– Прости, господин, у тебя не занято?

Саматта оторвался от задумчивого изучения университетской площади сквозь широкое окно и повернул голову. Возле его столика стояла молодая девица, на вид – студентка-первокурсница, черноволосая, смуглая, большеглазая, с высокими скулами. Типичный южный тип лица, но южный – не Восточного континента. Скорее, Западного. Наверняка среди ее предков числились тарсаки или гуланы. Она чем-то неуловимо напоминала Саматте Цукку. В руках девица удерживала подносик с большой картонной кружкой горячего чая и багетом. На плече у ней висела большая дорожная сумка, и девица скособочилась, отчаянно пытаясь не позволить ей соскользнуть.

– Присаживайся, госпожа, – Саматта отодвинул в сторону свой стакан из-под чая. – Не занято.

– Спасибо, – кивнула девица. Она попыталась поставить подносик на стол, но сумка угрожающе сдвинулась на пару сантиметров. Саматта приподнялся и, дотянувшись до девицы, придержал лямки.

– Спасибо! – еще раз выдохнула девица, опуская подносик на стол и сбрасывая сумку на пол. – Затрахало меня с этим хламом таскаться… Ой, прости, господин. Вырвалось.

– Ничего страшного, – вежливо улыбнулся археолог. – У меня, бывает, вырывается и похуже. Но почему бы тебе не оставить сумку где-нибудь в надежном месте и не ходить без нее?

– Нет надежного места, – вздохнула девушка, усаживаясь. – Так получилось… Прости, господин, мне кажется, я где-то уже тебя видела. Ты читаешь лекции?

– Нет. Я ассистент кафедры новой истории, в основном я веду семинары. Но тебя я не помню. Впрочем… изредка я подменяю профессора Хосоя на лекциях, когда у него проблемы со здоровьем.

– Точно, вспомнила! – просияла девушка. – Лекция… э-э-э, ну да, о конфликте между Четырьмя княжествами и Грашем в семьсот восьмидесятом, сражение в Сухом Логу. Кажется, первая лекция по истории, которая мне понравилась. Ты так интересно рассказывал… Ой! – спохватилась она. – Прошу прощения, господин ассистент, я невежлива! Я Турома, Турома Гурай, первый курс истфака. Рада знакомству, прошу благосклонности.

– Я Саматта Касарий. Раз знакомству, – кивнул Саматта. – Благосклонность пожалована, молодая госпожа. Так что у тебя там с надежным местом? Точнее, с его отсутствием?

– Да, ничего особенного, господин Саматта, – девица дернула плечом, откусила от багета и принялась жевать. – Дура я, вот и все. Мне родители ежемесячно деньги присылают, чтобы я могла за комнату платить, а я их в прошлом периоде с подружкой… ну, в общем, без денег осталась. А хозяин, скотина, без платы вперед жить не разрешает. Говорит, знаю я вас, студентов, раз позволишь – до конца жизни бесплатно жить останетесь. Так что до двадцатого числа, пока родители новый перевод не пришлют, приходится по подружкам кантоваться. Долго у них жить неудобно, приходится каждые два-три дня новое место искать. Ну ничего, четыре дня осталось…

– А почему же ты не попросишь родителей прислать перевод немного раньше? – Саматта с интересом разглядывал девицу. Определенно, она явно в его вкусе. Вполне симпатичная, с хорошей улыбкой, просто одета – славная девушка. Мечта одинокого холостяка или подуставшего от официальной жены семьянина. – Не проще ли?

– Не проще, – криво улыбнулась та, продолжая сосредоточенно жевать. – Папа и без того неодобрительно к учебе в университете относится. Он у меня старой закалки, считает, что для женщины главное – выйти замуж и детей нарожать, а учиться совсем не обязательно. А я не хочу замуж и детей, не сейчас, точно.

– А чего же ты хочешь, госпожа Турома?

– Добиться чего-нибудь в жизни. Хоть чего-нибудь, да добиться. Образование получить, на работу устроиться, может, до хорошей должности дослужиться. Тогда и замуж можно. А если я отцу напишу, что деньги прогуляла, он меня силком отсюда домой увезет. Ну ничего, будет мне урок на будущее…

– Похвальное отношение, – согласился Саматта, тщательно изгоняя из голоса любые намеки на иронию. – Правильные слова говоришь, госпожа. Все мы допускаем ошибки, но разумный человек использует их, чтобы обрести жизненную мудрость.

– Разумный человек использует для этого чужие ошибки! – фыркнула девушка. – На своих только дураки учатся. Ох, прости, господин Саматта, я вовсе не намеревалась грузить тебя своими проблемами. Но раз уж речь зашла… У тебя нет знакомых домовладельцев, которые сдавали бы комнаты, не требуя сразу плату вперед? Я заплачу через четыре дня, честное слово!

– Сдавали бы комнаты… – археолог задумчиво посмотрел на девушку. – Вообще-то если речь идет о четырех днях, то можно перекантоваться у нас в отеле. Его владелец не откажется тебя пустить, если я попрошу.

– Отель я себе точно не могу позволить, – отрицательно качнула головой девушка. – Спасибо, но…

– Я имею в виду – бесплатно, – пояснил Саматта. – Он только по названию отель, мы его в качестве жилого дома используем. У нас много свободных комнат. На несколько дней вполне можем тебя устроить.

– Ну… – девушка растерянно взглянула на него. – Но я не хочу вас стеснять. Я же тебя совсем не знаю! Получается, что я навязываюсь…

– Ничего страшного, госпожа, у нас часто останавливаются посторонние люди. В том числе которых мы совсем не знаем. Соглашайся.

– Я не знаю… – девушка нервно скомкала салфетку. – Если ты так говоришь, то, наверное, я могла бы у вас пожить… Но я точно никого не стесню?

– Привет, Мати! – Цукка остановилась рядом со столиком и весело улыбнулась обоим. – Опять какую-то девицу охмуряешь?

– Цу! – Саматта вскочил из-за стола, едва не опрокинув его, и сжал ее в объятиях. – Ну? Ну же? Как предзащита?

– Задушишь, медведь! – Цукка шутливо хлопнула его по затылку. – Да отпусти же, а то не скажу ничего. Даже о том, что все нормально, ни словечка не скажу!

– Молодчина ты моя! – Саматта закружил женщину по кафе, лишь чудом уворачиваясь от столиков и посетителей. – Цу, милая, я тебя люблю!

