Судя по сводкам погоды, деньдень выдался просто замечательный не только в Масарии, но и на всем южном побережье. Утреннее солнце медленно поднималось по лазурно-голубому небосводу, которое не омрачало ни единое, даже самое малое облачко. Температура поднялась до двадцати градусов, и едва ощутимые дуновения теплого ветерка ласкали кожу. Стояла та особенная осенняя межсезонная пора, когда палящая летняя жара уже ушла, а зимние дожди еще оставались далеко за горизонтом, лишь изредка напоминая о своем грядущем царствовании набегами смельчаков-разведчиков. Золотые, красные, синие листья еще не начали опадать, и парки и улицы расцветились волнующимися разноцветными переливами, перемежаемыми спокойствием вечнозеленых деревьев.

Куна, поцокивая каблучками новых туфель, медленно шла по улице, наслаждаясь погодой и окружающими видами. Позади остались шесть нудных тягучих учебных дней – лекций, семинаров, лабораторных работ и штудирования вгоняющих в сон учебников, а впереди ожидали два безмятежных выходных. И она твердо намеревалась оттянуться на полную катушку. Она лениво раздумывала, куда может сводить ее сегодня вечером новый ухажер. Вроде бы особым богатством он не отличается – вечно вытертые брюки и шорты, легкие рубашки, майки и сандалии, в которых он обычно являлся в университет, явно покупались если и не на распродаже, то уж точно не в модном магазине. Да и пелефон у него так себе, и часы – дешевенькие электронные, а не блистающие золотом и хромом фирменные тикалки за двести тысяч, как у Карры Тэя. Но все же у его папаши в собственности целый отель, и это кое-что значит.

В северную часть города она еще никогда не забиралась. Ее и городом-то назвать сложно – какие-то приземистые перемежаемые парками одно– и двухэтажные здания, не понять даже, жилые или хозяйственные, обтрепанные жизнью и погодой фонарные столбы, облицованная древней плиткой канава, по дну которой весело бежит журчащий ручеек… Но ей нравились местный покой и безмятежность, и она ничуть не жалела, что сошла с трамвая за несколько остановок до Манежа.

О том, что Манеж рядом, она догадалась еще до того, как увидела его – очередное дуновение ветерка принесло с собой едва ощутимый запах навоза. Через десяток саженей тротуар, отделившись от идущей кругом через парк дороги, вывел ее к длинному двухэтажному зданию, фасад которого украшали стилизованные изображения лошадей. Похоже, улица, которую ей указали, вела к этому месту каким-то кружным, непарадным путем, потому что здесь от безмятежности и спокойствия не осталось и следа. Небольшая площадь в честь выходного дня просто кипела народом – люди, орки, тролли, старые и молодые, семьями, группами и поодиночке целеустремленно двигались к зданию, рекой втекая в гостеприимно распахнутые двери. Автобусы, трамваи, такси и личные авто непрерывно доставляли новых посетителей. Куна с опозданием вспомнила, что в выходные в Манеже устраиваются скачки и работает тотализатор. Впрочем, ей все равно. К лошадям и скачкам она полностью равнодушна, и если бы не необходимость встретиться, никогда не явилась бы сюда по доброй воле. Она благоразумно обошла площадь по периметру, не суясь в толпу, и обогнула здание справа. Сразу за ним начиналась высокая задняя стена трибуны, к которой в десятке саженей примыкали помещения конюшен.

Как и было описано, служебный вход в конюшни оказался на самом виду, рядом с большими воротами. Возле него стояли, подпирая стену и смоля сигареты, два охранника, облаченные, несмотря на тепло, в пятнистый камуфляж. Они со скукой посмотрели на подошедшую к ним девушку.

– Госпожа, тут служебный вход, – безразлично проговорил один. – Сюда не допускают посторонних. Билеты продаются…

– Мне нужен Палек. Палек Мураций, – перебила его Куна. – Он здесь работает. Не мог бы ты указать мне, как его найти? Он меня ждет.

– Вот как? – во взгляде охранника мелькнул интерес. – И ты тоже… хм, его знакомая? Ну, пойдем, госпожа. Я свяжусь с ним и выясню, ждет ли он тебя.

Девушка недоуменно последовала за ним. "Тоже"? Как такое понимать? Он что, и других сюда водит? В караулке охранник активировал терминал, покопался в справочнике, потом извлек пелефон и набрал код.

– Палек? – спросил он. – Тут к тебе пришли… Как тебя зовут, госпожа? – переспросил он, на мгновение отрываясь. – Куна ее зовут. В пятую? Ладно, пропущу. Отбой.

Он убрал пелефон и задумчиво взглянул на девушку.

– Ты приходила сюда раньше, молодая госпожа? – спросил он. – Что-то я тебя не помню.

– Нет, я в первый раз.

– Ну, я думаю, все равно не заблудишься. Вон в ту дверь – выйдешь во внутренний двор. Сразу направо, а там он тебя встретит. В крайнем случае, спросишь, где пятая конюшня.

– Спасибо, господин, – поклонилась Куна. – Пятая конюшня, я запомнила.

Охранник кивнул в ответ и вышел обратно наружу – подпирать стенку. Девушка, посмотрев ему вслед, навалилась на указанную ей дверь, оказавшуюся неожиданно массивной, и вывалилась во внутренний двор. В лицо ей сразу ударили сильный запах навоза, смешанного с прелым сеном, и какой-то отчетливо нефтяной запах, и ее передернуло. Ну и местечко! И как только сюда можно ходить по собственной воле? Ну ничего, когда она приберет Палека к рукам, она живо отобьет у него охоту сюда шляться!

Двор оказался просторным, по крайней мере сотня на сотню саженей. По нему прохаживались люди с лошадьми в поводу, а по периметру располагались приземистые длинные здания и широкими проходами – судя по всему, конюшни. Куна сморщила нос и, внимательно вглядываясь под ноги, чтобы ненароком не вляпаться новыми туфлями, пошла направо. Внезапно донесшийся до нее рев множества голосов заставил ее вздрогнуть и ускорить шаг. Дикарство какое-то… Собраться огромной толпой на неудобных крутых трибунах, чтобы получать инфаркты, когда любимая лошадь не придет первой? Да еще и деньги платить? Бр-р.

