Для начала зимы день выдался слишком теплым и ясным. С утра над океаном собирались тяжелые дождевые тучи, быстро ползли, цепляясь за вершины гор, резкие порывы холодного ветра трепали облетевшие ветви деревьев, гнали волны по зарослям вечнозеленой туи. Однако уже к полудню тучи начали рассеиваться, и в разрывы между ними проглянуло солнце, согревая склоны Масарийской бухты. Температура, еще утром не превышавшая плюс пяти, поднялась градусов на десять, и парни щеголяли перед девчонками в одних рубашках и майках, правда, незаметно поеживаясь от касаний прохладного ветерка и стараясь побольше держаться под прямыми солнечными лучами.

Тори сидел один на подоконнике в торце коридора четвертого этажа и тоскливо смотрел на университетскую площадь, по случаю конца семестра усыпанную народом. Он прижался лбом к холодному стеклу и бессознательно грыз и без того обкусанный ноготь большого пальца. Жить не хотелось. После той дурацкой встречи двухнедельной давности все пошло наперекосяк. Дзири, когда он подошел к ней на следующий день, наотрез отказалась продолжать, как она выразилась, "играть в подпольщиков".

– Яна права, Тор, – сказала она извиняющимся тоном. – Мы заигрались. Мы слишком много думаем о своей силе. А сила ничего не решает. Если бы это сказала не Яна, так Минара. Или я. Пора завязывать, пока кто-нибудь на нас собам не настучал.

После этого Тори наговорил ей много разных резких и обидных слов, и Дзири, независимо вздернув нос и не произнеся больше не слова, ушла и с тех пор старательно избегала его. Тори уже страшно жалел о своей несдержанности, но гордость мешала ему подойти к девушке и извиниться.

Яна с ним даже разговаривать не стала. Дзири ушла. Минара ушла. Тонако не говорил прямо, но Тори видел, что только его вежливость на грани бесхребетности мешает ему прямо отказаться от дальнейшего участия в ячейке. А Ссукаси… После той необъяснимой слабости, что ему непонятно как устроила эта стерва Яна, орк, пока не уехал на зимние каникулы в свою общину, смотрел на него, как на пустое место. Бывший вожак явно больше не пользовался у него авторитетом. И Ёвай – куда подевался Ёвай? Они собирались встретится вечером того дня, но его друг словно сквозь землю провалился. И его пелефон не отвечал на звонки. А где его искать, Тори решительно не представлял. Он только сейчас сообразил, что не знает даже факультет, на котором тот учится.

Но ведь все шло так хорошо! Они встречались, спорили, убеждали и соглашались. Они были единомышленниками! Что же случилось? Почему их дружная компания в одночасье развалилась, словно карточный домик? Неужели эта Яна сказала что-то, что разрушило их единение? Но что? Что?!

– Привет! – произнес за спиной девичий голос. – Скучаешь в одиночестве?

Тори обернулся, словно ужаленный. Вспомни обаку, и он появится…

– Что нужно? – сухо спросил он. – Забыла что-то сказать в прошлый раз?

– Да нет, в общем-то, – пожала плечами Яна, присаживаясь на подоконник. – Там и говорить-то особо нечего было. Я просто извиниться хотела.

– Извиниться? – подозрительно взглянул на нее парень. – За что?

– Глупо себя повела, – пояснила девушка. – Зря при всех возражала. Скандал вышел, чуть ли не драка. Подумала бы головой – потом бы отвела тебя в сторонку и высказалась с глазу на глаз. Но уж очень неожиданно как-то все вышло, не сообразила. Прощаешь?

Тори дернул плечом и отвернулся. Да пошла она со своими извинениями!

– Не прощаешь… – вздохнула Яна. – Жаль. Все равно извини. У тебя на вечер какие планы?

Тори покосился на нее.

– И их порушить хочешь? – осведомился он саркастически. – Перебьешься.

– Если нет планов, – Яна не обратила на сарказм никакого внимания, – в семь подходи к оперному театру, к служебному входу. Это сзади. Он там один, не заблудишься. У нас сегодня семейный ужин, так что приглашаю. И папа хотел с тобой пообщаться.

– Вот только папаши твоего мне не хватало! – фыркнул парень. – Небось, нажаловалась ему, да? И он нудеть станет, как нужно любить нормалов, как прогибаться под них! Тоже мне, удовольствие.

– Нудеть он не станет, – Яна поднялась. – Он никому в душу не лезет против желания. В семь часов, Тор. Служебный вход оперного. Я буду ждать.

Она встала и зашагала по пустынному коридору, почти неслышная в своих мягких туфлях. Тор даже не посмотрел ей вслед. Что она о себе воображает? Разумеется, он никуда не пойдет!

В семь вечера непроглядная предзимняя тьма уже окутала город. Пятачок асфальта возле служебного входа слабо освещался лампочкой, болтающейся под козырьком над крыльцом. С другой стороны большого старого здания оперного театра шумел и бурлил проспект, залитый огнями фонарей и мерцающих реклам, но здесь царила тусклая тишина. Тори оглянулся по сторонам и мысленно обругал себя идиотом. Чего он сюда приперся? Наверняка ведь наврала и посмеялась!

В тот момент, когда он уже почти решил повернуться и уйти, двери служебного входа распахнулись, и из них высыпалась весело щебечущая стайка девушек лет пятнадцати-шестнадцати. Они смеялись и толкались, бросая на Тори заинтересованные взгляды, и парень невольно приосанился. Интересно, а они кто такие?

– Привет! – сказала Яна, подходя к нему. – Ты молодец, что пришел. Я боялась, что не захочешь. Извини, что поздно – руководитель хора задержал.

– Эй, Яни! – задорно окликнула ее высокая девица с голубыми волосами, с небольшой компанией подружек остановившаяся неподалеку. – Познакомь с кавалером! Такой красавчик, что аж завидки берут! Зачем тебе такой?

– Пригодится на всякий случай, – подмигнула Яна. – Ты даже не надейся, не подарю. У тебя своих вагон. Пошли! – она подхватила Тори под руку и увлекла за собой. – Это девчонки из нашего хора. У нас сегодня спевка, – пояснила она.

– Ты что, в опере поешь? – против воли заинтересовавшись, осведомился парень. -Учишься в университете – и поешь?

– Да какое пение! Так, форму поддерживаю. Я в музыкальную школу ходила, меня учителя в профессиональные певицы прочили. А я все ожидания обманула, на социологию пошла. Пару раз в период в спектакле в хоре спеть, да и ладно.

– Ну ты даешь! – хмыкнул Тори.

– Ну, надо же какое-то хобби иметь, – пожала плечами Яна. – Это только Кара у нас упертая, ни о чем, кроме учебы, не думает. Так, нам сейчас на моно три остановки, потом… Ты как к лестницам относишься?

– К каким лестницам? – опешил парень.

– К длинным и крутым, – терпеливо пояснила девушка, споро шагая по тротуару, так что Тори едва поспевал за ней. – Есть два варианта. Первый – сначала до бульвара Свободы на моно, потом на трамвае еще три остановки, потом пешком с полверсты – в гору, но не очень круто. Второй – лишняя остановка на моно, потом вверх по склону по старой каменной лестнице, а потом еще немного тропинками. Там довольно круто, зато минут пятнадцать сэкономить можно. Ты как?

– Как хочешь, – пытаясь казаться равнодушным, ответил парень. – Мне все равно.

– Тогда лестница, – решила Яна. – Заодно разомнемся немного.

В полупустом вагоне монорельса поначалу они почти не разговаривали, обменявшись лишь несколькими ничего не значащими репликами. Но пару остановок спустя Тори спросил:

– Кара – она кто? Твоя сестра?

– Ага. Сводная. Она меня на три года старше.

– Сводная по отцу или по матери?

– Ни то, ни то, – Яна глянула на него своими черными глазищами. – Мы обе сироты. Папа удочерил нас в сорок третьем. И еще усыновил Палека. Кара на стажировке в другом городе, но с Ликой ты сегодня познакомишься. Ты на него внимания не обращай, он ехидина, каких мало, но в душе добрый.

– В сорок третьем… – пробормотал Тори. – После того, как Институт разгромили? Меня родители тогда тоже из специнтерната забрали, где меня держали. А что, Карина с Палеком тоже наши? Ну, девианты?

– Кара – да, Палек – нет, слава всем богам. Стихийное бедствие получилось бы, а не мальчишка! На него и так-то управы не найти, только папа с ним и умеет справляться.

– И какая у Карины категория? – не отставал Тори. – Она тебя сильнее или слабее?

– У нас одна категория, – уклончиво ответила девушка. – А кто сильнее, мы не выясняли. Зачем?

– Затем, что сильнейшие должный быть главными, – убежденно сказал Тори. – Это закон природы, понимаешь, Яна? В обезьяньей стае вожак – самый сильный самец. И у оленей, у волков, у собак – всегда вожаком сильнейший.

