Телевар, крякнув от натуги, подхватил в руки сразу весь жбан кваса и надолго приложился к нему. Квас отдавал мятой, приятно пощипывая язык и охлаждая горло, и пожилой тысячник, не переводя дух, глотал и глотал холодную влагу, чувствуя, как приятной тяжестью надувается живот, растягивая кожаный ремень с бронзовыми накладками. Наконец он понял, что еще немного - и квас польется из горла наружу, как из переполненного кувшина. С сожалением оторвавшись от напитка, темник бухнул обратно на лед заметно полегчавший жбан и шумно выдохнул застоявшийся в легких воздух. Затем неспешно, с сознанием собственного достоинства, он выбрался из погреба на двор.
Солнце стояло почти в зените. Его яркие лучи заливали двор с разомлевшими курами, кое-как разгребавшими тяжелую пыль в поисках затерявшегося зернышка, выпавшего из конской торбы. Лохматая собака, валяясь в куцей тени резного крыльца терема, с тоской поглядывала на них и мечтала о зимних сугробах. Отрок с короткой пикой откровенно маялся на ответственном посту у входа, не обращая никакого внимания на появление высокого, хоть и отставного, начальства, стараясь укрыться от светила под нависающим козырьком кровли и размазывая по лицу отвратительно-теплую воду, текущую из намоченного в поилке подшлемника.
Тысячник с отвращением плюнул при виде такого непотребства. "Что за молодежь пошла, - мрачно пробормотал он себе под нос. - Вот то ли дело мы в молодости…". Несколько секунд он раздумывал, не вздрючить ли молодца как следует, но томящая жара и возраст быстро взяли верх над возмущением. Безнадежно махнув рукой, Телевар поковылял через двор к конюшне.
Осторожно приоткрыв дверь, он нерешительно заглянул внутрь. В следующий момент с резвостью, которую трудно было заподозрить в его дряхлеющем расплывшемся теле, темник выдернул голову из щели, с трудом устояв на ногах. Впрочем, мало кто осудил бы его за такую поспешность, ибо ничто так не бодрит человека, как просвистевшая в двух пальцах от носа стрела. Тот факт, что ее наконечник был старательно затуплен, ничуть не умалял реакцию старого воина. Поди ж ты, разбери в полумраке, чем в тебя стреляют - тупым или острым! Выбьют глаз - поди разбирайся.
– Килимер, ешь тебя мухи с комарами! - гаркнул Телевар во всю глотку так, что с плетня взвилась в воздух насмерть перепуганная ворона. - Сколько раз тебе говорил - не ставь мишень рядом с дверью! Вот я руки-то тебе оборву под самый корень, будешь знать!
Дверь конюшни тихо скрипнула, приотворяясь, и солнечный луч упал на показавшееся изнутри конопатое лицо мальчишки. На лице гуляла подобающая ситуации смущенная улыбка, но в глазах играли озорные искорки. В руках мальчишка сжимал небольшой учебный лук.
– Прости, господин Телевар, - смущенно потупился он, - но Теомир сказал, что так будет удобнее…
– Ну да, а то он всех лошадей под шумок бы перестрелял, - вышедший из сумрака юноша лет шестнадцати дал пацану шутливого подзатыльника. - Знаешь, господин Телевар, Килик с десяти шагов в мишень попасть не может, чуть Стрелке глаз не вышиб. - На этот раз парнишка смутился по настоящему, опустил голову и начал ковырять босой ногой утоптанную землю. Теомир насмешливо покосился на него. - Учишь его, учишь, а все без толку. Лук натягивает, а в глазах прямо-таки речка отражается. Что ты с постреленком будешь делать! - Юноша опять несильно дернул Килимера за вихры. - Хоть розгами его пори, негодника…
– Все бы вам пороть, - сумрачно сказал негодник Килик, засовывая палец в нос. - Справились с маленьким, да? Небось сам сколько учился…
– Ладно, беги передохни, - рассмеялся Теомир, легонько поддав нерадивому ученику коленом под зад. - Жара вечерком спадет, продолжим на свежем воздухе. Завтра начнем с седла стрелять. - Паренек благодарно блеснул в его сторону глазами и дробно простучал пятками по земле, лихо перепрыгнув коновязь. Тысячник кинул в его сторону неодобрительный взгляд, но Килимер уже скрылся в клубах пыли. - Господин темник, ты хотел меня видеть, да?
– Балуешь ты братца, - хмуро проворчал Телевар, - ох, балуешь. Розгами не грозить надо, а пороть как следует, тогда будет толк. Десять лет стукнуло - и до сих пор толком стрелять не умеет. Хотел я тебя видеть… да не только я. Пошли в терем, разговор есть. - Он сплюнул тягучей слюной на землю, отгоняя вновь вставший перед внутренним взором жбан с квасом, и двинулся к крыльцу дома. Легконогий Теомир обогнал его, прыгая через три ступеньки, и почтительно распахнул перед стариком дверь. Отставной командир, польщенный оказанным уважением, важно прошествовал внутрь, на ходу закручивая поседевший ус. "Хорошие дети у Теомены, - подумал он с удовольствием. - Старший, во всяком случае. Надо будет наведаться к ней на днях, свежего пива отведать…". Он неторопливо прошествовал в горницу и с размаху сел на жалобно заскрипевшую скамью.
– Вот, Петромир, привел тебе парня, - прогудел он в сторону друга, задумчиво глядящего в окно. - Думаю, сойдет для дела. Только с кашей его сразу не ешь, пожалей добра молодца, - он кинул почему-то ехидный взгляд на вошедшего в комнату и в пояс поклонившегося гостю Теомира.
Головной, невысокий сухощавый мужчина с тремя красными нашивками на плече, повернулся к заметно смутившемуся, как минутой раньше Килик, юноше и с минуту внимательно его рассматривал. Лицо Теомира медленно наливалось краской под внимательным взглядом немигающих глаз гостя, кулаки заведенных за спину рук непроизвольно сжались, но он упрямо выдерживал уставную позу. Наконец головной хмыкнул и сказал в пространство:
– Ладно, сойдет. Как зовут? - обратился он к парню.
– Теомир, Всадник третьего десятка седьмой сотни пятой тысячи, господин головной, - жестяным голосом отрапортовал тот, с трудом сглатывая слюну от волнения. Теомир впервые стоял перед командиром такого высокого ранга. В глубине души он на все корки клял троюродного дядюшку, без предупреждения кинувшего его в прорубь, а также мучительно пытался вспомнить, не требуется ли по уставу какое-то особое приветствие и как казнят опростоволосившихся. - Сын Теомены-Искуссницы и Ивомира-плотника… Готов выполнять приказы господина головного!
– Молодец, что готов, - слегка усмехнулся Петромир. - Да ты садись на лавку, в ногах правды нет. Расслабься, паренек, не на параде, и резать тебя на куски за невежество никто не будет. Да сядь ты, что колом вытянулся у входа! - слегка повысил он голос, заметив, что Теомир до сих пор пребывает в ступоре. Тот, опомнившись, осторожно опустился на скамейку, во все глаза глядя на головного. - Как там отец, здоров?
– Хорошо, господин головной, - напряженно ответил юноша. - Неделю назад закончил избу на заказ рубить, вчера в лес на охоту ушел… Не может он более на коне сидеть, - добавил он извиняющимся тоном.
– Охота - это хорошо, - задумчиво покивал головной. - Ты-то сам как, охотишься? Какого зверя бьешь?
– Зимой на закатных кочевьях бил белок, господин Петромир, - осторожно ответил Теомир, бросая на того недоуменный взгляд. - Зайцев там на мясо, куропаток… Однажды свинью завалил…
– Ага, а потом от кабана полдня на дереве прятался, - встрял в разговор Телевар. Теомир осекся на полуслове, а тысячник, развалясь на лавке, продолжал:
– Не парень, красна девица прямо. Косуль не бьет - жалко, говорит, я лучше зайцев настреляю побольше. - Телевар громко фыркнул. - На фазанов, бывало, глаза вылупит, нет, чтобы подстрелить парочку…
– Погодь, Телеша, - негромко бросил головной. На этот раз осекся сам тысячник. - Говоришь, белок бьешь? Значит, из лука так стреляешь, чтобы шкуру не портить?
Приободрившийся Теомир кивнул. Он действительно три сезона подряд учился попадать белке стрелой в глаз, чтобы не портить шкурок, стыдливо забрасывая в густой кустарник жертв своих неудач, и только последней зимой начал гордо приносить из леса трупики грызунов, убитых по всем правилам.
– Отменно, - резюмировал Петромир. - Что еще понимаешь в воинском ремесле? Конем владеешь, даже не спрашиваю, иначе какой ты Всадник… Самострел? Меч? Праща? Аркан? Ножи метательные?
– Копьем орудую неплохо, - осторожно ответил Теомир, с подозрением поглядывая на шумно сопящего на лавке друга семьи. Впрочем, тот, видимо, комментировать больше не собирался, хотя и было что. - Мечом махать пробовал. Аркан метать умею, но не очень хорошо. Звезды кидаю на пятнадцать с лишком саженей…
– Звезды? - удивленно приподнял бровь головной. - Что за звезды такие?
– Обычные звезды, метательные, - торопливо пояснил парень. - Я тут раз помог страннику в лесу от волков отбиться… кажется…
– Что - кажется? - с улыбкой спросил головной. - Что от волков отбился или что помог? Ладно, понял. Показать можешь?
Теомир с готовностью вскочил с лавки. Запустив пальцы в потайной кармашек на поясе, он выхватил оттуда тускло блеснувшую семиконечную звезду из серого металла и махнул рукой, странно подвернув кисть. Раздался едва слышный свист рассекаемого воздуха, и звезда с тихим звоном вонзилась в бревна противоположной стены. Теомир махнул рукой еще раз, и вторая звезда возникла в стене чуть выше первой.
– Вот так, - с гордостью сказал он. - Я пять штук за три стука сердца швыряю. Показать?
– Не надо, - задумчиво покачал головой Петромир. - Верю. Ладно, думаю, в обиду себя не дашь. Возьми свои звезды и сядь. - Он дождался, пока Теомир выполнит его приказ. - Ты в городе был когда?
– В Столеграде? - удивился юноша. - Был, раза три или четыре, мы туда коней водили с Теле… господином тысячником. А что?
– Мальчик, пока спрашиваю я. Усек? - взгляд головного на мгновение стал жестким и угрожающим. - Я не про Столеград говорю. Про Купчище. Был?
– Н-нет, - слегка заикнулся снова смущенный мгновенной отповедью Теомир. - Это же далеко, верст двести…
– Все четыреста, - уточнил головной. - Это хорошо, что не был, свежий взгляд нам не помешает. И то, что лошадей водил, тоже хорошо. - Он на мгновение обратил вопросительный взгляд к Телевару, но тот опять промолчал. - Ладно, паренек, раз ты готов служить Войску Конному, то мы от твоей службы не откажемся. Слушай внимательно. Через два дня вы с темником Телеваром…
– Отставным, - проворчал тот. - Ты уж не забывай этого, друже, будь добр.
– Значит, на месяц вернешься на службу, - отмахнулся от него Петромир. - Так вот, через два дня вы с темником и поедете в Купчище, с обозом. Зачем - всем известно: продавать лошадей, покупать кричное железо для кузен. Кони уже приготовлены, посмотришь на них сегодня, стати оценишь, чтобы на привозе языком болтал не плоше торговца местного. Оружие оружием, но и торговать уметь тоже надо, вот и будет тебе школа. Смотри, сплавите чужим коней за бесценок - спущу с вас шкуры, ясно? Телевар, к тебе прежде всего относится, с тебя первый спрос. - Тысячник угрюмо качнул головой. - Седмицу на дорогу туда, столько же оттуда. Пару седмиц там. Смотрите, не загуляйте на пару месяцев, а то к осеннему кочевью не вернетесь, - он широко улыбнулся, но тут же снова посуровел. - Но есть еще одно дело, которое вы попутно должны справить. Ты про Майно слышал?
Внезапно у Теомира по спине пробежали мурашки. Имя Врага пугало, пугало так, что даже самые отчаянные храбрецы не осмеливались произносить его после заката, а некоторые - так и при сияющем высоко в небе солнце.
– Ну-ну-ну, - презрительно усмехнулся головной, - я думал, ты храбрец, а ты вон как сразу хвост поджал. Ну-ка, спокойнее! Вот так… О чем это мы? Ах, да. Мы пока с ним не схватывались впрямую, но в последнее время до нас доходят нехорошие слухи. Не буду болтать языком попусту, Телеша тебя в курс дела по дороге введет. Но скажи-ка мне вот что, Всадник, - головной тяжело встал, медленно подошел к Теомиру и склонился над ним, дыша в лицо тяжелым квасным запахом. - Скажи-ка мне, паренек, ты не струсишь, а? Смотри, дело опасное. Лучше отказаться сейчас, чем зайцем бегать потом! - Головной неотрывно сверлил Теомира взглядом, его рука клещами сжала теомирово плечо. - Ну?!
Как-то совсем неожиданно для себя Теомир взорвался.
Он резко сбросил с плеча руку головного и порывисто встал, так что Петромир был вынужден отступить назад.
– Знаете что, господин головной, - проговорил он чужим, осипшим от злости голосом. - Если вы мне не доверяете, то лучше сразу из Всадников выгоните, а не пугайте тут. Я уже не мальчик, чтобы меня на испуг брать! - Он повернулся и бросился из комнаты.
– Стой! - негромко скомандовал головной, и Теомир замер на месте. - Вернись обратно! - Юноша нерешительно повернулся назад. Телевар, сидя на скамье, откровенно ухмылялся, и Теомир почувствовал, как краска заливает его щеки. Головной сурово смотрел на него. - Ох и наглец же ты, парень, - резюмировал он, и внезапно подмигнул. - Значит, отправляетесь послезавтра утречком, по холодку. Свободен!
Вконец замороченный Теомир растерянно посмотрел на Телевара, затем на Петромира, повернулся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
– Чего дите малое пугаешь, Петро? - весело осведомился пузатый тысячник. - Связался, понимаешь, орк с младенцем…
– Тьфу на тебя, Телеша, - фыркнул в ответ головной. - Чувства юмора у тебя ни на грош. И у тебя, и у парня твоего. Интересно мне было, как он удар держит.
– Ну и?… - полюбопытствовал Телевар, лениво ковыряясь щепочкой в зубах. - Удовлетворен?
– Нормально, - кивнул Петромир. - Далеко пойдет парень… если плетьми не запорют. За неуважение к старшим. Я к нему, знаешь, давно присматриваюсь.
– Зачем тебе? - поинтересовался тысячник, раздумчиво разглядывая обломившуюся щепочку. - Ординарцем взять хочешь?
– Да нет, желающих и так невпроворот, - отмахнулся Петромир. - Просто тут у меня девка на примете есть. Родственница вроде, да седьмая вода на киселе. Ольгой кличут…
– Это какая же Ольга? - удивился Телевар. - Моя племянница, что ль? Вот уж не знал, что она тебе родственница.
– Да я ж говорю - седьмая вода… - отмахнулся головной. - В общем, отец ее ко мне приходил недавно, совета спрашивал. Вроде неравнодушна эта девка к твоему парню, да и он на нее заглядывается. Вот папаша ейный и спрашивал, не окрутить ли их, раз взаимная склонность имеется. Тем более, что и Ивомир с Теоменой у нас люди небедные, и за той девкой приданного хватает…
– Мог бы и ко мне прийти, - фыркнул Телевар. - Я бы ему сразу сказал, чтобы не канителился, свах засылал. Хотя ты у нас сейчас большой человек, куда мне. А давно ли у меня безусым десятником бегал? Ох, время-то как летит! - Он грустно покачал головой. - Я уже старик, да и ты не молодеешь… А Купчище-то при чем?
– Ну, девчонка вроде как травница и лекарка способная, все равно кому-то с конями на базар ехать, присматривать. Вот они с пареньком и покрутятся в одной компании этот месяц, а ты за ними посмотришь да мне расскажешь. А там подумаем, что папаше ответить.
– И только-то? - вздохнул Телевар. - Я-то думал, что ты про Майно со смыслом помянул. - А оно оказывается, ты парня просто пугал… Ну-ну…
– Знаешь, Телеша, - тихо и как-то нерешительно проговорил головной. - Ты там лучше держи ухо востро. Про Врага я не просто так брякнул, не те это разговоры, которые попусту вести можно. Слухи нехорошие ходят.
– Слухи? - насторожился темник. - Что за слухи?
– Да шушукаются люди, и пастухи странные вести приносят, - с неохотой ответил Петромир. - Вроде впустую языком мелют, а думка нехорошая остается. Чужие разведчики в приграничье шастают, жугличские. Вроде подстрекает Вражина их в нашу сторону двинуться, хотя зачем - непонятно. Мы с жугличами уже лет так полста с лишком, почитай, не воевали, а уж что до нас Врагу - вообще загадка. В общем, ты в городе слушай больше, чем говори, может, что толковое услышишь. Опасности вроде нет, не стал бы я несмышленышей поперед батьки в пекло совать, но кто его знает… В общем, не лезь на рожон, понял? И за детишками следи, чтобы по неопытности не попали куда не след. Лады?
Чужаки ехали по дороге, в открытую. Их было семеро, предводительствовал высокий человек в глухом шлеме и кольчуге, прикрытой черным плащом с золотой заколкой. Мастер придал застежке форму огненной ящерицы Мино-Фар, глаза ее полыхали на солнце, пробивающемся сквозь густые кроны деревьев, двумя крошечными светлыми рубинами. Кони под пришельцами шли гнедые, откормленные, мели землю нестрижеными хвостами, косили по сторонам огненными глазами, закусывая удила. Было видно, что их не морили дальней дорогой. Хлаш Дэрэй мысленно перебрал людские поселения в радиусе двух-трех часов неторопливой езды и решил, что гости явно побывали в Быстроречке. Во всяком случае, ни в одном другом месте не нашлось бы сразу столько лошадей на подмену. Он неторопливо выступил из-за дерева и преградил приезжим путь.
– Стойте, уважаемые, - негромко пророкотал он, выставив руку ладонью вперед в древнем жесте миролюбия и опустив палицу. - Вы вступаете в земли рода Ша-Гэрэли. Мы не жалуем непрошенных гостей, а на купцов, что с нами торгуют, вы не похожи. Кто вы и куда едете?
Пока он говорил, конь ведущего остановился на месте, в то время как двое из-за его спины выехали вперед и наставили на Хлаша короткие копья. Остальные слегка рассредоточились вокруг предводителя, из-под плащей показались острые концы арбалетных болтов. Хлаш мысленно одобрил четкость, с которой телохранители взяли под контроль окрестность, но с места не сдвинулся. Его верхняя губа медленно поползла вверх, обнажая крепкие острые клыки.
– С дороги! - сквозь зубы процедил один из копейщиков. - Мы едем к твоему господину. Ему все и доложим. Живо, пока шкуру твою зеленую не продырявили!
Верхняя губа Хлаша поползла еще выше. Он издал короткий насмешливый рык.
– Вы хорошие стражи, - ответил он все так же негромко. - Но вы сейчас под прицелом пяти лучников, а стрелы из наших луков на таком расстоянии пробивают даже кованую сталь. Кольчуги вас не спасут. Но даже если вы убьете меня и останетесь живы сами, то весь род начнет на вас охоту и не успокоится, пока не украсит вашими черепами изгородь вокруг Хижины Совета. Я повторно прошу представиться и изложить цель приезда.
– Уважаемый тролль! - голос предводителя отряда оказался неожиданно глубоким и звучным. - Я понимаю твое беспокойство и восхищаюсь твоим бесстрашным поведением. Прошу простить мою охрану, - повинуясь его короткому знаку, копейщики осадили коней, а остальные спрятали арбалеты. Впрочем, Хлаш подозревал, что самострелы в любой момент готовы метнуть смертельное железо прямо сквозь плащи. - К сожалению, - в голосе предводителя прорезалась легкая грусть, - я не могу ни представиться тебе, не изложить цель своего приезда. Эти материи подлежат обсуждению исключительно с Малым Советом племени. Я настоятельно прошу тебя не задерживать нас, и твои вожди наверняка наградят тебя. Возьми эти деньги, - он кинул в сторону Хлаша небольшой кошелек, глухо звякнувший в дорожной пыли, - и дай нам проводника.
И опять Хлаш не пошевелился.
– Любезнейший, - в его голосе прорезалось, наконец, раздражение. - Я являюсь командиром заставы и уполномочен самостоятельно решать вопрос о том, кого стоит пропускать в наши земли, а кого - нет. В третий - и в последний - раз я прошу вас представиться и изложить суть дела. В противном случае с вами обойдутся как с вражескими лазутчиками. - Он попытался примирительно улыбнуться, но передние кони всхрапнули от ужаса при виде его полной зубов пасти и попытались податься назад. Хлаш поспешно стер улыбку с лица. Видимо, долгие тренировки перед зеркалом оказались безуспешны. - Ну как, судари мои?
На лице предводителя явно отразилась досада. Секунду он колебался, но потом засиял белоснежной улыбкой, явно не походившей на оскал тролля.
– Дорогой тролль…
– Матха Хлаш Дэрэй, - прервал его патрульный. - Мое имя - Хлаш Дэрэй, - добавил он, заметив недоумение на лице предводителя.
– Дорогой Хлаш Дэрэй! - быстро поправился тот. - Я - Зул Ратхат, и меня прислал великий Майно Созидатель, повелитель Южного Моря и Восточного материка. - Лицо тролля не выразило никаких эмоций, и Зул Ратхат, слегка пожав плечами, мол, что возьмешь с деревенщины, продолжил:
– Я прибыл сюда для того, чтобы от имени своего господина предложить вам, троллям Песчаных Гор, союз в надвигающейся войне. Мой повелитель считает, что могучие тролли станут достойными союзниками против сил зла…
– Достаточно, - Хлаш взял палицу наперевес. - Я понял тебя. Лишь месяц назад я вернулся из Тхул-Д"зибара. Никто не говорил там про войну. Мы - мирный народ и выгодно торгуем с людьми и орками. Мы, как ты знаешь, вообще не любим войну и деремся лишь в случае крайней нужды. Ты пришел сюда, чтобы снова наполнить нас черной ненавистью, о которой мне рассказывали страшные сказки, когда я был еще ребенком. Восемьдесят лет назад мы нарушили свои собственные зароки и поплатились за это. Этот урок мы не забудем долго. Тролли будут Майно Созидателю, которого многие зовут еще и Вековечным Убийцей, плохими союзниками. Уходи.
Предводитель пришельцев выглядел ошарашенным. Его телохранители, нахмурившись, переглянулись и слегка приблизились к Хлашу, снова направив на него копья. Тролль не думал, что они способны напасть без приказа, но на всякий случай слегка повернулся боком, чтобы сподручней было уйти от первого удара.
– Ты слышал меня? - спросил он, повысив голос. - Ты нежеланный гость здесь, посланник. Уходи!
– Погоди, уважаемый Хлаш Дэрэй, - надо было отдать ему должное, Зул Ратхат умел быстро оправляться от потрясений. - Ты даже не знаешь, что великий Майно может предложить вам…
– Золото, камни, земли и прочую ценную для людей дребедень, - сквозь зубы перечислил Хлаш. - В прошлый раз он предлагал именно это, да еще зачем-то рабов. Или он придумал что-то новое?
– Да, уважаемый матха Хлаш Дэрэй, - мягко улыбнулся Зул Ратхат. - Великий Майно Созидатель глубоко скорбит о непонимании, что возникло тогда между ним и могучими троллями, и в знак дружбы и уважения предлагает вернуть вам Драконий Камень.
Хлаш почувствовал, как его глаза начинают сужаться от удивления. Он тряхнул головой, кляня себя за несдержанность, и пристально посмотрел на чужака. Тот с благожелательной улыбкой встретил его взгляд. Несколько секунд они глядели друг на друга, но затем Хлаш вздохнул и опустил глаза.
– Ты не лжешь. Я не могу отказать тебе в праве повторить предложение Совету, - грустно покачал он головой. - Я сам не вступлю с Майно в союз, даже если он посулит мне весь мир и полнеба впридачу, но среди моего народа много забывчивых. Я отведу вас к Старейшинам. За мной. Не отставать, не сворачивать в сторону, если жизнь дорога. - Он намеренно произнес ритуальную формулу с самым угрожающим видом, и с удовольствием отметил, как помрачнел Майнов посланник. - Если лошади устанут, скажите. - Он повернулся спиной к парламентерам и зашагал по дороге размашистым походным шагом. Краем глаза матха заметил тролля, кивнувшего ему из кроны высокого вяза, и слегка улыбнулся. Трэта молод, но уже много раз ходил в патруль, и Хлаш не беспокоился за него.
Один из телохранителей, проезжая мимо лежащего на земле кошелька, подцепил его наконечником копья и ловко спрятал в карман, подозрительно взглянув на посланника. Тот сделал вид, что ничего не заметил.
Солнце уже зашло за кроны деревьев, сгустив вокруг короткие летние сумерки, но рокот голосов из Хижины Совета не смолкал. Изредка чуткое ухо Хлаша улавливало глубокий голос посланца Майно, но его тут же перекрывали хриплые тролличьи глотки. Изредка сиплый рык Трома пробивался сквозь общий гвалт - Хлашу казалось, что он разобрал пару крепких ругательств - но и Предводителю было не под силу утихомирить разбушевавшиеся страсти. Тролль зевнул, рывком вскочил на ноги, чуть не сломав молодой дубок, служивший ему опорой, подхватил с земли дубину и начал серию вечерних упражнений. Часовые у входа в Хижину уважительно косились на него: палица Дэрэя была известна далеко за пределами родовых территорий. Дубина свистела вокруг Хлаша, опутывая его петлями, круша черепа и ломая мечи воображаемых врагов. Терновый куст обманным движением попытался проскользнуть низом, чтобы предательски ударить копьем в живот, но Хлаш орком крутнулся вокруг себя и одним мощным ударом поверг врага на землю, ударом ноги сбив на землю бросившийся сзади с кинжалом клен. Терновый куст обиженно хрустнул сломанными ветками и умер в страшных муках, в то время как клен вздрогнул всем телом и поспешно отступил на заранее подготовленные позиции, лишь слегка покосившись набок.
Хлаш остановился, свесив из пасти длинный красный язык и тяжело дыша. Гул голосов в Хижине Совета приутих, Зул Ратхат явно завладел инициативой, и теперь что-то вещал успокаивающим тоном. Перебивать его уже не пытались. Наконец, посланник плавно закруглился и спустя несколько мгновений вышел наружу. Он прошел в нескольких шагах от Хлаша, слегка поклонившись ему, и с размаху сел на траву рядом с телохранителями. Ему тут же сунули в руки длинный узкий сосуд из темно-фиолетового стекла, и посланник стал пить мелкими частыми глотками. Его кадык быстро ходил вверх и вниз по тощей шее. Внезапно на Хлаша накатило непреодолимое желание вырвать когтями этот кадык из соблазнительно беззащитной глотки. Клацнув зубами, он поспешно отошел в сторону, провожаемый подозрительными взглядами охраны.
В Хижине царила напряженная тишина. Что-то угрюмо просипел Тром, кто-то - Хлаш не разобрал, кто - также угрюмо бросил фразу в ответ, и старейшины поодиночке потянулись наружу. Тром вышел последним и остановился, беспомощно озираясь в наступающих сумерках, потирая огромной чешуйчатой лапищей поврежденные в давнем бою глаза. Хлаш подошел к нему, нарочито громко ступая по земле.
– Как прошел Совет, учитель Тром? - почтительно осведомился он. - Будем мы вступать в союз с Предателем?
– А, Хлашим, - устало проговорил старик. - Тебя-то я и хотел искать. Пойдем, разговор есть. - Он тяжело пошаркал в строну своего дома.
В шатре Тром засветил масляную лампу, опустился на плетеную травяную подстилку, махнул Хлашу, чтобы тот устраивался как хочет, и казалось, задремал. Хлаш, присев на пятки, терпеливо ждал. Наконец Тром открыл глаза и посмотрел на него.
– Совет колеблется, - сказал он грустно. - Они забыли, как Майно сулил нам златые горы тогда, в прошлую войну. Они забыли, как сотни лучших сыновей Народа пали вдали от дома на чужой войне, и как Предатель взашей выгнал из армии чудом уцелевших, бросив им жалкие подачки. Они… Да я много раз рассказывал это тебе, ты уж прости старика за болтливость… - Тром снова надолго замолчал. Хлаш почувствовал жалость к Предводителю Рода, когда-то страшному бойцу и умелому вождю, а ныне, перед смертью, теряющего остатки власти и авторитета. В Роду уже открыто поговаривали, что не подобает Предводителю быть старым и больным, и что есть немало таких, кто достоин занять его место.
– Да, о Совете… - снова заговорил Тром. - Половина Совета против союза с Майно, половина - за, но часть тех, кто против, колеблется. Этот Зул Ратхат сказал, что объедет все окрестные племена, чтобы предложить союз и им тоже. Он убедил нас прийти на Большой Совет после того, как посетит всех, и уже тогда принять окончательное решение. Знаешь, я боюсь, что они все-таки согласятся, - Тром тяжело вздохнул. - Слишком много значит для нас Драконий Камень, слишком многие уходили на его поиски и не возвращались. Но я шкурой чувствую какой-то подвох. - Он повертел в пальцах драгоценную змеиную статуэтку. - Что-то этот посланец не договаривает…
– Немотивированная война? - полуутвердительно спросил Хлаш.
– Да, мой мальчик, да, - опять вздохнул Тром. - Слишком немотивированная. Несколько месяцев назад никто и не думал, что Майно начнет новую войну на нашем континенте. У него по горло проблем у себя там, зачем ему драка на таком расстоянии от дома? Может… Может, ему кто-то угрожает? Кто-то настолько серьезный, что он собирает по крохам все, что только может собрать? Может, у нас впервые появился реальный шанс отомстить… а мы слепо ринемся в бой на стороне своего врага! - Тром яростно зарычал, его лапа сжалась, кроша статуэтку в пыль. - Мы тычемся как слепые котята, не зная ничего!
– Я понял, учитель, - бесстрастно произнес Хлаш. - Ты хочешь, чтобы кто-то пошел в Большой Мир разузнать, как обстоят дела на самом деле… - Тром промолчал, и Хлаш закончил: - И ты хочешь, чтобы пошел я.
Минуту Тром молча смотрел в пол, кромсая когтями подстилку. Затем он поднял взгляд.
– Да… пожалуй, ты прав, - грустно сказал он. - Беда в том, что без согласия Совета я не могу официально послать тебя на разведку, а Совет… ты же знаешь, пока он подберет тебе компанию, матха, пройдет месяц. А у нас не больше двух-трех месяцев в запасе. Потом будет Большой Сбор, и еще до того, как опадут последние листья, мы пойдем драться за Майно…
– Я не нуждаюсь в попутчиках, - пожал плечами Хлаш. - Я не раз ходил в одиночку.
– По канонам разведчик не может идти в одиночку, - покачал головой Тром. - Никто не пойдет на такое нарушение традиций.
– Я матха. Кроме того, я могу пойти неофициально, - ухмыльнулся Хлаш. - Этого каноны не запрещают.
– Если Майно по-настоящему заинтересован в нас… и если он действительно в тяжком положении… Его прихлебатели развернут на тебя настоящую охоту. Они не позволят тебе узнать что-то нежелательное для них.
– Мало на меня охотились? - косо прищурился Хлаш. - Я не слабоумный, чтобы попадать в человеческие ловушки. Кроме того, охоту устроят и на официальных разведчиков. Так будет даже хуже - о нас будут знать, а компании труднее скрыться, чем одиночке. Один я могу выдать себя за наемника…
– Если ты пойдешь один, тебя не будут слушать на Сборе…
– Куда они денутся, - Хлаш поднялся на ноги. - Учитель, я давно не глупый ребенок, и меня уважают в землях Восьми Племен. Впрочем, учитель Тром, ты прав. Негоже так нарушать традиции. Если хотите послать разведчиков, созовите Совет. - Он подошел к выходу из шатра, но обернулся. - Учитель, я собираюсь проводить гостей к границе, а затем навестить мать и сестру. Я уже месяц в пограничном патруле и давно не был у родственников, так что имею право. Вернусь не позже, чем через три месяца. До свидания, учитель. - Хлаш низко поклонился, прижав руку к сердцу, откинул полог и вышел.
Старый Предводитель печально глядел ему вслед.
Барабан стучал негромко и монотонно. "Бум-бах, бум-бум-бах", выводил невидимый барабанщик, скрытый во тьме за кольцом костров. Изредка к тамтаму присоединялась раковина океанского уч-махарога, оглашая хриплым завыванием лес. Заграт сидел в шатре с выходом, обращенным к площади, и задумчиво перебирал амулеты. Легкий ветерок приносил запахи ночного леса, волков, неспокойно подвывающих в стойлах, запахи чужаков и их коней, но в основном - запахи разгоряченной стаи, пропитанной яростью, ненавистью и - страхом. Заграт еще раз втянул воздух вывернутыми наружу ноздрями. Да, страх. Много лет орочьи войны не выходили за рамки вялотекущей усобицы, и молодежь не привыкла к смертям. Как это увлекательно - вопить на площади о крови и отрезанных головах, потрясать ятаганами и тыкать волков древками копий, доводя тех до исступления, заставляя яростно грызть жерди загона, обильно смачивая их пеной и кровью рассеченных губ… И как это страшно - думать, а не окажется ли поднятой высоко в небо на пике твоя голова. Холодок бежит по коже, колени внезапно становятся слабыми, и ты начинаешь кричать еще громче в надежде заглушить свой ужас, свой - и чужой тоже. Ибо в расширенных зрачках соседа все твои эмоции отражаются как в хорошо отшлифованном бронзовом зеркале, тронутом налетом патины за старостью лет. И ты видишь там, как в жаркой сече он - или ты - неловко бросает копье в бегущего навстречу тролля или заносящего меч Всадника и пришпоривает волка, без памяти улепетывая из битвы, обнажая твой беззащитный бок, открывая его злой боли и короткому предсмертному удивлению - почему я? И сейчас ты сипишь, уже сорвав голос, нахлестывая свой страх, обращая его в ярость в смутной надежде, что эта ярость не даст его - или твоим - ногам предательски просигналить волку - выноси меня из боя, а руке - дрогнуть во время удара, метящего в чужой, уже пропитанный смертной тоской взгляд, и также смутно понимая, как смешны твои - или его - надежды…
Заграт встряхнулся, пытаясь отогнать древние, ни разу не испытанные на деле чувства. Не удалось. Слишком уж воспоминания предков перекликались с сегодняшней ночью. Он сделал несколько глубоких вдохов и нехотя поднялся на ноги. Статус шамана давал определенные привилегии, и не последняя из них - появляться на сходе позднее остальных, избегая шума и давки, вони разгоряченных тел. Тем не менее злоупотреблять этим не стоило. Он ощупал потайные карманы пояса, поправил мешочек за пазухой, после секундного колебания надел на шею один из амулетов и вышел, властно откинув далеко в сторону шатровый полог. Гул заметно стих, и несколько сотен глаз повернулись в его сторону. В некоторых была надежда, в некоторых - обреченность, но были и такие, что пылали неприкрытой ненавистью. Заграт медленно пошел к центру площади, большой утоптанной глиняной площадке, где у возвышения нервно храпели лошади пришельцев, взбудораженные звериными запахами.
– Приветствую тебя, о могучий Заграт Тргаха, - почтительно склонился перед ним Каол Трейн. В его голосе угадывалась неприкрытая издевка. - Я надеюсь, что за сутки ты переменил свое мнение? Посмотри - большинство не на твоей стороне, - он широким жестом обвел совсем притихшую, чтобы не пропустить ни одного слова, толпу. - Я ценю твою осторожность, о мудрый шаман, но ее надо оставить прошлому. Настоящее не терпит и не прощает нерешительности. Посмотри, твой народ хочет идти со мной и за мной…
– Хватит болтать, - грубо оборвал его Заграт. - Ты околдовал мой народ, пробудил в нем древнюю жажду крови. Полвека мы учились жить в мире с соседями, торговать с ними и не бояться завтрашнего рассвета. Ты снова хочешь все уничтожить. Ты ждешь, чтобы я, вложивший в этот мир столько усилий, своими руками его разрушил?
– Мы уже не раз обсуждали это, - лицемерно вздохнул посланец Майно. - И я уже не раз отвечал тебе, что твой мир - это страх перед силой соседей, это трусость перед лицом отважных предков. - Толпа встретила его слова одобрительным ворчанием. - Подумай, насколько лучше господином проходить по спинам падающих ниц рабов, чем постоянно бояться неловким словом возбудить ненависть затаившегося врага! Подумай, насколько лучше будет купаться в роскоши, чем прозябать в нынешней нищете! И до скончания веков орки останутся господами жалких рабских племен!
Глухой одобрительный рык прокатился по толпе. Краем глаза Заграт видел, как молодые орки потрясают воздетым вверх оружием, а отсветы костров мерцают на вороненых клинках. Глаза горели отраженным светом костров, у некоторых с оскаленных клыков капала слюна. Вот так храмовники Пророка и придумали свою дурацкую преисподнюю, мелькнуло у шамана в голове. Побывали, видать, на нашей ночной сходке… Он невольно хмыкнул, и Каол Трейн немедленно принял это на свой счет.
– О да, я вижу, что ты смеешься над сокровенными мечтами своего племени! - загремел над площадью его голос. - И я вижу, что не ты один заразился благодушием и нерешительностью! Вы! - он широким жестом обвел рукой площадь. - Я думал, что встречу здесь настоящих бойцов, а нашел шайку опустившихся завшивевших бандитов! - Этот выпад толпе не понравился, и посланник поспешил исправить ошибку. - Но я знаю, что вы стали такими не по своей вине! - Он отвернулся от Заграта и медленным шагом пошел по площади, заглядывая в глаза оркам. Многие опускали взгляд. - Я вижу, что десятилетия мирной жизни превратили ваших вождей, таких как он, - он эффектным жестом ткнул рукой в Заграта, и тот почувствовал, как встает дыбом шерсть на загривке, а пасть непроизвольно ощеривается в оскале, - в жалких пособников ваших извечных врагов! Но вы, - голос посланника внезапно преисполнился глубокого уважения, - вы, бойцы клана, вы не потеряли хватки, впитанной с молоком матерей. Я вижу, что перед вами лежит дорога к славе, и никто - слышите, никто! - не может сбить вас с героического пути, пути сражений и побед! Я призываю вас…
– Заткнись, ты, шавка! - взревел Заграт во всю мощь своей грудной клетки. Каол Трейн поперхнулся не полуслове и замер, удивленно повернувшись к шаману. Ага, дружок, мысленно позлорадствовал тот, народ ты обрабатывать умеешь, но только если играешь по своим правилам. Поиграй-ка по моим… - Ты, мразь, назвал меня пособником наших врагов! - Шаман медленно подошел к посланнику и посмотрел на него щелевидными зрачками снизу вверх так, что тот отпрянул, судорожно хватаясь за кинжал на поясе. Заграт почти физически почувствовал нацеленные на свою спину арбалеты его телохранителей, укрывшихся за одним из костров. Ладно, не посмеют убить вот так сразу, знают, что сходу на клочки порвут. - Ты, вонючий голожопый, оскорбил меня при всем честном народе! - Кое-кто из собравших откровенно ухмыльнулся - человеческий запах многие орки находили малоприятным. - Ты знаешь, что следует по нашим законам, древним боевым законам, которые так хвалил давеча? Ну, отвечай, слизняк!
