Эсминец качнуло на волне, и Габриэль Мондава ухватился за поручень, чтобы не потерять равновесия. Проклятый неповоротливый контейнеровоз с оборудованием для космодрома, эскортируемый "Скороходом" последние три дня для защиты от пиратов, наконец-то оказался под защитой паладарских боэй, и курьерское судно смогло развить полный ход. В лицо бил упругий ветер, мелкая дождевая морось смешивалась с солеными брызгами морской воды, вздымаемой форштевнем, под палубой мерно рокотал двигатель, и капитан второго класса наслаждался скоростью. Пусть он и сухопутная крыса, как не преминул указать капитан корабля в первые же минуты пребывания на борту, но море Габриэль любил всегда. Жаль, они уже почти прибыли. А может, и не жаль. Море морем, но за те полторы декады, что эсминец шел от Типпы через Цорех и Южный океан, однообразие корабельных интерьеров успело основательно надоесть всем пассажирам. Последний рывок — и они наконец-то достигнут дежурящей у Хёнкона эскадры. А дальше начнется хотя и рутинная, но осмысленная и полезная работа: перегрузка контейнера с шифровальным компьютером, распаковка, монтаж, тестирование… Собственно, самому Габриэлю ехать вовсе не требовалось: в монтаже он участия не принимает, поскольку не по чину возиться вместе с техниками-младшими офицерами, ремонт в полевых условиях сводится к замене блоков целиком, с чем справится даже самый тупой матрос, а инструктаж вполне мог бы провести кто-то другой. Но Габриэль настоял, чтобы отправили именно его. Начальству он вполне убедительно объяснил, что следить за обкаткой новой установки на месте гораздо надежнее, чем консультировать по дальней радиосвязи (и секретность, секретность нарушится, паладары обязательно перехватят и расшифруют!..), однако настоящим его мотивом являлось желание увидеть Университет.

Конечно, шифрование и расшифровка радиоперехвата тоже оставались любимым делом, которому капитан второго класса Мондава, на время пребывания на судне возведенный в ранг командора, мог посвящать восемнадцать часов в сутки. В Службе военной спецсвязи его ценили не только и не столько за знания и сообразительность (имелись среди его коллег и поумнее, и поэрудированнее), сколько за истовую преданность делу и неутомимость. А тут в пределах прямой видимости от кайтарской эскадры — флоты всех основных морских держав, и грех не совместить приятное с полезным, то есть экскурсию в Хёнкон с попыткой сломать чужие коды с помощью новой установки. Но все-таки главное — паладары. Хотя Габриэлю уже почти стукнуло сорок, он все еще сохранил почти подростковый романтизм и мечту когда-нибудь слетать в космос. Умом он понимал, что роль космонавта ему не светит, тем более что первые пилотируемые полеты прогнозировались не раньше, чем через пять, а то и семь лет. Но кто сказал, что мечта всей жизни должна быть реализуемой? Кроме того, он прекрасно помнил могучие компьютеры времен до Первого Удара, по сравнению с которым нынешний, собранный на пещерных интегральных схемах, не тянул даже на карманный калькулятор. Вдруг хоть одним глазком удастся дорваться до паладарской техники и сравнить ее с прежней человеческой? Тоже несбыточная мечта, конечно. Как показывал опыт предыдущего года, скрыть от паладаров принадлежность к разведке можно даже не пытаться. Ну, а кто в здравом уме допустит к важной технике чужого разведчика, пусть даже и дружественной державы? В общем, посмотреть на паладаров издалека, облизнуться, опробовать свою установку — и назад на том же эсминце. Или плюнуть на опостылевшее железное корыто и за свои деньги купить билеты на самолет. За два дня домой вернуться можно вместо декады.

По металлу палубы простучали шаги, и на поручень рядом оперся человек в черной рясе с белой вставкой в воротничке. На его макушке среди коротко стриженных, соль с перцем, волос поблескивала свежевыбритая тонзура из тех, что ранее капитан видел лишь на карикатурах. Отец Анатолио, чью фамилию Габриэль так и не узнал, вежливо поклонился, и капитан кивнул в ответ. Габриэль никогда не считал себя частью паствы Церкви Рассвета, относя себя к агностикам, и, в отличие от своих подчиненных, к попу относился без пиетета. Если здоровому мужику, явно бывшему военному, судя по выправке и некоторым специфическим словечкам в речи, хочется ходить в балахонистом платье и по каждому поводу осенять себя и окружающих косым знамением, пусть себе. Лишь бы с проповедями и поучениями не лез. Правда, зачем гражданский святой отец оказался на борту военного корабля, где уже имеется неформальный капеллан, по совместительству стрелок-наводчик, Габриэль не понимал. Но вот эту загадку ему разгадывать совершенно не хотелось. Раз пустили, значит, можно. Остальное побоку.

— Почти прибыли… — поп глубоко втянул воздух и резко выдохнул. — Хёнкон, да.

В его голосе пробивался, хотя и почти неразличимо, акцент, характерный для с рождения говорящих на цимле. Долгая служба в разведке приучила Габриэля сходу распознавать хотя бы примерное происхождение человека, и сейчас он искоса глянул на собеседника, пытаясь его оценить. Бесполезно. Попы — не штатские, их рясы везде одинаковы и не несут следов личных предпочтений. А что физиономия загорелая, так в северном полушарии сейчас лето в самом разгаре, и через тропики они шли несколько дней…

— Хёнкон, — согласился капитан. — Территория безбожных паладаров. Не боитесь, святой отец, соваться в зубы к грешникам? Я слышал, есть проповедники, зовущие их исчадиями Креода, князьями гхашей, посланными на Паллу смущать верующих и отвращать их от истинного учения. На вашем месте я бы поостерегся сходить на берег, мало ли что…

Вопреки всем ожиданиям, отец Анатолио широко ухмыльнулся.