– Ага, и лучшие самки этим сильнейшим принадлежат, так, что ли? – фыркнула Яна. – Я пас, я в такие игры не играю. Я и сама прекрасно обойдусь, без вожаков.

– Ну, – смутился Тори, – я не имел в виду буквально самцов. Мужчины, женщины, неважно. Главное, что сильный всегда наверху.

– То есть если ты найдешь кого-то, у кого способности более высокой категории, ты ему подчинишься? – в упор спросила девушка. – По закону природы?

– Да! – твердо кивнул Тори. – Если я встречу кого-то, кто сильнее меня, я признаю его власть.

– Смотри, поймаю на слове, – прищурилась Яна. – Ой, нам пора сходить. Наша остановка.

Когда они спустились с остановки на тротуар, Яна показала рукой на вершину нависающей над улицей скалы, черной глыбой выделяющейся на фоне освещенных городскими огнями ночных облаков.

– Нам во-он туда подниматься. Сейчас по той лестничке, потом срежем по тропинке через тикуриновую рощу, а потом лестница. Тори, ты не стесняйся, скажи, когда устанешь. Я сколько лет по ней хожу, и то наверх без остановок влезаю еле-еле. С непривычки обязательно устанешь. Там посредине смотровая площадка есть и скамейка, можно отдышаться.

Звездный Пруд начинал подниматься из-за горизонта, но небо над городом пока что усеивали лишь редкие точки дальних звезд. Тори незаметно поежился. Он уже ругал себя за то, что согласился на лестницу. Карабкаться в темноте по крутым ступенькам над обрывом? Но показать свою слабость перед девчонкой он бы не решился ни за что на свете. Лестница так лестница. В конце концов, не канат же над пропастью.

Роща отрезала звуки города словно ножом. Слегка шелестела под свежеющим ветерком пожухшая трава, перестукивались в вышине полые стволы тикурина, попискивала какая-то ночная птаха. Яна уверенно свернула с асфальтированной дорожки и пошла, подсвечивая дорогу маленьким фонариком-брелоком, по утоптанной земляной стежке. Тори, запинаясь, пробирался за ней. В какой же она глуши живет, что до нее так добираться нужно?

Лестница в гору обнаружилась саженях в тридцати. Покинутая ранее асфальтированная дорожка выходила к ней откуда-то сбоку.

– Вот, теперь вверх, – сказала Яна, погасив фонарик. – Пошли. Не бойся, лестница светлая.

Светлая?

Действительно, несмотря на кромешную темноту каменные ступеньки прекрасно различались в темноте. Казалось, они слегка светились изнутри своим собственным светом, который, однако, не освещал ничего вокруг. Наклонившись, парень поскреб ступень ногтем. Обычный материал. Плоские базальтовые обломки, скрепленные чем-то вроде обычного серого цемента, местами выкрошившегося от времени. Источник свечения оставался совершенно непонятным.

Яна уверенно ступила на лестницу и зашагала вверх. Тори с неохотой последовал за ней. Из-за своей высотобоязни он терпеть не мог лестниц на склонах, а потому совсем не привык по ним ходить. Запыхался он очень быстро, не пройдя и сотни ступеней. Яна спокойно, едва ли не бегом, шагала через две ступеньки уже далеко впереди. Заметив, что ее спутник приотстал, она остановилась, подождала его и пошла сбоку и чуть сзади.

– Саженей на десять мы поднялись. Осталось примерно восемьдесят, – прокомментировала она. – Но саженей через тридцать есть смотровая площадка, там передохнем. Не торопись, некуда.

Тори мысленно застонал. Идиот! Во что он ввязался? Почему он вообще пошел за Яной, которую еще недавно был готов убить на месте? Но отступать поздно. Он старательно отвернулся от левой стороны лестницы, за которой начинался обрыв – панорама раскидывающегося внизу ночного города заставляла его голову идти кругом, а легкие порывы ветерка, казалось, так и подталкивают к пропасти. Спокойно, сказал он сам себе, задушив в зародыше приступ паники. Спокойно. Девчонка может подняться, значит, могу и я. До пропасти полсажени, не меньше. А ну-ка, раз-два, раз-два, ступенька-ступенька-ступенька…

Когда они добрались до обещанной смотровой площадки, тускло освещенной одиноким фонарем, его сердце билось с частотой отбойного молотка.

– Передышка! – решительно сказала Яна, подходя к перилам и облокачиваясь на них. – Ты как хочешь, а я устала. Смотри, какой вид! Сколько раз здесь ходила ночью, а все никак налюбоваться не могу.

– Ну, давай передохнем, если тебе надо, – тоном превосходства согласился Тори, внутри страшно благодарный своей спутнице за перерыв в восхождении. Он отошел к скамье в дальней от перил части площадки и опустился на нее. Яна оглянулась на него, тихо вздохнула, подошла и села рядом.

– Тори, – спросила она, – почему ты мне не сказал, что высоты боишься?

– Ничего я не боюсь! – ощетинился парень. – С чего ты взяла?

– Тори, не ври мне! – решительно сказала девушка. – Я ложь чувствую. Я тебе в тот раз не сказала, но у меня еще одна способность есть – я эмпат, я чужие эмоции воспринимаю лучше, чем ты слышишь. От тебя страхом так и пышет, когда ты вниз ненароком посмотришь.

– А больше у тебя никаких талантов нет? – саркастически осведомился Тори. – Мысли ты читать не умеешь?

– Мысли читать невозможно, – отрезала Яна. – По крайней мере, для человека. А вот эмоции я чувствую. Тори, нет ничего плохого в том, чтобы признаться в слабости. Нет идеальных людей. Я вот змей не переношу, чуть ли не в обморок падаю. Ну и что? Ты же не стыдишься, что не можешь автомобиль поднять, верно?

– Отстань! – буркнул парень. – И чего я вообще с тобой связался? Затащила в какую-то глушь, только что волки не воют…

– А я обаятельная! – сообщила Яна, и Тори увидел, что девушка озорно улыбается. – Тори…

Она замолчала.

– Чего?

– Тори, а хочешь я сделаю так, что ты не будешь больше высоты бояться? Совсем.

– Ты и такие штуки умеешь? – против воли поразился парень. – Нет, что, серьезно?

– Серьезно. Это несложно… ну, не очень сложно. Ментоблок первого уровня. Папа говорит, что неэтично в чужих мозгах копаться против воли или незаметно, но если ты сам захочешь, то можно. Тори, хочешь?

Парень заколебался.

– А это… ну, безопасно? – осведомился он. – Ты ничего не напортишь?

– Ничего! – решительно сказала Яна. – Соглашайся. Я уже такие штуки не раз делала, так что все будет в ажуре.

– Ну ладно, – пробурчал парень. – И что нужно?

– Пошли! – Яна встала. – Нужно, чтобы твой страх проявился как можно сильнее. Подойди к перилам и посмотри вниз. Ну же, давай. Сейчас, где-то у меня тут подходящий ритм есть…

Тори с неохотой поднялся и, стиснув зубы, подошел к краю смотровой площадки. При взгляде на распростершиеся далеко внизу городские огни он почувствовал знакомое сосущее чувство под ложечкой. Сердце, немного успокоившееся за время сидения, снова забилось с бешеной силой.

Шаги сзади. Тонкая легкая рука, опускающаяся на плечо. Порывы свежего сырого ветра с океана. Едва слышные такты вступления к "Новому лету". И голос – задорный девичий голос, летящий в ночной тишине над кипящим и мятущимся далеко внизу городом…

…сердце пропускает удар – и тут же начинает биться снова, сильно и ровно. Комок в желудке потихоньку растворяется, и искрящаяся городскими огнями пропасть под ногами, до того пугающая и враждебная, начинает переливаться россыпями чудесных бриллиантов…

…и необъяснимая легкость охватывает все тело, заставляя мечтать о полете в ясной солнечной высоте высоко-высоко над землей, наслаждаясь ощущением теплого летнего ветра на щеках и зелеными лесами и полями далеко внизу…

– Блеск в ладони пусть тоску изгонит! – пропела Яна еще раз, и мелодия стихла. Только сейчас Тори осознал, что несмотря на темную зимнюю ночь, обещающую с утра новый холодный дождь, радость переполняет его сердце, а в душе поселилось ожидание чего-то хорошего и светлого. И что он больше не боится пустоты под ногами, наслаждаясь великолепным видом ночного города. Ему страшно захотелось взмыть в ночное небо и лететь, лететь, лететь вперед и вперед, оставляя далеко внизу опостылевшую землю. Он наклонился вперед, но что-то не пустило его. Ах, да, ограждение. Он легко вспрыгнул на невысокую, по пояс, узкую балюстраду и шагнул вперед.

– Тори! – взвизгнул позади янин голос. – Тори! Ты что?!