Палек уже ждал ее у конюшни, над которой красовался большой знак "пять", нетерпеливо постукивая носком ноги по утоптанной земле. Он был обнажен по пояс, в каких-то затасканных грязных штанах из грубой ткани и высоких резиновых сапогах.

– Привет! – сказал он, фамильярно хлопая ее по плечу. – Ну и как тебе здесь?

– Нормально, – уклончиво ответила девушка. – Значит, здесь ты подрабатываешь?

– Подрабатываю? Я? – удивился юноша. – Да ты что! Это не подработка, это только для удовольствия. Платят, конечно, какую-то мелочь, но это так, слезы. На мороженое не хватает. Пошли, покажу, с какими выдающимися зверями работаем! Только под ноги смотри.

Он потянул Куну за собой, и та нехотя последовала за ним в широкие двери. Внутри конюшни царил мягкий полумрак. В больших стойлах, пофыркивая, стояли крупные лошади всех расцветок – гнедые, каурые, вороные, пегие, в яблоках… К проходу были обращены их крупы, и на глазах девушки один из жеребцов с громким звуком облегчился, уронив на землю кучу черных пахучих комьев. Куну чуть не вырвало, однако Палек, как ни в чем не бывало ухватив лопату, принялся собирать навоз в широкое низкое ведро. Подхватив его, он отнес его к куче в дальнем углу конюшни, вывалил туда содержимое и вернулся к девушке.

– Вот Мальчик-Попрыгун, – указал он на каурого жеребца. – Три сезона главные призы берет. А она, – он кивнул на мышастую кобылу, – Барсучиха. Она уже три сезона не выступает, ее только для катаний используют, но, говорят, раньше она тоже боевая была. Ногу вот неудачно потянула, и со скачек ее списали.

Он похлопал лошадь по крупу.

– А вон там – Жук. Видишь, в яблоках? Он еще молодой, но уже несколько раз вторым-третьим приходил. В следующем сезоне…

– Лика, – перебила его девушка, – это все очень интересно, но ты говорил, что мост открывают в десять. А сейчас уже полдевятого. Мы не успеем. Или ты уже раздумал туда идти?

– Да успеем! – беззаботно отмахнулся Палек. – Отсюда минут сорок-пятьдесят добираться. На моно сядем – и там. Я хотел еще по Огню щеткой пройтись…

– Лика! – в конюшню влетел щуплый парень в странной одежде: балахонистой рубахе, обтягивающих штанах, блестящих сапогах и широкополой шляпе. – Почему Огонь еще не в станке? Через десять минут мой заезд, а я бегаю по всему Манежу, тебя ищу!

– Не шебуршись, Гиндза, – остановил его вошедший следом коренастый седоволосый мужчина. – Все нормально. Я велел не тащить его раньше времени, чтобы не нервировать.

– А меня нервировать можно? – взвизгнул парень. – Кому на нем скакать – мне или тебе?

– А кто здесь тренер – ты или я? – хладнокровно парировал коренастый. – Беда с этими жокеями – о себе думают, а о животных – нет. Палек, давай, ведем его…

– Прости, господин, но мы опаздываем! – решительно встряла девушка. – Нельзя ли как-то без Палека обойтись?

– Ради такой красивой девушки можно все, – коренастый склонился в ироническом поклоне. – Лика, что же ты не сказал, что у тебя… планы на сегодня?

– Да все нормально, Тудаса, – поморщился юноша. – Сейчас отведем Огня, и я…

– Да ладно уж, и без тебя справимся, – ухмыльнулся коренастый, и Куна даже почувствовала к нему легкую симпатию. – Давай, беги мыться, а то подружка тебя бросит.

– Но я…

– Без разговоров! – нахмурился тренер. – Топай.

Он прошел в стойло, отвязал жеребца и принялся осторожно выводить его, не обращая внимания на приплясывающего от нетерпения жокея. Палек покосился на Куну, вздохнул и пожал плечами.

– Ладно, Ку, пошли, – обреченно сказал он. – Сейчас в подсобке переоденусь.

Подсобное помещение оказалось на удивление чистым, опрятным и даже уютным. Пока Палек торопливо мылся под душевой лейкой в углу, Куна исподтишка рассматривала его гибкое поджарое тело. А он вполне ничего, решила она про себя в конце концов. Интересно, каков он в постели? Можно выяснить сегодня вечерком… Только где? Не домой же его тащить! От матери потом не отвяжешься, будет сто лет приставать с расспросами.

– Ку, неужели тебе звери не понравились? – с непонятной интонацией спросил Палек, одеваясь. – Совсем-совсем?

– Ну почему не понравились, – вежливо откликнулась девушка. – Вполне мило. Эта, как ее, Барсучиха, такая… – Она покрутила пальцами в воздухе, подыскивая определение.

– Понятно, – вздохнул Палек, заправляя в шорты рубаху и подхватывая небольшой рюкзачок. – Ну, пошли. Да расслабься ты, времени полно.

Сирены цунами-предупреждения они услышали, когда только-только вышли из служебного выхода. Куна вздрогнула и нахмурилась.

– Лика, – неуверенно спросила она, – а может, не стоит туда ходить? Ну, на открытие? Все-таки волна, а это мост…

– Глупая! – рассмеялся Палек, направляясь к платформе монорельса. Он ловко лавировал в толпе, и девушка с трудом за ним поспевала. – От моста до воды почти сто пятьдесят саженей. Да мост же специально строили так, чтобы цунами до него не доставали никогда и ни за что. На лишних сорок саженей подняли из-за разных паникеров-перестраховщиков. Тут целый общественный комитет против строительства собирался – взволнованные отцы семейств и почтенные домохозяйки заявляли, что мост представляет собой угрозу общественной безопасности, что он обязательно обвалится, что он портит прекрасный пейзаж, отвращая туристов и снижая стоимость землевладений, что это пустое и никому не нужно расходование средств налогоплательщиков, поскольку и без него триста лет вокруг бухты ездили… Возле мэрии демонстрации устраивали, в суд кучу исков наподавали. Не слышала?

– Не-а. Я как-то за ним не следила. Ну, мост и мост…

– "Мост и мост"? – удивился Палек. – Ну ты даешь! Это же… Так, через полминуты поезд появится, давай быстрее, а то десять минут до следующего торчать здесь будем.