— Если какой-то дурак начинает вещать от имени Божьего, — поп оскалил крупные ровные зубы, — он вовсе не получает монополию на истину. Я, сын мой, десять лет служил в Черных Легионах на Фисте и столько психов навидался, что они мне не в диковинку. Помнится, один сержант на полном серьезе утверждал, что Ваххарон говорит с ним каждый раз после двух самокруток из мохи — местный наркотик, трава такая, довольно прилипчивая зараза. И не просто утверждал, а доказывать пытался с помощью ставок в казино. Через день проигрывался, но те полтора десятка декад, что мы вместе служили, на своем стоял. Так что цену подобным словам я знаю не хуже тебя.

— Вы служили в Черном Легионе? — переспросил капитан, вглядываясь в собеседника с новым интересом. Ну да, укладывается в одну картину и акцент уроженца Фисты, и служба ради получения гражданства… Только как он умудрился в рясу влезть?

— Служил, — согласился поп. — Потом в Кайтаре работал вышибалой в баре, сутенером, охранником, вернулся на Фисту, чтобы торговать оружием, потом постриг принял, еще до Первого Удара… Много чего в жизни случилось. Теперь вот, как ты правильно заметил, суюсь прямо в зубы отъявленным грешникам и безбожникам. Слушай, парень, ты, судя по нашивкам, к разведке отношение имеешь?

— Ну, я по части связи… — уклончиво ответил Габриэль.

— Ясно. Может, разведка, ответишь на вопрос, мне покоя не дающий — почему паладары именно меня выбрали?

— В смысле?

— Для часовни.

— Для какой часовни? — изумленно взглянул на него капитан. — Откуда они у паладаров?

— Да ты совсем, что ли, за жизнью не следишь? — удивился в ответ поп. — Две декады назад паладары сообщили Церкви Рассвета, что разрешают открыть часовню на территории Хёнкона, одну и с единственным клириком. Вроде как язычники с Могерата, состоящие у паладаров в обслуге, выбили разрешение открыть храм какого-то своего божка, а Чужие посчитали несправедливым позволять единственную религию из всех. Что-то вроде — если уж сказки, то пусть все желающие рассказывают, не только заблудшие души, молящиеся демонам Миндаллы. Восточной церкви тоже разрешили одну часовню — ох, чувствует мое сердце, сойдемся мы еще с заморским братом в… хм, теологическом диспуте за чашей вина. Так неужто не слышал?

Габриэль пожал плечам. Религиозные вопросы в шифровках обычно не обсуждают, так что темой он интересовался чуть менее, чем никак. Слова же вроде "Ваххарон", "душа", "просветление", "церковь" и аналогичные заставляли его немедленно переключаться на следующую газетную заметку.

— Не слышал, — констатировал словоохотливый поп. — Вижу, совсем делами Церкви не интересуешься, сын мой. Может, ты еще и атеист? — внезапно нахмурившись, гаркнул он.

Капитан поморщился.

— Я не верю в Ваххарона, — коротко сообщил он и отвернулся. Вот только препирательств с религиозным фанатиком ему не хватало!

— И не ты один, — внезапно мирно согласился отец Анатолио. — Мир уже не тот, что раньше. Особенно после Удара многие начали спрашивать — где же Господь наш Ваххарон, почему он нас оставил? И покровительствовал ли он нам хоть когда-нибудь? Суровые времена всегда порождают разброд в умах. Легко верить в доброго боженьку, когда живешь в процветающем государстве, исправно получаешь жалованье и каждый вечер возвращаешься домой к ласковой жене и веселым детишкам, зная, что впереди мирная жизнь и тихая обеспеченная старость. Все хорошо, одна закавыка — помирать рано или поздно придется. А ведь не хочется в небытие сгинуть. Вот и тянутся мирные обыватели в церкви по воскресеньям, послушать, позевывая, проповедь, обмахнуться косым знамением, бросить несколько монет в кружку для пожертвований и отправиться по домам. Невелика плата, зато, глядишь, и в райские сады после смерти попадешь. А когда не знаешь, не придет ли завтра кольчон и не сожрет ли тебя вместе с потрохами, а Господь себя даже и не думает являть…

Поп замолчал и уставился в набегающие серые волны. Его здоровые кулачищи стиснули поручень. Габриэль искоса посмотрел на странного церковника и лишь теперь, вблизи, заметил его розовый пористый нос. Похоже, Анатолио был не дурак выпить. С Черных Легионов привычка осталась?

— Ну, а вы, святой отец, верите в бога? — равнодушно спросил он. Интересно, как собеседник среагирует на провокацию?

— Понятия не имею, — пожал тот плечами, и капитан поперхнулся слюной. Чего угодно он ожидал, только не такого ответа.

— То есть как?.. — удивленно спросил разведчик.

— А вот так! — отрезал отец Анатолио, отхаркивая и сплевывая за борт. — Меня с детства мать воспитывала в строгости и набожности. Я трижды в день поклоны клал и молитвы читал. И потом чем бы ни занимался, привычку молиться сохранил. Да только Он так мне ни разу и не ответил, даже когда из нашего взвода, из двенадцати человек, лишь я и еще один парень выжили. На минное поле спьяну на трех джипах заехали, все там и подорвались. Как мы уцелели, до сих пор не понимаю. Знаешь, каково, когда пытаешься понять, почему именно ты уцелел? Сидел бы я на соседнем месте — мне бы ногу оторвало, а не нашему лейтенанту, я бы кровью истек, а не он. А так меня просто контузило. Вот почему? Чем я лучше? Или чем они хуже? И по Божьей ли воле я выжил или же по чистой случайности? Так и не нашел ответа, и не спрашивай, верую ли я или нет. Не знаю, и точка.

— Довольно… странная точка зрения для священнослужителя, — осторожно заметил Габриэль. — Тем более — такого высокого звания. И потом, я мало знаю о Церкви, но, вероятно, ваше новое назначение утверждалось на Синклите?

— Да нет у меня никакого звания, — пробурчал поп. — Я простой серв. Дослужился до пасанты однажды, да только потом опять… разжаловали. Кто там меня утверждал, не ведаю. Знаю лишь, что паладары сами список служителей Церкви представили, кого готовы к себе допустить. Может, остальные в нем еще хуже оказались, понятия не имею.