Неведомая сила ухватила его, развернула и дернула обратно. Я лечу, подумал он отстраненно. Я лечу… Ослепительная пощечина мотнула его голову, потом еще одна, и он пришел в себя.

Он висел в воздухе в четверти сажени над землей, а Яна, едва не плача, трясла его за отвороты куртки. Словно тугие змеи оплетали его тело, и он не мог даже пошевелить руками, плотно прижатыми к телу.

– Тори! – снова крикнула Яна. – Тори! Да очнись же! – Она занесла руку для очередной пощечины, и парень невольно дернулся.

– Эй! – хрипло сказал он. – Кончай драться!

– Ты в себя пришел? – напряженно осведомилась Яна. – Больше вниз прыгать не станешь?

– А я куда-то прыгал? – искренне удивился парень. – Слушай, я что, в воздухе вишу?

– Если я тебя на землю поставлю, больше прыгать не станешь? – настойчиво переспросила девушка.

– Да не стану же! – возмутился парень. – Ты что, с ума съехала? Я тебе что, самоубийца?

– Ну ладно… – вздохнула девушка, и Тори мягко поставило на землю. Ощущение опутывающих тело змей исчезло.

– Это ты, что ли, меня держала? – осведомился он, осторожно шевеля руками.

– Ну, я. Тор, я так перепугалась, когда ты вниз сиганул!

– Сиганул… – Тори задумался. Действительно, сиганул. И что на него нашло? – А ты удержала? Слушай, в конце концов, какая у тебя категория? Ты ведь так толком не сказала.

– Ну, первая. Да какая разница?

– Ну ничего себе! – охнул Тори. – Ты не врешь? Да нет, ты же меня в воздухе держала, такое только с первой категорией и можно. А я-то, дурак…

Он прочувствовал, что густо краснеет, вспоминая, как на той злосчастной встрече едва не бросился на девушку с кулаками. Да она бы его без рук в тугой узел свернула и в окошко выбросила!

– Извини, – сказал он решительно. – Яна, я сегодня сказал, что готов подчиниться тому, кто сильнее. Ты сильнее. Ты можешь командовать. Я… ну, не думал, что это окажется девчонка, но, в конце концов, какая разница?

– Глупый, – покачала головой Яна. – Тор, сколько раз тебе повторять? Меня эти игры не интересуют. Мне не нужны рабы, меня вполне друзья устраивают. А разве дружат потому, что кто-то сильнее или слабее? Тор, если хочешь дружить, я с радостью. Но в твоей армии спасения, или как ее там, я участвовать не намерена. Ты мне лучше скажи – ты все еще боишься вниз смотреть? Проверь, а? Мне интересно, получилось у меня или нет. Я страхую.

– Вниз посмотреть? – переспросил Тори, страшно обрадовавшийся смене темы. – Сейчас проверим.

Он подошел к перилам, с которых пару минут назад так решительно шагнул в пустоту, и заглянул в пропасть. Странно – то чувство камня в желудке, которое всегда возникало у него перед гранью пустоты, не возникало. Наоборот, он снова почувствовал во всем теле летучую легкость и эйфорию. Он потряс головой, чтобы отогнать наваждение, повернулся к встревоженно наблюдающей за ним Яне и взял ее за плечи.

– Яна… я… это здорово! – тихо сказал он. – Я действительно больше не боюсь высоты.

Внезапно ему захотелось сжать девушку в объятьях и больше никогда-никогда не выпускать ее.

– Я же говорила, что все получится! – облегченно улыбнулась ему девушка. – Просто перестаралась немного с непривычки.

– Я люблю тебя, Яна! – искренне сказал парень. – Слушай, выходи за меня замуж, а? Я уже совершеннолетний. Мы с тобой оба девианты, так что и дети будут сильными. Представляешь, как здорово?

Девушка звонко рассмеялась и отстранилась, осторожно высвободившись.

– А как же Дзири? – лукаво спросила она. – Она тебе уже неинтересна? Как ты легко девушек меняешь!

Тори почувствовал, что снова краснеет.

– Не обижайся, – серьезно сказала Яна. – Тор, сейчас тебе только кажется, что ты в меня влюбился. Я знаю, это побочный эффект воздействия. Он пройдет через час-другой. Высотобоязнь не вернется, но это – пройдет. Лучше помирись с Дзири, ладно? Она хорошая девчонка. И ты ей действительно нравишься, я видела. И она тебе тоже, верно?

– Она со мной разговаривать даже не захочет, – горько сказал парень, отворачиваясь. – Я ей так нахамил в последний раз…

– Ну так извинись, – фыркнула Яна. – Покажи, что она тебе так небезразлична, что ты на свою гордость наступить готов. Она простит, точно тебе говорю. А насчет сильных детей забудь. Папа говорит, что интеграция нервной системы с эффектором определяется случайными вариациями на генетическом уровне. Даже не рецессивный аллель, просто закон больших чисел. Так что повышенная восприимчивость по наследству не передается. У детей девиантов не больше шансов стать девиантами, чем у детей простых нормалов.

– Да он-то откуда знает? – удивился парень.

– Ну, он много чего знает, – уклонилась от ответа девушка. – Знаешь, я замерзать начала. Пошли, согреемся. Нам еще пол-лестницы осилить нужно.

Пока Тори шагал по лестнице, охватившая его эйфория постепенно проходила.

– Как ты это делаешь? – поинтересовался у идущей рядом Яны. – Я имею в виду, в мозгах копаешься?

– Тебе как, по-научному объяснить? – поинтересовалась девушка. – Через очаги возбуждения в коре мозга и все такое? Я могу, только ты не поймешь нифига. Я сама половину не понимаю, тут папа нужен. Но если по-простому, то примерно так. Вот у тебя была высотобоязнь. Ты видел под ногами пустоту, и из-за нее у тебя срабатывали животные рефлексы, вызывающие ужас. Зрительная память связывалась с эмоциональной, и эмоции проявлялись каждый раз, когда твой мозг обнаруживал подходящий шаблон. А я сделала так, что с этим зрительным шаблоном связались положительные эмоции от песенки, а старые связи, наоборот, ослабли. Ты имей в виду, это ментоблок первого уровня, он через неделю-другую сам рассосется, так что высотобоязнь еще может вернуться. Тебе нужно закрепить новые нейронные связи. Походи по высоким местам, по смотровым площадкам на небоскребах, покатайся на колесе обозрения. Тогда связи устоятся, и ты больше никогда не будешь бояться высоты. Только аккуратней на первых порах. Страх – он ведь на самом деле об опасности предупреждает, а ты сейчас опасность высоты совсем не чувствуешь, наоборот, тащишься от нее всем брюхом по травке. Можешь не рассчитать и упасть. Побережешься, ладно?

– Поберегусь, – кивнул Тори. – А ты и раньше так людей лечила, да?

– Ой уж, лечила! – улыбнулась девушка. – Это не лечение, так, помощь небольшая. Я пока не рискую серьезно вмешиваться. Вот к концу универа наберу базу по психологии как следует, тогда можно и задуматься всерьез о лечении. Папа вообще не одобряет такое копание в чужой психике, хотя и не запрещает. Да я и сама знаю, что опасно. Вот ты из-за меня сам вниз бросился, а ведь я очень старалась вмешаться как можно слабее. Тут на такие побочные эффекты нарваться можно, на такой резонанс совершенно посторонних эмоций и воспоминаний, что нужно работать очень аккуратно. Даже Де… даже опытные люди так просто не рискуют корректирующие ментоблоки ставить. Угробить психику можно запросто.

– С такими способностями ты могла бы очень помочь нашему делу…

– Ну, кто о чем, а Тори о мировом господстве! – весело рассмеялась Яна. – Я же сказала – меня власть не интересует. И потом, я никогда не употреблю свои способности во вред людям. Я скорее себя угроблю. Да и нет никакого нашего дела. Слушай, ты же умный парень. Я с Дзири и Минарой говорила, они тебя на самом деле умным считают. Ты бы сам до таких глупостей никогда не додумался. Кто тебе мозги трахает, а? Скажи мне, я с ним сама пообщаюсь. Обещаю, больше никогда со своим бредом к тебе не полезет!

Тори промолчал.

– Ну, не хочешь, как хочешь. Кстати, я тебе еще о своей семье не рассказала. Во-первых, папа, Дзинтон. Во-вторых, Цукка и Саматта – они наши опекуны, и еще они муж и жена, неофициальные. Цукка магистратуру физфака заканчивает, а Саматта историк и археолог. В-третьих, Кара, но ее сейчас дома нет, она в Крестоцине на практике. Ну, и Лика, я про него упоминала.

– Четыре нормала и два особых, – пробормотал Тори. – У Карины ведь тоже первая категория, да? И как у вас отношения? Не шарахаются?

– Шарахаются? – удивилась Яна. – Ты о чем? Кто от кого шарахаться должен?

