— Просто чушь какая-то! — Ведерников звучно хлопнул ладонью по бедру. Ярость в голосе директора Индустриального комитета очевидным образом мешалась с растерянностью. — Господин Народный Председатель, я не знаю, кто из ваших так называемых экспертов готовил предложение, но я должен категорически и однозначно заявить: предприятия в списке являются крайне важными для…

— Да ни для чего они не важны! — в первый раз за время заседания Олег повысил голос. — Михаил Хуанович, я бы попросил вас сесть на место и успокоиться. Вы ведете себя как дите малое! В справке ясно указано, что все указанные предприятия играют незначительную роль в производственных цепочках, а их продукция в основном скапливается на складах. Объясните мне, для чего, например, народному хозяйству требуется в год пятьдесят тонн станин для… — он заглянул в бумагу, — фабельных станков? У нас что, такой острый дефицит катализирующих сердечников, которые на тех станках вытачиваются? Сердечников в лучшем случае три сотни в год всего нужно, а на выточку одного такого требуется максимум день. А никому не нужные станины складируются в ящиках прямо под открытым небом и через год-другой идут в переплавку как железный лом.

— Но в плане стоит…

— В план станины в таком количестве поставили три года назад. Кретин, который так поступил, наверняка думал не головой, а задницей. Вы поручитесь головой, что сегодня каждый килограмм станин жизненно важен для народного хозяйства? Вообще, господа, — Олег обвел членов Кабинета тяжелым взглядом, — по изучении предмета я должен заметить, что обновление ассортимента продукции предприятия раз в десять лет не способствует гармоничному развитию народного хозяйства. Полагаю, настало время радикально пересмотреть наши методы управления и понять, каким образом можно сделать их более гибкими и соответствующими нынешним реалиям.

— Но при чем здесь мои заводы? — Ведерников аж вскочил на ноги от возмущения. — Я прекрасно знаю, кто, что и для чего производит! У меня нет лишних производств…

— Вы так говорите, — оборвал его Олег. — А вот эксперты, привлеченные Канцелярией, полагают иначе. Сядьте!

Наступила мертвая тишина. Народный Председатель в упор смотрел на директора Инкома, пока тот не опустил глаза и не уселся на место. Остальные присутствующие неспокойно зашевелились.

— Итак, господа, — Кислицын прокашлялся. — Информирую, что я санкционировал общую ревизию основных фондов. В ближайшие три-четыре месяца проверяющие Канцелярии и Службы общественных дел совместно проведут изучение состояния дел в народном хозяйстве, особое внимание уделяя предприятиям из розданного вам списка. На некоторых предприятия, которые, по мнению экспертов, действительно не являются важными для народного хозяйства, будет проведен эксперимент по частичному переводу их на хозяйственный расчет. Это не означает — повторяю, не означает! — что мы собираемся предоставлять им полную свободу экономических отношений, отпуская в плаванье по волнам анархии. Мы всего лишь проверим, насколько дееспособны окажутся отдельные производства в условиях предоставленной им относительной свободы.

Он звучно припечатал ладонью по столу.

— Тут уже не раз прозвучала мысль, что речь идет чуть ли не о предательстве идеалов народной справедливости. Чушь собачья! Справедливость не является помехой для самостоятельности. Полвека назад, во времена индустриализации, жесткий план развития был необходим. Разрушенное войнами государство нуждалось в твердой руке, чтобы выжить. Но сейчас другая ситуация. Нужно уходить от уравниловки, давать людям стимул трудиться…

— Вот пусть бы и соревновались за вымпелы! — проворчал Смитсон. Министр сельскотоварного производства выглядел более угрюмым, чем обычно. Его маленькие заплывшие глазки уперлись в стол, не поднимаясь на Нарпреда. — У меня в сельпрозах…

— У вас в сельпрозах, Иван Васильевич, — оборвал его Олег, — работники соревнуются не за вымпелы, а кто с утра пораньше первым до бутылки доберется. Вы сначала страну накормите, а потом уже себя в пример приводите. Из-за вас мы нефть с газом в Сахару гоним, из-за вашего неумения производство организовать. Без кучи импорта мы обойтись можем — без колготок джезаирских, без сапог кирхских, без мебели кухасской — а вот без еды не обойдемся. И именно из-за вас любое уменьшение объемов нефтеэкспорта для нас смерти подобно.

Смитсон выслушал тираду, не дрогнув.

