— …а чему равна производная квадрата синуса, нам расскажет сэрат дэй Кирис Сэйторий.

Ироничная ухмылочка на физиономии Бальтазара Станцы заставила Кириса сильнее стиснуть зубы. Вредный и ехидный, почти как Фучи в скверном настроении, учитель иногда доставал так, что хотелось вытрясти из него душу. Однако Кирис терпел: чтобы стать строителем, нужно учиться самому ворочать мозгами. Если Палек не врал, и его груды формул вокруг головоломных рисуночков и в самом деле простейшие расчеты, то тупому уличному хулигану в строительстве делать нечего. То есть дебилу придется распрощаться с мечтой отстроить Хёнкон… Значит, нужно разрабатывать мозги — так же, как дома, в Барне, он упорно темными вечерами подтягивался на турнике, поднимал кирпичи за неимением гантелей и отжимался на кулаках, пока подкосившиеся руки не заставляли ткнуться подбородком в пол. А учитель — он как тренер в ринье или сержант в армии: его дело — гонять всех в хвост и гриву, чтобы не расслаблялись.

Впрочем, жизнь в университетском колледже оказалась не такой уж и тяжкой, как мнилось поначалу. Засобачили его, разумеется, в группу для начинающих — таких же, как он, скудных умом, но каким-то чудом прошедших по категории «многообещающих». Как и в Барне, Кирис по-прежнему предпочитал одиночество, но по большей части по привычке. Народ в группе очень походил на него: мальчишки и девчонки из бедных или даже совсем нищих семей, по большей части с Могерата и из Кайтара. Большинство пропускали занятия в школе, подрабатывая по мелочам, чтобы принести в дом лишнюю монету, и если бы не паладары, так и закончили бы жизнь разнорабочими на какой-нибудь фабрике или крестьянами на рисовом поле. Ставрийцев тоже хватало, но они проходили по категории не «нищих» (кажется, даже самые богатые жители народной республики считались бы умеренно бедными в Кайтаре), а «трудных» — смысл термина Кирис не понимал и понять не пытался. Не его дело. Сверх того в группу затесались двое местных — дети торговцев и квалифицированных рабочих, которым паладары дали разрешение на неограниченное проживание в Хёнконе. Подростки с Могерата, Типпы и Торвалы на удивление быстро нашли общий язык, несмотря на необходимость общаться через автоматические переводчики, встроенные в терминалы. Кажется, одна парочка — девчонка из Кайтара и парень из Ставрии — даже успела закрутить роман.

— Ну, дэй Сэйторий, могу я надеяться услышать ответ до конца занятия? — Станца демонстративно взглянул на часы. — Или засчитаем технический нокаут в пользу математики?

По группе прокатились смешки. Ну, хрен вам!

Кирис резко поднялся из-за парты и прошел к доске. Он тронул светлую область сбоку, стирая написанное, взял деревянное стило и начал быстро набрасывать вывод формулы: «(СН∩2 а)↓ = (СН а × СН а)↓ =…» Когда он, наконец, завершил цепочку гордым «СН 2а», в комнате стояла почтительная тишина. Кирис прикинул, не стоит ли показать еще и вывод через производную сложной функции, но решил, что не стоит. Хватит и одного способа. Один из ставрийцев пробормотал что-то на камиссе, и остальные ставрийцы, а чуть погодя — и сидящие с наушниками, захихикали, но в их смехе слышалось одобрение.

— Надо же, дэй Сэйторий, вы иногда даже домашнее задание делаете, — в свою очередь улыбнулся учитель. — Вы понемногу становитесь настоящим inteligenta knabo. Садитесь, heroo de la tago, вам плюс балл.

Он коснулся своего терминала, где, как краем глаза заметил Кирис, виднелся открытый классный журнал. Парень прошагал по проходу и плюхнулся на свое место. На «умненького мальчика» он почти не обиделся, а «герой дня» и вовсе льстил самолюбию. Не зря Фучи вчера вечером заставляла его пыхтеть над производными! Кстати же, и эсперанто он уже кое-как понимает. Глядишь, в скором времени действительно в отличники выбьется и начнет ходить в очках и наглаженных брючках… Видимо, он хмыкнул слишком громко, потому что Станца недовольно покосился, хотя и не сделал замечания.

Приподнятое настроение, однако, быстро прошло. До конца занятия он честно пытался вдумываться в рассказ учителя, дублирующийся строчками на персональном терминале. Тригонометрические формулы упорно отказывались восприниматься, вгоняя в тоску и дремоту. Блин, еще год назад равносторонние треугольники казались чем-то запредельным, а сегодня его производными мучают! Нет, не то чтобы он совсем уж ничего не понимал: все-таки многочасовые сидения над учебниками математики и физики в компании Фучи давали свои плоды. А кое-что — географию, например, или мировую историю в паладарском изложении — Кирис даже искренне любил. Но все-таки ржавые мозги давали себя знать. Ну ничего, Риса четко пообещала: если год-полтора разрабатывать их как следует, дальше станет много легче. Вот только выдержать бы этот год…

Когда наконец-то прозвучала мягкая мелодия звонка, Кирис выбрался из учебного корпуса и остановился возле транспортного терминала. Гатто плюхнулся в тенек рядом с крыльцом и тяжело задышал, вывесив розовый язык между острых клыков. Вот артист! И кислород ему не нужен, и не перегревается он, а все изображает! Кирис подавил искушение сунуть парсу в пасть камешек: однажды за такое он уже поплатился почти всерьез прокушенным пальцем. Медсестра (живая, не дрон Дзии), заклеивавшая глубокие кровоточащие царапины, укоризненно покосилась на зловредного спутника. Тот, однако, лишь изобразил свою фирменную ехидную улыбочку, повергавшую в почти религиозный экстаз половину учеников колледжа и поголовно всю мелюзгу в общей школе. Разумеется, медсестра тоже не выдержала и принялась чесать его за ухом. Вот и жалуйся на него!