– Значит, не шарахаются. Везет тебе. А от меня родители всю жизнь стараются подальше держаться. В сорок втором, когда у меня особые способности проявились, они меня государству сдали, я больше года в специнтернате провел. Потом, в сорок третьем, после скандала, на общей волне отозвали заявление и забрали меня, о чем до сих пор жалеют. Я до пятнадцати лет в ошейнике ходил, не снимая, пока тетка из муниципальной опеки не пригрозила их родительских прав лишить. Я от них прошлой зимой отселился, сразу после окончания школы. Они мне университет и жилье оплачивают, лишь бы с глаз долой.

– Теперь понятно, почему ты так к нормалам относишься, – вздохнула Яна. – Сочувствую. Тор, все не так плохо. У меня папа просто выдающаяся личность, второго такого во всем мире не существует, но и другие родители не всегда кретины. Неважно, девиант ты или нет. Просто есть родители плохие, а есть хорошие, и с этим ничего не поделаешь. До конца мира так будет. О, смотри – вон конец лестницы уже виден.

К удивлению Тори, вторая половина лестницы далась ему куда легче, чем первая. Сердце колотилось, но далеко не так сильно, как раньше. На верхней площадке он остановился, оглядываясь. В призрачном свете восходящего Звездного Пруда, проглядывающего сквозь облака, под ногами виднелись опавшие характерно-пятилучевые мароновые листья. От лестницы в шумящую впереди облетевшую лиственную рощу бежала тропинка. Она виделась так же хорошо, как и лестница, хотя и была просто вытоптана по земле.

– Сейчас через парк саженей тридцать, а там и наш отель, – пояснила Яна.

– Отель? – удивился Тори, шагая за ней между высокими угрюмыми стволами. – Вы живете в отеле? Не дорого?

– Так это папин отель, и он на самом деле давно не отель, просто дом. Он много лет пустой стоял. Папа его просто купил по дешевке, чтобы много народу могло жить одновременно. Только нас шесть человек, а к папе еще и гости часто приезжают, иногда по пятеро-шестеро сразу. Он маленький – полтора десятка комнат, старый и на отшибе. Он дешевле обошелся, чем квартира такого размера в обычном доме, и свободные комнаты есть, если кого-то нужно поселить ненадолго. Здесь хорошо, тихо, машины и трамваи не шумят, придурки на мотоциклах без глушителя ночами не носятся. От трамвая и автобуса ходить далековато, особенно с сумками из магазина, но лишняя нагрузка даже полезна.

– Все равно круто… – уважительно пробормотал Тори. – Свой отель!

Впереди между деревьями мелькнули огни. Минуту спустя они вышли к ограде, окружавшей небольшой дворик возле вытянутого двухэтажного здания. Несколько его окон горели, остальные оставались темными.

– Ну, вот мы и пришли, – сообщила Яна, толкая дощатую калитку, в которую упиралась тропинка. Навстречу распахнулся луч света от горящего над низким крыльцом фонаря. – Проходи, гостем будешь.

– Как-то у вас тут все… ненадежно, – сказал Тори, проходя во дворик и с любопытством оглядывая его нехитрую обстановку – пару скамеек, крыльцо с облупленными перилами, облезшую штукатурку стен и каменную статуэтку птицы с расправленными крыльями, кажется, соловья, примостившуюся в углу. – А если заберется кто?

– Эти двери чужие не откроют, – пожала плечами Яна, поднимаясь на крылечко и распахивая дверь. – А если и откроют, сильно пожалеют. Здесь охранная система установлена. Цу! – крикнула она в коридор, сбрасывая легкие туфли. – Я дома! С гостем, как и обещала!

Одна из выходящих в коридор дверей приоткрылась, и в коридор выглянула молодая черноволосая женщина.

– Привет, Яни, – сказала она. – Это Тори с тобой? Здравствуй, молодой господин, мы тебя ждали. Яни, пни как следует Лику, чтобы начинал разогревать ужин, иначе мы и до полуночи за стол не сядем.

– Как сильно пнуть? – деловито осведомилась девушка.

– На твое усмотрение. Но если расколотите что, как в прошлый раз, по башке настучу, – пригрозила женщина, скрываясь в комнате.

– Лика сегодня по дому дежурный, – пояснила Яна, проходя по коридору. – Надеюсь, он что-то съедобное приготовил. А то однажды к гостям он решил сделать утку по-касарски. А там перца столько, что на неделю обычной готовки хватит. В общем, пришлось ему самому все мужественно лопать, а мне с Цу – быстренько соображать что-то более традиционное. Эй, Лика! – она постучала кулаком по двери. – Жрать когда будем? Эй!

Странно, но стук ее кулака словно проваливался в глухую подушку. Тонкая на вид и ненадежная дверь, которую, казалось, такими ударами можно если не выбить, то основательно повредить, даже не шевельнулась.

– Вот зараза! – ругнулась Яна. – Опять шумоизоляцию включил. И звонок не срабатывает. Что он там, дрыхнет, что ли?

– Сама дрыхнешь! – недовольно заявил высокий русоволосый парень, распахивая изнутри дверь комнаты. – Знаю я, что вы здесь, я же на охрану подключен. Я работал, между прочим. У меня курсовая контрольная по начерталке не доделана, если завтра не сдам – "хвост" до следующего семестра повиснет. Госпожа Катия и так уже неделю ждет. Потерпеть пять минут можешь? Или вам с ухажером невмоготу, так лопать хочется? А еще говорят, что любовники поцелуями сыты!…

– Лика! – прошипела Яна. – Я тебя сейчас стукну! Больно!

– Попробуй! – хладнокровно отпарировал парень. – Я на тебя тогда Фи напущу. Помечу тебя как подозрительную чужую и напущу. Пять минут, ясно?

И он со стуком захлопнул дверь перед носом разъяренной девушки. Та, стиснув кулаки, что-то прошептала себе под нос и повернулась к Тори, слегка ошалело наблюдавшего за сценой.

– Когда-нибудь я его точно прибью! – яростно сказала она. – Нет, ну надо же уметь одной фразой так настроение испортить! Тор, пошли пока ко мне в комнату, посидим там.

Приглашающе мотнув головой, она направилась к скрипучей деревянной лестнице и через ступеньку взбежала на второй этаж. Тори последовал за ней. А сестричка не очень-то любит братишку, мелькнуло у него в голове.

На втором этаже Яна остановилась у третьей по счету двери.

– Ты не думай, он не такой уж и скверный, – сказала она, словно продолжая разговор. – Просто по жизни ехидина и трудный подросток. И не хочет, а ляпнет. Заходи. Чувствует мое сердце, пятью минутами не отделаемся. Мне полагалось сегодня дежурить, но вот из-за спевки с Ликой поменялась, а зря, наверное. Успела бы ужин приготовить Тор, у тебя на сегодняшний вечер никаких планов не имелось? А то поздно уже, да еще ужин, то да се. И выбираться от нас долго – трамваи в девять ходить перестают, а уже почти восемь. Можешь остаться переночевать, если хочешь, свободные комнаты есть.

– Переночевать? – с сомнением переспросил Тори, переступая порог. – Я как-то не знаю…

– Да все в порядке! – отмахнулась девушка. – Я же говорю – у нас чуть ли не через неделю кто-то гостит. Иногда и совсем незнакомые, из… э-э, отцовских друзей.

– Я подумаю, – кивнул парень, осматриваясь по сторонам.

Аккуратно застеленная кровать. Плотные занавески на окне. Большой платяной шкаф. Стол с дежурно мерцающим облаком дисплея и разбросанными листами нотных записей. Клавишный синтезатор с большим нотным дисплеем на подставке у стены, динамики акустической системы по углам, на специальной вешалке – гарнитура, наушники и микрофон. Пара полок с бумажными книгами, среди которых мелькают корешки томов по социологии, политологии и психологии. Три стула, десяток карандашных и акварельных набросков на стене, ребристый обогреватель в углу – и это вся, в общем-то, обстановка.

– Неплохо у тебя, – вежливо сказал Тори, усаживаясь на стул.

– Тор, – вздохнула Яна, подходя к синтезатору и щелкая тумблерами и клавишами настройки ритма, – я же говорила: не ври мне. Даже из вежливости не надо. Я чувствую, даже не сосредотачиваясь. Нет тут у меня ничего особенного, я и дома-то редко бываю. Клавиатура, терминал да кровать, больше ничего мне здесь и не надо.

– Извини. А что твой Лика сказал про охрану? Он как-то странно выразился…

– Здесь у нас автоматическая система слежения стоит, – рассеянно пояснила Яна. – Она вообще-то и сама справляется неплохо, но дежурный по дому обычно за ней присматривает, на всякий случай. Тут к нам пару лет назад воришка влезть попытался, так Фи, без присмотра оставленная, ему такую веселую жизнь устроила, что тот чуть не свихнулся от ужаса. Хорошо, папа вовремя заметил. С тех пор всегда кто-то на контроле сидит, разве что дома никого нет.