— Я, извините, ничего не могу сделать, — сухо ответил он, — пока техника, которую я получаю, живет на поле в среднем два месяца. Когда из двух комбайнов приходится собирать один, а новые тракторы ломаются, вспахав сто метров, я никого не накормлю. И никто не накормит, — добавил он, глядя на Олега немигающим взглядом. — Можете меня уволить и поставить на мое место кого угодно из ваших… экспертов, чтобы убедиться самостоятельно.

— И что нам имеет ответить господин Пряхин? — саркастически осведомился Олег, поворачиваясь к директору Комитета легкой промышленности. — А, Микаэль Аркадьевич?

Тот побагровел.

— Какие работнички, так и техника живет, — ядовито огрызнулся он в сторону Смитсона. — Руки из нужного места отращивать нужно, а не откуда растут! Почему мои специалисты приезжают в сельпрозы с «негодной» техникой и спокойно работают на ней по месяцу и более, не пропуская ни одного дня, а местные… м-механизаторы гробят ее за неделю так, что все узлы полностью перебирать приходится?

— Твои специалисты день сидят за штурвалом, а потом полночи над комбайном возятся, гайки довинчивают! — хохотнул Смитсон. — То-то больше месяца они не выдерживают!

— Да твои…

— Хватит! — гаркнул Олег, и спорщики замолкли, с ненавистью сверля друг друга взглядами. — Ведите себя прилично, в конце концов! — Он снова побарабанил пальцами по столу, выдерживая паузу. — Так, — наконец продолжил он. — К вопросу о технике. Техника у нас дерьмовая, да и работнички на ней не лучше.

Теперь спорщики обратили свои яростные взгляды на него, на что он не обратил ни малейшего внимания.

— Проблемы решать надо, причем как можно быстрее. Как стимулировать полевых работников, мы еще продумаем. А вот как поступить с рассыпающимися на ходу комбайнами я, пожалуй, уже знаю. Проект прорабатывался Канцелярией последние несколько дней, но к сегодняшнему заседанию она не уложилась, — Олег послал ехидный взгляд скромно сидящему в углу Бирону. — Нормативные документы вы получите на днях. Под личную роспись, прошу учесть, и только попробуйте мне потом заявить, что не дошли! Суть в том, что на всех производствах техники в течение двух месяцев будут перестроены отделы технического контроля. Нынешнее положение, когда они ходят под директорами заводов, нетерпимо и контролю за качеством отнюдь не способствует. Мы выделяем ОТК в отдельные самостоятельные организации. Не прошедшая в них контроль качества продукция будет заворачиваться обратно сразу же, еще до отгрузки потребителям.

— Кому станут подчиняться новые отделы? — угрюмо осведомился Пряхин.

— Центральному органу — вновь создаваемому департаменту Канцелярии. Кстати, Канцелярия также прорабатывает вопрос о введение уголовной ответственности директоров за выпуск некачественного товара.

— Чушь какая-то, — с отвращением пробормотал Ведерников. — Стрелочников искать начнем?

— Не говорите глупостей, Михаил Хуанович, — поморщился Кислицын. — Вам не идет. Ответит головой не только директор завода, но и его начальство — вплоть до вас. Мне не нужны козлы отпущения, мне нужен результат. Вы можете как угодно относиться ко мне лично, но вы же взрослый человек и не совсем дурак, надеюсь. Вы сами должны понимать, что мы катимся под откос, и что если мы не предпримем срочные радикальные меры, то скоро расшибемся в лепешку. Вам мало массовых забастовок в Малачинске, Кукуштане, Бисерти, на Бадасских шахтах? Мало того, что общаки… Общественные дела чуть ли не каждую неделю открытые демонстрации предотвращают то тут, то там? Мало того, что люди уже не только экономические, но и политические требования выдвигают? Это в стране-то победившей Народной Справедливости! Нет уж, господа. Я не намерен допускать хаоса и анархии в стране. А остановить падение можно только чрезвычайными мерами. Их следовало начать применять пять лет назад, но лучше поздно, чем никогда.

Он откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул, с неудовольствием почувствовав, как брючный ремень врезается в полнеющий живот.

— Если больше вопросов по данной теме нет, переходим к текущим проблемам…

* * *

Позже, в своих апартаментах, Олег задумчиво спросил:

— Как думаешь, что они предпримут?

— А хрен их знает! — жизнерадостно откликнулся Пашка. — Кабинеты их по жизни на прослушке, они в курсе, так что ничего лишнего себе болтать не позволяют. Все серьезные обсуждения — там, где их не только жучками не обсадишь, но и направленным микрофоном не возьмешь. Может, обязать их круглые сутки на себе радиомикрофон таскать, как думаешь?