Габриэль хмыкнул. Шуточка вполне в духе паладаров. Если часовню они разрешили по каким-то формальным соображениям, а конкурентов по части промывания мозгов им не нужно, то вполне логично допустить к себе только самых никчемных. И формальность соблюдена, и проповедовать они толком не смогут. И епископы, что характерно, никуда не денутся: отказаться от часовни они не смогут, а более ушлых болтунов паладары не пустят. Эх, вот бы посмотреть на физиономии кардиналов Синклита в тот момент, когда они кандидата утверждали!

— Как же вы тогда вообще церковнослужителем стали, с таким-то подходом к делу? — уже не скрывая сарказма в голосе, спросил он.

— По пьяни, сын мой, исключительно по пьяни, — со вздохом сознался отец Анатолио. — Поспорили мы как-то с другом… уже после того, как я на Фисту вернулся, после четвертой бутылки винища. Ну, я и… того. Принял постриг.

— Ну, тогда плохо дело. Паладары вообще ни в каких богов не верят. Разуверитесь ведь окончательно, а, святой отец?

Поп не ответил. Насупившись, он смотрел вперед. Возможно, он уже жалел о лишней откровенности. Впрочем, Габриэлю на него было наплевать. Как сошлись случайно на одном корабле, так и разойдутся уже сегодня. Жаль только, испортил все настроение. И отойти в сторону сейчас оказалось бы слишком демонстративным.

— Если разуверюсь, так нужно Ему, — после недолгого молчания ответил поп. — Все очень просто. Если Он есть, то все творится исключительно по воле Его. И паладары — лишь орудия в Его деснице, и мое назначение — тоже часть Его неведомого плана. И все, что со мной случится, Он знает наперед. Кто я такой, чтобы идти против Его воли?

— А если его нет?

— А если Его нет, то что ты мне голову морочишь? — рявкнул поп, поворачиваясь, и в налетевшем порыве ветра капитан явственно уловил запах винного перегара. — Тогда и говорить не о чем! Тоже мне, молодой да ранний! Думаешь, самый умный, что над старшими издеваться можешь? Да я, если хочешь знать…

Его прервал внезапный вой сирены, приглушенный стенками корабля: двойной сигнал, потом пауза и еще один.

— Держись! — рявкнул поп. — Крепче!

Габриэль машинально вцепился в поручень изо всех сил, и вовремя: корабль вдруг лег в такой крутой поворот, что капитана резко мотнуло вперед и в сторону. Если бы не предупреждение, он бы со всей дури врезался в поручень грудью и, возможно, сломал бы пару ребер.

— Чего они вдруг? — озадаченно спросил поп, оглядываясь. Сирена продолжала верещать, теперь с равными промежутками. — А, кар-раха!

Габриэль уже и сам увидел стремительно несущуюся к кораблю туманную стену, окруженную облаками мелких серых точек. Гигантский столбообразный кольчон, появившийся буквально из ниоткуда прямо по курсу, надвигался со скоростью экспресса, и попытка уйти от столкновения казалась изначально обреченной на провал. Однако курьерский корабль явно имел машины и маневренность куда лучшие, чем обычный торпедный эсминец, а потому уклонился.

Почти.

Кольчон второго типа не мог похвастаться обширным основанием в цулы диаметром, как те, что приходили на Паллу со времен Первого Удара. Тот, что нарисовался перед кораблем, выглядел как колонна с макушкой, теряющейся где-то в облаках, но в диаметре достигал едва ли трехсот метров. Из-за инерции идущий полным ходом корабль не мог развернуться мгновенно, но капитан, работая и рулем, и машинами, все-таки умудрился увести его к самому краю кольчона. Эсминец должен был чиркнуть по самому его краю, проведя в нем в лучшем случае несколько секунд. Для Габриэля и его разуверившегося спутника, не защищенных броней, в прежние времена даже такое краткое пребывание внутри кольчона явилось бы подписанным смертным приговором. Но сейчас, после нескольких десятков накрытых городов, обошедшихся без единой жертвы, шанс выжить оставался, и весьма неплохой.

Времени добраться до ближайшей двери внутрь не оставалось. Словно завороженный, разведчик наблюдал, как неровная туманная стена стремительно приближается, уходя влево, хотя и недостаточно медленно. Прямо по курсу возникла стая волют — корабль врезался в нее, рассекая носом, одна туманная спираль мелькнула у Габриэля прямо перед носом и пропала, не успел он даже отшатнуться. Потом все скрыл густой серый туман, в котором с трудом различалась даже стена надстройки, находящаяся в десятке шагов. Секунды падали в вечность, отсчитываемые гулко бьющимся сердцем, а туман все не кончался и не кончался…

Полминуты спустя капитан осознал, что все-таки жив. Внутри кольчона — и жив. Отец Анатолио, вцепившись в поручень, хрипло дышал, оглядываясь по сторонам безумными глазами. Корабль по-прежнему шел полным ходом, мерно стучали машины, в лицо все так же летела соленая водяная пыль. Однако эсминец по-прежнему оставался внутри кольчона. То ли проклятая копна тумана оказалась куда больше диаметром, чем показалась с первого взгляда, либо… либо кольчон двигался в ту же сторону. А до того он шел навстречу. Намеренно?

Потом вдруг наступила зловещая тишина. Гул машин прекратился так внезапно, словно кто-то воткнул в уши капитану хорошие затычки. Когда корабль начал замедлять ход, Габриэля снова бросило вперед, хотя и не так резко, как в первый раз.

Так. Непонятно, что происходит, но он жив. И поп жив. Однако мало ли что может произойти с незащищенным человеком внутри кольчона! Нужно быстрее укрыться внутри и уже потом приходить в себя.

— Эй, святой отец! — он сильно ткнул кулаком попа в плечо. — Нужно уйти внутрь. За мной, живо!

Поздно.

