сейчас Дорис ехала в «Хилтон», а эти двое увязались за ней следом. Она свернула в несколько переулков, но белый «шевроле» не отставал.

Дорис припарковала свой «пежо» напротив отеля «Хилтон» и решительно направилась прямо к агентам.

— Послушайте, — сказала она, заглянув в окно «шевроле», — вы что, теперь так и будете повсюду таскаться за мной?

— Да нет, — с улыбкой ответил блондин извиняющимся тоном, — это всего на несколько дней, Вообще-то, нас это тоже не очень забавляет… А вы сейчас куда идете?

— Не ваше дело! — рассвирепела Дорис и почти бегом пересекла улицу.

Агенты поспешно последовали за ней в «Хилтон», вместе с ней зашли в лифт, вместе с ней вышли на десятом этаже и на шаг сзади побрели по коридору, пряча глаза от испепеляющих взглядов любовницы президента Нджалы.

— До сих пор вы еще могли надоедать мне, а вот дальше — нет! — злорадно сказала Дорис, берясь за ручку тысяча пятьдесят шестого номера, и с удовольствием хлопнула дверью перед носом полицейских агентов.

— Ау, дорогой, — закричала она, войдя в номер.

В это время Доман в соседней комнате пытался запихнуть бесчувственного Сальваторе в платяной шкаф, устраивая его там поудобней.

— Ау! — радостно откликнулся он на раздавшийся из гостиной ласковый призыв. — Кто там?

— Это я — Дорис!

— Иду, иду… — заторопился Жосс.

Он сложил Сальваторе руки на груди, удовлетворенно осмотрел свою работу и закрыл дверцу шкафа.

Дорис уже сбросила платье и предстала перед Доманом в короткой атласной комбинации.

— Ой, извините, — несколько смутилась она, — я, наверное, ошиблась номером.

— Нет, нет, мадемуазель, — перебил ее Жосс, — это я должен извиниться. Я не предупредил вас о том, что буду здесь…

— Да, действительно, этот шалунишка Сальваторе не сообщил мне, что мы будем втроем, но я не возражаю, — с интересом рассматривая Домана, улыбнулась Дорис.

— Втроем? С Сальваторе? — удивился Жосслен. — Ах да, наш дорогой Сальваторе, я о нем совсем забыл…

— А где он?

— Он здесь, в соседней комнате, — небрежно махнул рукой Жосс в сторону спальни, — там, в шкафу, под галстуками…

— Под галстуками?.. — растерялась Дорис, и, пройдя в спальню, нерешительно приоткрыла дверцу одного из шкафов.

— Нет, нет, мадемуазель, в другом… — Доман услужливой рысцой подбежал ко второму шкафу и распахнул дверцу. — Вот видите, как он здесь лежит, так мило…

Он поправил Сальваторе прядку волос, сбившуюся на лоб.

— Ну, пусть пока отдыхает. Надеюсь, что он не задохнется, — деловито сказал Доман, вновь закрывая шкаф.

Дорис не вполне понимала, что же все-таки происходит, но ее собеседник был так необычен… и привлекателен. Она вернулась в гостиную и, словно пантера, грациозно улеглась на широком диване.

— Вам не кажется чересчур экстравагантным такой способ знакомства с гостьей, после того как вы упрятали хозяина номера в шкаф? — кокетливо спросила она.

— Да нет, ничуть, хотя я не всегда так поступаю. Просто сейчас мне нужно с вами поговорить и я не хочу, чтобы Сальваторе вас отвлекал.

— И о чем же вы хотите со мной поговорить? — Дорис улыбнулась маняще и лукаво.

— О неграх…

— О неграх?

— Да. Преимущественно о малагасийцах. Вас это удивляет?

— А не тот ли вы человек, который собирается совершить покушение? — осенило Дорис.

— Да, да, тот самый. Вам, наверное, говорил обо мне комиссар Розен?

— Совершенно верно, именно Морис Розен, вы угадали. Он даже сказал, чтобы я позвонила ему, как только вы появитесь. А что хочет от вас этот Розен? По правде говоря, он угрожал, что мне будет плохо если я не сообщу о вас в полицию.

— Чего он хочет? — переспросил Доман. — Он хочет меня убить. Он хочет наложить на меня свою лапу. На меня, на вас… Розен — это такой человек, который на всех хочет наложить свою лапу.

— А вы? — заинтриговано поинтересовалась Дорис. Это приключение ее взволновало. — Чего хотите вы? Вы действительно собираетесь убить Андрозикели Нджалу?

— Вы очень огорчитесь, если это случится? — спросил Жосслен.

Дорис задумалась.

— Да нет, пожалуй, не очень. Но речь ведь идет не обо мне. Понимаете, я прихожу сюда и вижу, что человек, который мне нравится, лежит в шкафу под галстуками, без сознания… Мне хочется в конце концов, получить хоть какие-то объяснения!

— Давайте договоримся, мадемуазель, — сказал Жосс. — Я отдаю вам президента Нджалу еще на непродолжительное время, чтобы вы вытянули из него максимум денежек, сколько успеете. С его убийством я могу повременить. За это вы скажете комиссару Розену, что я встречался с вами и задал вам кучу вопросов по поводу организации системы безопасности в отеле «Интерконтиненталь»: входы, выходы, сколько человек его охраняет и так далее…

— И что это вам даст?

— Это даст мне уверенность, что комиссар Розен перестанет спать. А у нас такая работа, что поспать иногда бывает совсем не лишним. Потому, что, когда не высыпаешься, у тебя начинают дрожать ручки, закрываться глазки… Понимаете?

— Да, я понимаю, — протянула Дорис, — но, видите ли, он просил меня ему позвонить…

— Вы это сделаете?

— Нет, пожалуй, нет, — задумчиво произнесла она. — Я с удовольствием задержала бы вас здесь, но звонить ему мне совсем не хочется.

— Что вы говорите? Знаете, я бы и сам с вами охотно остался, но боюсь, что вас уже зовет ваш давний знакомый.

Действительно, из соседней комнаты раздался стук падающего тела, вопли и проклятия. Наконец в гостиную ворвался несколько помятый и взъерошенный Сальваторе Манцони.

— Это переходит все границы! — закричал он Жоссу. — Я не желаю вас здесь видеть. Немедленно убирайтесь из моего номера, или я позвоню в полицию!

Тут он заметил раздетую Дорис, лежащую на диване.

— Дорогая, ты здесь? Почему ты при посторонних мужчинах в таком виде? — потрясенно спросил он.

Дорис капризно пожала плечом.

— Что ты кричишь, Сальваторе? Я беседую с этим симпатичным господином.

— Собственно, мы уже побеседовали, — заторопился Доман. — Я ухожу, не буду мешать вашему свиданию. Заранее благодарен вам, мадемуазель.

И, галантно раскланявшись, он направился к двери гостиничного номера.

— Не уходите, — окликнула его Дорис. — Там, за дверью двое агентов-полицейских.

— Всего двое? Это не страшно, — улыбнулся ей Жосс. — Ведь у меня есть преимущество. Меня не ждут.

Двое агентов спецслужбы томились в коридоре отеля, ожидая, пока мадемуазель Дорис Фридериксен удовлетворяет ласки ее любовника, страстного итальянца.

Появление на пороге номера Жосса Домана повергло их в изумление. Пока агенты удивлялись чудесной метаморфозе, Жосс схватил за шиворот молодого блондина и, хорошенько встряхнув, стукнул его лбом о дверной косяк. Блондин, глухо простонав и пробормотав что-то невнятное, медленно сполз на пол.

Тем временем его напарник уже пришел в себя и кинулся на Жосса. Доман обманным движением корпуса спровоцировал его на удар влево, сам ушел вправо и, резко выбросив кулак, заставил брюнета согнуться от боли.

Слегка оправившийся блондин поднялся с пола и попытался напасть на Жосслена с помощью приемов тайского бокса, стараясь ударить его ногой в голову.

Доман несколько раз увернулся, а затем, улучив мгновение, поймал в зажим ногу блондина и резко повернулся на месте. Потерявший равновесие агент, выбив телом дверь соседнего номера, угодил головой в огромное блюдо кускуса, любимого в странах Магриба лакомства, возле которого на ковре сидели пятеро пожилых арабов, совершая молитву перед трапезой.

— Кускус лучше есть с мясом, — показав на блондина, весело крикнул Жосс окаменевшим от этого внезапного вторжения арабам, и уверенной пружинящей походкой направился к лифту.

На следующий день полковник Мартен проводил оперативное совещание в отделе службы безопасности. За длинным столом в его кабинете собрались Розен, Фарж, Рагуле, Валеруа и Алиса Арджани. Полковник метал громы и молнии.

— Итак, господа, какими данными о Жоссене Домане мы располагаем на данный момент? Сначала, известив нас телеграммой о своем приезде, он направляется к себе домой и спокойно проводит там ночь под охраной наших агентов. Затем, понаблюдав за вами, комиссар Розен, он беспрепятственно удаляется, не забыв оставить приветственное послание на стекле. Потом посещает «Хилтон», где снова встречается с вашими людьми. И никто не может его арестовать!

Мартен вскочил из-за стола и принялся нервно ходить по комнате.