Солнце клонилось к закату, близилось время ужина. Следовало бы позаниматься химией, а еще вечером нужно идти в спортзал к лейтенанту Каллавиро, заниматься риньей. Наверняка там же окажется и Вара. Сошлась она с Джорджио на почве тяги к мордобою или же просто втюрилась, Кирис не знал и знать не хотел. Главное, что в последние декады ему почти ни разу не удалось позаниматься с командиром охраны кайтарского посольства, не чувствуя затылком скучающе-презрительный взгляд сестрички (и как она вообще со службы сваливает, когда вздумается?) Общались они с лейтенантом на жуткой смеси кваре и катару. Изначально словарный запас обоих в чужом языке составлял, наверное, пару десятков слов, но постепенно Вара усваивала кваре, а Джорджио — катару, и оба они — словечки из эсперанто. Глядишь, через год начнут болтать на чужих языках не хуже иных уличных крыс, а бывший сержант побережного спецназа вообще станет Кирису зятем…

Съездить к отцу или нет? Уже целую декаду у Кириса не находилось времени проведать своего старика. Все время находились какие-то важные или интересные дела, не позволявшие смотаться в рабочее общежитие. В конце концов, так уже неприлично. Да и на прогресс стройки взглянуть хочется. Настоящий космодром все-таки! Двадцать минут туда, столько же оттуда и полчаса на месте. Итого час. Если пожертвовать ужином, заменив нормальную еду в лапшичной старого Дзидзи опостылевшими питательными брусками, можно уложиться. Заодно сэкономится немножко денежек, компенсируя стоимость дальней поездки. А, ладно, в конце концов, можно вообще не ужинать, не впервой. Кирис протянул левую руку и пробежался по меню вызова. «Космодром — зона три», мигнуло в зоне конечного пункта, и один из неприметных серых холмиков на асфальте за терминалом тут же вспух, заострился и превратился в одноместный транспорт. Гатто немедленно взвился из своей тени, приземлился на переднюю покатую часть дрона, вцепившись в нее острыми когтями всех шести лап, и выжидающе оглянулся на хозяина.

— Ага, вот только для тебя и вызывал, — буркнул Кирис. — Типа, давно тебя не катали с ветерком.

— Ехай! — с энтузиазмом заявил парс. — Вперед! Мр-ря!

— От мрри слышу, — Кирис дернул его за ухо, ловко отдернув пальцы от лязгнувших клыков, и влез в транспорт. — Поехали.

Небо стремительно затягивали низкие тучи, несущиеся с юго-востока, и вообще, кажется, собирался дождь. Еще до того, как дрон выбрался из пешеходного района на скоростную магистраль, лицо Кириса начали цеплять первые капли. Борт дрона тут же поднялись, сомкнувшись над головой, и на непрозрачных серых стенках загорелись транслируемые снаружи картинки. Перед глазами вспыхнула карта местности. Гатто из вида пропал, но как раз насчет него парень не беспокоился. Он откинулся на сиденье и расслабился, лениво наблюдая за панорамой. Впрочем, почти сразу он вскинулся и проводил взглядом быстро унесшийся назад остов кирпичного здания. Пятиэтажным он оставался лишь с одного конца, а с другого в него споро вгрызались паладарские дроны, уже успевшие разобрать три верхних этажа.

— Райника! — вслух позвал Кирис.

— Да, дэй Сэйторий? — осведомилась псевдо-тетка, проявляясь на курсовом экране.

— Мы сейчас дом проехали, его дроны ломают…

— Все верно. В соответствии с имеющимся у меня планом генеральной застройки, старые здания в данном районе подлежат тотальному сносу. Вместо них возведут новые учебные, административные и рекреационные корпуса. В частности, здесь планируется построить большой концертный комплекс. Что-то не так?

— Да нет, все так, — Кирис снова откинулся на спинку. — Просто… ну, здесь нас зимой с Фучи пираты прижали… то есть, нашей зимой, барнской, а здесь летом…

— Вы имеете в виду, в дни после Второго Удара? — подсказала диспетчер. — У меня нет доступа к личным досье учащихся и исторической летописи, так что я не знаю о случившемся. Однако я могу переправить запрос координатору, чтобы вы смогли обсудить происходящее с ним.

— Как — переправить запрос? — удивился Кирис. — Разве вы, дэйя Райника, не являетесь им? Ну, или его частью?

— Субличность — выделенный сегмент небиологического интеллекта, специализирующийся на решении определенных задач, — пояснила Райника. — Она имеет доступ лишь к небольшому набору данных родительского интеллекта, что позволяет повысить эффективность решения указанных задач, а также упростить взаимодействие с людьми. Суперличность знает о всем, что делает субличность, однако это знание пассивное, не вызывающее ответной реакции на суперуровне. Чтобы на запрос среагировала суперличность координатора, необходим явный запрос со стороны субличности, меня в данном случае. Так следует ли мне переадресовать вашу озабоченность координатору?

— Нет, не надо, — отказался Кирис. — Может, так даже лучше. Я тут хожу через день, так каждый раз всякая чепуха в голову лезет…

— Навязчивые состоянии относятся к сфере ведения Дзии. Однако, я уверена, вы в состоянии обратиться к врачу самостоятельно. Могу ли я помочь чем-то еще?

— Нет, спасибо.

— Приятного путешествия.

Изображение диспетчера исчезло. Дрон, перейдя в режим катера, уже летел по воде пролива, и берег Колуна стремительно отдалялся по правому борту. Впереди маячили лесистые берега Ланты, к которому от Колуна тянулась черная ниточка длинного моста. Его, как Кирис знал от отца, одно время работавшего там крановщиком, уже почти закончили проверять и восстанавливать после многих лет беспризорного гниения и сопротивления непогоде, и в скором времени он откроется для транспорта.