В окружающей серой мгле вспыхнули багровые огни — десятки, если не сотни. По крайней мере штук шесть или семь волют повисли между людьми и спасительным люком, медленно покачиваясь и вращаясь вокруг вертикальной оси. Габриэль вжался спиной в поручень, лихорадочно соображая. Впервые в жизни он пожалел, что предпочитает держать табельный пистолет в сейфе, а не таскать постоянно с собой, как некоторые его коллеги. Впрочем, против волют обычные пули все равно бессмысленны, нужны зажигательные, имеющиеся лишь у частей побережного спецназа. Да и не справиться одним пистолетом с таким количеством волют. Одна надежда — что попадавшиеся ему на глаза отчеты об их изменившемся характере не врали. Если люди теперь выживают внутри кольчона, почему бы и волютам на самом деле не перестать разносить людям головы шаровыми молниями, или что там у них? Главное — не делать резких движений и надеяться на лучшее. Авось пронесет. Волют становилось все больше, багровые огни складывались в рои и сплошное сияние, рассеиваемое серой туманной завесой. Одна волюта приблизилась вплотную, зависнув в полуметре от лица капитана и словно изучая его. Багровый огонь в ее потрохах начал медленно гаснуть.

И тут отец Анатолио пришел в себя.

Он не стал тратить время на громкие молитвы, бессмысленные метания и крики. Вместо того церковник сорвал с груди болтавшийся поверх сутаны серебряный Стабилон. Серебряный? Нет, стальной. Лишь сейчас Габриэль отстраненно заметил, что святой символ у попа имеет необычное дополнение в виде приделанной снизу деревянной рукояти длиной в десяток сунов. Ухваченный за нее, Стабилон превратился в шестопер, со свистом разрезавший воздух и насквозь прошедший через висящую перед капитаном волюту. Та внезапно потеряла форму, заклубилась — и два больших бесформенных кома серой слизи шмякнулись на палубу, растеклись по ней неопрятными лужами. Снова свистнул воздух — и еще одна волюта распалась на части, правда, не упавшие, а быстро растаявшие в воздухе.

В полном обалдении Габриэль наблюдал, как поп рубит ближайших волют. Никаких воплей или даже хэканья, никаких пауз — только экономные четкие движения опытного фехтовальщика, удары, перетекающие один в другой, словно церковник всю жизнь только и дрался с инопланетными артефактами. Впрочем, почему "словно"? Гражданство Кайтара дается за десять лет службы в Черных Легионах, и чтобы выжить в них столько времени, нужно проявить себя незаурядным бойцом. Пьяница или нет, но сейчас отец Анатолио демонстрировал повадки опытного солдата. Габриэль не сразу понял, что тот не просто крошит ближайших волют, а расчищает дорогу к люку. На место тающих и растекающихся волют тут же спускались новые, но из нескольких метров, отделяющих борт от надстройки, церковник прошел уже половину.

— Что встал, сопляк? — рявкнул поп, не оборачиваясь. — За мной! Живо!

Подчиняясь командным нотам в его голосе, Габриэль оттолкнулся спиной от перил и прыгнул вперед. Главное — не попасть под случайный удар, способный расколоть череп не хуже, чем волюта. Остановившись в полуметре за спиной отца Анатолио, он осторожно подшагивал вперед каждый раз, когда появлялась возможность. Лишь бы они не начали стрелять, билась в голове мысль. Лишь бы не начали…

Они почти дошли. Когда церковнику осталось сделать два шага до двери, сразу две волюты спикировали на него сверху. Предупреждающий окрик застрял у Габриэля в глотке, когда они обе вдруг рассыпались роем быстро вихрящихся серых хлопьев, окутавших попа словно снежным бураном. Тот попытался отмахнуться, но внезапно застыл неподвижно, и его тело медленно осело на палубу. Буран пропал, но еще две волюты зависли над Анатолио, преграждая путь к такому близкому и такому недостижимому люку. Одна из волют вдруг выпустила колеблющиеся отростки, потянувшиеся к Габриэлю, и тот обреченно закрыл глаза. Все. Сейчас его сжуют.

Секунды падали в вечность, сопровождаясь мерным буханьем сердца в ушах, однако ничего не происходило. Чуть погодя Габриэль осторожно приоткрыл один глаз, а когда не поверил ему — то и второй.

Волют вокруг не наблюдалось. Ни одной. Они пропали так же внезапно, как и появились — и клятый серый туман вокруг стремительно исчезал, рассасывался, истончался и растворялся в никуда. Вокруг быстро проявлялись палубные надстройки, орудийные и пулеметные башни, колышущаяся морская гладь… Не прошло и десятка секунд, как кольчон полностью пропал. Стояла гробовая тишина, нарушаемая только плеском волн о борт корабля и далекими криками чаек.

Дав себе мысленную оплеуху, Габриэль отогнал ступор и склонился над отцом Анатолио. Тот не дышал. Из-под полуприкрытых век поблескивали белки. Пульс тоже не прощупывался — в первые секунды. Потом он внезапно забился с бешеной скоростью, и поп, хрипло вздохнув, распахнул глаза и невидяще уставился на капитана.

— Отец Анатолио! — резко спросил тот. — Вы меня слышите? Как самочувствие?

Тот поморгал и медленно поднял руку с по-прежнему зажатой в ней рукоятью Стабилона.

— Что случилось? — хрипло спросил он. — Почему я…

— Что вы помните последнее? — спросил Габриэль, помогая ему сесть.

— Мы стояли на палубе, и я молол языком… — дрожащими пальцами поп ухватил по-прежнему свисающую с шеи цепочку и с третьей попытки вставил в ее зажим небольшое отверстие в верхней горизонтальной планке Стабилона. — Дальше?

— Похоже, святой отец, вы мне жизнь спасли, — Габриэль криво ухмыльнулся. — Корабль внезапно влетел под кольчона второго типа, двигатели заглохли, волюты появились. Ну вы и отмахивались же от них! Десятка два зарубили, не меньше. Потом одна или две превратились в хлопья и свалились вам на голову. Ну, а потом все вдруг сразу кончилось. Так как вы себя чувствуете? Я сейчас сбегаю, найду матросов, чтобы вас до лазарета дотащить. В одиночку, уж извините, не справлюсь.