– Ничего себе у вас охранная система… – хмыкнул Тори. – А Фи – это кто?

– А Фи и есть система. Вернее, ее визуально оформленная часть. Хочешь, покажу?

Не дожидаясь ответа, она, пританцовывая под звуки полившейся из синтезатора негромкой ритмичной мелодии, повернулась к окну, и створка того приоткрылась сама собой – наверняка она воспользовалась манипуляторами. Несколько секунд спустя ошалелый Тори увидел, как в щель стремительно впорхнула самая натуральная фея. С кулак величиной, с радужным мерцающим вихрем стрекозиных крыльев за спиной, фея сделала несколько кругов по комнате и зависла перед лицом юноши, изучая его.

– Это… что?! – удивленно спросил он. – Самая настоящая фея?

– Да нет, – отмахнулась Яна, продолжая пританцовывать. – Фантом. Что-то типа плотной голограммы. Иногда с ней весело, но обычно скучно. Лика пытался ее перепрограммировать, чтобы она летающий диск приносила, он вообще обожает лезть своими шаловливыми ручками в потроха к компьютерам, но тут папа его обломал. Сказал, что охранники другими делами заниматься не должны. Приходится Лике за диском самому бегать.

– И что она может, такая маленькая? – осторожно осведомился Тори, разглядывая фею.

– Она только выглядит маленькой. На самом деле она просто картинка, даже не реальный эффектор, а только для красоты, как фигурка на капоте машины. А в целом система может от небольшой армии отбиться. Да фигня все, на нас и так никто не нападает. Фи, исчезни.

Фея пискнула и стремительно вылетела в окно. Яна аккуратно прикрыла за ней створку.

– А она меня запомнила? Не устроит мне… веселую жизнь, как тому воришке? – спросил парень, у которого голова шла кругом. Он чувствовал, что для одного вечера на него свалилось более чем достаточно. А ведь вечер отнюдь еще не закончился…

– Она тебя давно запомнила, еще когда мы по лестнице поднимались. Я тебя сразу как гостя представила, так что ты сейчас под такой же защитой, как и мы.

– И когда ты успела меня представить? – изумился парень. – Ты же ни с какими терминалами не общалась!

– Ну… есть способы. Тор, я так и не поняла – ты где учишься, на юридическом?

– Ну да. Первый курс вот закончил.

– Понятно. И кем стать собираешься, когда диплом получишь?

– Не знаю, – парень пожал плечами. – Пойду в какую-нибудь адвокатскую фирму для начала, наверное. Курсе на третьем-четвертом начну присматриваться, контакты наводить.

– Потом опыта наберешься, свое дело откроешь, контору в центре города забацаешь. От денег карманы полопаются… – в тон ему продолжила Яна.

– Ну и что плохого? – ощетинился парень. На каком-то уровне он действительно представлял все именно так, но в том, как это произнесла Яна, явно чувствовалась насмешка.

– Да ничего, – безразлично подняла та бровь. Она подошла к синтезатору и отключила ритм. – Скучно только. И смешно. То крутого бунтаря из себя изображаешь, то о холеной сытости мечтаешь.

– Одно другому не мешает, – буркнул Тори, нахохливаясь. – И вообще, юрист может куда эффективнее бороться за наши права. А ты-то сама со своей психологией куда деваться собираешься? Снимешь кабинет в центре города и станешь богатеньких неврастеников от нервов лечить?

– Вот еще! – фыркнула Яна. Она начала перебирать клавиши, наигрывая какую-то незатейливую мелодию, но внезапно оборвала ее и отвернулась от инструмента. – Делать мне больше нечего – неврастеников обихаживать! Вернее, это тоже вариант, но не в деньгах дело. Ты же видишь – я по-настоящему могу людям помогать.

– Со скалы прыгать? – саркастически осведомился парень.

– Наоборот, не прыгать, – вопреки его ожиданию не обиделась девушка. – Тор, когда мне десять лет было, я самоубийцу спасла. Он хотел с обрыва броситься, потому что у него беременная жена погибла. А я сделала так, что он перестал хотеть смерти. И он жив остался. Я его видела пару лет назад – он снова женился, у них годовалый ребенок, и он вполне счастлив. И потом я еще несколько раз людям помогала, пусть не так серьезно. Вот ради такого и стоит бороться! Видеть, как страдавшие люди начинают жить нормальной жизнью, знать, что ты действительно нужна другим…

– Героиня… – пробормотал Тори. – Элиза. Дзани Ююмона…

– Не героиня, – возразила Яна. Она плюхнулась за стол, поставила локти на столешницу, оперев о руки подбородок, и посмотрела на Тори. – Просто у меня есть цель в жизни. Не просто заработать много денег и жить в роскоши, а высокая цель, за которую стоит драться. И не ерничай, ты меня сам прекрасно понимаешь. Сам ведь свои бригады, или что там у тебя, организовал ради борьбы за правое дело. Ну, как ты сам его понимаешь. Тор, пусть сама цель глупая и никчемная, но ведь главное – что ты считаешь нужным бороться, чтобы изменить мир к лучшему. Поэтому ты молодец. Тебе нужно только цель в жизни найти правильную и идти к ней, а дальше все само получится.

– И кто определит, правильная она или нет? – саркастически осведомился парень. – Завтра ко мне придет еще кто-то и снова скажет, что я дурак, что другую цель нужно искать…

– Ты сам и определишь, – пожала плечами Яна. – Тут ведь все очень просто: можно бороться за себя, а можно – за других. За себя все борются, а вот за других – очень немногие. Слушай свое сердце, не иди на поводу у других и никогда не действуй в злобе или раздражении, и тогда все получится.

– Как у тебя все просто! – скривился Тори. – Помогай другим, будь добреньким, и все хорошо. Да другим на тебя плюнуть и растереть!

– Ну, тогда просто оставь их в покое… Так! – Яна склонила голову и к чему-то прислушалась. – Лика зовет. Говорит, что ужин греется, можно садиться за стол. Как-то он подозрительно быстро. Пошли, проверим!

Она вскочила из-за стола и вышла в коридор. Тори несколько секунд задумчиво смотрел на стол, потом тряхнул головой, поднялся и вышел вслед за ней.

Старый отель, еще несколько минут назад тихий и сонный, как-то неожиданно наполнился жизнью. Свет в коридорах горел ярче, а в столовой уже собралась целая компания. Две женщины – Цукка и еще одна, постарше, с длинными влажными волосами, и два мужчины: крупный, лет сорока, с ранними залысинами и бугрящимися под тонкой майкой мускулами, и невысокий, худощавый, неопределенного возраста и с задумчивыми глазами, переговариваясь, неторопливо накрывали на стол, вытаскивая из настенных шкафов посуду. С кухни, где у большой электроплиты возился с кастрюлями и сковородками Палек, доносились аппетитные запахи.

– Тетя Эхира! – взвизгнула от счастья Яна, вешаясь на шею женщине постарше. – Ты когда приехала? Я тебя не видела! Ой, как здорово!

– Да еще днем приехала, только отсыпалась, – улыбнулась женщина. – Два перелета, сутки в дороге – когда добралась, веки пальцами держала. Несколько минут назад из душа выбралась. Я тебя тоже рада видеть, Яни. А что с тобой за молодой человек? Не познакомишь?

– Ой! – спохватилась девушка, отцепилась от женщины и подошла к нерешительно замершему на пороге Тори. – Народ! Познакомьтесь, это Тори, я вам о нем говорила.

– Рад знакомству, прошу благосклонности, – пробормотал парень, кланяясь. Интересно, кто из них ее приемный папаша? Наверняка здоровяк. Сам большой и сильный, а мозгов мало, вот и не побоялся двоих девиантов на воспитание взять. А тот, что поменьше, с умной физиономией – опекун-археолог.

– Тор, познакомься, это Дзинтон, – Яна указала на невысокого мужчину, и Тори удивленно захлопал глазами. Он – приемный отец? Да ему самому лет тридцать, не больше! – Это Саматта, а это – тетя Эхира, она к нам в гости приехала. А Цукку и Палека ты уже видел.

– Добро пожаловать героям сопротивления, – улыбнулся Дзинтон. Тори было набычился, но легкая ирония, прозвучавшая в голосе Дзинтона, почему-то показалась совсем необидной. – Рад видеть тебя в нашем доме. Яни, руки ты, разумеется, и сама не вымыла, и Тори не позволила. Как маленькая, чесслово!

– Зануда ты, папочка! – надула губы девушка. – Тор, пошли в ванную, а то еще за стол не пустит.

Парень посторонился, пропуская ее в дверь столовой, и пошел следом. Когда они вернулись, стол уже сервировали на восемь персон, а Палек выкладывал на тарелки из кастрюли одурительно-вкусно пахнущее цурме.

– Соусом сами польете, – заявил он. – И салат сами наложите. Там еще жареные колбаски есть, если кто захочет. Тор, ты не стесняйся, жратвы много.