Длинная лысина строящегося космодрома прорезалась на берегу еще через десять минут. С одного края проплешины длиной в пару цул возвышались еще не законченные рамы двух портовых кранов: шло строительство грузового терминала. Стояли скелеты каких-то ангаров. Возле берега болтались два судна, больше похожие на сараи на плотах: дноуглубительные земснаряды. Из сараев в воду тянулись толстые трубы, выкачивающие со дна пульпу, в которую превращались песок и камни дна под воздействием рабочих дронов, и такие же трубы змеились по понтонам на десятки метров в сторону. За последние полторы декады они почти не изменили своей позиции.

Транспортный дрон проскользнул между земснарядами, выбрался на берег и затормозил у терминала. Борта опустились, и Кирис выбрался на пыльные бетонные плиты. Тучи по-прежнему быстро плыли по-над морем, но в них появлялись все более крупные прорехи, и дождь уже прекратился. Покрутив головой, парень разглядел торчащие стрелы самоходных кранов примерно в двух танах от себя. А ведь серьезно они продвинулись! Блин, но вот проблема — если сейчас идти пешком, с учетом петляния меж заборами и прочими препятствиями в одну сторону путь займет минут пятнадцать. Столько же обратно — и из запланированного получаса на разговоры останется минут десять. Тьфу. Проще было в очередной раз позвонить вечером из общаги. А может… Кирис нерешительно оглянулся на терминал. Если как следует поуговаривать Райнику, та может и согласиться отправить транспортный дрон по нестандартному маршруту. Нет, не хочется унижаться.

— И чего мне подарили именно тебя? — спросил он у Гатто, обвившего задние лапы хвостом и с интересом озирающегося по сторонам. — Дали бы нормальный личный дрон, чтобы возил меня повсюду, куда больше пользы бы вышло. А так тебя даже в тележку не запрячь. И учти, дома сразу в душ. С грязными лапами на постель спать не пущу, иначе мне Фучи во мне языком дырку проковыряет. Идем.

Парс в ответ презрительно чихнул и потрусил в проход между двумя заборами, из-за которых раздавался треск электросварки и лязг металлических конструкций. На глазах у Кириса куцый башенный кран над одной из строек дрогнул и медленно поплыл вверх. Точнее, к небу двинулась его макушка с уныло опущенной к земле стрелой, а также самая верхняя решетчатая секция, подталкиваемая дополнительной замысловатой конструкцией, охватывавшей кран сзади. Несколько минут спустя верхняя секция замерла, а в прореху под ней вдвинулась новая решетчатая рама, ранее скрывавшаяся в недрах монтажного устройства. По крану тут же засновали грязно-серые комья рабочих дронов. К моменту, когда Кирис закончил пробираться между заборами строек, монтажная конструкция сама неторопливо поехала вверх по выросшей башне. Видимо, цикл станет повторяться, пока кран не вырастет до нужной высоты. Интересно, и как оно все не разваливается в процессе?

Будущий космодром раскинулся перед Кирисом огромной пыльной котловиной, окруженной неопрятными песчаниковыми обрывами, над которыми возвышались башенные краны и недостроенные купола то ли обсерваторий, то ли еще чего-то похожего. Срывать прибрежные холмы паладары уже закончили, однако строительство и укладка бетонных плит на поле только-только началась. Все пространство покрывали многочисленные траншеи, из которых тут и там летели столбы пыли. От будущего порта в сторону остова гигантского ангара тянулись и обрывались незаконченные железнодорожные пути. Небольшой участок земли — не более чем полцулы на полцулы, где уже сформировали гладкое бетонное поле, казался крошечным по сравнению с общей площадью строительства. Даже не верилось, что уже через полтора года паладары обещают совершить отсюда первый запуск космического аппарата…

Выбравшись на бетон, парень перешел на небыстрый ровный бег, нацеливаясь на самоходные подъемные краны, мерно взмахивающие в воздухе своими длинными гусиными шеями. Несмотря на местную зиму, через все увеличивающиеся прорехи в облаках солнце припекало весьма ощутимо. В воздухе стояла тяжелая сырая духота, и бежалось тяжело. Гатто как ни в чем не бывало неторопливо семенил впереди. Кирис мельком позавидовал ему. Хорошо парсам: мозги где-то далеко в космосе, а здесь просто тупой микродрон, подпитываемый энергией по незримому каналу субсвязи. Ни от жары не страдают, ни от духоты…

Краны мерно клевали воздух, по очереди склоняясь то к большому грузовому дрону с ровными штабелями бетонных плит, то к утрамбованной основе, где другие дроны контролировали ровную укладку. Как обычно, приблизиться к ним Кирису не позволили: Гатто внезапно затормозил, развернулся к нему и вздыбился, растопырив средние и передние лапы.

— Нельзя! — тявкнул он. — Опасно! Ждать!

Минуту спустя один из кранов, закончив укладывать плиту на утрамбованную щебневую подушку, не продолжил цикл, а замер. Затемненная стеклянная дверь в кабину открылась, и оттуда на гусеницу выбралась тщедушная мужская фигурка. Выбивающуюся из-под яично-желтой каски седину не могло скрыть даже расстояние. Кириса снова кольнуло в сердце: хотя Дзии и уверял, что состояние здоровья отца для его почти пятидесяти лет просто превосходно, все-таки старик чем дальше, тем больше казался немощным и дряхлым. С трудом спустившись с гусеницы на землю, отец подошел к Кирису.

— Здравствуй, сынок, — сказал он, снимая каску и утирая пот со лба. — Ты неожиданно.

— Здравствуй, пап, — Кирис осторожно обнял его. — Вот, немного свободного времени выдалось, решил заглянуть. Заодно и на космодром взгляну. Классно тут у вас.

— Да, хорошо дело двигается, — в голосе отца прозвучали гордые нотки, словно он лично управлял строительством. — И машины у нас замечательные. Я боялся, что после портовых кранов переучиться не смогу, да только с ними механики как следует повозились. Бригада Чина, а с ними, говорят, и сам Палек Мураций три декады в кабинах копались, так теперь все едва ли не само делается. Как у тебя дела, сынок? Учишься хорошо?

