К Чумче они подъехали в час дня.

Саматта остановил машины в нескольких вестах от города, где дорога ненадолго выбиралась на небольшой холм. В ярком солнечном свете степной городок с возвышенности виднелся как на ладони.

– Душераздирающее зрелище… – пробормотал Дентон, осматривая селение в бинокль – городом его после первого же взгляда назвать казалось невозможным. Небольшое пятно застроенной земли, верста или полторы в длину, раскинувшееся по берегам узкой речушки, за которой начинались островки деревьев – первые предвестники лесов, в которые уже в двух десятках верст дальше переходила голая до того степь. Ни одного здания выше двух этажей. Беспорядочные кривые улицы. Дома обнесены высокими глухими заборами. На улицах не замечалось никакого автомобильного движения, хотя в нескольких местах плелись какие-то повозки, влекомые чем-то вроде осликов. Дорога, уже верст двести как переставшая даже претендовать на гордое звание "асфальтированной", вливалась в селение и растворялась в его переулках. Впрочем, по сравнению с дорогами, сходящимися к городу с противоположной стороны речки, она выглядела настоящим шоссе.

– Если верить спутниковым снимкам, вон то белое здание – городская управа, – Дентор вывел на карту схему города и поглядывал то на нее, то на реальный прототип. – А там, на окраине, рынок. Полицейский участок разглядеть не могу…

– Возле моста через реку, – подсказал Дентор. – Видишь, на крыше какой-то медный знак поблескивает? Оно, похоже, от соседних домов больше ничем не отличается. Нам куда актуальнее то, что здесь называется постоялым двором. Вон там, рядом с рынком.

– Вижу… А там что такое? Не в городе, в полуверсте к северу?

– Вертолеты. Значит, поле на котором они стоят, настоящий аэродром. А мы-то голову ломали, что за странная площадка! А ведь действительно, рядом вроде бы как подземный резервуар. Большой транспортник – наверняка военных, но вот интересно, кто на малой птичке летает? Местный богач или официальное лицо?

– А давайте мелкого угоним! – оживленно предложил Палек. – По-быстрому слетаем в Мумму и вернемся. Глядишь, за день обернемся.

– Давай, – согласился Дентор. – Рулить ты станешь?

– Мати! – преувеличенно разочарованно протянул Палек. – Только не говори мне, что ты вертолетом управлять не умеешь.

– Раз ты сам догадался, то не скажу, – согласился Саматта. – Дор, у тебя навыков пилота, часом, не завелось? Девочки, а как у вас с этим делом?.. Извини, Лика, облом. Кроме того, ты обратил внимание, что он шестиместный?

– Ну? Нас как раз шестеро!

– А Цу и Кару на обратном пути под брюхо подвесим? – сардонически поинтересовался Саматта. – Или ты планируешь геройски пасть в бою, чтобы свое место для них освободить? В общем, не выйдет из тебя летуна. Придется удовольствоваться ролью погонщика. Не напрягайся ты так, нам всего-то около трехсот верст осталось. Можно сказать, почти на месте.

– По прямой триста верст, – педантично напомнила Ольга, рассматривая в бинокль горы. – И ногами, и на колесах больше получится. Слушайте, или мне кажется, или я на самом деле вижу дымок вон в том направлении. Возможно, там и расположен требуемый вулкан.

– Возможно. Но я вижу еще один дымок как минимум. Тут полуспящих вулканов должно хватать. В свое время Демиурги их активно усыпляли, но до конца закупорить то ли не смогли, то ли не захотели. В общем, дым – ориентир, но не слишком надежный. Яни, как с навигацией?

– Как ни странно, система позиционирования все еще дышит. Два спутника в пределах приличной видимости, третий над самым горизонтом, но сигнал проходит. Пока что карта нашу позицию показывает там, где мы и должны оказаться.

– Хорошо. Народ, объявляю еще одно совещание – по поводу смены транспорта. Мы оставили окончательное решение о замене машин на мулов или иную живность до Чумчи. Мы на месте. Нужно окончательно определяться до того, как въедем в город. По-моему, дороги дальше ужасные, но для наших джипов проходимые. И бензин дальше, если верить нашим предыдущим источникам, тоже достать можно. Кто что думает?

– Я против, – высказалась Ольга. – Если твой давешний гулан спьяну ничего не напутал, дальше территория на всю катушку контролируется Драконом. Даже если мы обманем заставы, собирающие дань с торговцев, все равно слишком опасно. Один прокол – и по нашим следам отправится небольшая армия. Через… – она взглянула на часы. – Через два часа над нами пройдет спутник, через который мне сбросят окончательные версии топографических карт. Машина уже должна закончить их просчет. Но даже по предварительным вариантам я не вижу впереди ничего особенно сложного. Настоящие заболоченные джунгли, где начинаются истоки Кронга, расположены далеко к югу. Ближние к нам леса немногим более сложны, чем северные лиственные. Места более-менее горные, обширных болот попасться не должно, крупных рек нет, одни ручьи. Болота начнутся ближе к Мумме, и вряд ли они окажутся такими уж серьезными. Единственная проблема, по большому счету – местность становится сильно пересеченной.

– Но на машинах мы сможем пройти триста верст за пару дней, -задумчиво пробормотал Дентор, изучая карту. – Пешком же рискуем и в две недели не уложиться. А у нас максимум четырнадцать дней.

– Во-первых, не пройдем. Местность такова, что пешком мы могли бы пробраться там, где не сможет проехать автомобиль. На коротком пути минимум три таких перевала. На автомобиле, по прикидкам, нам придется преодолеть почти восемьсот верст, и не факт, что нигде не застрянем. Во-вторых, если мы ошибемся, то нас перестреляют как кроликов. Автомобиль – слишком заметная цель, с вертолета инфракрасными сенсорами отслеживается мгновенно. А пешком, точнее, по воздуху, мы с Яной, с учетом вчерашних экспериментов по полетам, можем резко ускорить свой темп. Пятнадцать-двадцать верст в час мы сможем поддерживать сколько угодно времени, то есть даже если не торопиться, то укладываемся в те же двое суток. И я смогу взять достаточно снаряжения.

– В одиночку ты много не навоюешь, а Яни – не боец, – Саматта хладнокровно проигнорировал возмущенное фырканье своей бывшей подопечной. – Ладно, я твою точку зрения понял. Кто-то еще хочет высказаться?

– Можно? – робко спросила Канса. – Дядя Мати, а никому не покажется подозрительным, что торговцы вдруг пересаживаются с автомобилей на мулов? Ведь машина все-таки удобнее. А ты сам говорил, что здесь наверняка полно шпионов Дракона.

– Хорошо замечено. Я об этом уже неделю думаю, – кивнул Саматта. – Не знаю. Риск засыпаться в городе против риска засыпаться на трассе… Ольга, я хочу глупый вопрос задать. Какие у вашей СВР отношения с военными?

– Что? – Ольга удивленно взглянула на него. – Какие отношения?

– Я имею в виду – если вы попросите их о небольшой услуге, они согласятся?

– Что требуется? – деловито спросила та.

– Вот здесь, верстах в ста пятидесяти, если верить вашим аналитикам, бывшая база Караванной Охраны Граша, а ныне владения Дракона, – Саматта уменьшил масштаб карты и ткнул пальцем в крестик к югу от Чумчи. – Вертолетная площадка, военная база и так далее. Автомобильный путь проходит к ним слишком близко. Если за нами станут охотиться, наверняка вертолеты стартуют именно оттуда. Мелкие посадочные площадки в лесу нам не слишком опасны, они могут поддерживать только легкие вертолеты с ограниченным радиусом действия и минимальным вооружением. Ближайший крупный альтернативный аэродром в трехстах верстах к северу, и он куда меньше. Что, если накрыть базу вашими стратегическими бомбардировщиками? Мало того, что их поисковые вертолеты погибнут, еще и неразбериха начнется, и нам станет куда легче перемещаться. Тогда вариант с машинами становится куда менее рискованным.