— Тогда нас с тобой точно в одной могиле похоронят, — усмехнулся Народный Председатель. — Ввиду того, что бомбой так перемешает, что не разделить. Помнишь Штрайха? Я еще когда в институте учился, все удивлялся, как в квартире директора УОД мог бытовой газ рвануть.

— Я тоже, — согласился Бирон. — Вообще интересная та папочка оказалась из личного шварцмановского сейфа. Я, конечно, знал, что Канцелярия с общаками друг друга не переваривают, но чтобы до такой степени… Голосупов, кажется, более вменяемый, чем Дуболом, но и у него нет-нет, да проскальзывает во взгляде этакая гнильца, когда со мной общается.

— Такое, друг мой, абсолютно нормально и правильно, — усмехнулся Олег. — Спецслужбы не должны друг друга любить. А то еще сговоришься ты с Голосуповым да и устроишь мне дворцовый переворот…

— Шуточки у тебя! — обиделся начальник Канцелярии. — Не смешно, между прочим.

— Ладно-ладно, дурак я и шутки у меня дурацкие, как говорил один мой знакомый Хранитель, — быстро откликнулся Олег. — Как там Шварцман? Вести есть?

— Ну… — Павел задумчиво потер подбородок. — Пока ничего особенного. Стандартные отчеты — встретился, поговорил, убедился. Сам понимаешь, ни по телефону, ни почтой подробности не сообщишь. Но общий тон нейтральный, условных знаков пока не наблюдается.

— Как думаешь, не захочет снова в самостоятельную игру сыграть?

— Думал уже. Разумеется, захочет. Чтобы такой зубр на поводке у сопляков вроде нас ходил? Ха! Тут сомнений нет, не только захочет, но уже и играет. Другое дело, как далеко его игры зайдут. Среди директоров да министров союзников ему найти сложно — не любят его по старой памяти, да и боятся. Меня подсидеть, снова в начальники Канцелярии вернуться — тоже вряд ли: шрам на руке у тебя все еще побаливает, то еще напоминание. Тобой рулить исподтишка — да, более чем вероятно. Ну да и ты тому не обрадуешься, и я не дурак, чтобы ушами хлопать. Так что пусть себе играет, лишь бы за нашу команду. Живи сам и давай жить другим, типа того.

— Исчерпывающий анализ, — усмехнулся Олег. — Ладно, убедил — до следующего приступа паранойи. — Он посерьезнел. — И все же, сам-то как думаешь — сможем мы пробить реформы через идиотов в моем правительстве? Или все-таки разгонять и сажать придется несмотря на все опасения?

— Сажать только начни, а остановиться уже не удастся, — пожал плечами Павел. — Общественным делам только дай во вкус войти. Многие там до сих пор по временам Железняка ностальгируют. Лучше уж не надо. Но и без того тяжко придется. Ты вот в своем Комкапстрое унитазы с музыкой доставал, а я в Канцелярии еще в качестве референта с реальными директорами пообщался немного. Нифига с ними не сделать — дубы дубами, круговая порука сверху донизу, никому ничего не надо, кроме спокойной жизни. Только сажанием да расстрелами расшевелить можно.

— Расшевелить… — Олег покатал слово на языке, словно пробуя на вкус. — Расшевелить, говоришь? Сейчас…

Он встал и принялся ходить по комнате, пытаясь поймать мысль за хвост.

— Ага, вот оно! Помнишь, когда Шварцман меня приглашал в выборах поучаствовать год назад, он со мной в парке на свежем воздухе общался? Я тогда тебе рассказывал в общих чертах, но детали опустил. А потом и сам их забыл. Сейчас вот вспомнил, что ляпнул тогда Шварцману, что неплохо бы паровой свисток организовать, чтобы кухонным теоретикам напряжение сбрасывать. Я имею в виду, организовать газету или две, в которых можно языками чесать посвободнее, чем в целом. До определенных пределов посвободнее, конечно, но все же. Смотри, какая польза выходит. Во-первых, из первых рук получаем информацию о том, что больше всего недовольных умников волнует. Во-вторых, показываем людям, что мы готовы всерьез обсуждать всякую чепуху, ну там открыты для реформ, все такое. Наконец, самое главное, через такие газеты можно до людей доносить наши намерения, которые в обычных источниках выглядят обычной ничего не значащей говорильней. Если работяги поверят, что мы всерьез намерены что-то реформировать, пусть и не слишком сильно, может, поутихомирятся немного. А заодно и на своих директоров снизу надавят, не позволят реформы саботировать. Как?