— Извините, господин полковник, — мрачно возразил Розен, — но я не могу одновременно наблюдать и за мадам Доман, и за этой президентской шлюхой, и за «Хилтоном», и за «Интерконтиненталем»…

— «Интерконтиненталь» можно исключить из программы наблюдения, — резонно заметил Мартен. — Президент Нджала сегодня переедет в другую резиденцию.

— Но он же наотрез отказался переезжать? — удивился Морис Розен.

— Нет, теперь он хочет переехать немедленно, — сказал полковник.

— И куда же?

— В Шато де Ферьер. Это замок в сельской местности, недалеко от Рамбуйе. Он представляет собой небольшое здание с двумя башнями. Вокруг замка — ров с водой. Прекрасное место, открытое, его очень легко охранять.

— А как быть с Доманом? Задерживать его или нет? — спросил комиссар Розен.

— Ну, естественно, мы попытаемся его задержать. А почему собственно у вас возникли сомнения по этому поводу? — с раздражением откликнулся Мартен.

— Я спрашиваю об этом не вас, господин полковник, а лейтенанта Валеруа, — уточнил Розен.

— А ты действительно редкостная дрянь, Розен! — взорвался Эдуар. — Ты задаешь мне этот вопрос, потому что в первый день, когда вы его упустили, я приехал к нему домой? Ведь так?

— А что, собственно, комиссар, вы имеете против лейтенанта Валеруа? — спросил Мартен.

— Я лично ничего против него не имею. Мне просто хочется знать, зачем он явился тогда в дом Домана? Какова была его цель? — жестко произнес Розен. — И вообще, кого он поддерживает — нас или Домана? Ведь, если я не ошибаюсь, тот был его приятелем. А возможно, им и остался?

— Что вы хотите этим сказать? — насторожился полковник Мартен.

— Я хочу сказать, — упрямо повторил Розен, — что Валеруа и Доман были друзьями, и я не знаю, на чьей стороне сейчас лейтенант. Он приходил к Жанне Доман в то утро, когда мы пытались арестовать ее мужа. Это что — совпадение? — Он подозрительно посмотрел на Эдуара.

— Ты мерзавец, Розен, — продолжал бушевать Валеруа, — ты говоришь все это, потому что не смог поймать Домана и теперь ищешь виноватого…

— Господа, господа! — остановил их полковник Мартен. — Мы здесь не для того, чтобы ссориться. Но я думаю, что комиссар Розен отчасти прав. Если кто-то из нас имеет контакт с Доманом, его первейшая обязанность, его служебный и гражданский долг — предупредить об этом всех остальных. Вы не согласны со мной, лейтенант Валеруа?

— Ну, почему же, я согласен с вами, господин полковник, — тут же стушевался Эдуар. — Я даже могу попробовать встретиться с Жоссом. Но мне хочется просить вас об одной вещи — дайте мне время убедить его в том, что он ошибается. Я попытаюсь уговорить его отказаться от своих намерений. Может быть, это удастся…

— Ну, конечно, конечно, мой друг, — торопливо сказал Мартен. — Вы не возражаете, комиссар? Ведь для нас главное — обезвредить Домана, а вовсе не арестовать… Звоните скорее его жене, попробуйте договориться о встрече.

Валеруа нехотя встал и под пристальными взглядами присутствующих медленно пошел к телефону.

— Звоните, звоните, Эдуар, — настаивал Мартен. — В конце концов, чем раньше мы остановим Домана, тем больше у него шансов уцелеть в этой игре.

Валеруа набрал номер квартиры Домана.

Жанна была дома.

— Алло, Жанна?

— Да, это я.

— Здравствуй!

— Здравствуй, Эдуар…

Голос Жанны был усталый и тусклый.

— Жанна, — после паузы сказал Валеруа, — помоги мне встретиться с Жоссом. Передай ему, что я буду ждать его у себя завтра в девять часов вечера.

— Как ты можешь об этом просить, Эдуар? — закричала в ответ Жанна. — Ведь ты же знаешь, что происходит. Жосса всюду ищут, его хотят убить. Около нашего дома все время торчит полиция! За ним организовали самую настоящую охоту. Жосса травят, словно дикого зверя.

— Именно поэтому я и хочу его увидеть, Жанна! Он зашел слишком далеко, и его надо остановить, пока еще не поздно. Если я завтра вечером не смогу убедить его, тогда действительно все будет потеряно. Это его последний шанс, иначе его пристрелят, как бешеную собаку. Мне будет очень больно.

— Я ничего не обещаю тебе, Эдуар, — голос Жанны стал немного спокойнее. — Жосс может позвонить в любой момент, а может вовсе не позвонить. Если он позвонит, я передам ему твою просьбу. Но ты гарантируешь ему полную безопасность?

— Я клянусь тебе, Жанна! Я же его друг!

Валеруа положил трубку.

Минуту в кабинете царило полное молчание, затем Мартен задумчиво сказал:

— Ну, что ж, по-моему, неплохо. Разговор был искренним, без внутренней суеты. Как вы считаете, комиссар?

— Да, мне тоже кажется, что все получилось хорошо. Может быть, он и клюнет, — согласился Розен.

— Совещание закончено, все свободны, — объявил Мартен.

Сотрудники отдела направились к выходу. Проходя мимо Валеруа, Алиса Арджани негромко, но внятно произнесла:

— Я думаю, что ты перестарался, Эдуар!

Комиссар Розен также услышал ее слова. Услышал и задумался над ними: он был опытным и талантливым сыщиком.

 

Глава 7

СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Темнело. Париж надевал свой вечерний наряд — зажигались фонари, вспыхивали яркие неоновые огни рекламы, призывно светились витрины магазинов. Часы на площади Ратуши пробили девять раз.

Доман вышел из метро, поднялся наверх и из-за решетчатой ограды осмотрел небольшую площадь перед домом Эдуара.

«Да, — отметил он про себя, — охота идет по высшему разряду».

Жосслен никак не мог обвинить бывших коллег в невнимании к его персоне. Три машины с оперативными группами стояли недалеко от парадного подъезда. Какие-то тени мелькали у черного входа. Сквозь витрину маленького кафе на противоположной стороне площади он заметил полковника Мартена и Рагуле, которые мирно попивали кофе.

«Ну, что ж, — подумал Доман, — прекрасная обстановка для встречи старых друзей!»

Он вышел из ограды, медленно пересек площадь, вошел в парадное. Лестница была пуста, но, подходя к квартире лейтенанта Валеруа, он услышал за дверью легкий шорох и усмехнулся.

«Хорошо еще, что Эдуар выторговал себе право поговорить со мной, — подумал Доман. — Ведь эта скотина Розен мог бы начать стрельбу сразу же здесь, на лестнице…»

Дверь оказалась открытой. В гостиной царил полумрак, тихо играла музыка. Эдуар успокаивал больную совесть инвенциями Иоганна Себастьяна Баха.

Жоссу захотелось горько рассмеяться: Валеруа полулежал в большом кресле, глаза его были закрыты. Он не хотел начинать разговор первым и ждал реплики Домана.

— Мой дорогой Эдуар, как тебе удается так ловко притворяться спящим? — насмешливо спросил Жосс.

— О, Жосс, ты все-таки пришел, — Валеруа открыл глаза и встал. — Я рад. Почему ты считаешь, что я притворяюсь? Я просто заслушался чудесной музыкой.

— Да, два года, два года… — задумчиво протянул Доман, придирчиво разглядывая Эдуара. Его старинный приятель немного полысел, пополнел, но в целом выглядел неплохо.

— Что — «два года»? — с подозрением переспросил Валеруа.

— Ну, я говорю, что мы два года не виделись, — пояснил Доман.

— Да, два года прошло…

Внезапно Валеруа рассмеялся.

— Чему ты смеешься?

— Представляю себе выражение лица Франсуа Мартена, если бы он нас с тобой здесь увидел…

— А-а, да, это смешно… — согласился Доман. — Говорят, ты взял назад свою просьбу об отставке? Или тебя не отпустили на службе?

— Верно, пожалуй, и то и другое. Это Жени тебе сказала о моей отставке? — спросил Валеруа.

— Да, Жени. Должен признаться, это произвело на меня сильное впечатление…

— Я не видел тогда другого выхода, — скромно сказал Валеруа.

— Возможно, Эдуар. Знаешь, утром Жени дала мне отставку; она вспомнила фразу, авторство на которую приписала тебе: «Я не хотел бы оказаться на твоем месте!». Припоминаешь?

— Что-то не припоминаю, — замялся Валеруа. — Кстати, тебе не кажется, что ты поступил глупо, придя к ней в первый же день?

— Что значит — «к ней»? Я пришел к себе. Это мой дом, в конце концов! Сделай-ка мне кофейку, Эдуар.

— Да, да, сейчас, — Эдуар торопливо вышел на кухню.

Жосс осмотрел гостиную — мебель, картины, библиотека с прекрасной подборкой французской и английской поэзии, коллекция роботов — похоже, в привычках Эдуара ничего не изменилось. Правда, коллекция стала больше.

Доман подошел к застекленным стеллажам. С полок на него смотрели смешные механические человечки с квадратными головками, лампочками вместо носов, с антеннами на макушках. В это время вернулся Эдуар с двумя чашками кофе на подносе.

— Роботы, роботы. Кругом одни роботы… Ты совсем помешался на своей коллекции, Эдуар. — Доман взял в руки маленького черно-белого, как Арлекин, человечка и нажал на кнопку. Робот забавно засеменил ножками. — Это тот, которого я привез тебе из Гонконга?