– Бомберы… – Ольга задумчиво постучала пальцем по подбородку. – Не знаю, не уверена. Пока что вся операция проводится тайно, о ней помимо Великого Князя, Медведя и еще нескольких человек никто не знает. Но ты прав. Отвлекающий удар серьезно улучшил бы наши шансы прорваться на автомобилях. Основной проблемой останется топливо и проходимость дорог. Я пошлю сообщение во время сеанса связи. Учти, что в следующий раз спутник пройдет над нами только завтра утром, и раньше мы ответа точно не получим. Эх, сообразила бы я раньше…

– Нам с Дором следовало сообразить раньше! – с досадой сказал Саматта. – Вот что значат пятнадцать лет в отставке! Хорошо. Отправляй запрос, и откладываем окончательное решение до завтрашнего утра. Сегодня остаток дня отдыхаем на постоялом дворе – надеюсь, там жить можно. Лика, мы с тобой идем на базар, присматривать мулов. Если авиацией нас не поддержат, завтра с утра покупаем животных и топаем пешком. Если поддержат, едем на машинах. Все, грузимся и поехали, пока никто не заинтересовался, чего мы здесь застряли.

Улицы города казались вымершими – все живое спасалось от жары, мало чувствовавшейся в оборудованных кондиционерами автомобилях. Кое-где в пыли рылись куры, в тени заборов валялись, высунув языки, большие лохматые собаки, провожающие машины ленивыми взглядами. Тут и там изможденные коровы и наглые козы индифферентно щипали пожухлую траву на обочинах. Гостиница, которой действительно куда больше подходило название постоялого двора, оказалась полупустой несмотря на свою близость к рынку. В большом дворе, обнесенном высокой глинобитной оградой, тут и там стояли повозки с привязанными рядом мулами, ослами и странными шерстистыми животными с небольшим горбом на спине, слегка напоминавшими низкорослых верблюдов. Стояло несколько машин с прицепами – дряхлых грузовичков и полугрузовиков неопределенного возраста, окраски и марки. Вышедший навстречу гостям хозяин, пожилой сапсап с изборожденными морщинами лицом, слупил деньги за сутки вперед (девять тысяч местных вербов за шестерых человек и три тысячи за оба автомобиля), показал комнаты, предупредил, что местный дизель-генератор включится вечером не больше, чем на пару часов, чтобы обеспечить освещение, и удалился, не задавая лишних вопросов. Тарси он, к счастью, не понимал и говорил на общем. Похоже, тарси в местных краях вообще являлся не слишком популярным языком, так что изображать из себя тарсаков оказалось довольно легко. Мужчинам лишь потребовалось почтительно помалкивать, пока Ольга утрясала с хозяином денежные вопросы.

Оставив Ольгу колдовать над спутниковым передатчиком, а изрядно вымотанных тряской Яну с Кансой – отлеживаться и отдыхать, мужчины отправились на базар, расположенный от постоялого двора в паре сотен шагов.

Базар оказался под стать городу: небольшой и сонный. Половина прилавков под широкими грязными навесами пустовала. В некоторых местах сидели торговцы овощами, фруктами, лепешками и мясными тушами, над которыми роились густые тучи мух. Сырого мяса, впрочем, попадалось немного – скорее, декларация о намерениях, чем реальная торговля. Вряд ли в местном жарком климате животных забивали раньше, чем приходила пора готовить пищу. Живых овец, кур и уток в деревянных клетках наблюдалось куда больше. Изредка встречались прилавки со скобяным товаром, бусами, тканями и одеждой, а в одном месте Дентор углядел торговца охотничьим снаряжением – на удивление хорошими дробовиками, капканами, ножами и машинками для набивки гильз. Патроны с дробью, жаканами и картечью, а также просто картонные гильзы грудами лежали в нескольких больших коробках, стоящих позади прилавка. Возле прилавка отирались несколько мужчин, с одним из которых торговец неспешно что-то обсуждал на каком-то местном языке. Новоприбывшим много внимания не уделяли – как только становилось очевидным, что незнакомые тарсаки не намереваются покупать их товар, оживившиеся торговцы снова погружались в апатию.

По закону подлости загоны вьючного скота обнаружились в дальней части рынка.

– Разбирайся, – сказал Палеку Дентор. – Мы с Мати пойдем насчет продовольствия поисследуем. Момбацу сан, – обратился он к торговцу мулами, низкому толстенькому лысоватому мужичку с хитрым взглядом, являвшим собой классический образец барышника, – кто здесь торгует съестными припасами для дальней дороги?

– Далеко направляетесь? – поинтересовался тот, окидывая гигантскую фигуру полицейского уважительным взглядом.

– Далеко, – туманно откликнулся тот. – Так кого спросить?

– Сан Храмис продает селло, что готовят его жены, – сообщил барышник, почесав в затылке. – Скажите ему, что вас послал Тамтамыш, он уступит в цене. В ту сторону пять рядов, над его прилавком красное полотнище с зеленым деревом и белыми цветами. Там же рядом сан Мумерах продает солонину – с луком и оливковым маслом, она хорошо хранится в жаркую погоду. А у самого входа на рынок, в овощном ряду, можно купить сушеный картофель и сухие лепешки, которые не плесневеют в течение целого периода даже во влажном климате. Нигде такие делать не умеют, только у нас! – похвастался он.

– Спасибо, сан Тамтамыш, – кивнул Саматта. – Лика, чтобы друг друга не искать, встречаемся в гостинице. Только не купи чего-нибудь ненароком до завтрашнего утра.

– До утра? – насторожился барышник. – Почему до утра? Я продам мулов прямо сейчас, и по очень хорошей цене. Нигде в городе лучше не найдете!

– Наши жены еще не решили, стоит ли нам путешествовать дальше пешком или на машинах, – сурово сказал Саматта. – Решат сегодня ночью.

Торговец пробормотал себе под нос что-то невнятное на непонятном языке, но потом просиял.

– Да не осквернят никогда морщины чело ваших жен! – оживленно сказал он. – Что машина? Машина сейчас едет, а потом сломалась. Где чинить станете? Бензин кончится – где найдете? А хороший мул не ломается, и заправлять его можно любой травой, что растет на обочине. Вы, наверное, первый раз в наших краях, раз сомневаетесь. Покупайте мулов – не прогадаете. Здесь у нас все так ходят, с мулами и верблюдами. И груз на них положить можно, и самим ехать, и чинить не надо…

– Да-да, сан, – прервал поток его речи Саматта. – Мы обязательно передадим твои слова нашим женам. И даже постараемся убедить их ночью, – он сально подмигнул, – что ты прав. Но сейчас купить не можем – запрещено. У нас так принято, что женщина в семье решает. Мы вот с другом думаем, не уйти ли от жен и не остаться ли насовсем в ваших краях? У вас женщины ласковые, послушные, во всем мужей слушают…

– Да, у нас женщины не чета вашим, знают, кто в доме хозяин! – широко ухмыльнулся торговец. – Передайте вашим женам мое почтение и скажите, что я совершенно бесплатно добавлю уздечки. И дам хорошую скидку на прочую упряжь!

– Обязательно, – кивнул Саматта. – Дор, пошли.

С мулами Палек провозился не менее двух часов. Барышник явно попался бывалый и опытный, да и Палек дома в основном имел дело с лошадьми и пони. Ему оставалось лишь надеяться, что у мула, по крайней мере, ведущего свой род от лошадей, признаки возраста и здоровья не слишком отличаются от лошадиных. Он внимательно осмотрел два десятка животных и по крайней мере у половины заметил явные признаки искусственного омоложения – вырванные и подпиленные зубы, выдолбленные и зачерненные чашечки зубов, подкрашенную темной краской шерсть. В конце концов он перестал даже обращать внимание на бедолаг, которые слишком явно боялись осмотра рта, почти наверняка – из-за жестоких варварских операций. У двоих оказались не в порядке легкие, один хромал, а еще один игривый и дружелюбный мул оказался явно подпоенным чем-то спиртным – пахло от него не слишком сильно, но чувствительно. Тем не менее, Палек отобрал шесть хороших сильных животных, возможно, не слишком молодых, но крепко стоящих на ногах, а заодно заработал некоторый авторитет в глазах барышника. Привязав мулов в стороне и переписав в пелефон вытатуированные в ушах номера, довольный собой Палек отправился восвояси.