– Да отпусти же! – рассмеялась Цукка. – Мати, перестань, люди смотрят!

– Пусть смотрят! – согласился Саматта, выпуская ее. – И слушают. Эй, народ, слушайте все – Цукка успешно прошла предзащиту! Ура! Аплодисменты!

Откровенно заулыбавшийся народ за столиками – по большей части студенты и преподаватели – зааплодировал и засвистел. Цукка, смеясь, отвесила несколько поклонов и увлекла Саматту обратно за столик.

– Ну чего ты представление устроил? – она дернула его за ухо. – Подумаешь, предзащита! Кто там что слушает, кроме научного руководителя? Да они все там просто заснули на первых же фразах. Это защита страшненькая, там чужой оппонент появится, а предзащита – так, пустая формальность. Все свои, с кафедры, с половиной народа в одной научной группе работаем. Да, так ты не представишь меня своей очаровательной знакомой? Она уже представилась?

– Познакомься, госпожа Турома Гурай, – сообщил ей Саматта. – Она студентка истфака. У нее проблема – все деньги прокутила, надо несколько дней где-то перекантоваться. Как думаешь, найдется у нас комната на пару-тройку ночей?

– Найдется… – Цукка внимательно оглядела девушку. – Только что Дзи скажет?

– Дзи только плечами пожмет в лучшей своей манере. Он в последнее время вообще редко лично присутствует, на автопилоте по большей части, ты не заметила? Похоже, других дел навалом. Ну что, пристроим человека?

– Не возражаю, – кивнула женщина.

– Большое спасибо, госпожа, – поклонилась ей Турома. – Я не причиню хлопот. Я только на три дня…

– Только на три дня… – пробормотал Саматта. – Это не проблема. Проблема в другом, Цу.

– И в чем же? – Цукка с преувеличенным интересом приподняла бровь.

– В одной мелочи. Как я уже говорил вчера, Цу, эта очаровательная мордочка – заграничной выделки, – он прищуренно уставился в глаза девице. – Хотя сегодня она и называет себя Туромой, на самом деле ее зовут Тарона Рысь, и в соответствии с офицерским реестром ЧК она оой-капитан второго отдела Службы внешней разведки Четырех Княжеств. Цу, еще раз познакомься с госпожой баронессой, единственной наследницей славного аристократического рода Рысей, возводящем свою родословную аж к самим князьям Куара.

Лицо "студентки" посерело. Уголки рта поползли в стороны, обнажая зубы в ошарашенной гримасе страха.

– Я не… – начала она, но Саматта перебил:

– Молчи! Слушай внимательно, госпожа. Ты, конечно, можешь попытаться сбежать и исчезнуть. Я не стану тебя останавливать, но тогда через пятнадцать минут Служба общественной безопасности получит твое точное описание. И не позже сегодняшнего вечера ты получишь великолепную возможность пообщаться со следователем в тюрьме окружного управления СОБ. Ты нелегал, дипломатического иммунитета у тебя нет, так что церемониться с тобой не станут. Получишь двадцать лет за шпионаж и отсидишь все от звонка до звонка, если не обменяют. И есть хорошие шансы, что на тебе твой род и пресечется. Если хочешь выкрутиться, отвечай на мои вопросы четко и правдиво. Имей в виду, я знаю куда больше, тем тебе хотелось бы, так что ложь и недомолвки распознаю, и тогда пеняй на себя. Понятно?

Какое-то время девушка молча смотрела на него. Гримаса страха сползла с ее лица, и оно стало непроницаемо-спокойным.

– Я приносила присягу, – наконец сказала она, поднимаясь. – Я не намерена делиться с тобой информацией. Раз я провалилась – расплачусь как положено. Валяй, зови своих собов. Посмотрим, сумеют ли они меня взять живой.

– Послушай, госпожа, – сказала Цукка. – Ты бы лучше не ерепенилась. Если бы мы намеревались тебя сдать, то сделали бы это еще неделю назад, когда ты начала крутиться вокруг "Мароновой рощи". Ты не интересуешь нас в качестве источника государственных тайн Четырех Княжеств. Мы всего лишь хотим понять, как именно избавиться от внимания вашей СВР, и для этого нам нужно твое сотрудничество. Я обещаю, что после разговора ты сможешь спокойно уйти.

"Студентка" явно заколебалась. Наконец она снова села за стол, отодвинула в сторону недоеденный багет и скрестила руки на груди.

– Хорошо, – заявила она. – Я отвечу на вопросы, но не на те, что могут нанести ущерб моей стране. Только сначала объясните, как я провалилась.

– Отель оборудован охранной системой, которая позволяет контролировать окрестности, – сообщил Саматта. – Любой чужак, остающийся в контролируемой зоне дольше определенного времени, автоматически берется на заметку. А прояснить личность – дело максимум получаса даже в твоем случае. Это секретный объект, госпожа Тарона, пусть он и не выглядит таковым. Если хочешь, чтобы твой провал не имел для тебя последствий, сошлись в своем докладе на то, что отель фигурирует в особой папке "Черный квадрат", о чем лично сообщил тебе фигурант из тамошнего списка. Что за папка, тебе знать не обязательно и даже не рекомендуется – для этого требуется высокий уровень допуска, но одного упоминания вполне хватит.

– И ты так спокойно говоришь мне, что отель – секретный объект? – подозрительно прищурилась шпионка. – И твоя жена утверждает, что я смогу спокойно уйти?

– Сможешь, – пожал плечами Саматта. – Видишь ли, на определенном уровне руководства ЧК известно, что это за место. Но допуск к информации мало кто имеет. Поверь мне, на то имеются весьма серьезные основания. Ты просто не подозреваешь, с чем имеешь дело, иначе и на пушечный выстрел не приблизилась бы к нам. Я подтверждаю слова Цукки: после разговора ты сможешь спокойно уйти.

– Хорошо, – щека шпионки дернулась. – Что ты хочешь знать?

– Против кого направлена операция? Против меня?

– Да.

– И чем я так заинтересовал СВР?

– Инцидент тридцать седьмого года. Предполагалось, что ты имел отношение к испытаниям "Черной бури" в районе Тассара. Я должна была выяснить, так ли это, чтобы понять перспективы дальнейшей разработки. Я не лгала про три дня, дальше тобой занялись бы другие.