— Обойдусь… без матросов… — просипел отец Анатолио. Он ползком добрался до люка и с трудом поднялся на ноги, перебирая руками по его металлическим ребрам и колесу замка. Габриэль поддержал его под плечо. Болтающийся Стабилон громко лязгал по металлу. — Хреново мне… малыш… ох, хреново… как бы не сблевать… Только не хреновее, чем наутро… после кое-каких попоек… с братьями… Добреду. Веди к коновалу, безбожник…

Мертвенно-спокойный снаружи, внутри корабль напоминал дом с взбудораженными привидениями. Электрические лампы не горели — вообще, даже аварийное освещение. Габриэль вспомнил отчеты — в последние декады кольчоны хотя и перестали убивать накрытых людей, все равно досуха высасывали батареи. Похоже, сейчас с эсминцем случилось то же самое. Однако тут и там на переборках светились химические огни в пластиковых трубках. Их резкий зеленовато-белый свет придавал лицам сломя голову бегающих матросов вид свежевыкопанных трупов. К чести экипажа, паники не наблюдалось. Командиры негромко отдавали приказы, в основном сводившиеся к отправке вестовых с рапортами на мостик, а матросы умудрялись бегать хотя и сломя голову, но не запинаясь и не снося переборки в неверных тенях химического света. Даже в массивного отца Анатолия никто не врезался, хотя тот заполнял собой узкие коридоры почти полностью. Доведя его до лазарета, к счастью располагавшегося неподалеку, Габриэль сдал боевого церковника на руки врачу, тут же выставившего капитана за дверь, и снова выбрался наружу — к тому месту на баке, где, надежно привязанный (кажется, правильно говорить "принайтовленный"?), стоял его контейнер с секретным шифровальным компьютером. Снаружи он выглядел как и прежде — невзрачный ящик с ребром в три метра, сделанный из крашеного зеленым гофрированного железа. Печать на замке оставалась нетронутой — и то, с каких пор волюты стали интересоваться печатями? А что там внутри, станет ясно лишь после распаковки. Конечно, все комплектующие надежно изолированы пакетами из антистатической пленки — но капитан прекрасно помнил электронные блоки в маленьком музее своего департамента: новенькие, без единой царапины — и безнадежно не работающие после столкновения с волютами: просто электроны на границах слоев перестали вести себя так, как положено. Если компьютер испортился в той же манере — вся миссия пошла псу под хвост. Декада потеряна, плюс время на возвращение, ну, а потом ехать с новой установкой, которую раньше, чем через сезон, не соберут.

Ходер! Ходер!! Ходер!!! Ну откуда такая невезуха, сто каццо в рот Креоду?

По полутемным коридорам Габриэль добрался до капитанского мостика. Там стоял приглушенный гам голосов: вестовые по очереди рапортовали старшему помощнику, и, судя по длинной их очереди, просвета, куда мог бы вклиниться шифровальщик, не предвиделось еще долго. Где капитан корабля? Куда он делся?

— Где капитан? — громкий голос рядом словно озвучил его мысль. — Я спрашиваю, где капитан корабля?

Габриэль машинально отшатнулся, оборачиваясь.

У входа стоял огромный и совершенно голый мужик. Под гладкой кожей перекатывались внушительные мускулы, тяжелая нижняя челюсть угрожающе выпятилась вперед, глаза под сощуренными веками недобро горели. У Габриэля по спине пробежал холодок от осознания, что "горели" в данном случае — отнюдь не метафора, и яркие красные искры в зрачках вовсе не являются отражением дневного света, сочащегося сквозь смотровые щели.

— Так я услышу, где капитан? — мужик шагнул к первому помощнику, расталкивая матросов и офицеров широкими плечами. — Или вы вместо него, дэр старший помощник?

— Ты кто так… — яростно открывший рот старпом осекся на полуслове, видимо, тоже разглядев светящиеся глаза.

— Я военный советник начальника охраны Хёнкона, генерал Саматта Касарий. Паладар, — добавил чужак, словно кто-то мог спутать его с человеком. — Дэр первый помощник, вам нужна срочная помощь? Раненые в тяжелом состоянии есть?

— Никак нет, дэр генерал, — офицер бросил к голове руку в салюте. — Пока рапортов о пострадавших не поступало. Но корабль полностью обесточен, системы управления и машины не работают. Капитан корабля в машинном отделении.

— Хорошо. Тогда, может, вы мне объясните, дэр, — в голосе паладара скользнули угрожающие нотки, — какого хрена ваша лоханка вошла в запретную зону? Вам же внятно сообщили не далее, чем час назад: трехцульная окрестность острова Пинчау закрыта для судоходства в связи с небезопасными экспериментами. Ваш радист подтвердил получение предписания, так что даже не пытайтесь отнекиваться. Почему вы нарушили приказ? Считаете, что вам законы не писаны?

— Не могу знать, дэр генерал! — старший помощник пожал плечами. — Я не имею отношения к навигации. Вполне возможно, капитан сумеет дать исчерпывающие объяснения, но, если возможно, отложите разбирательство на потом. Нам нужно оживить корабль.

— Интересно, как вы собираетесь это сделать без электричества? — усмехнулся паладарский генерал. — У меня три дрона. Их можно подключить к энергетической сети судна и обеспечить вас необходимой мощностью. Где хотя бы старший механик корабля? Мне нужно указание, куда…

Громко щелкнуло. Под потолком вспыхнули и начали медленно разгораться лампы аварийного освещения. Тут же сквозь металл дошла слабая ритмичная вибрация.

— Спасибо, дэр генерал, но без надобности, — с оттенком гордости в голосе отказался старпом. — Механики уже запустили аварийный генератор. Мы справимся сами.

— Как знаете, — голый генерал пожал плечами. — Тогда я отключаюсь. Однако приказываю вам покинуть запретную зону как можно быстрее и предупреждаю, что инцидент не останется без последствий. Мы не потерпим нарушения наших приказов в территориальных водах Хёнкона.

— Дэр генерал! — поспешно обратился к нему Габриэль. — Мой… товарищ пострадал. Мы находились снаружи, когда попали под кольчона, его каким-то образом вырубили волюты. Он в лазарете.

— Хорошо. Дзии… наша медицинская система его посмотрит, дрон уже в пути. Надеюсь, дэр первый помощник не станет возражать? — в его голосе скользнул сарказм. — Особенно с учетом, что у нас уже имеются детальные спецификации корабля, и военная тайна не пострадает?