— Нормально, — туманно ответил Кирис. — Как здоровье? В ребрах все еще колет?

— Да врачи говорят, что теперь так и продолжится до самой смерти. Отложения солей, остеохондроз… Кир, что там? Посмотри-ка своими молодыми глазами.

Отец ткнул пальцем в небо, и Кирис обернулся. В глаза ударил яркий блик солнца, отразившийся в небе от чего-то светлого и блестящего. Самолет? Светлая точка на фоне серых туч постепенно увеличивалась в размеры, и минуту спустя над головами на бреющем полете прошел гидросамолет модели «уминэко», раскрашенный в синие и белые цвета. На нижней плоскости биплана Кирис разглядел красную эмблему в виде раскрытой книги. Откуда у Университета свои самолеты? Неужели?..

Самолет удалился, но тут же заложил вираж и повернул назад. Кирис сглотнул, когда он внезапно нырнул вниз к мощеному пятачку. Что за идиот им управляет? Он же разобьется! Самолет шел над самыми плитами — и внезапно Кирис сообразил, что не «над» а «по». Каким-то непостижимым образом здоровые поплавки под крыльями скользили по бетонным плитам — и лишь когда машина приблизилась вплотную и прокатилась мимо, он разглядел, что из поплавков спереди и посредине торчат небольшие черные колеса.

Машина сбросила скорость, развернулась вокруг левого крыла и замерла. Блестящий диск пропеллера превратился в быстро вращающиеся лопасти, а потом и вовсе остановился. Раскрылась дверь, и на поплавок, а затем и на бетон осторожно слезла женская фигура. Короткие шорты, иссиня-черные волосы, собранные на затылке в конский хвост, рубашка с полами, завязанными узлом под самой грудью — Труда! Вот ничего себе встреча! Из соседней двери соскочила еще одна женщина, одетая так же, но с яркими, почти белыми волосами. Конечно же, Саня Литвиняк, неизменный штурман Труды. Неужто из Кайтара вернулись так быстро?

Труда вложила в рот пальцы и свистнула, затем приветственно замахала рукой в воздухе.

— Привет, Кир! — крикнула она на ходу. Было заметно, что она все еще с трудом наступает на левую ногу. Хорошо еще, что в паладарскую больницу попала после неудачного катапультирования, а то в человеческих вообще ноги бы ампутировали. Или просто не выжила бы.

Ошарашенный Кирис поднял руку и неуверенно махнул в ответ.

— Здравствуйте, дэйя Баркхорн, — сказал он, когда женщина приблизилась. — А вы как здесь…

— Я здесь, как и ожидалось, — криво ухмыльнулась летчица. — Когда я явилась в штаб полка, меня таки вышибли. За неподчинение приказам в боевой обстановке, а также неподобающее отношение к старшим офицерам. Точнее, мне объяснили, что за такое обычно отдают под трибунал или увольняют, но с учетом проявленного героизма и благодарностей от паладаров меня просто отстраняют от полетов и выводят за штат с половинным жалованием. Тем более, что и летать мне больше не на чем. Ну, я почесала репу и подала рапорт об отставке. И Саня со мной за компанию.

— Но… как же война с волютами? Реактивные самолеты?

— А! — Труда беззаботно махнула рукой. — Кольчоны больше не появляются. Девчонки рассказали, что с нашей авиабазы за полгода ни одного боевого вылета не совершено. Программа разработки реактивных двигателей приостановлена, и вообще разговоры ходят о массовых увольнениях в запас и выводах за штат. Короче, мы с Саней приняли предложение паладаров и теперь являемся официальными летными инструкторами в Университете. А по пути нас первую учебную спарку попросили перегнать из Шансимы. Мы на похожих когда-то летать учились, вот и согласились. Слушай, а что у вас здесь разгром какой-то странный?

Бывшая истребительница волют обвела гигантскую стройку удивленным взглядом.

— Помнится, у вас же нормальный аэродром был. Я изучала карту полгода назад, да и наши туда садились. Его что, снесли и с нуля переделывают? На кой?

— А я тебе говорила, что не здесь садиться нужно, а на соседнем острове! — с сарказмом произнесла подошедшая сзади Саня. — Ты же заладила — я помню, я помню, у меня память фотографическая! Вот, сели посреди пустыни с твоими фотографиями. Космодром здесь строят, я вспомнила.

— Ну, может, и ошиблась, — пожала плечами ничуть не смущенная Труда. — Сейчас снова взлетим да сядем, где нужно. Горючки хватает, делов-то! Эй, смотри, парс! Привет, бандит шестиногий.

Она присела и погладила ластящегося к ногам Гатто.

— А зачем вам аэродром? Почему на воду не садитесь у пирсов в Колуне? — поинтересовался Кирис. — Там же специальные причалы…

В его груди билась радостная жилка: все-таки аэроклуб заработает! Он слабо верил, что недавно вырвавшаяся из больницы Труда так быстро вернется в Хёнкон, но Риса оказалась права. Теперь ему наконец-то позволят летать по-настоящему, не на тренажере!

— На воду, Кир, специально переучиваться нужно, — пояснила Труда. — Отдельный сертификат требуется, чтобы по волнам рассекать. Недаром Университет амфибии заказал, а не чисто поплавковые модели. И тому, и другому способу отдельно обучаться надо. Ну что, не передумал еще летать учиться?

— Да! То есть нет, не передумал, — Кирис подошел к самолету и заглянул внутрь. Все та же лаконично-бедная приборная панель, что запомнившаяся по злополучному полету из Шансимы в Хёнкон, но сдублированная и слева, и справа. — Здорово! А можно посидеть за штурвалом?

— Может, тебе еще и полетать хочется, малец? — Саня шутливо хлопнула его по затылку. — Нет уж, перебьешься.

— Ну, посидеть на месте курсанта можно, почему нет? — пожала плечами Труда. — Полетели вместе. Я как инвалид на заднем сиденье пристроюсь, а ты спереди. Только…

Она задумчиво посмотрела на отца Кириса.