— Да, — сказал Эдуар, поставив чашки на столик. — Он самый.

— А где ты достаешь для них батарейки? Для японских роботов, я имею в виду?

Эдуар неопределенно пожал плечами. Разговор не клеился.

— Как поживает Алиса? — выдержав паузу, непринужденно спросил Доман.

— Алиса? По-моему, хорошо.

— Это она расшифровала мою телеграмму?

— Да.

— Она очень профессионально работает.

— В этом нет ничего удивительного. Алиса умница.

— Она отошла?

— От чего?

— От дел.

— Да, особенно в последнее время. Впрочем, и я тоже все меньше ими занимаюсь.

— Так сколько же их у тебя?

— Чего?

— Роботов, роботов…

— Не знаю, Жосс. Я их не считал. Наверное, сотня, а может быть — полторы.

— Да, я вижу, у тебя есть, кем манипулировать, — медленно сказал Жосс, вплотную подходя к Валеруа. — А шпики, которые там, внизу? Их сколько? И они тоже подчиняются тебе?

— Да, и их много, Жосс… — медленно ответил Валеруа, понимая, что игра заканчивается. — Они на крышах, у обоих входов, на лестнице, в отеле напротив…

— А Мартен и Рагуле наблюдают за операцией сидя в кафе.

— Если ты успел их заметить, тогда зачем же ты поднялся ко мне?

— Как — «зачем»? Ты ведь меня об этом попросил, Эдуар!

— Жосс, — оправдывающимся тоном быстро заговорил Валеруа. — Жосс, я так надеялся, что ты разгадаешь наш ход и не придешь! Ведь они пристрелят тебя, как собаку. И зачем только ты затеял эту игру, в ней нет никакого смысла… Прошло два года, это очень много, Жосс… За это время все изменилось. И политика, и обстоятельства — все, все изменилось…

— Да, Эдуар, и я тоже изменился. Все изменилось, но остался президент Нджала и служба безопасности. И если я собирался убить его тогда, два года назад, то теперь я тем более должен это сделать. Ты не представляешь себе, Эдуар, что это такое — провести два года в каменоломнях и тюрьмах…

— Я не понимаю твоего упрямства, Жосс, — перебил его Валеруа. — Я вообще тебя больше не понимаю. При чем тут служба безопасности? Что ты имеешь против нее? Ты хочешь обвинить ее в сговоре с Андрозикели Нджалой? Кого из них ты больше ненавидишь?

— А ты догадайся, — насмешливо сказал Доман. — Ну, что, это все, что ты хотел мне сказать перед тем, как меня пристрелят? Или что-нибудь добавишь на прощанье?

— Жосс, ты проиграл. Неужели ты не понимаешь, что все кончено?

В это время за окнами гостиной послышался шум. Валеруа выглянул на улицу — к его дому одна за другой съезжались машины: две, три, потом — десяток, два десятка… Послышалось хлопанье дверей, оживленные голоса, вспыхнули блицы камер. Маленькую тихую площадь осветили лучи автомобильных фар, ее наполнила шумная говорливая толпа… Валеруа заметил, как заметались по площади полицейские агенты, как выскочили из своих машин Фарж и Виктор.

— Нет, дорогой Эдуар, — сказал Доман, — еще не все закончено. Игра продолжается.

— Что это? — растерянно спросил Валеруа.

— Это свободная демократическая пресса, — объяснил Жосс. — Два года назад, во время процесса в Антананариву, обо мне было написано много статей, если ты помнишь… Сегодня я позвонил журналистам и пригласил их сюда, чтобы они вели прямую трансляцию с места убийства секретного агента французской службы безопасности полковника Жосслена Домана.

— Ты с ума сошел! — воскликнул Валеруа. — Это противоречит всем правилам!

— Каким правилам? Ты хочешь сказать, что вы играете по правилам? А вчера, когда ты позвонил Жанне, это тоже было по правилам?

— Но ведь разговор записывали, Жосс… — тихо сказал Валеруа. — Пойми меня…

— Ты думаешь, я этого не знаю?..

Жосс распахнул дверь и вышел на балкон. Он помахал рукой журналистам, и сразу оказался в перекрестных лучах прожекторов. Заработали камеры, засверкали блицы, в толпе репортеров раздался гомон… Сквозь вспышки света Жосслен заметил, как полковник Мартен торопливо пересек площадь и вошел в парадное.

— Господа! — обратился Доман к журналистам. — Я благодарю вас за то, что вы откликнулись на мое приглашение. Хочу сообщить, что я в прекрасной форме. Я только что вернулся в Париж после долгих африканских каникул, сейчас нахожусь в доме моего друга Эдуара Валеруа и совершенно не намерен кончать жизнь самоубийством.

В толпе репортеров раздался дружный понимающий смех.

— Прошу вас внимательно наблюдать за тем, что здесь произойдет в течение ближайших пятнадцати минут, — продолжал Жосслен. — Сейчас я спущусь вниз и отвечу на все ваши вопросы. Для этого мне нужно пройти два лестничных пролета. Надеюсь, что мы вскоре увидимся.

Толпа снова одобрительно загомонила, засмеялась. Доман вернулся в комнату, вынул из лежащей на диване кобуры револьвер Эдуара и направился к выходу.

— Жосс! — окликнул его Валеруа. — Зачем ты взял мой револьвер?

— Дружище, у меня нет ни малейшего желания пятиться, выходя из твоей квартиры, — не оборачиваясь, бросил через плечо Доман и захлопнул за собой дверь.

Он быстро сбежал по лестнице и в темном углу парадного увидел полковника Мартена, комиссара Розена и Рагуле. Вид у них был неважный. Они растерянно поглядывали на стеклянную дверь, за которой виднелся свет прожекторов и слышался шум толпы.

— Рад приветствовать вас, господа, — улыбнулся им Доман. — Итак, что вы выберете: Или я выхожу на улицу и даю интервью журналистам, или я предпочту черный ход, возле которого меня будет ждать машина.

— Идите через черный ход, — после паузы выдавил из себя багровый от злости Мартен.

— В таком случае, полковник, мне нужна машина, — жестко сказал Доман. — Двигатель должен быть включен. И чтобы рядом никого не было!

— Позовите Виктора, пусть подгонит машину, — приказал Мартен Рагуле.

Тот бросился к черному ходу.

— Мне кажется, вы выбрали правильное решение, — заметил Доман и последовал за Рагуле.

Через минуту у подъезда стоял красный «рено». Улица была пуста. Жосслен мгновенно влез в машину и нажал на газ. Она резко рванулась с места. Но Доман сразу же услышал, как позади взревел другой мотор. Это Розен и Фарж успели выбежать через парадный ход и сесть в машину. Сейчас они плотно, почти без отрыва шли за ним.

Увеличивая скорость, Жосслен свернул на узкие малолюдные улицы, сделал несколько резких поворотов, но Фарж и Розен не отставали. Увеличить разрыв Доману никак не удавалось. Они неслись по ночному Парижу в безумной гонке, а встречные машины едва успевали тормозить или сворачивать с их пути.

Жосслен гнал свой «рено» к набережной Сены. Он вырвался на просторную площадь Звезды, описал круг и неожиданно свернул на ступени лестницы, плавными уступами спускавшейся к реке.

Машина, вздрагивая и скрежеща, запрыгала по ступеням, переваливаясь, как огромная утка. В свое время Доман в совершенстве освоил различные способы уходить от преследователей, и сейчас был почти уверен, что здесь он оторвется от Розена и Фаржа. Но, взглянув в зеркальце, он с удивлением убедился, что Фарж точно так же, как он, вписался в поворот и довольно плавно, насколько это возможно, ведет машину вниз по лестнице вслед за ним, по-прежнему соблюдая минимальный разрыв.

Машины вырвались на широкую набережную и с ревом пронеслись по ней, распугав немногочисленных романтиков и компанию клошаров.

«Где сейчас тот смешной бродяга со старым будильником? Может быть, здесь?» — мельком подумал Жосс.

Затем они свернули к Дворцу инвалидов, и тут Доман внезапно понял, что он занимается не своим делом. Нападать он всегда умел лучше, чем убегать. И Жосслен решил поменяться ролями с Розеном и Фаржем.

На полной скорости он неожиданно затормозил и резко дал задний ход. Как Жосс и предполагал, Фарж не успел отреагировать и по инерции проскочил мимо. У комиссара Розена реакция оказалась немного лучше: он уловил маневр Домана и успел выстрелить, когда их машины поравнялись на долю секунды.

Розен не промахнулся. Пуля попала в левую руку Жосса. Он почувствовал липкую теплоту крови в рукаве куртки и попробовал пошевелить пальцами.

«Кажется, кость не задета!»

Зато пуля раздробила лобовое стекло. Оно покрылось паутинкой трещин и мешало обзору. Жосслен скрипнул зубами, выбил стекло локтем раненой руки и выжал газ до отказа.

Растерянный Фарж, боясь упустить Домана, сбавил скорость, и Жосслен догнал его без труда. Не давая преследователям времени опомниться, он на полной скорости ударил их «мерседес» крылом своей машины. «Мерседес» бросило на обочину, и Фарж едва сумел справиться с управлением. Жосслен ударил второй, третий раз… «Мерседес» начал «вилять», пытаясь уйти вперед, но тут из переулка медленно выехал большой груженный фруктами автофургон. Скорость была слишком велика и избежать столкновения Фаржу не удалось. Он удара автомобиль перевернулся и встал на крышу.