— Не возражаю, — проскрежетал офицер, одаривая Габриэля огненным взглядом. Ага. Похоже, ему еще припомнят непрошенную инициативу. Ну ничего. Он в экипаже корабля не состоит, в командной иерархии не участвует, и вообще — какой спрос с пассажира? А вот оставить в беде своего защитника, практически боевого товарища — такого разведчик позволить себе не мог. Даже если они с попом больше не увидятся — на что есть очень хорошие шансы — совесть у Габриэля останется чиста.

И вообще, что Анатолио делает в Церкви Рассвета? В армии ему самое место…

Одна из двух машин так и отказалась заводиться из-за короткого замыкания где-то в системе управления, так что "Скороход" медленно и печально подошел к кайтарской флотилии только три часа спустя. Еще не менее часа заняли маневры, когда эсминец, с трудом поворачиваясь, пытался подвалить под бок авианосца. Габриэль уже прикидывал, каким образом разбирать содержимое контейнера, чтобы перевозить его по частям, когда рулевой все-таки справился с задачей, и кран "Щита победы" наконец-то зацепил и утянул вверх установку. Сухо попрощавшись с капитаном, разведчик и его техники спустились в катер авианосца — свой катер эсминца тоже отказывался заводить мотор — и наконец-то перебрались на борт "Щита". Прежде чем спуститься с рапортом к своему временному командиру, Габриэль взбежал по внешней лестнице на первый ярус решетчатых галерей, окутывавших "остров", и всмотрелся в окрестности.

На горизонте отчетливо вырисовывались три группы дымов, мешающихся с низко идущими облаками. Самая крупная принадлежала, безусловно, ставрийцам. В соответствии с последними дошедшими до Габриэля данными те держали под Хёнконом два тяжелых и два легких крейсера, дозволенных паладарами. Но еще три линкора, четыре легких крейсера и двенадцать эсминцев плюс корабль снабжения болтались где-то неподалеку, хотя и за пределами территориальных вод, куда паладары их вежливо, но твердо выставили немедленно после возвращения. Часть ставрийских кораблей патрулировала морские пути между Хёнконом, Ценганем и Кайнанем под ревнивым наблюдением кайтарских эсминцев, но тяжелые суда, судя по дымам, располагались где-то совсем рядом с недалекой границей. Ценгань и Кайнань, слишком бедные для постоянного содержания активных экспедиционных сил, оставили лишь небольшие эскадры эсминцев.

Рядом с авианосцем находился единственный легкий кайтарский крейсер. Почему-то паладары решили, что именно он вкупе с авиаэскадрильями является допустимым эквивалентом силам других государств. Впрочем, пиратам с их катерами нечего ловить рядом даже с легким крейсером, а до полноценной битвы между государствами дело дойти не должно. В конце концов, после того инцидента международные силы охраны Университета и на суше, и на море одобрены Мировым Советом и ратифицированы паладарами. Ну, а что все за всеми шпионят — такова жизнь. Что там случится через полтора века, никому точно не ведомо, а столетия вооруженного соперничества просто так со счетов не сбросить даже под угрозой всеобщей гибели. Ну и ладно. В конце концов, такая ситуация обеспечивает самому Габриэлю очень нехилую зарплату и возможность заниматься любимым делом.

Еще раз оглядевшись, капитан быстро сбежал вниз на палубу по решетчатому трапу. Его терпеливо дожидалась группа техников с приставленным к ней мичманом-первоклассником. Командированных провели по гулким трапам и полутемным коридорам глубоко в недра атомной махины (ни одного самолета Габриэль так и не увидел), после чего их наконец-то встретил Ллема Матучино, командир группы радиоэлектронной разведки и борьбы.

— Дэр командор третьего класса! — отрапортовал гость, вытягиваясь по стойке смирно. — Капитан… прошу прощения, командор второго класса Габриэль Мондава прибыл в ваше распоряжение для монтажа и тестирования оборудования. Вот мое предписание.

Он протянул командиру радистов плотный конверт. Тот взял его и не глядя сунул в карман кителя.

— Вольно, — скомандовал он. — Монтаж начнете завтра с утра. Дэр Мондава, пойдемте, пообщаемся наедине. Остальные свободны. Мичман Стора, — он коротко глянул на приставленного офицера, — займитесь устройством людей.

Оставшись наедине на посту наблюдения (или следует говорить "в рубке"?), радист жестом пригласил гостя сесть.

— Что у вас случилось? — спросил он. — Я имею в виду, с кольчоном? Вы на четыре часа из графика выбились. Сильно потрепало? Все живы?

— Умерла одна машина, — пояснил Габриэль. — Точнее, не сама машина, а что-то с системой управления. Когда нас кольчон накрыл, все электричество испарилось и где-то по ходу дела проводку капитально пожгло. Инженерная группа разбиралась, меня в детали не посвящали. Погибших нет, только…

Он заколебался. Вдаваться в детали инцидента на палубе почему-то не хотелось.

— Гражданского пассажира накрыли волюты, — закончил он. — Как-то странно накрыли — рассыпались облаком и окутали. Он потерял сознание, но потом пришел в себя. Паладар пообещал, что их медики посмотрят.

— Паладар? — командор поднял бровь.

— Они подняли несколько дронов на корабль, и паладар — генерал Касарий — перехватил управление одним из них. Изобразил из себя здорового мужика, — Габриэль ухмыльнулся краем рта, — голого, но с вытатуированными генеральскими нашивками. За отсутствием капитана устроил старпому публичную выволочку за то, что тот приблизился к какому-то запретному острову — кажется, Пинчау, если я верно расслышал.

— Расслышали вы верно, дэр Мондава, — задумчиво проговорил командор. — Четыре дня назад все флоты в окрестностях Хёнкона открытым текстом получили предупреждение, что трехцульная зона вокруг Пинчау объявляется закрытой в связи с планируемыми опасными экспериментами с пространственными метриками, что бы оно ни означало. Значит, вы влезли на мины, за что и поплатились. Хм… Хотел бы я знать, какая связь между паладарскими экспериментами и появлением кольчона. И что именно привлекло кольчона — ваше судно, паладарские эксперименты или же их взаимодействие? Впрочем, ладно. Бессмысленно гадать. А что там за гражданский пассажир на военном курьере?