– И все?

– И все, – кивнула Турома-Тарона. – Можешь верить, можешь нет.

– Что именно тебе известно о других обитателях отеля?

– Имена. Психологические профили в первом приближении – для всех, кроме владельца. Мы знаем, что обе девчонки – девианты по крайней мере третьей категории, если ты это имеешь в виду.

– Понятно… – вздохнул Саматта. – И наверняка ты намеревалась меня шантажировать тем, что раскроешь их личности широкой публике. Да не смотри ты на меня с видом оскорбленного благородства – ну, не ты, так твое начальство. Можно подумать, не знаю я спецслужбы! Ладно, я свое любопытство удовлетворил. Теперь слушай меня, госпожа Тарона. Запомни и передай командованию: любое внимание к отелю "Мароновая роща" и к его обитателям будет пресекаться самым жестким образом. Кроме того, я не фанат нынешнего политического руководства страны и частенько резко высказываюсь в его адрес, в том числе публично. Но если ты рассчитывала раскрутить меня на этом факте, ты ошиблась. Моя неприязнь к руководству не означает, что я готов терпеть тех, кто работает против моей страны. Тебя в частности. У тебя есть три дня на то, чтобы покинуть Катонию. Сегодня шестнадцатое. Девятнадцатого числа мы передадим твое полное описание собам или в контрразведку, неважно. Не успеешь до того – сама виновата. Теперь топай. Увижу тебя еще раз – сдам собам незамедлительно.

Сотрудница СВР медленно поднялась. Она уже совсем не походила на замученную жизненными неприятностями семнадцатилетнюю студентку. Внимательный изучающий взгляд принадлежал, скорее, опытной хладнокровной женщине в возрасте под тридцать.

– Спасибо, господин Саматта, – с сарказмом произнесла она. – В наше время такое рыцарское благородство нечасто встретишь. Надеюсь, у меня появится возможность отплатить тебе той же монетой.

– И не рассчитывай, госпожа, – усмехнулся археолог. – Я не работаю на спецслужбы, на нелегальном положении вряд ли когда-то окажусь. Кстати, передай своему начальству, что если у него есть ко мне какие-то вопросы, оно сможет задать их мне лично. В скором времени я намерен побывать в Четырех Княжествах с деловым визитом. Если я сочту возможным и буду в настроении отвечать, поговорим.

– Обязательно упомяну этот факт в своем отчете, – сухо сказала шпионка. – Госпожа Цукка, господин Саматта, прощайте.

– Прощай, госпожа Тарона, – вежливо кивнул археолог, не отрывая от нее прищуренного взгляда. Та подхватила сумку и быстро вышла из кафе.

Цукка понаблюдала, как шпионка быстрым шагом идет по университетской площади. Когда "студентка" скрылась за постаментом Просвещения и Науки, она повернулась к Саматте.

– Эк ты ее раскатал, – задумчиво произнесла она. – Но и она ничего, хорошо удар держит. За несколько секунд оправилась от шока и взяла себя в руки. Явно не неопытная девчонка, умеет себя контролировать.

– В нелегалы других не берут. Надеюсь, ей не слишком повредит провал.

– А она тебе все-таки понравилась! – хихикнула Цукка, толкая его локтем в бок. – Не отпирайся, я же видела, как ты на нее смотрел.

– Понравилась, разумеется, – пожал плечами бывший спецназовец. – Адресная же операция. Наверняка типаж специально под мой вкус подбирали. Ты заметила, она чем-то на тебя смахивает?

– Значит, мой типаж тоже в твоем вкусе? – Цукка, мурлыкнув, устроилась него на груди и снизу вверх взглянула ему в лицо. – А, Мати?

– Ты же сама знаешь, – тот осторожно обнял ее. – Ты у меня самая лучшая и самая красивая.

– Все мужчины – льстецы! – фыркнула женщина. – А что ж ты ее к нам не притащил, если понравилась? Поиграл бы с ней еще пару деньков, в постельку бы затащил – а она бы с удовольствием, чтобы потом скандалом со мной шантажировать…

– Издеваешься… – буркнул Саматта. – И в мыслях, между прочим, не имелось.

– Ну и дубинушка! – Цукка провела ладонью по его широкой груди. – Мати, я ведь тебе давно сказала – я не стану ревновать к случайным интрижкам. Мы ведь даже не женаты.

– Как – не женаты? – Саматта удивленно посмотрел на нее сверху вниз. – Хочешь сказать, что у меня ложная память?

– А вот так. Забыл, что мы так и не подписали брачный контракт?

– Цу, если хочешь, я готов подписать его хоть сейчас. Пошли к университетскому нотариусу…

– И не подумаю! Не начинай заново. Я взяла твою фамилию, я называю тебя своим мужем – но я не хочу, чтобы между нами стояла формальная бумажка. И я не стану ревновать тебя к другим. Мати, в браке секс – не главное. Главное – плечо, на которое можно опереться в трудную минуту. А если такого плеча нет, никакой контракт не спасет. Только помехой к разводу и станет.

– Рассудительная ты моя! – Саматта прижал ее к себе. – Не нужен мне никто, кроме тебя, пусть даже самая раскрасавица.

– Глупо… – вздохнула Цукка. – Мати, искушение, которому не хочешь поддаваться, может сломать. Ураган вырывает с корнем несгибаемые деревья, а трава после него распрямляется как ни в чем не бывало. Лучше пару раз разрядиться на стороне, чем тихо ненавидеть партнера, который этого сделать не позволяет. А если тебя все-таки подловят на адюльтере и начнут шантажировать?… Я никогда не обещала тебе верности и не жду ее от тебя. Главное – что мы вместе, понимаешь? А что там на стороне – без разницы.

– Я тебя люблю, – шепнул ей Саматта. – Мы столько лет вместе, а я люблю тебя, как в первый день…

– Я тебя тоже люблю, – Цукка осторожно высвободилась у него из объятий и нежно поцеловала его в губы. – Слушай, а что ты там сказал насчет визита в Четыре Княжества? Неужели?…

– Ага, – кивнул Саматта. – Сегодня профессор Бун прислал сообщение. Визы наконец-то получены, программа экспедиции согласована. Пятнадцатого пятнадцатого вылетаем.

– Замечательно! – Цукка вскочила. – Наконец-то эти бюрократы сломались! Ой, как жаль, что я не могу поехать! Так хочется посмотреть Лесную Долину вживую!