Каол Трейн начал медленно отступать назад, его глаза шарили вокруг, не находя поддержки. "Трус!" - уловил он разочарованный возглас где-то в задних рядах - и опомнился.
– Разъясни же мне, уважаемый шаман, что же полагается за правду, - он намеренно подчеркнул последнее слово, - по вашему древнему закону? - Он незаметно нащупал в кармане плаща маленький игломет и продел дуло в специальную прорезь, направив его на Заграта. - Может быть, смерть? Что, настолько глаза колет?
– Ну, можно сказать, что и смерть, - ухмыльнулся Заграт, сплюнув Каолу Трейну под ноги. - А вообще-то схватка, один на один. Впрочем, ты чужак, ты можешь отказаться. - И тогда все поймут цену твоим словам, мысленно добавил он. Или будет драться? Интересно, что сделает мне Майно за убийство посланника? Впрочем, его охрана не даст мне это узнать. Сама вся поляжет, а меня пришьет… - Ну, что скажешь?
– Ну как я могу отказаться, любезнейший шаман! - откровенно ухмыльнулся Каол Трейно. Дурак-шаман сам лез в расставленную западню. Посланник осторожно щелкнул предохранителем игломета и извлек руку из кармана. - Или ты считаешь меня трусом? - Заграт в самом деле считал его трусом, но воздержался от комментария. - Разумеется, я не отказываюсь, но, к сожалению, - он поднял вверх правую руку, широкий рукав упал вниз, обнажая пропитанные кровью бинты, - я не могу драться самостоятельно. Неспокойные, видишь ли, у вас места, зверье совсем распустилось, на странников бросается по ночам… Поэтому вместо меня будет драться мой друг!
– Друг? - Заграт видел искры торжества, горящие в глазах посланника, но никак не мог понять, в чем подвох. - И кто твой друг? Помни, наемная охрана не в счет…
Мохнатое тело разметало передние ряды, одним могучим рывком выбросившись на пустое место.
– Я - его друг, - голос Гахаша был полон ненависти. - И ты будешь драться со мной!
– Ты? - удивленно повернулся к нему Заграт. - С каких это пор ты стал его другом? Пока от границы провожал, подружился?
Гахаш вразвалку подошел к нему вплотную.
– Точно, - с удовольствием согласился он. - Прошлой ночью на стоянке я спас его от медведя, который разодрал ему руку. Мы с ним не просто друзья - побратимы. Ну так что? Будешь драться?
Заграт чувствовал, как шерсть на спине становится влажной от холодного пота. Гахаш был на голову выше его и гораздо лучше владел ятаганом. Рассказывали, что однажды он голыми руками убил дикого волка, и шаман вполне верил этим рассказам.
– Чем он тебя купил, Гахаш? - медленно произнес он. - Предложил стать вождем, верно? Ты думаешь, что тебе действительно позволят повелевать?
– Ну, если струсил, так и скажи! - разочарованно отвернулся Гахаш. На губах Каола Трейна играла ехидная улыбка. - Эй, ребята, я же говорил, что он струсит! Надо было давно гнать его из шаманов в три шеи… - Кучка его прихлебателей, стоящая неподалеку, заржала в полный голос.
– Ты, придурок, с чего ты взял, что я отказался? - удивился шаман. - Просто вспомнил, что идиотом ты родился, идиотом и помрешь. Аз г"рахмм ур-шагграт рака Гахаш!
Гахаш дернулся к нему, но, перехватив взгляд посланника, остановился.
– Я порву тебя на мелкие клочки, людская подстилка! - прошипел он. - Но сделаю это по правилам, а не так, как ты нарываешься! А еще ты можешь выбрать оружие, чтобы потом не говорили, что я победил нечестно…
– Нужны мне твои подачки, - хмыкнул Заграт, неожиданно успокаиваясь. Надо же, сколько лет в поединках не дрался, удивился он про себя, а тело ничего не забыло. Нет, сосунок, зря ты в своей победе уверен… - Для себя я оружие выберу, а ты хоть камнями швыряйся.
– Хватит! - гаркнул над ухом хриплый голос. - Ну-ка, разошлись по углам, живо! Поединщики нашлись, едрить вашу налево! - Миршаг отвесил тумака подвернувшемуся под ноги пацаненку, смотревшего на спор снизу вверх, свесив язык набок, и размашистым шагом вышел на середину площади. Вождь был одет в ритуальный плащ и рогатый шлем из черепа буйвола. - Ты! - он презрительно ткнул пальцем в сторону посланника. - Какого хрена вместо себя подставу выпустил? Ты не нашего племени, под нашим законом не ходишь. Дерись сам или катись отсюда. А ты, - он развернулся к Заграту, - куда на рожон прешь? Тебе против Майно воевать нравится больше, чем за него? Или забыл, как клан путь выбирает? - Он повелительно махнул рукой, и Заграт проглотил ответ, невнятно прошипев что-то себе под нос. Вождь сунул руку под плащ и вытащил объемистый мешок; взвесив в руке, бросил его на землю. Меж рядов проворно протолкались два юнца-помощника, с натугой тащивших увесистые каменные чаши.
Заграт лишь пожал плечами, отступая назад. Ладно, этого следовало ожидать, философски подумал он. После вчерашних баталий только и осталось, что голосовать, пока глотки друг другу не порвали. Краем глаза он поймал на себе яростный взгляд Гахаша, но не отреагировал. Не такой он дурак, чтобы против слова старейшины идти.
Миршаг запрокинул лицо к небу и издал хриплый рев. С деревьев сорвались потревоженные птицы, из дальнего стойла тоскливо подвыл ездовой волк.
– Слушай, клан Темного Леса! - прорычал вождь, обводя приумолкшую толпу тяжелым взглядом. - Вечером говорили те, кто хотели. Ночью думали все, кто могли. Днем те, у кого подвешен язык, убеждали остальных. А сейчас воины решат, куда лежит наш путь. Вы знаете правила - так делайте выбор! - Ритуальную фразу орки слышали не раз, но сегодня она почему-то легла на плечи тяжким бременем. Даже на лице неукротимого Гахаша отразилась тень сомнения. Толпа заволновалась, загудела, но с места не двинулась
– Ну? - старейшина обвел площадь презрительным взглядом. - Наложили в штаны? Перед бабами ятаганом размахивать не так страшно, как перед кланом ответ держать? Ты! - он ткнул пальцем в орка в переднем ряду. - Ко мне, живо!
Орк, поколебавшись секунду, поплелся на середину площади, неуверенно оглядываясь по сторонам.
– Развязывай, - Миршаг непочтительно пихнул ногой мешок. Раздался легкий хруст. Орк нехотя присел на корточки и потянул за туго завязанные тесемки. Те не поддавались, и орк, злобно рыкнув, сильно рванул их в стороны. Мешок жалобно треснул и неожиданно порвался. Поток серых пемзовых шариков хлынул на землю.
– Ну и урод! - покачал головой старейшина, глядя на него сверху вниз. - Узел развязать толком не умеет… Ладно, и так сойдет. Ну, чего уставился, голосуй давай, грышш-ханг!
Орк кинул на него бешеный взгляд исподлобья, но сдержался. Он молча подцепил когтями один из шариков и повернулся к ритуальным сосудам. Когда-то забытый ныне мастер искусно вырезал на них воздушных драконов. На первой чаше дракон, задрав к небу пасть и сверкая рубиновыми глазами, изрыгал из ноздрей струи охряного дыма и золотого пламени. На второй же он свернулся клубком над выложенной бирюзой заводью, полуприкрыв глаза-изумруды и втянув когти.
С едва слышным стуком первый шарик упал в чашу Разъяренного Змея.
Из рядов решительно выступил могучий орк в вороненой кольчуге и с суковатой, утыканной гвоздями палицей. Подойдя к чашам, он небрежным движением подцепил шарик и швырнул в чашу Спящего Дракона. "У-у-у, баба!" - протянул чей-то голос из толпы. Орк, резко развернувшись, взглядом нашел обидчика и нехорошо оскалился, обнажив мощные клыки. "Что-то еще сказать хочешь, Снага?" - негромко осведомился он. - "Давай, я готов." Ответа не последовало, и орк, ухмыльнувшись, вразвалочку вернулся на свое место. Заграт ощутил, как внутри него слегка колыхнулась надежда.
– Один-один, - прокомментировал Миршаг. - Это все? Остальные думать разучились?
И тут толпу прорвало.
Один за другим орки выходили в центр площади, подбирали с глинистого пола шарики и кидали их в чаши, огрызаясь на насмешливые комментарии из толпы. Груда на земле постепенно таяла. Посланник Майно молча стоял в полумраке, сгустившемся за кострами, скрестив руки на груди, перебегая глазами с одного лица на другое. Каждый раз, когда пемза ударялась о пемзу, его щека болезненно вздрагивала. Казалось, шарики кидают не в чаши, а ему в лицо.
Наконец поток голосующих иссяк. На глине осталось сиротливо лежать с десяток шариков. Заграт подождал, пока последний орк не кинул пемзу в сосуд, и неторопливо подошел к старейшине. Демонстративно-неспешно он подобрал шарик с земли, аккуратно положил его в сосуд Спящего Дракона и отступил на шаг назад, вопросительно взглянув на Миршага.
– Все, кто хотел, сделали выбор, - хрипло сказал тот. - Давай, шаман, делай свое дело.
Заграт молча поклонился, повернулся лицом к чашам и медленно поднял над головой посох. Мрачное предчувствие овладело им.
– О духи предков! - рявкнул он. - Явите нам волю племени, откройте наш путь! Заклинаю вас силой Молнии, придите и ведите нас!
Каол Трейн стиснул зубы. Он зажмурился и раздавил в кармане крохотный стеклянный пузырек. Пальцы резануло магическим огнем, но он не проронил ни звука. Только бы сработало…
Кварцевое навершие посоха Заграта ярко вспыхнуло. Сетка разрядов затуманила его матово-прозрачную поверхность, маленькая молния с треском ударила в чаши. Казалось, глаза драконов вспыхнули пламенем. Чаши окутались золотым сиянием, послышался легкий треск. Неожиданно чаша Разъяренного Змея выбросила к небу столб темно-зеленого пламени. Заграт почувствовал, как зашевелились на голове опаляемые яростным огнем волосы. И перед тем, как площадь заревела, он успел услышать жалобный плач молодой орки откуда-то из задних рядов.
– Внемлите голосу боевых барабанов! - яростно загремел голос Миршага, перекрывая вой взбудораженной толпы. - Предки указали нам путь! Да обрушится наш гнев на ползучих врагов! Готовься к походу, клан Серого Когтя! Готовьтесь стать вдовами, жены! Готовьтесь стать сиротами, дети! И да покроет героев слава!
В нескольких концах площади загремели барабаны и завыли рога. Заграт повернулся и поплелся к своему шатру, тяжело опираясь на посох. Краем глаза он увидел посланника Каола Трейна, с ядовито-льстивой улыбкой на лице идущего к Миршагу. Его сопровождали два телохранителя и Гахаш. Внезапно обессилевший, шаман с трудом доплелся до шатра и пластом рухнул на ковер.
Он проиграл.
Несмотря на ранний час, солнце уже ощутимо припекало. Телевар глянул на небо, поморщился. Жара обещалась быть несусветной, лето вообще выдалось на удивление жарким. Кое-где от крыш уже начинало подниматься легкое марево. Кони нервно пофыркивали, дергали мордами, зло косили глазами на людей, будто понимая, что навсегда расстаются с родными степями. "Три, пять… семь, одиннадцать… пятнадцать…", - еще раз пересчитал их тысячник. Вроде все на месте. Что же тогда ноет в подреберье, что забыли, что не предвидели? Где-то в глубине души сидело нехорошее предчувствие.
– Господин тысячник, господин тысячник! - подбежал к нему запыхавшийся Теомир. - А надо лишнюю попону взять на всякий случай, или ночи теплые, не стоит? - Он успел обвешаться оружием с ног до головы. Короткий меч на бедре, длинный кинжал за спиной, придавленный небольшим круглым щитом, тяжелая железная кольчуга достает едва не до коленей, перехваченная поясом с медными бляшками - наверняка напичканным метательными звездами. В руке небольшой лук с роговыми пластинами, короб со стрелами на бегу колотит по заднице. Телевар ухмыльнулся в усы.
– Ну-ка, стой! - буркнул он, сделав суровое лицо. - Ты чего это вырядился?
– А? - удивился паренек. - Где вырядился? - Он с деланным удивлением оглядел себя. - Ты о чем, господин тысячник? - Краем глаза он поймал взгляд Ольги, присевшей на корточки у ног могучего гнедого жеребца и ощупывающей ему бабки, и, подбоченившись, гордо выпятил грудь. Старый тысячник со вздохом покачал головой.
– Темка, себя не жалко, так коня своего пожалей. Ты на себя столько железа напялил, будто на войну собрался. С кем ты драться навострился? С орками мир уже полвека, с горными троллями тож, хищное зверье степное да лесное давно уж повывели, а последнего разбойника я еще мальчонкой на столеградской ярмарке смотрел…
– Так на всякий случай, господин Телевар, - потупился Теомир, украдкой поглядывая на Ольгу. Впрочем, та уже утратила к нему интерес, тщательно исследуя конское сухожилие. - Вдруг да нападет кто… Мы же не просто на торжище едем, а с заданием! Вдруг да проведает кто?
Телевар не удержался и громко фыркнул.
– Коли проведают, - отечески положил он руку парню на плечо, - так твоя броня тебя не спасет, да и меч не много поможет. Коль в лазутчиков играть начал, готовься к отравленной стреле из кустов да волчьей яме посреди дороги. - Теомир невольно сглотнул. - Кольчуга да копье в сече хороши, а тебе без надобности. Разоблачайся давай, ты мне бодрым нужен, а не умаявшимся в доску.
– Но дядя Телевар! - у обиженного Теомира вытянулось лицо. - Как же…
– Тихо! - оборвал его тысячник. - Приказываю: кольчугу и остальное снять и в обоз. Оставишь себе кинжал… да перевесь его на пояс, по-человечески… остальное в телегу. Смотри, проверю, прежде чем двинемся.
– Сделаю, господин тысячник, - понуро кивнул Теомир и нехотя поплелся в сторону обоза. Несмотря на разочарованный вид, Телевару почудилось, что он даже раз такому исходу. Однако, проходя мимо Ольги, парень снова поймал ее взгляд и тут же выкатил грудь колесом, чуть ли не чеканя шаг. Травница прыснула, глядя ему вслед, но тут же вскочила на ноги и подбежала к Телевару.
– Можно, дядя Телевар? - в мелодичном голосе проскальзывала неуверенность.
– Чего тебе, егоза? - улыбнулся ей тот. - С конем что неладно?
– Да, - потупилась лекарка. - Помнишь, седмицу назад он копытом себя по ноге стукнул? Он тогда еще хромал сильно…
– Было дело, - задумчиво согласился тысячник. - И что? Не зажило?
– Да нет, зажило… почти, - голос девушки стал озабоченным. - Но в одном месте на сухожилии болезненное место осталось. Маленькое, не больше ногтя, но как нажмешь - вздрагивает. Может, не стоит его брать? Еще разбередит в дороге.
Нахмурившись, Телевар подошел к коню и, кряхтя, уселся на корточки.
– Где? - коротко спросил он. Девушка молча ткнула пальцем. Воевода осторожно прощупал ногу вокруг больного места, не обращая внимания на всхрапывания животного. - Ну-ка, проведи его по кругу. - С минуту он молча наблюдал за конем, озабоченно покусывая седеющий ус. - Да, нехорошо. Как это я вчера проглядел - ума не приложу. Придется оставить. Умница ты у нас, Оленька, молодец. - Травница зарделась от похвалы. - Слушай, будь ласка, сбегай за Петром, уважь старика…
Обоз двинулся с места только к полудню. Солнце палило немилосердно, и Всадники замотали себе головы импровизированными тюрбанами из запасных рубашек, смоченными водой из ручья. Телеги повизгивали плохо смазанными осями, слепни и прочая мошкара вились столбом. Впрочем, особо кровопийцы не досаждали - Ольга под бдительным руководством матери опрыскала коней и телеги каким-то пахучим настоем. Изредка легкий ветерок на мгновение относил травяной запах в сторону, и тогда мухи со звоном пикировали на крупы животных, но тут же, разочарованно зудя, отлетали в сторону.
Дорога вилась по крутому берегу, вскоре заслонившему стоянку. Справа неспешно текла мелкая здесь Ручейница, дробя на своих волнах мириады солнечных бликов. Ветер слегка теребил бледно-зеленую осоку, кое-где торчащую из воды, прозрачные перевивающиеся струи бугрили поверхность реки на многочисленных перекатах, разбиваясь о крупный галечник и застрявшие на отмелях еще с весеннего разлива коряги. Впрочем, река быстро отклонилась к югу, и вокруг распростерлась степь. Где-то вдалеке тарахтел коростель. По ковыльному ковру пробегали седые волны, в бледно-голубой небесной бездне жаворонок выводил свою песенку. Одуряюще стрекотали тысячи кузнечиков.
Ольга отказалась от места в телеге, и сейчас по-мужски сидела в седле, мерно раскачиваясь в такт неспешной трусце кобылы. Теомир гарцевал вокруг обоза, то обгоняя его на полсотни шагов, то галопом проносясь в хвост, озабоченно вглядываясь в коней, по двое привязанных к телегам, то привставая в стременах, напряженно рассматривая редкий кустарник вдоль обочины. Он морщил лоб, что-то бормотал себе под нос, чесал в затылке и украдкой бросал взгляды на девушку. Скоро Телевар не выдержал и рявкнул:
– Теомир! - от неожиданности паренек вздрогнул и натянул удила. - Чего как ошпаренный взад-вперед носишься? Шило в заднице сидит али коня не жалко? Ну-ка, утихомирься. Через десяток верст привал сделаем, там хоть на голове стой, а сейчас - тпру!
– Да, господин Телевар, - потупился Теомир. - Я только думал…
– Мал еще - думать! - безапелляционно заявил тысячник. - А ну - геть!
Теомир нехотя повернул коня, пристраиваясь к обозу сбоку и спиной ощущая ехидные ухмылки обозников. Ольга сочувственно посмотрела на него и слегка придержала кобылу, давая Теомиру нагнать себя. Некоторое время они в молчании ехали бок о бок.
– Слушай, Тёмка, а ты был в городе раньше? - наконец поинтересовалась девушка, поправляя ткань на голове. - Я вот впервые еду. Говорят, там народу ужас сколько, пешему не протолкнуться, а на коне и подавно…
– Э, да что там пешему! - важно кивнул Теомир в ответ. - Там даже кошки от давки задыхаются, а коли не задохнутся, так ногами раздавят. Сам видел.
– Что, так прямо и раздавят? - округлила глаза травница. - А как же мыши?
– Что - мыши? - удивился Теомир. - Про мышей я не знаю, они же маленькие. Шмыг - и нету.
– Ну как же, - охотно разъяснила Ольга. - Раз кошек ногами давят, то мышам, должно быть, раздолье. Или там мыши не водятся?
– Водятся, водятся, - подал сзади голос Громобой, здоровый детина с пшеничными усами и лицом, покрытым шрамами, - прямо стаями бегают. Бывает, засыпаешь и чувствуешь, как лапами по тебе шелестят. Говорят, даже в рот ночью забираются и гнезда там устраивают…
Теомир подозрительно обернулся на него, но лицо Громобоя оставалось равнодушно-скучающим. Теомир неуверенно взглянул на Ольгу, с трудом сдерживающую смех, и покраснел.
– Ну ладно, - буркнул он. - Не был я в Купчище. В Столеград дядька меня с собой брал… один раз. Но там народу немного, только рынок большой. Да, а еще там, - он оживился, - каменные терема есть.
– Каменные? - удивилась Ольга, на сей раз неподдельно. - Это как - каменные? Из песчаного камня али настоящего? Бревна, что ли, из камня тешут? Они же, наверное, неподъемные…
– Да нет, - обстоятельно разъяснил Теомир, в душе радуясь, что удивил девушку. - Камень там, конечно, простой, песчаный, откуда у нас истинному взяться? А бревна из камня там не тешут. Тамошние мастера делают из камня такие… ну, куски, со всех сторон прямые… ну, вот если толстый брус коротко обрезать, похоже получится… и из этих кусков дома кладут.
– Ох ты… - потрясенно пробормотала Ольга. - Такой дом, наверное, и оставить на откочевку жалко. Или они так на одних местах коней и пасут? А как же пастбища? Повытопчут ведь…
– Глупая ты, - Теомир пожал плечами с сознанием собственного превосходства. - Зачем же им коней пасти? Там Великий Конязь живет со своей охраной, он такими глупостями не занимается. Ему еду и все такое привозят, а он только думает…
– Сам ты глупый, - сердито откликнулась Ольга. - Что, Конязь сидит целый день и только думает? Брешешь небось. Вот скажи лучше, если ты у нас такой умный, откуда они столько камня берут, чтобы терема делать? Оглянись-ка по сторонам! Где ты камни видишь? А до гор, небось, тысяча верст, да все лесом!
– Не знаю, откуда они камень берут, да только дома каменные, красные, сам видел, - буркнул в ответ разобиженный Теомир. - И до гор не тысяча верст. Вон, тролли к нам пешком на ярмарки ходят товары торговать. А что Великий Конязь делает - не знаю, он мне не докладывался. Знаю только, что коней не пасет, а с подсылами иноземными разговаривает, да решает, какие тумены куда на перемену откочуют…
– Не с подсылами, а с послами, - снова прогудел из-за спины Громобой. - Подсыл - это когда тайно пробирается да вред чинит, а послы - они открыто от правителей иноземных приезжают, договоры устраивать да на пирушках брюхо набивать. А насчет домов из красного камня ты, братец, загнул. Где ж ты красный камень видел?
– Ну пусть послы, а не подсылы, - раздраженно дернул плечом Теомир, даже не оглянувшись на всадника. - А только дома краснокаменные сам видел, и на том стою. Можете у темника спросить, если не верите.
– И спрошу, - согласилась Ольга. - Дядя Телевар, а дядя Телевар! - Ее голос неожиданно громко прозвенел в душном мареве. Все невольно обернулись в ее сторону. - Скажи, а правда, что в Столеграде дома из красного камня делают, как Тёмка говорит?
– Как есть правда, - подтвердил тысячник, неспешно приближаясь к ним. Теомир с торжеством оглянулся на Громобоя. - Только не камень это, а глина такая, в печи обожженная. - Плечи Теомира поникли, а Ольга украдкой показала ему язык. - Если особую глину в комок собрать, промесить хорошенько, да в печи прокалить, она как камень будет. Неподалеку от Столеграда яма в земле есть, там такую глину и копают. Часть себе оставляем, а вообще-то в Купчище тамошним оркам-гончарам да каменщикам продаем. До трех обозов за лето уходит.
– Чтобы Всадник в земле копался да глину месил… Тьфу! - пробормотал кто-то из тележников. - Дожили!
– Не мели языком, Броша, коли не знаешь, - строго обернулся Телевар. - Всадники этим не занимаются. Купцы иноземные своих людей привезли, балаганов жилых понаставили, да и роются себе потихоньку. Оттуда за пять верст глину к Урочищу возят телегами, там у них печи стоят, рядом с дровами, а когда так в Купчище везут. Ну, а Великий Конязь с них за то мзду берет сей глиной, в камень обращенной.
– Ну и ну! - пробурчал Громобой, ни к кому конкретно не обращаясь. - Еще деды наши чужестранцев к себе не пускали, разве купцов только, да и то - не дальше пограничья, а теперь! То туда, то сюда чужие людишки набегают, скоро табун пустить некуда будет. Эвон сколько пастбищ за последние три лета потоптали-повыбили, скоро дальше на закат откочевывать придется, а вернемся через пару перемен - земли уже не нашими будут. Эх, вздрючить бы чужаков хорошенько, чтобы дорогу к нам забыли…
– Вздрючить, говоришь? - насмешливо прищурился Телевар. - Так это еще неизвестно, кто кого вздрючит. Ежели без повода воевать пойдем, против нас все соседи стеной встанут. Это тебе не орочий набег отбивать, не с разбойничками на мечах махаться. Полвека назад нас было больше, чем всех соседей вместе взятых, не считая Купчища, да и то - какие это были соседи? Там у орков в лесу стойбище, здесь тролли в горах обживаются, да в сотне верст горстка пахарей в земле копается. А сейчас один Купчище на постоянном коште до полутора тысяч дружинников держит…
– Никто еще не побил Всадников в поле! - гордо выпрямился в седле Громобой. - Даже столеградские дружины от нашей конной лавы побегут!
– Ох, вояка! - покачал головой тысячник. - Не дураки в Купчище воеводы, знают, с кем воевать придется. Бывал я там, видел, как новобранцев натаскивают. Супротив нашей лавы они стеной встанут, щитами закроются, да копья вперед выставят, в землю уперши. Стрела их щиты не пробьет, клинком их не достанешь, короток меч против копья, а сами в копья их не возьмем, потому как не разгонишься на копья-то. И что ты с ними делать будешь, герой?
– Пусть себе стенкой стоят, - уперся Громобой, с досады кусая ус. - Все равно когда-то им строй порушить придется, не будут же они неделю на месте торчать! Вот тут-то мы их и того…
– Так это ты их воевать замыслил, не они тебя, - усмехнулся Телевар. - Они-то как раз на рубежах своих станут, да и с места не двинутся. Купчище не войной живет, торговлей, им нападать нужды нет. А коли ты на них наскочишь, они с тобой торговать перестанут, да и все дела.
– Велика беда, - фыркнул Броша, хлестнув коня вожжами, - тысячу лет без них жили и еще тысячу проживем.
– Ага, прожил один такой, - отмахнулся от него тысячник. - Ты на себя посмотри! Одёжа из тканей иностранных, сапоги из рыбьей кожи, оружье сплошь железное, иноземцами кованое. Да ты через месяц к стреле каменное навершие прилаживать будешь, а через год в шкуры оденешься. Если с голодухи не помрешь до того. Прапрадеды наши конское мясо ели, водой запивали, хлеб лишь по большим праздникам видели, а было их меньше нашего. Нет, братец, нам уже без соседей-землепашцев никуда, да и без купцов подвымрем крепко.
– Вот я и говорю - дожили! - неожиданно легко согласился Броша. - Раньше как ветер были, сами по себе, куда хотели, туда табуны и гнали. А теперь! На шею чужестранцы сели, не то что уважать перестали - презирают. Вонючими коневодами обзывают, сам слышал.
– Ну так и ты их не жалуешь, - пожал плечами тысячник. - Странно будет, если тебя за то любить начнут.
Броша лишь сплюнул на землю вместо ответа. Разговор увял, дальше ехали молча. Небо словно выцвело, подернувшись белесой дымкой, не смягчавшей, впрочем, палящих лучей солнца. Стрекот кузнечиков слился в сплошной звон, лишь изредка заглушаемый бряцаньем ведерок, прицепленных сзади к телеге, да редким храпом лошади. Травяной запах от лошадей потихоньку выдыхался, и мухи все чаще присаживались на крупы животных, впрочем, пока еще не жаля. Теомира, укачанного мерными движениями коня, начал разбирать сон. Краем глаза он заметил, как Ольга тоже начала поклевывать носом. Тележники уже откровенно храпели, чудом не выпуская из рук вожжи. То один, то другой Всадник тряс головой, отгоняя сон и едва не выпадая из седла.
– Не спать, обознички! - неожиданно гаркнул Телевар, привставая на стременах. - Ежели кто на землю свалится - на себя пусть пеняет, подбирать не будем. Вон впереди рощица, там и сделаем привал, а пока - напрягитесь чуток, лентяи!
Теомир зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть.
– Ох, побыстрее бы добраться, - пробормотал он про себя, втайне злясь на тысячника, вырвавшего его из сладкой грезы.
– Ага, поскорее бы, - согласилась Ольга, сладко потягиваясь. - Сейчас бы в кустики да на боковую на пару часиков.
– Говорили же тебе - езжай в телеге, - подколол ее Теомир. - Там бы и дрыхла сколько влезет.
Ольга лишь фыркнула в его сторону.
– Эй, Теомир! - окликнул его Чеготар. - Спать тянет, ажно сил никаких нету. Ну-ка, запевай, разгоняй тоску, а то и в самом деле под копыта коням свалимся. Затопчут ведь и не посмотрят, что холили да лелеяли.
Теомир встрепенулся. Ольга смотрела на него глубокими темными глазами.
– Спой про крокодила, Тёма, а? - тихо попросила она.
– Для тебя - все что угодно, - подмигнул ей паренек. - Ладно, слушайте.
Он прочистил горло и на мгновение неподвижно застыл. Потом озорно тряхнул головой и затянул чуть хриплым голосом:
– Роет кто другому яму - сам в нее и попадет! - еще раз громко пропел Теомир, размахивая руками для убедительности.
– Молодец, - улыбнулась ему Ольга. - Здорово поешь. - Неожиданно наклонившись к нему, она поцеловала парня в щеку. Теомир ошарашено уставился на нее, не зная, как реагировать.
– Эй, паря, - ухмыляясь, окликнул его с телеги Перевой, - а крокодил - это кто? У нас такие в степях да лесах водятся? И ежели водятся, то чего с ними делать, коли увидишь? За хвост хватать али меж глаз бить, как тот коняга?
– У нас только один крокодил и есть, - откликнулся Громобой, подмигнув Теомиру. - На себя посмотри, чучело! Зубы все наружу, сам с перепою зеленый, только хвоста и не хватает для полного счастья. Чем не крокодил?
– Это я-то зеленый? - удивился Перевой. - Да ты на себя посмотри, наездничек! Еще с позавчерашнего дня синий как утопленник, от дыхания окосеть можно, а туда же! Или тебе так Элина под глаз поднесла? Чем она, сковородой аль оглоблей?
– Ты мою Элину не трогай! - показал ему кулак Громобой. - Вот вернемся, расскажу, как ты над ней насмехаешься. Тогда уже не мне с фингалом ходить, а тебе патлы твои косматые отращивать придется.
– Люди добрые! - обиженно возопил Перевой. - Да сказал ли я хоть одно хулительное слово про эту кобылицу в образе человеческом? Ежели она своего жеребца копытом под глаз приголубила, я-то при чем? Нет уж, братец, ты ее от меня подальше держи, а то расскажу ей, чем ты на прошлой ярмарке с ребятами в трактире занимался!
Так, перешучиваясь, добрались до рощи. Здесь из-под земли выбивался родник, несколько берез да осин окружали его, едва слышно шелестя листьями и отбрасывая негустую тень. Верховых коней расседлали и, спутав, пустили пастись вместе с прочими. Костра разводить не стали, ограничившись вяленым мясом и пресными лепешками с луком.
Броша вызвался подежурить, все прочие улеглись на раскинутые поверх травы попоны. В кронах чуть шумел ветерок да попискивала невидимая пичуга. Разморенных Всадников потихоньку охватила дремота.
Внезапно солнце словно потемнело, спокойно пасущиеся кони яростно захрапели. Всадники, вырванные изо сна, повскакали на ноги, судорожно хватаясь за ножи. От теплого летнего воздуха по коже побежали мурашки, людей начал бить озноб. Откуда-то издалека волнами накатывал тоскливый вой, изредка прерываемый короткими взлаиваниями.
– Что это? - шепотом спросила Ольга, судорожно хватая Теомира за руку.
– Волколаки, - ответил ей Телевар. - Волколаки, руку даю на отсечение. - Старый тысячник выглядел сильно встревоженным. - Откуда, Отец-Белоконь, в наших краях волколаки, да еще посреди бела дня? Они даже в Урочище лет триста как перевелись…
– Не знаю, откуда они взялись, - сквозь зубы процедил Громобой, - но нам от этого хорошего мало. Телевар, я думаю, что чем быстрее мы до Купчища доберемся, тем лучше. Двинулись-ка дальше, а, командир?
– Ишь ты, умник! - огрызнулся тысячник. - За заморенных коней на торжище никто хорошей цены не даст. Еще полчаса отдыха ничего не решат, а коли решат, так лучше нам назад повернуть, пока не поздно. Да и отобьемся мы от десятка волколаков, не дети…
– Может, действительно повернуть? - тихо спросил Любоконь, судорожно сжимая в руках сулицу. - Волколаки сами по себе к нам не захаживают. Не приведи Отец-Белоконь, вдруг опять война какая началась? Сунемся прямо врагу в зубы, он за коней только спасибо скажет.
– Нет никакой войны, - просипел тысячник, раскачиваясь с пятки на носок. - Я бы знал, если что намечалось. Наверное, случайная стая забрела. Мелкая стая, судя по голосам, и от нас удаляется. - Он помолчал еще немного. - В общем, так. Пережидаем жару и едем дальше. Горячку пороть не будем. Да поверни мы сейчас домой - засмеют, скажут, что первого же волка перепугались. Стражу ночами будем двойную держать, а там видно будет. Завтра тракт развилку делает, на Купчище и на Столеград, там застава всегда дежурит, вот новости и узнаем. Тогда и обмозгуем все заново.
Ольга встревожено смотрела на хмурых мужчин.
– Да уж, ничего себе поездка начинается… - пробормотал рядом с ней Громобой. - Не было печали, и вдруг - волколаки. Что дальше будет? Тролли мир порушат, орки разор устроят, небо на землю рухнет?
Старый воевода исподлобья посмотрел на него.
– Может и так, Громобой, - качнул он головой. - Может, и так.
Барабаны гремели не переставая. В разных концах деревни перекликались возбужденные предстоящей войной орки, в стойлах им подвывали волки. Мимо Загратова шатра то и дело пробегали галдящие детишки, взбудоражено размахивая длинными палками.
– Я самый великий воин Серого Когтя! - крикнул один из них, охаживая бегущих впереди хворостиной. - Вот вам, трусливые зюмзики!
Заграт молча сидел на ковре, уставившись в одну точку перед собой. Его никто не беспокоил - то ли презирали за трусость, то ли просто забыли в суматохе. Мимоходом заглянул Миршаг, открыл было рот, но ничего не сказал и ушел по своим делам, скорчив неодобрительную мину. Пальцы Заграта машинально перебирали горкой сложенные на подставке боевые и защитные амулеты - когти, нанизанные на оленье сухожилие, мышиные черепа на серебряной цепочке и прочую дребедень.
– Как же так? - недоуменно пробормотал Заграт себе под нос. - Как же так? Предки… Этого не может быть, г"раттх смехханг! Не понимаю… - Он встрепенулся и прислушался к голосам у входа.
– Где этот трус?! - яростно хрипел кто-то. - Покажите мне его, я сделаю барабан из его шкуры! - Заграт с трудом узнал голос Гахаша. Неподалеку переругивались еще два или три голоса. - Пусти, Трига, кому говорю! Пасть порву!
– Тихо, тихо! - шипели ему в ответ. Наверное, это и был Трига. - Ты не можешь нарушать традиции! Предки покарают тебя за неуважение…
– Пусти! - гаркнул Гахаш уже во весь голос. - Плевать мне на предков, мне нужен этот недоносок! - Голоса рядом немедленно смолкли, воцарилось неодобрительное молчание. - Вернее, на предков мне не плевать, - поспешил поправиться дюжий орк, весьма сообразительный для своих габаритов, - но этого гада я порежу на клочки с их одобрения или без него! Пусти, кому говорю!
Он оттолкнул в сторону пытающегося помешать дружка и откинул в сторону полог шатра так, что все сооружение заходило ходуном. Даже не пошевелившийся Заграт посмотрел на него с любопытством. Интересно, сам он придумал сюда прийти, или надоумили? Наверное, надоумили, и я даже знаю кто. Основательный мужик этот Каол Трейн, не оставляет в тылу поводов для головной боли. Почему я так устал?
– Заходи, Гахаш, гостем будешь, - благожелательно махнул рукой Заграт на циновку в углу. - Присаживайся, поговорим. - Он потянулся, зевнул, незаметно перекатив посох поближе. Гахаш не такой дурак, чтобы нападать на шамана в его собственном шатре, но зря рисковать не стоило. - Что скажешь хорошего?
– Я не разговариваю с трусами! - немного нелогично заявил Гахаш. - А еще с такими, как ты, у меня разговор короткий. Из-за таких вот голожопые на лошадях загнали нас в эти леса, из-за таких на нас поплевывают свысока все соседи! Мы были великими воинами, нас боялись враги и уважали друзья, а теперь мы сидим по уши в дерьме и гнием здесь заживо! Но теперь мы покажем, чего стоим, и втопчем всех, кто будет сопротивляться, в грязь и кровь, понял, ты, гуррха"н-трага?!
– Понял, - спокойно кивнул Заграт. - Круче тебя только яйца, да и то не у всех. А я-то при чем?
– А ты, трус, умрешь сегодня! - зарычал окончательно взбесившийся Гахаш. - Я, Гахаш Смегга, вызываю тебя на поединок! Там, на площади, тебя спас наш недоделанный вождь, но сейчас ты уже не спрячешься за дурацкими ритуалами! Выходи на честный бой, дохляк, или я покрошу тебя прямо здесь! - Гахаш демонстративно схватился за рукоять ятагана, но из-за пояса его не выхватил. Заграт мысленно сокрушенно вздохнул. Если бы у того хватило глупости обнажить оружие в его шатре, полудурку прямая дорога на кладбище. Миршаг - да и другие вожди - не потерпели бы такого вопиющего нарушения табу в ночь выступления в поход даже от самого могучего воина. Влезшие в шатер за Гахашем дружки отшатнулись от него, неуверенно переглядываясь. Но Гахаш не потерял голову окончательно, так что легкого решения проблемы не предвиделось.
– Я не принимаю вызов, - спокойно откликнулся Заграт. - Племя выступает в поход, я - шаман, ты - лучший воин. Смерть любого из нас будет невосполнима для боевого отряда. Ты дурак или предатель, если не понимаешь этого. Сядь, успокойся и объясни внятно, за что хочешь меня вызвать.
– Ты - трус! - немного растерянно прорычал Гахаш. Ему и в голову не приходило, что противник может не принять вызов. Впрочем, еще недавно это не пришло бы в голову и мне, про себя ухмыльнулся шаман. Старею, старею, норов уже не тот… Заграт грустно качнул головой в такт своим мыслям. - Ты выступил против похода! Ты боишься принять вызов! Ты предашь в бою, ты побежишь, такому не место среди нас! Убив тебя, я избавлю железную цепь отряда от слабого звена!