— У тебя ведь здесь дела, малыш?

— А, точно! — спохватился Кирис. — Пап, познакомься — Труда Баркхорн и Саня Литвиняк, летчицы-истребители. Они меня с Фучи зимой спасли во время Второго Удара, когда нас волюты на набережной прижали.

— Вернее сказать — пытались спасти, — хмыкнула Труда. — Судя по тому, что ваш сын рассказывал, как бы и не помешали.

— А меня ты вообще из самолета выбросила без спроса, — Саня ткнула Труду кулачком в бок, но явно понарошку. То ли берегла еще не до конца оправившуюся подругу, то ли не сердилась всерьез. — Между прочим, я с тобой еще не рассчиталась толком. Вот выздоровеешь полностью, я тебе все сразу припомню!

— Дэйя Баркхорн, дэйя Литвиняк, — отец низко поклонился, прижав руки к груди. — Рад знакомству. Спасибо, что позаботились о моем сыне, он много о вас рассказывал. Кир, лети. Мне все равно работать нужно. Спасибо, что навестил.

Он снова поклонился и трусцой засеменил к своему крану. Три других крана уже успели отдалиться на пару десятков метров. Отцовский кран взревел и медленно покатил к ним, мягко перебирая по бетону обутыми в резиновые накладки гусеничными траками. М-да. Нехорошо получилось.

— Кир, лезь давай, — нетерпеливо поторопила Труда, с некоторым усилием карабкаясь на нижнюю плоскость и забираясь на пассажирское сиденье. Парс уже устроился у противоположного окна и с любопытством глядел в него. — Время.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Кирис торопливо полез на левое место пилота. Впрочем, неловкость сразу испарилась. Пристегнувшись, он положил ладони на штурвал, воображая, как тянет его на себя, поднимая нос к безоблачному голубому небу — и тут же заработал болезненный шлепок по запястью от устроившейся справа Сани.

— Не трогай, — приказала она. — Здесь нет блокировки управления. Ткнешь машину носом в бетон при старте — даже паладары тебя могут не собрать. Ты пока пассажир, даже не курсант. И пристегнись.

— Ага! — Кирис торопливо кивнул, защелкнул пряжку ремня и положил руки на колени. Тут же зарокотал мотор, четырехлопастный винт перед кабиной раскрутился и превратился в прозрачный диск, и биплан без дальнейших предупреждений дернулся и покатил, быстро набирая скорость. Короткий разбег, мелькнувшие за окном экскаваторы — и ускорение вжало Кириса в сиденье, когда самолет, задрав нос, взмыл в воздух.

Чувство восторга охватило его. Голубое небо раскинулось за лобовым стеклом кабины. Штурвал перед Кирисом ходил сам по себе, подчиняясь небрежным движениям своего дублера перед Саней. На циферблатах приборов, хорошо знакомых по тренажеру, крутились стрелки и мелькали цифры. Альтиметр, авиагоризонт, тахометр, скорость вертикальная и горизонтальная, компас, датчик топлива… Топлива, кстати, оставалось не более двадцати процентов: все-таки «уминэко», как и настоящая чайка, не рассчитан на дальние перелеты, и сотня цул от Шансимы до Хёнкона для него близка к максимальному расстоянию, особенно при встречном ветре.

Незнакомый рычажок на пульте привлек его внимание.

— А это для чего? — громко, чтобы перекрыть рокот мотора, спросил он у Сани, тыкая пальцем. Та покосилась на указанное место.

— Аварийная страховка, — так же громко ответила она, почти неслышная за шумом. — Горб на фюзеляже между верхними плоскостями видел? Туда либо дополнительный бак можно поставить, либо парашют, как сейчас. При отказе мотора парашют способен опустить машину на землю целиком, но с высоты не менее тридцати метров, иначе купол раскрыться не успеет. Пальцем не тычь, если зацепишь ненароком — хреново выйдет.

— Ага…

Кирис глянул в прозрачную вставку под ногами, затем в боковое окно. Самолет летел невысоко. Строящийся космодром уже остался позади, и внизу быстро стремились назад лесистые зеленые холмы. Кажется — хотя Кирис и не разглядел толком — они пролетели над бывшим командным бункером ВМС Хёнкона, а ныне их с Фучи персональным полигоном. Впереди уже проглядывало море за восточной оконечностью Ланты. Все-таки здорово летать. Скоро, совсем скоро ему доверят держать штурвал самолета! Кирис представил, как он самостоятельно парит в воздухе, небрежно покачивая крыльями над по-черному завидующей толпой внизу… Интересно, а нет ли поблизости летучих аномалий, чтобы на самолет со стороны посмотреть?

Уже привычно он расслабил зрение. Предметы вокруг раздвоились, и он попытался найти внешнюю телекамеру, как называл непонятные штуковины про себя. Внезапно он перестал чувствовать собственное тело. Каким-то краем создания он понимал, что все еще сидит в кресле, стискивая напрягшимися пальцами материю шорт, но глаза видели совсем иное. Он парил — действительно парил, не в самолете, а сам по себе — высоко в небе, и далеко в стороне из воды торчал пик Подды, а внизу играло и переливалось блестками море, и в другой стороне виднелась лесистая громада Ланты, над которой быстро перемещалась светлая точка. Потом вдруг зрение раздвоилось: на картинку наложилась другая. Откуда смотрел второй незримый наблюдатель, он разобрать уже не смог — картинки мешались друг с другом. Кирис попытался отцепиться от летучих телекамер усилием воли, но ничего не вышло. Наоборот, все в поле зрения начало переливаться, дробиться на мелкие осколки и сверкать чудовищным калейдоскопом. Его желудок скрутило спазмом тошноты.

— Кирис! Кир! — чужие голоса доносились до него, словно из другого мира. Сил реагировать не оставалось: сумасшедшие переливы в глазах быстро темнели, вокруг сгущался мрак.