Жосслен на секунду притормозил, посмотрел, как Фарж и комиссар Розен, барахтаясь и чертыхаясь, дергают заклинившиеся дверцы «мерседеса», потом резко нажал на газ и затерялся в потоке уличных огней.

 

Глава 8

АЛИСА АРДЖАНИ

Обычно Алиса спала крепко и наутро не могла вспомнить ни одного сна.

Но этой ночью она проснулась в холодном поту. Алиса видела странный сон. Словно она снова оказалась в Альпах, в том маленьком старом отеле, где они провели с Жоссом счастливую безмятежную неделю перед его отлетом в Антананариву. Но сейчас отель был пуст, Алиса не встретила в нем ни единой живой души. Она заходила в комнаты — там никого не было, она звала — никто не отзывался…

Алисе стало страшно. Она выбежала из отеля и увидела, что горы стали огромными и продолжали расти, смыкаясь над головой, закрывая небо. Начало темнеть. Внезапно она заметила впереди просвет и бросилась туда. Она долго бежала по узкой тропинке, потом горы остались позади, и Алиса вышла на берег моря.

Было тихо, светило солнце, и море сияло под его лучами. От воды шел нестерпимый слепящий свет. На берегу лежали большие белые камни, а у камней она увидела Жосса. Он тоже заметил Алису, помахал ей рукой и пошел навстречу.

Она бросилась к нему, но расстояние между ними вдруг начало увеличиваться… Через минуту Жосс стал еле виден, Алиса в отчаянии закричала, позвала его по имени и… проснулась.

Сердце ее часто и сильно билось. В комнате было темно и тихо, но эту тишину нарушали странные звуки, похожие на плеск воды.

«Вот почему мне приснилось море…» — быстро подумала Алиса.

Она вынула из ночной тумбочки браунинг, накинула халат и осторожно ступая босыми ногами, вышла из спальни. Не зажигая света, Алиса спустилась по лестнице на первый этаж. Несомненно, в квартире кто-то был: коридор пересекала полоса света, а из кухни слышался шум текущей воды. Алиса подошла поближе и увидела на полу мужскую кожаную куртку, рубашку, испачканную кровью… Она заглянула на кухню и увидела Жосса, который, стоя у крана, пытался смыть запекшуюся кровь с раненой руки.

Алисе захотелось одновременно улыбнуться и заплакать, горечь смешалась с радостью, страх за Жосслена — с нежностью к нему. Она глубоко вздохнула и опустила браунинг в карман халата. Доман обернулся на ее вздох и улыбнулся Алисе так, словно они расстались только вчера и не было этих двух лет тоски и отчаяния.

— Привет, — сказал он. — Я тебя разбудил, прости…

— Все эти дни я ждала, придешь ты ко мне или нет, — сказала Алиса. — Что с тобой случилось?

— С рукой? Ничего страшного. Знаешь, это очень хорошо, когда есть место, куда ты всегда можешь прийти.

— Ты поступил так мило, прислав мне цветы, — едва сдерживая слезы, прошептала она.

Жосс обнял Алису и спрятал лицо в ее волосах. Они пахли, как и раньше — травой и медом…

— Знаешь, Алиса, я все время пытаюсь нагнать упущенное, а вы стараетесь заставить меня бежать в другую сторону…

— Давай, я тебя перевяжу.

Алиса взяла Домана за руку и провела его в маленькую гостиную с белым круглым диваном и голубым ковром.

— Да, — сказал Жосслен, пожалуй, я вряд ли смог бы перевязать себя сам.

Он с наслаждением вытянулся на диване, положив голову на мягкую подушку. Алиса тем временем искала лекарства в домашней аптечке.

— Так вот, — продолжал Жосслен, пока Алиса обрабатывала его рану, к счастью, действительно оказавшуюся не опасной — пуля только царапнула кожу. — Я приезжаю в Париж, а мои бывшие сослуживцы устраивают мне такие приключения. И при этом в один голос твердят, что времена изменились. Даже Валеруа…

— Ты больше не зовешь его Эдуаром?!

— Да, я больше не испытываю к нему дружеских чувств… Даже Валеруа и моя жена пытаются убедить меня в том, что я напрасно вернулся и мои действия, не имеют смысла. Знаешь, все это, вместе взятое, могло бы заставить меня отказаться от того, что я решил сделать. И именно поэтому я первым долгом послал телеграмму, чтобы вы поняли, что я не сошел с ума.

— Может быть, ты все-таки изменишь свое решение?

— Даже если бы я передумал, это уже ничего не изменит. Приказ отдан, полицейский механизм пущен в ход. Им придется меня убрать. Или меня, или Нджалу. В данном случае речь идет только о нас двоих… — Алиса уловила нотки сомнения в голосе Домана и внимательно заглянула в его глаза.

— Если ты задумал что-то серьезное, не над, о вести себя так вызывающе. Сначала ты входишь через дверь, потом убегаешь через окно. Тебе не кажется, что такая экстравагантность привлекает к тебе излишнее внимание?

— Нет, не кажется. И вообще, почему бы моим бывшим сотрудникам не уделить мне немного времени? В конце концов, я ими тоже интересуюсь, например, Розеном и Фаржем. Но особенно — Розеном…

— А если мы с тобой уедем? Ты и я… Тогда Розен, наверное, оставит тебя в покое? — робко спросила Алиса. — Как ты думаешь?

— Мне всегда нравился твой взгляд на вещи, Алиса, — вставая, ответил Жосслен. — Это хороший проект. Можно уехать, можно уплыть, можно улететь на самолете, на воздушном шаре или на зонтике… Но, к сожалению, сегодня пятнадцатое число и у меня назначено свидание в неком парижском отеле, где я должен убить президента одной маленькой африканской страны.

— Да, Жосс, — торжествующе улыбнулась Алиса, — сегодня действительно пятнадцатое, но твое свидание не состоится, ты опоздал. Президента Нджалы уже нет в отеле. Он находится в Шато де Ферьер, примерно в десяти километрах от Рамбуйе. Его поселили в замке, вокруг которого — ров, несколько оцеплений охраны, и попасть туда практически невозможно. Ты этого не знал?

Доман был озадачен. Поездка в Рамбуйе до сих пор не входила в его планы, как и знакомство с несколькими линиями оцепления.

— Это действительно далеко? Кто же там охраняет Нджалу?

— Солдаты, жандармы, полиция, агенты спецслужбы… Туда даже собираются послать вертолет.

— Вертолет? — заинтересовался Жосс. — Ну-ка, расскажи, зачем он там понадобился?

— Видишь ли, мадемуазель Дорис Робертсон…

— Фридериксен!

— Да, Фридериксен. Так вот, она не переносит долгих поездок в автомобиле, и поэтому полетит в Шато де Ферьер на вертолете.

— Смотри-ка, как здорово. Этот небольшой каприз мадемуазель Дорис может оказаться очень кстати… Именно с этого надо было начать, моя дорогая Алиса.

Жосслен шагнул к Алисе. Она обняла его. И маленькая гостиная, предрассветный мокрый Париж за ее окнами и весь мир — все исчезло для них. Пусть не навсегда, пусть ненадолго, пусть на мгновенья…

 

Глава 9

НЕОПОЗНАННЫЙ ТРУП

Среди агентов африканского сектора отдела службы безопасности царила лихорадочная суета. Штаб охраны президента Нджалы перебазировался в Шато де Ферьер. Визит заканчивался, необходимые соглашения и протокол долгожданного договора об экономическом сотрудничестве были подписаны. На пятнадцать часов была назначена пресс-конференция, затем — обед и церемония отбытия в Орли… Оставалось пережить один день.

Но Доману вчера опять удалось уйти, хотя, казалось бы, ловушка была захлопнута. Где он? Какие сюрпризы готовит? Эти мысли не давали покоя полковнику Мартену. Ожидая Алису, он нервно ходил по кабинету и слушал комиссара Розена, едва веря тому, что тот говорил.

— Я уверен, что подстрелил его вчера, абсолютно уверен. Я видел это собственными глазами, — упрямо твердил Розен.

— Чем же тогда вы объясняете его исчезновение? Как Доману удалось скрыться от вас? Для мертвеца он ведет себя слишком резво… — с иронией заметил Мартен.

— Ну, нервное напряжение иногда придает раненым необыкновенную силу, это общеизвестно, полковник. Тут нет ничего удивительного. Но в Шато де Ферьер он добраться не сможет. Однако, на всякий случай, надо подстраховаться… Может, он и вправду остался жив. Советую вам усилить охрану.

— Послушайте, Розен, давайте договоримся так — вы занимаетесь Доманом. Я же занимаюсь президентом, и в ваших советах абсолютно не нуждаюсь! — вспылил Мартен. — Фарж и Валеруа уже в замке, и я сейчас еду туда же.

— Валеруа! Значит, Валеруа… — начал было комиссар, но в этот момент в дверь заглянул дежурный офицер.

— Полковник, звонила Алиса Арджани. Она сообщила что не сможет поехать с вами в Шато де Ферьер…

— А что с ней случилось? — удивленно спросил Мартен.