Громкий звук пощечины и непонятную речь, в которой по экспрессии легко распознавалась ругань, он услышал, едва только миновав ворота рынка. Заглянув в узкий проход между заборами, в нескольких шагах от себя он увидел высокого молодого мужчину в шароварах и рубахе навыпуск, за плечо трясущего скорчившуюся на земле женщину в длинном балахонистом платье и закутывающем голову платке. Женщина поднимала руки в тщетной попытке защититься, а мужчина лениво хлестал ее ладонью по щекам, не переставая ругаться.

– Эй! – громко сказал Палек, вразвалочку подойдя к мужчине. – Ты что ее бьешь?

– Не слушает меня, э! – все так же экспрессивно откликнулся тот на общем. – Я старший брат, должна во всем слушаться. А она упрямится. Момбацу сан, хочешь женщину на день или на ночь? Молодая, красивая, сказка, а не женщина! Ты не смотри, что упрямая, в постели прямо огонь!

Женщина подняла залитое слезами лицо, и Палек вздрогнул. Она действительно оказалась красива – тонкой западной красотой, какой отличались многие виданные им в Грашграде женщины: высокие скулы и лоб, нос с горбинкой, полные чувственные губы, большие карие глаза… Она что-то жалобно пробормотала на одном из местных языков, которые Палек даже не пытался различать. Мужчина снова прикрикнул на нее и небрежно отвесил подзатыльник, от которого ее голова мотнулась вперед.

– Много о себе думает, – скривился мужчина. – Ест за двоих, а проку никакого. И сестер полон дом – а как я их кормить стану?

Палек зашипел сквозь зубы. Он вообще не переносил, когда в его присутствии бьют женщин, и из школы частенько приходил с синяками – последствиями драк в защиту девчонок, которых сверстники таскали за косы и били портфелями. А уж если девушка такая молодая и прелестная… Он шагнул вперед и ухватил мужчину обеими руками за рубаху.

– Ты что, момбацу сан! – округлил тот глаза. – Ты что хватаешься? Я разве тебе что плохое сказал.

– Ты знаешь, что женщин бить нехорошо? – ласково спросил Палек, обнажая зубы в нехорошей улыбке. – Хочешь, я тебе нос откушу, чтобы вежливости научить? Ты не видишь – ей больно?

– Да я же по-родственному! – замахал тот руками. – Я же не калечу! Если женщину не учить, как она поймет, что мужчин уважать надо? Слушай, если не хочешь женщину – не надо, кто-нибудь другой захочет. Не стану я ее больше бить, домой придем, тогда поучу. Иди себе своей дорогой, только руки при себе оставь, а!

– Сколько тебе надо денег? До завтра? – сквозь зубы спросил Палек.

– Эй, другой разговор, сан! – расцвел широкой белозубой улыбкой мужчина. – А то – нельзя бить, нельзя бить! Пусть работает, тогда и бить не стану. Забирай до самого утра, тысяча вербов – и делай с ней что хочешь, хоть слезы утирай, хоть еще как пользуй, как у вас принято! Хочешь, совсем ее купи, за пятьдесят тысяч хоть сейчас отдам!

Палек молча залез в карман, вытащил оттуда тысячевербовую бумажку – две сотни маеров на домашние деньги, разговаривать не о чем – и сунул ее под нос мужчине.

– Возьми, – буркнул он. – До утра. А там посмотрим.

– Ай, молодец! – улыбка мужчины стала еще шире. – До утра – совсем твоя. Утром пусть домой идет.

Он что-то быстро и резко сказал женщине, повернулся и вразвалочку пошел по переулку. Палек тихо выругался сквозь зубы, глядя ему вслед. Вот подонок… Ну хорошо, сегодня они девицу устроят, но завтра что, когда она снова домой вернется? Пятьдесят тысяч вербов – не так много, десять тысяч маеров у них найдется, но даже если выкупить, не тащить же ее с собой! Надо поговорить с остальными, вдруг они что-нибудь придумают. Заплатить кому-нибудь из местных, чтобы вывезли ее в цивилизованные края, что ли…

Он присел на корточки рядом с испуганно съежившейся женщиной и заглянул ей в глаза.

– Все хорошо, милая, – проговорил как можно более ласковым тоном. – Не бойся меня. Ты меня понимаешь?

Женщина, всхлипнув, что-то пробормотала в ответ.

– Не понимаешь, – констатировал парень. – Палек, – он ткнул себя пальцем в грудь. – Палек.

Он показал пальцем не женщину и вопросительно поднял бровь.

– Кампаха, момбацу сан, – пробормотала та. – Чоко патаба ми новоммара, том солуха! [Не бей меня, я буду послушной (поллах)]

– Кампаха… – Палек снова успокаивающе улыбнулся. – Пойдем, Кампаха.

Он выпрямился и подал женщине руку, за которую та неуверенно ухватилась, поднимаясь. Ее пальцы оказались на удивление сильными, а движения – гибкими, почти грациозными. Она встала, опустив голову и нервно заправляя под платок выбившуюся прядь блестящих черных волос.

– Пойдем! – Палек призывно помахал ей, маня за собой. – Пойдем. Здесь недалеко.

В гостинице вся компания собралась в номере, отведенном Дентору с Яной. Номер оказался тесными, а посреди него стояло несколько больших сумок, из-за чего в комнате казалось решительно негде повернуться.

– …селло – смесь масла, муки, меда, тертых орехов и чего-то вроде местного инжира, – объяснял Саматта, перекатывая в пальцах небольшой комочек коричневой вязкой массы. – Очень долго хранится, не портится, сытное – идеально для дальней дороги. Лика, кто с тобой?

Все повернулись к Палеку с Кампахой, и Палек почувствовал, как напрягается Ольга.

– Ее зовут Кампаха, – сообщил он, подталкивая втянувшую в плечи голову женщину. – На улице ее брат бил, хотел, наверное, чтобы проституцией зарабатывала. Я ему дал немного денег, чтобы пока отвязался. Она на общем не говорит.

Ольга быстро сказала что-то резким тоном, в упор глядя на Кампаху, безуспешно подождала ответа и спросила снова, уже иначе. После второго раза молодая женщина быстро-быстро закивала и что-то затараторила. Ольга остановила ее взмахом руки.

– Палек, ты дурак, – ледяным голосом сказала она. – Скажи спасибо, что она говорит только на поллахе, но не на тарси и общем, иначе вся наша легенда пошла бы псу под хвост. Ты понимаешь, что могло бы произойти?

– Ой, да расслабься, – отмахнулся Палек. – Кто ее спрашивать и слушать станет? Надо ее…

– Лика, я с Ольгой соглашусь, – перебил его Саматта. – Ты дурак. Зачем ты ее сюда притащил? Чтобы она или ее брат всем в городе растрезвонили о чужаках, которые непонятно куда собираются, да еще и деньгами сорят?

– Но ее били!

– И что? Сотни тысяч женщин в этих краях регулярно бьют и унижают. Некоторых даже убивают. Ты их всех хочешь подобрать? Ну ладно, сегодня ты ее спас – а завтра-то что? Мы уедем, а она здесь останется. Или ты и ее с собой прихватить хочешь?

Палек опустил голову.

– Я думал, что ее, может, как-то пристроить, – тихо проговорил он. – Ее можно выкупить, а потом… ну, не знаю, куда-нибудь подальше отправить.