– А от шаров огненных ты своей железякой изогнутой отмахиваться будешь? - ехидно поинтересовался шаман. - Или ты умеешь отряд от ядовитых болотных мух защищать? Сон на врага напустить? С мышами-разведчиками разговаривать? Ты думай, что несешь! Поход без шамана будет коротким, до первого же колдуна-противника. Или тебе за это и заплатил тот замухрышка по имени Каол Трейн? А?
Гахаш молча хватал воздух, его глаза от бешенства стали совсем белыми.
– Ладно, трус, тебе не отсидеться в своей норе под защитой табу! Рано или поздно ты высунешь нос наружу, и тогда… - Он резко развернулся, не закончив угрозы, и ринулся из шатра. Щуплый орк - наверное, Трига, - оказавшийся у него на пути, пробкой вылетел наружу от сильного толчка в грудь. Остальные осторожно выбрались из шатра, пугливо оглядываясь на шамана, и тихо опустили за собой полог. Заграт молча ухмыльнулся, но тут же на его лице появилась страдальческая гримаса. С Гахаша станется ударить в спину. Ладно, есть более неотложные дела, чем продавшийся иноземцу соплеменник. Посидев пару минут неподвижно, Заграт порылся в груде оберегов, встал, прихватив посох, и стремительно вышел наружу.
Солнце уже почти закатилось за вершины деревьев. Где-то тонко провыл рог - до выступления оставалось совсем ничего. В стойбище царила обычная для такого дела суматоха - озабоченно сновали женщины, собирая походные котомки, воины в последний раз правили лезвия оселками, проверяли на прочность древки копий, осматривали кольчуги и прочую броню, дети визжали и путались под ногами, чуть ли не с головой влезая во вьючные сумы, сваленные в беспорядке тут и там. Многие уже проверяли сбрую, хотя волки еще оставались в загонах. На хищников тоже действовала предпоходная лихорадка, и они вяло - а иногда и не очень - огрызались на проходящих. Заграт в задумчивости шагал к шатру вождя, привычно раздавая подзатыльники ушлым пострелятам и осторожно перешагивая через вытянутые ноги расположившихся прямо на голой земле мужчин. В воздухе стояла густая ругань.
Миршаг, к счастью, оказался на месте.
– Поговорить надо, - буркнул Заграт, без приглашения усаживаясь на ковер.
– Вали отсюда, времени нет, - сварливо откликнулся тот, полируя ятаган. - Мне еще снаряжение проверять надо. Вчера две осадных лестницы прогнившими окаґзались, да разрывная смесь подмочена. Сам не посмотришь - так и не поправят, уроды! Ну?
– Не нукай, - поморщился Заграт. - Проблемы у нас.
– У нас всегда проблемы, - поскучнев, откликнулся вождь, откладывая ятаган в сторону. - Что, брюхо у тебя заболело али головой ударился?
– Я не понимаю голоса предков, - хмуро отмахнулся от его подначек шаман. - Три дня назад, на площади, они четко высказались - в поход! Сегодня…
– Сегодня они в поход не хотят, - усмехнулся Миршаг. - Слушай, а правду про тебя говорят, что струсил ты воевать идти? Может, ты мне турусы на колесах сейчас разводишь, а сам дома отсидеться хочешь?
– Слушай, заткнись, а? - наконец разозлился Заграт. - Сам знаешь, труса я никогда не праздновал. Не в этом дело.
– А ты кончай нервы на кулак мотать! - тоже взъерошился вождь. - Говори толком, не тяни.
– Так я и говорю, - откликнулся шаман. - Предки против похода. Я говорил с ними весь день. Знаешь, тогда, на площади, они очень ясно дали понять - надо идти. Очень ясно - никогда еще такого четкого сигнала не было. Мне прямо по ушам силой ударило, чуть не оглох. И… как-то не так я их силу почувствовал, как обычно. Какая-то она… чужая была, что ли. А сегодня я слышал их голоса как обычно, и все они твердили, что нельзя в поход идти.
– Ничего не понимаю, - признался вождь. - Так за поход предки или против?
– Сам не понимаю, - пожал плечами Заграт. - Меня вот еще что смущает. На голосовании чужаки были.
– Ну и что? - поморщился вождь. - Не в первый раз.
– Похоже, Каол Трейн - колдун, и не из последних, - проговорил Заграт, доставая из кармана странной формы корень. - Смотри, как мандрак съежился. Он чувствует чужую силу. И Трейн - посланник Майно, а уж Майно-то на священные сосуды повлиять - раз плюнуть. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, - пожал плечами вождь. - Да только ты не мне такие вещи объяснять должен - племени. Хочешь снова общий сбор организовать?
Минуту шаман задумчиво смотрел на него.
– Нет, не хочу, - наконец ответил он. - Не сейчас. Голожопый рядом, он отбрехается, а мне уже и так веры нет. Ладно, до настоящей драки дело еще долго не дойдет, успеем перерешить. Ты мне только вот что скажи - ты меня поддержишь, если что?
Теперь задумался уже вождь.
– Поддержу… наверное, - с неохотой сказал он. - Не обещаю, впрочем. Ты меня знаешь - впустую драться не люблю, но и спину врагу не покажу. Там видно будет. Правду говоришь - когда до драки еще дело дойдет… - Что-то завозилось в углу. Миршаг подхватил стоящий рядом башмак и с силой метнул его на звук. Жалобно пискнуло, и возня прекратилась.
– Крысы, - пояснил Миршаг в ответ на удивленный взгляд Заграта. - Развелось их, понимаешь, в последнее время. Все хотел тебя попросить вывести этих тварей, да руки не доходили. Ладно, вернемся - разберемся. А сейчас топай отсюда, и без тебя проблем по горло.
Выйдя из шатра, Заграт мысленно застонал. Разумеется, его уже ждали. Гахаш вразвалочку подошел к нему и сплюнул под ноги.
– Ну что, трус, попался? - торжествующе процедил он. - Теперь тебе придется со мной драться. Эй, народ! - рявкнул он во все горло, не отрывая взгляд от шамана. Несколько орков обернулось в их сторону. - Слушайте все! Я вызываю этого урода на поединок! И клянусь Черной Звездой, что завалю его в честной драке либо как труса - ударом в спину, здесь и сейчас! Ты! - снова обратился он к Заграту. - Принимаешь вызов?
– Как ты меня достал, Гахаш! - вздохнул шаман. - Ну что с тобой поделаешь, принимаю…
Огромный орк торжествующе взревел так, что окружающие шарахнулись от него в стороны.
– Жду на Круглой Поляне, - небрежно бросил он шаману и, не оглядываясь, ушел. Заграт тяжело оперся о свой посох. Ну почему я так устал, билось у него в голове. Маленькая темная тень прошмыгнуло мимо него, скрывшись под пологом шатра Миршага. Заграт попытался вспомнить, где у него лежит крысиный яд, но махнул рукой. Не до того. Он торопливо дошагал до своего шатра и начал рыться в амулетах и порошках.
Противу ожидания, на Круглой Поляне не было почти никого. Лишь Гахаш небрежно поигрывал ятаганом, да несколько его прихлебателей жались по углам. Остальные то ли по уши закопались в подготовку к походу, то ли побоялись ненароком прилетевшей плюхи от одного из противников. Купол куполом, да кто его знает… Шаман все-таки дерется, не кто-нибудь. На столбах тускло горели четыре факела, сумерки стремительно сгущались. Черные на фоне оранжевого заката, кусты и деревья вокруг поляны угрожающе шумели. Ухнула сова.
– Значит, так, шаман, - деловито сообщил могучий орк, пристально глядя на противника. - Драка до смерти, один на один, простым оружием, колдовство - за Круг. Хочешь что-то сказать перед смертью?
– Дурак ты, Гахаш, - грустно покивал шаман в такт свои мыслям. - Дураком родился, дураком и помрешь. Что я еще сказать могу?
– Это почему еще? - подозрительно уставился на него Гахаш. - Дурак потому, что с тобой сразиться рискнул? Ну, так это еще бабушка надвое сказала, сейчас и выясним, кто лучше…
– Я тебе уже все сказал, - пожал плечами Заграт. - Еще там, в шатре. Ты меня убьешь - отряд без шамана останется, первый же колдун голыми руками его возьмет. Я тебя убью - отряд без сильного воина оставлю, тоже хорошего мало. Не знаю, с чего тебе моча в голову ударила, да только врагу ты на руку играешь, и все тут.
– Трус ты, - уже без особой уверенности в голосе сказал Гахаш. - Предашь всех в бою, мы на тебя понадеемся да поляжем… - Вдали от зрителей у него явно поубавилось гонору.
– В другое время, - оскалился Заграт, - за такие слова я бы тебя сам на поединок вызвал! Щенок! Ты еще под стол пешком ходил, когда мы с людьми дрались, один против трех, пеший против конного! Был бы я предателем - не разговаривал бы с тобой сейчас.
– Но Каол… - Гахаш осекся, но было поздно.
– Ах, Каол! - зловеще прошипел Заграт, подступая вплотную к Гахашу. - Вот, значит, кто тебя науськивает… Впрочем, это и слепому видно. Да не видишь ты что ли, дурак, что эта змея подколодная одним языком своим крепости брать умеет? Что ему могучие армии в полон сдадутся, дай только зубы заговорить? Даром, думаешь, Майно его послал? Я ему на сходке вождей слово поперек сказать осмелился, а он такого не прощает, знаю я эту породу. И теперь ты, как цепная собака, по одному его слову на меня бросаешься! - Гахаш зашипел как змея, но Заграт отпрянул назад. - Хватит! Подумай еще раз, остолоп, к чему приведет эта драка. По обычаю мы еще можем разойтись миром, так что подумай хорошенько.
Гахаш, тяжело дыша, в упор смотрел на него. Ну давай же, думай, мысленно взмолился шаман. Думай, полено неотесанное, шевели мозгами, выступление на носу, а я еще и не готовился толком…
– Я вызвал тебя при всех, - угрюмо заявил Гахаш, и у Заграта бессильно опустились руки. - Я не могу отступить. Вызываю тебя на поединок до смерти, обычным оружием и без колдовства, а буде ты откажешься, зарублю безо всяких правил.
– Принимаю твой вызов, - бесцветно откликнулся шаман. - Мои посох и кинжал против твоего ятагана, так будет честно. Щиты не брать, колдовство не использовать. Ты готов умереть, враг?
Гахаш молча кивнул, не удостоив положенным ответом. Кажется, он уже и сам был не рад, что ввязался в эту историю, но отступать считал ниже своего достоинства. Он чуть наклонился вперед на напружиненных ногах, выставив перед собой ятаган и держась за рукоять обеими руками. Заграт повернулся к нему спиной и подошел к Стальному столбу. Прошептав извинения предкам, он осторожно вытащил из висящего на нем маленького ящичка щепоть зеленоватого порошка и с силой кинул его в воздух. Порошок вспыхнул в полете, огонь растекся во все стороны, как по невидимому стеклу, и Круглую Поляну накрыл слабо светящийся купол зеленого света. Шаман с трудом подавил желание закричать во все горло, чтобы заполнить тишину, пришедшую на место журчащему потоку Силы.
Справившись с собой, Заграт неторопливо вытащил из ножен за спиной длинный кинжал, взял в левую руку и повернулся к противнику. Посох в его правой руке был обращен к противнику окованным железом острием. Поединщики медленно закружились друг вокруг друга, не рискуя нападать первыми. Вдруг ятаган взблеснул и вороненой молнией метнулся к Заграту. Тот чуть отступил в сторону, парировав удар скользящим движением посоха. На землю упала тонкая стружка - к многочисленным зарубкам добавилась еще одна - но Заграт даже не попытался ударить в ответ. Враги вновь закружились по поляне, вперив друг в друга ненавидящие взгляды.
В стороне селения возник неясный шум, усиливавшийся, впрочем, с каждой секундой. Заграту послышались истеричные женские выкрики. Он насторожился и едва не пропустил удар. Ятаган рухнул сверху, так что он едва успел подставить кинжал. Отдача болезненно отозвалась во всем теле, но шаман, падая на бок, успел с силой ударить посохом как коротким копьем. Острие не смогло пробить кольчугу на Гахаше, но тот, стремительно разворачиваясь, чтобы добить лежачего противника, охнул, отступил на несколько шагов назад и схватился за бок, едва не выронив оружие. Вскакивая на ноги, Заграт попытался понять, не треснуло ли у того ребро, но решил, что вряд ли. Во всяком случае, Гахаш тут же атаковал с удвоенной силой, так что шаман с трудом успевал отбивать сыплющиеся со всех сторон удары. О контратаке не могло быть и речь, и Заграт снова с горечью подумал, что стареет. Лет десять, да что там, пять лет назад этот сопляк, размахивающий клинком мало как не дубиной, уже с трудом стоял бы на ногах, еле двигаясь из-за покрытого синяками тела, а все его мысли были бы сосредоточены на порхающем перед носом острие кинжала…
Гул у селения усилился и начал смещаться в сторону Круглой Поляны. Неужто толпа мне на выручку валит, вяло удивился Заграт, все с большим трудом отбиваясь от Гахаша. Неужто этот молодой прыщ никогда не устанет? Ятаган, чай, не тростинка, чтобы им так размахивать… Грудь Гахаша тяжело вздымалась, но темп он пока не сбавлял. Руки у Заграта начали наливаться свинцом. Он все-таки умудрился еще раз зацепить противника посохом, целя в висок, но промахнулся, и кованое навершие попало противнику в ухо, прикрытое толстым кожаным наушником. Шлем сорвало с головы. Он пролетел сквозь зеленый купол над поляной и, яростно пылая, покатился по земле в кусты. Как бы пожара не случилось, промелькнуло в голове у Заграта. Гахаш, со свистом выдыхая воздух, оглушенно тряс головой в нескольких шагах от него. Ятаган он не выронил, но драться, кажется, был временно неспособен. Впрочем, Заграт не мог этим воспользоваться. Он упал на одно колено, пот заливал лицо, с бессильно ощеренных клыков на землю капала пена. Он обеими руками опирался на посох, кинжал валялся где-то в стороне, тело болело как избитое палками. "Упаду - не встану, упаду - не встану…" - стучала кровь в висках.
– Вот он! - раздался яростный выкрик. - Вот убийца! - На поляну втекала густая, громко гомонящая толпа, плотной стеной окружая купол. Кто-то случайно задел светящуюся стену. Громкий вопль, казалось, заглушил остальных, запахло паленой шерстью и мясом. Внезапно толпа затихла, тишину нарушали только ругательства обожженного. Прямо как в детской сказке, мрачно подумал шаман. В последний момент добро торжествует, свои приходят герою на выручку. Интересно, где они были, когда этот дурак меня на поединок вызывал? А если бы меня до их прихода на фарш покромсали, кто бы от них комаров на привалах отгонял? Ладно, появились - и на том спасибо.
– Сдавайся, предатель, тебе некуда бежать! - седой орк выступил вперед, почти упершись носом в купол. - Обещаю, мы убьем тебя быстро, если ты не будешь бессмысленно сопротивляться.
– Да брось ты, Снага, - поморщился Заграт, с трудом вставая на ноги. Гахаш, кажется, пришел в себя и теперь растерянно озирался по сторонам. - Какой из Гахаша предатель, с его-то мозгами… Заболтали его, это верно, ну да не он первый. - Краем глаза он увидел, как Гахаша начала бить крупная дрожь, и злорадно ухмыльнулся. Кажется, до щенка начало доходить, что не все одобрят его задиристость.
– Чего? - удивился Снага. - При чем здесь Гахаш? Я тебе говорю, предатель, сдавайся по-хорошему, и тогда обещаю, что ты умрешь быстро и без мучений. Если же ты хотя бы поцарапаешь кого-нибудь, то я лично намотаю твои кишки на барабан!
Шаман уставился на него круглыми от изумления глазами.
– Снага, ты это о чем? - тихо спросил он. - Головой неудачно ударился? Кого это я предал?
– Не строй из себя целку, Заграт Тргаха! - разъяренно заорал Снага. - Миршаг мертв, отравлен, и ты был последним, кто к нему заходил! Ты - убийца, и ты умрешь! - толпа поддержала его дружным ревом, но тут же стихла опять. - Сними купол и прими смерть, как подобает предателю!
– Как… умер? - ошеломленно спросил Заграт. - Когда? Только что был жив-здоров и даже не кашлял! О чем ты, Снага? - Краем глаза он заметил, что Гахаш осторожно приближается к нему. - Зачем мне его убивать?
– Ты хочешь остановить поход вопреки воле предков! - зловеще прошипел Снага. - Ты убил вождя, чтобы добиться своего! Но ты просчитался, шаман - никто в племени, кроме тебя, не умеет использовать яды. Мы отложим поход лишь на день - чтобы Миршаг упокоился с миром. В последний раз предлагаю тебе выбор - сдайся и умри легко, или упорствуй - и тогда мы отложим поход еще на день, чтобы как следует насладиться твоими воплями! Считаю до трех! Раз…
Вместо ответа Заграт резко ударил посохом назад. Гахаш, неосмотрительно подошедший слишком близко, булькнул и сложился пополам, неспешно оседая на землю. Заграт удовлетворенно кивнул головой - не факт, что тот решился бы еще раз испытать судьбу, напав на и так обреченного противника, но лучше перестраховаться. Толпа за зеленым огненным куполом откликнулась тихим рычанием.
– Слушайте меня все! - гаркнул Заграт. - Я не убивал Миршага и скорблю о его смерти вместе с вами. Я не пытался идти против воли предков, и не тебе, старый хрен, говорить мне такое! Я…
– Стреляйте! - не слушая его, скомандовал Снага. - Утыкайте его деревом как ежа! Смерть отравителю!
Прозвенели тетивы. Стрелы из тяжелых, как успел заметить Заграт, осадных луков хищно клюнули воздух - и сгорели, пролетая сквозь зеленый купол. Заграт стремительно отпрыгнул в центр поляны, куда не долетали превратившиеся в капли кипящего металла оголовки.
– Га-ххым террибах! - выругался Снага сквозь зубы. Несколько орков отшатнулись от него в сторону. В другое время старшина огреб бы за кощунство не одну плюху, несмотря даже на свои седины, но сейчас было не до него.
– Снага! - снова воззвал к нему Заграт. - Купол рассчитан на то, чтобы никто извне не мог вмешаться в ход поединка. Ты это знаешь, не старайся зря, не трать припасы, они еще понадобятся в походе. - Положение было хуже некуда. Очень скоро Снага вспомнит старые уроки - недаром старый шаман Тагар до последнего колебался между ним и Загратом. К куполу подтащат камни, и тогда зеленая стена не выдержит. А если и выдержит, то слегка понижающуюся к центру поляну просто зальет раскаленной лавой. Он нащупал в кармане стеганой куртки небольшой мешочек. Эх, был бы купол синим или хотя бы оранжевым… - Успокойся, говорю тебе, не убивал я Миршага!
– Докажи! - наконец-то соизволил обратить на него внимание старейшина. Видимо, он еще не вспомнил технику взлома защитных куполов и теперь тянул время, соображая, что делать. - Ты был у Миршага последним, ты единственный, кто пользуется ядами, ты не хотел похода. Ты убийца!
– Железная логика, - оскалился Заграт. - Точнее, башка у тебя железная. Я докажу, что ты неправ. Мне лишь надо осмотреть тело. Обещай, что я дойду до шатра Миршага живым, и я докажу свою невиновность!
– Ага, а еще тебе жезл вождя заодно отдать… - ухмыльнулся Снага. - Ишь, чего захотел! Доказывай здесь и сейчас, или умрешь.
– Могу я помочь уважаемому старейшине? - осведомился из темноты вкрадчивый голос. Заграт тихо застонал. Каол Трейн кошачьим шагом вышел из темноты - орки опасливо расступались перед ним - и приблизился к Снаге. - Вы нашли убийцу?
– Нашли, - буркнул тот в ответ. - Да достать не можем… пока. Помоги, если умеешь обереги рушить.
– Миршаг был великим воином и мудрым вождем, - с грустью в голосе заявил Трейн, лицемерно опуская голову. - Слава о нем шла далеко за пределами Орочьего Леса. Его убийца должен быть наказан. Я умею снимать защиту, и, если мудрый старшина позволит…
– Действуй, не болтай, - огрызнулся Снага. - Уберешь стенку - дальше наша забота. За это я позволю тебе лично срезать шкуру с брюха предателя.
– Как скажет мудрый старейшина! - поклонился Трейн, чтобы скрыть в густой факельной тени отвращение на лице. Он свел руки перед грудью, и откуда-то в них возник небольшой бронзовый нож с позолоченной рукояткой. Кто-то презрительно фыркнул, но Трейн, не обращая на насмешку внимания, коротким движением руки метнул оружие в купол.
Шарахнуло так, что заложило уши. Зеленый купол вспыхнул напоследок и стал медленно таять в ночном воздухе, а кинжал невредимо упал к ногам Заграта. Шаман почувствовал, как Сила снова окутала его, и, когда торжествующий рев потряс поляну, швырнул в Снагу ослепляющий порошок, ничком грохнувшись на землю, накрепко зажмурив глаза и зажав уши руками
Несмотря на это, от вспышки в глазах поплыли черные пятна. Чудовищный грохот разбросал орков по сторонам, сорвал с деревьев тучи листьев. По окрестному лесу загомонили внезапно разбуженные птицы, дружно завыли волки в загонах, где-то затрубил олень. Мимоходом подхватив с земли свои посох и кинжал, Заграт бросился бежать, перепрыгивая через слабо ворочающиеся тела. Теоретически все нападавшие были выведены из строя минимум до утра, но проверять это шаман не собирался. Что-то - возможно, духи предков, - подсказывало ему, что пора уносить ноги.
В селении не было никого, кроме малышей. Видимо, все племя в едином порыве бросилось карать предателя. Заграт мимоходом подивился этому. Бросать все дела перед самым походом не в обычае клана Серого Когтя, но раздумывать было некогда. Перепуганные дети врассыпную бросались от несущегося во весь опор, насколько позволяли измученное сердце и легкие, шамана, встрепанного, чумазого, в изорванном терновыми кустами - он не выбирал дороги - доспехе из вареной кожи.
Первым делом Заграт бросился к загону с волками. По его следу пойдет погоня, пешком не оторваться. К счастью, он не утратил бдительность окончательно, а потому успел увернуться от пропевшей над самым ухом стрелы. Видимо, осторожный Трейн перестраховался и оставил свою охрану присматривать за собственными пожитками, а заодно и за волками - чтобы чудом сбежавший шаман не имел даже малейшего шанса. Заграт мысленно восхитился предусмотрительностью мерзавца, но тут же забыл про него - телохранители неосмотрительно решили поучаствовать в чужой драке и пустились в погоню.
Троих Заграт вырубил так же, как и толпу на Круглой Поляне, с той разницей, что мощности второго - и последнего - ослепляющего порошка на всех не хватило. Еще один преследователь попался на болотную удавку, которую шаман швырнул ему под ноги. Последний благоразумно отстал, не зная, что теперь обессилевшую жертву можно брать голыми руками: отбиваться Заграту было уже нечем. Впрочем, вернуться к волчьему загону шаман не рискнул.
Хрипло дыша, он остановился, опершись на чей-то шатер. Через час в селение начнут сползаться временно ослепшие соплеменники, которые уже точно назначили его виноватым в смерти Миршага. Значит, ему надо уходить - чем быстрее, тем лучше, тогда есть шанс пешком добраться до пограничных лесов прежде, чем настигнет погоня.
Позади раздалось тихое рычание. Заграт нехотя обернулся. Прямо на него уставился огромный серый зверь, его верхняя губа угрожающе подергивалась в такт нарастающему рычанию.
– Слава лесным духам! - прошептал Заграт. - Вот на тебе, Гром, я и поеду. Но какая ирония - Миршаг чуть не погубил меня своей смертью, а теперь я смотаюсь отсюда на его же волке! Интересно, серенький ты наш, как ты из загона выбрался?
Успокоив зверя Словом Подчинения, шаман быстро нацепил на него валяющуюся у входа в шатер сбрую. Волк, для которого та предназначалась, был немного меньше Грома размерами, так что Заграт потратил немало драгоценных секунд на подгонку. Он шкурой ощущал на себе взгляд врага, который бродил неподалеку, ожидая подходящего момента, чтобы нанести неотразимый удар. Наконец, с трудом забравшись в седло - усталое тело уже отказывалось повиноваться - он привалился к волчьей холке и сжал его бока шенкелями.
– Ну, выноси, серый, - еле слышно прошептал он в звериное ухо.
Тяжелый арбалетный болт ударил его в спину, пробив кожаную куртку, и вошел под левую лопатку. Заграт коротко охнул и обмяк в седле. Колючая боль перехватила дыхание, и на шамана обрушилась темнота.
День опять выдался солнечным, и насекомые по-прежнему вились столбом над небольшим обозом. Вчерашний холодок под сердцем немного отступил, но Ольга все равно беспокойно оглядывалась по сторонам. Одной рукой она нервно сжимала поводья, другую же не снимала с кинжала с привязанным к рукоятке бутоном едкого порошка. О волколаках она слыхала лишь в детстве от бабки, которая наставляла ее травницкому ремеслу. Тогда она по большей части пропускала наставления мимо ушей - игры с ровесницами в бурьяне за шатром привлекали ее куда больше страшных сказок. Из того же, что запомнилось, большую часть Ольга забыла за давностью лет. В голове бродили какие-то невнятные отрывки про гусиную лапку, желтоцвет и чеснок. Впрочем, нет, чеснок - против упырей и вампиров, которых на самом деле не бывает… Кобыла, которой передалось волнение девушки, нервно всхрапывала и грызла удила.
Впрочем, остальные тоже чувствовали себя не слишком приятно. Телевар угрюмо покачивался в седле, углубившись в свои мысли и не слишком обращая внимание на дорогу. Правда, его выученный конь не сбивался с тракта, мирно трусил во главе обоза, изредка умудряясь дотянуться до лопухов на обочине. Прочие ратники тоже супились, окидывая настороженным взглядом ближние рощицы. Опытный, а потому осторожный Телевар, подумав, приказал надеть брони и вооружиться луками. Под кольчугами чесались спины, по телу текли ручейки пота, а несчастный Теомир, напяливший еще и шлем, просто изнемогал.
Полдня ехали в тяжелом молчании. Волколаки больше не выли, но окрестности дороги были подозрительно тихими. В вышине не пели жаворонки, в степи не трещал коростель, казалось, даже неугомонные кузнечики журчали с какой-то опаской. Впереди тракт таял в знойном мареве, на северном горизонте иногда мелькали чахлые перелески, далеко отбившиеся от большой пущи. Однажды дорогу пересек след конского табуна. Любоконь, приотстав, спешился и недолго вглядывался в с землю.
– Пелеши Белобрысого табун, - сообщил он, нагнав обоз галопом. - Подкова с трилистником в пыли отпечаталась. Торопился куда-то, видать, зверей подгонял - трава почти не объедена, дерн копытами взрыт.
– Видать, тоже вой слыхал, - пожал плечами Телевар. - Думает подальше откочевать, чтобы нечаянного урона не понести, я так понимаю. Втроем от обычных волков отбиться можно, не от волколачьей пакости. Тут и собаки не помогут. - Он покосился на неспешно трусящих за телегами коней. - И ни одной заразы по тракту навстречу, что ты будешь делать! Может, там уже пожрали всех… - Он сердито сплюнул. Казалось, тысячник уже жалел о принятом накануне решении не возвращаться.
Больше не разговаривали до самого распутья. Яркое солнце и свежий ветерок сделали свое дело, угрюмость потихоньку рассеивалась, хотя петь песни Теомира уже не просили. Чуть слышно позвякивал бубенец на Ольгиной кобыле, побрякивали ведра под телегами, из надвинувшейся справа купы деревьев донеслось едва слышное кукование.
– Кукушка-кукушка, сколько мне жить? - машинально пробормотал Теомир себе под нос, но кукование оборвалось еще до того, как он договорил. Паренек пожал плечами, затем стащил с головы шлем - его шевелюра была насквозь пропитана потом - и со злостью швырнул его в ближайшую телегу. На него даже не оглянулись.
Вскоре обоз добрался до долгожданной развилки.
Здесь тракт раздавался раза в три. На север, к Столеграду, и на восток, к Купчищу, уходили широкие, хорошо укатанные колеи. Сбоку от дороги врос в землю огромный валун, невесть откуда появившийся в здешних степях. На камне с незапамятных времен письменами Всадников, орков и троллей были выбиты путевые знаки и еще какие-то странные картинки и символы. Дождь, дневная жара и ночной холод потрудились над камнем так, что письмена кое-где стали совсем неразборчивыми. Впрочем, стрелы, указующие дорогу, сохранились неплохо. Да и не надо это никому, решила про себя Ольга, и так ясно, что на восход - Купчище, а к северу - Столеград. А в степи наши чужакам без надобности да без конвоя соваться и так не след. Она поерзала в седле, устраиваясь поудобнее и втайне жалея, что не согласилась ехать в телеге, как и подобает скромной воспитанной девушке. Во Всадницу поиграть ей захотелось, видите ли! Терпи теперь…
К камню в тенечке безмятежно привалилось двое дружинников. Кольчуги они небрежно засунули в валяющиеся рядом переметные сумы, рубахи распустили по-домашнему и вообще откровенно дремали. Впрочем, третий патрульный стоял неподалеку в полном вооружении, придерживая коня за повод и из-под ладошки вглядываясь в приближающихся. Остановив обоз, Телевар подъехал к нему.
– День добрый, Всадники, - негромко произнес он. - Какие новости с границ?
– Спасибо Отцу-Белоконю, все спокойно, - пробасил вооруженный. Лежащие на земле приоткрыли глаза, но подняться не соизволили. - Вы кто такие, откуда и куда, с каким поручением?
– А ну, встать! - резко скомандовал Телевар, зло глядя на лежебок. - Встать, остолопы, когда с вами командир разговаривает! Я - Телевар, сын Берегола, тысячник Конного Войска. Почему в разъезде дрыхнете, как в своем шатре? Совсем распустились, мать вашу за ногу!
– Не горячись, темник, - хмуро откликнулся вооруженный, - третий день с коней не слезаем, по степи мотаемся. Сегодня обещали замену прислать, да что-то нет ее. Ты сам на вопрос не ответил.
– Мы-то в Купчище едем, коней торговать, - тысячник мотнул головой в сторону обоза. - Железа для кузницы купить надо, угля, гвоздей да еще по мелочам. А что это вас третьи сутки не меняют? Людей нет, в разъезды отправлять?
– Что в Купчище - то добре, - откликнулся патрульный, одобрительно кивнув головой. - Конязь тоже собирался обозы отправлять, да все руки, говорят, не доходили. А патрули у нас уже, чай, лета четыре трехдневные. Трое суток на коне - две седмицы дома на лавке дрыхнешь. Народ хозяйством обзаводится, удобнее так. Да где вас носило, что такого не знаете?
– На закат откочевывали, - пожал плечами тысячник. - Месяц назад вернулись, сейчас вокруг Овражья табуны пасем. Ты мне вот что лучше скажи - вой вчера слышали?
– Может, и слышали, - пожал плечами патрульный. Его товарищи, убедившись, что тысячник настроен миролюбиво, прикрыли глаза и откровенно засопели носами. - Всего не упомнишь. Что, волки беспокоят?
– Ха, волки! - усмехнулся Телевар. - С волками мы каждую зиму воюем, не в диковину. Волколачий то был вой, не волчий.
– Да брось ты, темник, - отмахнулся от него патрульный. - Откуда у нас волколаки? С неба свалились? Спутал ты что-то.
– Значит, не слышали… - брови тысячника недобро сошлись на переносице. - Ладно, вояки, недосуг нам. Смотрите, застанут вас враги без порток… - Он резко повернул коня и потрусил обратно к обозу. Патрульный угрюмо взглянул ему вслед, потом махнул рукой и опустился на землю рядом с товарищами.
– Не Всадники, а сброд какой-то, - буркнул Телевар, вернувшись к своим. - Совсем Войско распустилось. Видно, что давно посвист стрел не слыхали. Ну да ладно, не про то речь. - Он задумчиво поскреб в затылке. - Будем считать, что вчерашнее нам послышалось. Эти, во всяком случае, ничего такого не заметили. Значит, едем как ехали. Через неделю до Купчища доберемся. Вопросы есть?
– В пустыне, говорят, много чего увидеть можно, - проворчал кто-то из тележников. - Деревья, озера, дома, а как поедешь к ним - отступают и отступают, только песок и остается. Морок сей миражем еще называют.
– Ну и? - повернулся к нему тысячник. - Мы-то не в пустыне.
– Вот и я про то же, - кивнул тот. - Не в пустыне, а чудится разное, только не глазу, а уху. Да еще и всем сразу. Не к добру это, темник, ох, не к добру…
– Без тебя знаю, - огрызнулся Телевар, поворачивая коня. - Ладно, двинулись.
Следующие два дня прошли без особых приключений. Пару раз из-под копыт выметывались зайцы, пугая лошадей, где-то вдалеке слышался вой - на этот раз простой, волчий, знакомо-нестрашный, да какая-то нахальная ворона уволокла кусок вяленого мяса прямо из котомки Теомира, неосмотрительно брошенной без присмотра. Красный, как рак, парень, жевал пустой хлеб и запивал его водой под смешки окружающих. Ольга фыркала в воротник рубахи, но потом сочувственно улыбнулась Теомиру, так что тот в конце концов оттаял и даже перестал тайно желать лютой погибели всему вороньему племени. К исходу уже следующего дня отряд благополучно позабыл вчерашние мурашки вдоль хребта.
Потихоньку местность менялась. Все чаще посреди степи показывались березовые и осиновые рощицы, сумрачно поглядывала сквозь густеющие заросли иван-чая пихта, трава стала ниже и не такая густая. На северо-востоке появилась и начала медленно приближаться опушка Орочьей Пущи. Дорога уходила на юг, пытаясь обойти негостеприимный лес по дуге, но тот выплескивался навстречу тракту неумолимо густеющими перелесками и овражками, пока еще мелкими, с весело звенящими по дну ручейками. Некоторые из них переходили вброд, благо вода не доставала и до тележных ступиц, через иные же, поглубже, были перекинуты замшелые от времени, но еще крепкие мостки. Ночью где-то вдали ухал филин, да все подвывали невидимые волки.
– Странно, - морщил лоб Громобой, - бывает, едешь этими местами - и ни одного волка, а тут что ни час - то воют. Это летом-то, да еще посреди бела дня!
Телевар переглядывался с ним, потом с Брошей, хмурил брови, но язык держал за зубами. Остальные же, не слишком знакомые с волчьими повадками, лишь пожимали плечами - нас не трогают, и ладно. Впрочем, в то, что волки летом нападут на обоз, не верил никто. Кольчуги да сулицы вновь упокоились на своем месте в телегах, настроение духа было самое благостное. Теомир с Ольгой все чаще отдалялись от обоза, перешептываясь о чем-то своем. На них поглядывали, посмеивались в усы, но вслух ничего не говорили.
Все переменилось вечером следующего дня.
Ночевку решили устроить на опушке невдалеке от дороги. Деревья - вязы да буки, перемешанные с падубом, полукругом обступали небольшую симпатичную лужайку. Невдалеке из леса вытекал ручеек, поблескивая в последних лучах заходящего солнца. Несмотря на близость воды, ни один комар не прожужжал над ухом, пока путешественники двигались вдоль леса.
Незаметный издали, на лужайке горел небольшой бездымный костерок.
Огромный серый зверь с рычанием метнулся к пришельцам через предвечерние тени. Кони заржали и шарахнулись в разные стороны, верховые похватались за кинжалы, горько жалея о своей беспечности. Тележники, побросав вожжи, лихорадочно рылись в скарбе, пытаясь добраться до заваленных разным барахлом луков.
– Громобой, Броша, Любоконь, в клещи его! - скомандовал не потерявший головы Телевар. - Чеготар, Кореш, Перевой, сзади подстрахуйте! Теомир, копье мне, быстро. Луки, луки готовьте! - Он со свистом рассек воздух кнутом с вплетенными металлическими нитями. - К коням не подпускать!
– Не волнуйтесь, уважаемые, он не тронет, - раздался низкий хрипловатый голос. Из быстро сгущающихся сумерек выступила высокая - на голову или полторы выше здоровяка Громобоя - фигура. - Он всего лишь защищает хозяина и не причинит вам вреда без необходимости.
– Кто ты и от кого тебя защищает твой волк? - резко спросил Телевар. На зверя, действительно стоявшего как вкопанного и лишь скалившего белые в сумраке зубы, и на странного незнакомца уже нацелились четыре лука, и тысячник почувствовал себя уверенней. - Волк-защитник подобает лишь трусливому орку, на которого ты не слишком похож. Отвечай!
Вместо ответа незнакомец шагнул вперед. Его зеленую чешуйчатую кожу осветил последний пробившийся сквозь кроны луч солнца.
– Тролль! - тихо охнула Ольга, тут же испуганно зажавшая себе рот.
– Тролль, - согласился тот, слегка поклонившись. - Свободный наемник Хлаш Дэрэй из Песчаных гор к вашим услугам.
– А волк? - недоверчиво переспросил его Телевар. - Я не слыхал, чтобы северные горные тролли водили дружбу с волками. Да и про других троллей, прошу прощения, тоже…
– Все очень просто, уважаемый… - тролль сделал паузу.
– Телевар, отставной тысячник Конного войска, - неохотно буркнул Телевар. - Идем с обозом в Купчище.
– Очень приятно, - тролль снова поклонился. Ольга и Теомир смотрели на него круглыми от изумления глазами. - Так вот, уважаемые Всадники, волк не мой. Его владелец, трусливый орк, как выразился темник, лежит около костра в бессознательном состоянии. Два дня назад я нашел его на опушке в луже крови, а зверь лежал рядом и охранял его. Увидев, что я не причиню вреда его хозяину, он любезно позволил мне оказать тому первую помощь. Я снял с волка сбрую и решил немного пожить в этом замечательном месте, пока раненый не поправится настолько, что сможет перенести путешествие до ближайшей деревни пахарей к югу отсюда.
– Ну, насчет трусливых орков я не подумавши брякнул, - хмуро буркнул потемневший лицом Телевар. - Извини, коли обидел. Что с раненым?
– Неизвестный стрелок попал ему под левую лопатку на палец ниже, чем намеревался, - разъяснил тролль. - Впрочем, темнота сгущается, а вы, я вижу, собирались устраивать ночевку. Если не побрезгуете моей помощью…
– Благодарю, мудрый и могучий Хлаш Дэрэй, - наконец и тысячник решил проявить учтивость, - мы с благодарностью примем от тебя помощь и приглашаем разделить с нами скромную, но дружескую трапезу. Ну, что встали? - повернулся он к телегам. - Дела не знаете?