— Не знаю, — пожал плечами дежурный. — Сказала, что заболела, что очень устала.

— Чем это она заболела? — вдруг встрепенулся комиссар Розен, словно собака, почуявшая след. — Уж не Доман ли тут замешан? Я, пожалуй, навещу вашу секретаршу, возможно, ей понадобится помощь, — со странной улыбкой сказал он Мартену.

Алиса жила в центре Парижа, на улице Лепик, в доме, построенном в стиле позднего классицизма. Это было небольшое приземистое здание, украшенное колоннами. Подъезды располагались по его периметру, а небольшой дворик, отделенный от улицы широкой лестницей, был вымощен тяжелыми каменными плитами.

Жосслен как раз выходил от Алисы, когда внезапно заметил у главного подъезда комиссара Розена который внимательно разглядывал табличку с фамилиями жильцов, вывешенную на фасаде.

— Алиса Арджани, — прочел Розен. — Третий подъезд, бельэтаж.

Он направился вдоль колоннады, как вдруг кто-то негромко окликнул его сзади. Розен обернулся. У колонны стоял Жосслен Доман. Живой и невредимый.

— Розен, — сказал он. — Ты удивлен? Я же предупреждал, что буду преследовать тебя, что всегда буду стоять за твоей спиной.

Розен непроизвольно потянулся к кобуре пистолета. Уловив это движение, Доман тут же сунул свою руку в карман куртки…

Розен замер. Доман тоже не двигался. Вопрос жизни и смерти решало то, на какую долю секунды быстрее один из них сумеет выхватить оружие. Наградой за это мгновение будет жизнь. Розен и Доман не сводили друг с друга глаз. Несколько минут показались им вечностью. Оба они ожидали какой-либо случайности, вернее, его величества Случая, который пришел бы на помощь кому-нибудь из них. Это мог быть резкий гудок машины за спиной, луч солнца, пылинка, попавшая в глаз.

Однако судьба приняла обличив смешного рыжего веснушчатого паренька-посыльного из цветочного магазина, который появился из-за угла с огромной корзиной гортензий в руках.

— Месье, не знаете ли вы, где тут второй подъезд? — обратился он к Доману и Розену, неподвижно стоящим у дома, глядя друг на друга немигающими глазами.

Естественно, ни тот, ни другой не проронили ни слова.

Посыльный растерялся.

— Алло, месье! Что это с вами? Вы стоите, словно на дуэли.

Он топтался между ними с огромной корзиной упакованной в шуршащий целлофан.

— Я вот принес цветы… Консьержка сказала, что их заказывали в семнадцатую квартиру, а там никто не отвечает. И я подумал, может, тут какая-нибудь ошибка…

Но двое мужчин хранили странное молчание и даже не взглянули в его сторону. Посыльный почувствовал себя так, словно вот-вот должно произойти нечто ужасное.

— Кажется, месье, я вам мешаю… извините…

Паренек робко попятился, оступился на лестничной ступеньке и выронил корзину…

Два выстрела грянули почти одновременно. Но быстрее среагировал все-таки Доман.

Розен вскинул руки, покачнулся и упал навзничь. На рубашке с левой стороны стало медленно расползаться красное влажное пятно.

Посыльный в ужасе пополз с места боя на четвереньках, потом вскочил и мгновенно исчез, словно растворился в воздухе.

Доман подошел к Розену. Тот был уже мертв. Жосслен быстро вынул револьвер из его обмякшей руки, достал документы из кармана пиджака и повесил на шею Розена свой именной медальон.

Полицейский патруль, который приехал по вызову посыльного через несколько минут, обнаружил труп немолодого мужчины плотного телосложения, брюнета без особых примет, не имевшего при себе никаких документов. Только на шее у него висел именной медальон, согласно которому убитый являлся полковником французской секретной службы Жоссленом Доманом.

Это сообщение полиция сразу же передала в информационный отдел службы безопасности. Через несколько минут новость разнеслась по всему офису.

— Нет, я не верю, — упрямо твердил инструктор Пикар, услышав доклад дежурного по информационному отделу.

— Полиция сообщила, что при нем был найден только именной медальон полковника Жосслена Домана номер 52.40.565. Мы проверили по картотеке, номер совпадает. По данным предварительного осмотра тела, офицер был убит из огнестрельного оружия.

— Из огнестрельного оружия? — переспросил Пикар. — Я не могу в это поверить. Доман слишком хорошо стреляет. А куда полиция доставила тело? В морг?

Инструктор Пикар положил трубку и несколько минут сидел в задумчивости. Потом он снова вызвал дежурного.

— Свяжитесь с полковником Мартеном. Скажите ему, что я не верю, будто убитый на улице Лепик — это Жосс Доман. Это невозможно. Тут что-то не так. Пусть Мартен пошлет кого-нибудь в морг для опознания тела.

Когда в штабе охраны в Шато де Ферьер стала известна эта новость, в воздухе повисла странная тяжелая тишина.

Наконец молчание прервал полковник Мартен.

— Мы с самого начала знали, что все это закончится плохо… Ну почему Доман был таким упрямым?!

— Пикар сомневается, что это Жосс Доман, — осторожно напомнил Валеруа.

— Да, это необходимо проверить, — согласился Мартен. — Инспектор Фарж, поезжайте в Париж, сходите в морг и удостоверьтесь, он ли это.

Фарж молча вышел. Через несколько минут в комнату заглянул напыщенный, нарядный и напомаженный помощник президента Нджалы Амилкар Андриаманантена.

— Господин полковник… — сказал он.

— Слушаю вас. Что-нибудь случилось? — В последнее время полковника Мартена не оставляли дурные предчувствия.

— Ничего не случилось, — ответил африканец. — Но его превосходительство хочет знать, все ли готово для приема вертолета мадемуазель Фридериксен. Где вертолет сядет?

И тут Мартен словно взорвался. Три дня он разыскивал невидимку Домана, три дня рисковал своей жизнью. А эту скотину Нджалу интересует только его девка.

— Плевать я хотел на его шлюху с этим вертолетом! На клумбу сядет, или на газон. Мы не уполномочены решать такие проблемы. Понятно?

— Да, мне все понятно, — лицо помощника президента приняло ледяное выражение, он оскорбленно передернул плечами и вышел.

— Не стоит так горячиться, господин полковник… — успокаивающим тоном проговорил Валеруа.

— Да, вы правы, Эдуар. Прикажите отвезти людей в казармы. Думаю, обычной охраны теперь нам хватит, — устало сказал Мартен. — А впрочем, пойдемте вместе, мне нужно немного подышать свежим воздухом.

Инспектор Фарж подъехал к длинному приземистому зданию морга. Он показал дежурному свое удостоверение. Тот внимательно прочитал его, оглядел Фаржа и затем вызвал санитара. Через минуту в приемный покой вошел старик с ватным лицом и неподвижными глазами. Фарж отшатнулся: от служителя морга, казалось, несло каким-то могильным холодом.

— Пойдемте со мной, — скрипучим голосом сказал старик и повел Фаржа по длинным пустынным белым коридорам.

«Ведь это дом, где временно обитают мертвые, прежде чем их похоронят, — почему-то подумалось Фаржу. — Гостиница для покойников. А старик-санитар это Харон, перевозящий души умерших через воды Стикса».

Ощущение странного, потустороннего покоя обволакивало Фаржа, и он чувствовал себя жалким, лишним и суетливым в доме, откуда для многих начинался путь в вечность.

Фарж тряхнул головой, отгоняя от себя странные, не свойственные ему мысли. В этот момент старик распахнул дверь, и они вошли в помещение с холодильными камерами.

— Вас интересует тот, что доставлен сегодня утром с именным медальоном Жосслена Домана? — переспросил санитар.

— Да, — кивнул Фарж.

Старик подошел к одной из камер, выдвинул из нее тело, укрытое простыней, и приподнял ее край.

Фарж увидел перед собой бледное, спокойное, уже тронутое смертельной синевой лицо своего шефа, комиссара Розена.

— О господи! — вскрикнул он в ужасе и опрометью выскочил в коридор.

Старик-санитар пожал плечами.

— В конце концов, смерть так же естественна, как и жизнь, — резюмировал он. Ежедневное сравнение жизни и смерти сделало его философом.

Фарж выбежал из здания морга, закурил, чтобы унять дрожь в руках, и, сделав несколько глубоких затяжек, пошел к машине. Он открыл дверцу, сел за руль и взял в руки рацию.

— Алло! Алло! Это шато де Ферьер?

В микрофоне что-то слегка потрескивало, и голоса были приглушены.

— Срочно позовите полковника Мартена. Это Фарж… Алло! Полковник Мартен? — В это мгновение Фарж почувствовал, как ему в затылок больно уперся холодный ствол револьвера. Он поднял руки вверх и осторожно скосил глаза назад. Так и есть! На заднем сиденье его машины сидел Доман.

Из микрофона слышался голос полковника Мартена.

— Алло! Алло! Фарж! Ничего не слышно! Фарж! Почему вы молчите? Алло! Алло!

— Скажи ему, что видел в морге меня, — тихо сказал Доман, для убедительности надавливая дулом револьвера в затылок Фаржа. — Ну, быстро!

В голосе Домана появились угрожающие нотки, и Фарж нехотя поднес ко рту микрофон.

— Алло, полковник. Я опознал Домана. Это был он.