– Посмотришь еще, – улыбнулся Саматта. – Ее же только-только открыли. Через год-другой там от туристов будет не протолкнуться, гостиниц настроят, сможем съездить сами по себе. Да что там смотреть? Оплавленные скалы под слоем земли да древние развалины домов, по большому счету, и ничего больше. Тилос наверняка в свое время вычистил до местечко до блеска.

– Ну! – Цукка капризно надула губы. – Зато атмосфера! Это же историческое место, причем такое, о каком никто не знает. Представляешь, толпы туристов, и среди них только мы с тобой в курсе, что на самом деле произошло два века назад!

– Романтичная ты моя, – Саматта поднялся из-за стола и подхватил ее на руки. – Хочешь, я тебя по площади так пронесу?

– Поставь меня на место! – шепотом закричала ему женщина. – Ты что, люди же смотрят!

– Пусть смотрят, – ухмыльнулся тот, но на ноги ее все же поставил. – Цу, есть идея. Давай отметим твою предзащиту и мою командировку.

– Здесь? – Цукка обвела кафе скептическим взглядом.

– Ну еще чего! Я знаю одно хорошее местечко.

– Вообще-то Яна с Палеком дома одни. Помнишь, Дзинтон говорил насчет какого-то незваного гостя…

– Да справятся они без тебя, – махнул рукой Саматта. – Он одно говорил – если появится, задержать и позвать его. С этим, думаю, наши небесные детишки и сами справятся. Не маленькие.

– Ох, ну что с тобой сделаешь… Ты и сам шалопай порядочный, пусть и великовозрастный. Убедил. Пошли, только сначала отцу позвоню, обрадую. А что, говоришь, за местечко?

– Это, что ли, заколдованный дом? – пробурчал под нос Вай, когда асфальтированная тропинка наконец вывела его к дворику отеля.

Он истекал потом. Пока Оканака стыла под порывами промозглого осеннего ветра, здесь, в Масарии, стояла ясная теплая погода, которая в столице случается разве что в середине лета. За шесть лет, проведенных вдали от дома, Вай уже забыл, что осень может быть мягкой и ласковой. Конец осени, предзимняя пора, никак не напоминал, что еще немного, и год официально вступит в пору умирания. Скоро, очень скоро, наступит сезон ливней, но пока что все тихо. По инерции репортер напялил теплый пиджак, о чем сейчас страшно жалел. Но снять его нельзя – укрытые в его дебрях микрофон и скрытая камера окажутся выставленными на всеобщее обозрение.

– Не суйся туда, – убеждал его Тодзи. Король информаторов, равно охотно сотрудничавший с бандитами, полицейскими и журналистами, сейчас явно чувствовал себя не в своей тарелке. Они с Ваем сидели в "Бриллиантовой долине", и репортер уже передал ему положенную мзду – разумеется, бумажными деньгами. И смахивало на то, что Тодзи, человек, совершенно не переносивший слово "взломщик" и с гордостью называвший себя "последним социальным инженером", паук, к которому по тысячам тончайших ниточек стекалась самая разная информация, сейчас чувствовал, что столкнулся с тайной, которая ему не по зубам.

– По старой дружбе говорю – не суйся туда, – убеждал Тодзи. – Про отель ходят странные слухи. Нет, если легально, то все абсолютно чисто. История владельцев четко прослеживается на полста лет назад, все сделки законные, комар носу не подточит. Нынешний владелец, тот самый Дзинтон, живет там сам, и вместе с ним живет толпа народу, кто-то постоянно, кто-то наездами, кто-то эпизодически. В общем-то, это нормально – так даже дешевле, чем содержать обычный большой дом в жилых кварталах. Но слухи, слухи…

– Например? – поинтересовался репортер, играя со столовым ножом.

– Все на карте, что я тебе передал. Сам знаешь, я собираю даже всякий бред, так что историй вроде этих у меня хватает. Но сколько раз я ни копал по другим историям глубже, каждый раз оказывалось, что это пустышки. Выдумки. Но по этому отелю… Началось в сорок третьем со штурма отрядом спецназа Генштаба, охранявшим Институт человека. Понятия не имею, что они там искали, но не то тридцать, не то пятьдесят здоровых мужиков, вооруженных до зубов, разве что без танков и авиации, не смогли ничего сделать. Просто не смогли, и все тут. В них не стреляли, от них не отбивались, просто они не сумели попасть внутрь. Что именно случилось – неясно, вся история немедленно получила маркер "совершенно секретно", так что отчеты о штурме быстро раздобыть мне не удалось. А потом сам Институт взяли собы, все данные из него выгребли подчистую вместе с железом, на котором они хранились, так что раздобывать стало нечего и негде. То есть, наверное, где-то эти отчеты еще валяются, но это уже не мой уровень.

– Так. Что еще?

– В том же сорок третьем на владельца отеля попытались наехать люди некоего Касама. Не знаю, что они решили с него взять, но бригаду, туда отправившуюся, отметелили по самое не могу. Их троих, как утверждали "быки", били двое, сам владелец и еще один мужик, по виду бывший вояка. Все бы ничего, но один из "быков" имел какую-то немаленькую ленту в тролличьем мордобое, что ему никак не помогло. На следующий день Касаму забили стрелу в какой-то городской кафешке, на которой до полусмерти отделали его телохранителей, бывших спецназовцев, но самого не тронули. Потом он спешно собирал бабки, видимо, чтобы откупиться. Поскольку отдавать ему было нечем – с лавочников много не стрясешь, через пару недель его завалили на вокзале, когда он попытался слинять из города.

– Так. Еще?

– В сорок четвертом мелкий вор с погонялом Ящерка попытался пощупать отель на предмет ценностей. По крайней мере, он хвалился своим корешам, что попытается. Неизвестно точно, сунулся ли он туда, но в одно прекрасное утро его подобрал полицейский патруль прямо на улице. Бедолага сидел на тротуаре, нес ахинею, а волосы у него наполовину поседели – в двадцать пять-то лет! Врачи его в чувство привели, но что именно с ним случилось, он так и не рассказал. Каждый раз, как его начинали расспрашивать, он чуть ли не под стол прятался от страха. Кстати, на том он и спекся – бросил промышлять по домам да квартирам и сейчас работает то ли разъездным продавцом, то ли ночным сторожем.