Он ускорил шаг. Они как раз добрались до станции монорельса, и Палек, выскочив на аппарель для инвалидных колясок, птицей взлетел на платформу и остановился там, нетерпеливо поглядывая, как Куна медленно поднимается по лестнице. Таймер отсчитывал последние секунды до прибытия состава, и первый вагон уже показался из-за окружающих платформу деревьев, когда она, запыхавшись, наконец-то поднялась наверх.

– Куда ты так бегаешь? – укоризненно спросила она. – Я же не успеваю.

– А ты успевай, – посоветовал юноша. – Ты знаешь, что бежать по лестнице гораздо легче, чем ходить? На то, чтобы через ступеньку перешагнуть, нужно всего на треть больше сил, чтобы на одну подняться. Кучу энергии экономишь!

Он приобнял девушку за плечи и как-то так ловко впихнул ее в вагон впереди устремившейся на штурм дверей небольшой толпы, что они успели занять свободные места на диване.

– Так вот, о мосте. Ты никогда больше не говори, что в нем ничего особенного нет! – назидательно сказал юноша, словно и не случилось в разговоре паузы. – Это же выдающееся произведение! Такого нигде в Катонии больше нет. Говорят, только в Княжествах похожий построили несколько лет назад, но он короче. Представляешь – мост переброшен через всю горловину бухты без единой промежуточной опоры! Полторы версты пролет просто висит в воздухе на тросах. Ван – ну, инженер, который его строил, Ван Сакидзакий – с его проектом три года ходил по разным конторам, от мэрии до Комитета по стратегическому строительству при Ассамблее. И всюду его отшивали. Только в сорок третьем тетя Эхира… ну, в общем, в сорок третьем проекту дали ход, отправили на экспертизу, и там ребята подтвердили, что осуществимо. С трудом, но осуществимо. И вот за шесть лет построили, несмотря ни на что. Гражданский комитет против строительства просто от злости сейчас лопается!

Он хихикнул.

– Я одну старую грымзу из комитета знаю. Три года назад она вздумала против сексуального образования в школе выступать. Я тогда как раз в среднюю школу ходил и про это дело уже знал в пять раз больше, чем она, но ведь как она нашу нравственность блюсти порывалась! Бедную биологичку как-то раз подкараулила во дворе школы и зонтиком побила, а мы ее – не биологичку, грымзу – потом фигней всякой забросали, и она так смешно от нас ковыляла. Больше не появлялась, обиделась, наверное, что заботу не ценим. Наверняка эти комитетчики сегодня заявятся протестовать в последний раз, перед открытием, посмотришь на нее. Высохшая, как палка, но физиономия надменная, будто принцесса.

– Угу… – неопределенно хмыкнула девушка. – Слушай, а открытие моста – оно надолго?

– Ну, на час, полтора. Там мэр речь толканет, ленточку перережет, грузовики по мосту пройдут, потом движение откроют, и все, наверное.

– И все? – удивилась Куна. – Слушай, а зачем мы тогда туда едем? Ты же сказал, что круто будет. Ну хоть фейерверки какие-то запустят? Оркестр?

– Оркестр, может, и притаранят, я не в курсе программы. Ван что-то говорил, но я не вслушивался, не до того было.

– А ты что, его знаешь? Вана этого?

– А то! – приосанился юноша. – Не просто знаю – он у нас в университете лекции по сопромату читает. Классный дядька. Он вообще-то уже старик, ему почти пятьдесят, но бодрый и не чванится, хоть и профессор. Он у нас иногда в гостях бывает.

– По сопромату?

– Ну, теория сопротивления материалов. Самый главный предмет в строительстве. Трудный поначалу, зараза, мозги вывихнуть можно, но зато когда врубишься, все просто. Вот смотри, простейший пример…

Он покопался в рюкзаке, вытащил лист для письма и стило.

– Если мы лист горизонтально расположим и за один конец возьмем, он согнется и провиснет. Но если мы его вот так желобком слегка согнем, то он останется жестким. Если нарисовать… – Он положил лист на колени и принялся быстро черкаться. – …то можно рассчитать векторы сил, воздействующих на лист. Потом откладываем по осям координат проекции векторов и составляем простые уравнения типа такого…

Он принялся набрасывать многоэтажную формулу. Куна положила свою руку поверх его.

– Лика, – мягко сказала она, – я вообще-то на юриста учусь, а не на математика, если ты не забыл. Мне эти формулы – темный лес. И вообще, мы что, на семинаре? Выходной сегодня!

– Ну, выходной – лишь повод как следует поработать мозгами, – рассеянно проговорил парень. – Ты вообще на чем специализироваться думаешь? Если на патентном праве, то без формул…

– Лика! Я собираюсь специализироваться на гражданском праве! – уже слегка раздраженно заявила Куна. – Брачные контракты, разводы, совместное владение имуществом, его раздел… Я же тебя этим не гружу, законы и прецеденты не цитирую! Выходной сегодня, понимаешь?

– Ты это Каре скажи, – хмыкнул Палек. – Она моя сестра, небесное дитя. Она, кажется, даже ночью зубрит. Ну ладно. Просто смотри, что с помощью таких формул можно запроектировать.

Он быстро стер формулу и схему и принялся набрасывать ажурную конструкцию, напоминающую распускающийся цветок. Конструкция располагалась на длинном витом стержне, волной идущем от постамента почти горизонтально. Пририсовав сидящую на вершине цветка маленькую чайку, он повернул лист так, чтобы девушка лучше видела.

– Хорошо рискуешь, – похвалила та. – Это что, цветок? А почему чайка сверху такая маленькая?

– Почти цветок, – усмехнулся юноша. – Сенсор стационарного гравископа, а чайка для масштаба. Я для Цукки его проектировал, она мой опекун и астроном. Они там рассчитали такую штуку, – приставленными друг к другу ладонями с растопыренными пальцами он изобразил нечто широкое и разлапистое, смахивающее на зубастую пасть, – причем оно должно раздвигаться и складываться, как бутон, чтобы диаметр конструкции по ходу дела менять. Это базовый элемент схемы, их там дюжина таких. Так что да, почти что цветок. Они хотели инженера нанимать для расчета несущих конструкций, но Дзи сказал, что зачем инженер, когда есть я? Тем более что мне все равно курсовые по профилирующим предметам делать. Ну, я и рассчитал.