Ощущение тела полностью пропало. Он плавал в черной пустоте, и вокруг тут и там мерцали синие и красные точки. Они вспыхивали, гасли, выстраивались в странные фигуры и кружились гигантскими водоворотами. Между ними то и дело внезапно возникали и так же внезапно пропадали натянутые струны разноцветных линий. Ноты, всплыло у Кириса в голове. Гигантские нотные записи, вот на что они похожи. Вот несколько точек… нет, ярких комков света вспыхнули совсем рядом — и их мерцание почему-то совпадало с разнообразными ощущениями в теле: боль, сексуальное возбуждение, тошнота, сытость (тут же сменившаяся моментальным приступом страшного голода), тепло, эйфория и короткие жгучие уколы где-то внутри огромной пустоты, которая была им. Вернулось ощущение конечностей. Они словно бы жили своей жизнью, хаотично мотаясь, невидимые в окружающем мраке. Кирис напрягся, чтобы взять их под контроль, но руки и ноги словно бы решили, что старый хозяин им не указ. Вдруг вокруг зазвучала какофония разных звуков, среди которых властно доминировала очень знакомая чистая нота. Мир вдруг начал переливаться гигантскими радужными разводами, собирающимися в странные поверхности заковыристой формы. Несколько комков света оказались вплотную к нему, вспыхнули и погасли. Остался только один шар, голубой с зеленоватым оттенком. От того места, где находился центр раздувшегося «я» Кириса, к нему протянулось несколько разноцветных струн… и все внезапно кончилось.

Он снова чувствовал тело, и руки с ногами вели себя так, как и положено благовоспитанным человеческим конечностям. Внутри держалась яркая гулкая пустота, заполненная блаженством.

— Дыши!

Странно. Чей-то голос. Что он говорит?

— Кир, ты меня слышишь? Дыши!

Кир? Ах, да, его зовут. Какой-то знакомый голос, но вот чей? Дышать? А зачем?

— Кир! Кирис! Кирис Сэйторий! Слушай меня! Дыши! Дыши, тебе говорю! Кир, если помрешь, я тебя убью, слышишь?

Вот пристала! Совершенно незачем дышать, когда во всем теле такое блаженство. Впрочем, ладно. Если просят, можно и сделать, чтобы отвязались. Он безразлично расширил легкие — и в них тут же хлынул поток сладкого вкусного воздуха.

Зрение медленно фокусировалась, перед глазами плавали яркие пятна. Вокруг звучали гулкие искаженные голоса. Сознание упорно отказывалось работать. Страшным усилием воли Кирис заставил себя проморгаться и сосредоточиться на бледном пятне перед собой.

— Фучи? — едва шевеля губами, спросил он. — Что… какого хрена…

Он попытался пошевелиться, но не смог. Впрочем, окружающая его мягкая, но непреклонная субстанция тут же поддалась и расступилась. Парень с трудом поднял руки и протер глаза.

Голова наконец-то начала работать, и он осознал, что лежит навзничь в комнате… нет, в медицинской палате. Как он сюда попал? Последнее, что он помнит… ну да, самолет, а потом какой-то калейдоскоп. Воспоминания о пятнах цвета в пустоте быстро таяли, как тает глупый бредовый сон, когда пытаешься вспомнить его после пробуждения. Кирис пошевелился и попытался сесть, но Фуоко не позволила, нажав на грудь ладонями.

— Кир, ты дебил! — всхлипнула она. — Я тебя убью когда-нибудь! Что ты натворил, а? А вдруг бы помер в самом деле?

— Да я вообще ничего не делал… — с трудом ворочая языком, огрызнулся Кирис. — Что случилось?

— Сейчас расскажу, — с другой стороны приблизилась голая, как лягушка, девчонка лет десяти или одиннадцати на вид. А она-то что здесь лично делает? Теперь Кирис сообразил, что не менее голым лежит на медицинской кровати вроде той, что стоит у них с Фучи в бункере. За окном стремительно догорал закат, и под потолком мягко горел матовый светильник. Наверняка больничная палата… — Только сначала объясни, как себя чувствуешь?

— Нормально… ну, почти. Тело как вареное, шевелиться сложно. Так что случилось-то?

— Чуть не сдох, вот что случилось! — сердито сказала Фуоко. — Ты, говорят, четыре часа в отключке валялся! Я уже думала, все, кирдык тебе! Риса, скажи ему!

— Загадочная история, Кир, — ректор университета присела на край кровати. — В самолете тебе внезапно стало плохо. Тебя скрутило судорогой, изо рта пошла пена. Потом вдруг тебя окутало облаком энергоплазменного тумана, а самолет начал разваливаться из-за внезапных бросков гравитационного поля. По всей видимости, спасла тебя Труда Баркхорн — по ее описаниям, она сдержала энергоплазму так же, как раньше удерживала от взрыва реактивные двигатели своего истребителя. Хотя двигатель «чайки» заклинило почти сразу, Саня Литвиняк умудрилась спланировать и посадить самолет на воду возле берега, а там тебя подобрал вызванный Гатто дрон и экстренно эвакуировал в больницу. Ты действительно не дышал почти четыре часа и не реагировал на вводимые препараты, хотя сердце билось и мозг работал, если судить по данным с электродов в черепе. Дзии держал тебя на принудительном дыхании, но привести в сознание не мог. Лишь через какое-то время мы догадались пригласить Фучи, чтобы она тебя позвала. Почти что магия, но сработало.

— Не дышал… — Кирис невольно набрал воздуха в грудь. Нет, все в порядке. — Бред какой-то снился.

— Вот как? Кир, можешь рассказать? Все, что помнишь, самые дикие и несуразные детали? С момента, как стало плохо в самолете.

— Ну… — Кирис задумчиво почесал живот. Сон с цветными шарами уже почти полностью забылся. — Ладно, попробую.