– Лика, – Яна подошла к нему и успокаивающе положила руку на плечо. – Мы знаем, что ты хотел ее защитить. Но мы не можем защитить всех в мире, нам хотя бы Цу и Кару у Дракона выцарапать. Куда мы ее отправим? Без родственников, без близких, без профессии?

– Я знаю, – Палек вздохнул. – Простите. Вскипел, ну и не подумал. Но не гнать же ее сейчас.

– Яна, что она чувствует? – все таким же резким тоном спросила Ольга. – Какие эмоции?

– Жуткое любопытство, – сообщила Яна, разглядывая Кампаху. – И страх. Это основные эмоции, ну, и остального понемножку намешано. Ох, Лика, ну и подобрал же ты котенка на нашу голову… Вот что значит мужик – покажи ему смазливую заплаканную мордашку, и он уже готов ее себе на шею посадить! Ладно, до вечера далеко, придумаем, как устроить. Только не в наших номерах, однозначно.

– Ладно, что уж там… Если она соглядатай ГВС, мы уже погорели полностью и безнадежно, – Ольга махнула рукой. – Пусть пока остается, только чтобы сидела где-нибудь в уголке тише воды ниже травы. Саматта, я все еще насчет вашего селло не уверена, но на вкус вроде съедобно. Сколько продержится мясо, большой вопрос, но в крайнем случае выбросим.

Она бросила взгляд в окно.

– Вон, кстати, хозяин идет. Нужно у него насчет бензина осведомиться и сразу залить баки и все емкости. Даже если машины пока здесь оставим, на обратном пути пригодится. Кампаха! – Она повернулась к женщине и что-то сказала ей. Та в ответ что-то быстро затараторила, показывая в окно.

– Она говорит, что нужно выйти на двор, – удивленно перевела Ольга. – Сказала, что видела, как два каких-то мужчины ковырялись в замке машины. Они спрятались за машину, но не убежали.

– Только воров нам не хватало! – сквозь зубы пробормотал Саматта, протискиваясь мимо Палека и быстро выходя в коридор. – Дор, пошли, разберемся, что там за деятели.

Впятером Саматта, Палек, Дентор, Ольга и Яна выскочили на улицу и недоуменно остановились. Залитый лучами предвечерного солнца двор по прежнему оставался тихим и безлюдным, если не считать копающегося в груде хлама в дальнем углу хозяина. Оба автомобиля стояли, закрытые брезентом от жары, и возле них не наблюдалось ни одной живой души.

– Ну и где воры? – недоуменно спросил Саматта, поворачиваясь к появившейся из двери Кампахе. – Ольга, спроси ее, что…

Кампахи у двери уже не было, лишь медленно опускалась на землю сброшенная ей балахонистая накидка. Мягкой тенью девушка скользнула к Палеку, и тот только громко охнул, когда земля ушла у него из-под ног и с размаху припечатала его по спине и затылку. Раздалось глухие тяжелые удары – через стены постоялого двора перепрыгивали затянутые в серо-зеленое силуэты, припадая на одно колено посреди облачков взметывавшейся пыли и выцеливая путешественников стволами длинных, угрожающе выглядящих штурмовых винтовок, и все новые фигуры вбегали в распахнутые ворота. Кампаха, оставшаяся в серо-песочного цвета комбинезоне, придавила грудь Палека коленом и приставила ему ко лбу большой никелированный пистолет.

– Никому не двигаться! – холодно сказала она на общем с идеальным чеканным произношением, которому позавидовал бы любой катонийский теледиктор. – Или ваш товарищ умрет на месте. Сама Яна, я знаю, что ты синомэ, но ты не выстоишь против меня и двух десятков моих бойцов.

– Кто ты? – резко спросил Саматта. – Что здесь происходит?

– Я вайс-капитан Глаз Великого Скотовода Кампаха ар-Шуман, симана Первой Смотрящей. Вы все арестованы. Сопротивление будет караться жестоко и немедленно. Всем опуститься на колени и положить руки на головы! Немед…

Ее голос оборвался, захлебнувшись, когда Ольга, на мгновение растворившись в воздухе, оказалась у нее за спиной. Выбитый манипулятором пистолет, взблеснув и вращаясь, отлетел по земле далеко в сторону, а вздернутая в воздух Кампаха схватилась руками за горло, тщетно пытаясь сбросить невидимую удавку. Ольга прижалась к стене, выставив ее перед собой как живой щит спиной вперед.

– О том, что я тоже синомэ, ты, очевидно, не знала, – сквозь зубы проговорила она. – Если твои люди попытаются стрелять, симана, ты умрешь быстрее, чем пули долетят до меня. Прикажи им бросить оружие, а не то я…

Ее голос тоже прервался, и она схватилась за горло, в точности копируя жест Кампахи.

– Я… тоже… синомэ… – прохрипела та, извиваясь в воздухе. – Я не боюсь… умереть… Отпусти меня… или умрешь сама…

– Стойте! – рявкнул Саматта. – Прекратить немедленно! Ольга, отпусти ее! Это приказ! Ну?

Поколебавшись, Ольга, чье лицо постепенно начало синеть, опустила Кампаху на землю и убрала манипуляторы. Та тяжело задышала и бессильно упала на одно колено, хватаясь за шею.

– Сама Кампаха, мы сдаемся, – резко сказал Саматта. – Мы не окажем сопротивления. Если ты знаешь, кто мы, то знаешь, и зачем мы здесь. Мы не ищем ссоры и не опасны для Граша. Мы подчинимся, если ты настаиваешь.

– Благоразумно, – просипела та, растирая горло и со злостью глядя на Ольгу. – Ведите себя правильно, и никто не пострадает. Теперь выполняйте приказ. На колени, руки на головы!

Она выпрямилась, резко сдернула с головы платок, уронила его на землю и провела пятерней по волосам.

– Хом! – приказала она. – Еще одна женщина внутри, комната восемь. Аккуратно!

– Да, сама, – кивнул один из мужчин в камуфляже. Он забросил автомат за спину и быстро прошел в здание гостиницы.

– Вам что, еще одно приглашение нужно? – резко осведомилась Кампаха, глядя на остальных. – Или вас грубо на землю положить, как его? – Она мотнула головой в сторону распластавшегося на земле Палека, осторожно потиравшего затылок.

– Не надо, – спокойно сказал Саматта. – Я достану оружие сам.

– Дернешься неосторожно – получишь пулю, – Кампаха отступила на несколько шагов, чтобы держать всю группу в поле зрения. Саматта нарочито медленно извлек из складок мешковатого халтона пистолет, держа его за дуло, наклонился и толкнул по земле в сторону женщины, после чего все так же неторопливо опустился на колени, положив руки на макушку. Дентор в точности повторил его маневр. Яна, сжав кулаки, растерянно переводила взгляд с мужчин на Ольгу, которая с совершенно бесстрастной физиономией опустилась в дворовую пыль.

Раздался короткий взвизг, сопровождаемый невнятным ругательством, и из двери вылетела вытолкнутая Канса. Не удержавшись на ногах, она запнулась и нырнула носом вперед, неловко упав на вытянутые руки и снова вскрикнув от боли.

– Хом, ты приказ не понял? – ледяным тоном осведомилась Кампаха у вышедшего из двери мужчины. – Я сказала – аккуратно!

– Виноват. Но она пиналась и кусалась, Кампаха, – ровно ответил мужчина. – Я не рас…

Палек, перекатившись по земле, с силой пнул его в пах, и Хом осекся, резко согнувшись пополам и судорожно хватая ртом воздух. Палек, не поднимаясь, уронил его на землю подсечкой и по-обезьяньи ловким прыжком запрыгнул сверху.

– Это тебе за Каси! – рявкнул он, с размаху ударив кулаком в лицо. – Это за тысячу вербов! А это…

Невидимая сила оторвала его от мужчины и вздернула высоко в воздух.

– Тихо! – гаркнула Кампаха с удивительной для такой хрупкой женщины силой. – Всем успокоиться!