— Что с вами происходит, Фарж? — Мартен почуял неладное. — У вас какой-то странный голос.

— Я видел Домана, — повторил Фарж. — Зрелище не из приятных…

— Ну что ж, прекрасно! Тогда немедленно возвращайтесь!

Фарж выключил рацию.

— Поезжай вперед. Быстро! — повелительно ткнув Фаржа револьвером, приказал Доман.

Красный «рено» резко тронулся с места и понесся в сторону Рамбуйе. Минут через десять Фарж и Доман выехали из города.

Предместья Парижа были прекрасны особой весенней прелестью. По обеим сторонам дороги торжественно стояли каштаны, пышные кроны которых украшали десятки белоснежных свечей. Цвели сады. Плодовые деревья, осыпанные нежными, словно восковыми цветами, казались запорошенными снежной пылью.

Мартен, закончив разговор с Фаржем, откинулся в кресле и закурил.

— Честно говоря, сегодня утром я не поверил Розену, когда он сказал, что убил Домана.

— Да, — откликнулся Валеруа. — Розен грязная тварь, но, надо отдать ему должное, он отменный полицейский.

— Ну, что ж, — вздохнув, поднялся из кресла полковник Мартен. — Пойду, сообщу его превосходительству хорошую новость. Думаю, он несказанно обрадуется, что сможет живым и здоровым вернуться домой.

Он вышел из северного крыла здания, которое занимал штаб службы безопасности, и пошел вдоль замкового пруда, где плавали бутоны белых лилий, к апартаментам президента Нджала. Они находились в южном крыле замка. Его превосходительство пожелал, чтобы солнца в его резиденции было как можно больше.

Машины для солдат уже прибыли, и автоматчики оставляли замковый двор, газоны, лужайки, посты на крышах и галереях замка. Все закончилось, партия была выиграна. Жосс Доман лежал в холодильнике морга, но полковник Мартен почему-то не чувствовал радости победы. Наоборот, душу его заполнила тоска.

 

Глава 10

ШАТО ДЕ ФЕРЬЕР

Тем временем Фарж и Доман уже подъезжали к Рамбуйе. Жосслен рассеянно поглядывал в окно машины. Деревья, росшие вдоль дороги, шелестели свежей яркой листвой, промытой ночным дождем.

— Когда должен прилететь вертолет мадемуазель Дорис Фридериксен? — спросил Доман, наслаждаясь через окно деревенским пейзажем.

— В два часа тридцать минут, — ответил Фарж. — Почему вас это интересует?

— Потому что я улечу на нем, малыш, ясно?

Жосслен откинулся на сиденье и добавил, заметив напряженно приподнятые плечи и угрюмое выражение лица Фаржа!

— Отдыхай, Оксильер, отдыхай. Расслабься, дыши глубже — весна на дворе. Когда будем проезжать через пост в воротах замка, не забудь улыбнуться, И вообще, веди себя как можно естественнее.

В это время Доман увидел в потоке машин на шоссе военные грузовики с автоматчиками.

— Смотри-ка, Фарж, полковник отсылает своих солдатиков.

Жосслен снова взглянул в зеркальце заднего вида: на перекошенном лице Фаржа резко выделялся слегка позеленевший синяк трехдневной давности.

— О Боже, — вздохнул Доман. — Ну и рожа! Я же сказал тебе, Оксильер, сделай приветливое лицо, улыбайся. А ну-ка, порепетируем, до замка осталась пара километров.

Фарж слегка повернулся к Жосслену и оскалил зубы, изображая улыбку.

— Спасибо, малыш! — сказал Доман.

За поворотом дороги показалась небольшая дубовая роща, а за ней уже виднелись белые башни замка.

У въезда в Шато де Ферьер Фарж молча показал охранникам свое удостоверение. Они узнали инспектора и, с улыбкой козырнув ему, открыли ворота. Машина въехала во двор замка, мощенный тяжелыми каменными плитами.

Доман внимательно осмотрел здание.

Это был средневековый замок, позднее перестроенный в стиле барокко. Мощные круглые башни с узкими окнами соседствовали с нарядными стеклянными галереями и высокими полукруглыми окнами, украшенными лепниной. Центральное здание замка было построено в форме каре. Внутри находился просторный двор, вымощенный камнем. Он заканчивался балюстрадой, широкая лестница уступами спускалась от нее к большой зеленой лужайке с несколькими цветочными клумбами. За лужайкой начинался парк. У северной и южной башен замка сохранились остатки оборонительного рва с водой. Сейчас это были пруды, заросшие водяными лилиями.

— Так, — скомандовал Доман, — подъедешь прямо к подъезду. Где находятся апартаменты его превосходительства?

Фарж молчал, чуть притормаживая машину.

— Тебе что, понравилось в морге? Ты хочешь полежать там рядом с Розеном? — угрожающе произнес Доман.

— В южном крыле, на втором этаже, — нехотя медленно ответил Фарж. — Там, где большие окна.

Он махнул рукой в сторону южного фасада, где солнце играло в стеклах огромных барочных окон, украшенных затейливым лепным бордюром.

— А куда сядет вертолет? — вновь спросил Жосслен.

— Вот сюда, на эту лужайку. — Фарж показал на большое зеленое поле, расстилавшееся за балюстрадой.

Машина медленно подъехала ко входу в апартаменты президента Нджалы. Но тут Домана ждала неожиданность. У двери о чем-то беседовали двое африканцев, видимо, из окружения президента.

Фарж хотел было открыть дверцу машины.

— Подожди, — приказал Доман, — не двигайся!

Африканцы подошли к машине, узнали Фаржа и приветливо улыбнулись.

— Привет, привет, — одновременно ответили Доман и Фарж, один весело, а другой мрачно.

Африканцы отошли, продолжая прерванный разговор.

Выждав, когда они скроются за углом дома, Доман неожиданным ударом оглушил Фаржа, уложил его на сиденье и вылез из машины.

На широкой витой лестнице никого не было. Доман начал подниматься, как вдруг услышал наверху тяжелые шаги. Кто-то вышел из апартаментов Нджалы. Жосслен оглянулся: в нише стояли кованые рыцарские доспехи. Он быстро спрятался за ними.

Когда человек, спустившись по лестнице, поравнялся с ним, Жосслен узнал Мартена. Доман шагнул ему навстречу, держа наготове револьвер.

— Здравствуйте, господин полковник, — сказал он приветливо.

— Доман?!

От неожиданности Мартен слегка отшатнулся.

— Разве вы не умерли?

— Умер Розен, — ответил Жосслен. — Вы разочарованы?

— Да, разочарован. Разочарован в Розене. Я всегда считал его хорошим сыщиком.

— Мы оба оказались хорошими сыщиками, но ему немного не повезло. А теперь, господин полковник, — Доман выразительно повел револьвером в его сторону. — Отдайте мне ваш пистолет.

Мартен, пожав плечами, вынул пистолет из кобуры и протянул его Доману.

— Ну, что ж, начинается последний акт этой драмы, — пристально глядя в глаза полковнику, сказал Доман. — Отведите меня к Нджале, Мартен, только побыстрей!

Они молча поднялись по лестнице, прошли через огромный пустой белоснежный зал, украшенный лепниной, и подошли к дубовой резной двери.

— Он здесь! — кратко сказал Мартен.

— А теперь послушайте меня, дорогой полковник, — Доман сгреб Мартена за шиворот и ткнул дулом револьвера в толстые складки на подбородке. — Фарж валяется там, внизу. И я бы не хотел, чтобы случилось еще одно несчастье… Поэтому ведите себя тихо и передайте министру Сен-Ламберу, что, несмотря на все ваши усилия, я все-таки сделал свое дело. А сейчас вы свободны.

Доман отшвырнул Мартена в сторону и распахнул дверь кабинета.

 

Глава 11

«КОНТРАКТ»

Доман оказался в просторной комнате, украшенной резными панелями черного дерева, с несколькими огромными окнами от пола до потолка. Сейчас они были закрыты тяжелыми ткаными занавесями, и в кабинете царил полумрак.

Президент Нджала лежал на кушетке, закрыв лицо свежим номером газеты «Матен».

— Это опять вы, полковник? — не шевелясь, спросил Нджала. — Только ничего не говорите, у меня ужасно болит голова…

Доман молчал.

Нджала отбросил газету и, увидев Домана, вздрогнул от неожиданности. Он быстро поднялся с кушетки и зачем-то застегнул пиджак на все пуговицы.

— Я очень рад вас видеть, господин Доман, — безжизненным голосом проговорил Нджала после паузы.

— Я тоже рад, что наконец вижу вас, хотя кое-кто пытался помешать нашей встрече, — ответил Жосслен.

Он сделал несколько шагов навстречу Нджале.

— А теперь «зажгите лампочку», — указывая на занавеси, сказал Доман на профессиональном жаргоне, — и готовьтесь к смерти, господин президент.

Нджала молча отдернул занавеси на огромных окнах, и в кабинет хлынули ослепительные потоки весеннего полуденного солнца.

В это время охрана была приведена в боевую готовность.

Лейтенант Валеруа связался по рации с отрядом автоматчиков и приказал им вернуться в замок. Все двери и окна в апартаментах Нджалы были взяты на прицел. Штаб спецслужбы находился как раз напротив, и Виктор с Рагуле пытались рассмотреть происходящее в кабинете через оптические прицелы винтовок.