Часом позже стреноженные кони были пущены пастись, маленький костерок тролля весело потрескивал, поглощая натасканный Теомиром хворост. Громобой с Брошей растворились в сумерках, обследуя местность, а Ольга с троллем сидели около раненого. Она уже не смотрела на чужаков огромными удивленными глазами, тщательно скрывая свое любопытство за лекарскими хлопотами. Впрочем, тролль, помимо роста, отличался от людей разве что зеленой чешуйчатой кожей, сильно приплюснутым носом да парой небольших клыков, торчащих из-под нижней губы. Его босые клешневидные ступни с длинными острыми когтями успешно скрывала трава. В темноте он запросто мог сойти за рослого человека. Ольга сидела на корточках рядом с орком, который так и не пришел в сознание, молча ощупывая шерстистую орочью спину вокруг раны, промытой отваром закелицы и болиголова. Ее руки чуть светились. Волк с любопытством ткнулся в них носом, обнюхал рану, брезгливо чихнул и потрусил в лес, решив, видимо, что хозяину ничего не угрожает.
Неслышным шагом подошел Телевар.
– Ну, что с ним? - безразличным тоном поинтересовался он. В глубине души тысячник досадовал на не вовремя возникшую проблему. Впрочем, рассудил он, место в телеге найдется, а в Купчище они передадут бедолагу на руки соплеменникам. Может, те и одарят чем за бескорыстную помощь… Тролль же, чье суровое племя известно своей выносливостью, вполне может шагать рядом с телегой, не напрягая лишний раз лошадей. - Жить будет?
– Наверное, - пожал плечами тролль. - Все в руках Судьбы, но, кажется, ему повезло. Болт не попал в сердце, не достал до легкого, так что единственная проблема - кровопотеря. - Ольга подтвердила его слова молчаливым кивком. - Орки - народ живучий, не помер сразу - оклемается.
– Ладно, - кивнул Телевар. - Я пришлю кого-нибудь на подмогу, перетащите парня к телегам. Хворост туда уже перетащили, чтобы огнем отбиваться, если что. - Он кивнул в сторону составленных в квадрат телег.
– От кого отбиваться, дядя Телевар? - удивленно осведомилась Ольга. - Разве на нас нападет кто?
– Кто-то же его подстрелил, - ответил за тысячника Хлаш. - Кто его знает, налетят еще ночью лихие люди… или не люди. Спасибо, уважаемый Телевар, но я и один справлюсь.
Телевар коротко кивнул в знак согласия и отошел. Ольга с помощью Хлаша туго перебинтовала рану, и тролль осторожно перенес тело к повозкам.
Когда его укладывали на подстилку, раненый пришел в себя. Привстав на локте, несколько секунд он безумными глазами всматривался в освещенные неверным мечущимся светом костра лица склонившихся над ним людей.
– Что… поход… Гахаш… - прохрипел он, с трудом ворочая языком. - Где…
– Спокойно, спокойно, - придержал его на подстилке тролль. - Все хорошо, уважаемый, ты в безопасности. Мы на южной опушке Орочьего леса. Лежи, тебе вредно двигаться.
Раненый откинулся на спину и тяжело задышал. На его губах запузырилась слюна, вывернутые ноздри раздувались.
– Меня зовут Заграт Тргаха… - пробормотал он, прежде чем снова потерять сознание.
Из темноты вынырнули разведчики.
– Все в порядке, - сказал Громобой. - Место чистое, чемерицы и прочей дряни быть не должно. Неподалеку следы старых стоянок, видно, не нам одним здесь понравилось. Телевар, кто первым дежурит?
– Теомир на пару с Брошей, - отозвался тысячник. - Потом Любоконь с Чеботаром, Кореш с Перевоем, и мы с тобой напоследок.
– Ты меня забыл, уважаемый темник, - напомнил о себе Хлаш. Всадники покосились на него, но промолчали. - Мне не впервой ночью дозор нести.
– Да ты разве ночью видишь? - недоверчиво покосился на него Перевой. - Говорят, ночью ваша братия ровно кутенята слепые.
– На то ночное зелье есть, - терпеливо пояснил тролль. - С ним я не хуже орка вижу. Так что, темник? Когда в дозоре стоять?
– Непорядок это - чужих на пост ставить, - неодобрительно отозвался Телевар. - Впрочем, если подсобишь нам с Громобоем под утро, гнать не будем. А сейчас ужинаем - и на боковую.
После ужина, состоявшего из вяленого мяса с хлебом да горячего малинового отвара, костер затоптали, и народ стал укладываться на боковую. Ольга устроила себе постель рядом с раненым орком, на случай, если тому ночью понадобится помощь. Орочий волк, облизываясь, вышел из темноты, обнюхал хозяина и, молча сопя, улегся между ним и девушкой, видимо, охраняя. К его морде прилипли светлые перья. Ольга негромко засмеялась и потрепала зверя по загривку. Тот в ответ лизнул ее в щеку. Ольга ойкнула от неожиданности, но потом зарылась рукой в жесткую волчью шерсть и безмятежно заснула.
Орки возникли из темноты, когда дежурили Любоконь с Чеботаром. Неслышными тенями они окружили стоянку, каждый держал на шлее огромного боевого волка. Намордников на зверях не было, и они с едва слышным ворчанием демонстрировали белоснежные кинжальные клыки под верхней губой, чуть мерцающие в свете костров. Оружие у пришельцев оставалось в ножнах, но чувствовалось, что ночные гости готовы в любой момент пустить его в ход.
Впрочем, к тому моменту, как кольцо вокруг лагеря замкнулось, Всадники, поднятые переливчатым свистом Любоконя, уже укрылись за телегами, похватав оружие. Огненные стрелы воткнулись в заранее сваленные в отдалении груды хвороста, и те начали разгораться, превращая освещенных сзади орков в хорошую мишень. Минуту на поляне царило напряженное молчание.
– Эй, там, за телегами, не бойтесь, - наконец раздался хриплый орочий голос. - Мы не разбойники и не воюем ни с Всадниками, ни с троллями Песчаных гор. Наша война совсем в других краях. Мир.
– Тогда зачем подкрадываетесь в ночи аки тати? - напряженно осведомился из-за укрытия Телевар. Старый тысячник клял себя за непредусмотрительность. Где один орк - там и вся шайка, не бродят они в одиночку. Ну что стоило колючек набросать, чтобы волки ихние себе лапы раскровянили! - Места много, если хотите заночевать - милости просим, вместе веселее. Только серых своих подальше от наших коней держите…
– Не дергайся, вождь, - откликнулся тот же голос. - Мы не собираемся ночевать здесь. У нас впереди длинная дорога, а наши серые друзья не сделают ничего плохого вашим коням. Мы хотим забрать преступника, чтобы предать его суду предков. Кровавый след приходит сюда и обрывается, значит, он у вас. Выдайте ублюдка, и мы свалим отсюда быстрее, чем вы пернете.
– Не понимаю, - все так же напряженно откликнулся Телевар. - О каком преступнике говоришь, уважаемый орк?
– Парень, что валяется где-то у вас под телегой и нюхает лошадиное дерьмо, -разъяснил орк, - предательски убил вождя, чтобы задержать выступающий в поход клан и избежать сражений. Он трус, и из трусости совершил черное предательство. Он должен быть наказан. Он умрет.
– Выдать вам умирающего для суда? - удивился Телевар. - Да он без сознания валяется, с места его дернешь - концы отдаст. Проще его здесь зарезать, чтобы не мучился зря.
– Мы сами знаем, что проще! - на этот раз, чувствовалось, переговорщик заскрежетал зубами. - Слушай, вождь, не осложняй дела дурацкими словами. Мы все равно заберем эту сволочь, будете вы тут выеживаться или нет!
Телевар скривился. Все-таки орочья натура прет наружу через все щели, как ее не скрывай. И этот вот вроде сначала говорил вежливо, но чуть слово поперек - и на дыбы. Тысячник не собирался защищать безвестного орка, случайно подобранного на обочине проезжего тракта, но сейчас он начал злиться.
– Мы не собирались мешать вашему правосудию, - угрюмо заявил он. - Но и нарушать закон нашего гостеприимства я тоже не буду. Мы приняли беглеца к себе в лагерь, и выдать его на явную смерть я не могу.
– Он должен умереть, - говорящий явно начал выходить из себя. Волки, почувствовав его настроение, недобро порыкивали. Впрочем, орки стояли неподвижными силуэтами на фоне разгоревшихся костров и нападать пока не собирались. - Неужто мы должны драться с добрыми соседями, лишь бы исполнить наш закон? Подумай хорошенько, вождь, стоит ли бесславно подыхать здесь ради какого-то грязного орка?
– Ах, бесславно, скотина ты этакая? - оскорбленно пробормотал кто-то из Всадников, кажется, Громобой. - А вот я тебя сейчас из лука…
– Тихо, - оборвал его Телевар. Дурак-орк со своими идиотскими заявлениями делал мирное разрешение конфликта все менее вероятным, и тысячник лихорадочно искал способ отдать им этого подстреленного бродягу, не потеряв лица. - Слушай, уважаемый орк, так мы никуда не приедем. Давай подождем до рассвета, утро вечера мудренее, а там все обсудим на свежую голову?
– У нас нет времени. Мы не можем потерять еще одну ночь, - откликнулся собеседник. - Серый Коготь и так уже опоздал на сбор племен. Выдайте нам пленника или умрите!
На этот раз недовольно заворчали уже все Всадники. Драться с численно превосходящим, да еще и обладающим ночным зрением противником не хотелось никому, однако нахальный орк затронул те струны души, которые могли играть лишь музыку битвы. Схватка казалась неминуемой.
Телевара кто-то легонько похлопал по плечу. Тот резко обернулся, с трудом подавив желание ткнуть назад кинжалом, и увидел перед собой массивный силуэт тролля. На зеленой чешуе играли отблески костров.
– Можно, я скажу, уважаемый Телевар? - тихо осведомился он. - Мне приходилось ранее вести переговоры…
Секунду тысячник размышлял, потом обреченно махнул рукой.
– Говори, - проговорил он сквозь зубы. - Хуже не будет.
Тролль слегка поклонился ему и выпрямился во весь рост.
– Слушай меня, Серый Коготь! - раскатился над поляной его звучный бас. - Я, Хлаш Дэрэй, хочу сказать свое слово!
– Клан Серого Когтя слушает тебя, матха, - с неожиданным уважением откликнулся орк. - Мы слышали о тебе и не возражаем против слова мудрости. Говори.
– Спасибо, уважаемый! - склонил голову тролль. - Я всего лишь хотел заметить, что зреющая драка не нужна никому. Я правильно говорю?
– Правильно, - откликнулся орк. - Но мы не можем уйти без предателя. Убийца должен быть наказан.
– Да, убийца должен быть наказан, - согласился Хлаш. - Но нигде не сказано, что его должны наказать именно вы. Кроме того, по вашему закону, насколько я его знаю, обвиняемый имеет право защищаться. Но ваш соплеменник умирает от потери крови, он может не дожить даже до утра. И он точно не вынесет переезда. Даже если вы решите судить его здесь, он не сможет сказать и слова в свою защиту.
– Он сдохнет, как бы ни отпирался! - качнулся вперед ражий орк, чуть не на голову выше остальных. - Слова лишь оттянут неизбежное! К ногтю гада!
– Тихо, Гахаш, не рыпайся! - приказал первый орк. - Мы слушаем тебя, матха.
– Я знаю, что в Гхаш-Хуруме есть большая орочья община, - как ни в чем не бывало продолжил тролль. - Обоз Всадников направляется туда, для раненого найдется место на телеге. За несколько дней он придет в себя настолько, что сможет защищаться, а если умрет - значит, на то воля ваших предков. Вам же не придется тащить на себе лишний груз. Если же вы перебьете нас - я говорю "нас" потому, что не останусь в стороне от схватки - то ярость Всадников обрушится на ваши беззащитные деревни, воины которых сражаются где-то в чужих краях. Не слишком приятно возвращаться к пепелищу, пусть даже с победой. Не лучше ли разойтись миром? Что скажешь, предводитель?
– Он сдернет по дороге в город! - яростно прорычал тот, кого назвали Гахашем. - Это трюк! Мы должны замочить его здесь и сейчас!
– Заткнись, Гахаш! - неожиданно зло рявкнул на него орочий главарь. - Тебя не спросили! Просрал поединок - не рыпайся теперь!
– Он победил нечестно! - прошипел Гахаш. - Еще никто не превзошел меня в честном бою! Я могу хоть сейчас доказать это тебе, Снага, вождь ты наш самозваный! Отскочь в сторону, или я тебе кровь пущу!
– Сейчас они покрошат друг друга, и вопрос решится сам собой, - глубокомысленно заметил Перевой. - Хорошо бы…
Однако Снага уже овладел собой.
– Не время для поединков, - уже спокойно ответил он. - Скажи, матха, где гарантия, что это предатель попадет куда надо, а не слиняет в кусты по дороге?
– Моего слова достаточно? - осведомился Хлаш.
– Не знаю, - пожал плечами орк. - Мы должны подумать. Ждите, мы недолго. - Он гортанным голосом отдал какую-то команду, и кольцо орков вокруг стоянки рассыпалось. Пришельцы растворились в окружающей тьме.
– Что ты нес? - зло набросился на Хлаша Телевар. - Мы что, тюремщиками для этого бродяги теперь становиться должны? Дел у нас других нет, кроме как с орками бездомными возиться?
– Но ведь ты же, уважаемый темник, все равно собирался подобрать его, - пожал плечами тролль. - А до Тхул-Д"зибара парень на ноги не встанет. Нам так и так придется искать, кому оставить его в городе - вы вскорости отправитесь по домам, у меня тоже свои заботы. Я не пообещал ничего такого, что не получалось само собой.
– Само собой… - проворчал тысячник, остывая. - Уж больно легко у тебя получилось. И чего это они тебе на слово поверили? Да и не лежит у меня сердце отдавать бедолагу на верную смерть.
– Ты же не знаешь, что он совершил, - логично возразил тролль. - Подобными обвинениями просто так не бросаются. Виновен он или нет - решать не нам, но суды у орков чаще всего справедливые. По крайней мере, по сравнению с человечьими.
Телевар только махнул рукой.
– Да мне-то, в общем, все равно, - сокрушенно пробормотал он. - Свалились вы на мою голову… Не поездка на торжище получается, а прямо игра в войнушку какая-то. Сначала волколаки, теперь вот орки…
– Волколаки? - встрепенулся Хлаш. - Какие волколаки?
– Выли посреди бела дня, понимаешь, - вяло откликнулся Телевар. - На глаза не казались, но выли. Не к добру все это…
Хлаш внимательно посмотрел на тысячника, но промолчал.
Несколько томительных минут спустя в свете уже затухающих костров возник одинокий орк.
– Тролль Хлаш Дэрэй и человеческий вождь! - торжественно заявил он. - Даете ли вы слово, что сдадите этого ублюдка с рук на руки клану Красной Печи в Тхул-Д"зибаре?
– Даю свое слово, - откликнулся тролль.
– И я, темник Телевар, даю, - нехотя заявил тысячник после мгновенного колебания. - Доставим и сдадим в лучшем виде, не сомневайтесь.
– Меня это устраивает, - фыркнул орк. - Извиняюсь за наезд. До встречи. - Он слегка поклонился и исчез.
Несколько минут люди еще лежали в укрытиях, подозревая злую хитрость, но орки, видимо, действительно не собирались нападать. Первым из-за тележного колеса поднялся Громобой. Вопросительно взглянув на тысячника, он махнул рукой Броше и двинулся к лесу.
– Постойте, уважаемые! - окликнул их тролль. - Вместе сходим.
Поколебавшись, Громобой кивнул. Несколько мгновений спустя троица исчезла в ночном лесу. Люди поднимались на ноги, настороженно оглядываясь по сторонам, с трудом разжимая затекшие на рукоятях мечей кулаки.
– Вот не было печали! - тысячник с зло пнул ни в чем не повинную телегу. - Теперь еще и тюремщиками стать пришлось! Все один к одному, как на ниточку нанизывается… - Он подхватил откатившуюся в сторону от огня тлеющую ветку и подошел к раненому орку - теперь уже пленнику. Тот хрипло дышал сквозь стиснутые зубы, вывернутые ноздри надувались как паруса, под полуприкрытыми веками виднелись белки закатившихся под лоб глаз. Неподалеку, привалившись к боку волка, посапывала Ольга. "Сильна же девчонка дрыхнуть!" - поразился Телевар. Волк приоткрыл один глаз, взглянул на Телевара и сладко зевнул. Тому вдруг показалось, что зверюга ухмыльнулась ему. Он ошарашено потряс головой, но волк уже снова дремал, уткнув морду в скрещенные лапы. Пожав плечами, Телевар отошел в сторону.
До возвращения разведчиков никто не сомкнул глаз. Те не показывались довольно долго, и Теомир нервно хватался за рукоять меча, вскакивал и начинал ходить из стороны в сторону, так что на него начинали шикать. В конце концов он привалился спиной к тележному колесу неподалеку от Ольги. Ему чудились тихо ползущие сквозь ночь орки с кинжалами в зубах, со всех сторон целящиеся в него из луков, он то казался себе маленьким и беззащитным, то вдруг становился могучим воином, без промаха разившим врагов на глазах у восхищенной девушки. Огромный орк с капающей с клыков пеной, красными горящими глазами и отблескивающим в смутном отсвете угольев ятаганом выпрыгнул из травы, бросился на него, замахнулся, ударил. Теомир волчком крутнулся в сторону, ударился затылком о что-то твердое и проснулся.
На востоке брезжила заря. Розовый краешек неба понемногу разгонял темноту, обозначая четкие, будто нарисованные верхушки деревьев. На западе еще виднелась Голубая звезда, утренний влажный холодок пробирал до костей. Где-то негромко свистнула ранняя пичуга. Теомир чихнул и с трудом поднялся на ноги. Болела затекшая за ночь спина. Все уже поднялись, хмурые невыспавшиеся люди бродили по лагерю, на костре ключом кипела вода. Ольга склонилась над орком, осторожно обтирая его лицо какой-то тряпкой. Тролль сидел неподалеку, водил оселком по лезвию длинного кинжала или короткого меча, казавшегося миниатюрным в его здоровой лапище. Рядом валялась огромная суковатая дубина, утыканная шипами. С уважением покосившись на нее, Теомир поздоровался с Ольгой, коротко кивнул троллю в знак приветствия - чешуйчатый гигант учтиво привстал, склонив голову в ответ - и отправился в ближайшие кустики. В утреннем полусвете было видно, что трава вокруг лагеря вытоптана тяжелыми орочьими сапогами. Вернувшись назад, Теомир ухватил кусок хлеба, но тут набежал тысячник и погнал его собирать разбредшихся за ночь лошадей.
Когда обоз двинулся дальше, солнце уже наполовину поднялось над горизонтом. Смотреть на огромный красноватый шар почему-то было приятно, и Теомир пялился на него, пока в глазах не заплясали оранжевые круги. Тролль легко шагал рядом с телегами, хотя обоз двигался по меньшей мере вдвое быстрее обычного пешехода. Его чудовищная дубина мирно покачивалась у него за спиной рядом с небольшой дорожной котомкой. Теомир краем глаза, чтобы не показаться неотесанной деревенщиной, рассмотрел неожиданного спутника. Впрочем, ничего такого, что не увидел накануне вечером, он не заметил. Огромный, на три головы выше Теомира и на полторы - здоровяка Громобоя, одет в зеленую рубаху и такие же зеленые, под цвет чешуйчатой шкуры, штаны, широко расставленные глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, выдающиеся вперед тяжелые челюсти с торчащими клыками… Обуви тролль не носил, по всей видимости, принципиально. Во всяком случае, не было похоже, что его плоские беспалые стопы знали башмаки. Волк мирно покачивался на телеге рядом с до сих пор бессознательным орком. Видимо, он вознамерился не оставлять хозяина ни на миг. Тележник Любоконь иногда подозрительно косился на него через плечо, но серый зверь с любопытством оглядывал окрестности, не обращая на возницу никакого внимания. Теомир глазел на него, пока не вспомнил кое-что из прошлой ночи. Он тронул бока коня шенкелями и нагнал Телевара.
– Господин темник, а господин темник! - затеребил он тысячника, угрюмо погруженного в свои мысли.
– Чего тебе, парень? - нехотя откликнулся тот. - Живот прихватило?
– Господин темник, а куда мы сейчас едем? - не обращая внимания на подковырку, спросил парень.
– Как куда? - удивился Телевар. - В Купчище, вестимо, куда и вчера ехали. А чего это мы куда-то свернуть должны?
– Ну, как же… - замялся Теомир. - Ночью вот про какой-то Га… Гах… Гашурум говорили. Ну, орка этого сородичам доставить… А еще этот Хлаш, ну, тролль который, про Тулибар говорил…
– Ах, это… - повел плечами тот. - Не Гашурум, а Гхаш-Курум, Торговый Город, значит, по-орочьи. По нашему - Купчище, а по-ихнему - Гхаш-Курум. А у троллей он Тхул-Д"зибар зовется, Город Базаров. Сами же горожане его Хамиром кличут, но это уже ничего не означает, просто название. А других городов, кроме Купчища да нашего Столеграда, здесь, почитай, на сотни верст окрест нет. Так, землепашские деревеньки…
– А, вон оно как, - разочарованно вздохнул Теомир. - Я-то думал… А когда мы до Купчища доберемся?
– Ну… - задумчиво пощипал бороду Телевар, - ежели ничего особенного более не случится, денька через три-четыре доедем. А что, устал уже в седле бултыхаться?
– Ничего я не устал, - обиженно буркнул Теомир. - Просто не терпится…
Волколаки атаковали, когда обоз почти проехал рощицу, длинным языком выступавшую от опушки Орочьего Леса. Сначала забеспокоился волк. Он вдруг вскочил, обернулся назад и глухо зарычал, напряженно покачиваясь на напружиненных ногах. Перепуганный Любоконь бросил вожжи и кубарем скатился с телеги, хватаясь за сулицу. Прочие тележники последовали его примеру. Верховые обнажили клинки. Обоз встал, и тут же взбесились кони. Оседланные животные храпели, яростно взрывая копытами землю, так что Всадники с трудом удерживались на них. Тягловые лошади ломали и выворачивали оглобли, прочие же рвали поводья, которые привязывали их к телегам, роняя на землю кровавую пену с рассеченных губ. И тут же на отряд обрушился вой.
Казалось, посмертная тоска всех ушедших водопадом изливалась на людей. В глазах темнело, руки бессильно опускались, роняя оружие, черный ужас пленил рассудок. Испарина покрывала лица, становилась трудно дышать. Низкий вибрирующий звук вкручивался во все поры парализованного страхом тела. Лошади уже не храпели, а сдавленно сипели, обессиленно опускаясь на колени, некоторые в корчах бились на земле. Солнце стремительно таяло в чернеющем небе, превращаясь в собственный призрак, исходя промозглым холодом, деревья превратились в скелеты, обвешанные сгнившими прямо на ветвях листьями. Вой сверлил уши, и казалось, что во всем мире не осталось ничего, кроме этого жуткого звука да еще предчувствия неминуемой страшной смерти и ужасающего посмертия.
Волколаки один за другим выходили из-за деревьев, охватывая обоз кольцом. Чудовищно огромные - раза в два выше в холке, чем совсем не маленький орочий волк, с кинжальными клыками в багровых пастях, с горящими безумным огнем глазами и клацающими на ходу о землю тупыми когтями, они не торопились. Еще ни одна жертва не уходила от них, парализованная их мрачной силой. Полуразумные, изредка они оставляли кого-то в живых - чтобы те разносили по свету свой страх, изгоняя из сердец слушателей сами помыслы о возможном сопротивлении. И выжившие передавали свой ужас другим, матери пугали непослушных детей безжалостной смертью от волколачьих зубов, и специально снаряженные отряды сорвиголов-охотников бежали со всех ног, едва заслышав этот вой. И сейчас незвери были уверены в легкой победе. Они могли рвать глотки беззащитным людям и животным, но не торопились, наслаждаясь каждым мгновением, что их жертвы корчились в судорогах ужаса.
Ногу почти потерявшей сознание Ольги пронзила острая боль. Непонимающе он взглянула вниз, где на телеге валялся бессознательный орк. Впрочем, нет. Орк смотрел на нее красными глазами из-под набрякших век, судорожно вцепившись своими когтями девушке в щиколотку. Из-под когтей текли тоненькие струйки крови, но Ольга вдруг почувствовала, что ужас потихоньку отступает, воздух понемногу проникает ей в грудь, а серая пелена перед глазами чуть отодвинулась. Могучий тролль обессиленно опирался на край телеги обеими руками, его плечи поникли словно под неподъемным грузом.
– Быстро!… - прохрипел орк. - Быстро, дура, помогай, пока все не сдохли!… - Второй рукой он шарил по поясу. - Найди… амулет! Медный лист! - Он бурно закашлялся. - Быстро! - боль от когтей стала еще нестерпимее. Странно, но чем больше когти драли ее кожу, тем слабее становился наводимый волколаками ужас.
Словно в кошмарном сне, Ольга выдернула ногу из орочьих когтей, сползла с седла на землю, склонилась к раненому и провела свободной рукой по его поясу. В разных местах он топорщился - видно, что-то лежало в потайных карманах - а в одном месте прощупалось что-то твердое, плоско-овальное, с зубцами. Девушка слабо потянула за клапан, но орк отбросил ее руку и сам вытащил предмет наружу. Затем он сжал его в кулаке, обессиленно откинулся на спину и закрыл глаза.
И тут же словно молотом ударило по головам людей. Черепа словно стали пустыми, гулкими, все эмоции растаяли в свете солнца, которое вдруг засияло с удвоенной силой. Всадники судорожно хватали ртами воздух, и это была уже не дань надвигающейся смерти, но жадность затянутого водоворотом пловца, нежданно выброшенного течением на поверхность. Волколаки все еще выли, но этот звук отступил куда-то далеко-далеко, он прокатывался по сознанию словно могучий прибой по гранитным валунам, более не властный над ним.
Ольга почувствовала, как холодеет ее тело, как подкашиваются ноги от неподъемной усталости, словно ее жизнь утекала куда-то по невидимому руслу, но тут же ее подхватила мощная рука тролля, орк оскалился, хватаясь за Хлаша, и тьма накрыла девушку милосердным покровом.
Она уже не видела, как волколаки, почувствовав неладное, оборвали вой и одновременно бросились на людей. Теомир заученным движением всадил звезду в глаз ринувшегося на него незверя, и над дорогой снова раздался вой - но на сей раз невыносимой боли. Волколак кубарем покатился по земле, охватывая морду лапами, пытаясь вырвать из нее смертоносное железо, а Громобой уже принял на копье второе чудовище, третье же рухнуло на землю с длинным кинжалом Телевара в глотке. Казалось, что вся поглощенная сиюминутным ужасом сила многократно вернулась в тела отчаянно бившихся людей. Волколаки привыкли убивать беспомощных, парализованных жертв и потому проигрывали бой, несмотря даже на размеры и численное превосходство. Незвери сталкивались в прыжке, вдвоем-втроем пытаясь напасть на одного человека, катились по земле, исполосованные беспощадной сталью, но не отступали. Вот свалился под тяжестью нападающего Чеготар - он запнулся за корень - но, кошкой извернувшись в падении, приземлился сверху, чудом избежав клыков, и тут же вогнал в смрадную пасть клинок длинного кинжала. Зубы другого волколака рванули левое плечо Кореша, но Всадник, упав на одно колено и мотнув головой, уклоняясь от мощных челюстей, распорол ему брюхо мечом. Массивный тролль ужом крутился между нападающими, демонстрируя чудеса ловкости, клыки бессильно скользили по его чешуйчатой коже, а страшная палица методично вздымалась и опускалась, круша черепа и хребты. Перевой и Броша, чуть в стороне от остальных, встав спина к спине, отбивались сразу от десятка незверей, четыре тела уже валялись вокруг.
Вдруг как-то сразу битва замерла. Тяжело дыша, покрытые своей и чужой кровью, люди настороженно смотрели на чудовищ, кольцом окруживших телеги. Впрочем, нападать вторично они не решались - их осталось едва половина, полтора десятка серых тел валялось окрест. Впрочем, люди хоть и не потеряли никого, но почти все с трудом держались на ногах. Кореш кривился от мучительной боли, зажимая прокушенное плечо. Теомир в падении ударился о телегу головой и теперь оглушенно оглядывался по сторонам. Телевар тяжело опирался о телегу, не в силах поднять налившиеся свинцовой тяжестью руки. Даже тролль выглядел не лучшим образом, изорванная одежда болталась на нем тряпкой, обнажая глубокие, сочащиеся голубоватой кровью царапины. Один из волколаков снова завыл, но тут же разочарованно осекся. Орочий волк, весь исполосованный зубами врагов, повернул к нему морду и насмешливо щелкнул зубами.
– Вот так съездили на торжище за гостинцами, - просипел тысячник пересохшим горлом. - Правду Броша сказал, не к добру все это… Ну что, други, хотя бы умрем достойно!
С чавканьем три сероперых стрелы вонзились в изготовившихся к новому броску волколаков. Незвери, подвывая от боли, закружились на месте, щелкая зубами в воздухе, а с другой стороны ударило еще три лука. Два волколака свалились на землю, остальные, мгновенно приняв решение, прянули в заросли падуба, оставляя на колючках клочья серой шерсти.
Из-за деревьев не спеша выехало семеро всадников в странной одежде. На шестерых были кованые нагрудники, стальные наручи и поножи, серебристые кольчуги спускались почти до колен. Каждый был вооружен длинным черным луком, у пояса висели длинные узкие мечи, а за спиной - колчаны и небольшие круглые щиты. На головах воины носили полушлемы со стрелкой, спускающейся на нос.
– Мир вам! - поднял руку седьмой, с длинной седой бородой и в долгополом халате колдуна. - Мы рады, что успели вовремя.
Теомир обессиленно опустился на землю. Перед глазами плыли черные пятна, ныла разбитая голова. Из рассеченной на затылке кожи текла струйка крови. Страшно хотелось закрыть глаза и уснуть. Остальные Всадники последовали его примеру, лишь Телевар да Хлаш остались стоять на ногах.
– Мы благодарим вас за нежданную помощь, - поклонился Телевар. Только сейчас он почувствовал саднящую боль в боку и левой ноге. Краем глаза он заметил, что от голенища сапога остались одни клочья. Тысячник пошатнулся и был вынужден опереться на тролля. - Вы спасли наши жизни, мы ваши должники. Я - Телевар, темник Всадников, а это мои люди. Идем с обозом в Хамир, ведем лошадей на продажу. Кто вы и как оказались в этих местах?
– Я - Боршугал, боевой маг по найму города Хамира, - приложил руку к сердцу колдун. - Это мой эскорт из Лютой Сотни, - он обвел пришлых всадников рукой, и те коротко кивнули. - Приезжие рассказали, что варги объявились в этих краях. Вижу, они не ошиблись. Через ваш Столеград в Хамир идет большой обоз с кирпичной глиной, и городской совет отрядил нас навстречу, чтобы усилить охрану. Мы услышали охотничий вой варгов и поспешили на помощь нашему, как мы думали, каравану. Но скажите мне, доблестные Всадники, как вы смогли противостоять воплощенному злу в образе этих чудовищ? Я не вижу среди вас ни одного мага. Да и немногие ваши маги, не в обиду будь сказано, вообще способны на такое.
– Нам помог подобранный по дороге раненый орк-шаман, - ответил Хлаш, осторожно поддерживая Телевара под локоть. - В момент нападения он пришел в себя и нашел силы защитить нас от черного колдовства волколаков. Сейчас он, боюсь, снова без сознания, как и помогавшая ему целительница.
– Воистину говорят - делай добро, и оно окупится, - пробормотал Боршугал. - А ты, могучий тролль, как я вижу, наемник? С каких это пор гордые Всадники нанимают ваших бойцов для защиты обозов?
– Я - Хлаш Дэрэй, уважаемый Боршугал, - поклонился тролль. - Я продаю свои услуги за деньги, но сейчас просто иду в Хамир со случайно встреченным обозом. Так уж получилось.
– Случай - рука Судьбы, - улыбнулся маг, - и уже тебе ли об этом не знать, доблестный Хлаш Дэрэй! Думаю, без тебя твоим попутчикам пришлось бы худо, да и ты в одиночку не выстоял бы. Судьба свела вас вместе и тем самым спасла. Еще бы знать - зачем?… Но нам пора, уважаемые. Я бы порекомендовал провести с убитой нечистью необходимые ритуалы до заката. Впрочем, времени еще много, и вы вполне успеете передохнуть. Чуть к северу отсюда я видел ясеневую рощу. Но прощайте, храбрецы, нам пора. Могу дать бесплатный совет: дождитесь нашего обоза здесь, вместе безопаснее. Он должен подойти еще до ночи. - Маг по найму снова прижал руку к сердцу, повернул коня, и спустя минуту цокот копыт хамирского отряда затих вдали.
Оскальзываясь в волколачьей крови и опираясь на Хлаша, тысячник с трудом добрел до ближайшей телеги и несколько секунд неподвижно стоял, ожидая, пока утихомирится бешено стучащее сердце.
– Хлаш, - тихо сказал он. - Взгляни, пожалуйста, что там с девочкой… и с орком. Похоже, мы им по гроб жизни обязаны. Если бы не они…
Следующие несколько часов отряд отходил после битвы. Ольга так и не пришла в сознание. Ее устроили на телеге, завернув в одеяло и влив в рот укрепляющее зелье из голубой глиняной бутылочки. Остальным же пришлось лечиться, полагаясь лишь на собственный опыт да на указания тролля и орочьего шамана Заграта Тргахи. Последний, казалось, чувствовал себя заметно лучше и, очухавшись, снова терять сознание не собирался.
– Не особенно полагайтесь на нас с Загратом, - чуть виновато пояснил тролль. - Я - боец, не лекарь, могу лишь перевязать рану, а в травах да настоях не разбираюсь и колдовством лечить не умею. Заграт же хоть и колдун, но стихийный, волшба тела ему недоступна. Придется ждать, пока не очнется ваша целительница.
– Или не подойдет обоз, о котором тот маг-наемник упомянул, - проворчал шаман. - Только сдерет тамошний лекарь, если там такой есть, с вас три шкуры не хуже волколаков. Купцы мягкосердием не страдают, обдерут как липку. - Левую руку ему крепко прибинтовали к груди, правой же орк осторожно ощупывал шкуру своего драгоценного волка. Тот повизгивал, но даже позы не менял, глядя на хозяина преданными глазами. - Не рассчитал я, слишком много сил у девчонки взял, моя вина. Ну да к завтрашнему утру оклемается…
Наконец кровь с грехом пополам остановили, раны промыли и перевязали чистым тряпьем. Громобой с Теомиром, как наименее пострадавшие, поковыляли собирать порвавших привязи и разбежавшихся коней. Хлаш отправился к ясеневой роще за кольями. Лошадей пострадало на удивление мало. Лишь Длинногривая валялась на земле с порванным горлом, да Рыжик, тяжеловоз, сломал себе шею, когда бился в оглоблях. Труп коня выпрягли, но оттащить его в сторону сил уже не было. Вскоре вернулись охотники за лошадьми, нескольких они вели в поводу, другие вышколенно сами трусили за ними. Кое-где шкуры животных покрывали царапины, но Телевар, бегло осмотрев их, махнул рукой - мол, заживет до продажи. Учуяв мертвых волколаков, лошади снова начали храпеть и косить глазом, так что пришлось тратить остатки сил на то, чтобы передвинуть обоз вперед на полверсты, под сень небольшой дубовой рощицы. Затем несколько Всадников вернулись на место битвы, где их уже ждал тролль с огромной охапкой ясеневых кольев, и тщательно пригвоздили к земле тела мертвых волколаков.
– Не оживут за ночь-то? - озабоченно осведомился Теомир, пробуя рукой, крепко ли сидит кол. Тело болело, как избитое дубиной, но хотелось сказать что-нибудь умное, взрослое. - Вон какие здоровые…
– Ничего, - сплюнул Телевар кровавую слюну. Кровь из рассеченной губы не унималась, надо было копаться в котомках, искать травы, а целительница до сих пор лежала без сознания. От трупов, пронзенных добрым деревом, поднимался тонкий дымок, отвратительно воняло паленой плотью. - До завтрашнего полудня точно не оживут, а там вороны о них позаботятся. Надо бы знак рядышком вкопать - теперь место долго нехорошим будет. Ну да конь с ним, со знаком, сил никаких нет, на ногах еле стоим… Место неудобное, на ночевку народ здесь не встанет, а днем неопасно. И вообще, собачьи это сказки про оживающую пакость. Поехали отсюда.
На ночь тысячник хотел было выставить двойные посты, но Хлаш отговорил его.
– Не надо, - сказал он. - Волколаки ошиблись, не напав внезапно. Даже днем они могли бы легко разделаться с нами, но понадеялись на легкую победу и проиграли. Во второй раз они нападут внезапно, и тут уже неважно, стоят на часах трое или никого. Нас порвут в клочья прежде, чем мы поймем, что происходит.
– Так что же теперь, не защищаться? - окрысился на него тысячник. - Лапки кверху и ждать, пока нами не поужинают?
– Не придут они больше, - вмешался орк со своей телеги. - Разве ты сам не чувствуешь, вождь?
– Не чувствую чего? - буркнул Телевар, рассерженный, что ему указывают, как поступать.
– Птицы. Ветер. Деревья, - нетерпеливо пояснил орк. - Позволь миру войти в себя, сам поймешь.
И в самом деле, тягостной тишины предыдущих дней не было. Пичуги весело щебетали в дубовых кронах, где-то стрекотала белка, монотонно бубнила под нос кукушка. Свежий ветерок ерошил волосы, пробираясь под одежду, тихо шелестя листьями и постукивая ветвями. Огненный закат раскинулся на полнеба, окрасив багряно-желтыми цветами редкие перистые облака, огромное красное солнце медленно уходило за горизонт. На западе над деревьями уже мерцала Белая звезда, мирно плывущая навстречу заходящей Красной. По травяному ковру степи пробегали легкие волны, и старый тысячник внезапно почувствовал странное умиротворение. Все дурные предчувствия минувших суток растаяли в этом великолепии, и Телевар махнул рукой.
– Ладно, уговорили. Обычные посты, по двое. - Он критически окинул взглядом потрепанных обозников. - Да-а… Кореш, освобождаешься от дежурства, от твоей покалеченной руки все равно проку мало. Броша, Чеготар - первая смена, Перевой с Теомиром - вторая, Любоконь с Громобоем - третья, ну, а мы с тобой, брат Хлаш Дэрэй, последние.
– Что значит "проку мало"?! - вскинулся Кореш. - Я и левой рукой саблей машу неплохо!