— Священник для нового прихода в Хёнконе.

— Серьезно, что ли? — командор аж привстал. — Значит, паладары все-таки разрешили церкви Рассвета присутствие в Университете? Вот дела! Хотел бы я знать… Впрочем, неважно. И он выжил?

— Да.

— Любопытно. Интересно, как он намеревается получать инструкции из Кайтара, уж не по рации ли?

— Не обязательно, — Габриэль пожал плечами. — У церкви есть многочисленные миссии на Могерате. А с ними можно и по телефону общаться. У нас ведь нет перехвата с хёнконских АТС?

— Нет, конечно. Да у паладаров и АТС-то нет. Они установили свои шлюзы в паллийские телефонные сети в крупных городах, а между шлюзами и Хёнконом сигнал идет через паладарские каналы. Как там, наши деятели в белых халатах еще не раскусили, что такое "субсвязь"? Ох, многое бы я отдал, только чтобы послушать паладарские переговоры!

Командор весело ухмыльнулся.

— Думаю, что даже если бы мы в их каналы врезались, ничего бы не поняли, — Габриэль безразлично приподнял бровь. — Более того, я уверен, что они-то наши каналы слушают так же легко, как мы любуемся на солнышко.

— Ну, с вашей новой машинкой, дэр Мондава…

— …ситуация не изменится, — Габриэль пожал плечами. — Дэр командор, чтобы сразу определиться с терминами — у вас какое образование?

— Морская академия со специализацией на радиосвязи, как и у остальных моих людей. А что? — командир группы радиоразведки недоуменно приподнял бровь.

— Я еще до Удара закончил университет по направлению радиоэлектроники, в армию завербовался позже. Я не очень хорошо представляю себе учебную программу академии, но, как мне кажется, там не слишком-то сосредотачиваются на фундаментальных аспектах. Больше внимания уделяют прикладным вопросам, верно?

— Ну, в какой-то степени верно…

— Тогда, дэр командор, я поясню. После Первого Удара законы физики на нашей планете изменились хотя и незначительно, но достаточно, чтобы старая электроника полностью перестала функционировать. Проблема в том, что электроны на границах полупроводниковых переходов начали вести себя иначе, чем раньше. Я использую паладарский термин, очень удачный, как кажется — лептонные флуктуации. Суть в том, что электроны перестали течь через границу в одном направлении. Вместо того они с высокой степенью вероятности могут перескочить обратно. Иными словами, старые полупроводниковые диоды перестали препятствовать прохождению тока в обратном направлении. С электровакуумными диодами примерно та же история. В результате пришлось спустить в унитаз всю старую теорию и практику электроники. Сейчас ученым приходится экспериментально, практически методом тыка подбирать новые сочетания элементов, подходящие для создания новой элементной базы. Подвижки есть, мы уже в значительной степени восстановили технологии больших интегральных схем, но они все еще не позволяют добиться хотя бы миллионной доли того быстродействия, что имелось в нашем распоряжении до появления Красной Звезды. Грубо говоря, Удар отбросил нашу электронную промышленность практически в самое начало развития. Теоретическая дорога, по которой следует идти, известна, но вот с практикой пока туго. Возможно, в условиях нынешних законов физики мы вообще не сможем подобрать нужные комбинации элементов, если только нам не помогут те же паладары.

— Я в курсе общих проблем, командор Мондава, — тон дэра Матучино стал заметно суше. — Не могли бы вы перейти к сути вашей лекции?

— Суть в том, дэр командор, что мы используем современные шифровальные алгоритмы на вычислительной технике едва ли не полувековой давности. А математика — такая штука, которой на законы физики наплевать. Для повышения быстродействия мы вынуждены работать с ничтожно короткими ключами шифрования. Компьютер, что я привез вам, имеет быстродействие как минимум вдвое более высокое, чем тот, что уже установлен на вашем корабле. Он позволит повысить стойкость наших шифров и в то же время дает надежду, что мы сумеем сломать наиболее слабые шифры ставрийцев за приемлемый промежуток времени. Однако даже не надейтесь, что наши детские игры хоть на секунду остановят паладаров. Наши нынешние шифры прежняя техника вскрыла бы за три-четыре месяца, а если сопоставлять шифровки с реальными событиями, то в разы быстрее. Паладары же с их вычислительными способностями, думаю, просто читают наши сообщения в реальном времени. Так что не вздумайте использовать радиосвязь для передачи чего-то, что не должно достичь их ушей. Исключительно курьерская служба.

— Знаете, дэр Мондава, — сухость в тоне начальника радиогруппы сменилась на иронию, — вы могли бы и не тратить пять минут нашего времени на лекцию об очевидных вещах. Разумеется, все действительно важные сообщения отправляются только курьерами.

— Дэр Матучино, — серьезно ответил Габриэль, — прошу не воспринимать разговор как попытку учить вас жизни. Лучше лишний раз убедиться, что у всех сотрудников одна и та же точка зрения, чем случайно допустить утечку информации. Давайте лучше поговорим о монтаже. Правильно я понимаю, что помещение для нового компьютера подготовлено и все необходимые кабели уже заведены?..

Следующие полчаса они обсуждали детали монтажа устройства. По ходу дела Габриэль с удовольствием отметил, что дэр командор третьего класса не солдафон-службист, какого он опасался встретить на таком высоком посту, а настоящий профессионал. Командору не хватало технических знаний, чтобы влезать в мелкие детали, но здесь проблемы не возникало: наверняка, когда действительно потребуется, ответят его подчиненные. Зато он держал в уме картину в целом и в части требований к условиям монтажа понимал Габриэля едва ли не с полуслова. Он даже знал, как правильно обращаться с новыми дисковыми пакетами для записи данных и в каких условиях их хранить. Новое помещение с требуемыми параметрами влажности и температуры уже подготовили, чему Габриэль изрядно порадовался: он опасался, что, как в прошлый раз, потеряет из-за хранилища по крайней мере полдня.