– А оно съедобно? – подозрительно осведомилась Яна, осторожно пробуя цурме на вкус. – Перца сколько клал?

– Сколько надо, столько и клал, – фыркнул Палек, пристраивая кастрюлю на подставку посреди стола. – Подумаешь, один раз поэкспериментировал, так теперь сто лет не забудешь.

– Такое и тысячу лет не забывается! – парировала Яна. – Ума не приложу, как у меня желудок уцелел после того шедевра.

– Ну да, если вспомнить твоих давешних осьминогов по-ситарски…

– Ша! – внушительно прервал пикировку Саматта. – Кончайте перепираться. Вы, мелочь пузатая, хоть бы гостя постеснялись. Господин Тори, ты на них внимания не обращай, они способны сутки напролет языками чесать.

– Ну, каков опекун, такие и детишки, – показала ему язык Яна. – Вечно без присмотра, дурное влияние улицы… Плохо воспитывали, вот и выросли мы непонятно кем.

– Отчего ж непонятно, – рассудительно заметил Дзинтон, подцепляя вилкой рис и отправляя его в рот. – Вполне себе понятно. Шалопаи и недоросли. Лика, что у тебя за хвост по начертательной геометрии? Только не говори, что сложно, ни в жизнь не поверю. Семестр уже кончился, а ты все сдаться не можешь толком.

– Подумаешь, отвлекся немного, – пожал плечами Палек. Он навалил себе на тарелку кучу помидорно-огуречного салата, полил его оливковым маслом и уплетал за обе щеки. – Забыл. И госпожа Катия только вчера спохватилась. Да все нормально. Сегодня дорешаю, завтра сдам, и привет, семестр окончен.

– Ну, я и говорю – недоросль, – вздохнул Дзинтон. – Цу, что там Кара второй раз звонила? Опять проблемы?

– Типа того, – кивнула Цукка. – Мэр Крестоцина загорелся идеей ее публично наградить. Назвать кучу журналистов и устроить представление. Она полчаса убеждала… как его, ну, директора полицейского управления…

– Теодара, – подсказал Дзинтон.

– Точно, Теодара, чтобы тот мэра отговорил.

– Уговорила?

– Он пообещал поговорить с мэром.

– Там ли не выборы ли случайно на носу? – спросил Саматта. – Тогда понятно, почему мэр так суетится. Дважды героиня-одиночка ему на знамени очень бы пригодилась.

– Стоп! – решительно заявила Эхира, откладывая вилку. – Дважды – это когда? Первый раз, как я понимаю, случился с бандитами в банке. А второй?

– А, ты не в курсе, – прищурился Дзинтон. – Ее же похитили вчера вечером. Братец того бандита, что живым взяли, решил родственника вызволить, а заодно и Каре отомстить. Он сам бандит, пробу ставить негде, но давненько с "Нормальными людьми" в игры играл, "Армию очищения человечества" придумал, вроде как боевое крыло. Подбил мальчишек и девчонок чуть старше Яны на похищение, стукнул Каре по голове, нацепил ей "ошейник" – еще старой модели, помнишь, со взрывчаткой? – и утащил в заброшенный дом за городом, чтобы там кровожадно убить при стечении прессы.

– И что? – заинтересованно спросила Эхира. – Много трупов?

– На ней – ни одного. Она блокаду "ошейника" пробила, главаря из окна выбросила, остальных носом в пол положила и полиции сдала. Я к шапочному разбору явился.

– Прости, господин Дзинтон, – осторожно осведомился Тори, – ты сказал – пробила блокаду "ошейника"? Но разве это возможно?

– Вполне. Но нужны способности хотя бы второй категории. С третьей, как у тебя, не выйдет.

– Так ты тоже девиант, господин Тори? – подняла бровь Эхира. – Ох, извини за нескромность. Я не хотела быть назойливой…

– Ну, девиант, – пожал плечами парень. – Все равно все знают.

– Мы знаем, – поправил его Саматта. – Но мы такие темы с посторонними не обсуждаем. Хи, потом, ладно?

– Приношу свои извинения, – слегка поклонилась женщина. – Дзи, и что Кара? Что-то на нее много валится в последнее время.

– Кара более-менее в порядке, – хмыкнул тот. – Рада, что никого не убила ненароком. Парса вот по ходу дела покалечили, но ничего серьезного.

– Парса? – от возмущения Палек аж привстал с места. – Да я ж кому-то по ушам напинаю, если поймаю! Я столько времени с ним возился, а его взяли и покалечили? Вот ведь знал я, что нельзя его Каре с собой брать! Пап, кто это сделал?

– Без тебя пинальщиков хватит, – осуждающе взглянул на него Дзинтон. – Расслабься. Я же говорю – ничего серьезного. В любой мастерской за пять минут починят.

– Дзи, когда Кара возвращается? – осведомилась Эхира, возвращаясь к своей тарелке цурме. – К зимникам вроде бы?

– Угу.

– Я в Крестоцин собиралась через две-три недели. И еще на пару недель там зависну. Народ, вы не возражаете, если я вместе с Карой вернусь и с вами Новый год встречу?

– Ой, здорово! – воскликнула Яна. – Конечно, не возражаем!

– Конечно, Хи, – кивнула Цукка. – Мы тебе всегда рады.

– Конечно, Эхира, – подтвердил Дзинтон. – Только нам надо серьезно о будущем поговорить. Завтра с утречка, да?

– Да можно и сегодня. Я выспалась, теперь долго не усну. Ох, ненавижу часовые пояса менять…

– Хорошо. Тогда между десятью и часом загляни. Кстати, Мати, вы в Четыре Княжества когда вылетаете? Что решили окончательно?

– Основная группа летит из Зерапона пятнадцатого, через неделю. Но я все-таки решил в Крестоцин заскочить. Хочу с Дентором наконец-то вживую пообщаться, да и Кару морально поддержать надо. Четырнадцатого я там, пятнадцатого вылетаю в Княжества, там сам до Лесной долины добираюсь и с остальными пересекусь. Кстати, мы возвращаемся в Катонию двадцатого шестнадцатого, а Кара домой уезжает, как мне помнится, двадцать третьего, за два дня до зимников. Думаю, я опять полечу через Крестоцин, и мы вернемся оттуда втроем – я, Хи и Кара.

– Тоже вариант, – согласился Дзинтон. – Только, ребята, все же забронируйте билеты заранее на себя и на Кару. Перед Новым годом мест уже за неделю не бывает даже на трансокеанских, не говоря уже про внутренние рейсы. Особенно с учетом сомнительной манеры некоторых компаний продавать билеты с открытой датой.

Он прожевал последний комочек риса, запил его чаем и поднялся из-за стола.

– Спасибо, Лика, очень вкусно, – поблагодарил он. – Народ, я у себя. Господин Тори, – обратился он к парню, и тот аж вздрогнул от неожиданности. – Если после ужина ты найдешь полчаса для разговора, я буду рад видеть тебя в своей комнате. Не беспокойся о времени – ты можешь остаться на ночь, если хочешь.

– Да я уже, в общем-то, закончил… – Тори торопливо проглотил кусок курицы и тоже поднялся. – Я готов, господин Дзинтон.

– Ну, если так, то пойдем, пообщаемся, – кивнул тот. – Давай пройдемся по улице. Погода сегодня на удивление хороша для начала зимы. Грех такую упускать.

Тори нерешительно взглянул на Яну – та ободряюще улыбнулась ему, – потом на Палека – тот воздел очи небу, сочувственно вздохнул и пожал плечами – и вышел в коридор вслед за Дзинтоном.

Обуваясь на низком полу возле выхода, он обратил внимание, что из распахнутой двери не тянет холодом, как положено по такой погоде. Подсвеченные фонарем, облетевшие ветви маронов мотались под порывами усиливающегося ветра, который, однако, словно сторонился самого дома. Он поплотнее закутался в куртку и вышел, приготовившись к волне холодного воздуха, но, похоже, ветер решил игнорировать и его самого. Тори тряхнул головой, которая положительно начинала идти кругом.

Дзинтон ждал его, стоя у калитки, противоположной той, через которую Тори пришел. Он скрестил руки на груди, привалился плечом к стене и задумчиво разглядывал небо.

– Дожди идут, – сообщил он, когда Тори приблизился. – Завтра с утра еще солнце проглянет, а с полудня обложит как бы не до самой весны. Ну что, молодой господин, пошли? Тут беседка недалеко, посидим.

Беседка, оплетенная засохшими на зиму плетями кидзуты, и вправду нашлась недалеко, саженях в двадцати. Дзинтон поднялся по каменным ступенькам, уселся на скамью и приглашающе кивнул Тори.

– Садись.

Парень присел на краешек, напряженно выпрямив спину.