– Тихо! - оборвал его Телевар. - Хлаш, ты как, согласен? Ты не наемник, не Всадник, я тебе приказать не могу.
– В отряде должен быть старший, - пожал плечами тролль. - Ты опытный воин, я с удовольствием буду повиноваться тебе… до Тхул-Д"зибара.
– Вот и ладушки, - кивнул Телевар. - Еще вот что. Заграт, твой волк может караулить? С его носом да глазами вернее врага обнаружим…
– Громом его зовут, - буркнул орк. - Он боевой волк, не собака цепная, брехать попусту не приучен. Меня, впрочем, охранять будет, я на него Слово наложил, а насчет вас сомневаюсь. А Слово лишь к хозяину верность дает, остальных он разве что терпеть будет, не более.
– То есть про волка можно забыть, - подытожил тысячник. - Ладно, переживем…
– Почему - забыть? - забывшись, пожал плечами орк, и тут же скривился от боли. - Тиксё агга"ххаш! И как той скотине в меня ночью на ходу попасть удалось, да еще из арбалета корявого? Не иначе колдовством помогал… Да, о Громе. Он - зверь умный, сам себе голова, если попросить его хорошенько, может, и согласится?
–Попросить? Согласится? - удивился тысячник. - Ты о чем, шаман? Он разве человечью речь понимает, чтобы его просить?
– Насчет человечьей не знаю, - скривился Заграт. - Вот меня понимает, зуб даю. Это тебе не простой волчара, в чащобе за хвост пойманный. Мы с нашими волками столетиями бок о бок рядом живем, чем можем друг другу помогаем.
– Ну да, помогаете… заклятьями верности, - насмешливо отмахнулся тысячник. - Тут хочешь-не хочешь, а поможешь.
– Не рассуждай о вещах, которых не понимаешь! - пришел черед орка обижаться. - Слово указывает, с кем волк в паре будет, кого на себе повезет, да за кого драться будет. Звери они все-таки, не орки, им все четко растолковывать надо, для того Слово и служит. А орку такое Слово без надобности, он и сам знает, кто ему в товарищи попался. Не рабы они нам, на такое только люди способны. Друг и раб - разные вещи!
– Ладно, друг так друг, - миролюбиво пожал плечами Телевар. - Не хватало нам еще из-за волка ругаться. Да и прав ты, я думаю. Не появятся сегодня волколаки. Сейчас ужинаем - и на боковую. Всем досталось, всем передохнуть надо. - Он махнул рукой, завершая разговор. - Темка, лежебока, волколак тебя раздери, где костер? Полчаса назад сказал огонь разжигать!…
Сумерки уже почти превратились в ночь, когда вдали послышался стук копыт и громыхание деревянных колес.
– Эй, уважаемые! - весело окликнул их знакомый голос. - Как дела? Не съели вас еще злыдни серые?
– Приветствую тебя, маг Боршугал, - устало откликнулся Телевар, с трудом выдираясь из дремы. - Живы пока твоими заклятьями. Что скажешь хорошего?
– Мой обоз цел, вы на себя, похоже, всех чудищ в округе стянули, - рассмеялся наемный маг. - Мне хорошо заплатят почти ни за что, спасибо вам. Доберемся до Хамира - с меня угощение да выпивка. Скажи, темник, есть тут где местечко усталым путникам притулиться?
– Ох, да располагайтесь где хотите, - широко зевнул Телевар. - Места невпроворот, тут десять таких обозов поместится. Телеги только закрепите получше, а то за ночь под укос скатятся. Вода неподалеку, наши часовые покажут. А про Хамир завтра поговорим…
Свет факелов метался по черным каменным стенам. Откуда-то тянуло сырым сквозняком. У Каола засвербело в носу, и он громко чихнул. Эхо испуганно заметалось по коридорам, накладываясь на тяжелый стук подкованных железом сапог конвоя. Трейн злился, его раздражали бутафорские факелы в ржавых железных канделябрах, прибитых к влажным стенам, сами стены этих дурацких коридоров, по которым ползали специально завозимые с болот мокрицы, и вообще весь этот по-фиглярски мрачный замок, выстроенный - он знал точно - исключительно для компостирования мозгов окрестным дикарям. Во всяком случае, за последние полтысячи лет ни один враг не осмеливался даже приблизиться к границам Закатной Бухты, не говоря уж о том, чтобы напасть на Замок Теней самого Майно - Созидателя, Несокрушимого, Вечного. Впрочем, враги называли его господина Тираннозавром - Каол не знал, что означает это слово, и никто не знал, но Майно приходил от него в бешенство. Кое-кто даже поплатился жизнью за неосторожный язык. Иногда Каолу доставляло удовольствие называть своего господина именно так. Про себя, разумеется, и не в Его присутствии: кому, как не верному слуге, знать, насколько хорошо Майно умеет читать мысли по выражению лица. А может, и не только по выражению…
Предводитель стражи подошел к могучей двери, ведущей из холла в приемный зал, и трижды размеренно ударил по ней бронированным кулаком. Дверь отозвалась глухим гулом. Трейн недовольно поморщился. Возможно, на иных гостей ритуал и действовал подавляюще, но Каол лишь досадовал о бесцельно потерянном времени. Это надо же - срочно сдернуть его с задания и на секретной летучей бочке ночью тащить сюда, чтобы ломать эту дурацкую комедию!
Выждав приличествующую случаю паузу, двери, тяжело грохоча железом по камню, раздвинулись в стороны, пропуская посланника в зал. Караул остался за порогом, чему Каол тайно порадовался. Если бы солдаты прошли в зал за ним, это означало бы арест, темницу или даже казнь за неизвестно какие провины. Впрочем, провинностей, за которые Майно мог бы казнить Трейна, хватало, и повелитель, безо всякого сомнения, про них знал. Знал, но в ход знание не пускал, предпочитая, видимо, держать в загашнике до поры до времени.
Каол сделал несколько шагов вперед, опустился на одно колено и замер, склонив голову. Каменный пол неприятно леденил ногу сквозь штанину.
– Можешь встать, мой верный слуга, - наконец разрешил ему Майно. Повелитель сидел на тяжелом золотом троне, освещенном сотней холодных факелов, стража в червленых панцирях неподвижно застыла вокруг, ее доспехи отбрасывали сияющие зайчики, режущие глаза. Неугасимое Пламя в центре залы отбрасывало багровые отсветы на скрытые в полумраке гобелены. Каол поднялся на ноги и еще раз поклонился.
– Мой господин, - произнес он.
Майно тяжело встал с трона и со вкусом потянулся. Было слышно, как хрустят его суставы.
– Пошли, - сказал он, сделав приглашающий жест рукой. - Разговор есть. - Он осторожно спустился по узким крутым ступеням трона, покрытым ковровой дорожкой, и поковылял в дальний угол зала. По небрежному мановению руки перед ним распахнулась неприметная даже на свету дверца, за которой на это раз оказалась обычная комната с видом на лес. Впрочем, Каол не удивился бы и горной вершине, обдуваемой всеми ветрами - настроение повелителя никогда было нельзя угадать заранее. Поэтому-то три лучших известных Каолу колдуна-иллюзиониста и мотались по миру в свите Великого.
Стены помещения полностью скрывали ковры. Было тепло, в окно, выходящее на закат, били последние лучи уходящего солнца. Вкусно пахло жареным мясом. В золотой амфоре плескалась темная жидкость, судя по едва уловимому терпкому запаху - выдержанное вино Голубого Кайала, что в северном Граше.
– Есть хочешь? - спросил Майно, с удовольствием опускаясь в мягкое кресло. - Давай, не стесняйся. - Он приглашающе махнул рукой и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Трейн присел напротив, из вежливости отрезал кусок жаркого - это оказалась кабанятина - прожевал, запил глотком вина. В другое время он бы не отказал себе в удовольствии посмаковать чудесный напиток, покатать его во рту, наслаждаясь ароматом, но сейчас было не до того.
– Докладывай, - сонно пробормотал Майно, не раскрывая глаз. - Как делишки?
– Все идет как и задумано, господин, - осторожно ответил Каол. Повелителя явно интересовал не ход операции, о таких вещах сообщалось и через связного мага. - Почти все кланы Орочьего леса поддались на мои уговоры и выступили к месту сбора. Только кланы Седого Дуба и Меченого Клинка остались на месте, но это естественно - они недавно сильно поцапались между собой, так что теперь у них воинов едва половина от прежнего. Пусть зализывают раны, нам не интересны…
– Что интересно, а что нет - сам решу! - резко оборвал его Вечный, приоткрыв один глаз. Впрочем тут же смилостивился. - Ладно, продолжай.
– Э-э-э… - прочистил горло слегка обиженный Каол. - Тролли Песчаных гор пока выжидают, только один род дал предварительное согласие. Их Большой Совет разослал разведчиков, чтобы оценить ситуацию. Впрочем, минимум половина зеленокожих не прочь поразмять кости. Молодежь рвется в бой, хотя старики их сдерживают. Я собирался вернуться к ним через пару месяцев…
– Ясненько, - едва заметно кивнул Майно. Казалось, он почти заснул. - Что-то еще?
– До кочевников я не добрался, не успел, - пожал плечами Каол. - До меня дошли слухи, что в тех краях неспокойно, волколаки откуда-то объявились, так что я как раз набирал усиленную охрану. Как только вернусь назад, сразу займусь коневодами. Это все, мой господин.
– Насчет волколаков не беспокойся, - Майно встряхнулся, открыл глаза, поерзал, устраиваясь поудобнее. - Насчет тебя им специальное указание дано. Это я их туда забросил.
– Но, мой господин… - озадаченно открыл было рот Каол.
– Не нокай, - поморщился Майно. - Так надо. Скажи лучше, было что подозрительное в тех краях?
– Подозрительное? - озадаченно спросил посланник. - В каком смысле - подозрительное?
– Ну, там герой какой объявился, от которого стрелы отскакивают, или девчушка-маг силы неимоверной, или же вор какой знаменитый, доселе неизвестный… - нетерпеливо разъяснил Созидатель. - То, о чем барды в трактирах распевают толпе на потеху. Было?
– Нет, ваше могущество, - развел руками Каол Трейн. - Я, во всяком случае, не слышал. О новых, - он намеренно подчеркнул это слово, - героях я ничего не знаю.
– Не знаешь… - задумчиво повторил Майно. - Так… Ладно, слушай сюда. - Он неожиданно легко вскочил на ноги и подошел в Каолу вплотную. Тот машинально поднялся, но Созидатель толкнул его обратно в кресло и угрожающе наклонился над ним. - С этого момента ты будешь собирать все истории и слухи, даже самые дурацкие и невероятные, слухи о новых героях или же бандитах с большой дороги - неважно. Чудесные спасения, героические битвы, замечательные открытия - все, что попадется. Особое внимание обращай на слухи о малых отрядах, и все - повторяю, все! -сообщай мне. Забудь про коневодов, продолжай работать с жугличами, но главное теперь - это чудеса в решете. Головой отвечаешь, понял?
– Да, повелитель! - ошарашенный Трейн кивнул, сглотнув слюну. Таким хозяина он еще не видел. - Я сделаю все, что в моих силах, и даже больше!
– Молодец, - удовлетворенно кивнул Майно, неспешно возвращаясь в свое кресло. - Умный мальчуган. Да, еще одно. Тебе в подчинение дается Дум Вивус…
– Что?! - Каол птицей взвился из своего кресла. - Вивус?! Да он…
– Сядь! - врезав ладонью по жалобно затрещавшему столу, гаркнул ему в лицо Майно во всю мощь своих нечеловеческих легких. Трейна сбило с ног и даже немного проволокло по полу, в окне - настоящем, скрытом за призрачным мороком - с жалобным звоном лопнуло стекло. Холодные факелы, сами собой затеплившиеся в сгущающихся сумерках, чуть потускнели. Сверху на посланника просыпалось немного песка. Он зажал ладонями оглохшие уши, но, на его счастье, Майно уже успокоился.
– Много себе позволять стал, - уже спокойно заметил он. - Встань с пола, простудишься. - Действительно, из дверной щели тянуло промозглым холодком. - Итак, я перевожу Вивуса к тебе в подчинение. Это чтобы ты не засыпал от скуки. Только помни - если что, он имеет право действовать самостоятельно. Многое на карту поставлено. Все понял?
Трейн, поднявшийся на ноги, лишь хмуро кивнул.
– Вот и ладно, - улыбнулся ему Созидатель своей знаменитой чарующей улыбкой. - Свободен. Да, кстати. До особого напоминания обращаться ко мне через связных магов только в самом крайнем случае.
Бурля от ярости, Трейн поклонился и почти выбежал наружу через услужливо распахнувшуюся перед ним дверь. Вивуса, этого выскочку, с правом самостоятельного действия! Да чтоб он сдох, этот умник-нищеброд! Что он… Стоп, одернул себя посланник. Он уже выскочил из приемного зала в мрачный коридор, и сырой холодный воздух отрезвил его. Вивус, конечно, ублюдок, но многообещающий ублюдок, надо отдать ему должное. У хозяина не так много преданных людей, чтобы он за здорово живешь посылал в одно место сразу двоих, да еще и зачем? Слухи ловить! Что-то здесь не так. Слухи про героев… про отряды… про бандитов… про отряды… Ага! Что-то рассказывала мне матушка в детстве, какую-то сказку про героев, что придут спасать невинно обиженных и мстить за угнетенных. А ведь у того алхимика, что чудесную водку гонит, была неплохая библиотека. Вот и повод появился к нему заскочить…
Посланник Каол Трейн, шпион и дипломат, быстро шел, почти бежал по коридору мрачного замка, а позади него чеканила свои шаги бдительная стража Закатной Бухты. Майно, Великий и Ужасный, сидел за столом и наблюдал за ним через небольшой экран, встроенный в откидывающуюся столешницу. Парень разъярен, удовлетворенно решил он, хмуро потирая лоб. Пуп порвет, только чтобы не дать Вивусу его превзойти. Вивус, соответственно, в рвении не уступит. Вот только хватит ли их двоих в том районе? Зов ушел в ту сторону, но это еще ничего не значит. Он может бродить по планете не один месяц, подбирая Отряд. Может, перебросить туда еще кого? Нет, не стоит. Игра Игрой, а дело бросать тоже не след. Предчувствия? К черту предчувствия. Не в первый раз.
Майно встал из-за стола и задумчиво прошелся по комнате. Иллюзия леса за окном дрогнула и пропала, обнажив треснувшее стекло с выпавшим уголком. Холодные лампы залили комнату теплым желтым светом. Ладно, черт с ним. Людей много, но верных - с гулькин хрен, хоть самому на коня садись… К черту. Не буду дергаться, не впервой. Опять же, что-то скучно стало в последнее время… Стоп! А ведь это идея! Не настало ли время прогуляться по свежему воздуху, размять, так сказать, кости? Да и надоело мудрого старца изображать. Что у меня там в запасе из неношеного?…
Волколаки больше не показывались, даже воя не слышалось. Малый обоз Всадников пристроился к большому каравану с кирпичной глиной. Караван охраняли Лютые, глаза раскосые, взгляд бешеный, кони взмылены - гарцуют без нужды, седоки покалывают шпорами, горяча. Всадники неодобрительно поглядывали на них, но помалкивали - не лезли в чужой кабак со своими кружками. Ольга пришла в себя еще ночью, выпила полкорчаги воды, с трудом пожевала какой-то сушеный гриб, подсунутый Загратом, потом откинулась на подложенный под голову сноп сена и мертво уснула. Не проснулась она, даже когда ее переносили в телегу. Впрочем, могучий Хлаш очень осторожно поднял ее на руки, цыкнув на путающегося под ногами и страшно переживающего Теомира. Тот было обиделся, но потом, увидев, что вреда подружке не причинят и без него, сунулся к телегам - помогать. Пришел Боршугал, пощупал лоб девушки, постоял с закрытыми глазами.
– Много сил она потеряла, - сказал он, неодобрительно поглядев на лежащего в той же телеге орка. - Мог бы и поаккуратнее сработать.
– Ага, нашелся советчик! - ощерился Заграт. Теперь он восстанавливал силы буквально не по дням, а по часам. Толком ходить шаман еще не мог, но ругался уже так, как и положено добропорядочному орку. - Некогда про аккуратность было думать. Не запели бы эти зверюшки хором - вообще бы в себя не пришел, в этом мире, во всяком случае. Тебя мы на мое место - небось вообще досуха девчонку бы высосал! Спасибо этой орясине, что поддержал, - он невежливо ткнул пальцем в стоящего рядом тролля, ухмыляющегося одной стороной рта, - в нем Силы - что вони в сортире, за всю жизнь не вынюхаешь. Ладно бы пользоваться умел, а то ведь зазря пропадает, ажно обидно…
– Ладно, ладно, не кипятись, коллега, - примирительно поднял вверх руки наемный маг. - Это я так, к слову. Я посмотрел место драки. Защиту ты поставил очень грамотно. Не уверен, что в той ситуации сам бы справился так же хорошо. Прими мои поздравления.
– Нужны они мне, твои поздравления, - сварливо отозвался орк. Было заметно, что похвала ему польстила. - Ты бы лучше полечил ее, а то я привык к нашему костоправству, еще искалечу ненароком.
– Не нужно ей лечение, - пожал плечами Боршугал. - Отоспится - и ладно. Поите ее только побольше, раз в пару часов, или даже чаще. Впрочем, я пришел сообщить, что через полчаса трогаемся. - Он задумчиво покопался где-то в глубине необъятного кармана, извлек на свет непонятную серебряную луковицу и почесал кончик носа, внимательно ее разглядывая. - Да, так. Через полчаса, не позже. - Сунув луковицу обратно в карман, маг откланялся. Теомир с тоской взглянул ему вслед. Новые впечатления переполняли его. Неведомые Лютые, чужой конструкции грузовые телеги и одежда возниц, незнакомой породы битюги, волколаки, тролли, орки, маги и прочие события последних суток смешались в голове в сплошную кашу. Больше всего на свете ему хотелось насесть на дядюшку с вопросами, но, он понимал, пока было не до того. Тяжело вздохнув и мысленно поклявшись не упустить своего в дороге, парень поплелся к лошадям.
Погибшего Рыжика заменить было нечем, разве что верховую впрягать в телегу. Телевар, посовещавшись с Громобоем и Брошей, приказал перегрузить часть поклажи на другие телеги, чтобы облегчить жизнь оставшемуся коню. Второго тяжеловоза в упряжку решили купить в городе. Правда, Громобой заметил, что на потраченные на это деньги недокупят железа и прочей всячины, что телегу дотащит и одно животное, что дома у Бирюка таких вдесятеро дешевле взять можно и что недурно бы просто те гроши в своей мошне сохранить. Телевар пожал плечами и сказал, что на месте разберутся. Громобой хотел было что-то ответить, но нарвался на тяжелый взгляд тысячника, пожал плечами и замолчал.
Вскоре двинулись. Местность вокруг продолжала меняться, лес снова отступал к северу, но его место занимали уже не степи с их разнотравьем, полевыми мышам и сусликами, а вспаханные и ухоженные поля, на которых уже начинали колоситься рожь и овес. Кое-где на земле возились люди, кто с любопытством, а кто равнодушно провожали вереницу телег взглядами. Изредка мелькали деревеньки, к ним от главного тракта убегали плохо наезженные колеи, на развилках стояли покосившиеся дорожные знаки с полусмытыми дождями непонятными рисунками. Мосты через ручьи стали, однако, шире и надежнее. Навстречу начали попадаться повозки, груженые пыльными мешками, лошаденки в них были впряжены большей частью тощие, заморенные, покорно потряхивающие головами под ленивыми укусами кнутов. Отчетливо изменился вкус воздуха - густой травяной аромат летней степи уходил, взамен доносился запах дыма, а то и свежевыпеченного хлеба. Теомир сглатывал набежавшую слюнку, представлял, как печево будет есться с вяленой кониной, и размышлял, что лучше - конина или свежий ноздреватый хлеб с хрустящей корочкой. По всем статьям хлеб выходил лучше, так что Теомиру оставалось только прислушиваться к грустному бурчанию в брюхе.
Впрочем, предавался голодному унынию он недолго. Окружающее было ему в новинку, так что он замучил вопросами дядюшку, Громобоя, Брошу, Хлаша, Заграта, а также от скуки примкнувшего ко Всадникам Боршугала. Окружающие посмеивались, но любопытство парня удовлетворяли.
– На дорожных знаках рисуют буквы, сиречь звукообразы, не картинки, - объяснял Боршугал, поглаживая седеющую бороду. - Мир велик, сущностей в нем много. Для каждой сущности слово есть, а вот картинку не придумаешь, да если и придумаешь - не запомнишь. Вот и изобрели рисовать картинки не для слова, как наши предки делали, а для звука, а уж слова из тех звуков составить несложно.
– Но ведь звуков тоже много, - удивлялся Теомир. - Вот смотри, твое имя - Боршугал, из трех звуков состоит, мое - Теомир - из двух, уже других, Громобой - еще три, а есть телега, конь, степь, дом, стоянка и еще много слов, и все из разных звуков. Получается, что букв немногим меньше надо, чем слов. Чтобы все запомнить, надо такую мудрую голову, как у тебя, иметь. Стоило ради того загон городить?
– Неправ ты, отрок, - посмеивался в усы маг. - Мое имя, да и твое тоже, не из трех звуков состоит. То, что ты звуками именуешь, на деле слогами является, из многих звуков составленными. Звуков же всего тридцать семь, их даже дитя малое запомнить может, и для каждого своя буквица есть. Есть еще специальные буквы, чтобы числа записывать да между собой связывать, но и тех еще полтора десятка. У нас в Хамире всех детей в пять лет предписано в школу отдавать, где сей премудрости невеликой за три месяца учат. В пять лет из ребенка работника еще не выходит, а учиться легко получается. А то, что люди поголовно грамоте да счету разумеют, и самим людям, и городу выгодно, поскольку для торговли полезно.
– Нам, Всадникам, - гордо подбоченивался в седле Теомир, не обращая внимания на ухмылки, - такие игры ни к чему. Конь верный да копье надежное - вот и весь сказ. А ежели что в грамоте передать надо, то и дедовские знаки сойдут.
– Вот потому-то у вас в караване не ты главный, - отвечал маг. - Предводитель-то ваш, Телеваром зовущийся, и грамоте нашей, и счету обучен, не сомневайся. А без того на базаре враз без штанов останешься, пусть даже в конях да оружии зело разбираешься.
После таких разговоров Теомир некоторое время ехал молча, переваривая услышанное. Иногда вдруг родной мир степных табунов представлялся ему мелким и убогим, пыльным катышком где-то на краю огромного выгона. Впрочем, долго печалиться он не умел, а новые темы для разговоров находились всегда.
Ближе к полудню проснулась Ольга, видимо, от тряски. Жадно выпив воды, снова прикорнула в уголке, но на сей раз уже не мертвым сном, а легкой перемежающейся дремотой. На коротком привале, слегка пошатываясь, она самостоятельно выбралась из телеги и сходила до кустиков, сердито зыркнув в сторону бросившегося было на помощь Теомира.
– Упрямая девка, - одобрительно качнул головой Телевар. - Смотри, парень, женишься на ней - спуску тебе не даст. Чуть что - сразу сковородкой…
– Вот еще, глупости разные, - пробормотал Теомир, покраснев как рак. - И не думал я на ней жениться, делать больше нечего.
– Только люди способны на такое словоблудие, - просипел сквозь зубы разминающий ноги орк. - И ежу все ясно, а этот все из себя младенца несмышленого корчит. Тьфу!
Волк, неторопливо утрусивший в степь, вернулся с перемазанной в крови мордой. В зубах он держал жирного суслика. Аккуратно положив добычу к ногам хозяина, он улегся в сторонке и стал ожесточенно выкусывать блох из шерсти.
– Любит, значит, - ухмыльнулся невежа-Любоконь. - Подкармливает… Ты это… не обмани, значит, надежды, не побрезгуй, а то обидится твой дружок…
– С чего это я должен брезговать? - удивился шаман, неприязненно посмотрев в сторону тележника. - Мне и не такое есть приходилось. Вот погоди, протухнет мясо посильнее да черви заведутся, самый смак выйдет. Эх, не пробовал ты тухлое мясцо с червями, ты его жуешь, а они этак вот во рту шевелятся, соком на зубах брызжут… - Любоконь неожиданно позеленел и бросился в сторону, зажимая рукой рот. Заграт проводил его откровенным ржанием, к которому присоединились и остальные.
– Не обращай на него внимания, - подошел к нему Телевар. - Это он только на вид здоровый, как вол, а на деле - пацан-пацаном.
– Да было бы о чем говорить, командир, - пожал плечами орк. - Я не раз сусликов и прочих крыс жрал. В походах, бывало, они чуть не лакомством считались.
– Ну, сейчас тебе это не грозит, - мотнул головой тысячник. - На лишний рот мы не рассчитывали, но припаса хватит, да и к Купчищу до завтрашнего вечера доберемся. Ну да я с другим подошел. Мы, понимаешь, вроде как обязались тебя к сородичам в городе доставить, так что ты уж не сбегай по дороге. Нехорошо получится, мы с Хлашем слово давали…
– Какое слово? - удивился Заграт. - Кому?
– В ночь, когда мы тебя с троллем на опушке нашли, - объяснил Телевар. - Нагрянула чуть не орда твоих сородичей, тебя потребовали, все про суд какой-то толковали. Суд судом, да только порешили бы тебя прямо на месте, чтобы не возиться, я так полагаю. Скажи спасибо зеленокожему, он их уболтал. В общем, пообещали мы тебя доставить к твоим сородичам в город, да с рук на руки передать, для суда честного да беспристрастного. Готовься, в общем.
– Не было печали! - почесал в затылке орк. - Впрочем, противиться не буду, вы мне все-таки жизнь спасли. И деваться мне некуда, племя далеко на юг воевать двинулось, в селении меня за убийцу держат, так что…
– Слышь, шаман, - осторожно спросил его подошедший Громобой. - А за что твои сородичи на тебя так взъелись? Кого убил-то?
– Никого не убил! - яростно лязгнул клыками орк, в упор уставившись на него горящими глазами. - Миршага, вождя племени, кто-то в собственном шатре порешил, пока я на поединке дрался! А я последний к нему заходил, вот и… - Он безнадежно махнул здоровой рукой.
– Да? А за что ты его? - простодушно удивился Громобой. - Вернее, зачем в шатре-то? Отвел бы в сторонку от деревни…
– Не убивал я его, ты, тетеря глухая! - яростно зашипел ему в лицо Заграт, брызгая слюной. - Мы с Миршагом двадцать лет бок о бок дрались, сколько раз жизнь друг другу спасали! Если бы мне в голову такая мысль пришла, я бы раньше себе глотку перерезал! Подставили меня, и я даже знаю - кто!…
– Помолчи, Громобой, - сурово сказал Телевар, насупив брови. - Не наше это дело - в чужую драку встревать.
– Точно так, - подтвердил Заграт. - Ладно, пойду полежу, а то голова что-то кружится…
Забытый суслик остался лежать на траве, впрочем, ненадолго. Волк, заметив, что на тушку никто не обращает внимания, подошел и съел зверька, аккуратно похрустывая косточками. Облизнувшись, он запрыгнул на телегу и тщательно обнюхал дремлющую Ольгу. Та что-то пробормотала сквозь сон и повернулась на бок, зарывшись рукой в жесткую шерсть. Волк осторожно, чтобы не потревожить, улегся рядом, положил голову на скрещенные лапы и тоже прикрыл глаза. Заграт и Теомир, не сговариваясь, ревниво взглянули в их сторону.
Ночевка прошла без тревог. Изредка ухала сова да журчала речушка, текущая куда-то на юг, к Хоробрице, притоку уже полноводной в этих краях Ручейницы. Речушка имела саженей пять в ширину, в ней плескалась рыба, и Хлаш, доставший откуда-то из глубины мешка леску с грубым крючком, до темноты натаскал на червей с десяток окуней и с полдюжины пескарей. Сварили уху, пригласили Боршугала и Хлопера, главу кирпичного каравана, здорового неразговорчивого мужика с въевшейся глубоко под ногти глиной и шрамом через все лицо. От приглашения те не отказались, но после угощения вежливо откланялись и ушли к своим. Конвойные Лютые расселись вокруг неярких - лес был далеко, а в редких рощицах сушняка нашлось немного - костров, затянули заунывную песню, подыгрывая себе на каком-то звенящем инструменте, похожем на губную гармошку. С топких берегов ручья налетели стаи злых комаров, мало обращающих внимание даже на дым костра, в который специально подбросили сырых веток. От дыма и назойливого жужжания было совсем не до песен. Погода начала портиться, небо постепенно заволакивало тучами.
– Интересно, о чем это поют косоглазые? - пробормотал закутавшийся в одеяло по уши Броша. - Воют будто над покойником…
– Так оно и есть, - согласился Хлаш, задумчиво вороша угли в костре. Могучий тролль стал в обозе почти своим, на него уже давно не косились, когда он вступал в разговор. - Только не над одним покойником, над многими.
– Убили у них кого, что ли? - равнодушно поинтересовался Телевар. - Эвон как убиваются.
– Нет, они плачут не над погибшими в боях, - терпеливо разъяснил Хлаш. - Они оплакивают свое давнее поражение, когда их вынудили покинуть родину.
– Как это - покинуть родину? - аж привстал на локте засыпавший было Теомир. - Кто их выгнал? Враги?
– Враги, - согласился Хлаш. - Точнее, Враг. Полтора века назад Майно завоевал степи хазигов далеко на Восточном Континенте. Они были надменны и не любили чужаков. Когда соседи предложили им объединиться против Майно, они ответили отказом. Соседи тоже переругались между собой, и Сокрушитель разбил их поодиночке, малыми силами. Хазигов прижали к горам и истребили, лишь немногие смогли уйти через ледяные горные перевалы. Мало кто выжил, большинство замерзло, сорвалось в пропасть или нашло еще какую смерть, в изобилии поджидающую в горах. Выжившие перебрались к нам на Западный Материк, назвались Лютой Сотней - тогда их действительно осталось немногим более сотни, хотя против Майно они выставили семитысячную конницу - и поклялись отомстить. Об этом они, собственно, и поют.
– Хлаш, а перевести на всеобщий можешь? - даже в темноте было заметно, как горят глаза Теомира. - Я ужас как люблю про войну песни слушать! Переведи, а?
– Песни про войну? - усмехнулся тролль. - А кто сказал, что это про войну? Впрочем, ее даже переводить не надо - давно перевели. Не слишком хорошо перевели, надо заметить, много чего потеряли, ну да прижилась она в таком виде, любой трактирный бард ее знает. Потерпи до завтра, доберемся до Тхул-Д"зибара - услышишь, если пожелаешь.
– В трактире уже не то будет, - неожиданно поддержал Теомира Броша. - Одно дело сейчас послушать, когда они сами там во… поют, когда своей шкурой чувствуешь, и совсем другое - в кабаке, среди пьяных в дым обормотов. Спой сейчас, будь другом!
– Ну, если хотите… - развел руками Хлаш. - Только имейте в виду, петь я не стану, а то до утра перепуганных лошадей по степи собирать будете, даром что они стреноженные. - Теомир не удержался и прыснул, представив себе поющего тролля. Остальные Всадники, по-видимому, представили похожую картину, потому что смешки раздались со всех сторон. - Поэтому я просто расскажу стихи, договорились? Слушайте.
Тролль минуту помолчал, как бы собираясь с мыслями, а потом глухо заговорил:
Какое-то время все молчали. От костров Лютых по прежнему доносилась заунывная музыка, но теперь она уже не раздражала.
– И они отомстили? - наконец нарушил тишину Теомир.
– Пока нет, - покачал головой Хлаш. - Их все еще слишком мало, чтобы вернуть свои древние земли, которые Майно подарил многочисленным племенам, держащим его руку. Но детей воспитывают в ненависти к Врагу, с пеленок внушая им, что когда-нибудь хазиги вернутся домой и снова будут наводить страх на соседей.
– Так ничему и не научились, - неодобрительно заметил Телевар. - Пойти, что ли, рассказать им притчу про вязанку хвороста…
– Не поможет, - пожал плечами тролль. - Они считают, что боги избрали их повелевать народами, а потом наказали за недостаточное рвение в этом деле. Сейчас они полны решимости вернуть расположение богов - любыми средствами. Жаль - неплохие, в общем, ребята, ходил я с ними, но ведь уплывут рано или поздно волю богов выполнять, и перебьют их до единого…
– Ну и что! - сердито вскинулся Теомир. - Зато они умрут с честью, а это - главное! Они покроют себя вечной славой, о их гибели сложат песни, а вот о подлом Враге песен не будет!
– У Майно хватает придворных поэтов - неплохих поэтов, должен заметить, - улыбнулся Хлаш. - И песен его победах сложено предостаточно, просто в наших краях они непопулярны. Что же до славной гибели - ты удивишься, если узнаешь, сколько народов уже истреблено в войнах вот так, до последнего человека. А ты о них и не слышал, могу тебя уверить. Вот и вся слава, однако… - Он вздохнул и замолчал.
Теомир открыл было рот, но не нашелся, что ответить. Он откинулся на спину и какое-то время лежал молча. Слабый ветерок гонял над стоянкой дым от костра, тихо ржали кони, настойчиво зудело комарьё. Остальные тоже не проявили желания поддержать разговор, и вскоре Теомир погрузился в неспокойный сон. Снилась ему пурга среди огромных скал, каких он не видел никогда в жизни, замерзшие трупы, занесенные снегом и еще почему-то Майно Разрушитель в образе огромного рогатого тролля. Майно ржал и постукивал по камням копытами. Потом он схватил ведро ледяной воды и с размаху выплеснул ее Теомиру в лицо.
Занималось хмурое утро, серый полусвет едва сочился сквозь низкие облака, обложившие небо. Сеял мелкий дождик, с листьев кустарника капали водяные капли. Теомир почувствовал, что продрог до костей.
– Вставай, засоня, - весело потрепала его по плечу Ольга. - Собираемся, засветло надо бы до Купчища добраться. Из каравана к нам уже гонцов посылали, спрашивали, скоро ли мы.
Теомир протер глаза, с омерзением стряхнув с лица капли влаги.
– Как ты? - спросил он, с трудом поднимаясь на ноги. Затекшее тело ломило, одеяло промокло насквозь, хоть выжимай. - Хорошо себя чувствуешь?
– Нормально, - досадливо мотнула головой Ольга. - Даже лучше, чем раньше. Давай, давай, не топчись, я там отвар горячий приготовила, выпей кружку. А то еще простынешь…
Ехали, плотно закутавшись в плащи, накинув на головы толстые капюшоны, но морось проникала в непонятно какие прорехи в одежде, неприятно холодила тело. Теомир несколько раз прикладывался к кружке с горячим отваром, котел с которым заботливо укутали на одной из телег рядом с Ольгой. Девушка все-таки не решилась ехать верхом и сейчас сидела на телеге, завернувшись в одеяло. Из-под одеяла торчал толстый серый хвост, иногда высовывался черный нос, и волк с интересом осматривал окрестности. Несмотря на бодрящее варево, паренек потихоньку начал хлюпать носом. Он с завистью поглядывал на размеренно шагающего рядом тролля, не обращающего никакого внимания на промозглую сырость. Двигались молча, низкие - казалось, копьем можно достать - серые тучи, стремительно несущиеся по каким-то своим делам, давили на сердце своей угрюмостью, отбивая всякое желание разговаривать. Правда, ближе к полудню в сплошном облачном одеяле стали появляться прорехи, сквозь которые просвечивало голубое небо с перистыми облаками где-то далеко вверху. Как-то раз по обозу даже скользнул теплый солнечный луч, сразу, впрочем, задушенный тучами. Дождь перестал, откатился куда-то на север, закрывая серебристо-серой пеленой уже далекую и почти невидимую кромку Орочьей Пущи. Несколько раз навстречу попались разъезды со значками вольного города Купчища - Хамира, поправил себя Теомир - на копьях, конники внимательно оглядывали коней и телеги Всадников и равнодушно - гончаров. С расспросами, впрочем, не приставали, полагая, видно, что раз идут со своими, то не враги. Не явные враги, во всяком случае. Тайных же подсылов искать - не патруля дело.
Хамир показался на горизонте уже под вечер. На дневку не останавливались. Всадники перекусили лепешками с вяленым мясом прямо в седлах, и голодный Теомир первым из людей почувствовал запах дыма, витающий в воздухе.
– Пожар, что ли, где-то? - недоуменно пробормотал он, оглядывая окрестности. На юге отблескивала постепенно приближающаяся Ручейница, к северу и востоку простиралась сплошная степь, насквозь промоченная недавним дождиком. Гореть в этом мокром царстве было решительно нечему.
– Это дым от печей Тхул-Д"зибара, - откликнулся тролль. - Сегодня ветер дует в нашу сторону, поэтому запах чувствуется дальше обычного. Скоро сам увидишь.
– Да этим дымом с утра несет, - сварливо откликнулся с телеги Заграт. - Удивительно, как люди ничего вокруг себя не замечают! Небось, на лесную вонючку их посади, и то не учуют…
И действительно, вскоре дорога пошла под уклон, спускаясь в речную долину, а впереди замаячило дымное облако - сперва маленькое, но растущее по мере приближения. Гончары в голове каравана загомонили, конвойные хазиги перекликнулись высокими голосами. Пара Лютых ринулась вперед, усиленно нахлестывая лошадей.
– Куда это они? - встревожено спросил Любоконь, привставая на облучке телеги и напряженно вглядываясь вдаль. - Никак случилось что?
– Об обозе предупредить поскакали, - досадливо оглянулся на него Телевар. - Времена нынче неспокойные. Завидят с заставы, что приближается кто-то неизвестный - начнут дежурный отряд дергать, помощь вызывать. Ехали бы мы одни, сейчас бы кого-нибудь посылать пришлось. Не то дали бы нам по тычку в зубы да продержали до приезда уполномоченного…
– Я бы им дал по тычку в зубы… - про себя проворчал Громобой. - Они бы у меня сами отдохнули часок на обочине…
– А потом тебя в городе как курицу повязали бы, - расслышал его Телевар. - Аль со всей городской стражей драться собрался? Вояка…
Громобой пробурчал что-то невнятное и демонстративно поправил под полой плаща меч. Теомир на всякий случай тоже пощупал, ладно ли на поясе висит кинжал, но поймал насмешливый взгляд Ольги, смутился и покраснел.
Вскоре остановились у заставы. Дюжий десятник, выбравшись из будки, в сопровождении двоих пехотинцев в легких кольчугах и с короткими мечами скорым шагом прошел вдоль телег с глиной, окидывая их скучающим взглядом. Около обоза Всадников он, однако, оживился.
– Откуда будете? - поинтересовался он, критически осматривая потрепанный отряд. На несколько секунд его взгляд задержался на тролле, потом скользнул на орка, выбравшегося из телеги и с безразличным видом стоящего у телеги, осторожно баюкая подвешенную к шее руку. - Странная, однако, у вас компания… И вид - как будто волки рвали.