– А что, предложение купить тебя за полста тысяч все еще в силе? – с высоты в сажень осведомился Палек, скрестивший руки на груди и насмешливо глядя на своего противника, вытирающего кровь, текущую из разбитого носа. – Я бы согласился. Поимел бы на досуге во все дырки и в местный бордель продал за полцены, там тебе самое место.

– Я тебя сейчас, щенок… – возмущенно крикнул еще один мужчина из отряда Кампахи – и осекся при виде ее властно поднятой руки. Синомэ резко опустила, хотя и не уронила Палека обратно в пыль.

– У тарсаков мужчину, заговорившего с женщиной в таком тоне, могут избить до полусмерти, – сухо сказала она. – Или просто убить. Да и в вашей Катонии, кажется, такое поведение не принято. Если ты еще раз попытаешься сказать что-то подобное, я заткну тебе рот так, что ты его без врача больше открыть не сможешь.

Палек не ответил. Вместо того он подобрался к съежившейся на земле Кансе и обнял ее, прижав к себе. Девушка приникла к нему, дрожа всем телом.

Кампаха повернулась к Ольге, и по одежде княженки пробежала быстрая волна.

– Пистолет под накидкой – аккуратно вытащить и положить на землю, – приказала тарсачка. – Очень аккуратно, иначе я тебе ненароком шею сломаю.

– А меня ты игнорируешь? – звенящим тоном спросила Яна. – А что, если я решу тебя прикончить? У меня манипуляторы длиннее. Я тебя достану, а вот ты меня не успеешь. Не двигайся! – выкрикнула она, когда Кампаха резко обернулась к ней.

– Яни… – предостерегающе проговорил Саматта.

– Мне плевать, они все равно нас убьют! – судя по голосу, Яна балансировала на грани истерики. – Так хоть ее я с собой заберу!

– Никто не смеет мне угрожать! – голос Кампахи стал угрожающе-вкрадчивым. – Даже ты…

– Прекратить!

Во властном голосе женщины, вошедшей в ворота постоялого двора, прозвучали такие железные нотки, что все, включая целящихся в путешественников солдат, невольно вздрогнули и взглянули на нее. Женщина, на вид лет пятидесяти с небольшим, носила свободные шаровары и блузку из светлой мягкой ткани. За ней шли еще три, одетые в такие же песчано-серые комбинезоны, как и Кампаха, и держащие в руках компактные автоматы.

– Кампаха, – спокойно сказала новоприбывшая, – я же сказала – провести задержание аккуратно и без лишних нервов. Что здесь за балаган?

– Сама Тимашира, цун то-аллара фисумман… – быстро заговорила Кампаха. [Сама Тимашира, они попытались оказать сопротивление… (тарси)]

– На общем! – оборвала ее новоприбывшая.

– Да, сама Тимашира, – склонила голову Кампаха. – Они попытались оказать сопротивление при задержании и устроили драку.

– Сама Ольга попыталась оказать сопротивление, – поправила ее женщина. – А сан Палек устроил драку. Вполне справедливо, кстати. Твой Хом слишком привык играть роли на публику, так что, похоже, забыл, где кончается игра и начинается жизнь. Вернетесь в казармы – накажешь его. И за то, что был груб с женщиной гораздо меньше и слабее его, и за то, что так легко позволил себя побить.

– Сама Тимашара, я…

– Достаточно, – снова оборвала ее Тимашара. – Ты уже и так натворила слишком много. Я разочарована, Кампаха. Сильно разочарована. Теперь постой в сторонке и позволь мне поговорить с этими людьми.

Командир отряда молча склонила голову и отступила к стене, в тень.

– Опустить оружие, – скомандовала Тимшара солдатам, и те с готовностью повиновались. – Прошу вас, поднимитесь, – обратилась она к путешественникам. – Приношу извинения за случившееся. Мы вовсе не собирались устраивать такую неприятную сцену. Кампаха молода и горяча, и мы… потеряли сегодня двоих бойцов, ликвидируя соглядатаев Дракона в городе. В знак нашей доброй воли я разрешаю вам забрать свое оружие. Момбацу сама, – она повернулась к Ольге, – я не знаю твоего имени, но ты тоже можешь подняться. Сан Палек, отдельно прошу прощения за то, что случилось с твоей женщиной, но ты, как я вижу, за нее уже отомстил.

– Еще и не так отомстил бы, если бы вон та змея не сунулась, – сумрачно сказал Палек, поднимаясь и помогая встать Кансе. Он полуобнял ее и повернулся так, словно желая закрыть ее телом от исходящей от молодой тарсачки угрозы. – Похоже, у тарсаков и в самом деле бабы воюют, а мужики за бабские спины прячутся. Тоже мне, великие актеры! "Купи за пятьдесят тысяч прямо сейчас!" А я еще тысячу вербов отдал, чтобы ее вроде как спасти…

– Деньги тебе вернут, – фыркнула Тимшара. – Но нам следовало убедиться, что вы – действительно вы. Мы полагали, что вас пятеро, но в группе оказалась сама… – Она выжидающе повернулась к Ольге.

– Ольга, – буркнула та.

– Оказалась сама Ольга, которую мы не ожидали, – невозмутимо закончила женщина. – И мы засомневались. Поэтому Кампаха разыграла небольшую сценку, чтобы подобраться к вам поближе, не вызывая подозрений.

– А если бы Палек не купился и не стал за нее платить? – с интересом поинтересовался Дентор. Полицейский поднял с земли свой пистолет и теперь внимательно рассматривал дуло, в которое набилась грязь.

– Так или иначе, но она бы за ним увязалась. Кстати, Дентор – твое настоящее имя? Знающим ты неизвестен, как и сама Канса.

– Дентор – мое настоящее имя, – согласился командир полицейского спецотряда. – А фамилия пока сойдет и Баку. Но я не в курсе, кто такие "знающие", что именно они знают и даже кто ты такая, момбацу сама. Возможно, нам следует начать процедуру знакомства с самого начала?

– Присоединяюсь, – кивнул Саматта, пряча пистолет в подмышечную кобуру. – Сама Тимашира, если я гарантирую тебе, что с нашей стороны не случится никаких эксцессов и что мы подчинимся твоим приказам, могу я надеяться, что твои люди уберут оружие подальше? Достаточно того, что у нас три девианта первой категории, готовые в любой момент в клочья порвать друг друга.

– Мне достаточно твоего слова, – кивнула тарсачка. – Я редко верю чужим, тем более – мужчинам, но тебе поверю. Ты обещаешь от имени своей группы?

– Да, сама Тимашира.

– Хорошо. Кампаха проблемы не составит, – молодая тарсачка сделала протестующее движение, словно намереваясь возразить, но вздрогнула и замерла под взглядом старшей женщины. – Эй, ты! – Она повернула голову в сторону всеми забытого хозяина постоялого двора, скорчившегося возле кучи хлама, в которой он копался в момент вторжения, и старавшегося выглядеть как можно менее заметным. – Быстро сюда.

Мужчина вскочил с земли и рысцой подбежал к Тимшаре.

– Ты хозяин заведения? – презрительно спросила она. – Мне нужно помещение, в котором поместились бы десять человек. Свободно поместились, а не на головах друг у друга. У тебя такое есть?

– Д-да, момбацу сама! – дрожащими губами пролепетал тот. – Лучшие номера в твоем распоряжении и совершенно бесплатно!

– Рада слышать, – иронично усмехнулась тарсачка. – Кампаха, закончишь с охраной – присоединяйся к нам. Веди, хозяин. Показывай свои "лучшие номера".

Скептицизм Тимаширы оказался оправданным. "Лучший номер" оказался хотя и большой, но весьма скудно обставленной комнатой, в которой не нашлось ничего, кроме двух широких кроватей, платяного шкафа и пары стульев. Хозяин и единственная пожилая служанка, закутанная по местному обыкновению в платок до самых глаз, приволокли еще несколько стульев. Старшая тарсачка взяла один из стульев и оседлала его, пристально разглядывая собравшихся, а три ее телохранительницы – в их профессии сомневаться не приходилось – как-то очень тихо растворились в пустых углах комнаты, став совершенно незаметными. Автоматы они повесили на плечи стволами вниз. Ольга, занявшая четвертый угол, обменялась с ними профессионально-оценивающими взглядами, но промолчала и ровной в той же самой манере слилась со стенкой.