— Ага, не позволили тут такие! — усмехнулся Павел. — Как-то слабо верится. — Он подумал. — Ну, может, ты в чем-то и прав. Однако организовывать с нуля не стоит — не поверят. Сегодня газетка есть, завтра нет, кто за ней стоит — непонятно. Тут ведь еще одно кроется. Такая газета должна наши намерения доносить не только до работяг, но и до чиновников на местах. А те точно знают, где нужно сигналы выискивать. Так что придется нам одну из старых да заслуженных газеток задействовать, с орденами на первой странице.

— Да, тут ты прав, — признал Олег. — И кого, думаешь, можно использовать?

— Выбор, в общем, невелик — ведущих официальных рупора всего два, «Истина» и «Новости». Остальные газеты второго эшелона вроде «Алого востока» калибром поменьше, к ним не так серьезно отнесутся. «Истина» слишком кондовая для таких экспериментов, там половину редакции менять придется начиная с главреда. «Новости» погибче, и главредом там мужик поумнее, и некоторые авторы ничего себе дядьки. Как же у того приморца фамилия — Стацис, Ларцик… не помню. Какой-то Отто, в общем. Сталкивался я с ними пару раз. Наверное, их и стоит задействовать. И, скажем, «Художественный листок» им в качестве поддержки. Там всегда гнилых интеллектуалов хватало, готовых любые темы пережевывать, лишь бы в пику властям. Вот пусть и жуют.

— «Листок» — такой толстый ежемесячник на трехстах страницах?

— Да нет. Газетка еженедельная, орган Союза писателей, что ли.

— Ах, писателей… — пробормотал Кислицын, усаживаясь обратно в кресло. — Ну, тогда да. Их и разогнать начисто не жалко, если что. Р-реалисты народные, певцы сталеваров и плотников… В общем, так. Я еще над идеей башку поломаю, но ты устрой-ка мне встречу с главредами «Новостей» и «Листка» на следующей неделе. Посмотрим, что за люди, насколько понятливые.

Он рассеяно побарабанил по столу.

— Ну, все, гуляй пока. Ко мне какой-то академик на прием через полчаса запланирован — два месяца в гости набивается — а я передохнуть хочу немного. Пойдешь мимо референта — будь другом, попроси, чтобы кофе принесли с бутербродами. Что-то жрать захотелось. Сам, кстати, не голодный?

— Нет, спасибо, — отказался начальник Канцелярии. — У нас ты любитель кусочничать. Я предпочитаю нормальную еду. Ладно, отдыхай, трудяга ты наш. Избавлю я тебя от личного нажатия на кнопку. Вечером созвонимся.

— Давай, — вяло согласился Олег, утопая в кресле и прикрывая глаза. — Слушай…

— Да? — Бирон, уже поднявшийся на ноги, насторожился.

— Э-э-э… как думаешь, сколько у нас в Моколе молодых девиц по имени Оксана?

— Оксана? — удивился начальник Канцелярии. — Ну очень редкое имечко! Думаю, десяток тысяч наберется, не больше. Тебя именно девицы младшего репродуктивного возраста интересуют или вообще все особи женского полу? Могу дать задание Полозкову, его ребята тебе через полчаса справку сделают.

— Да нет, не надо, — отмахнулся Олег. — Просто всплыло… Потом как-нибудь.

— Как хочешь, — Павел пожал плечами. — Ну ладно, я исчез.

Когда за начальником Канцелярии мягко закрылась дверь, Олег напряженно выпрямился. Внезапно всплывшее в памяти девичье лицо медленно растворялось, уходило куда-то на задний план. Взамен проявилось другое — мужское, сухощавое, со старомодными усами и бородкой, с жестким взглядом умных глаз.

— Зубатов Сергей Васильевич… — пробормотал про себя Нарпред. — Директор Московского охранного отделения. Что же за бред в голову лезет, а?

Олег выдохнул и на несколько секунд задержал дыхание. Дождавшись, пока перед глазами от нехватки воздуха начнут плыть круги, несколько раз медленно глубоко вдохнул. Сковавшее желудок напряжение постепенно исчезло, сменившись едва заметным покалыванием в левом подреберье.

— Только гастрита с панкреатитом мне для полного счастья и не хватало, — со злостью пробормотал Олег. — Для комплекта к дурацким реалистическим снам и галлюцинациям. Прав Пашка, пора завязывать с бутербродами.