– Разве на первом году есть курсовые? – недоверчиво спросила Куна. – У нас вот нет, они со второго года начинаются. На первом только базовый набор курсов собрать надо, четыре по профильной дисциплине и два по смежным.

– Да у нас вообще-то так же, – вздохнул Палек. – Но ты моего папашу не знаешь. Сказал, что не в этом году пригодится, так в следующем, и все, не отвертеться. Пришлось в продвинутых курсах копаться еще до того, как базовые закончил. Хотя на самом деле там все просто оказалось, схема простенькая, сами антенны легкие, веса почти никакого, так что разобрался. Если бы не длина рычага, а они по двадцать саженей в длину, вообще говорить не о чем. Там опоры у основания я сделал полыми, усилил по векторам основной нагрузки, вот так, если в поперечном сечении… – Он снова принялся рисовать.

– Лика! – уже почти зло сказала девушка. – Ну хватит меня грузить, в самом деле! Ты можешь о чем-то человеческом поговорить?

– Например? – заинтересованно спросил юноша, с неохотой убирая лист и стило.

– Ну, например, о музыке. Ты какие группы слушать любишь? Я вот от "Басов в квадрате" тащусь. Они у нас гастролировали весной, так я на все три концерта ходила.

– "Басы в квадрате"? – равнодушно переспросил Палек. – Не слышал. Я вообще как-то музыкой не увлекаюсь, по этой части в нашей разносторонней семейке Яна специалист, другая моя сестрица. А мне фона в стрелялках хватает, чтобы свои эстетические наклонности удовлетворять.

– Слушай, ты вообще чем в свободное время занимаешься? – удивилась Цуна. – Только не говори, что гравископы проектируешь. В стрелялки, что ли, режешься? Или за лошадьми ухаживаешь?

– Стрелялки – чтобы напряжение сбросить, – пожал плечами юноша. – А так чем попало занимаюсь. Пейзажики и портретики рисую, чтобы руку набить. В Манеже вожусь. Учу что-то сверх программы. Красивых девушек кадрю вроде тебя, – он подмигнул Куне. – Есть мысли, как разнообразить программу?

– А то ж! Ты, похоже, вообще жизни не знаешь. Ты же вроде нормальный парень, а поговоришь с тобой – ботаник ботаником. Надо твоим воспитанием вплотную заняться. Ты был когда-нибудь на тусовках? У меня у подруги завтра как раз с утра компашка собирается, родители с утра сваливают куда-то в голубую даль, а дом у них – закачаешься! Особняк на восемь спален и три гостиных, а они в нем втроем живут. В одной гостиной кинушка домашняя собрана, звук – отпад, и фильмов до фига, в том числе игровых, на большую компанию.

– С утра не получится, – Палек наморщил лоб. – Поработать надо чуток. Домашняя контрольная по аналу… аналитической геометрии, на следующей неделе сдать надо. Ближе к вечеру разве что.

– Ну ты вообще заучка! – фыркнула девушка. – Сделаешь, успеешь. Значит, живет она…

– Ку, – перебил ее юноша, – ты знаешь, что такое "неудачник"?

– Что? – ошарашенно переспросила та.

– Неудачник – человек, который живет, как амеба. Который ничего в жизни не достиг, плывет по течению, палец о палец не хочет ударить ради себя, зато много стонет – как ему плохо, как его никто не уважает, как он унижен и оскорблен… Ку, я никогда не буду неудачником. Я добьюсь всего, чего захочу. Но сначала придется как следует поработать. Мне до фонаря эти тусовки, на которых бухают до посинения, курят, колются и трахаются как попало, полагая это настоящей жизнью. Это не человеческая жизнь, это животные так существуют.

Куна удивленно смотрела на него. Обычное улыбчиво-озорное выражение сошло с его лица, и глаза горели мрачной решимостью.

– Ку, меня приемный отец из детдома взял. Меня государству родители подбросили в возрасте двух периодов. Дзи их потом нашел. Они – такие вот животные, пара спившихся алкоголиков, которым все по барабану, кроме выпивки. Они уже давно трупы, пусть и ходячие пока. Так вот, я таким никогда не стану. Я не хочу сдохнуть, не оставив после себя ничего, кроме урны с пеплом. Ты знаешь, ради чего жить стоит? Смотри!

Он повернулся к окну и ткнул в него пальцем. В этот момент поезд, наконец, вырвался на открытое пространство, и далеко внизу как на ладони нарисовалась горловина бухты. Залитая солнцем, ее перечеркивала ажурная двойная арка моста, кажущаяся отсюда почти игрушечной.

– Ради такого, Ку, ради такого! Ты давно умрешь, а мост останется стоять. И сто лет спустя по нему будут ездить машины, ходить люди, которые никогда и не знали, как тебя зовут, но которые пользуются тем, что ты сделал. Это – результат. А что твои тусовки? Что после них остается, кроме утреннего бодуна?

Поезд пошел под уклон по широкой дуге, и ускорение прижало Цуну к спинке дивана.

– Да я же только предложила… – пробормотала она.

– Да ладно, проехали, – махнул рукой Палек. – Я тебе по мозгам ездить не хотел, извини. Ку, я не против того, чтобы оттянуться в компании, но на весь день я туда идти не намерен. Давай попозже обсудим.

– Давай…

Оставшееся время ехали в напряженном молчании. Здесь, на городской окраине, вагон почти опустел, и тишина нарушалась только гулом мотора да вертлявой девчонкой лет пяти, которая сидела на диване возле супружеской четы среднего возраста. Девчонку интересовало решительно все вокруг – от того, почему поручни блестящие, до того, почему светит солнце, и она своими нескончаемыми вопросами довела до белого каления даже сидящую в противоположном конце вагона Куну. Девушка осознавала, что на самом деле ее раздражает не эта соплюшка, а зануда-Палек, но к тому моменту, когда поезд остановился на нужной станции, она была готова убить эту болтливую мелочь на месте.

На платформе, впрочем, обстановка разрядилась. Палек, шутливо поклонившись, пропустил ее в двери вагона, после чего пошел рядом, как бы случайно пристроив свою руку у ней на талии. Когда девушка недовольно повернулась к нему, он озорно подмигнул и показал ей кончик языка. Против воли Куна улыбнулась. Нет, на него решительно невозможно сердиться. Она на мгновение прижалась у нему, давая понять, что прощает, после чего ненавязчиво сбросила его руку – люди же смотрят! Юноша не огорчился – у подножия лестницы он спрыгнул с тумбы на асфальт, ухватил ее за талию неожиданно сильными руками, приподнял и спустил к себе. Куна обхватила его за шею и чмокнула в кончик носа, после чего вывернулась и со смехом отбежала на несколько шагов.