Саматта с Дентором расположились на стульях напротив Тимашары, Яна, с прямой как струна спиной, присела на самый краешек кровати, ближней к выходу, а Палек с Кансой устроились на второй кровати, прижавшись друг к другу, словно маленькие нашкодившие дети. Вошедшая чуть погодя Кампаха подперла стенку у косяка, скрестив руки на груди и настороженно осматривая чужаков.

– Все в сборе, – констатировала старшая тарсачка. – Позвольте представиться – я Тимашара ах-Тамилла, Старшая мать Северных колен. Титул сугубо неформальный, на севере и востоке ничего похожего нет. Скажем так – я пользуюсь определенным влиянием в местной системе политических рычагов и противовесов. Юная особа у двери – моя племянница, Кампаха ах-Тамилла, симана Первой Смотрящей Глаз Великого Скотовода. Пока у тарсаков были королевы, симаны являлись их личными телохранительницами. Сегодня они – командиры особых боевых частей. Грубый юноша, которого сан Палек так ловко отделал на улице – Хом ах-Тамилла, брат Кампахи и ее первый помощник. Прошу простить их за грубые слова и действия. Они хотя и искусны в путях воинов, но очень молоды, а потому горячая кровь слишком часто берет в них верх над разумом.

Кампаха едва слышно фыркнула, но Тимашара ее проигнорировала.

– Из вас мне знакомы сама Яна, сан Саматта и сан Палек, – продолжила она. – Сама Канса и сан Дентор известны мне только по записям таможенников, но их увидеть я ожидала. Сама Ольга, – она бросила взгляд на княженку, – для меня является неожиданностью.

– Ты тоже являешься для нас неожиданностью, момбацу сама Тимашара, – заметил Саматта. – Как и твоя племянница. Но откуда ты знаешь нас троих?

– Знающие владеют информацией о многих Благословенных Вездесущими. Вероятно, не о всех, но о многих. Нам известно из катонийских передач о похищении самы Карины Мураций – и у нас имеется запись фильма о ней с сайта одного из ваших телеканалов. Ну, а в фильме мельком показана фотография вашей семьи, на которой вы все трое присутствуете.

– Кто такие "знающие"? – осведомился Дентор. – Разве в Граше есть что-то вроде досье "Камигами"?

– Я не знаю, что такое досье "Камигами", – покачала головой Старшая мать. – Но есть люди, которые знают о Благословенных. С кем-то мы сталкивались вживую, о ком-то, наподобие самы Карины, нас недвусмысленно предупредили. Могу я осведомиться, сан Дентор, кто ты такой и как попал в историю с похищением?

– Я старый друг Саматты, – сухо ответил Дентор. – Мы вместе служили в спецназе.

– Так. Ты, сама Канса?

– Она моя жена, – быстро ответил Палек. – И если кто-то еще попробует тронуть ее хоть пальцем…

– Лика, я тоже говорить умею! – Канса ткнула его пальцем в бок. – Да, госпожа Тимашара, я его жена. И я по своей воле отправилась выручать госпожу Карину вместе с ним. – Она выпрямилась, ее глаза сверкнули. – И если кто-то попытается тронуть его хоть пальцем, я ей глаза повыцарапаю, пусть та хоть трижды девиант! – она вызывающе взглянула на Кампаху.

– Вот как? – непонятно посмотрела на нее старшая тарсачка. – Похвально, когда муж с женой так заботятся друг о друге, хотя я бы не сказала, что такое очень уж характерно для катонийцев. Не злись, сама Канса, я здесь именно затем, чтобы избежать ненужных конфликтов. Наконец, сама Ольга. Ты ведь северянка, не так ли? У тебя характерный акцент, от которого ты так и не сумела избавиться до конца, и не менее характерный для княжичей тип лица. Ни за катонийку, ни за местную ты не сойдешь, уж извини, как бы хорошо ты ни говорила на тарси и какими бы средствами не темнила свою кожу. Ты знаешь, какое наказание у нас полагается за шпионаж?

– Сначала вам придется взять меня живой, – безразлично пожала плечами та. – Один раз вам удалось спрятаться за спинами заложников, но дважды такой фокус не пройдет. Я не террористка и не испытываю удовольствия от убийства, и моя операция не направлена против Граша. Но предупреждаю тебя – попытайся меня арестовать всерьез, и я уничтожу вас всех. Ни твоя племянница, ни твои телохранительницы меня не остановят. А если и остановят, то не живой. Показательный процесс с моим участием вам организовать не удастся в любом варианте.

– Я вижу, не одна Кампаха здесь настроена решительно, – неожиданно тепло улыбнулась тарсачка. – Сама Ольга, я не намерена тебя арестовывать. Я не намерена арестовывать никого из вас. Но, – улыбка пропала с ее лица так же резко, как и появилась, – я совсем не уверена, что намерена разрешить вам продолжить свой путь. Прямо сейчас я склоняюсь к варианту погрузить вас всех на вертолет и отправить обратно в Грашград, а оттуда самолетами прямиком на родину. Ваши машины со всем имуществом перегонят туда же и вернут вам. Можете ли вы убедить меня, что я должна поступить иначе?

– Но какое тебе дело до того, куда мы направляемся? – тихо спросила Яна. – Мы идем спасать своих родственниц. Если мы не успеем, их убьют. Зачем ты нам мешаешь?

– Затем, сама Яна, что политика в Граше – очень сложный и запутанный клубок, в котором иностранке вроде тебя на бегу не разобраться. У нас почти нет формальных должностей, как в вашей стране, но есть много группировок и личностей, обладающих тем или иным влиянием. И многие, очень многие, относятся к Дракону лояльно, если не сказать хуже. Деньги в обмен на покровительство – простая, древняя и очень эффективная схема. А денег у Дракона много. Возможно, больше, чем у любого, даже самого влиятельного, союза тарсачьих кланов. По сути, Дракон – такая же часть нашей жизни, как у вас – политические партии в Ассамблее. О нем не принято говорить, но он есть. И если ткнуть его ножом в брюхо, можно получить ответный удар с самого неожиданного направления – взорвавшийся грузовик возле школы или внезапное расторжение выгодных контрактов, или разрыв союзнических отношений, не суть важно. Сейчас о вас знает только Великий Скотовод и несколько надежных людей среди его Глаз, включая Первую Смотрящую. Но если вы проникнете на территорию Дракона, а тем более – добьетесь успеха, последствия окажутся настолько серьезными, что скрыть правду мы не сможем. Крупный скандал – самое малое, что случится после того, и основной удар придется по кланам Северных колен, которые я здесь представляю. Именно из них сейчас в основном набираются Глаза в столице, и слишком многие с радостью укажут, что Глаза упустили враждебных чужаков или даже напрямую потворствовали им. Объясните мне, почему я должна рисковать тяжкими политическими последствиями для своих только ради того, чтобы помочь чужим?

– Потому что мы – Благословенные богами, например? – задумчиво предположил Дентор. – Или потому что мы спасаем своих, рискуя жизнью?

– Ваша самоотверженность замечена и принята во внимание, – холодно сказала Тимашара. – Равно как и ваша преданность друг другу. Но они для меня не повод, чтобы подставлять под удар своих. Что же до избранности, то боги всегда предоставляют смертным жить своей жизнью. Если они захотят, чтобы я дала вам дорогу, они явно сообщат мне.

– А если они попросту убьют тебя?

– Значит, такова моя судьба. У тарсаков испокон веков заведено, что командиры идут в первых рядах даже в самом опасном и безнадежном бою. И погибают, если так решил рок. У меня есть долг перед кланами, и я намерена выполнить его до конца. Я еще раз повторяю свой вопрос: почему я должна пропустить вас?