– Еще?

– Тебе мало? Местным бандитам двух таких историй хватило. Больше ни одна ночная сволочь туда соваться не рискует. И тебе я не советую.

– Куда я только не совался! – отмахнулся Вай. – И всегда проносило. Я же не ночью в дом полезу, а днем аккуратно мимо пройду, поговорить попытаюсь. Все законно, никакой уголовщины. Тодзи, ты что, не понимаешь? Сразу два девианта из Института там обосновались! Пять национальных телеканалов и три газеты, не говоря уже про прочую мелочь, шесть лет носом землю роют, чтобы хотя бы одного из Двадцатки найти, а тут сразу двое! Да я этому Дзинтону за интервью прямо сейчас готов пятьдесят тысяч отвалить, а если он на полноценный цикл передач согласится, то шеф ему пятьсот не глядя отдаст. Двое институтских девиантов, ты понимаешь? А, куда тебе… Тут одних рекламных вставок на десятки миллионов выйдет!

Он нервно закурил. Рассказанное Тодзи до сих пор не укладывалось у него в голове. Ведь это так просто: поискать по архивам муниципалитета имена "Яна Парака" и "Карина Серенова", и свидетельства об удочерении и опеке вылезают прямо в первых строках. Почему так никто не догадался поступить раньше? Ведь список всех девиантов опубликован! Может, из-за чрезмерной простоты? Или тут кроется что-то еще? Но Дзинтон должен быть отчаянно смелым парнем, чтобы удочерить сразу двух невменяемых детишек со способностями ходячих мясорубок. Вопрос только, как он этого добился в двадцать один год. Наверняка он как-то связан с МОБ или МО… И именно потому требуется предварительная разведка.

– Есть и еще одно, – поколебавшись, сказал Тодзи. – Я даже и не знаю, стоит ли говорить, но… Вай, по старой дружбе я все же скажу. И лучше, если ты сразу о моих словах забудешь. И вообще об этой истории забудешь и домой отправишься. В общем, в сорок третьем, вскоре после скандала, квасил я с одним собом. Он мне и до того кое-какую информацию сливал. Следователь он, мелкая сошка, но обычно в курсе дел. Нализались мы тогда почти в лежку, болтали уже непонятно о чем, он на жизнь тяжелую жаловался – и вот тут он ляпнул фразочку. Она мне так в память врезалась, что до сих пор дословно помню. Звучала она так: "бывает, копаешь вот так, копаешь какую-нибудь мелкую шушеру в старом отеле, а потом вдруг бац! – и досье "Камигами" тебе на голову сваливается". Ляпнуть-то он ляпнул, но тут же так перепугался, что чуть на месте концы не отдал. Я в первый и в последний раз увидел, как человек трезвеет буквально на глазах. С перепугу, что проговорился, ему так сердечко прихватило, что чуть на месте дуба не врезал. Когда очухался немного, сказал – забудь, и резко свалил. Вай, честно, я не знаю, имеет ли это какое-то отношение к "Мароновой роще", но если имеет, то лучше бы ты сунул башку в пасть бешеном крокодилу, чем в тот отель. Ты представляешь, что именно может до полусмерти перепугать следователя СОБ? Я – нет.

И вот теперь Вай отдувался, стоял перед гостеприимно распахнутыми воротами отеля. Кожа под фальшивыми усами и париком отчаянно чесалась, темные зеркальные очки норовили сползти с носа. Наверное, можно бы обойтись и без маскировки, но вдруг эта Цукка все-таки окажется дома? Если он намеревается честно предложить интервью, то дурацкий набор начинающего шпиона нафиг не нужен. Но если он хочет предварительно провести хоть какое-то подобие расследования, то с места в карьер свой интерес открывать не следует. В конце концов, может же заблудившийся турист спросить дорогу?

Журналист вошел во двор и осмотрелся. Кирпичные стены с потемневшей от времени штукатуркой, деревянные двери, распахнутое окно кухни, откуда тянет вкусными запахами, опавшие по осеннему времени деревья за невысокими стенами… Деревенская идиллия.

– Эй! – крикнул он. – Хозяева!

– Гав! – громко сказали сзади.

Вай подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся. В двух шагах позади него стоял высокий вихрастый юноша в обтрепанных шортах и майке, явно северянин, если судить по русым волосам и физиономии. На вид парню было лет шестнадцать или семнадцать. Он с откровенным интересом разглядывал гостя. В шаге позади него стояла пухлая девица того же возраста и в такой же одежде, но ее руки были скрещены на груди, а на лице застыло подозрительное выражение.

– Э-э-э… – остроумно высказался Вай, пытаясь понять, как они оказались у него за спиной.

– Смотри, Яна! – с пафосом заявил юноша, поднимая одну руку вверх и становясь в позу оратора. – Внемли трагическому… нет, эпическому моменту в твоей судьбе! Явился к нам в гости звезд… как там звезда мужского пола?… а, неважно, в общем явился к нам самый натуральный репортер из настоящей столичной Оканаки! И сейчас он станет нас прославлять на всю страну!

С этими словами он неожиданно ловко ухватил журналиста за кончик приклеенного уса и с силой дернул. Вай взвыл от боли и ухватился за опустевшую верхнюю губу, а наглый юнец уже нашлепнул фальшивые усы себе под нос и повернулся к девчонке:

– Смотри, я умудренный возрастом муж с сединой во власах, – заявил он. – Как думаешь, мне идет? Может, начать отращивать? Выпрошу у Дзинтона средство для ращения волос – и займусь.

– Мозги, Лика, тебе нужно начать отращивать, пока не поздно! – сердито заявила девчонка. – Ты что хулиганишь? Смотри, пожалуюсь Цу.

– Я, между прочим, совершеннолетним стану скоро, – не испугался юнец. – И вообще насилие над детьми запрещено. Она воздействовать может исключительно морально, а это еще вопрос, кто на кого воздействует.

– Я и папе нажаловаться смогу, – фыркнула девчонка. – Ему расскажешь про моральное воздействие. Или сама накостыляю для простоты вещей. Прости, господин Вай, эту глупую личность зовут Палек. Я Яна. Тебя мы знаем. Рада знакомству, прошу благосклонности.

– Р-рад знакомству… – пробормотал Вай, все еще держась за губу. – То есть как – знаете?