– Да расслабься ты, – сказал ему Дзинтон, устраиваясь на скамье небрежно, словно на мягком диване. – Не собираюсь я тебе морали читать. Не маленький, сам знаешь все, что я сказать могу по поводу затеи с Бригадами освобождения. Или сказать все-таки?

Тори пожал плечами и уставился в пол, зябко засунув руки в карманы.

– Ладно, не стану. Молодые все равно не слушают старших. Им всегда кажется, что их проблем раньше ни у кого не встречалось. Но вот это почитать тебе определенно стоит.

Тихо щелкнуло, и под потолком беседки загорелся шар белого огня, мягко освещая ее внутренности. Юноша поднял взгляд – Дзинтон протягивал ему пачку покрытых убористым шрифтом листов. Тори с подозрением взглянул на нее. Он точно помнил, что когда они выходили из дома, в руках хозяина дома ничего не держал. Он их что, за пазухой носил?

– Бери-бери, – поощрил его Дзинтон. – Тебе понравится.

Тори нехотя взял листы, повернул пачку так, чтобы на нее падал свет – и обмер. С первой страницы на него смотрела его собственная фотография. Он даже потрогал ее пальцем – объемная картинка повернулась влево-вправо, демонстрируя фас и профиль. Точно, он. Под картинкой бежали ровные строчки.

"Министерство общественной безопасности Республики Катония. Окружное управление по г. Масарии.

Дело 422/849/024. Тори Карада "Енот".

В разработке с 22.05.849.

Связи с параллельными делами: 422/849/032 "Лисица", 422/849/037 "Барсук", 422/849/042 "Рысенок", 422/849/043 "Ласточка", ХХХ/ХХХ/ХХХ ХХХХХХХ (нет допуска).

Родился 03.09.831 в Масарии. Начальная школа "Солнышко": 01.03.839-15.14.841 (табель прилагается). Средняя школа "Весенний лес": 01.03.842-09.14.845 (табель прилагается). Старшая школа "Весенний лес": 01.03.846-07.14.848 (табель прилагается). С 01.03.849 – студент юридического факультета Масарийского государственного университета (результаты вступительного тестирования прилагаются).

Девиант. Категория: третья. Дополнительные особые способности: эйдетическая память (визиограммы прилагаются). Доминирующий тип характера: второй (полный анализ прилагается).

Особые пометки. Пересечение с ХХХХХХХХХ (нет допуска). Дело закрыто по особому указанию Главного директора МОБ (санкция прилагается)…"

– Что это? – потрясенно спросил парень.

– Судя по тому, что написано на первой странице, распечатка твоего личного дела из СОБ, – лениво откликнулся Дзинтон, покачивая ногой. – Забавное чтиво, верно?

Тори быстро перелистал оставшиеся страницы. По большей части там фигурировали беседы, которые он вел с членами Бригад начиная с весны, перемежающиеся отчетами кого-то, подписывавшегося псевдонимом "Охотник". Тори не вчитывался в текст, ему хватало отдельных обрывков фраз, чтобы вспоминать, о чем шел разговор. Дойдя до последней страницы, он аккуратно сложил растрепавшуюся кипу листов и тупо уставился на свою фотографию на первой странице.

– Многовато для одного дня? – с сочувствием спросил Дзинтон. – Сначала Яна со своей мозготерапией, потом семейный ужин, теперь вот досье…

– Откуда это, господин? – тихо спросил Тори. – Откуда это у тебя? Ты работаешь на СОБ?

– Без формальностей, Тори. Я не работаю в Службе. Но у меня хватает влияния, чтобы держать их от себя подальше и иногда даже вытаскивать других. Имей в виду – вытащил я тебя лишь потому, что ты пересекся с Яной, и она почему-то обеспокоилась твоей судьбой. Твое дело закрыто. Но спасаю в первый и последний раз. Если вляпаешься снова, я и пальцем не пошевелю.

– И я что, должен быть тебе благодарен? – угрюмо осведомился юноша. – Я, между прочим, не просил.

– Чего я от тебя в последнюю очередь ожидаю, так это благодарности, – усмехнулся Дзинтон. – В твоем возрасте редко осознают долгосрочные последствия своих ошибок. Лет через десять-пятнадцать до тебя дойдет, по краю какой пропасти ты гулял с завязанными глазами. А может, и не дойдет. В любом случае ты меня о помощи действительно не просил, так что ты мне ничего не должен. Не ради тебя я старался. Ты, однако, не те вопросы задаешь. Тебя случайно не интересует, каким образом у собов оказалось на тебя такое подробное досье?

Тори вздрогнул и поднял на него неверящий взгляд.

– Стукач… – тихо констатировал он.

– Правильно мыслишь, – похвалил Дзинтон. – И кто, по-твоему? Ну-ка, напряги мозги.

Тори задумался. Он мысленно перебрал всех – Дзири, Тонако, Минару, Ссукаси – и пожал плечами. Чтобы кто-то из них предал? Тонако разве что… но нет, вряд ли. Он в Минару влюблен по уши. Но кто… неужели?…

– Ёвай… – сквозь стиснутые зубы произнес он. – Ёвай, скотина! То-то он пропал… Я его убью!

– Никого ты не убьешь! – резко оборвал его Дзинтон. – Даже думать забудь. Твой Ёвай Дзяка – лейтенант, штатный сотрудник СОБ. Даже если ты умудришься его убить, на что шансов не больше, чем на цветущую вишню на зимниках, ты просто отправишься в газовую камеру. Тебя использовали, Тори, использовали втемную с самого начала. Твои Бригады освобождения от начала и до конца – тщательно спланированная провокация Службы. Вас подогревали бы еще период-другой, после чего спровоцировали бы на какую-нибудь глупость вроде подготовки теракта, повязали бы и устроили показательное судилище.

– Но зачем? – в отчаянии воскликнул парень. – Что мы им сделали?

– Затем, что "Нормальные люди" имеют своих сторонников и в СОБ, и в полицейском аппарате, и в администрации Президента, и среди депутатов Ассамблеи. Затем, что именно в таком скандале заинтересованы определенные группировки, о существовании которых ты даже не подозреваешь – от твердолобых политиканов старой школы до корпораций, производящих полицейское оборудование. Тори, ты дурак. Молодой баран, послушно топающий за козлом-провокатором на скотобойню. И спасла тебя чистейшая случайность – что Минара упомянула при тебе про янины способности, а ты решил ее завербовать.

Тори уронил на пол беседки листы – ветер тут же подхватил их и принялся весело гонять по углам – обхватил голову руками и застонал.

– Я не просто дурак, – сквозь зубы сказал он. – Я кретин! Идиот! Имбецил! Микроцефал! Господин Дзинтон! – вскинулся он. – А что с остальными? С Дзири? Те дела, что упомянуты на первой странице – это ведь они, да?

– Тори, я же сказал – без формальностей. Да, там стоят ссылки на досье твоих друзей. Ты подставил не только себя. Сейчас их дела тоже закрыты, так что можешь спать спокойно.

– Но Ёвай! Ведь он же тоже из наших! Как он мог предать своих?

– Каких "своих"? – насмешливо сказал Дзинтон. – Из каких "наших"? Тори, забудь ты свои бредни. Нет никаких "своих" и "чужих". Особые способности – то же самое, что физическая сила или интеллект. Есть люди сильные и слабые, есть умные и глупые, есть с особыми способностями и без них. Сила – не тот признак, по которому можно объединяться. Ёваю куда интереснее карьерная лестница СОБ, чем горячие парни с особыми способностями вроде тебя, пусть даже он сам владеет чем-то похожим. Так что не получится никакого братства девиантов, даже если ты продолжишь его строить. Выйдет очередная группа с общими интересами, которую объединяют не столько способности, сколько банальная корысть. И как только эта корысть пропадет, распадется и группа.

Тори сгорбился, опустив руки на колени.

– Спасибо за науку, гос… Дзинтон, – вяло сказал он. – Я… ты не думай, я все понимаю. Я тебе действительно благодарен, хоть и не просил о помощи. Я в долгу перед тобой. Просто я…

– Просто ты не знаешь, как жить дальше, – кивнул Дзинтон. – После того, как у тебя из-под ног внезапно ушла почва. После того, как твои идеалы внезапно оказались гнилой фальшивкой. Это нормально. Жизненный опыт – штука полезная, но приобретать его порой весьма неприятно. Сочувствую. Да, и брось думать о самоубийстве – даром, что ли, Яна тебе мозги чистила?

– Не даром, – с горьким сарказмом сказал Тори. – По крайней мере, теперь не побоюсь с крыши сигануть.

– Чувство юмора – вещь хорошая, – хмыкнул Дзинтон. – Очень полезная штука в жизни – при условии, что есть что-то сверх того. Ладно, проехали. Друзьям про СОБ не говори, незачем их нервировать лишний раз. Ну, а что до тебя… Чем собираешься заниматься дальше? Помимо учебы, я имею в виду?