Тимашара по очереди оглядела чужестранцев. Те внимательно смотрели на нее, но в их глазах не замечалось мольбы. Только выжидание – а в глазах старших мужчин и северянки еще и холодный расчет. Старшая мать про себя порадовалась, что связала их словом: они не из тех людей, что легко позволяют сбить себя с намеченной дороги. Если держать их под прицелами автоматов, они наверняка выкинули бы какой-нибудь сюрприз, но так есть шанс, что все обойдется мирно. Она снова в очередной раз помянула недобрым словом Кимицу: Первая Смотрящая сознательно свалила на нее ситуацию, когда любое решение в конечном итоге оказывалось скверным, если не очень скверным.

А еще в глубине души она восхищалась ими. Они идут на чудовищный риск, чтобы спасти родственников. Тимашара знала некоторых мужчин и женщин Северных колен, похищенных Драконом – и тем тяжелее оказывалась их смерть, когда политическая ситуация делала выкуп неприемлемым. А одна из ее племянниц до сих пор так и не найдена, бесследно сгинув на диких просторах Сураграша. Находящиеся перед ней люди с Востока сознательно подвергали себя смертельной опасности, и вовсе не по глупости или наивности. Старшие прекрасно знали, на что идут. Молодежи, глупой и романтичной, не дано осознать, что все люди смертны, но двое опытных солдат наверняка не раз видели гибель друзей и не раз уворачивались от смерти сами. Они рисковали всем, чтобы спасти родственников – и теперь она, Тимашара, должна – нехотя, через силу – заставить их вернуться.

Или убить, если они окажут сопротивление.

Она не сомневалась, что Кампаха и три синомэ-телохранительницы справятся с двумя синомэ чужаков без особого труда даже без поддержки двадцати солдат. Остальные же четверо не кажутся особой проблемой – если только боги не наградили их какими-то дополнительными дарами. Но как же ей не хочется отдавать такой приказ! Достаточно лишь посмотреть, как этот мальчик защищает свою молодую жену… Если их убить, ей до конца жизни придется нести на себе тяжкое бремя вины, которую она никогда себе не простит. Великая Назина, сделай так, чтобы обошлось без крови!

– Так почему я должна пропустить вас, чужестранцы? – несмотря на бушевавшие в ее душе чувства, ее голос оставался ровным, а лицо – бесстрастно-вежливым. – Я задаю вопрос в последний раз. Я слушаю.

– Потому что мы так просим.

Все дружно повернулись к Яне. Та мягко поднялась с кровати. Кампаха у двери напружинилась, опустив руки вдоль тела и слегка наклонившись вперед, но Яна не обратила на нее никакого внимания. Она шагнула вперед и оказалась прямо перед Старшей матерью. Ее рука скользнула за воротник свободной тарсачьей блузы и извлекла на свет небольшую бело-золотую пластинку на платиновой цепочке.

– Это не оружие, – бесстрастным тоном произнесла она. – Всего лишь музыкальный синтезатор. Подаренный… моим приемным отцом. Я могу объяснить, почему нас следует пропустить, но иногда музыка оказывается куда лучше слов.

Она слегка повернула голову, и Тимашара вздрогнула. Ей показалось, что где-то в глубине зрачков молодой женщины тлеют кроваво-красные искры. Она сморгнула. Показалось, разумеется – просто спускающееся к горизонту вечернее солнце бросило свои лучи-копья сквозь комнату, пришпиливая к стенам длинные черные тени.

Яна приложила большой палец к овальному матовому пятну в центре пластинки и прикрыла глаза. Несколько секунд спустя в тишине комнаты прозвучали первые ноты. Тихая, ненавязчивая музыка – скорее даже, набор аккордов, чем оформленная мелодия – заполнила мир. Тимашара внезапно вспомнила детство – тихий степной поселок, жаркие летние периоды, сухой запах ковыля и почвы, нагретой солнцем, и радостная беззаботная скачка сквозь теплый радостный воздух на без спросу уведенном из табуна жеребце, давно прикормленном хлебом с сахаром…

– Мы выбираем дороги, которые ведут нас сквозь жизнь, – тихо заговорила Яна, и ее голос растворился в падающих подобно каплям зимнего дождя нотах. – Но точно так же дороги выбирают нас – высматривают еще в детстве, хватают за пятки, манят в дальнюю даль, неслышно напевают в уши песенки дальних странствий. Мы идем сквозь миры, не замечая, как далеко-далеко вперед убегает из-под ног наша дорога, всегда рядом и в то же время всегда опережающая нас, всегда уходящая вдаль. Многие никогда не замечают ее, полагая, что продираются по оврагам и буреломам или же живут на одном месте, не покидая надежный домашний уют. Но она есть. Она выбрала нас в детстве, как мы выбрали ее, и мы неотделимы от нашего пути, как он неотделим от нас.

Многие из нас, кто умеет слышать музыку Великого Пути, следуют ей, отдаются на ее волю, используют ее музыку как подсказку, и тогда их жизнь полна смысла и не знает сомнения и меланхолии, черным ядом отравляющих наш язык и глаза. Но если очень сильно захотеть, не ты следуешь пришедшей извне музыке, а музыка следует твоим желаниям. Ты управляешь ей, становишься ее центром и источником, и тогда не Дорога ведет тебя, а ты прокладываешь Дорогу.

Но умение проложить свой путь – не только благословение, но и проклятие. Дорога больше не ведет тебя, незаметно позволяя огибать препятствия. Тебе приходится самому продираться через буреломы жизненных трудностей, карабкаться по скалам сомнения, преодолевать болота неуверенности и брести по безводным пустыням отчаяния, не зная, где и когда найдешь хотя бы небольшой глоток освежающей надежды и вкусишь хлебов уверенности. Такова цена, которую платят за право проложить свою Дорогу. И иногда у тебя не остается иного выбора, кроме как следовать своему Пути, прокладывая его сквозь долины смертной тени и рискуя сгинуть в ней навсегда. Но даже если ты знаешь, что тень поглотит тебя и заглушит эхо твоих шагов, свернуть в сторону означает предать себя и никогда больше не вернуться на свою Дорогу, утратив способность прокладывать ее самостоятельно.

И когда ты окажешься на пороге смерти, оглянись назад, путник, на тот путь, что ты проделал – оглянись и спроси себя, по нему ли ты хотел идти. И желаю я, чтобы ответ оказался тебе по сердцу…

Яна запела, и ее глубокий сильный голос зазвучал в тихой комнате, как могучая река звука, бессловесная и радостная. Его чистые ноты словно победные фанфары укрепляли душу, изгоняли сомнения, отгоняли страх и внушали уверенность: все закончится хорошо, если только ты найдешь в себе силы не свернуть со своей дороги… Она пела и пела, и Тимашара почувствовала, как начинают путаться мысли. В глубине ее сердца появилась и окрепла уверенность: эта девочка должна достичь своей цели. Мелкая выгода от сиюминутных политических игр не значит ничего по сравнению с ведущей ее высокой целью. И пытаться помешать ей – преступление. Их нужно пропустить. Нужно пропустить. Нужно пропустить. Нужно, нужно, нужно, нужно пропустить…

Внезапно она осознала, что в комнате стоит мертвая тишина. Яна стояла перед ней, бессильно опустив руки, и ее глаза казались мертвыми и пустыми. Старшая мать тряхнула головой, словно отгоняя муху.

– Ты певица, сама Яна? – спросила она, только чтобы заполнить чем-нибудь тишину.

– Одно время я пела в оперном хоре у нас в Масарии, – глухо отозвалась та. – Пока оставалось время. Ты пропустишь нас, госпожа?

Тимашара медленно поднялась, потирая лоб. Голова тихо звенела, словно где-то внутри бился о стенки черепа одинокий комар.