Смеясь и болтая, они пошли по тротуару вдоль широкого спуска, недавно специально проложенного к новому мосту, чьи чудовищно огромные береговые пилоны возвышались высоко над ними. Сейчас здесь казалось пустынно, редкие прохожие спешили в том же направлении, и на парочку никто не обращал особого внимания. Они принялись обсуждать общих знакомых и преподавателей, и от ехидных комментариев Палека Куна временами просто покатывалась со смеху. Больше всех на орехи от него досталось профессору Рафуте, преподающему юристам классическую философию средних веков, а технарям читающему общий курс философии. Палек смешно пародировал его походку, манеру нравоучительно вытягивать палец к потолку и в особой манере произносить "А теперь, молодые господа и дамы, мораль сей истории…", и Куна прыскала и била его кулачком в бок. Зато о профессоре Хирое, социологе, он отозвался с неожиданным почтением.

– Яне, сестренке моей, он нравится, – посерьезнев, задумчиво сообщил он. – Не в том смысле, что в постель к нему прыгнуть хочет, а просто нравится. А ей понравиться очень сложно, знаешь ли. Она людей изнутри чувствует. Она во всем университете по-настоящему преподов пять уважает, не больше, и Хирой – один из них.

Куна только хмыкнула. Они уже подошли к месту на дороге, которое пока еще перекрывали полицейские машины, и развивать тему она не стала. Хотя зарубку на память сделала – как-то слишком уж Палек своей сестре доверяет. Если удастся зацепиться за него, надо ей понравиться, хотя бы поначалу. Изобразить лучшую подружку, что-нибудь в таком роде…

Крайний пролет моста уходил далеко, не менее чем на полверсты, в сторону от пилона, теряясь в специально проложенном в скальном массиве проходе. По длинной лестнице Куна с Палеком начали подниматься вверх, к пролету. Куна, задрав голову, осматривала нависающие над ней конструкции. Только сейчас она осознала, насколько огромно это сооружение. Изящно выгнутые арки возносились высоко над устьем бухты, смыкаясь где-то там, в голубой вышине, чтобы снова разойтись, опускаясь к противоположному берегу. Паутина тросов тянулась от арок к пилонам и к пролету моста, висящему в воздухе над спокойно-гладким сейчас проливом. Вся конструкция казалось одновременно массивно-надежной и в то же время летяще-воздушной, парящей в прозрачном осеннем воздухе. Девушка с уважением подумала о том, сколько денег и труда вбухано в эту громадину, но тут же отвлеклась – длинная лестница, десяток пролетов которой они уже преодолели, успела изрядно ее утомить.

До конца лестницы они поднялись минут за пять, причем девушка тяжело дышала, чувствуя, как по спине под майкой медленно ползут капельки пота, а Палек, казалось, даже не запыхался. Со стороны суши мост перегораживала редкая цепочка полицейских автомобилей. Перед ними капотами в сторону пролива стояли большие тяжелые грузовики с эмблемами "тойматты". Мост насчитывал по три полосы в каждую сторону, и на каждой полосе стояло по три грузовика, а на железнодорожном полотне, разделяющем полосы, возвышались два больших локомотива. Возле грузовиков волновалась небольшая толпа народа, в основном журналистов и телеоператоров. Телевизионщики с надвинутыми на глаза контроль-панелями переходили с места на место, тускло поблескивая под солнцем прицепленными ко лбу и груди объективами и подыскивая наиболее подходящие точки для съемки. Журналисты сгрудились кучкой вокруг нескольких человек, тыкая в них диктофонами в надежде не упустить ни слова. Поодаль с сумрачными лицами стояли пять или шесть решительного вида тетушек и двое старичков, над которыми вздымались криво нарисованные плакаты наподобие "Одумайтесь, не рискуйте жизнью своих детей!" и "Мост портит красоту пейзажей!"

– Видишь, вон тот, седоватый? – привстав на цыпочках, Палек указал куда-то в толпу. – Невысокий такой, худенький, с лысинкой? А, блин, заступили его, не разглядеть отсюда. Ну, в общем, он и есть Ван. Только важных шишек нет почему-то. Мэр-то где? Что-то его кортежа не видно. Ку, постой-ка здесь, я пойду Вана спасу, пока ему журналюги весь мозг не выели.

Он врезался в журналистов, активно работая локтями.

– Эй! – закричал он, протискиваясь и отбиваясь от локтей. – Срочное сообщение из мэрии для господина Вана! Пропустите же, олухи! От мэра, говорю, сообщение для господина Вана! Сам дурак, не лезь под руку!… Да убери же ты свою хреновину, дубина, пока не уронили!…

Минуту спустя он выбрался из толпы, таща за собой на буксире невысокого человека в помятом костюме, перекосившемся шейном шнурке и сбившихся на бок очках. Журналисты невольно заворчали, но Палек сделал значительное лицо, и они с удвоенной силой вцепились в оставшихся.

– Спасибо, Лика! – с чувством сказал инженер, приводя в порядок одежду и поправляя очки. – Еще немного, и они порвали бы меня на мелкие части. Ну скажи, какое отношение к мосту имеют магазины, в которых я одежду покупаю, и есть ли у меня чоки, а?

– Ты, дядя Ван, ничего не понимаешь, – уверенно заявил Палек, отводя его и Куну подальше. – Завтра одни журналюги сляпают статьи, в которых ненавязчиво прорекламируют магазины одежды, за которые им забашляли владельцы. А другие накатают на целый разворот статьи, в которых подробно проанализируют твои сексуальные привычки при помощи твоего чоки. У тебя он какой, мужской или женский?

– Но у меня вообще нет чоки! – растерянно проговорил инженер. – Мне пелефона хватает…

– Ну вот видишь! Официальной жены нет, чоки нет, значит, ты импотент. Скажи спасибо, что не извращенец. Не отнекивайся, бессмысленно – тебя уже приговорили. Кстати, звонила тетя Эхира, привет тебе передавала.