За несколько минут он изложил обрывки сохранившегося в памяти, начиная с наложившихся друг на друга картинок, транслируемых воздушными аномалиями. Усевшаяся на стул рядом Фуоко крепко держала его за руку, словно боясь, что он вдруг исчезнет.

— Нотные записи, вот как… — задумчиво произнесла Риса. Сосредоточенное выражение совершенно не вязалось с ее полудетским личиком. Хотя за полгода Кир уже притерпелся к манере ректора Университета носить маску малолетней девчонки и шастать голой, сейчас он с трудом подавил смешок. — Интересно. До сих пор летающие аномалии транслировали тебе только картинку в оптическом диапазоне. Сейчас, я бы предположила, ты воспринимал мир, как волюты. В последнем эпизоде, возможно, в виде зелено-голубого шара ты видел Фуоко.

— Да глупости все! — сердито сказала Фуоко. — Нотная грамота, тоже мне! Откуда уличная шпана ноты знать может? Бредил он от недостатка кислорода, вот и все.

— Я, между прочим, в школе иногда и на музыку ходил, — огрызнулся Кирис. — Видел я нотные тетрадки, не совсем уж дебил. И потом, тебе-то что не понравилось? Цвет твой? Уж извини, какой есть.

— Стоп! — Риса подняла руку. — Потом доругаетесь, у меня времени мало. Ребята, я не хотела вам говорить, чтобы не пугать лишний раз, но ваши эксперименты в бункере совсем недаром проводятся под прямой опекой Дзии. У нас — вернее, у правительств Кайтара и Ставрии — есть очень нехорошая статистика за последние полгода. Эйлахо умирают. Прямо на улицах умирают: падают, окутываются туманом энергоплазмы, иногда превращающимся в волюту, и все. Не остается никаких видимых повреждений: в соответствии с проводимыми вскрытиями, у них просто останавливается сердце. Дважды в лабораториях Кайтара зафиксирована гибель людей, как и ты, Кир, способных воспринимать изображение из внешнего источника. Данные пока широко не оглашаются, чтобы не вызвать панику, но нам известны. Кир, ты едва не погиб по той же самой схеме, понимаешь?

Фуоко тихо охнула.

— Значит, нам нужно прекращать эксперименты? — наполовину спросила, наполовину заявила она.

— Не знаю, — ректор вздохнула. — Ребята, мы в растерянности. Мы уже несколько раз обсуждали вашу проблему, но так и не смогли прийти к единому мнению. Ваше изучение самих себя может оказаться смертельно опасным, но может и дать ключ к пониманию и контролю своих способностей. А они, между прочим, однажды уже спасли ваши жизни. Вы добились очень многого, но…

Она развела руками.

— Кир, Фучи, вы уже достаточно взрослые, чтобы принимать собственные решения. И достаточно упрямые, чтобы экспериментировать тайком, даже если мы запретим. Поэтому оставляю решение за вами. В любом варианте вы продолжаете находиться под постоянным медицинским контролем Дзии и наблюдением парсов. По результатам анализа случившегося мы увеличиваем в Хёнконе плотность спасательных дронов до трех штук на квадратный километр… прошу прощения, примерно до трех десятков на квадратную цулу. Это гарантирует прибытие одного из них не позже, чем через тридцать секунд после сигнала о помощи.

Риса слезла с кровати.

— Кстати, посмотрите, как выглядело случившееся с точки зрения парса. Гатто?

Оба парса, лежавшие на полу, с готовностью запрыгнули на кровать. Из ее изголовья вылез и оформился экран терминала. Гатто распластался под боком у Кириса — и на экране вспыхнуло изображение.

Словно завороженный, Кирис смотрел, как корчится в конвульсиях его тело, видимое сзади, как летят по сторонам брызги пены из его рта. Мелкая сетка молний лупила из его тела по сторонам, тая в воздухе в нескольких сунах от тела. Картинка мелко вибрировала, что, как он знал по опыту, означало нехилую тряску в реальности: съемка из глаз парса компенсировала мелкое дрожание. За лобовым стеклом за намертво застрявшими наискосок лопастями винта вздыбливался сначала лесистый берег, потом океан, рванувшийся навстречу самолету, и парень невольно напрягся, словно ожидая удара. Потом все окутало вспухшее из ниоткуда грязно-серое облако — и тут же сжалось обратно, словно всосавшись ему под кожу. Изображение метнулось и закувыркалось, потом лицо Кириса заняло весь экран, замерло на несколько секунд и снова метнулось навстречу, расплывшись светлым бесформенным пятном и сменившись мраком.

— Здесь Гатто обнаружил остановку дыхания и устроили тебе импровизированную вентиляцию легких, — прокомментировала Риса. — Сейчас подойдет Дзии, он проинструктирует, что делать в таких случаях. Заодно и расскажет, как вести себя, если у кого-то рядом начался эпилептический или иной похожий припадок. Вам такие навыки могут пригодиться…

— Это точно, — согласился от двери женский голос. — Да и я бы знания освежила. А то в самолете чуть не обосралась от удивления, пардон за подробности, когда ваш зверь башкой в рот Киру влез.

Кирис и Фуоко повернули головы. Труда Баркхорн все в тех же шортах и рубашке, на сей раз расстегнутой до пупа и опасно демонстрирующей груди, стояла у двери, скрестив руки.

— Здравствуйте, дэйя Баркхорн, — поздоровалась Риса. — Дзии уже выпустил вас?

— Она задолбала! — поморщилась Труда. — Я же всего три декады назад отсюда уехала, а она меня три с лишним часа диагностикой мурыжила, словно год не видела. Кстати, ты кто, вака? И меня откуда знаешь?

— Я ректор Университета Карина Мураций, — девчонка слегка поклонилась. — Мы несколько раз общались, когда я носила официальную маску. Но в таком виде я нахожусь не при исполнении, и зовут меня Риса. Риса Серенова, если хотите. Прошу однако не афишировать данный факт, он не является слишком известным.

— Прошу прощения, дэйя ректор, приму к сведению. И здравствуйте, кстати.