– Ты ведь Вай Краамс, репортер канала "Весь мир"? – осведомилась девица. – Цу рассказывала, что ты к ней прицепился в Оканаке. Папа сказал, что ты обязательно появишься если не сегодня, то завтра.

– Папа? – глупо спросил репортер. Он чувствовал, что события развиваются по какому-то совершенно катастрофическому сценарию, но никак не мог сообразить, что делать и что говорить.

– Дзинтон Мураций – наш приемный отец, – как малолетнему ребенку, пояснил ему наглый юнец. – Ну и занудный же он папаша, я тебе скажу! Все время жизни учит. – Он оторвал усы от своей губы и сунул их в руку Ваю. – Это, кажется, твое, господин. Можешь приклеить обратно, если хочешь, я не возражаю.

– Лика! – прикрикнула на него девица. – Перестань паясничать! Господин, прошу, не обращайте на него внимания. Тяжелое детство, скверное питание, недостаток фосфора – вот и последствия: острая умственная недостаточность.

– От трудного ребенка слышу! – не остался в долгу юнец. – Кое-кому, кажется, детские кошмарики ночами спать не дают, вот и нервничают эти кое-кто, как клаустрофоб в лифте. Тебе вообще… – Он осекся, склонил голову и к чему-то прислушался. – Прошу прощения, господин Вай, папа сообщил, что появится через несколько минут, – продолжил он уже нормальным тоном. – Пока что мы приглашаем тебя на чашку чая.

Вай внезапно сообразил, что во время буффонады взгляд юноши оставался внимательным и цепким. Наглый мальчишка просто тянул время. Или испытывал его характер. Похоже, если к выражению "влип по уши" и существовала лучшая иллюстрация, ее следовало долго и упорно искать.

Ладно.

– Приношу свои извинения за свой внешний вид, – спокойно сказал он. – Мне не следовало изображать из себя кого-то другого.

Он снял темные очки, засунув их в карман пиджака, стянул парик и вместе с усами бросил его на землю.

– Я хотел бы поговорить с господином Дзинтоном, – продолжил он. – Однако, госпожа Яна, еще больше я хотел бы поговорить с тобой. С тобой и с твоей сводной сестрой, Кариной.

– Поговорим, господин Вай, – вежливо кивнула девушка. – Однако с Карой пообщаться не удастся, если только ты не хочешь это делать через пелефон. Она в другом городе и нескоро оттуда вернется. Боюсь также, что на вопрос, который ты намерен мне задать, я отвечу "нет".

– И какой вопрос я намерен задать?

– Я не даю интервью. Как и Кара. Более того, на основании Закона о тайне личности я требую, чтобы ты ни при каких обстоятельствах не раскрывал сведения обо мне на телевидении, в печати или как-нибудь еще. Учти, что наш разговор записывается охранной системой, запись при необходимости предъявим в суде.

– Круто… – пробормотал Вай. – И какая сумма гонорара может заставить тебя изменить свое мнение?

– Никакая. Нижайше прошу, господин, пройди в дом. Ужин уже готов. Я могу накормить тебя, если ты голоден, или просто предложить холодного чаю. Папа просил, чтобы ты обязательно дождался его прихода.

– А если я не захочу? – в Вае начало вскипать раздражение.

– Господин, – Вай внезапно сообразил, что у девицы такой же внимательно-цепкий взгляд, как и у парня, совершенно не приличествующий ее нежному возрасту, – ты заранее знал, кто здесь живет. Ты в курсе, что я девиант первой категории. Ты сомневаешься, что я способна задержать тебя силой?

– Но это произвол! – возмутился репортер. – Насилие над личностью!

– Ты нарушил границы частной собственности, господин. Нарушил с применением маскировки, – Яна кивнула на валяющийся на земле парик. – Ни один суд не встанет на твою сторону. Пожалуйста, не упрямься. Папа сказал, что это в твоих собственных интересах, а он никогда не ошибается.

– Похитители! – проворчал Вай. Разумеется, он не ушел бы отсюда даже под угрозой быть расплющенным всмятку этой девицей. Но определить отношения стоило сразу. Итак, он принудительный гость. Но, по крайней мере, не пленник в подвале. – Ладно, что с вами поделаешь, с такими убедительными… Ты что-то говорила о чае, молодая госпожа?

– Да, господин, – кивнула девушка. – Нижайше прошу пройти в дом.

Оставив Вая в столовой под присмотром Палека, Яна ушла в кухню. Репортер с интересом огладывался. Отель являл собой типичный образчик гостиничной архитектуры полувековой давности: два этажа, несколько жилых комнат, несколько служебных помещений, деревянный пол, туалеты и ванные общие на этаж и, разумеется, никакого лифта. Маленький провинциальный отель традиционного стиля, не способный по комфорту конкурировать с современными пятидесятиэтажными чудовищами со звукоизолированными номерами и ковровыми дорожками с ворсом по щиколотку. Однако на обстановке явно лежала печать домашнего уюта. Под потолком висели светильники со стеклянными кистями, а не обычные матовые плафоны, стены коридора и столовой были оклеены обоями, а поверх обоев висели картины.

– Можно посмотреть поближе? – осведомился репортер, кивая на стену.

– Мое величество не возражает, – вальяжно махнул рукой парень. – Смотри и впечатляйся. А я буду смотреть, как ты впечатляешься.

Впечатлиться действительно было чем. В некоторых картинах и рисунках обалдевший Вай опознал оригиналы кисти художников хотя и современных, но страшно дорогих. По крайней мере две акварели, судя по инициалам в нижнем углу, принадлежали перу Квера Танакиса – новой звезды, уже достаточно прочно утвердившаяся на художественном столичном небосклоне. Если Вай правильно оценивал их стоимость, каждая тянула тысяч на пятьдесят. Висели картины и других художников, менее известных, но все равно модных и дорогих. Среди них как-то даже странно смотрелся листок с кривой надписью от руки "Расписание дежурств по кухне", в графах которого стояли имена – "Карина", "Цукка", "Майя", "Саматта", "Палек", "Дзинтон". Столбец с именем "Карина" аккуратно перечеркнули с пометкой "До зимников". Однако же и порядочки у них в доме! Держать на стенах такие картины и не иметь средств для найма горничной и кухарки?