Тори снова пожал плечами. Сейчас ему хотелось только одного: лечь и умереть. Он вспомнил, как летом они с Ёваем горячо спорили о жизни, о том, как можно переустроить мир, как следует организовывать справедливое общество… Теперь его передергивало об одной мысли о том, что эти беседы аккуратно стенографировались собами, заносились в его личное дело и, наверное, анализировались, чтобы Ёвай мог и дальше играться с ним, как кукловод с марионеткой. То, что казалось единственно верной в жизни дорогой, внезапно превратилось в проложенную к охотничьей яме тропу. Его обдурили, обманули и заставили слепо идти в ловушку, причем не в одиночку, а с доверяющими ему друзьями. И как жить после такого?

– Понятно, – резюмировал наблюдающий за ним Дзинтон. – Даже жить не хочется, что уж там о планах говорить… Молодежь всегда воспринимает неожиданные проблемы как конец света. Тори, за одного умеющего подниматься дают трех умеющих стоять. А ты сумеешь подняться. Яна недаром за тебя уцепилась. Она еще плохо пользуется своим даром эмпатии, умение придет лишь с возрастом. Но уже сейчас она интуитивно чувствует, что ты стоишь ее внимания.

Он наклонился вперед, приподнял голову юноши за подбородок и заставил его взглянуть себе в глаза.

– Тори, я сказал тебе, что вытащил тебя лишь ради Яны. Признаюсь, это неправда. Будь ты самовлюбленным эгоистом, устроившим свою партизанщину лишь ради своей власти над другими, я бы и пальцем не пошевелил даже ради дочери. Но ты в меру своего понимания пытался сделать мир более справедливым. И ты в самом деле полагал, что борешься не только ради себя и своей выгоды. Пусть дорога, которую ты выбрал, оказалась кривой и неверной, но ты, тем не менее, выбрал борьбу вместо житейского спокойствия. И это заслуживает поддержки. Я не чувствую в тебе стремления возвыситься за счет других и готов помочь.

Он отпустил подбородок парня и указал в сторону прогалины между деревьями, где в прорехах между тучами виднелось ночное небо, искрящееся драгоценностями Звездного Пруда.

– Но я не собираюсь помогать тем, кто не в состоянии оторвать взгляд от земли. Посмотри на эти звезды, Тори. Они чудовищно далеки и чудовищно огромны. Они появились на свет задолго до нас и потухнут миллиарды лет спустя после нашей смерти. Как думаешь, есть им какое-то дело до нашей мышиной возни? До политических игр, до стремления вскарабкаться на вершину социальной пирамиды, до человеческой тяги к житейскому комфорту? Биологическая жизнь во Вселенной возникает не так уж и редко, и звездам нет никакой разницы между молодым жеребцом, собирающим себе табун кобылиц, и человеком, сколачивающим свою собственную политическую партию. И жеребец, и властитель пришли из небытия и уйдут в небытие, и след, который властитель оставил в истории, для Вселенной немногим заметнее следа, который оставляет в степи лошадиный табун. Я не собираюсь помогать тем, кто заботится только о своем благополучии. Найди в жизни цель, к которой стоит стремиться, Тори. Высокую цель. Ту, которая помогает человеку подняться к звездам и заставить их признать тебя равным. Не обязательно быть астрономом или космонавтом. Можно быть писателем, философом, ученым, инженером, даже политиком. Главное – стремление вперед.

– Яна тоже говорила, что надо помогать другим, – пробормотал Тори. – А как я могу кому-то помочь?

– Яна страдает теми же возрастными проблемами, что и ты, – усмехнулся Дзинтон. – В вашем возрасте кажется, что "все или ничего" – единственный подход к достижению цели, а жизнь, возложенная на алтарь, – единственная достойная цель. Нет, Тори, помогать другим – лишь один из путей, причем не самый безопасный. Бескорыстная помощь развращает. Дай голодному еды один раз – он скажет спасибо, а дай два – так на третий он, пожалуй, и скандал закатит, что кормишь невкусно и нерегулярно. Нет, помогать можно лишь тому, кого хорошо знаешь, и ровно настолько, насколько ему не повредит. Так что поменьше думай о чужом счастье.

– Я не понимаю, – тряхнул головой парень. – То ты говоришь, что нельзя стремиться только о своем благополучии, то – что нельзя помогать другим. А что же делать? Какова же высокая цель?

– Для тебя? Понятия не имею, – пожал плечами Дзинтон. – Ни малейшего понятия. Твое дело – найти ее в жизни. Возможно, ты никогда ее не найдешь, такое тоже случается. Это сейчас ты кипишь молодой энергией, которую не знаешь, куда девать. Но с годами успокоишься, остепенишься, обустроишься, обзаведешься женой, любовницами, детьми, положением в обществе, и тебе станет все меньше и меньше хотеться что-то менять. Постепенно тебя начнет устраивать, как тикает механизм этого мира, и ты начнешь со снисходительным презрением поглядывать на мечущихся юнцов, не знающих, куда выплеснуть избыток сил.

Тори фыркнул.

– Не веришь. А зря. Лет черед десять-пятнадцать ты мои слова еще вспомнишь. И вот чтобы такого не случилось, ты и должен найти свою цель. Цель, которая дает тебе возможность не существовать от рождения и до смерти и не рвать жилы в отчаянной попытке победить и умереть, а жить. Жить по-настоящему. И не пытайся переустраивать сегодня, это бессмысленно. Думай о том, что произойдет послезавтра.

Дзинтон хмыкнул.

– Напоследок дам тебе еще один совет. Ну-ка вспомни, что именно, какие эмоции ты испытывал, когда Яна публично, перед всеми, заявила, что не собирается иметь с вами ничего общего. Давай, вспоминай.

Тори озадаченно посмотрел на него.

– Ну… – медленно произнес он. – Удивление, наверное. Злость…

– Да. Но это не главное. Еще.

– Обиду?

– В точку. Обиду. Именно обида и явилась первопричиной злости и ярости. Ну разумеется – ты пытаешься для человека что-то сделать, а он, понимаешь, отбрыкивается… Тори, именно чувство обиды является самым опасным и разрушительным для благодетеля. Именно оно вызывает перерождение благородных устремлений в черную злобу на весь мир. Запомни: что бы ты ни делал для других, они не почувствуют себя ни благодарными, ни обязанными тебе. Такова особенность человеческой природы – уже оказанная помощь не стоит ни гроша. Да, встречаются исключения, но не так часто. Поэтому накрепко запомни одно простое правило: никогда не жди признания. Хочешь нести другим счастье и процветание? Валяй. Но не рассчитывай, что тебе скажут спасибо даже в случае успеха. Меняй мир, строй лучшее общество, ищи новые пути, но лишь потому, что так нужно тебе, тебе лично. Потому что такой мир устраивает именно тебя, а вовсе не потому, что ждешь чужого одобрения. Потому что ты делаешь то, что должно, а дальше пусть вершится судьба. Принимай благодарность, но не ожидай ее, оставайся самодостаточным. И тогда черные чувства в тебе не возникнут.

Дзинтон встал.

– Все, душеспасительная беседа окончена. Парень ты умный, часами полоскать мозги тебе незачем, а у меня дела. Добираться домой так поздно смысла нет никакого, так что переночуешь у нас. На втором этаже есть свободные комнаты, Яна покажет. Листочки, между прочим, подбери, нечего здесь мусорить. И сохрани – в старости будет весьма забавно почитать. Пока, партизан!

Он ободряюще улыбнулся, сбежал по ступенькам беседки и исчез в ночи.

Тори вздохнул и понурился. Дзинтону хорошо говорить – найди цель в жизни! А какую? Одну уже нашел, идиот. Где гарантия, что новая окажется лучше? Внезапно он почувствовал, что порывистый ночной ветер начал пробираться под куртку и трепать волосы. Похоже, пора возвращаться в дом. Невежливо, конечно, так обременять хозяев, но если уж сами настойчиво приглашают…

Радужный вихрь взметнулся в беседке, и изумленный парень обнаружил, что прямо перед ним в воздухе висит аккуратно сложенная пачка бумажных листов, а на ней восседает, беззаботно болтая ногами, давешняя фея. Она весело пискнула, помахала ему рукой, вспорхнула в воздух – пачка сунулась ему в лицо с такой скоростью, что он едва успел ее перехватить – и улетела. Светящийся шар под потолком замерцал и начал медленно угасать. Определенно, это намек. Тори покачал головой. Нет, точно, для одного дня на его голову свалилось слишком много. Он зевнул, взял досье под мышку и вышел из беседки. Окна старого отеля тепло и приглашающе светились, и он пошел к ним по хорошо заметной в темноте тропинке. Надо выспаться. Завтра он насядет на Яну и потребует от нее объяснений. И светящихся тропинок, и феи, и прочей мистики, которая водится в этом доме.

А еще завтра он обязательно найдет Дзири и помирится с ней. И она наверняка его простит, он точно уверен.