– Могла бы и мне лично позвонить, – фыркнул Ван. – Но все равно спасибо.

– Лично она позвонит, но попозже, у нее какая-то запарка. Так и сказала – Лика, дорогой, передай дяде Вану, что я его целую и поздравляют, но в спешке говорить с ним не хочу.

– Так и сказала? – подозрительно покосился на него инженер. – Или свистишь художественно в своей лучшей манере?

– Да как я могу! – искренне возмутился Палек, глядя на Вана честными-пречестными глазами. – Кстати, дядя Ван, познакомься – это Куна, девушка настолько же одаренная снаружи, насколько и внутри.

Ван вежливо кивнул девушке.

– Рад знакомству, молодая госпожа, – сказал он. – Благосклонность пожалована.

– А еще я закончил расчет "лепестков" для гравископа, – сообщил юноша. – Красиво получилось. Вот… – Он полез в свой рюкзачок, извлек оттуда лист с рисунком уже знакомой Куне конструкции и показал инженеру. – Я тебе отправил все расчеты и схемы, а это так, чисто визуально…

– Лика, если бы ты умел считать так же хорошо, как рисуешь, цены бы тебе не было, – вздохнул инженер. – Я посмотрю, но не сегодня и не завтра. Загружен я сверх всякой меры. Кстати, молодой господин, ты не забыл, что послезавтра по сопромату семинар? И что ты основной докладчик? Если отнесешься так же халатно, как и в прошлый раз, я не посмотрю ни на тетю Эхиру, на папу Дзинтона, ни на твои художественные способности, и получишь ты у меня сиротский ноль. Да еще и отцу твоему наябедничаю, какой у него сыночек безалаберный.

– Да всё пройдет как надо! – гордо вздернул подбородок юноша. – Я уже подготовился… почти, чуть-чуть осталось. Ван, а можно, мы с Куной прокатимся в кабине, а?

– Не положено, – нахмурился Ван. – Водителям за риск платят, мне как главному инженеру по ритуалу положено, но вам-то туда зачем соваться?

– Ван! – проникновенно сказал Палек. – Это же все туфта и профанация для общественности! Не рискует никто, и все прекрасно это понимают. А я тебе какие-нибудь чертежи оформлю красиво, с завитушечками?

– Да говорю же – нельзя! – с досадой отмахнулся инженер. – Тут от репортеров отпинываешься как можешь, и ты еще…

Он замолчал и посмотрел на дорогу в сторону города, откуда стремительно приближался кортеж из трех черных, глянцево блестящих машин с темными стеклами.

– Мэр явился… – пробормотал он. – Ну, сейчас самый цирк начнется. Лика, извини, меня сейчас наверняка потащат фотографироваться в компании этого урода.

– Ван, грузовик! – напомнил юноша.

– Да что с тобой поделать, разрешаю, – нетерпеливо отмахнулся Ван. – Только от обозленных недопущенных сам отбиваться будешь. Все, извини.

Он широким шагом направился к остановившимся автомобилям, к которым хлынула приливная волна журналистов, на ходу одергивая пиджак. Из средней машины выбрался мэр и, сияя улыбкой, принялся позировать перед обернувшимися к нему операторами и фотокамерами. Ван протиснулся через толпу и принялся энергично трясти мэру руку, улыбаясь улыбкой, не менее ослепительной, чем у мэра.

– Освоился, смотри-ка! – хмыкнул Палек. – А ведь еще недавно от камер шарахался, как кугума от щавеля. Ладно, ему сейчас без рекламы нельзя. Он со своей группой уже новый проект двигает – туннель под Восточным гребнем. Восемь верст в длину, зато создает новый выезд из города и позволяет верст тридцать срезать на некоторых направлениях. Сейчас финансирование ищут. Ку, да ты посмотри только, какой красавец этот мост!

Ничего красивого девушка в мосте не видела. Мощно, да. Впечатляет. Здоровая штука, этого не отнимешь. Но красивая? Балки, канаты да здоровые столбы… Шедевр скелетостроения.

– Ты представляешь, Ку, если взять уровень дорожного полотна за нулевую отметку, то несущая арка в своей центральной точке имеет высоту в сто двадцать саженей, а пилоны – в сто пятьдесят! – не унимался Палек. – Сотня этажей! Пилоны сами по себе уникальнейшие сооружения, их удалось поставить только потому, что здесь грунты скальные, прочные, можно забуриться неглубоко и все равно получить надежный фундамент. А еще под полотном висит пятнадцать саженей технических ярусов, в сумме получается сто шестьдесят пять. А как все строили!… Ты помнишь? Сначала арку частями поднимали, с вертолетами балки монтировали, а потом канатами к пилонам зацепляли, чтобы не оборвались под своей тяжестью. И ведь надо было с точностью до сантиметра на расстоянии в полторы версты свести две встречные конструкции, не промахнуться. А потом под аркой еще и полотно подвесить надо…

От избытка чувств он ударил кулаком по ладони.

– А ты знаешь, почему мост сделали не просто подвесным с несущими канатами, как в свое время планировали, а с арками? Подвесные мосты с пролетами и в две версты уже строили, это куда проще. А все потому что ветры с океана сильные, чисто подвесной мост раскачивать будут, закрывать временами придется. И железную дорогу по подвесному мосту не пустить, слишком велики точечные нагрузки. И жесткий коробчатый мост не сделаешь, слишком длинный пролет получается. Пришлось проектировать комбинированную конструкцию из несущей арки, к которой подвешивают пролет. Уникальнейшая штука, нигде мире такой нет! Если за все за это Вану Национальную премию не дадут, идиотами будут.

– Ага… – вяло согласилась девушка, незаметно сдерживая зевоту. – Слушай, а когда открытие?

– Да вон нафотографируются и начнут, – презрительно хмыкнул юноша. – Потерпи. Скоро уже. Ку, приготовься морально. Мы с тобой в одном из грузовиков поедем, в кабине. Прикинь, как круто! Первыми проехаться по новому мосту!

– Лика, – осторожно сказала девушка, – а может, не надо? Вдруг опасно?

– Ой, да брось ты! – отмахнулся Палек. – Здесь тяжелая строительная техника тысячу раз ходила. Один подъемный кран как три этих грузовика весит, а они тут стадами ползали. Туфта эти испытания, показуха для телевизора. Мост уже протестирован и сдан комиссии, а сегодня просто цирк на публику.