— Рада снова приветствовать вас в Хёнконе, дэр капитан первого класса.

— Да уже и не капитан…

— Сторас и Саматта еще с вами пообщаются, но решено сохранить за вами и дэйей Литвиняк прежние кайтарские воинские звания. Служить в наших силах охраны вам не обязательно, на вас совсем иные виды, но надбавки за звание вы получать продолжите. Добро пожаловать в Хёнкон.

— Спасибо, дэйя ректор. Кстати, Кир, а фигурка у тебя очень ничего.

Летчица подмигнула.

Только сейчас Кирис сообразил, что лежит на спине совершенно голым. К наготе в присутствии Фучи и Рисы он уже давно привык и не обращал внимания, но Труда — совсем другое дело. Пусть и пожилая тетка, на целых десять лет старше его, но все равно еще не совсем старая. И посторонняя, пусть и хорошая знакомая. Он поспешно прикрылся руками.

— И стеснительный, как красная девица, — хихикнула Труда. — В Хёнконе же нудизм официально разрешен, а, дэйя ректор?

— Разумеется, дэйя Баркхорн, — с непроницаемым лицом кивнула Риса. — Думаю, по моему виду данный факт хорошо понятен. Однако следует учитывать, что старые стереотипы быстро не ломаются. Психику людей на Палле калечат табуированием наготы с младенчества, так что пройдут многие декады, если не годы, прежде чем люди смогут воспринимать ее равнодушно. Кир у нас…

Неожиданно она тихо хихикнула.

— Кир у нас действительно застенчив, — закончила она. — И Фучи тоже. Даже Майя у них комплексы так и не сумела снять. Хотите повторный сеанс устроить, а, ребята?

— Майя? — Труда вдруг густо покраснела. — А… да, я с ней встречалась декаду назад… один раз…

— Понимаю, — Риса кивнула. — И даже догадываюсь, чем встреча закончилась. К сожалению, она воспринимает всю Типпу как личные охотничьи угодья. Но Хёнкон она согласилась считать заповедником, так что не беспокойтесь, здесь она вас доставать не станет. Кстати… — ректор словно прислушалась к чему-то. — Сторас уведомляет, что Саня Литвиняк сидит у него в приемной. Поскольку у нас с регентом свободные окна в графике совпадают не так часто, возможно, дэйя Баркхорн, отправимся к нему для инструктажа прямо сейчас? Для вас с дэйей Литвиняк есть особые поручения, которые хотелось бы обсудить поподробнее.

— Да, дэйя ректор, разумеется.

— Риса. В данном обличье — Риса. Транспорт уже ждет у входа в больницу, идемте.

— Так точно. В смысле, да, дэйя Риса. Береги себя, малыш, — летчица подмигнула Кирису. — В следующий раз запихивать манную кашу обратно тебе внутрь может оказаться некому.

Она шаловливо отдернула в сторону полу рубашки, но тут же повернулась и вышла вслед за Рисой.

— Все мужики козлы! — возмущенно заявила Фуоко. — Вам только дай волю…

— А я-то что? — возмутился Кирис. — Она сама явилась!

— Я же видела, как ты на титьки и ляжки этой старухи пялился! Геронтофил, блин… — девушка сердито отвернулась.

— И ничего я не пялился, выдумываешь много! Фучи, ты чего такая злая? Случилось чего?

— Случилось! В кои-то веки сижу я на физике, на общей лекции, и вдруг Зорра на парту запрыгивает и во весь голос кричит: Киру плохо, Киру плохо, быстрее в больницу!.. Ну, я подорвалась и со всех ног сюда. Теперь еще с преподом объясняться, и девчонки пристанут с расспросами…

Фуоко повернулась назад, и Кирис увидел, что ее глаза подозрительно блестят.

— Кир, я же думала, что ты в самом деле умер, — тихо сказала она. — Прибегаю, а из кровати только твоя башка торчит, волосы всклокочены, веки полуоткрыты, а из-под них белки блестят. Думала, с ума сойду.

Кирис напрягся и рывком сел. Тело уже слушалось его совершенно нормально, и он спустил ноги с кровати.

— Ну, жив же остался, — он дотянулся до подруги и погладил ее по волосам, словно успокаивая ребенка. — К нам ведь парсов для того и приставили. Гатто, ты что, в самом деле мне башку в рот совал?

Парс распахнул пасть, высунул язык и энергично встряхнул башкой, всем видом выражая отвращение.

— Слюнявый! — заявил он. — Зубы с дырками! Мрр-чху!

— Фигасе с дырками! — Кирис щелкнул его по уху. — Дважды в день чищу, в отличие от некоторых. Спасибо, Га, выручил.

— Гатто умный! — гордо заявил парс, довольно щуря двухзрачковые глаза. — Гатто молодец!

— Молодец, молодец, — Кирис потрепал его по загривку. — И Фучи молодец. И Труда. Один я дубина нетянучая. Фучи, ты не в курсе, где моя одежда? Домой пора, наверное. Блин, сейчас Дзии еще не отпустит…

— Ваша одежда, дэй Сэйторий, обуглена до такой степени, что не подлежит восстановлению, — в палату вошла сиделка в зеленой пижаме. В руках Дзии виднелся поднос с какими-то странными штуками. — Я не замечаю у вас никаких проблем, требующих нахождения в палате интенсивной терапии, так что домой отпущу. Если стесняетесь ходить по улице обнаженным, я отправлю дрона на склад за шортами. Пока же хочу провести небольшой инструктаж по методам оказания первой помощи при эпилептических припадках и остановках сердца. Вы готовы?

— Мы готовы, дэйя Дзии, — решительно заявила Фуоко. — Пусть попробует еще раз у меня на руках помереть — все ребра переломаю! Верно, Зорра?

— Ку-ун! — согласно протянула пестрая парса.

Кирис вздохнул. Женщины! Поди ж пойми их.

— Я готов, Дзии, — сказал он. — А что там такое, кляп, что ли?..