— Я вижу угол стола, силуэт… «лампочку зажгли»… — вслух комментировал Рагуле увиденное. — Зачем он открыл шторы? Это условный сигнал или что-нибудь другое?

— При чем тут сигнал, — злобно сказал пришедший в себя Фарж, забирая у Рагуле винтовку, — просто так удобнее целиться.

— Говорят, Фарж, вы видели его мертвым? — не удержавшись, съязвил Мартен.

— Когда вам приставят к затылку револьвер, вы и не такое увидите, — ответил Фарж, вглядываясь в оптический прицел. — А с вами, господин полковник, такого не случалось? Но я с ним за все рассчитаюсь…

— Эдуар, вы приказали вернуть машины с автоматчиками? — спохватился Мартен.

Валеруа молча кивнул головой и вышел из комнаты.

— Вы что-нибудь видите? — спросил Фаржа Мартен.

— Да, но довольно смутно…

Нджала сел за письменный стол и пристально посмотрел на Домана.

— Сколько у меня осталось времени? — спросил он.

— Примерно десять минут, — ответил Жосслен. — Не вижу причины для того, чтобы жизнь ваша продлилась дольше.

Жосслен помолчал. Напряженно молчал и Нджала. В ящике стола у него лежал девятизарядный пистолет «беретта», и он лихорадочно вспоминал, заперт ли ящик. Он осторожно уперся коленом в дно ящика и слегка двинул его к себе. Ящик поддался.

— В оставшееся время, господин президент, — продолжал Жосслен, не спуская глаз с Нджалы, — давайте поговорим на высокие темы: о народном счастье, о свободе, равенстве, братстве… О том, на чем вы спекулировали всю жизнь и что вы всю жизнь предавали. Ведь я убью вас именно из-за этого, а вовсе не из личной мести, как вы думаете.

— Единственная вещь, о которой я сожалею, месье Доман, — медленно произнес Нджала, и лицо его посерело от ненависти, — это то, что мне не под — силу убить вас. Я не могу простить себе, что тогда, два года назад в Антананариву, не приговорил вас к смертной казни. До сих пор не понимаю, почему я так поступил. Ведь вы не представляете из себя никакой ценности. А чего стоит ваша циничная болтовня о свободе?! Вы, французы, веками эксплуатировали половину Африки, угнетая ее народы и варварски используя природные богатства.

Доман усмехнулся. Бессильная ярость Нджалы забавляла его.

— Что вы говорите? А по-моему, кое-какую ценность я все-таки представляю… Так, значит, вы не хотите побеседовать со мной напоследок об идеалах добра, братстве и свободе? Может быть, вы и правы, господин президент, поскольку для вас все это лишь общие слова, сотрясение воздуха. Что они значат по сравнению с такими простыми вещами как жизнь и смерть…

— Так что же вы ждете? — спросил Нджала.

Разговаривая с Доманом, он в то же время пытался незаметно выдвинуть коленом ящик с револьвером, и ему это понемногу удавалось. Ящик уже был приоткрыт сантиметра на три. Оставалось совсем немного.

— Вертолет, — ответил Доман. — Я жду вертолет.

И действительно через несколько секунд воздух наполнился легким гулом, и небольшой бело-красный вертолет начал снижаться над лужайкой перед замком.

— А вот и он! — сказал Жосслен, глядя в окно.

В это время в штабе охраны напряженно пытались понять, что же происходит в кабинете Нджалы. Оттуда не доносилось ни звука. Казалось, там шла тихая беседа.

Полковник Мартен уже несколько раз пробовал связаться с министром безопасности, но пока это ему не удавалось.

— Я не спрашиваю о том, как вас зовут, мадемуазель! — кричал он на какую-то секретаршу. — Я прошу вас срочно соединить меня с министром Сен-Ламбером! Возникла чрезвычайная ситуация…

Полковник вспотел от волнения, его седеющие вьющиеся волосы прилипли ко лбу. Через окно он увидел, как к замку вновь подъехали грузовики с солдатами, и цепи автоматчиков рассыпались по двору, галереям, лужайкам парка, плотным кольцом окружив апартаменты Нджалы.

— Вы хотите поговорить о свободе и равенстве? Извольте, — сказал Нджала. — Франция утопила в крови пять республик и три народные революции. И все это во имя одного слова — «демократия». Я никогда не понимал, почему вы все так за него цепляетесь?

Ящик был уже почти открыт, и Доман решил положить конец мучениям Нджала.

— Вообще-то, меня сейчас меньше всего интересует демократия и связанные с нею моральные проблемы, — бросил он и одним прыжком оказался около президента. Он с силой толкнул ящик, ударив Нджалу по рукам и на секунду парализовав его движения, выхватил пистолет из стола.

— Вот все вы такие, — укоризненно произнес Доман, засовывая «беретту» в карман своей куртки. — Говорите одно, а делаете совсем другое.

Кривясь от боли, Нджала смотрел на него взглядом затравленной крысы.

— Знаете, что, мсье Доман, после вашего на меня покушения я заинтересовался, насколько опасна профессия лидера государства, — постарался он оттянуть время. — В результате проведенных мною изысканий я пришел к выводу, что она — самая опасная среди гражданских профессий. Не верите? Тогда извольте убедиться.

— Ну-ка, ну-ка, интересно, — рассеянно хмыкнул Доман, наблюдая за вертолетом, который наконец опустился на лужайку.

Нджала покопался в своем ежедневнике и, найдя нужную страницу, сказал:

— Приведу далеко не полный список современных лидеров, погибших насильственной смертью во время исполнения ими обязанностей главы государства или спустя некоторое время после отставки. Вы позволите?

— Валяйте, если вас это утешит. Только не забудьте поставить свое имя в конце списка!

Нджала поперхнулся, но все же начал читать глуховатым от волнения голосом:

— Фредерик Акуффо, президент Ганы — казнен.

Александр I, король Югославии — убит.

Сальвадор Альенде, президент Чили — убит, хотя есть версия, что он покончил с собой.

Хафизулла Амин, президент Афганистана — убит.

Ион Антонеску, диктатор Румынии — казнен.

Морис Бишоп, премьер-министр Гренады — убит.

Зульфикар Али Бхутто, премьер-министр Пакистана — казнен.

Габриэль Вильяроэль, премьер-министр Боливии — убит.

Индира Ганди, премьер-министр Индии — убита.

Раджив Ганди, бывший премьер-министр Индии — убит террористами.

Джон Кеннеди, президент США — убит.

Патрис Лумумба, бывший премьер-министр Конго (сейчас это Заир) — убит.

Уильям Мак-Кинли, президент США — убит.

Бенито Муссолини, диктатор в Италии — казнен партизанами.

Мухаммед Надир-шах, король Афганистана — убит.

Улаф Пальме, премьер-министр Швеции — убит.

Анвар Садат, президент Египта — убит.

Николае Чаушеску, президент Румынии — казнен.

Нихат Эрим, бывший премьер-министр Турции — убит…

— Довольно, — остановил Нджалу Доман. — Список ваш не блещет совершенством, господин президент. В нем вы объединили выдающихся политических и государственных деятелей с отъявленными мошенниками и негодяями. К тому же можете не обольщаться: по моим сведениям, самая опасная гражданская профессия, во всяком случае, у нас во Франции — это профессия министра финансов.

— Боюсь, что ваши сведения неверны, месье Доман.

— Придется вам поверить мне на слово: проверить это вы вряд ли сможете. К тому же я устал от болтовни, Десять минут истекли. Берите трубку и звоните полковнику Мартену. Живо!

— Что там происходит? — нетерпеливо спросил полковник Мартен у Фаржа.

— В кабинете заметно какое-то движение. Я вижу силуэты, но не могу понять, кто из них Доман, а кто — Нджала.

В этот момент телефонист окликнул Валеруа:

— Господин лейтенант! Звонит президент Нджала!

Валеруа бросился к телефону.

— Слушаю вас, ваше превосходительство! — взволнованно сказал он.

— Мы с месье Доманом, — сдавленным голосом произнес Нджала, — хотели бы выйти из замка, но так, чтобы нас никто не видел. Чтобы ни на лестнице, ни в коридорах, ни во дворе никого не было. Ни единого человека. Обеспечьте нам свободный проход к вертолету. Месье Доман полетит вместе со мной.

Нджала повернулся к Жосслену и протянул ему телефонную трубку.

— Лейтенант Валеруа хочет поговорить с вами.

Доман, не спуская глаз с Нджалы, взял трубку и услышал голос Эдуара.

— Жосс, кажется, у нас больше не будет возможности поговорить…

— Ну почему же? Я думаю, когда-нибудь мы еще увидимся.

— Жосс, — повторил Валеруа, — ты ничего не хочешь мне сказать на прощанье?

— Я не знаю, что тебе сказать, — ответил Жосслен и положил трубку на рычаг.

— Ну, кончай свою работу, я сделал то, что ты хотел, — крикнул Нджала.

— Да, я, собственно, ее уже закончил, — неожиданно ответил Доман. — Должен вам сказать, господин президент, что я никогда не имел намерения вас убивать. Это все досужие вымыслы работников спецслужбы.

Полковнику Мартену, наконец, удалось связаться с министром Шарлем Сен-Ламбером.

— Господин министр? — заговорил он. — К сожалению, Доману удалось проникнуть в апартаменты президента Нджалы.