– Мне надо подумать, – через силу произнесла она. – Подождите здесь. Кампаха, пойдем со мной.

Какой-то странной неуверенной походкой, тяжело оперевшись о дверной косяк, она вышла из комнаты. Кампаха неуверенно оглядела всю компанию и последовала за ней. Следом неслышными тенями выскользнули телохранительницы. Хлопнула дверь, и Яна, вздрогнув, огляделась по сторонам, словно очнувшись от сна. Она медленно опустилась на кровать, оперлась локтями о колени, сгорбилась и закрыла лицо ладонями. Встревоженный Саматта вскочил со стула и присел рядом, приобняв ее за плечи.

– Что случилось, Яни? – спросил он, успокаивающе поглаживая ее по волосам.

– Ментоблок. Второй уровень. Почти третий, – прошептала та. – Она… симпатизировала нам. Но чувство долга не позволило бы симпатии взять верх. Я… сломала барьер. Ее личность… Если с ней что-то случится… Какая же я скотина, Мати!

Саматта крепко прижал ее к себе, и Яна всхлипнула.

– Я не хотела, – почти неслышно прошептала она. – Я не хотела, Мати! Но иначе нам пришлось бы драться, и кто-нибудь обязательно погиб бы…

– Ты все сделала правильно, Яни, – твердо сказал Саматта. – У тебя не осталось выхода. Ты сама знаешь, что мы бы не подчинились, и тогда схватка оказалась бы неизбежной. И мы бы почти наверняка погибли. Я знаю, что ты не испытываешь удовольствия, меняя сознание людей. Мы все знаем. Но мы должны делать, что должно, и пусть вершится судьба.

Он прижал ее к себе еще крепче, баюкая на груди, и она приникла к нему, словно пытаясь укрыться от окружающего холода.

– Я одна ничего не понимаю? – негромко осведомилась Ольга. – Что случилось. Палек?

Палек коротко глянул на нее.

– Информация не для распространения, – сухо сказал он. – Эффектор Яни позволяет напрямую вмешиваться в психику человека. Заставлять его думать и чувствовать так, как ей надо. Не вздумай сболтнуть своим начальничкам, иначе ее в покое уже не оставят.

– Спасибо за деликатный намек, – не менее сухо откликнулась Ольга. – Сама бы я ни за что не догадалась. Я понимаю, почему вы не сказали об этом раньше. Но объясните мне, в чем траур? Тарсачка теперь пропустит нас без боя? Или наоборот?

– Ты не понимаешь, Онка, – покачала головой Яна, отстраняясь от Саматты. Она шмыгнула носом и сердито вытерла кулаком глаза. – Я не имею права так поступать! Это… Это… уничтожение личности, ее ломка – хуже любого другого преступления! Хуже убийства. Даже папа… даже Демиурги так поступают очень редко. Ментоблок третьего уровня означает изувеченную личность, утратившую возможность мыслить самостоятельно – и я почти его достигла. Я пыталась вмешаться как можно меньше, но…

Она махнула рукой и поднялась.

– Что сделано, то сделано. Был выбор – или драка, или Тимашара. Я должна найти ее и проследить, чтобы последствия оказались минимальны. Мати, пойдем со мной.

– Яни, я с вами! – Ольга сделала шаг вперед.

– Нет, – качнула головой Яна. – Онка, пожалуйста, останься. Мати, пойдем.

Тимашару они нашли во дворе. Она стояла, оперевшись спиной на стену возле косяка, скрестив руки на груди, и прищуренно смотрела на солнце, опускающееся к дальним пикам Шураллаха. Лучи светила приобрели красноватый оттенок – ветер нес тучи пыли откуда-то из дальних степей. Кампаха переминалась с ноги на ногу чуть поодаль, неуверенно поглядывая на Старшую мать.

– Вы пойдете дальше, – при появлении Яны с Саматтой Тимашара даже не повернула голову. – Я позволяю. Но помощи от нас не ждите. И запомните: я вас не знаю. Официальная причина нашего появления здесь – ликвидация нескольких боевиков Дракона, местной тайной ячейки соглядатаев. Вас, мирных торговцев, просто проверяли, не являетесь ли вы курьерами Дракона, и после проверки отпустили. Все ясно?

– Да, Старшая мать, – кивнул Саматта. – Мы все поняли. Наша благодарность не знает границ. До скончания века мы не забудем твоей доброты.

– "До скончания века" – слишком долгий срок, – покачала головой та. – Достаточно, если вы просто постараетесь не подставить меня по неразумию.

– Момбацу сама Тимашара, я хотела бы еще раз повидать тебя, когда… мы вернемся в Грашград, – попросила Яна. – Можно? Мы встретились не там, где надо, и не так, как следовало, и я хотела бы… исправить наши промахи.

Тимашара повернула голову и бросила на нее косой взгляд.

– Можно, – откликнулась она после паузы. – Оставь сообщение для меня в приемной Палаты гостей. Мне передадут. Но меня может не оказаться в городе. Я не так часто появляюсь в столице.

Она оттолкнулась лопатками от стены и повернулась к Кампахе.

– Собирай людей, – приказала она. – Мы отправляемся. Времени в обрез, чтобы до темноты добраться до базы в Тёто.

– Да, – кивнула симана. Вложив два пальца в рот, она громко переливчато засвистела. Старшая мать встряхнулась всем телом, словно выбравшаяся из воды собака, и спорым шагом вышла в распахнутые ворота в сопровождении трех неслышных телохранительниц. Яна глубоко поклонилась ей и замерла в поклоне. Саматта услышал, как она еле слышно прошептала:

– Прости меня, сама Тимашара.

Кампаха приблизилась к Яне. Та медленно распрямилась и вопросительно посмотрела на недавнего врага. Тарсачка помялась.

– Скажи своему Палеку, что я извиняюсь, – сердито сказала она, пытаясь грубостью тона замаскировать смущение. – Вот, возьми, – она сунула Яне бумажку в тысячу вербов. – То, что он за меня Хому отдал. Скажи, что я оценила… его заступничество. И скажи ему, дураку, что я не предательница, понятно? Он на самом деле меня не спас, так что я ему ничем не обязана. Предательница, ха! Он еще не знает, что такое оказаться преданным по-настоящему.

Фыркнув и вздернув нос, она повернулась и выбежала в ворота постоялого двора. Яна печально взглянула ей вслед.

– Ну почему все так плохо? – вслух спросила она. – Она ведь на самом деле веселая и храбрая. И любопытная. Мы ведь могли бы с ней подружиться, если бы встретились иначе. И я могла бы всех успокоить, если бы сразу сообразила, что происходит… – Она махнула рукой.

– Перестань винить себя, – Саматта положил ей руку на плечо. – Яни, ты не можешь тащить на плечах весь мир. Я понимаю, почему Дзи вбил в тебя именно такие моральные принципы, но сейчас у тебя действительно не осталось другого выхода. Жизнь, знаешь ли, редко укладывается в красивые теоретические схемы. Да я и не заметил, чтобы Тимашаре стало плохо после твоего вмешательства.

– Она в смятении, Мати, – вздохнула Яна. – Она не понимает, что с ней происходит и почему она решила нас пропустить. Я попыталась ее немного успокоить, но мне нужно бы оставаться рядом еще неделю. Или две.

– Через две недели мы вытащим Цу и Кару и вернемся в Грашград. Встретимся с ней, и ты проведешь еще один сеанс психотерапии. Или сколько там понадобится. Кстати, а что ты там говорила? Про дороги? Ты сама придумала?

– Вступительная часть монолога Феи дальних странствий из "Сказок ласкового лета". Я его еще в музыкальной школе заучила. Сопровождение, правда, не то, что в оригинале.

– По-моему, я этот спектакль так и не посмотрел. Вернемся – восполню упущение. Пойдем в дом, Яни. Нужно закончить упаковываться на завтра и лечь спать пораньше, чтобы отоспаться. Дальше дорога станет тяжелее, на мулах ли, на машинах ли…