Следующие минут пятнадцать Куна со все возрастающей скукой слушала трепотню мэра. Тот говорил, говорил и говорил, но о чем, она совершенно не понимала. Безукоризненные синтаксические конструкции, казалось, не несут вообще никакого смысла, забываясь немедленно после произнесения. К счастью, получасовое цунами-предупреждение оборвало его выступление: услышав сирену, мэр как-то потух, сбился и закруглил речь. Потом выступил Ван, но он, к огромному цуниному облегчению, уложился в пару минут, сообщив, насколько важным для города является мост и какие выгоды, в том числе финансовые, горожане получат в результате.

– Еще бы, – еле слышно хмыкнул Палек. – Знающие люди в окрестностях моста все земельные участки еще лет пять назад скупили. Сейчас они в двадцать раз дороже стоят. И воздух уже на сто саженей в высоту распродан. Это раньше здесь окраина была, а теперь строительство начнется – только держись. Вот тебе и выгоды.

Все плохое когда-то кончается, и вскоре толпа журналистов забурлила и задвигалась. Палек ухватил свою спутницу за руку и потащил в сторону грузовиков, окруженных цепочкой полицейских. Улучшив момент, когда цепь расступилась перед инженером, Палек, сильно пихнув Куну в спину, нырнул в разрыв вслед за ним. За спиной возмущенно зашумели, полицейский ухватил юношу за плечо, но Ван, обернувшись, разрешающе махнул рукой. Что-то недовольно пробормотав себе под нос, полицейский выпустил Палека, и тот быстро подошел к одному из грузовиков. Открыв дверь и подсадив Куну на высокие ступеньки, он вскарабкался вслед за ней.

– Эй, вы кто такие? – недоуменно вытаращился на них водитель. – Откуда взялись? Сюда нельзя!

– Она дочь мэра! – Палек сделал большие глаза. – Здесь по его личному указанию и разрешению. А я ее секретарь. Можешь сходить и спросить. Не обращай на нас внимания, господин, мы не помешаем.

– Дочь мэра? – подозрительно сощурился водитель. – Что-то не помню я у него дочерей.

– А она неофициальная дочь, – хладнокровно парировал юноша, больно пихнув локтем в бок возмущенно открывшую рот Цуну, так что та поперхнулась. – Я же говорю, господин, хочешь – спроси.

– Щас спрошу! – угрожающе проговорил водитель, протягивая руку к радио. – И если ты врешь…

Радио ожило без его вмешательства.

– Колонна, здесь Первый, – хрипло сообщил динамик. – Движки на старт. Через двадцать секунд трогаемся.

– Ну, парень, твое счастье, – скривился водитель. – На той стороне разберемся, уши тебе надрать или что еще.

Он тронул панель бортового компьютера, и та, ожив, замигала индикаторами. В недрах машины глухо заурчал двигатель, сотрясая кабину мягкой дрожью. Водитель пробежался пальцами по кнопкам, и тряска перешла в ровную вибрацию.

– Колонна, здесь первый, – снова прохрипело радио. – Пошли. Тридцать верст в час, как репетировали. Линию держать, ребята, линию! Чтобы морды по струнке!

Водитель тронул джойстик, и туша грузовика, ускоряясь, осторожно сдвинулась с места. Окружающая его толпа расступилась и поплыла назад, утекая в щели между машинами. Через несколько секунд вперед осталось только прямое как струна полотно моста. По сторонам моста закружились несколько вертолетов с эмблемами местных и национальных телеканалов, оставаясь вровень с колонной.

– Смотри, Ку! – возбужденно сказал Палек. – В первый и последний раз здесь так чисто и пусто. Скоро мост откроют для публики, и тогда здесь вечно будет полно машин. Правда, здорово?

Однако девушка, как ни старалась, так и не смогла проникнуться торжественностью момента. В тяжелых грузовиках она еще ни разу не ездила, но этим вся новизна и исчерпывалась. Мост и мост, дорога и дорога – что здесь удивительного? К счастью, табло скорости на пульте водителя показывало тридцать верст в час, и мост они преодолели за четыре минуты. Дружно затормозив, грузовики встали перед полицейскими машинами, перекрывавшими выезд с моста, и Палек, не теряя времени, выбрался из кабины, утянув за собой Куну.

Вездесущие журналисты уже успели появиться и здесь. Похоже, они просто ехали на своих машинах позади колонны, и теперь немедленно взяли в осаду вылезшего на дорогу Вана и прочих инженеров. Палек, вопреки ожиданию, к ним не направился. Вместо этого он потянул девушку за собой в сторону пешеходного спуска с моста.

– Быстрее! – прошептал он. – Самое интересное пропустим!

Куна покорно пошла за ним. Она уже смирилась с тем, что полдня пошло коту под хвост. Ну должно же случиться хоть что-то интересное? Она не протестовала, когда он сдернул ее со ступенек в какой-то мрачный туннель.

– Сюда. Здесь выход в технические галереи, – сообщил он. – Не запнись, пол неровный.

Пару саженей спустя бетонный коридорчик уперся в решетчатую дверь, на которой висел большой ржавый замок. Палек подергал его и задумался.

– Вот так новость, – сквозь зубы сказал он. – Еще неделю назад ее не запирали. Ну ладно, все равно ведь никто не видит…

Он подобрал с пола пару кусков проволоки, такой же ржавой, как и замок, и принялся ковыряться ими в скважине. Минуту спустя замок хрустнул и медленно, нехотя раскрылся.

– Ничего себе! – изумленно сказала девушка. – Лика, а ты где так лихо научился замки вскрывать?

– В детстве друзья были соответствующие, – сообщил юноша, с усилием отворяя заскрипевшую дверь. – Я же говорю, я детдомовец бывший, лет до десяти подворовывал, пока Дзинтон не усыновил. А он условие поставил: или бросаю воровать, или канаю на все стороны света. Ну, по карманам шарить я бросил, но навыки не забываю. Мало ли когда понадобятся, вот как сейчас. Пошли, пошли, времени совсем в обрез.