Среди прочих рисунков его взгляд привлекли карандашные скетчи Мая Кудано, легкие, летящие, изображающие контуры возносящихся ввысь ажурных зданий, утопающих в окружающих садах. Рисунками этого модного в последние пару лет художника, еще одной восходящей звезды, могли похвастаться лишь три картинных галереи Оканаки и пара частных коллекций. Каждый уходил тысяч за тридцать-сорок, никак не меньше. А здесь только в столовой на стенах их висело десятка полтора. Да, владелец отеля совершенно точно не мог пожаловаться на бедность. Недаром тот… Ящерка, кажется, рвался пощупать его кошелек.

– Чепуха, – перехватив взгляд репортера, небрежно бросил Палек. – Дзи заставлял рисовать, чтобы руку набить. Я с трудом от художественной школы отбился, вот он сам меня и воспитывал.

– Это… твое, господин? – поразился репортер. – Ты автор?

– Лентяй и бездельник он, а не автор, – Яна вошла в столовую, неся на подносе три чашки и кувшин. Она поставила чашку перед Ваем и налила ему ледяного чая. – Если бы папа с Цуккой его не заставляли работать, целыми бы днями дурью маялся. Прошу, господин.

– То есть Май Кудано – твой псевдоним, господин Палек? – Вай с наслаждением отхлебнул чая, чтобы скрыть замешательство. – Я не думал, что…

– И не думай дальше, – разрешил юнец, откидываясь на спинку стула. – Не дождетесь, не буду я художником. То, что Дзи несколько штук продал, еще ничего не значит. Хочется ему – пусть развлекается. Вот наброски настоящих проектов я бы тебе с удовольствием показал, но ты не оценишь. Никто пока не оценил, – со вздохом добавил он. – Архитекторы говорят, что слишком художественно, художники – что слишком механистично и приземленно…

– И не оценят, пока будешь вместо учебы в Манеже прохлаждаться, – презрительно сморщила нос Яна. – Руку набивать надо, а не с лошадками возиться, как маленькому.

– Лучше с лошадками возиться, чем в оперном после универа девочкой-подпевочкой подрабатывать! – не остался в долгу Палек. – Оперной певицей она станет, как же! Со своим тоненьким голоском, ага. Представляю себе афишу: "Весь вечер на арене скулит магистр социологии!" – точно, народ валом повалит, чтобы на такое чудо посмотреть. Как на дрессированную обезьяну в цирке!

– Лика, – зловеще произнесла Яна, – тебе не слишком жарко? Ты чайку не хочешь? А то я могу тебя и напоить, и душ тебе остужающий устроить…

На глазах у Вая, у которого голова пошла кругом, кувшин взмыл со стола в воздух и, угрожающе покачиваясь, завис над макушкой парня.

– Цукке нажалуюсь, – предупредил тот. – Она тебя саму в чае искупает. Заставит два дня на кухне дежурить или в ухо плюнет.

– Ой, испугалась! – фыркнула та, но кувшин все-таки опустился обратно на столешницу.

Ваю захотелось взять себя за шиворот и хорошенько встряхнуть, чтобы прийти в себя. Он опустился на табурет возле стола и подпер голову руками. Эти двое перепирались так же, как перепирались бы обычные брат с сестрой. Но назвать их обычными язык не поворачивался. Одна – девиант первой категории. Во имя всех богов, она еще и учится на социолога и поет в опере, если верить тому, что сказал мальчишка! А сам мальчишка – талантливый художник-самоучка, который с легкостью мог бы стать звездой художественных салонов и вернисажей. А еще с ними живет вторая девица-девиант. И красавица-астрономша, разбирающаяся в небесной механике лучше, чем он, Вай, понимает высокую моду. И бывший солдат, заделавшийся археологом. И совершенно загадочная личность по имени Дзинтон Мураций, нежно любящая своих приемных детей, мимоходом ломающая через колено бандитов, до смерти запугивающая собов и при том не гнушающаяся дежурить по кухне. Это не дом, а гнездо уникумов! Ох, если бы только ему удалось сделать репортаж!

– Папа проявился, – тем временем сообщила Яна, сузившимися глазами разглядывая брата. – А то бы я тебе показала, какой у меня голосок!

– Вы еще подеритесь с применением подручных средств! – насмешливо сказал вошедший в столовую мужчина. – Только имейте в виду, что разбитую посуду вычту из карманных денег, будете неделю лапу сосать.

– Вот так всегда, – вздохнул Палек. – Зажимают молодежь, не дают выплеснуть избыток энергии. Ну ладно. Янка, дуэль! В "сто сорок четыре" на традиционной раскладке, я хожу первым.

– Заметано! – кивнула девица. – Если я выигрываю, сегодня вечером дежуришь по кухне вместо меня.

– А если я, то ты завтра весь день вместо меня.

– Нечестно! – оскорбилась девушка. – И вообще у меня завтра в театре репетиция, я туда сразу после занятий иду. Вечером в твое следующее дежурство, идет?

– Девчонки! – покровительственно заметил юноша. – Никогда достойно проигрывать не умеют. Ладно, согласен. Итак, сударыня, дуэль!

– Дуэль! – сверкнув глазами, согласилась Яна, вскакивая. – Пошли.

И они плечом к плечу вышли из столовой, едва не застряв в дверях, поскольку не желали уступать друг другу дорогу.

– Молодежь… – хмыкнул новоприбывший мужчина, усаживаясь за стол напротив репортера. – И так круглые сутки. Но, между прочим, от чужого друг друга грудью заслонить готовы. Ну что, господин Вай, ты все-таки наткнулся на это место…

Вай во все глаза разглядывал его. Типичный южанин, лет двадцати пяти-тридцати на первый взгляд. Невысокий, худощавое гибкое тело, ежик жестких темных волос, высокие скулы, бездонно-черные глаза. И едва заметные морщинки возле глаз, выдающие внимательному наблюдателю истинный возраст: не менее сорока, а то и побольше.

Да, он определенно тот же человек, которого он заприметил тогда в Институте. И голос – тот же голос, что тогда по пелефону.

– Да, господин, – согласился репортер. – Я все-таки на него наткнулся. И, похоже, для тебя это не удивительно.

– Разумеется, нет. Тодзи под перманентным наблюдением, о котором он не подозревает. Вся информация, которую он сливает на сторону, проходит и через меня. Да и тебя, господин репортер, по старой памяти из поля зрения я тоже не выпускаю.