— Президент жив? — встревоженно спросил министр.

— Да, президент пока жив. Лейтенант Валеруа только что говорил с ним по телефону. Из разговора с президентом Нджалой мы поняли, что в намерения Домана сейчас не входит убийство его превосходительства. Он собирается похитить президента.

— Вы можете этому помешать?

— Трудно сказать. Мы делаем все возможное.

— Неужели никто не в состоянии обезвредить Домана? Где комиссар Розен?

— Розен убит Доманом, его тело находится в морге. Любые попытки активных действий в данный момент очень опасны, — объяснял полковник Мартен, все больше багровея от напряжения. — Мы подвергнем слишком большому риску жизнь президента.

— Идите на уступки Доману, ищите компромисс. Сейчас главное — сохранить жизнь президента Нджалы. В деталях действуйте по своему усмотрению, исходя из обстановки, полковник. Информируйте меня каждые десять минут!

— К чему тогда была вся эта игра? — спросил Нджала. — И зачем вам револьвер?

— Револьвер? — переспросил Доман. — Да он пустой, незаряженный… Вот смотрите, — он вытащил из кармана патроны и бросил их на ковер возле письменного стола. — Впрочем, убедитесь сами, господин президент.

Доман положил оружие на пол и подтолкнул его к Нджале. Оно легко покатилось по гладкому паркету. Нджала схватил револьвер и спустил курок. Раздался щелчок, потом еще один. Револьвер, действительно, был не заряжен. Нджала растерянно прошелся по кабинету.

— Я вижу его револьвер! — вдруг торжествующим голосом закричал Фарж. — Я вижу Домана, вернее, его руку с револьвером. Он почему-то в черных перчатках…

— Зачем вам понадобилось, рискуя жизнью, устраивать весь этот спектакль? — с недоумением спросил Нджала, подходя к Доману.

— А это вы очень быстро поймете, — сказал Жосслен, отступая в глубину кабинета.

Нджала шагнул к Доману, и его силуэт стал четко виден на фоне окна.

— Вот он, — воскликнул Фарж и прицелился. — Это Доман… Я отомщу ему за все!

И он выстрелил.

Нджала покачнулся, как от удара, и схватился за грудь, словно пытаясь удержать хлынувшую кровь. Шатаясь, он сделал несколько шагов, ухватился за тяжелую занавесь, оборвал ее, и, пробив своим огромным телом оконные стекла, рухнул на мощеный каменный двор.

— Я попал, — торжествующе закричал Фарж, отбросив винтовку. — Скажите министру, что я попал… Я наконец рассчитался с ним…

— Нджала! — ошеломленно выдохнули одновременно Мартен и Валеруа.

Мартен опомнился первым и сказал в переговорные устройства:

— Всем оставаться на своих местах и ждать моих распоряжений. — Он протянул рацию Рагуле. — Повторяйте это каждую минуту, пока не будет отдано другого приказа.

Тяжело ступая, он подошел к телефонному аппарату, напрямую подключенному к кабинету министра безопасности, снял трубку и доложил:

— Господин министр, я должен вам сообщить, что президент Нджала мертв.

— Все-таки Доман сделал это… — сказал министр.

— Нет, господин министр, — сдавленным голосом произнес Мартен. — Президента убил инспектор Фарж.

— Фарж? Вы шутите? — возмутился министр.

— Это не шутка, он жертва махинации Домана.

— Всем оставаться на своих местах и ждать распоряжений! — неслось над замком.

Министр замолчал. Он вспомнил слова инструктора Пикара: «Жосс Доман один справится со всеми вами. Он способен довести противника до сумасшествия…»

«Старик оказался прав, — подумал министр. — Он хорошо знал своего любимого ученика. Все произошло именно так, как он и предсказывал».

 

Глава 12

ФИНИШНАЯ ПРЯМАЯ

Жосслен окинул взглядом пустой кабинет Нджалы. На полу валялась недочитанная газета «Матен», в которой была опубликована статья об итогах визита президента Малагасийской Республики во Францию, за занавесью зиял пролом разбитого окна…

Доманом овладело чувство пустоты, усталости, облегчения, словно он сбросил ношу, которую долго-долго тащил на себе. Он повернулся и вышел из апартаментов Нджалы.

Ни на лестнице, ни в коридорах ему никто не встретился. Служба безопасности выполняла обещание, данное Нджале. Доман спустился на первый этаж и распахнул двери. Во дворе замка он увидел автоматчиков, на крышах и башнях виднелись каски и винтовки снайперов, но проход к балюстраде и дальше, на лужайку, где стоял вертолет, был открыт.

Жосслену было слышно, как через громкоговоритель повторялся приказ полковника Мартена:

— Всем оставаться на своих местах и ждать дальнейших распоряжений.

Доман прикинул расстояние до вертолета — примерно триста метров. Это пятьсот шагов или пять минут… За это время все будет решено. И он пошел по двору замка, мимо цепи автоматчиков, к балюстраде своей уверенной, неторопливой, легкой походкой.

— Господин Министр, — прервал молчание Мартен. — Скажите мне, что я должен делать?

Министр не отвечал.

— Господин министр, — допытывался Мартен. — Какие будут распоряжения? Необходимо решить судьбу Жосслена Домана. Я не могу брать на себя ответственность…

— А что сейчас у вас происходит? — перебил его министр. — Где находится Доман?

— У замка стоит вертолет, готовый к отлету, и Доман направляется прямо к нему!

— Делайте то, что считаете нужным, полковник, — уклончиво произнес министр Сен-Ламбер.

Доман миновал цепь автоматчиков и спустился по лестнице на лужайку. Рагуле вновь повторил через громкоговоритель:

— Всем оставаться на своих местах, и ожидать распоряжений!

— Господин министр, — настаивал Мартен. — Мне нужна ваша санкция. В конце концов, я подчиняюсь непосредственно вам, Что я должен делать?

— Ну, ведь в Шато де Ферьер находитесь вы, а не я, — возразил министр. — Вам, полковник, виднее, какие тут могут быть варианты…

— Сейчас их только два: или мы убиваем Домана, или — даем ему уйти. Решайте, господин министр!

— Вы предлагаете мне на выбор крайности. Неужели невозможно задержать Домана, не убивая его?

— Поздно, поздно, господин министр, он уже миновал цепь автоматчиков.

На лужайке, метрах в пятидесяти от вертолета, стояли Валеруа, Виктор, Дорис Фридериксен и пилот.

— Жосс! — окликнул Домана Валеруа.

Доман на мгновенье остановился.

— Вот видишь, — сказал он. — Розен мертв, Нджала тоже мертв. А что касается моей персоны, то там, — он показал на окна штаба, — по-моему идут бурные переговоры…

— Отвезти тебя в Париж? — пристально глядя в глаза Жосслену, спросила Дорис.

— В другой раз, мадемуазель, — улыбнулся Жосс и на прощанье помахал ей рукой. — Еще увидимся…

Он повернулся и пошел к вертолету, до которого оставалось несколько десятков шагов.

Дорис сделала движение, будто собиралась направиться за ним, но на ее плечо легла тяжелая рука Валеруа. Он молча покачал головой в ответ на ее умоляющий взгляд.

Голос Рагуле продолжал греметь над замком, лужайкой, над окаменевшей цепью охраны.

— Всем оставаться на местах и ждать распоряжений!

Но добиться их от министра Мартену никак не удавалось. Полковник вспотел и уже почти кричал в телефонную трубку:

— Решайтесь, господин министр, решайтесь, речь идет уже о секундах…

— Видите ли, Мартен, — колебался тот. — В этом вопросе есть два аспекта. Один аспект уголовный, а другой — политический. После тех разоблачений, которые Доман сделал в прессе, его смерть может быть превратно истолкована общественным мнением.

— Скажите наконец, должен я его остановить или нет? Да или нет? Времени осталось только на одно слово! — потеряв терпение, закричал полковник Мартен. — Доман уже у вертолета!

Перед Доманом стоял яркий бело-красный вертолет. Над ним синело ясное весеннее небо. Впереди лежали вся Франция и весь мир. Оставалось только открыть дверцу и залезть на сиденье…

— Остановите его! — сказал министр.

— Это ваш приказ? — переспросил Мартен.

— Да, полковник, я приказываю вам остановить Домана! — медленно и четко произнес министр и положил трубку.

— Остановите его! — скомандовал Мартен, и его приказ прогремел над замком.

Фарж выстрелил первым. Вслед за ним ожила окаменевшая цепь автоматчиков, вскинули винтовки снайперы, стоявшие на башнях, и тишину разорвали десятки очередей.

Жосслен споткнулся и медленно повернулся к ним лицом, словно хотел взглянуть, откуда придет его смерть и какая она… Он увидел, как белый замок де Ферьер вдруг тронулся с места и поплыл по воде пруда, словно огромная птица. Потом синий купол небес раскололся и из него вырвались потоки ослепительного неземного света.

Доман упал навзничь на зеленую траву, широко раскинув руки.

Автоматные очереди смолкли.

Дорис Фридериксен первая подбежала к бездыханному телу и бросилась перед ним на колени. Сквозь слезы она смогла разглядеть, что открытые мертвые глаза Жосслена Домана, как прежде, ярко-голубые.

В них отражалась лазурь высокого безоблачного неба.