– Волколаки, - хмуро поправил его Телевар, подъезжая поближе.
– Чего? - удивился десятник, изумленно воззрившись на Всадника. - Какие еще волколаки? - Солдаты за его спиной озадаченно переглянулись.
– Обычные волколаки, серые, - все так же хмуро пояснил тысячник. - С когтями да клыками вершковыми. Две лошади погибли, сами чудом уцелели, спасибо колдуну, - он мотнул головой в сторону Заграта.
– Ну и ну! - покачал головой караульный, уважительно взглянув на шамана. - Волколаки, это надо же! Сколько времени слыхом не слыхивали… Странные, однако, дела творятся подле Хамира в последние месяцы… - Не договорив, он махнул рукой, но тут же спохватился. - Да, уважаемый, так откуда едете и куда направляетесь?
– Я - отставной тысячник Телевар, из Всадников, - терпеливо пояснил Телевар. - Едем в Хамир, своих лошадей торговать да вашими товарами запасаться. Да ты что, Серет, не узнал? Мы, чай, с тобой не в первый раз видимся. Помнишь, пять лет назад ты моих ребят из трактира повыбрасывал за буйство хмельное? Я тогда тебе еще…
– Помню, помню, - поспешно прервал его десятник, бросив опасливый взгляд на солдат за спиной. - Да только проверить не мешало. Чудные времена настали…
– Что за времена? - вмешался в разговор Хлаш. Десятник Серет бросил на него неодобрительный взгляд, но ответил:
– Ну… Разное случается. Орки вон в Орочьем лесу, говорят, в поход готовятся, шалят. Из людей, кажется, еще никто не пропадал, но бабы с ребятишками в лес соваться боятся, даже ягоды на опушке собирать опасаются. Жугличи на востоке да на севере, опять же, балуют, по степи носятся, пахарям на нервы действуют. А давеча восточной заставе морок привиделся: вроде едут по дороге люди, и кони в точности на ваших смахивают, а подъехали поближе - фр-р-р, и стая воронья в стороны разлетелась. Пахом в тот день заставой командовал, так аж заикаться начал, пока в трактире пивом не отпоили.
– Пить меньше надо! - фыркнул в ответ Телевар. - Нахлестались ваши караульщики на посту, вот и чудится разное. Службу - ее блюсти надо, а не воздух пинать.
– Не говори о чем не знаешь! - обиделся десятник. - Пахом в карауле хмельного сам в рот не берет и ребятам заказывает. Чисто девица красная! Если и примерещилось ему что, так с не с перепою. Ну да это пустяки все, бабы треплются, у них языки без костей…
– Без костей, говоришь, уважаемый? - ехидно поинтересовалась снова севшая в седло Ольга. Она тряхнула головой, и ее русые волосы, скрученные в узел на затылке, рассыпались по плечам серебристой волной. - А мне почему-то кажется, что иные мужики пуще баб языком молотят, только шелуха по сторонам летит… А вот я тебя пикой, чтобы болтал поменьше!
Караульный ошарашено уставился на нее, судорожно сглотнув. Солдаты, переглянувшись, заухмылялись во весь рот. Несколько мгновений десятник беспомощно переводил взгляд с них на девушку, затем махнул рукой и сам загоготал.
– Ну, подловила ты меня, девка! - отсмеявшись, сказал он. - Совсем забыл, что у Всадников бабы, ровно мужики, на конях ездят да пикой орудуют, да еще и одеваются так, что от парней не отличишь… Ладно, извини за грубое слово, будет мне впредь наука. Так о чем это я? Ну да. На южных границах тоже неспокойно, соседи - харазги да жугличи - дозоры тревожат, бывают, и стрелы пускают. Кое-кого поцарапали, но до смерти никого не убили. А воевода городской отвечать не велел, чтобы не злить их понапрасну. В общем, вроде и ничего особенного, но неспокойно как-то, камень на душе лежит. Совет вот тоже наемников скликает на всякий случай, налоги подняли, лавочники недовольны, но пока помалкивают. Слушай, темник! - внезапно оживился он. - А ваши ребята не хотят деньжат подзаработать? Нам верховых патрулей не хватает, все пешком топаем, а у жугличей кони хоть и плоше ваших, да все лучше своих двоих. Воевода наш от пары-тройки сотен Всадников на службе не отказался бы, точно говорю. Лютые - оно хорошо, но мало их, только обозы охранять и хватает. А?
– Не знаю, Серет, - качнул головой Телевар. - Не мне такие вещи решать, да только сдается мне, что наш конязь не согласится. Не любим мы в чужие дела соваться, а деньги ваши нам ни к чему. Сейчас вот железом да тканями затоваримся - и нашей общине на год-другой хватит. Ладно, недосуг с тобой разговаривать, солнце уже к закату клонится, а до города еще пилить и пилить. Да и на ночлег устроиться - не минутное дело. Бывай, десятник, в городе свидимся, там и поговорим. - Тысячник поворотил коня. Серет поглядел ему вслед, странное выражение мелькнуло у него на лице. Затем он махнул рукой, отступил на обочину, и тут же караван с глиной пришел с движение. Маленький обоз всадников двинулся за ним. На прощение Ольга ехидно подмигнула Серету и высунула язык. Тот широко ухмыльнулся и показал ей большой палец. Теомир почему-то сразу преисполнился к говорливому десятнику неприязнью.
Галазир явно был не в духе.
– А, явился - не запылился… - буркнул он Тилосу вместо приветствия. - Ну, что на сей раз скажешь плохого?
– Грубый ты, воевода, - пожаловался тот, без приглашения бухаясь в кресло. Кресло было дубовым, с высокой прямой спинкой, лишь сиденье обшили мягкой материей. Сидеть в нем - сущее мучение, но посланник развалился как на пуховой перине. - Грубый, никакого тебе этикету, ниже хотя бы "здравствуй". И как тебя выборные терпят?
– А они и не терпят, - объяснил воевода. - Они ко мне без особой надобности не суются, а какая у них может быть надобность? Деньги мне казначей платит, дело свое я и без них знаю. Ко мне только этот гусь… как его… Дребодан!… и заглядывает раз в полгода. Морщится, но помалкивает. И то: назвался головой - полезай в шапку. А ты чего явился?
– Пожрать есть чего? - осведомился Тилос, зевая во весь рот. - Четыре дня на ногах, хлебом да водой да всякой дрянью питался. Воров у вас в тюрьме и то лучше кормят…
Галазир с размаху врезал ладонью по заваленному всякой канцелярской всячиной столу. От могучего удара стол затрещал, часть документов свалилась на пол. Галазир подумал и смел остальные пергаменты туда же. На полу получилась неопрятная куча, зато стол засиял первозданной, но вусмерть исцарапанной полировкой. В приоткрывшуюся дверь просунулось испуганное лицо слуги.
– Эй, ты, как тебя там… неважно, дуй на кухню и тащи сюда, что от обеда осталось, - заявил ему воевода. - А ежели все сожрали, пусть приготовят чего на скорую руку. Сейчас перекусишь по-быстрому, а потом все равно ужин будет, - объяснил он Тилосу. Дверь захлопнулась, по коридору раздался дробный перестук босых пяток мальчишки-прислужника. - Ну, с чем пожаловал?
– Да все с тем же, - снова зевнул Тилос. - Ох, извини, на ходу засыпаю, а уж в кресле… Серый Князь все еще предлагает договор, условия прежние.
– Ну, а ко мне чего явился? - сердито спросил воевода. - Я - лицо наемное, что мне скажут, то и выполню. К этому… дохлый кот, опять забыл! К Дребодану тебе и надо, он у нас главный по чужеземным сношениям.
– Кончай дурака валять, - поморщился посланник. - Ломаешься словно девица красная. Сам знаешь, что сделают по твоему слову. Почешут в затылках и сделают. Ну так что?
Какое-то время Галазир сосредоточенно сопел, уставившись в окно, потом шумно выдохнул воздух и повернулся к посланнику.
– Навязался ты на мою голову, - пробурчал он недовольно. - Слушай, Тилос, ты меня знаешь. Я против тебя лично ничего не имею, да и против хозяина твоего - тоже. Много чего я про него слышал, ну да это понятно кто рассказывает. И условия не самые плохие, и Совет убедить можно, и даже выгоду мы из того извлечь сможем. Но…
– Но тебе не нравится ходить под кем-то еще, - спокойно закончил за него Тилос. - Свою волю предпочитаешь, хоть бы и в цирке бродячем, но хозяином. А тут еще всякие-разные воду мутят. Хороший предлог для Совета, хвалю. Но ситуации это не меняет. Ты что знаешь… - Дверь распахнулась от пинка ногой, и посланник осекся. В дверь, тяжело пыхтя, просунулся мальчишка, нагруженный огромным подносом с половиной поросенка и двумя жареными гусями. Его сопровождала толстая повариха в почти белом переднике, держащая в одной руке кувшин с легким вином, а в другой - корзинку с хлебом.
– Больше не было, - виновато пропищал слуга, с трудом помещая поднос на стол. - Дядя повар сказал, что вечером можете хоть обожраться, а сейчас - и не просите, нету. - Он шагнул к двери, посмотрев на прощание на гуся голодными глазами.
– Стой, - приказал Тилос. - Есть хочешь?
Мальчишка кивнул, сглотнув слюну. Тилос ухватился рукой за гусиную ногу и дернул, затем протянул вырванный кусок мальчугану. Тот схватил мясо и тут же впился в него зубами, мгновенно вылетев из комнаты. За ним, притворив дверь, выплыла повариха, неодобрительно качая головой.
– Не кормите вы их, что ли? - пробормотал Тилос, с жадностью поглощая кусок поросенка. - Как в голодный год, честное слово…
– Да их корми хоть по пять раз на дню, все мало будет, - отмахнулся воевода. -Что ты там говорить начал?
– Жугличи движутся к границе, - с набитым ртом ответил посланник. - Слушай, дай поесть спокойно, а? Небось не помрешь от любопытства?
– Жугличи? - пожал плечами воевода. - Эка невидаль. Они уже второй год наши заставы на дорогах тревожат. Молодежь балуется. Не убили никого - и ладно.
– Оштрелилиы, - пробормотал посланник, почти не жуя проглатывая огромный кусок гусятины. - Тьфу. Говорю, подстрелили бы парочку озорников - сразу утихомирились бы…
– Ну да, утихомирились! - не согласился воевода. - Как раз бы и напали со злости-то.
– Если бы просто со злости напали, вы бы их быстренько потрепали и назад загнали, - мотнул Тилос головой, не отвлекаясь, впрочем, от еды. - А если они нападение готовят, то пусть лучше не до конца подготовленными нападут, вам же проще. Но сейчас я не про то. Два дня назад они все в вашу сторону двинулись, целыми таборами. Женщины, дети, стада…
– Что? - удивился воевода, аж привставая в кресле. - Это что, переселение?
– Уф, - Тилос откинулся на спинку кресла и сделал солидный глоток прямо из кувшина. - Вроде нажрался. Спасибо за угощение, воевода. Нет, это не переселение. Это война, Галазир, самая натуральная война.
– Да ты-то откуда знаешь? - возмутился Галазир. - У них основные кочевья в двадцати дневных переходах отсюда. Птицей ты летаешь, что ли?
– Может, и птицей, - пожал плечами Тилос. - Давно не в двадцати, кстати, в семи-восьми. И уж лучше бы тебе в это поверить. Я когда-нибудь обманывал?
– Нет, - нехотя ответил тот. - Но все когда-то случается впервые.
– Но не сегодня, - ласково улыбнулся ему посланник. - Пошли людей по селам, чтобы добро закапывали, а сами в леса уходили, иначе перебьют многих. И готовься к осаде. Долго они тут сидеть не будут, не вы им нужны, а западные степи…
– Там же Всадники! - изумился воевода, но тут же спохватился. - Да не верю я тебе! Сколько времени бок о бок жили. Ладно бы мор у них случился или бескормица, а то ведь все тихо-мирно…
– Вот пастбища Всадников им и нужны, - фыркнул Тилос. - Те перекочевывают с западных пастбищ, растянуты на много переходов. Их сейчас голыми руками брать можно. Ближайшие к вам степи уже восстановились, самое время, чтобы на них коней да скот пускать. А вы у них на пути стоите, и обходить несподручно, еще встревожатся Всадники, к войне подготовиться успеют.
– Складно врешь, - мрачно буркнул Галазир. - Да только чем докажешь? Ежели я сейчас гонцов по селам пошлю, как ты велишь, да в тебя пальцем ткну, как в советчика, что, думаешь, со мной сделают? Хорошо, если просто с должности вышибут…
– Ты воевода, тебе и придумывать, - отмахнулся посланник, поднимаясь из кресла. - Ладно, недосуг мне. Надо еще с Дребоданом, индюком этаким, поговорить, а то обидится за невнимание и начнет на весь город вонять. Где меня искать ежели что - знаешь. В Золотой Чаше, если забыл…
– Погоди ты! - рявкнул во весь голос Галазир. - Да скажи хоть, с чего бы им со Всадниками связываться? Это тебе не прогулка по травке, чай!
– Майно, - пожал плечами Тилос, взявшись за ручку двери. - У него спроси.
– Майно!… - ошеломленно прошептал воевода, оседая в кресле. - А этому-то они чем не угодили?
– Много будешь знать… - покачал Тилос головой. - Одно помни: пойдешь под руку Серого Князя - он тебя от жугличей прикроет, побаиваются они нас. Нет - сметут кочевники и Хамир, и Всадников, и даже, может, Песчаные Горы. Бывай, воевода, и не забудь: время твое на исходе. - Он вышел из комнаты и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Воевода сидел за заляпанным жиром столом и невидящим взглядом смотрел на обглоданные кости.
– А про Разрушителя-то он откуда знает? - наконец пробормотал Галазир себе под нос.
Первым делом Купчище поразил Теомира стенами из настоящего камня.
Стены в нижней их части сложили из твердых серых глыб с вкрапленными блестками - всезнающий Хлаш Дэрэй пояснил, что он называется гранитом. В свое время валуны за большие деньги привезли с дальнего юга, из каменоломен Кряжистых Гор. Впрочем, камень поднимался невысоко, поверху шли толстые деревянные бревна, пропитанные от огня каким-то колдовским составом и утыканные тут и там острыми стеклами. И стекло, и гранит были Теомиру в новинку, стеклянная посуда у Всадников стоила безумно дорого - конь за два кубка, так что ее хранили для столеградских пиров с важными иноземными гостями. Что же до гранита, то он не шел ни в какое сравнение с песчаным камнем, из которого тролли возводили легкие аванпосты и на развалины которых Теомир изредка натыкался, присматривая за табунами на дальних пастбищах. Он с уважением потрогал твердый серый камень, покрытый ледяной влагой недавнего дождя. Каменный холод, казалось, обжигал. Украдкой оглянувшись по сторонам, Теомир незаметно вытащил из ножен кинжал и ковырнул один из гранитных блоков. Камень украсился недлинной белой царапиной, а на железном клинке осталась небольшая зазубрина. Уважительно качнув головой, парень спрятал кинжал и вернулся обратно к обозу, застрявшему на въезде в город.
Караван с кирпичной глиной уже давно втянулся в ворота, Боршугал помахал на прощанье и тоже уехал, на доклад, как объяснил, а Телевар с начальником караула по-прежнему орали друг на друга, багровея лицами и энергично размахивая руками. Стражник, кажется, доказывал, что такой мизерной пошлины не берут больше нигде в мире и торговаться по этому поводу значит оскорблять духов своей скупостью. Телевар огрызался в том смысле, что городская стража одному духу молится - алчности, и что, действительно, этот дух, обратившись в жабу, за каждый недополученный грош может и удавить ночью в постели. Впрочем, оба уже выдыхались, и собравшаяся неподалеку кучка зевак начала постепенно рассасываться. Привязанные к телегам кони нервно размахивали длинными неподрезанными хвостами, храпели, дергали поводья, роняли на утоптанную дорогу дымящиеся яблоки, в которых уже копались какие-то мелкие серые птицы. Хлаш назвал их воробьями. Наконец, стражник плюнул, сердито махнул рукой и принял от тысячника небольшой звякающий мешочек, после чего не оглядываясь ушел в караулку. Сразу успокоившийся Телевар, слегка ухмыляясь, вернулся к обозу.
– Тронулись! - скомандовал он. - А все-таки городские, хоть и купцы через одного, торгуются с каждым разом все хуже и хуже. Чуть не вполовину меньше заплатил, чем рассчитывал. Ну, ну, не спите, вперед! - Последняя реплика относилась к Теомиру с Ольгой, которые таки загляделись на могучие ворота, обитые кованой сталью и чуть было не отстали.
От ворот вела довольно широкая улица, от которой время от времени в сторону отходили узенькие - не больше чем для одной телеги - проулки. Вдоль домов шли деревянные тротуары, по крайней мере на вершок возвышающиеся над глубокими лужами, а дома были сплошь деревянные (каменных, вопреки ожиданиям Теомира, почему-то не было), но высоты в два, три, а иногда и вовсе невиданные четыре этажа. Первые этажи все без исключения были заняты лавками. Впрочем, дальше в переулках, как углядел-таки Теомир, дома стояли пониже, а лавок и вовсе не было. Вдоль тротуаров тянулись аккуратные канавки, по которым струились куда-то в сторону стены до невозможности вонючие ручьи. Торговля почему-то была закрыта, огромные окна лавок слепо глядели мощными деревянными ставнями.
– Выходной, - сказал Теомиру Броша. - Есть у них такой день, один в седмицу, когда всякая работа запрещена. Только постоялые дворы да трактиры и действуют. Вот работнички! Интересно, если бы они коней пасли, то тоже на весь день их одних бросали бы?
В остальном город мало чем отличался от Столеграда, разве что коновязей перед входами почти не было. Редкие прохожие, угрюмо закутавшись в плащи, спешили по своим делам, обращая мало внимания на приезжих. Раз навстречу попалась странная повозка - большой короб на колесах с завешенными изнутри окнами, на узенькой дверце красовался какой-то круглый рисунок из колосьев и кинжалов. Короб волокли четыре лошади, запряженные попарно, над кучером торчал небольшой навес, а на ступеньке сзади короба стоял человек в аляповатом красочном одеянии. Над человеком навеса не приделали, и вид у него был озябший и недовольный. Он мрачно покосился на обоз, сплюнул и отвернулся.
– Выборный городского совета, - пояснил Теомиру с Ольгой Хлаш, размеренно вышагивающий рядом с телегами. - Не тот, что сзади висит, конечно, а внутри. Повозка его каретой называется, чем богаче украшена такая повозка, тем важнее человек. Ежели увидите - лучше на другую сторону перейдите, а то хлестнет кучер кнутом, просто со скуки. Впрочем, конного не хлестнет, побоится, но конному в городе несподручно, особенно в торговые дни. Сегодня-то все по домам сидят, поэтому места много, а так на улице толпа…
Теомир поежился, представив, как его ни за что ни про что охаживают кнутом. С ножом на него тогда, что ли, бросаться? На безоружного, да еще в чужом городе? А если не бросаться, то так и ходить униженным да оплеванным? Действительно, лучше перейти от греха подальше. Ну и порядки, однако!
На первом постоялом дворе места не оказалось. Одни телеги еще приткнулись бы худо-бедно в разных углах, но вот коней разместить оказалось решительно невозможно. Хозяин охал и ахал, горестно всплескивал руками, огорченный, что пожива уходит из рук, но сделать ничего не мог. На прощание пригласил заглядывать в следующий раз, клялся, что примет как дорогих гостей, но Телевар лишь вежливо кивал, не произнося ни слова. Та же история повторилась и на втором, и на третьем дворе, и лишь на четвертом, с полуразвалившимся забором, приземистым облупленным трактиром и валяющимися в лужах пьяными, место нашлось.
– Заезжай, коли не шутишь, - пожал плечами хозяин, угрюмый детина откровенно бандитской наружности. - За лошадь два медяка в день, за человека - полтора, за телегу - пять. Охрана наша, но один из ваших тоже может дежурить, для пущей сохранности.
– Дороговато что-то, - в сомнении проговорил Телевар. - Раньше за человека полмедяка брали, а с лошади - один… Да и место здесь ненадежное, уведут лошадей - что делать будем?
– Не нравится - валите дальше, - сплюнул детина. - А лошадей у нас еще ни разу не сводили, и гостей редко обижают, не чета другим дворам. За то и берем сверху.
– Да у тебя вон и частокол весь развалился, - скроил презрительную мину тысячник. - Через него не то что лошадь - телегу незаметно увести можно. Да и грязно-то как, в луже утонешь - и не заметишь. Медяк за человека, полтора за лошадь, три за телегу.
– Не торгуюсь, - отрезал хозяин. - Не нравится - скатертью дорога. А про лошадей я уже все сказал.
Телевар вопросительно взглянул на тролля. Тот едва заметно кивнул, и темник, вздохнув, скомандовал:
– Заводи коней.
Вопреки ожиданиям, стойла оказались крепкими и сухими, а трактир внутри - довольно чистым и опрятным. Над входной дверью красовалось большое облезшее изображение позолоченного кубка. На глазах у новоприбывших здоровый вышибала подхватил под мышки сползшего под стол пьянчужку и без долгих церемоний вышвырнул его на улицу. В большом камине горел жаркий огонь, без толку раскаляя толстый чугунный вертел. Немногочисленные посетители равнодушно взглянули на новоприбывших и опять угрюмо уставились в свои пивные кружки. Теомир с Ольгой растерянно остановились посреди зала, оглядываясь по сторонам. Бывалые Громобой с Брошей блаженно плюхнулись на лавки у камина, жмурясь от удовольствия в потоке тепла. От их одежды тут же пошел стлаться по комнате тяжелый пар. Ближайшие к ним выпивохи недовольно взглянули в их сторону, но промолчали.
– Ваши комнаты - с восьмой по тринадцатую, по лестнице на второй этаж, - сообщил хозяин Всадникам, входя в зал бок о бок с Телеваром. - Ключ от замка только один на комнату, кто потеряет - заплатит стоимость нового замка и двери. Кормежка - с поздней зари до полуночи, в другое время на кухню даже и не суйтесь, прибьют. Эй, что пес здесь делает?! - неожиданно рявкнул он, заметив встряхнувшегося у двери Грома. Волк с любопытством осматривался, поводя носом. - Выкиньте-ка эту шавку на улицу, и чтоб ноги ее здесь не было!
– Потише, уважаемый, - буркнул Заграт, подходя к нему. - Это не пес, а боевой волк, и как бы он тебя не погрыз за такие слова. Хотя вряд ли, конечно, не станет зубы марать. И комнаты мне не надо, ухожу я к Красной Печи, как и обещались за меня. Хлаш, проводишь? - полуутвердительно спросил он тролля. Тот молча кивнул.
Хозяин лишь пожал плечами и прошел к своей стойке, зазвенел там железом, похоже, отбирая ключи. Теомир про себя восхитился его невозмутимости. Орк тем временем повернулся к Телевару.
– Спасибо, уважаемый, что в беде не бросил, - тихо сказал он. - Не забуду… если жив останусь. Да не сделают предки нас врагами!
– Да нечего тебе забывать, - так же негромко отозвался тысячник. - Подумаешь, в телеге место нашлось, великое дело. И нам бы без тебя несладко пришлось, так что мы квиты. Пусть Отец-Белоконь хранит тебя, иди с миром. - Он хлопнул орка по плечу и прошел к стойке, вполголоса заговорив с трактирщиком. Заграт криво усмехнулся, махнул на прощание Ольге с Теомиром и вышел за дверь. Гром с Хлашем последовали за ним. Теомир вздохнул. Он надеялся разузнать у орка побольше о колдовстве, но в дороге как-то не сподобился. А теперь случай был упущен окончательно.
Один за другим вошли тележники, пахнущие лошадьми и потом. Чеготар волок в охапке копья, Перевоя с Любоконем увешивали мечи, прихваченные из телег. Хозяин неодобрительно глянул на них. Телевар, закончив разговор, подошел к общей компании, побрякивая ключами.
– Пошли наверх, устраиваться будем, - сказал он.
На втором этаже, куда поднялись по крутой скрипучей лестнице, обнаружился длинный мрачный коридор с единственным оконцем в дальнем конце. По обе стороны коридора шли ряды узких дверей, на которых чем-то острым накарябали непонятные знаки. Пахло кошачьей мочой и кислой капустой. Телевар пошел мимо дверей, морща лоб и напряженно вглядываясь в знаки на них.
– Вот это восьмая комната, - наконец с облегчением сказал тысячник. - Моей будет. Онка - со мной. Следующие пять - тоже наши, располагайтесь как хотите, только ключ взять не забудьте. Последняя комната - Хлашу, он сказал - тоже здесь жить будет, покуда место себе не найдет. Через полчаса сбор внизу. Поужинаем и завтрашний день обговорим. Мечи и прочее железо с собой зря не таскайте, не принято это в городе, да и не от кого тут особо отбиваться. Ножей достаточно, а если что - стражу кликнем.
Теомир выбрал из пригоршни ключей на ладони Телевара один, с двумя вертикальными черточками на головке. Комната с такими же знаками на двери нашлась в дальнем конце коридора. На удивление хорошо смазанный замок открылся с едва слышным хрустом.
Внутри комната оказалась больше похожа на гроб. Косая сажень вдоль, вполовину уже поперек. Две жестких деревянных кровати с тонкими матрасами, крохотный столик у затянутого грязным бычьим пузырем окна, больше напоминающего бойницу своей узостью, да несколько вбитых в стену железных крючьев составляли все ее убранство. Броша, оттеснив Теомира в сторону, кинул вещевой мешок под одну из кроватей и вышел.
Теомир бросил под вторую кровать свой походный мешок, пнул его подальше вглубь, сам лег на кровать, растянулся, прикрыл глаза. Выходило жестковато, но случалось и хуже. Он мысленно представил себе город, каким его видел сегодня, с лавками и деревянными мостками, могучую крепостную стену, ворота, стражу в начищенных кольчугах. Почему-то вспомнился Заграт с его торчащими клыками и почти поросячьим носом. Заграта было жалко, злые морды орков и их кривые ятаганы реяли вокруг него, а шаман, связанный и беспомощный, лишь бессильно рычал. Сбоку выпрыгнул Гром, с оскаленных зубов капает пена, и постучал в дверь когтями.
Теомир стряхнул сон и с трудом разлепил глаза. Рядом стояла Ольга и осторожно трясла его за плечо.
– Вставай, засоня, - улыбнулась она. - Все уже собрались в зале, тебя ждут.
Компания Всадников собралась вокруг длинного стола, основательно посеченного ножами. На столе располагалось большое деревянное блюдо с наваленными кусками жареного мяса. Рядом лежали караваи хлеба и стояли кувшины с каким-то питьем. Глиняные кружки выпячивали бока с нарисованными зверями и птицами, по большей части неопознаваемыми из-за буйной фантазии художника.
– Явился… - неодобрительно блеснул на Теомира глазами тысячник. - Значит, так, други. Как сообщил мне наш гостеприимный хозяин, из трех рынков, где торгуют лошадей, в городе открыт только один, Южный. Остальные заперты по причине отсутствия торговцев. Странно это, сколько раз здесь был - всегда своей очереди неделю-другую дожидаться приходилось. А вот оружейные лавки прямо-таки забиты товаром… Ну да не суть важно. Важно то, что завтра встаем с рассветом - и на рынок. Чем быстрее расторгуемся, тем быстрее до дому вернемся. Онка, - обратился он к травнице, - понимаю, что денек выдался не из легких, весь день на ногах да в седле, но надо бы сходить, коней проверить, все ли здоровы, чтобы завтра не оконфузиться. Сейчас поужинаем да сходим, ладушки? - Ольга молча кивнула. - Броша остается здесь, телеги караулить, за оставшимися конями присматривать. Трактирщик уверяет, что сторожа у него - хоть куда, но мне лично домой пешком добираться не хочется. Все ясно? - он засунул в рот здоровый кусок мяса и какое-то время усиленно работал челюстями. - Да, вот еще. Всем говорю и себе напоминаю - нрав свой в крепкой узде держите. Здесь порядки не те, что дома, да и чужестранцев хватает. Если что - сами и виноваты окажемся, а виру здесь такую наложить могут, что пешими домой вернемся.
Всадники молча кивнули, не отрываясь от еды. Теомир ощутил бедром ножны кинжала - уж он-то точно себя в обиду не даст, хоть и чужестранцу, да и Ольгу обидеть не позволит. Он плеснул себе из кувшина - темно-желтая жидкость оказалась слабеньким вином из непонятно чего. Впрочем, на вкус оно казалось не таким уж и скверным, и Теомир, подумав, наполнил кружку до краев.
Хлопнула входная дверь, потянуло сырым холодным воздухом. Все, как по команде, повернули головы. Телевар удивленно приподнял бровь. Удивляться было чему - рядом с Хлашем стоял Заграт, растерянно озираясь по сторонам. Гром, насмешливо зыркнув на трактирщика - тот лишь недовольно поморщился, встряхнулся и неторопливо прошел к столу. Ольга потрепала его по загривку и сунула кость, на которой, как заметил Теомир, было еще порядочно мяса. Волк благодарно лизнул ее руку, осторожно взял кость, отнес в угол возле очага и стал неторопливо обгладывать, жмурясь от приятного тепла.
– Клан Красной Печи два дня назад в полном составе покинул город, - невозмутимо пояснил тролль. - Так что, боюсь, уважаемый темник, мы не в состоянии выполнить свое обещание по не зависящим от нас причинам.
Телевар лишь пожал плечами и приглашающе повел рукой.
– Присаживайтесь, друзья, еды на всех хватит, - заявил он. - Не судьба так не судьба, что уж поделаешь. А чего это они все ушли?
– Загадка, - ответил тролль. - Люди, живущие по соседству с Печной Слободой, утверждают, что все было тихо-мирно, а потом они за утро снялись и ушли, даже не предупредили никого. Там, кстати, наш знакомый обоз с печной глиной стоит, Хлопер матерится так, что даже у Заграта уши в трубочку свернулись. Везли им материал, понимаешь, а что теперь делать? Долги глиной отдавать?
– Да, не повезло ребятам, - задумчиво проговорил тысячник, прихлебывая вино. - Да вы садитесь, чего встали?
Кивнув, Хлаш подошел к скамье, чуть ли не силой волоча за собой подавленного орка.
– Интересно… - почти про себя пробормотал Телевар. - Оружейные рынки переполнены, горожане копья да мечи как горячие пирожки хватают - это раз. Конные торжища закрыты, потому как жугличи все куда-то подевались - два. Орки гурьбой с насиженного места снимаются, будто все их предки за ними гонятся - три. Интересно, чего я еще узнать не успел?
– Что запасы съестные уже месяца два в цене дорожают, - подсказал тролль, целиком засовывая в рот приличную краюху хлеба. - Что городские выборные свои семьи к родственникам на юг отправляют, а иные и сами по делам неотложным надолго уезжают. Что народ ставни новые, прочные, мастачит да двери тяжелые навешивает. Что городской совет гонцов во все стороны рассылает, за войска наемные баснословные деньги сулит… Продолжить?
– Не стоит, друже, - покачал головой тысячник. - Ох, и попали мы… Надеюсь, успеем расторговаться, прежде чем город в осаду возьмут. Проку, правда, чуть будет - оружейное железо, небось, до небес подорожало, хорошо, если за двойную цену укупим. А кто войной на Купчище идет, известно?
– Кто говорит - жугличи, кто - орки, кто - харазги, а кто и вовсе на троллей из Песчаных гор намекает, поди пойми, - пожал плечами Хлаш. - То-то на меня на улицах косились. Ну, Народ точно к делу отношения не имеет, а вот за остальных не поручусь.
– Дела-а… - протянул Телевар. - Ладно, завтра думать будем. Утро вечера мудренее. Заграт, чего голову повесил? Ешь, а то все слопают, голодным останешься. Что дальше делать собираешься?
Орк лишь пожал плечами.
– Назад, в свое стойбище пойду, - грустно сказал он. - Что еще остается? Один - как отрезанный ломоть, пропадет ни за грош.
– А тебя там не… того? - осторожно поинтересовался тысячник. - Тебя же вроде в убийстве обвиняли?
– Да оправдаюсь я, - отмахнулся Заграт. - Это тогда, ночью, меня на месте порешить могли в горячке, а сейчас разбирательство устроят. Есть в клане дельные бабы, рассудят. Не идиоты же они верить, что я на самом деле так глупо подставился. Не первый день на свете живу, знаю, что смерть вождя похода не отменяет. Другое обидно - своих мне уже не догнать, они сейчас далеко. А что такое отряд без шамана? До первого же встречного колдуна, не дальше. Полягут ребята без пользы, вот и все. Добрался бы я до того говенного подсыла - глотку бы порвал! - Его клыки опасно блеснули, орк глухо рыкнул. Волк у очага вопросительно взглянул на него, но, увидев, что хозяин ни на кого не нападает, вернулся к своей кости.
– Ладно, парень, не расстраивайся, - пожал плечами Телевар. - Мы тебя подбросим на обратном пути, там от развилки до ваших земель пешком два дня ходу, а на волке, верно, еще быстрее. Вины твоей нет, и дома ты пригодишься не меньше, чем в походе. Если уж волколаки по лесам рыскать начали… - Он покачал головой.
– Вот дожил! - сварливо буркнул себе под нос орк. - Уже люди утешать начали, скоро сопли вытирать станут. Ладно, темник, за предложение спасибо, не откажусь. Руки-ноги у меня еще дрожат, так что на телеге лучше, чем на волке. Обузой не буду, не бойся. Девочка у тебя умница, да только знает маловато, подучиться ей не мешает. Вот и займусь…
Теомир, с интересом вслушивающийся в разговор, ревниво взглянул на него. Чтобы какой-то чужак учил Ольгу неизвестно чему!… Впрочем, почти сразу он забыл об этом. Война! Настоящая война! Наконец-то он сможет участвовать в великом сражении наяву, не во сне! Кто знает, вдруг про него, героя, еще и песню сложат? Надо только не забыть надеть завтра пояс, тот, с потайными метательными звездами…
Хален неслышно крался по леску, почти не глядя на землю. Чужаков было двое или трое, они неумело маскировались, пытаясь ступать след в след. Сразу было видно, что подкованные железом сапоги незваных гостей были более привычны к стременам, чем к незаметному хождению по густой высокой траве среди кустов красной ягоды с длинными хрупкими ветвями. Пограничник ухмыльнулся. Жугличи никогда не отличались скрытностью, предпочитая быстрые налеты, хотя это никогда не приносило им особенной поживы. Редкие степные вышки успевали предупредить селения густым дымом, и бесшабашная ватага лихих разбойничков обычно заставала безлюдную деревню, с добром, упрятанным в потайные схроны, а на обратном пути их зачастую перехватывали отряды легкой конницы. Надо отдать им должное, кочевники никогда не пускали по крышам красного петуха без веской на то причины, за что хамирцы относились к ним почти беззлобно, а пленников отпускали даже и безо всякого выкупа. Со временем это превратилось почти в развлечение - кто успеет раньше: селяне спрятаться или же жугличи - доскакать. В последние годы ватаги кочевников появлялись все реже и реже, так что погранцы стали тяжелы на подъем. Впрочем, к Халену это не относилось.
Бесшумной тенью он скользил от ствола к стволу, пристально оглядывая кроны деревьев. Кто его знает, этих кочевников, вдруг да и выучили новые трюки. Однажды он чуть не погиб, когда на него набросилась невесть как забредшая в эти края компания лесных грабителей - орков да людей, заросших клочковатой бородой по уши, грязных, вонючих и полупьяных украденной в недалекой деревне бражкой. Потеряв от винного духа осторожность, они решили, видно, поживиться лошадью да упряжью одинокого разведчика, но двое остались валяться с метательными ножами в глотках, а третьего, здоровенного пузатого мужика, запрыгнувшего сзади на круп лошади, Хален утопил в небольшом болотце верстой дальше. Пока разбойник тонул, с его лица так и не сошло изумленное выражение, появившееся, когда Хален сломал ему шею захватом сзади. Удивленные глаза мертвого разбойника иногда снились ему по ночам, но, проснувшись, он об этом не помнил. С тех пор Хален не расслаблялся даже в самой мирной обстановке, решив, что лишняя минута покоя не стоит клинка в печенке.
Сейчас обстановка мирной отнюдь не выглядела. Уже неделю масса небольших отрядов жугличей слонялась вдоль границы. На территорию Хамира они не лезли, тем не менее, конники спали в кольчугах, а днем ходили помятые, злые, в любой момент готовые запрыгнуть на нерасседлываемых коней и помчаться на зов сигнального костра. Да и в этой зеленой рощице было как-то подозрительно тихо, даже обычно наглые кукушки помалкивали в тряпочку, предоставив сверчкам да кузнечикам право безраздельно владеть человеческими ушами. То тут, то там встречались следы грубых сапог, а однажды Халену попалась куча конского навоза, неумело спрятанная под лопухами.
До разведчика донеслось тихое ржание. Хален вжался в ствол пожилой березы, стиснув тяжелый дротик с тщательно обожженным концом. Обошлось - конники были довольно далеко и его не заметили. Немного поколебавшись, он снова двинулся вперед.
Спустя полсотни шагов он заметил первый секрет жугличей. Трое молодых парней с жиденькими юношескими усами и выскобленными до ошпаренной красноты подбородками сидели в кустах, настороженно оглядываясь по сторонам. Хален мысленно посочувствовал им - он мог бы перерезать глотки всем троим даже среди бела дня, не подняв тревоги. Сейчас он просто обошел секрет стороной. Впрочем, еще в полусотне шагов оказался второй секрет, замаскированный куда лучше. Хален мысленно одобрил: напавшего на тех юнцов обязательно заметили бы. Он аккуратно обошел и эту засаду, и через сотню саженей оказался на опушке большой поляны.
От изумления у него перехватило дух. Разведчик ожидал найти временную стоянку одного-двух отрядов из тех, что действовали пограничникам на нервы, но здесь оказался целый табор. Пестрые шатры колыхались под легким ветерком, у временных коновязей жевали овес лошади, по земле ползали малые дети вперемешку со свиньями и курами. Не было лишь собак, которые могли выдать лагерь гавканьем, да петухов, видимо, держали в клетках под платками, чтобы не кукарекали почем зря. Табор? У самой границы? Хален был молод и знал о больших войнах лишь по рассказам своего деда, но ситуация нравилась ему все меньше и меньше. Пересчитав коней и прикинув количество свободных коновязей, он сделал несколько зарубок на извлеченной из-за пазухи палочке и неслышно двинулся обратно.