Он ухватил девушку за руку и потянул за собой. Минут десять они быстро пробирались по решетчатым переходам и гулким железным лестницам, сквозь которые просматривалась безмятежная оглушающая пустота над спокойной водяной поверхностью где-то далеко-далеко внизу. На своих каблуках Куна быстро запыхалась и начала отставать. Палек несколько раз пытался ее подгонять, но вскоре остановился и махнул рукой.

– Ладно, до середины все равно не успеем. Здесь площадка где-то рядом есть. Сейчас выберемся.

Он огляделся и уверенно провел девушку к очередной решетчатой двери, на сей раз без замка. За дверь и в самом деле обнаружилась смотровая площадка, выходящая на океан.

– Смотри, Ку! – Палек показал вниз. – Видишь? Начинается!

– Что начинается? – не поняла та.

– Волна идет! Вода из бухты уходит.

Поверхность воды в горловине и в самом деле уже не казалась спокойной. Даже отсюда, с высоты, было видно, что вода свивается в бурные струи, уходя из бухты внезапно образовавшимся течением. Уровень воды у берегов уже заметно понизился, там начали проступать камни, ранее скрытые под водой. Над городом завыли сирены – десятиминутное предупреждение.

– Лика, а здесь не опасно? – боязливо спросила девушка. – Нас волна не достанет?

– Да ты что? – удивился юноша. – Я ж сказал – мост над поверхностью воды на сто пятьдесят саженей поднят. Но если ты боишься, – он хитро прищурился, – я тебя могу обнять, чтобы не так страшно стало.

– Ну, обними, – лукаво улыбнулась девушка.

Несколько минут они обнимались и целовались под ласковыми лучами солнца. Руки юноши уже забрались в достаточно рискованные области, и Куна уже прикидывала, где и как на этой площадке можно устроиться поудобнее. Но тут Палек внезапно оторвался от нее и указал в океан.

– Смотри. Вот она!

Цуна обернулась. Из глубин океана к берегу стремительно катился пока еще невысокий и не страшный гребень волны. Приближаясь к прибрежному мелководью, он на глазах рос и начинал обламываться вперед. Вот двадцатисаженная стена воды обрушилась на дальние скалы побережья. Воздух содрогнулся от приглушенного грохота. В воздух взлетели мелкие камни, словно пули рассекая воздух. А волна продолжала катиться вперед по почти до дна обмелевшему проливу – вот она прошла далеко внизу под мостом, отсюда, с высоты, маленькая и безопасная, прокатилась по бухте и выплеснулась на ее дальний берег, на бетонированные эллинги, причалы и транспортные трубы, растеряв по дороге большую часть своей бешеной энергии. Минуту спустя прошла вторая волна, вполовину меньше первой, а затем еще одна, совсем маленькая, почти незаметная.

– Забавно, – равнодушно сказала Куна. – Я еще никогда волну сверху не видела. Как-то не впечатляет.

– М-да? – покосился на нее юноша. – А по мне так здорово. Так, а на чем мы остановились, говоришь?

Он повернулся к девушке. Та качнулась к нему, хотя ее пыл уже как-то поостыл, и в тут случилось непоправимое.

Острый каблучок туфли скользнул по металлу и попал в какую-то щель между решетчатыми плитами, из которых состоял пол. Потеряв равновесие, Куна дернулась в сторону, отчаянно пытаясь ухватиться за поручень, неловко повернулась – и с ужасом услышала громкий отчетливый хруст. Выправившись и еще не осмеливаясь взглянуть вниз, она попыталась опереться на ногу и чуть не упала снова.

Чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошенные слезы она медленно наклонилась и стащила с ноги туфлю. Каблук оказался безнадежно сломан. Платформа монолитная, и даже заменить его не удастся. Все. Новую пару можно смело выбрасывать на помойку…

– Ну что, доволен? – с тихой злостью сказала она наблюдающему за ней Палеку. – Привел, значит, волну сверху посмотреть, да? Доволен?! – внезапно заорала она, неловко швыряя в него туфлей. Та полетела совсем не туда, куда рассчитывала Куна, и, вращаясь в воздухе, начала падать, падать, падать далеко вниз, к волнующимся после цунами водам пролива. Куна сдернула туфлю со второй ноги и швырнула в Палека и ее. На сей раз бросок вышел куда более удачным – та пролетела всего лишь в полуметре от головы юноши, после чего отправилась в последний путь вслед за своей товаркой.

– Все из-за тебя! – шмыгнув носом, яростно заявила она. – На хрена ты меня сюда притащил? Что, сверху, с тротуара, посмотреть нельзя? Обязательно надо по этим дурацким решеткам шляться?

– Ку, да здесь ведь так…

– Дебильно! – оборвала Палека девушка. – Здесь все дебильно и по-уродски! А ну, быстро выводи меня отсюда!

– Ку…

– Выводи, я сказала! – заорала Куна. – И быстро! Дурак!

Палек на мгновение возвел очи к небу, пожал плечами, попытался взять девушку за руку – та отдернула ее, словно от раскаленного металла – и пошел в обратную сторону. Куна последовала за ним. Босыми ногами ступать по твердым граням холодных металлических решеток оказалось крайне неприятно, и от того она злилась еще сильнее. Десять минут спустя в гробовом молчании они выбрались к когда-то запертой двери, а через нее – на пешеходный спуск с моста вниз, к тротуарам. Там Куна все так же молча обогнула повернувшегося к ней Палека и пошла в сторону дороги по теплому и приятному после металла асфальту.

– Ку, постой… – сказал ей вслед Палек. Она резко затормозила и полуобернулась.

– Уйди, понял? – яростно сказала она. – Видеть тебя не могу! Возись со своими вонючими лошадьми, строй свои мосты, делай что хочешь – только ко мне больше не лезь, пока не прибила! Дебил хренов…

Она решительно дернула плечом и зашагала по дорожке. Пару минут Палек задумчиво смотрел ей вслед, затем достал пелефон и порылся в заметках.

– Вот и еще одна не прошла испытание… – задумчиво пробормотал он, перечеркивая имя девушки. – Какая по счету? Один, два… шестая, однако. Но планку мы не снизим, нет уж, и не надейтесь. Как бы это процесс оптимизировать? Два периода на отсев многовато. Надо сокращать до недели. Посоветоваться с Яни, что ли?

Он задумчиво прокрутил список имен, занимавший десяток страниц, хмыкнул, сунул пелефон обратно в рюкзачок и, насвистывая, пошел в сторону станции монорельса.