– Давай начнем по порядку, господин, – вежливо сказал Вай. – Правильно ли я понимаю, что ты – Дзинтон Мураций, приемный отец девиантов Яны Параки и Карины Сереновой?

– Правильно, – кивнул тот. – И еще много кто еще. Я – тот, кто спланировал и провел операцию по ликвидации Института. Тот, кто из всех жуликов, мошенников, обманщиков и крикунов среди репортеров желтой прессы выбрал именно тебя для освещения штурма. Тот, благодаря кому из рядового журналиста занюханного провинциального канала ты превратился в скандальную звезду национального масштаба.

– И ты можешь это доказать? – осторожно осведомился репортер.

– Ты мне и так веришь. Впрочем, можно и доказать…

Он поднял руку ладонью вверх, и в комнате зазвучал жесткий, не допускающий возражений голос:

"Вай Краамс? Бери резервную группу, две камеры и через полчаса будь возле ворот Института человека. И зарезервируй у руководства прямой эфир начиная с десяти сорока. Плевать, что стоит в программе в это время. Запомнил?"

– Достаточно?

– Вполне, – кивнул Вай. Он решил не думать. Вообще не думать, только запоминать и реагировать на вопросы. Время осмысливать придет потом. – Я верю тебе, господин.

– Хорошо. Зачем ты пришел?

– Я хотел взять интервью. У тебя, у госпожи Карины и госпожи Яны. Хотел сделать репортаж.

– Понятно. Чего еще ждать от журналиста… – пробормотал Дзинтон. – Ну как же – сразу двое из Двадцати! Я надеюсь, господин, ты уже понял, что тебе оно не светит?

– Господин Дзинтон, – Вай наклонился вперед. – Ты просто не представляешь, от чего отказываешься. Суммы, которые тебе и твоим подопечным выплатят за такой репортаж, огромны. А еще и слава…

– Вай, ты же не дурак, – утомленно остановил его Дзинтон. – Ты слышал мои слова: я организовал ликвидацию Института. Вышел грандиозный скандал – и ты хоть раз встречал упоминание моего имени? Как думаешь, свидетельствует это о моем стремлении к славе? Что же до денег, то забудь сразу и навсегда: при необходимости я могу купить твой телеканал с потрохами. Он и сейчас принадлежит мне более чем наполовину. Забудь про интервью и репортажи. У всех моих подопечных есть свои цели в жизни, и дешевая популярность, уверяю тебя, среди них не значится.

– Значит, я зря сюда пришел, господин Дзинтон, – вздохнул репортер. – Могу я уйти?

– Разумеется. Или ты думаешь, что я сверну тебе шею и прикопаю в парке? Так это не мой стиль – понадобилась бы мне твоя жизнь, умер бы ты в тот момент, когда решил лететь в Масарию. Сейчас ты волен уйти и вернуться к своей жизни. Но предупреждаю тебя: любая попытка хоть как-то упомянуть в репортажах меня или моих воспитанников и подопечных очень плохо для тебя кончится. За нарушение Закона о тайне личности ты показательно пойдешь под суд, получишь тюремный срок и не доживешь до его конца. Понял?

Вай молча кивнул. Он ничуть не сомневался, что это не пустая угроза. Для человека, в сорок третьем за пару недель буквально уничтожившего тогдашнюю политическую элиту государства, вряд ли является проблемой ликвидировать надоедливую муху в лице репортера, пусть и знаменитого.

– Тогда я пойду, господин, – он поднялся. – Приношу нижайшие извинения за вторжение.

– Погоди, – остановил его Дзинтон. – Сядь.

Журналист послушно сел.

– Как я уже сказал, шесть лет назад я выбрал тебя. Кандидатов имелось много, но ты оказался наиболее подходящим. Знаешь, почему? Потому что ты, как ни странно, действительно профессионал. И обладаешь совершенно удивительной профессиональной порядочностью, которую умудрился сохранить даже за несколько лет в столице. Недавно в Оканаке Цукка скормила тебе информацию о практикующихся в научной среде обманах. Это была проверка. Ты не воспользовался жареными сведениями, чтобы сляпать сенсационный репортаж, хотя большинство твоих коллег этим не побрезговали бы. Самое удивительное, что ты действительно уважаешь заявление "не для публикации". Ты можешь публично унизить и растоптать в пыль человека, если у него хватит глупости связаться с тобой, но никогда не используешь сведения, которые он тебе сообщил конфиденциально. Поэтому ты вполне меня устраиваешь.

Дзинтон хлопнул ладонью по столу.

– Я запрещаю тебе делать брать интервью и делать репортажи. Однако я не стану связывать тебе руки. Ты можешь собирать информацию о девиантах и хранить ее – не используя. Я даже не стану стирать твои сегодняшние записи. И обещаю, настанет время, когда ты сможешь воспользоваться собранным материалом на всю катушку. Тебе придется ждать годы, возможно, десятилетия. Но однажды твой звездный час настанет, надо лишь запастись терпением. Устраивает?

– А у меня есть выбор? – Вай снова поднялся.

– Выбор есть всегда, – хмыкнул Дзинтон. – Другое дело, что не всегда находятся приемлемые альтернативы. Кстати, в ближайшее время у меня могут найтись для тебя и другие сюжеты. Не такие сенсационные, но вполне достойные… если, конечно, ты не возражаешь против грязных политических игр.

– Жду с нетерпением, – вздохнул Вай и тут же вздрогнул от приглушенного победного вопля, раздавшегося где-то в недрах отеля.

– Я выиграла! – заявила Яна, врываясь в столовую. – Лика сегодня додежуривает вместо меня! Ты уже уходишь, господин?

– Да, госпожа, – кивнул ей Вай. – До свидания.

Он поклонился Дзинтону, Яне и вошедшему вслед за ней кислому Палеку и вышел. Уже покинув двор отеля, он остановился и оглянулся. Юноша с девушкой, осененные цветением беспечной юности, плечом к плечу стояли в дверях старого отеля и глядели ему вслед. И внезапно он остро осознал, что ему самому уже под сорок, а жены и детей у него нет и, скорее всего, никогда не появится. Слишком много и слишком долго он копается в чужом грязном белье, чтобы завести свое собственное. Он кивнул им на прощание и быстро зашагал по дорожке.

Но почему он так и не осмелился спросить, что же за пугало такое – досье "Камигами"?