Однако удача отвернулась от разведчика. Хален уже миновал внешний секрет жугличей, когда земля под ним внезапно провалилась. Когда-то безвестный охотник выкопал ловушку для крупного зверя - духи знают какого. На памяти разведчика самой крупной живностью в этих местах были зайцы. За многие годы маскировавшие яму ветви скрыл толстый слой сгнившей листвы, и ловушка ничем не выделялась на окружающей земле. Сейчас эти ветви с оглушительным треском проломились под Халеном. Извернувшись по-кошачьи, он успел ухватиться за тоненькое молодое деревце, рывком выбросил тело за пределы ямы, краем глаза успев заметить внизу полусгнившие, но до сих пор острые колья, и покатился по земле. Впрочем, разведчик тут же вскочил и, уже не разбирая дороги и не заботясь о скрытности, со всех ног помчался к опушке.
Сзади раздались изумленно-негодующие крики. Высоко над головой свистнула стрела, и Хален мысленно порадовался неумению лучника. Впрочем, вторая стрела прянула почти над самой макушкой, так что разведчик пригнулся и постарался оставить между собой и преследователями кусты погуще.
В мягких сапогах бежалось легко, тем более что кольчугу Хален сунул в переметную суму, взяв с собой лишь пару дротиков да добрый охотничий нож имперской работы. Разведчик бежал, вдыхая воздух полной грудью и наслаждаясь летними запахами лиственного леса, а крики преследователей затихали вдали. Впереди показался просвет в деревьях, затем другой, и вот уже роща осталась далеко позади, а навстречу вырвалась бескрайняя степь, и жаркий воздух позднего полудня ударил в лицо, и откуда-то свержу раздалась незатейливая песнь жаворонка. Хален, сунув два пальца в рот, оглушительно свистнул. Навстречу вынесся Гамален, держа в поводу второго коня. Не останавливаясь, Хален прыгнул в седло Воронка, и разведчики вихрем понеслись по равнине.
– Что там? - крикнул Гамален сквозь свист встречного ветра. - Упыря повстречал?
– Жугличи! - крикнул в ответ Хален. - Не отряд - табор, минимум двести коней и большой обоз! Надо предупредить наших. Если они двинутся все разом, нам их не остановить! Быстрее!
Гамален кивнул в ответ, оглянулся назад, и по его лицу разлилась мертвенная бледность. Он не сказал больше ни слова, лишь ткнул большим пальцем через плечо. Хален бросил назад короткий взгляд и почувствовал, как сердце уходит в пятки. Из рощи выносились всадники - пять, десять, двадцать, пятьдесят, а второй отряд уже скакал разведчикам наперерез, жугличи яростно скалили зубы, их мохноногие низкорослые лошаденки бешено перебирали ногами, и расстояние до них все сокращалось.
– Сто камней тебе в глотку! - выругался Хален во весь голос. - Гамален! Глаза! - Тот понимающе кивнул и резко натянул поводья, подняв коня на дыбы. Хален сделал то же самое. Слаженным движением они выдернули из чехлов сбоку от седел платки из тяжелой темной ткани и накинули их лошадям на головы. Волна атакующих была уже в полусотне шагов, на лицах жугличей можно было различить бисеринки пота, когда Хален вырвал шнурок из небольшого тряпичного мячика, швырнул его вверх и крепко зажмурил глаза, прижав к ним руки.
Оглушительно шарахнуло, у Халена заложило уши, вспышка проникла даже сквозь ладони. Он открыл глаза. На них неслась масса ослепших лошадей с незрячими всадниками. Крики ярости сменились воем ужаса, люди хватались за лица, падали с лошадей под копыта задних рядов, а обезумевшие кони неслись на двух разведчиков плотной массой.
– Пошел! - рявкнул Хален. Их кони рванулись вперед и на расстоянии вытянутой руки пронеслись перед мордами коней ослепших жугличей. Второй отряд все еще был далеко, колдовская вспышка не ослепила их на таком расстоянии. Всадники яростно улюлюкали, их маленькие лошадки быстро перебирали ногами, не нагоняя, но и почти не отставая от чистокровных, но уже выдыхающихся от бешеной скачки жеребцов хамирских разведчиков. Горячий ветер бил в лицо, и Хален про себя порадовался, что нет среди кочевников умельцев бить из лука верхом. В его собственном притороченном к седлу колчане в специальном отгороженном закутке томилось несколько стрел с наконечниками-шипами, тонкими, но острыми, смоченными смесью лягушачьей лапки и аконита, сподручными, когда надо спешить даже и самого закованного в железо тяжелого латника. Коня-то латами не прикроешь… Будь сам Хален среди преследователей, обоих лазутчиков давно бы волокли за конскими хвостами, повязанных прочными арканами, а их кони в страшной агонии бились бы в траве далеко позади. Но его среди преследователей не было, а впереди уже маячила вышка, и едва слышно трубили рога, и крохотные на таком расстоянии фигурки кавалеристов суетились около коней.
– Наддай! - просипел, задыхаясь от возбуждения, Хален. - Еще чуть-чуть…
Но кони хрипели, роняли на землю клочья пены, скорость падала, крики жугличей раздавались все ближе.
– Не уйти! - крикнул Гамален, кинув быстрый взгляд через плечо. - Надо драться, авось продержимся до подхода наших!
– Дурак! - рявкнул в ответ Хален. - Стрелами истычут как ежей! А мы должны рассказать, что видели! Не вздумай…
Страшный удар выбросил его из седла. Передняя нога Воронка попала в сусличью нору. Кость хрустнула, конь с почти человечьим криком рухнул на землю, перекатившись через голову. Не успевшего сгруппироваться Халена протащило по земле с десяток шагов. Несколько мгновений он лежал плашмя, полуоглушенный, через силу хватая ртом воздух, потом с трудом поднялся на ноги. Левая рука висела как плеть, каждое ее движение отдавало нестерпимой болью, перед глазами плыли цветные круги. От первого сабельного удара жуглича он увернулся, чуть было не попав под копыта его коня. Второй удар он парировал ножом, невесть как выхваченным из чехла на поясе, но третий всадник, промахнувшись, задел его крупом своей лошади. Хален, почти потеряв сознание от боли в руке, мешком свалился на траву. Как во сне он смотрел на скалящего зубы жуглича, вбрасывающего в ножны легкую кривую саблю, вытаскивающего из ременной петли копье, размахивающегося для удара и медленно валящегося с седла с торчащей из горла стрелой. В ушах визжала кровь… нет, визжали хазиги, Лютые, с налету врезавшиеся в сбившихся в кучу кочевников, кромсающие их зазубренными клинками ятаганов, топчущие сбитых на землю конями. Лошадь ударила тяжелым подкованным копытом рядом с головой Халена. Вот и все, подумал он, проваливаясь в темноту, сейчас меня раздавят как гнилую тыкву. Хорошо бы Гамален ушел от погони, обидно погибать ни за так…
На лицо лилось мокрое и холодное. Хален застонал, попытался поймать струйку ртом, и она тотчас же послушно полилась ему меж воспаленных губ. Никогда раньше обычная вода не казалась ему столь вкусной. Он с трудом разлепил глаза и попытался сесть.
– Лежи, вояка, - строго сказал ему девичий голос. - Лекарь сказал - вставать не велено. - Над ним склонилась девка с русыми волосами, собранными на затылке в густой пук. Одета она была по-мужски, в стеганую куртку с нашитыми деревянными бляхами и зеленые штаны с плотными кожаными наколенниками. За спиной покачивалась резная рукоять дорогого кинжала.
– Сотник… Позови сотника, - с трудом произнес Хален. - Срочно… Очень… - Он обессиленно откинулся на подушку. - Здесь… - он непослушной рукой залез за пазуху и похолодел. Заветной палочки с зарубками не было.
– Тихо-тихо! - успокоила его девица. - Твой дружок уже рассказал все отцу, твоя деревяшка у него. Сейчас он с колдуном советуется, как побыстрей весть в Хамир передать. А ты лежи, не дергайся, тебе вредно. Меня, между прочим, Менной зовут, а тебя?
– Хамален, - пробормотал разведчик. - Твой отец… кто?
– Да он и есть сотник на этой заставе, - успокоила его девица. - На-ко вот, попей еще холодненького отвара…
Сотник стоял на верхней площадке вышки, тяжело опираясь на перила. Он с надрывом втягивал воздух, пытаясь успокоить дыхание. Нет, мрачно подумал он, не про меня эта лестница, годы мои уже не те - по жердочкам лазить. Казалось, он спиной чувствовал насмешливый взгляд караульных.
– Где, говоришь, вы на табор наткнулись? - недовольно спросил он у вытянувшегося по струнке Гамалена. - Да не объясняй, пальцем покажи, - оборвал он открывшего было рот разведчика.
– Вон там, командир, - почтительно ответил тот, показав рукой на темневший в отдалении лесок. С высоты степь казалась совсем не такой, как с седла, и он с трудом разбирался в открывающемся виде.
– Там, говоришь… - Сотник протянул руку, и караульный вложил в нее дальногляд, одну их тех новых штучек, в которых и маг ногу сломит - то ли колдовская вещичка, то ли опять какой умник намудрил. В хитрую трубку, однако, роща выглядела такой же мирной и безобидной, как и без нее, хотя сотник мог разглядеть отдельные деревья и даже место, где из подлеска вырвались жугличи-преследователи, ломая по дороге низкорослый кустарник и молоденькие деревца. - Что-то не верится. Ни дымка, ни каких других следов. А не выдумал ли твой дружок все это на ходу?
– Не думаю, господин сотник, - голос Гамалена стал ледяным. - Разведчики не для того жизнью рискуют, чтобы сказки выдумывать. - Крыса ты тыловая, мысленно добавил он. Думаешь, второй день как произвели, а уже все знаешь?
– По сторонам смотреть надо да в засады не попадать! - огрызнулся сотник. - Небось, спите на ходу, а потом удираете сломя голову. Ладно, колдун весточку в Хамир передал, дальше не наше дело. - Он услышал, как один из караульных неодобрительно хмыкнул, и рывком повернулся к нему. - Что-то не так, солдат?
Однако тот и не смотрел на него. Челюсть часового тихо отвисала вниз, из уголка рта поползла нитка слюны. Дрожащим пальцем он показывал куда-то вдаль.
– Что? - рявкнул на него сотник. - Языка лишился? - Он кинул взгляд в ту сторону, куда указывал часовой, и оторопел.
Конный отряд Лютых бешеным галопом несся по степи, но отсюда, с вышки, он казался цепочкой неторопливо ползущих муравьев. Хазиги по дуге огибали лесок, из которого с таким трудом вырвались разведчики. Командир отряда был стар и опытен и вслепую соваться волку в зубы не собирался. Да этого от него и не требовалось. Проверить местность и вернуться - простое задание, хотя и оно могло обернуться неожиданной стычкой. Вот и сейчас наперерез хамирским наемникам вылетел отряд жугличей - в два раза больше, чем хазигов, но вооружены лишь легкими саблями и небольшими круглыми щитами, заброшенными сейчас за спину. Вообще-то десятник Лютых получил приказ - в стычки не ввязываться, если что - уходить как можно быстрее, но уходить от такого противника означало не только запятнать свою честь, но и оскорбить богов трусостью. Десятник, коротко взвизгнув, выхватил из ножен кривой меч, на котором еще не засохла кровь предыдущего врага, и устремился на противника. Отряд, рассыпавшись лавой, последовал его примеру. Но трусливые жугличи не приняли вызова. Мгновенно повернув коней, они устремились к той же балке, из которой вырвались навстречу наемникам. Кое-кто из преследователей, вбросив в ножны мечи, на скаку посылали стрелы вслед бегущим, но те лишь бессильно отскакивали от закинутых за спины щитов. Однако могучие жеребцы яростно визжащих Лютых заметно превосходили жугличских лошадок, и расстояние неуклонно сокращалось, и мечи уже пели в руках, предвкушая горячую кровь. Но тут жугличи неожиданно снова развернулись и устремились на преследователей, а из рощицы позади вырвался еще один отряд.
Опытный командир мгновенно оценил обстановку. Это была не первая засада, в которую он попал, и здесь уже было не до воинской чести. Четыре к одному - всегда не лучший вариант, а если из-за деревьев начнут бить лучники, то это не бой, а чистой воды самоубийство. Десятник взвизгнул еще раз, и хазиги, мгновенно сменив мечи на копья, сбились в тесный клин и, не снижая скорости, врезались в первый отряд врагов. Сейчас многочисленность жугличей уже играла против них самих - пытаясь добраться до наемников, они сталкивались, мешая товарищам, их разгоряченные гонкой кони ожесточенно кусали и лягали друг друга. Наемники же на всем скаку поражали врага копьями, мгновенно выдергивая их из тел и не задерживаясь, чтобы добить, сбивали жугличей крупами лошадей. Вокруг стоял яростный визг Лютых, крики раненых кочевников и истошное ржание покалеченных лошадей, и пыль клубилась из-под копыт, и багрово сияло сквозь мглу яростное солнце.
Хазиги прорвались сквозь ряды врагов, лишь двое из них остались лежать, посеченные, на поле боя, и вот уже снова впереди чистая степь, испятнанная перелесками, и тяжело раздуваются бока уставших коней, но уже недалеко застава. И тут спереди - справа и слева - навстречу наемникам вылетели еще два конных отряда. Но это уже были не жугличи. На новых врагах тускло бликовали железные кольчуги, обшитые на груди стальными пластинками, на полуоткрытых стальных шлемах с шишечками развевались конские хвосты. Длинные мечи без гард пока еще покоились в ножнах, вытянутые овальные щиты мирно висели за спиной. Не сбавляя хода, харазги вскинули длинные роговые луки, и навстречу наемниками рванулись толстые черные стрелы с блестящими железными наконечниками. Одна из них скользнула по краю шлема десятника, и тот, слегка оглушенный, на мгновение припал к коротко остриженной гриве своего коня, бросив мгновенный взгляд назад.
Кровь застыла в его жилах. И без того небольшой отряд наемников сразу уменьшился вдвое. Чудовищные точность и сила длинных луков, помноженные на мастерство лучников, не оставили невезучим хазигам ни единого шанса. Десятник, высоко вскинув пламенеющий меч, обреченно бросил своего коня в самую гущу нападающих, желая лишь одного - забрать с собой хотя бы двоих, да что там, хотя бы одного, но черная стрела ударила его прямо в широко разинутый в истошном боевом визге рот, выбив передние зубы, пройдя нёбо и перебив шейные позвонки. Время вдруг пошло очень медленно. Вокруг стало совсем тихо, и, медленно опрокидываясь с коня, десятник еще видел как последние три воина из его отряда доскакали-таки до конных лучников и были порублены харазгами, успевшими сменить луки на мечи. Все вокруг вспыхнуло ослепительным светом, и высокий суровый человек с наголо выбритой макушкой и черными глазами встал навстречу ему с сияющего трона. Потом стало темно.
С дозорной вышки все это было видно как на ладони. Но не жестокая гибель трех десятков хазигов потрясла часового. Тут и там степь усеивали рощицы, рощи и перелески, обычно темно-зеленые на фоне пегой выгоревшей степной травы. Но сейчас трава была почти не видна. Из-за деревьев вырывались конные - на низкорослых рыжих лошадях, сотни и тысячи всадников в сдвинутых на затылок папахах, с легкими саблями, копьями и луками, с бритыми подбородками и свисающими длинными усами, в боевых кафтанах, покрытых медными и костяными бляхами, а вдалеке за ними уже шли обозы, флегматичные волы тянули повозки с женщинами в пестрых халатах, небрежно брошенными шатрами, связанными и возмущенно верещащими свиньями… Степь чернела от отрядов жугличей, и даже на таком расстоянии слышались завывающие рога. Гамален кинул взгляд на злосчастный перелесок, где они с Халеном удирали от преследователей. Это, пожалуй, было единственное мирное место - в погоню за лазутчиками ушли все, кто мог. Теперь они лежали в степи, порубленные тоже мертвыми ныне наемниками, или же, ослепленные, блуждали среди разнотравья и не могли откликнуться на призыв чудовищного столба ярко-красного дыма, поднимающегося из-за восточного горизонта. Холодное отчаяние снизошло на Гамалена, немеющими руками вцепился он в ограду.
– Бей тревогу! - прохрипел побелевший как мел сотник. - Бей тревогу, часовой! Все, кто может, по коням! Уходим!
Звон набатного колокола разливался над равниной, и сигнальные костры полыхали под жаркими лучами полуденного солнца, посылая колдовским дымом отчаянные сигналы - бегите, спасайтесь! На всех заставах по хамирской границе люди спешно подтягивали подпруги, проверяли оружие и перевязочное тряпье в переметных сумах, пробовали ногтем, хорошо ли натянуты тетивы у луков, а земля гремела от топота десятков тысяч копыт, и за полчищами мохноногих лошадей оставалась голая, выбитая копытами земля. Воздух звенел от воплей из тысяч глоток.
Жугличи двинулись на Хамир.
Теомир с Ольгой впервые оказались в таком большом городе, как Хамир, и поэтому смотрели по сторонам, открыв рот. Сегодня они, наконец, увидели каменные дома из давних детских сказок. Правда, каменных жилищ в три или даже четыре этажа они так и не встретили (а, по слухам, в Купчище таким было каждое второе здание), но двухэтажный дом из белого мрамора попался им по дороге на рынок. Из-за мощной деревянной изгороди даже с коня виднелась лишь верхняя часть его железной, крашеной коричневым крыши, но, по счастью, ворота были широко распахнуты. Теомир успел бросить внутрь любопытный взгляд. Дом, казалось, сиял изнутри своим собственным светом, а желтое утреннее солнце, краешком выглядывающее из-за краснокирпичной печной трубы, выглядело бледно и невзрачно. Рядом располагались надворные постройки - почерневшая от времени конюшня, сложенная из доброго деревянного бруса и со странно плоской крышей, амбар, несколько клетей, курятник, возле которого бродили сонные куры под бдительным присмотром расфуфыренного петуха, еще какие-то строения - Теомир не успел рассмотреть. Из ворот вытягивалась богато одетая компания, во главе которой на гнедом чистокровном жеребце небрежно развалился толстый дядька. На его кафтане слева виднелся тот же рисунок, что был намалеван и на городских воротах. Дядька окинул Всадников, ведущих в поводу лошадей, неожиданно острым оценивающим взглядом, задержал взгляд на Ольге, потом на Телеваре, который сдержанно поклонился ему, махнул тысячнику рукой и пустил лошадь рысью. Десяток сопровождающих последовали за ним, не удостоив Всадников ни единым взглядом. Ворота с ужасным скрипом и стуком захлопнулись.
– Воевода местный, - негромко пояснил Телевар, ни к кому в особенности не обращаясь. - Сам я с ним не встречался, но слыхал, что мужик он дельный. А коняка-то у него какой, а! - Он восхищенно прицокнул языком. - Эх, нам бы с десяток таких на племя…
– Кого десяток на племя? Воевод? - ехидно переспросил его Громобой. - Аль у нас своих не хватает, доморощенных, что со стороны на развод приглашать?
– Коней, дубина! - беззлобно отмахнулся от него Телевар. - Ты языком-то не больно работай. Сейчас на базаре будем, так голову сниму, если хоть одного коня у нас сведут. Народ здесь ушлый, жулья хватает, одно слово - торгаши… - Он сплюнул на землю, старательно растерев плевок носком сапога. Теомир озадаченно уставился на него. Торговцы, которые добирались до них на дальних кочевьях, ему, скорее, нравились - веселые ребята, сыплющие прибаутками и предлагающие разные безделушки по баснословным ценам. Мужики шуточкам посмеивались, но бубенцы на сбрую да изукрашенные маленькими разноцветными камешками кинжалы покупали мало, а вот баб часто и за волосы не удавалось оттащить от ярких разноцветных бус да зеркал. И нередко муж со вздохом вытаскивал из кармана медные, редко серебряные, монеты, чтобы угодить своей дражайшей супруге. Здесь, правда, никого из знакомых торговцев он не увидел, но народу на улице было не в пример больше, чем вчера, так что все еще оставалось впереди. Чем ближе к рынку, тем гуще становилась толчея на улице, и Теомиру уже не раз отдавили ноги. Пару раз Громобой с Телеваром громко рявкали на каких-то невзрачного вида парней, и те мгновенно отлеплялись от лошадей и скрывались в толпе.
– Отец-Белоконь его знает, - пояснил тысячник Теомиру. - Может, просто любопытствуют, а может, прикидывают, как покрасть удобнее. Смотри внимательней, паря, да за карманами следи.
Теомир на всякий случай пощупал локтем маленький мешочек с мелочью, сунутый ему матерью накануне отъезда. Если бы он уже не вел в поводу сразу четырех лошадей, то зажал бы его в горсти, но руки были заняты. Он мимоходом пожалел, что Хлаш с Загратом не с ними: Хлаш отправился по каким-то своим делам, а Заграт, еще не до конца отошедший от ран, остался на постоялом дворе отсыпаться и долечиваться. Услышав это, хозяин двора попытался было рассказать о прекрасном враче, живущем неподалеку, но Заграт лишь что-то невнятно буркнул. На его лице прекрасно читалось, что ничего хорошего он от местных лекарей не ожидает. Теомир вздохнул. Уж от здоровяка Хлаша-то воры бы точно шарахались быстрее ветра, да и зверская морда Заграта не предрасполагала к риску быть пойманным за руку.
Впрочем, до рынка добрались без особых приключений. Не без труда пробившись через толпу у ворот и заплатив торговую пошлину хмурому сторожу в худом тулупе, они заняли места в части рынка, специально отведенной под торговлю конями, седлами, упряжью, телегами и прочим полезным в конном хозяйстве скарбом. Однако вокруг было подозрительно тихо. Озабоченные покупатели пробегали мимо, бросая косые равнодушные взгляды на коней. Кроме них, других торговцев лошадьми на рынке не оказалось. Зато неподалеку, где располагались оружейни и кузницы, клубилась большая толпа. Кузни отчаянно дымили, иногда дым порывом ветра относило в лошадиную часть рынка, и тогда кони недовольно фыркали, а у Теомира начинали слезиться глаза. Ольга сидела на каком-то чурбане неподалеку, думая о своем. Одетая в верховую одежду, она очень походила на мальчишку, и лишь туго стянутые на затылке волосы выдавали в ней девушку. Теомир подошел к ней и плюхнулся рядом.
– Интересно, долго мы тут торговать будем? - как бы невзначай поинтересовался он. - Что-то народу немного…
– Ох, Темка, какое там торговать! - улыбнулась ему Ольга, отвлекаясь от своих мыслей. - Говорили же вчера - город к осаде готовится. А какие лошади в осаде? Их кормить надо, а стены оборонять не пошлешь. Дядя Телевар сюда только из упрямства пришел, они вчера с Громобоем и Брошей крупно поругались. Ты спать ушел, не слышал. Громобой ворчал, что с утра домой уходить надо, пока не накрыли нас здесь, как крыс в мышеловке, а господин темник огрызался, что не для того мы такой путь проделали, чтобы, заночевав, восвояси отправиться.
– И что решили? - живо поинтересовался Теомир. - Торговать остаться?
– Ну, - пожала плечами Ольга, - дядя Телевар настоял, что два дня поторгуем, а потом домой отправимся. Он старший, так что остальные согласились. Но уж ругались-то как!… - Он тихо прыснула, видимо, вспомнив вчерашний вечер. - Слушай, Темка, - внезапно оживилась она, - а давай по рынку погуляем? Кони все здоровы, я сама смотрела, а впятером десяток лошадей охранять незачем. Пошли, а?
– Давай, - с готовностью согласился Теомир, которому тоже было донельзя скучно сидеть в пустых торговых рядах. - Я пойду у темника отпрошусь. - Он вскочил на ноги и подбежал к Телевару, раздраженно прохаживающемуся взад и вперед.
– Господин темник! - сказал он просительно. - А можно мы с Онкой по рынку немного погуляем? А то скучно тут сидеть…
– По рынку? - подозрительно спросил тысячник. - А я что буду делать, если вдруг понадобится что? Не этих же бездельников, - он мотнул головой в сторону уже мирно дремлющих на солнышке Громобоя с Корешем, - посылать!
– Ну пожалуйста! - Теомир состроил самую честную мину, на которую был способен. - Мы же рядом будем! Посмотрим - вернемся, посмотрим - вернемся… Чесслово!
– Брысь! - брюзгливо скомандовал темник. - До обеда не так долго осталось, а потом подменят нас - и гуляй куда хочешь. Поскучаете пока, не дети малые. Брысь, я сказал! - грозно зарычал он, увидев, что Теомир пытается что-то возразить. - Порядку не знаешь? Так я тебя дома плетьми-то поучу!
Понурившись, Теомир вернулся к Ольге и развел руками.
– Только когда подменят, говорит, - грустно сообщил он ей. - А не то плетьми…
– Да уж слышала, солнышко, - ободряюще улыбнулась Ольга. - Ладно, не бери в голову. После обеда, так после обеда. Никуда от нас рынок не уйдет.
Время тянулось мучительно медленно. Покупатели так и не появились, лишь однажды какой-то бедно одетый мужичонка, по виду из земледельцев, остановился, оценивающе глядя на лошадей, пообсуждал с Телеваром их стати и, с сожалением пожав плечами, ушел, часто оглядываясь.
– Хорошие, говорит, лошади! - раздраженно сообщил ребятам Телевар. - Да только пахать на таких несподручно, и вообще они сейчас нажитое добро в землю закапывают, а не новое покупают. Вот кабы шкурами мы торговали, шкуры бы он купил, из них его знакомый скорняк кожаные брони хорошие делает. Не всякий нож, говорит, пробьет! Тьфу, пакость!
Больше никаких развлечений не было. Тени медленно укорачивались, потом начали потихоньку удлиняться. Пообедали пресными лепешками с луком и яйцами, запивая водой из фляги. Лошади мерно похрустывали овсом из торбы. Наконец, явились Броша, Чеготар, Перевой и Любоконь, и тысячник отпустил первую смену обратно на постоялый двор.
– Господин темник, мы с Онкой прогуляемся по рынку, - напомнил ему Теомир перед уходом. Тот лишь досадливо мотнул головой - мол, делайте что хотите, только на нервы не действуйте.
Рынок оказался куда больше, чем казался. После пустынных конных шли чадные оружейные ряды. У Теомира при виде наваленных на прилавок груд железа разгорелись глаза. Тут были короткие прямые обоюдоострые мечи с обмотанными кожей рукоятями, больше похожие на чрезмерно широкие кинжалы, изогнутые черненые орочьи ятаганы, некоторые даже в пятнах плохо отчищенных крови и ржавчины, длинные палаши с изукрашенными тусклыми камешками эфесами, странные конструкции с двойными клинками, выходящими из широкой двуручной рукояти в противоположные стороны, а в одной лавке Теомир углядел даже метательные звезды наподобие припрятанных в потайных кармашках его пояса. По стенам висели брони - неказистые кожаные куртки с деревянными, медными и бронзовыми бляхами, мерцающие железные кольчуги грубой вязки, часто небрежно залатанные в местах, тусклые броневые нагрудные пластины. Шлемы - открытые, едва защищающие затылок, полуоткрытые, со стрелками, спускающимися вдоль переносицы, незнакомо выглядящие глухие шлемы с шишаками и без. Бесчисленные поножи, наручи, боевые рукавицы, кольчужные сапоги, шипастые запястные кастеты и прочая необходимая для защиты от стрелы и клинка утварь валялись большими неопрятными кучами. Отдельно рядами стояли щиты, преобладали почему-то тяжелые осадные гиганты почти в человеческий рост, хотя встречались между ними и средних размеров овальные и треугольные щиты пехотинцев. Легкие круглые щиты, сподручные всадникам и пехоте, небрежно валялись бесформенными грудами, народ даже и не глядел в их сторону. Несколько оружейников торговали исключительно луками - в основном длинными тяжелыми чудищами черного дерева, к которым прилагались охапки таких же длинных тяжелых стрел. Теомир долго зачарованно пялился на небольшой посеребренный арбалет, проволочная тетива которого взводилась маленьким сложным механизмом, пока откровенно скучающая Ольга чуть ли не силой утащила его за рукав в колдовские и травные ряды.
Толпа здесь клубилась поменьше, в основном состояла из тихих людей в плотных серых плащах, объясняющихся друг с другом и с торговцами шепотом и чуть ли не знаками. У Теомира по коже забегали мурашки, когда в глубине одной из лавок он углядел предмет, подозрительно напоминающий человеческий череп. Впрочем, по большей части содержимое прилавков было мирным - охапки каких-то трав, бутыли, пузырьки и склянки с порошками и разноцветными жидкостями, толстые кожаные фолианты с загадочными письменами на переплете, разноцветные камешки, мелкие жемчужины и тому подобная дребедень. Он не замедлил поделиться свои разочарованием с Ольгой.
– Глупый! - фыркнула она. - Не знаешь, а судишь. Вот это, например, - она ткнула пальцем в серую невзрачную травку, - камнелом. Отвар хорош против запоров, а ежели его корни правильно обработать, размолоть да смешать с сушеными листьями голубянки, - она показала на другое неказистое растение, - то полученный порошок у тебя любой вор с руками оторвет.
– Почему? - непонимающе спросил Теомир, с любопытством глядя на груду лежащей перед ним травы. От странных запахов у него кружилась голова.
– А потому, молодой человек, - скрипуче ответил ему владелец лавки, пожилой высохший чародей с седыми волосами и черном колпаке, до того молча сидевший в глубине своих владений, - что одной щепоти этого порошка в чарке вина хватит, чтобы человек всю ночь спал без просыпа. Подсел к купцу в трактире, выпил с ним за знакомство, а потом чисти ему карманы как вздумается. Однако, моя юная госпожа, - обратился он к Ольге, - таким вещам на улице не научишься, ибо по большей части тайное это знание, и немногие в нашем достославном городе им владеют. Тебя же я доселе не видел, и одета ты как Всадница. Кто же ты? Назовись, уважь старика.
– Мать нарекла меня Ольгой, - ответила, слегка заалев, девушка. - Я дочь Травины-знахарки из Всадниц и сама лекарка. Мы здесь коней торгуем, а я за их здоровьем слежу, чтобы не заболели ненароком да порчу кто не навел…
– Травина? - поднял брови домиком чародей. - Нет, боюсь, что не слышал про такую. Но, думается мне, она - достойная женщина, если ее молодая дочь уже знает такие непростые составы. Я - Газамил, травник и целитель… Извините меня, о достопочтенные Всадники, я сейчас. - Он обменялся несколькими словами с подошедшим покупателем, тщательно отсчитал из тряпицы несколько сухих стебельков с острым пряным запахом, небрежно смахнул крупную серебряную монету в стол и снова повернулся к Ольге. - Итак, чем могу быть полезен? Могу предложить замечательный аконит, бутоны синей купальницы или даже настоящий корень мандрагоры…
– Спасибо, уважаемый Газамил, - быстро ответила ему Ольга. - Боюсь, мы просто смотрим. У нас нет денег на покупки…
– Нет денег? - улыбнулся ей Газамил. У него оказалась хорошая, располагающая улыбка, в уголках глаз собрались тонкие морщины. - Ну, не беда. Возьми в подарок хотя бы несколько мятных шариков. Вообще-то я держу их для детей, но, признаться, и сам с удовольствием посасываю время от времени. Держи, держи, - не обращая внимания на протесты, он сунул ей в руку маленький тряпичный пакетик. - Авось не обеднею. С ухажером своим поделись, - он подмигнул Теомиру, и тот почувствовал, что краснеет.
– Э-э… спасибо, достопочтенный Газамил, - поклонилась ему Ольга. - Извини, нам пора дальше. Солнце уже клонится к закату, а нам еще так много надо осмотреть… - Она дернула Теомира за рукав и поспешила вдоль рядов дальше. Газамил, широко улыбаясь, смотрел им вслед.
Больше в колдовских рядах не задерживались. Несколько раз Теомир останавливался с открытым ртом, наблюдая, как колдун в красном плаще жонглировал мячиками пламени, или как другой колдун, в голубом плаще и с изуродованным шрамом лицом, удерживал в воздухе огромную, с кулак, каплю воды, придавая ей разнообразные фантастические формы. Однако Ольга как заведенная тащила его вперед, и остановилась лишь когда они выбрались в продуктовую часть рынка.
– Держи… ухажер, - фыркнула она, сунув ему в руку несколько твердых белых комочков. - Не лопай все сразу, а то поплохеет. Смотри, яблоки!
Они восхищенно уставились на лоток прилавок. Сложенные аккуратной пирамидкой, в мутном воздухе рынка круглые красно-желтые плоды перед ними чуть ли не сияли волшебным светом. Выращиваемые далеко на юге, как уверяли добиравшиеся к Всадникам купцы, они стоили немыслимых денег, но смиренные купцы готовы были отдавать их всего лишь за треть цены лишь из уважения к конязю и воеводам. Теомир слыхал, что на больших пирах конязь самолично жаловал ими особо отличившихся ратников. Рядом с яблоками лежали еще какие-то желто-зеленые шары и прочие неведомые фрукты, но Теомир с Ольгой никогда не видели мандаринов и персиков, так что не уделили им ровно никакого внимания.
– Ну, чего пялитесь? - раздраженно буркнул торговец, исподлобья зыркнув на них. - Берите или проваливайте, чай не на выставке.
– С… сколько? - сглотнув слюну, спросил Теомир. - У нас… мало денег.
Мгновение торговец внимательно изучал их, потом махнул рукой.
– Эх, да что там… - вздохнул он. - Себе в убыток, ну да ладно, все равно скоро никому не надо будет. Две штуки за грош, так и быть… - Он выжидающе поглядел на них.
Если Теомир и колебался, то только мгновение. Ему вдруг страшно захотелось узнать, чем же конязь награждает отличившихся, и если бы яблоки стоили даже и по три гроша за штуку, он не поколебался бы. Осторожно вытащив из кармана заветную тряпицу, он аккуратно отобрал четыре медяка и нетвердой рукой протянул их купцу.
– Вот! - сказал он решительно. - Два самых лучших! - Щекой он чувствовал восхищенный взгляд Ольги.
– Все, что пожелает господин, - слегка поклонился купец. Привстав, он пошарил где-то под прилавком и торжественно извлек оттуда два не очень крупных, слегка помятых крапчатых яблока. Они выглядели далеко не так красиво, как собратья на прилавке, но, в общем, тоже были ничего. В любом случае, отступать было некуда. Теомир осторожно принял вожделенные плоды из рук торговца, коротко кивнул, пытаясь выглядеть беззаботно, и они с Ольгой отошли немного в сторону. Девушка благоговейно приняла от него одно из яблок и без лишних разговоров впилась в него зубами. Теомир последовал ее примеру.
Яблоко оказались донельзя кислым, и Теомир почувствовал, как скулы сводит отчаянной гримасой. Ольга выглядела не лучше. Они заставили себя прожевать по глотку, но повторять почему-то не захотелось. Стараясь не глядеть друг на друга, они украдкой выбросили надкушенные фрукты в большую мусорную корзину и бок о бок пошли дальше. Теомиру было не столько жаль четверти всех своих денег, сколько обидно за разрушенные иллюзии. Впрочем, вокруг было столько диковинок, что долго хмуриться ребята не смогли.
После недлинных фруктовых прилавков они попали в мясной ряд. Здесь стояла ужасная вонь от протухающих по жаре кишок, костей, копыт и прочих малосъедобных частей туш. Впрочем, самого гниющего мяса на виду не лежало, а со всех сторон продавцы с энтузиазмом зазывали купить всякие диковинки вроде соловьиных язычков или запеченных в тесте грашских колибри. Затем на них волной нахлынули запахи свежевыпеченной сдобы и горячего черного хлеба. Наконец, после мучных рядов он выбрались на открытое место.
Это была, скорее, небольшая площадь, посреди которой торчал дощатый помост под поношенным полотняным навесом, выкрашенным тусклыми красками во все цвета радуги. Вокруг помоста собралась жидкая толпа, кто-то скверно играл на губной гармошке, и изможденная девица с землистым лицом и в лиловом трико ходила по сцене на руках, изредка делая сальто под заунывные взвизги инструмента. На небольшом возвышении сбоку стоял ражий детина с румянцем во всю щеку и призывал публику "посмотреть на несравненную акробатку Малефтину и лучших клоунов на тысячу верст в округе". Несравненная акробатка Малефтина изредка бросала в его сторону злобные взгляды. Подойдя поближе, Теомир с Ольгой переглянулись и дружно фыркнули.
– Не знаю, смогу ли я так же кувыркаться, но на руках точно хожу не хуже! - вполголоса заявила Ольга. - А где клоуны?
– А вот он, видно, и есть главный клоун! - кивнул Теомир в сторону детины. - Если уж Малефтина - акробатка… - Они снова переглянулись и затряслись в беззвучном смехе.
– Эй! - кто-то бесцеремонно толкнул его в плечо. - Деньги давай!
Теомир недоуменно уставился на говорящего. Паренек чуть выше его, но уже в плечах, в оборванном трико, похожем на Малефтинино, протягивал ему измызганную шапку, внутри которой болтались несколько мелких монет. Наглые водянистые глаза парня бесцеремонно ощупывали их обоих.
– Ну, долго еще ждать? - сплюнул он Теомиру под ноги. Тот с трудом удержался, чтобы не ударить наглеца.
– Какие деньги? - как можно спокойнее спросил он. - Я тебе ничего не должен.
– Ишь ты, не должен! - нехорошо ухмыльнулся нахал. - Представление смотрел? Смотрел. Вот и раскошеливайся, коневод.
– Я не смотрел представление, - все таким же через силу спокойным голосом ответил Теомир. - Мы только что подошли и сейчас уходим. Отойди с дороги.
– Сначала дашь деньги, потом пойдешь куда хочешь! - зашипел на него циркач. - Ты что, плохо меня понял? Ты нарываешься, да? - Его голос повысился почти до надрывного визга, на них стали оглядываться. - Ты деньги зажилить хочешь, у нищих артистов кусок отобрать? Ах ты сука… - Он резко осекся, когда кинжал, неслышно скользнув из ножен, уперся ему в живот.
– У нас, диких коневодов, принято выпускать кишки обидчикам, - хотя глаза Теомира почти застила ярость, голос его был едва ли не мурлыкающим. - Ты хочешь меня обидеть, да?
Несколько мгновений циркач переводил взгляд с кинжала на бешеное теомирово лицо и обратно, затем попятился.
– Ну погоди, навозник! - просипел он сквозь зубы. - Встретимся еще!
Теомир с Ольгой проводили его взглядами.
– Зря ты так… - неуверенно сказала девушка. - Надо было просто повернуться и уйти… наверное.
– Ага, и поймать нож под ребра! - мотнул головой Теомир. - Я таких бродяг видел в Столеграде. Если сразу не осадишь - на голову сядут. Пошли лучше отсюда, а то еще вернется с дружками.