Завершив обсуждение, командор провел командированного гостя по своим помещениям. Оборудование оказалось практически новым — впрочем, корабль завершили переоснащать менее года назад, и иного ожидать не стоило. По завершении экскурсии они поднялись на палубу, откуда как раз стартовали патрульные истребители. Габриэль с большим интересом пронаблюдал, как катапульта разгоняет самолет вдоль взлетной палубы, оставляя позади хвост пара, а потом — как возвращающийся разведчик заходит на посадку и резко тормозит, зацепившись хвостовым крюком за тормозной канат. Ужас. Морские летуны, наверное, все поголовно с сорванной крышей, чтобы рисковать таким вот образом.

А потом совсем низко, едва не зацепив башню, над авианосцем прошел еще один самолет. Явно гражданский, одномоторный пассажирский биплан с неубирающимися поплавками и странным горбом на фюзеляже в том месте, где тот соединялся с верхним крылом. На его белых крыльях темнели синие символы — раскрытая книга. Пролетая, он вдруг перевернулся кверху брюхом, а потом вернулся в нормальное положение. Насколько Габриэль знал, такой финт назывался "бочка". Выполнять фигуры высшего пилотажа на гражданском фанерном самолетике? Похоже, у его пилота башня сорвана так же, как и у летчиков авианосца.

— Во дает девка… — пробормотал командор, с гримасой едва ли не восхищения провожая самолет взглядом. — Точно ведь убьется однажды!

— Девка? — переспросил Гариэль.

— Труда Баркхорн, местная знаменитость. Ну да, вы же не в курсе. Капитан первого класса кайтарских ВВС, в отставке. Эйлахо, единственная в свое роде. Только она могла реактивную птичку под контролем держать, чтобы та на лету не взрывалась. В свое время воевала с кольчонами, прикрывала тяжелые бомберы. Потом у нас базировалась со своей эскадрильей во время зимнего похода к Хёнкону. Красотка, каких поискать, а уж язык подвешен! Сколько парней к ней подкатиться пытались, так всех отшила. А ведь орлы!

— Видимо, кому орлы, а кому и на петухов не тянут, — усмехнулся Габриэль. — Но самолет ведь паладарский? Она-то как там?

— А она во время Второго Удара Хёнкон защищала от волют. Отказалась подчиниться приказу вернуться на корабль, угробила самолет, сама чудом выжила. Паладары потом ее едва ли не по кусочкам собирали. Когда я ее в последний раз видел, она и ходить-то не могла. Если бы не паладарская официальная благодарность, под трибунал бы отдали. А так ее просто вывели за штат, и она сюда вернулась. Сейчас она местный инструктор по летной подготовке, иногда с нашими радистами болтает во время полетов, благо все знакомые. Ну, и фокусничает на свой манер, когда одна в кабине.

В тоне командора явно слышались гордые нотки, словно он говорил о своем подчиненном. Габриэль сделал зарубку на память: познакомиться с бой-бабой, если удастся сойти на берег. Он проводил самолет взглядом и снова повернулся к командору.

— Как тут вообще обстановка? — спросил он. — С нашими зарубежными… хм, друзьями? Какие-то провокации случаются?

— Да нет, все вроде тихо. Ценгань с Кайнанем, как обычно, цапаются, в открытую ругаются в эфире. Ставрийцы временами в нашу сторону палубные вертолеты посылают для облетов, но на рожон не лезут, сильно не приближаются. Тихо здесь, дэр Мондава. При паладарах не очень-то порезвишься. Когда они вернулись после недавнего отсутствия, первым делом собрали всех адмиралов на Подде — вон тот пик из моря торчит, видите? Там несколько затопленных кораблей на мелководье валяется, их еще убрать не успели. Они продемонстрировали на одном таком сухогрузе, что их дроны делают с металлом. За десять секунд трехмиллиметровое железо под водой насквозь проплавляют.

— Типа, ведите себя прилично, а не то утопим?

— Типа, спасибо за заботу, но мы и сами можем защититься, так что валите-ка, ребята, за пределы территориальных вод и не пищите. Но подтекст, разумеется, именно такой: станете выеживаться — отправитесь к рыбам. Так что "Щит победы" наверняка отзовут в ближайшее время — уж больно дорого его здесь попусту держать, а разрешенный тоннаж судами помельче наберут. Ставрийцы, думаю, свои линкоры тоже уведут. Но до того, как разбежимся, нужно выложиться по максимуму в перехвате и расшифровке их передач. Другой шанс не скоро выпадет.

— Само собой. — Габриэль ухмыльнулся. — Наверняка и у них там сейчас разведчики так же рассуждают. Да ни хрена у них не выйдет против нашей новой игрушки.

— Если только сейчас у них не монтируют свою собственную игрушку такого же класса, — в тон ему подхватил командир радиогруппы. — Или изначально ее не смонтировали. Как думаете, дэр Мондава, как они здесь оказались настолько удачно, что Ценганю на пару с нами козью морду устроили?

— Ну, официальная версия — что учения неподалеку проводили…

— Ага, учения, как же. За тысячи цул от ближайшей населенной суши, в полутора декадах полного хода от Торвалы. Я так думаю, они с самого начала поблизости ошивались, чтобы перед паладарами выставиться при удобном случае. Полгода назад Кайтар прикрыл Хёнкон от пиратов, и они повода искали, чтобы счет сравнять. А значит, к походу они подготовились основательно, в том числе и в части радиоразведки. Так что, командор, не расслабляйся. Худшая ошибка разведчика — недооценить противника, не допускай ее.

— Постараюсь.

Габриэль оперся о поручень и принялся смотреть вдаль, где на горизонте вырисовывались очертания берега. Паладары совсем рядом, рукой подать, да и на церковь боевого попа взглянуть хочется хотя бы из любопытства — если, конечно, она уже есть. Какой же все-таки измыслить повод, чтобы официально сойти на берег хотя бы на полдня?

— Скажите, дэр Матучино, — задумчиво спросил он, — а в наше посольство в Хёнконе никакие секретные послания передать не нужно? На монтаже моей работы до послезавтра не предвидится, так что я бы мог сработать в качестве курьера.