Солнце уже почти скрылось за крышами, когда Теомир с Ольгой, по уши нахлебавшиеся новыми впечатлениями, наконец, покинули обезлюдевший рынок. Длинные тени от домов и заборов протянулись через дорогу, улицы стремительно пустели. Теомир с Ольгой, внезапно почувствовавшие себя неуютно в чужом городе, заторопились побыстрее добраться до постоялого двора. Спешка была тем сильнее, что в животах у обоих довольно громко бурчало. Осторожно перешагивая через лужи помоев, груды конского помета и объедков, они неуверенно вертели головами, пытаясь вспомнить правильную дорогу. Вечерний город выглядел совсем не так, как утренний, и сгущающиеся сумерки с трудом разгонялись редкими масляными фонарями, едва тлеющими на столбах.
– А вам недалеко осталось, - откликнулся на вопрос какой-то случайный прохожий дед. - Через две улицы прямо, через улицу налево, потом еще раз налево - и в аккурат к "Золотой чаше" и попадете. Только чего вам петлять ровно зайцам? Вот сейчас в переулок вертайте, и тут уж прямо выйдете. Темно там, правда, ну да глаза у вас молодые, шеи не сломаете. Я вот, помнится, пацаном только такими проулками и бегал, и уж как быстро получалось - не поверите. Город из конца в конец как ветер пробегал!
Поблагодарив словоохотливого деда, Теомир вопросительно взглянул на Ольгу, и они решительно свернули на безлюдную улочку. Там действительно было темно, по обеим сторонам стояли глухие высокие заборы, из-за которых не доносилось ни звука.
Они быстро шагали в сгущающихся сумерках. Высокие заборы закрывали большую часть отсвечивающего оранжевым неба. Несколько раз ребята запинались за неразличимые во мраке выбоины, оскальзывались на каких-то отбросах.
– Смотри, - махнула рукой остроглазая Ольга. - Кажется, скоро доберемся. - Впереди замаячили огоньки постоялого двора.
Воздух прорезал негромкий свист. Большая темная фигура мягко спрыгнула на землю перед ними, так что молодые Всадники были вынуждены резко остановиться. Ольга ойкнула и отступила назад.
– Офигительный вечерок! - хрипло произнесла фигура перед ними. - Ну что, погуляли, сопляки?
Кто-то сзади сильно рванул Теомира за плечо, и он отлетел к забору, больно ударившись плечом. Его тут же схватили за руки, прижали к нетесаным доскам, рядом замычала сквозь ладонь, зажавшую рот, Ольга.
– Что тебе надо? - бешено крикнул Теомир, пытаясь вырваться, и его тут же с силой ударили в солнечное сплетение. Парень согнулся пополам, судорожно хватая воздух.
– Не рыпайся, - насмешливо посоветовал другой голос. В последних лучах заката Теомир узнал парня-циркача с базарной площади. - Говорил же я, что еще встретимся! - Коротко, почти без размаха он ударил Теомира в лицо - раз, другой. - Это на память, чтобы повежливее был в другой раз. Слышь, Хорек, на Малефтину этот навозник пялился, а платить не захотел. Ну-ка, пусть заплатит сейчас!
Тот, кого назвали Хорьком, с готовностью размахнулся, но циркач взмахом руки остановил его.
– Обыщи его, дурак, по морде дать всегда успеешь! Деньги ищи! - в голосе циркача слышалось раздражение.
– Да, Акробат, сейчас, - тупо откликнулся второй. Теомир почувствовал, как его обшаривают ловкие пальцы, рванулся и снова получил оглушающий удар в лицо. В полуобмороке он повис на удерживающих его руках. - Вот, - он протянул Акробату тряпицу с Теомировыми медяками.
– Медные гроши, - разочарованно протянул тот. - Что-то небогатый ты, навозник. Или ты у девки деньги хранишь, а, нищеброд? Может, пощупать твою девку как следует? Эй, пацаны, что скажете? - Из темноты весело загоготали. - Ну-ка, Сизый, проверь…
Из темноты послышалось яростное проклятие, затем раздался короткий взвизг и звук оплеухи.
– Кусается, - пожаловался невидимый Теомиру Сизый. - Во дура… Чо ей, жалко?
– Ты, дебил! - прошипел разъяренный Акробат. - Еще раз тявкнет - голову тебе откручу и скажу, что так и было! Деньги нашел?
– Нет… - разочарованно протянул Сизый. - Ничего нету, только вонючие шарики какие-то.
– Да уж, нищеброды… - процедил Акробат сквозь зубы. - Что же ты, навозник, без денег на базаре делал? Аль своровать что хотел? Так ты даже не думай, это наша территория. Ладно, оставлю-ка тебе еще подарочек на память. С девкой бы твоей позабавиться, да времени нет… - Сталь лязгнула о сталь, и в руке циркача тускло блеснула бритва. - Не боись, глаз я тебе не выткну, хотя и стоило бы, чтобы уважал старших. - Он гоготнул. - Что там у вас говорят про шрамы на морде? Небось признак воина, да? Вот ты у нас сейчас и станешь воином… - Он не спеша поднес бритву к лицу Теомира. - Что, навозник, страшно?
Вместо ответа Теомир ударил его ногой. В голове мутилось, поэтому он попал не по колену, как намеревался, а по лодыжке.
– Ах ты тварь поганая! - охнул циркач в полный голос. - Я к тебе как к человеку, а ты что? Пинаться вздумал? Вот тебе, сука! - Он занес над головой бритву.
– Эй, что тут такое? - мягко спросил из темноты новый голос. - Ну-ка, ты, убери железку.
– А то что? - дерзко спросил Акробат, разворачиваясь навстречу новой угрозе. - Мамочке моей нажалуешься? - Чуть приседая, он двинулся навстречу новому противнику. - Ну-ка, вали отсюда, не твое это дело…
Что-то чуть слышно треснуло, и по земле покатился светящийся комочек.
– Темно тут, - сообщил новоприбывший. - Ни черта ни видно…
Комочек ярко вспыхнул и осветил все вокруг странным призрачным светом. Теомира держали двое, третий, видимо, Хорек, толстый парень с недоуменным лицом стоял рядом. Сизый, высокий парень с рябым лицом и темным носом записного пьяницы, с трудом удерживал извивающуюся Ольгу, одной рукой зажимая ей рот. Неизвестный покачивался на носках в паре саженей от циркача, заложив руки за спину и внимательно наблюдая за ним. Перед глазами Теомира до сих пор плыли темные круги, и поэтому он никак не мог рассмотреть, во что же одет незнакомец. Его мерцающая одежда непонятным образом сливалась с освещенной дорогой, четко виднелась только голова.
– Ну так что? - с иронией осведомился новенький. - Сам бритву уберешь, или помочь?
– Дай ему, Хорек! - хрипло распорядился Акробат. - Слышь, дядя, ты сам напросился. - В его голосе чувствовалась неуверенность. Хорек безразлично кивнул, вразвалку приблизился к незнакомцу и с силой ударил в лицо пудовым кулаком.
Незнакомец не стал парировать удар. Вместо этого он чуть развернулся боком, пропуская кулак мимо себя, перехватил Хорька за нижнюю часть кисти и плавным движением перебросил его руку на противоположную сторону, так что бугай неожиданно для себя оказался согнутым в три погибели. Незнакомец пнул его коленом в незащищенный бок, на что Хорек удивленно хрюкнул, и рванул его руку вверх, ударив ребром ладони под ухо. Хорек нелепо кувыркнулся в воздухе и с глухим звуком рухнул на спину. Его глаза закатились под лоб.
– Га-ад! - визгливо крикнул Акробат. - Да я тебя порешу!… - Он рванулся вперед и левой рукой схватил незнакомца за рукав, одновременно пытаясь полоснуть его бритвой по глазам. Тот мягко скользнул в сторону, захваченной рукой описал в воздухе полукруг, второй рукой прижав удерживающую рукав кисть, и резко повернулся вокруг своей оси. Коротко хрустнул локтевой сустав, и Акробат, с коротким воплем по инерции пробежав вперед, с размаху ударился головой о слегу и мешком свалился на землю. В тот же момент Ольга, изловчившись, ударила Сизого каблуком по пальцам ноги и, когда тот, взвыв от боли, ослабил захват, развернулась и с силой ударила коленом в пах. Хватая воздух распахнутым ртом, тот опустился на землю, и Ольга снова ударила его коленом в подбородок. Голова парня, описав короткую дугу, ударилась о забор, и он упал без сознания. В это время незнакомец медленно шагнул вперед к двоим, продолжающим удерживать Теомира, хотя их глаза растерянно перебегали со странного прохожего на своих поверженных товарищей. Несколько мгновений он внимательно смотрел на них.
– У-у! - внезапно угрожающе сказал незнакомец. С воплями ужаса парни бросили Теомира и рванули вверх по улице. - У-лю-лю-лю-лю! - подбодрил их незнакомец, но тут же плавно развернулся, вытягивая перед собой руки. Ольга проскользнула мимо спасителя, не обращая на него внимания, и со слезами склонилась над Теомиром, мешком сползающего по забору на землю.
– Темка, Темка! - затеребила она парня. - Как ты? Сильно больно?
Преодолевая боль под ложечкой, Теомир с трудом уселся на землю, преодолевая настойчивое искушение упасть лицом вниз и закрыть глаза, а еще лучше - заснуть. Его мутило, из носа текла теплая мокрая струйка. Он открыл было рот, но из него вырвался лишь негромкий хрип.
– Темочка, миленький, не умирай! - с плачем девушка затрясла его за плечи. - Это я во всем виновата, я! Ох, что же я за дура, зачем мы пошли на этот дурацкий базар!…
– Очень трогательно, - прокомментировал незнакомец, внимательно рассматривающий эту сцену. - Любимая прощается с умирающим героем. Прямо хоть балладу пиши.
Ольга метнула на него яростный взгляд.
– Ох, да помоги же мне! - воскликнула она. - Видишь же, что ему плохо!
– От разбитого носа еще никто не умирал, - не согласился спаситель. - Кулаком в брюхо - не слишком приятно, особенно таким кулаком… - Он покосился на лежащего без сознания Хорька. В этот момент Теомира вырвало. - Да, вот я и говорю - не слишком приятно, но тоже далеко не смертельно. Ну-ка, разреши мне, красавица… - Он присел на корточки рядом с Теомиром, пальцами приоткрыл ему веко и внимательно уставился на зрачок. Колдовской клубочек на земле начал гаснуть, сумерки снова сгущались вокруг них. - Небольшой шок, ничего серьезного. Так… - Он оглянулся, оторвал от одежды Хорька тряпицу, вытер Теомиру кровь с лица, обтер губы. - Ты сама-то как? В порядке?
Ольга утвердительно кивнула, хотя оплеуха все еще горела у нее на щеке.
– Вот и ладненько, - рассудительно сказал незнакомец. - Ну-ка, парень, вставай, пойдем до дому. - Он закинул руку Теомира себе за плечо и осторожно встал на ноги. Теомир повис на нем, ноги ватно подгибались, но голова уже не кружилась. Ольга скользнула сбоку, подхватила его под другую руку. - Не местные? Всадники? Не из тех, что остановились в "Золотой Чаше"?
– Да, мы в "Золотом Кубке", - откликнулась Ольга. - Там! - Она мотнула головой в сторону горящих вдалеке огней.
– Там? - удивился незнакомец. - Это лампы на входе в харчевню "Кошечка", самый что ни на есть воровской притон в городе. Нам сейчас надо в противоположную сторону, на большую улицу, да по ней идти, а потом чуть влево. А чего вас сюда-то понесло?
– Да дед какой-то сказал, - пожала плечами Ольга.
– Дед? - еще сильнее удивился незнакомец. - Ну и странный же дед вам попался. Потолковать бы с ним по душам… Ладно, пошли, я сегодня еще не ужинал. Впрочем, и не обедал толком.
– А… - начала было Ольга, кинув быстрый взгляд в сторону лежащих на земле тел.
– Не волнуйся за них, - перебил ее незнакомец. - Оклемаются и сами доползут куда надо. Разве что ты своего до смерти прибила, хотя и не похоже. Ночи теплые, даже не простынут. Локоть я этому придурку, конечно, зря сломал, - он покачал головой. - Погорячился. Ну, давай, давай, двигаемся…
Сначала Теомир почти висел на Ольге с прохожим, едва переставляя ноги, но постепенно коленки перестали подгибаться. К тому моменту, когда они достигли входа на постоялый двор, он уже шел сам, лишь слегка опираясь на Ольгино плечо. Гром, лежащий на крыльце в мерцающем свете масляного фонаря, вскочил на ноги и бросился навстречу. Ткнувшись Теомиру в ладонь холодным мокрым носом, и лизнув Ольгу в руку, он вежливо обнюхал незнакомца - "ну-ну-ну, не балуй!", негромко сказал тот - и метнулся к приоткрытой двери в трактир. Теомир осторожно отцепился от Ольги, толкнул неподатливую дверь и, опираясь на косяк, осторожно проковылял внутрь.
В большом очаге уютно потрескивал огонь. В разных углах залы сидели небольшие группы людей. Всадники, как и накануне, заняли отдельный стол в углу, их лица хмурились. Они мрачно сидели перед пустым кружками, угрюмо помалкивая. Телевар у стойки о чем-то разговаривал с хозяином. Заграт с Хлашем уселись друг напротив друга, задумчиво передвигая разноцветные камешки по разлинованной доске, то снимая их с доски, то добавляя обратно.
– А, явились! - раздраженно сказал через всю комнату Телевар. - Где… Теомир, тебя опять волколаки драли? Что случилось?
Теомир на неверных ногах прошел к столу и с облегчением рухнул на лавку.
– Все в порядке, - пробормотал он. - Так, подрался немного…
– На нас напали! - гордо сообщила Ольга. - Но мы отбились, спасибо… - Она смущенно запнулась, сообразив, что так и не удосужилась выяснить имя неизвестного спасителя. - Спасибо ему! - Она повернулась к незнакомцу, который стоял у входа, с вялым интересом оглядывая Всадников. Он оказался одетым в зеленый запятнанный грязью плащ, такие же зеленые брюки и куртку и короткие кожаные сапоги. Из-под плаща выглядывали потертые ножны недлинного кинжала. - Ой, что же я! - спохватилась девушка. - Надо же воды погорячее принести… - Она быстро юркнула в кухонную дверь.
Теперь все Всадники заинтересованно смотрели на незнакомца, даже тролль с орком оставили свои камешки. Телевар пересек комнату и остановился перед ним, разглядывая в упор.
– Ну что ж, - наконец прогудел он. - Спасибо, что позаботился об этих неслухах. Вечно с ними что-то случается. Я - Телевар, темник Всадников, торгуем здесь лошадей. - Он сделал многозначительную паузу.
– Я - Тилос, гонец и посланник, - слегка поклонился прохожий. - Ношу сообщения по белу свету. Вас я знаю, вчера вечером мы разминулись, но слухами земля полнится. Что же это ты, любезный, на ночь глядя ребятишек на улицу отпускаешь? Неспокойные нынче времена, опасно после заката по улицам бродить, тем более в незнакомом городе…
– Спасибо тебе за помощь, посланник, - недовольно ответил Телевар. - Да только зря ты так. Я их еще днем пустил по базару пошляться, думал, пробегут быстренько по рядам, да и назад. А они, вишь ты, до темноты загуляли. Эй, герой! - обратился он к Теомиру. - Ну-ка, рассказывай, где пропадали!
Из кухни выскользнула Ольга с глубокой чашкой горячей воды и полотенцем. Он присела рядом с Теомиром и начала осторожно обтирать с его лица грязь и засохґшую кровь. Всадники с нетерпением дожидались конца процедуры. Заграт что-то раздраженно бормотал себе под нос, поглаживая Грома по загривку, огромный зверь жмурил глаза, изредка облизывая нос длинным красным языком. Хлаш со странным выражением лица смотрел на Тилоса, который прошел к стойке и разговаривал с хозяином.
Наконец Ольга закончила вытирать Теомиру лицо, вода в чашке побурела. Они на пару, перебивая друг друга, оживленно рассказали обо всем происшедшем с того самого момента, как их днем отправили восвояси. Здесь, в спокойном полумраке обеденной залы, под отсветами мечущегося в очаге пламени, сцена в темном переулке уже не казалась такой страшной. Теомир даже попытался изобразить, как Тилос вырубил Хорька, но сидя это оказалось делать неудобно, а подняться на ноги он не рискнул. Впрочем, несколько глотков подогретого вина с сахаром окончательно привели его в чувство, хотя в ушах начало слегка шуметь. Его настроение заметно приподнялось, и даже мысль о потерянных медяках не слишком огорчала его.
– Да я, выходит, герой, - слегка улыбаясь, возник рядом Тилос. - Всегда приятно послушать о себе от других. Мальчик преувеличивает, - тут же посерьезнел он. - Те, на улице - шпана подзаборная, драться не умеют, только кулаками размахивать и горазды. Немного сноровки, и даже оружие не понадобится.
– Ну, я бы их кинжалом полоснул - и вся недолга, - не согласился с ним Громобой. - Еще уворачиваться от них, как баба… Прости, - тут же спохватился он. - Я не про тебя.
– Они с кулаками, а ты с ножом? - приподнял бровь Тилос. - Ты своих детей, надеюсь, не дубиной воспитываешь?
– У него был нож! - вскинулся Теомир. - Он сказал, что лицо мне разрежет!
– Наверняка пугал, - поджал губы Тилос. - Кишка у него тонка такое всерьез говорить. Да и не нож это был, а бритва, бороду да усы брить, - он задумчиво пощупал свой подбородок. - Кстати о птичках. Мне нужно отлучиться кой-куда. Чуть погодя вернусь, поговорим. - Он развернулся на каблуках и двинулся к лестнице наверх.
– Постой, любезный, - неожиданно окликнул его Хлаш. Он неторопливо встал из-за стола во весь свой гигантский рост и не спеша подошел к терпеливо ожидающему Тилосу. - Ты, случаем, не тот самый Тилос?
– Тот самый?… - удивленно начал тот, но Хлаш с силой ударил его кулаком сверху вниз.
Тилос лишь плавно сдвинулся чуть в сторону. Поворачиваясь вокруг себя, он поймал левой рукой предплечье тролля, а правой с силой ударил его по кисти снизу вверх и от себя. Тролль кувыркнулся в воздухе, со страшным грохотом приземлившись на спину со странно отставленной в сторону рукой, но тут же вскочил на ноги и с ревом бросился на Тилоса.
– Эй-эй-эй! - рявкнул из-за стойки хозяин. - Хотите драться… - Он на мгновение замолчал, проследив как тролль кубарем катится по полу, чуть не врезавшись в стену. - Идите на улицу! - закончил он тоном ниже, когда Тилос чуть подмигнул ему, на мгновение отвернувшись от противника. - За мебель взыщу! - Неуверенно добавил он, когда Хлаш попытался ударить посланника ногой в голову. Тилос, согласно кивнув трактирщику, присел, пропуская ногу над собой, крутнулся, оказавшись от тролля сбоку, и подцепил его рукой под лодыжку, рванув ее вверх. Хлаш вверх тормашками рухнул на пол, но в последний момент с кошачьей ловкостью оттолкнулся руками и сделал сальто назад, приземлившись на ноги. Впрочем, он тут же снова бросился на Тилоса, хватая его за правую руку и занося огромный кулак левой руки для удара, но Тилос прижал его руку своей и, сделав небольшой взмах, ухватился кистью захваченной руки за предплечье тролля, так что локоть того неожиданно закрутился вверх, согнутый под острым углом. Хлаш, взвыв от боли, рухнул на колено, и Тилос, крутнувшись вокруг себя, бросил его на пол лицом вниз, зажал кисть в сгиб локтя левой руки, упав на колени, несильно повернул корпус вокруг своей оси, придерживая локоть тролля ребром правой ладони. Хлаш зарычал и неожиданно забил по деревянной половице свободной рукой.
– Как скажешь, - неожиданно откликнулся Тилос. На его лице появилась озорная ухмылка. Все в зале смотрели на них, открыв рот. - Я только во вкус вошел… - Он аккуратно положил загнутую руку тролля ему на спину и встал на ноги. Мгновением позже к нему присоединился и Хлаш, отряхивая одежду. Его лицо, как ни странно, было довольным.
– Я Хлаш Дэрэй, - протянул он руку Тилосу. - Слышал о тебе краем уха, но вживую увидел впервые. Извини, если что.
– Все нормально, - кивнул Тилос, пожимая протянутую руку. Его кисть утонула в огромной ладони тролля, и Теомир только сейчас осознал насколько велика между ними была разница в росте… и, наверное, силе. Как не такому уж и высокому Тилосу удалось так легко справиться с гороподобным троллем? Колдовство, не иначе. - Постой, постой… Хлаш Дэрэй? Тот самый Хлаш Дэрэй?…
– Что значит… - начал было тролль, но тут же мягко отпрыгнул назад, повернувшись к Тилосу боком. - Щас как… - начал было он, и расхохотался. - Ладно, очко в твою пользу. Хлаш Дэрэй, матха, седьмая ступень. Ты это имел в виду?
– Точно, - согласился довольный Тилос. - Ладно, поверю на слово. - Он слегка подмигнул Хлашу. - А силен ты, брат! Я еле успевал поворачиваться…
– Да и я тоже… - проворчал тролль. - Давненько меня так не кидали, я уж и страховаться-то почти разучился. Мебель-то цела? - Он беспокойно обвел зал взглядом.
– Цела, цела, - успокоил его Тилос. - Я следил, куда кидаю. Сейчас извини, дела. - Он снова кивнул хозяину и вместе с ним торопливо поднялся по лестнице. Хлаш проводил его взглядом и вернулся к столу, покачивая головой.
– Хлаш, ты цел? - затеребила его Ольга. - Кости не переломаны?
– А? - поднял бровь тролль. - Спасибо, пичуга, все нормально. А что?
– Ну… Ты так громко падал… - смущенно объяснила девушка.
– А, это… - равнодушно откликнулся тролль. - Да, выглядит устрашающе. Но на самом деле, если падать правильно, то ничего не случится.
– А ты умеешь падать правильно? - нетерпеливо спросил Теомир. - А где научился? Слушай, научи и меня тоже, а?
Всадники, напряженно смотревшие на тролля, вдруг дружно загоготали.
– Ну, наш пострел везде поспел! - сквозь выступившие на глазах слезы выдавил Броша. - Научи его, а? - Он захлебнулся в новом приступе смеха.
– Ты от фонаря под глазом избавься, афоня! - хлопнул его по плечу широко ухмыляющийся Любоконь. - Туда же - научи его!
– А чего я такого сказал? - удивился Теомир, обиженно оглядываясь по сторонам. Ольга выглядела такой же непонимающей, как и он, и это немного его утешило.
– Не все так просто, - серьезно объяснил ему тролль. - Этому надо учиться долгие годы. Путь Просветленного Духа - не для торопыг. А вы…
– А мы завтра с утра отправляемся восвояси, - продолжил Телевар. Он опять стал мрачным. - Я уже и с хозяином расплатился. Жаль - столько времени впустую потратили, да и денег тоже… - Он прихлебнул из своей кружки и со стуком поставил ее на стол. - Зла не хватает! Чтоб этим бандитам бесштанным всю ночь икалось! Я про жугличей, - объяснил он удивленному Теомиру. - Поговорил я сегодня с народом, все как один советуют ноги уносить, если в осаду вместе с остальным городом сесть не хотим. Так что завтра… Есть хотите? - внезапно спохватился он. - Весь день прошлялись, желудки, небось, к спине прилипли. - Он махнул половому, и через пару минут на столе возникла тарелка с аппетитно пахнущими пирогами и большая пивная кружка. Ольге вместо пива принесли какой-то ароматно пахнущий травяной настой. Теомир с жалостью покосился на нее. Все-таки плохо быть женщиной, что ни говори.
Вскоре сверху спустились Тилос, уже без плаща, и хозяин. Оба хмурились, словно река перед бурей. Посланник взял у хозяина копченый свиной бок и здоровый ломоть хлеба и стал жадно есть, изредка прихлебывая воду из небольшого кувшина. Теомир с завистью взглянул на него - от свиного бока и он сам бы не отказался - и угрюмо уставился в стол. Эйфория от вина постепенно проходила, и парень снова почувствовал себя хуже. В животе что-то невнятно урчало, жалуясь на тяжелую жизнь. Краем глаза он заметил, что Хлаш и Заграт снова вернулись к своей расчерченной доске.
Снова хлопнула дверь. Теомир повернул голову и широко распахнул начинающиеся слипаться глаза - вернее, один глаз, поскольку второй глаз, подбитый и заплывший, раскрываться решительно отказывался. В дверях стоял совершенно удивительный человек. Его длинные золотые волосы, обрамляющие смелое красивое лицо с орлиным носом и внимательными черными глазами, в беспорядке рассыпались по складкам ниспадающего с плеч шикарного малинового плаща. По темно-зеленому камзолу бежали тонкие серебряные строчки, широкие штаны были заправлены в высокие черные ботфорты с отворотами. Из-под плаща выглядывал эфес меча, а из-за спины высовывался гриф непонятного музыкального инструмента - или вещи, которая показалась Теомиру таковой. Человек помахал рукой в воздухе и громко сказал:
– Привет честной компании!
Второй раз за вечер все разговоры смолкли, и люди дружно уставились на новоприбывшего. У некоторых отвисла челюсть. Пришелец, явно довольный произведенным эффектом, скользнул взглядом по залу. На мгновение он задержался на Ольге, и Теомир заметил, как та неожиданно залилась густой краской и опустила глаза. Красавец подмигнул ей, небрежным движением перекинул вперед свой инструмент - плоский грушеобразный корпус с длинным грифом - и, перебирая струны, запел сильным глубоким голосом:
На последних словах певец резко оборвал мелодию, склонился вперед, так что его длинные волосы упали ему на лицо, и замер в такой позе. Ольга восхищенно зааплодировала, ее поддержали вялые хлопки из-за других столов. Теомир почувствовал укол ревности.
– Господа! - воскликнул между тем певец, выпрямляясь и резким движением головы откидывая гриву назад. - В этот хмурый вечер не только жратва и выпивка развлекут вас и согреют вам душу. Величайший бард Мелиандр Красило к вашим услугам! Любые песни - любовные, героические, мелодии дальних стран и странных народов! Всего четверть гроша за песню! Для прекрасных же дам я спою бесплатно! - он опять подмигнул Ольге и прошел к стойке.
– Кто он? - громким восхищенным шепотом спросила девушка. Теомир подавил сильное желание швырнуть в пришельца чем-нибудь тяжелым.
– Мелиандр Красило, странствующий бард, - неожиданно ответил ей Тилос, который, казалось, до того был с головой погружен в свои мысли. - Слыхал я про него, кажется. Известный авантюрист, шпион, герой-любовник и изрядный мерзавец. Но голос у него есть, этого не отнять. И женщинам нравится, - добавил он насмешливо, покосившись на Ольгу. Та, и без того пунцовая, раскраснелась еще сильнее.
– Шпион? - удивленно поднял брови Телевар. - Это еще что?
– Ну… - замялся Тилос, явно подыскивая нужное слово. - Ходит, высматривает, подслушивает, потом продает сведения тем, кто заплатит…
– Подсыл, - жестко кивнул Телевар. - Понятно. Естественно, что мерзавец - его хозяева приняли, накормили, напоили, а он их потом с потрохами продает. Ну-ну. Видал я таких молодчиков. И чем он здесь занимается?
– А кто его знает, - пожал плечами Тилос. - Но сам подумай - от силы через неделю город окажется в осаде. Многим захочется узнать, где какие укрепления и нельзя ли их миновать…
– И его не берут за жабры? - удивился Громобой. - Мы бы его быстро подвесили вверх тормашками на солнышке, чтобы провялился как следует!
– Это не ко мне, это к городской страже, - отмахнулся Тилос. Он сделал последний глоток из кувшина и отставил его в сторону. - Опять же, это все догадки. Может, ему просто острых ощущений захотелось - он ведь из тех, кто на медведя в одиночку пойдет, просто чтобы нервы себе пощекотать.
– А он ходил? - робко осведомилась Ольга. - На медведя?…
– Так, - припечатал к столу ладонью тысячник. - Завтра с утра встаем раненько, пакуемся и уходим. Спать пора, и лично я - на боковую. Ольга, помоги парню до койки добраться, неровен час, с лестницы загремит, - он широко ухмыльнулся при виде негодования на лице Теомира. - Ладно, ладно, шучу. Так сколько с тебя, говоришь, слупили за яблоки? Грош за две штуки? Ну купец, ну жук! Красная цена этому баловству - десяток за полгроша, а несортовую кислятину вообще мешками отвешивают. Эх вы… покупатели! - кряхтя, он полез из-за стола. - Слышь, посланник! - негромко сказал он Тилосу. - Дело есть, поговорить надо.
– И у меня к тебе дело, - серьезно кивнул тот. - Не чаял я Всадников в Хамире найти, но вот повезло же… Хлаш, есть минута свободная?
Теомир с трудом поднялся с лавки. Почему-то разболелась голова, отсветы от очага и даже от тусклых масляных лампочек вызывали приступы рези в здоровом глазу. В этот момент бард Мелиандр Красило снова запел, в этот раз что-то разухабисто-веселое, и Теомир почувствовал, как напряглась рука Ольги, на которую он опирался.
– Пошли, болезный ты мой, - фальшиво-весело сказала ему девушка. - Завтра как огурчик будешь. - Они начали медленно подниматься по лестнице, Ольга часто оглядывалась на певца. Последнее, что увидел Теомир в этот вечер, это Телевар, Хлаш, Заграт и Тилос, тесной группой сидящие в углу и что-то тихо обсуждающие. Гром клубком свернулся у очага, прикрыв хвостом нос, и сладко посапывал.
В своей комнате Теомир, не раздеваясь, рухнул на постель. Ольга стащила с него сапоги и присела на краешек кровати.
– Болит? - озабоченно спросила она, осторожно ощупав подбитый глаз Теомира. - Вот так? И так?
Теомир промычал что-то невнятное. От ее холодных пальцев исходило странное тепло, голова кружилась, страшно захотелось спать. Снизу раздался взрыв хохота, снова забренчал музыкальный инструмент барда - Теомиру вдруг стало интересно, как же эта штука все-таки называется? - но он уже падал… падал… падал… и черное сонное болото сомкнулась вокруг него.
Пробуждение было внезапным и странным. За окном стояла непроглядная чернота, но по коридору ходили, топая тяжелыми сапогами. Теомир прислушался, и в тот же момент в дверь сильно постучали.
– Теомир, подъем! - сказал голос дядьки. - Вставай быстро, не время валяться! - Он прошел дальше по коридору и, судя по шагам, спустился вниз по лестнице.
Теомир резко сел на кровати. Живот больше не болел, впрочем, как и голова, даже глаз открывался нормально. Он был голым, одежда висела на стенном крючке, и Теомир почувствовал, как его щеки становятся теплыми от стыда. Мало того, что заснул как ребенок, так Ольга еще и раздевала его! Он быстро натянул штаны, куртку и сапоги и, на ходу застегивая пояс, сбежал вниз по лестнице.
На столе стояли блюдо с черствыми вчерашними лепешками, кувшины с пивом и подносик с каким-то мясом. Любоконь с Брошей торопливо жевали, примостившись на краешке скамьи, дверь на двор стояла распахнутой настежь. Из нее несло сырым сквозняком. Масляная лампа у входа раскачивалась на цепочке, будто ее только что зацепил кто-то высокий, тусклый огонек метался за потемневшей от времени и нагара медной сеткой. Теомир растерянно остановился посреди зала, недоуменно оглядываясь по сторонам. Вывалив язык, в дверь вбежал Гром, помахивая серым поленом хвоста, за ним торопливым шагом вошли Телевар с хозяином.
– Быстро ешь, мы уходим домой, - коротко бросил тысячник юноше.
– Вчера связные маги прислали воеводе весть, что жугличи идут, - пояснил вошедший следом тролль. Его лицо было абсолютно бесстрастным. - Утром большими силами перешли границу и полным ходом идут к городу. Если не хотим сесть в засаду, надо немедленно уходить, не ждать утра. Чтоб он сдох, этот воевода, не мог сразу на площадях объявить… - Он прислонился к притолоке, наблюдая за возбужденно повизгивающим и мечущимся по комнате волком. Теомир мельком удивился отсутствию Заграта.
– Темка, что случилось? - на лестнице возникла заспанная Ольга, машинально приглаживающая волосы, живописно рассыпавшиеся по плечам, сбившиеся на лбу в небольшой хохолок. - Пожар где али что?
– Удираем от жугличей, - машинально ответил Теомир. - Ешь давай, мы, похоже, не задерживаемся.
– Не хочется, - широко зевнула та. - Ох, ну и рань! Небось, и за полночь-то не перевалило…
– Перевалило, - откликнулся Хлаш. - Рассвет скоро, засони. Давайте-ка, пошевеливайтесь, а то застрянем в воротах…
– А ты с нами? - обрадовано спросил Теомир. - Вот здорово!
– Мне здесь делать больше нечего, - пожал плечами тролль. - Вот я и подумал - а не двинуться ли мне восвояси? В компании, знаешь ли, веселее. Заодно за Загратом послежу, негоже ему, раненому, в одиночку по лесам шляться…
– Нечего делать? - удивился Теомир. - Ты же наемник, тебя сейчас за золото в дружину примут!
Тролль лишь пожал плечами в ответ. Теомир озадаченно посмотрел на него, но решил пока не переспрашивать.
Хлаш оказался провидцем. Улицы были забиты народом, кровавые отблески факелов бросали мечущиеся отблески на мешанину людей, повозок и коней, в воздухе стояла густая ругань вперемешку с лошадиным ржанием и возбужденным лаем собак из подворотен. Кони, вновь привязанные к телегам, храпели, дергали мордами, косились друг на друга глазами, мерцающими в факельном свете, несколько раз Всадники разнимали начинающих кусаться и лягаться животных. Казалось, половина города стремится вырваться на простор, пока это еще возможно. Теомир мельком поразился обилию торговых гостей, разнообразно и пестро - насколько позволяло судить освещение - одетых и тараторящих на совершенно непонятных языках. Кое-где сквозь толпу прокладывали дорогу стражники, большая часть из них выглядела напуганно. Пытаясь упорядочить движение, они лишь усугубляли сумятицу и переполох. Телевар в сердцах сплюнул, увидев, как один из стражей поскользнулся на выплеснутых на дорогу помоях и с грохотом рухнул прямо под копыта лошадей, тянущих аляповато раскрашенный трехосный фургон чуть впереди обоза Всадников. Лошади, насколько позволили оглобли, попытались встать на дыбы, что-то громко хрустнуло и фургон нехотя остановился, полностью перекрыв движение. Вокруг него сразу же возник густой водоворот человеческих тел, гвалт резко усилился. Хлаш, по своему обыкновению шагавший рядом с повозкой, в которой вместе со своим волком устроился Заграт, молча скользнул вперед, с легкостью рассекая толпу. Одним движением выдернув из-под копыт беспомощно барахтавшегося блюстителя порядка, он железной рукой схватил обеих лошадей под уздцы. Через несколько мгновений движение восстановилось.
До ворот добирались почти до рассвета. Взопревшие, злые, Всадники уже без стеснения хлестали плетками коней и людей, что подворачивались под копыта, не обращая внимания на возмущенные вопли, почти не различимые в общем гвалте. Но когда впереди уже замаячили главные ворота, черные на фоне едва разгорающейся зари, на башне сипло завыли рога, и спереди раздался глухой рокот. Телеги встали на месте.
– Что там у них еще? - раздраженно спросил оказавшийся рядом с Теомиром Громобой. - Опять кто под копыта свалился?
В ответ Телевар длинно и витиевато выругался.
– Чтоб я сдох! - закончил он свою красочную тираду. - Опоздали, едрить твою налево… Ворота закрывают. Видно, шустры эти жугличи, коли меньше чем за сутки от границы сюда добрались. Но я-то, старый идиот! Ведь говорили мне вчера уходить!…
– Не горячись, темник, - качнул головой Громобой. - Ушли бы вчера - попали бы как кур в ощип с обозом на голой дороге. Может, и к лучшему, что задержались.
Телевар лишь досадливо мотнул головой. Он спрыгнул с седла, бросил поводья Громобою и решительно направился в сторону ворот. Чуть поколебавшись, Теомир тоже соскользнул с коня, сунул поводья, сопроводив умоляющим взглядом, Ольге, чью гнедую кобылу в толкучке прижало к нему, и бросился за дядькой.
Оскальзываясь на влажной грязи между скучившихся повозок, уворачиваясь от тумаков, пару раз попав сапогом в навоз, вскоре он добрался до ворот. Около могучих задвинутых засовов нашелся тысячник, яростно ругающийся с капитаном городской стражи. Впрочем, капитана окружали и яростно ругались человек, наверное, тридцать. Тот лишь устало отмахивался, медленно отступая назад. Взгляд Теомира упал на лесенку, ведущую на стену. В прошлый раз, когда обоз въезжал в город, ее охраняли двое караульных, но сейчас стражников рядом не было. Поколебавшись, Теомир единым духом взлетел на узкую галерею вдоль гребня стены, ухватился за край бойницы и замер.
На фоне бледных рассветных облаков отчетливо выделялись огромные столбы дыма, упирающиеся прямо в высокий небесный купол. Из-за дальнего леса уже показался краешек розового солнца, но долина вокруг города еще оставалась в густой тени, и по этой тени катились россыпи тусклых желтых точек, полукольцом охватывающие город. Напряженно прислушиваясь, сквозь гвалт у ворот Теомир уловил дальние рога, на высокой ноте снова и снова повторяющие какой-то сигнал. Точки стремительно приближались, часть из них уже ушла за стены, уйдя из поля зрения, и внезапно Теомир осознал, что эти точки были ни чем иным, как факелами в руках полчищ верховых. До него долетело протяжное улюлюканье, и вдруг в полуверсте от ворот ярко заполыхали тенты над повозками незадачливых торговцев, успевших на свою голову выбраться из города до закрытия ворот. Несколько десятков точек стремительно катились в сторону Теомира.
– Отец-Белоконь, сколько же их… - потрясенно пробормотал кто-то рядом с ним. Теомир повернул голову и увидел отдувающегося темника, стоящего рядом и судорожно сжимающего обух плети. Огненные точки на равнине все множились и множились, они заливали равнину как вода в половодье. Но лишь малая часть двигалась в сторону города. Большинство же безостановочно перемещалось на запад, на запад, на запад… - Да они же по нашу душу идут, в наши степи!… - В бледных рассветных лучах старый тысячник выглядел потрясенным, и Теомир почувствовал, как его желудок медленно сжимает холодная рука.
Жугличи, за исключением передового отряда, пока не приближались к стенам города, неспешно объезжая его по периметру, размахивая факелами и издевательски улюлюкая. Светлячковый хоровод медленно кружился вокруг городских стен, завораживая против воли, не давая отвести взгляд. Теомир опустился прямо на грязный после ночного дождя деревянный настил, чувствуя подлую тяжесть в животе.
Дороги домой больше не существовало. Маленький отряд Всадников остался в городе - в городе, попавшем в осаду.