— …и скажу я вам, что такого идиота, простите за резкость, я еще в глаза не видывал! — директор Секретно-розыскного отделения при канцелярии московского обер-полицмейстера, в просторечии Охранного отделения или даже просто Охранки, явно испытывал желание завершить начатое накануне террористами. Проще говоря, пристрелить Олега. Или свернуть ему шею. Таким милейшего Сергея Васильевича Олег еще не видел. В глазах Зубатова проявился опасный стальной блеск, вся интеллигентность с его физиономии куда-то пропала. Теперь в кресле восседал облеченный властью чиновник с большим опытом разноса подчиненных в пух и прах. Олегу инстинктивно захотелось вытянуться в струнку и одновременно бухнуться лбом о пол, демонстрируя полнейшее раскаяние. Навытяжку стоящий рядом Чумашкин, судя по лицу, испытывал аналогичные чувства.

— Смотрите сами, что вы натворили! — продолжал отчитывать его Зубатов. — Воспользовавшись совершенно секретной служебной информацией, к которой я допустил вас по собственному, увы, недомыслию, вы явились к одному из поднадзорных субъектов, явно дав ему понять, что он раскрыт и находится под подозрением. Одновременно вы спугнули еще двоих опаснейших преступников, которых департамент Медникова ведет уже полтора месяца. Местонахождение всех троих установить сейчас не представляется возможным, а ведь они — террористы, которые в любой момент могут заняться любимым делом: бросать бомбы. Имейте в виду, Олег Захарович, новые их преступления, если они состоятся, окажутся на вашей совести! Кроме того, вы явно обнаружили свою принадлежность к Охранному отделению перед преступниками, навсегда лишив нас возможности исподволь наблюдать хотя бы за Бархатовым в ситуациях, которые не внушают ему никакого подозрения. Бесценные сведения о террористической ячейке, к которой принадлежит химик, через вас уже не получить ни при каких обстоятельствах. Я уж не говорю, что ваша жизнь теперь находится в большой опасности. Террористы могут захотеть убить вас просто на всякий случай. Имейте в виду, крови они не боятся, предателей или тех, кого считают таковыми, казнят беспощадно!

Зубатов грохнул кулаком по столу. Время для оргвыводов, обреченно подумал Олег — и не ошибся.

— Я вынужден отменить ваш допуск к личным делам подозреваемых, — заявил Зубатов. — Господин штабс-капитан, я чрезвычайно недоволен и вами тоже. Господин Захаров человек новый в наших краях, ошибки совершает по глупости или просто по недомыслию. Но вы-то, опытный офицер, как вы могли так опозориться? Я вменил вам в числе прочего доставку господина Кислицына из Отделения до дома и обратно. Вы же вчера пренебрегли своими обязанностями, тем самым позволив ему без присмотра пуститься в сомнительные авантюры. Я отстраняю вас от задания. Явитесь к Медникову и доложите, что на вас наложено взыскание. В дальнейшем вы снова поступаете в его распоряжение. Вы свободны.

Чумашкин обреченно кивнул, бросил к голове ладонь, забыв, что в штатском, бросил на Олега виноватый взгляд, развернулся и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Зубатов снова обратил взгляд на Олега.

— Между прочим, во взыскании тоже виноваты лично вы, — устало сказал он. — Олег Захарович, вы же взрослый человек. Именно на это я надеялся, давая вам разрешение работать с архивом. И что? Вон, вся физиономия исцарапана после вчерашнего приключения.

— После приключения с моей физиономией было все в порядке. А царапины — я с утра брился, — угрюмо ответил Олег. — Никак не могу привыкнуть к вашим опасным бритвам. Орудие убийства, а не гигиенический прибор…

— Вы мне зубы не заговаривайте! — рыкнул Зубатов. — Бритва ему не нравится, тоже мне! К террористам в зубы соваться не опасно, а бритвы боится! Господи боже мой, в вашем мире все такие ненормальные? Или только Народные Председатели?

Олег вздохнул.

— Не возражаете, если я присяду? — спросил он и сел, не дожидаясь ответа. — Ну что вы в самом деле, Сергей Васильевич. Я ведь уже извинился. Случайно все вышло…

— Олух, — безнадежно махнул рукой Зубатов. — Олух царя небесного! Скажите, Олег Захарович, на кой ляд вы мне сдались? Зачем я трачу на вас время и нервы? Не говоря уж про казенное жалование? Да черт с ним, с жалованием, бездельников на синекурах в нашем отечестве и без того хватает, одним больше, одним меньше… Но я серьезно задумываюсь о целесообразности вашего пребывания в штате Охранного отделения. Вы очень напоминаете мне слепого щенка — тычетесь мордочкой куда ни попадя — в костер, в капкан, под копыта, не имея ни малейшего представления о реальных опасностях. Пока вам везло — крупно везло! — но далеко не факт, что продолжит везти и в будущем. Фигурально выражаясь, в один прекрасный день вы выползете на проезжую дорогу, и вас переедет первой же телегой. Вчера вот почти переехало. Как вы вообще умудрились вырваться?

— Помните, я вкратце рассказывал, как стал Народным Председателем? И как пулю словил на митинге? — кажется, гроза завершилась, чем следовало пользоваться. — Когда я, наконец, стал Нарпредом и отошел от ранения, Пашка настоял, чтобы я прошел подготовку по базовым курсам самообороны и рукопашного боя. Несколько месяцев трижды в неделю меня валяли по матам и учили грязным приемчикам драки. Вот, помогло, как видите. Сергей Васильевич, а как вы вообще узнали о том, что со мной произошло вчера вечером? Я даже не успел вам доложить.

— Дом, в который вы влезли, находится… находился, — с горечью поправился Зубатов, — под непрерывным наблюдением. В нем не раз собирались члены Боевой организации. Мы уже почти подготовились накрыть ячейку целиком, и вот на тебе — появляетесь вы и пускаете трехмесячную операцию коту под хвост! Приказы об арестах тех, кого мы выявили, уже отданы, но, боюсь, взять удастся мало кого. Вскоре после вашего бегства вся троица покинула дом и, пользуясь глухой темнотой, скрылась в неизвестном направлении. Филеры не рискнули преследовать их в темноте и по огородам. Наверняка они уже предупредили остальных. Поздравляю, господин Кислицын, вы успешно сорвали нам крупное дело.

— Н-да, — Олег покаянно склонил голову. — Честное слово, не ожидал, что так все выйдет. Всего-то хотелось пообщаться с Бархатовым на предмет его политических взглядов, пользуясь знакомством. Мирная беседа на отвлеченные темы, ничего более.

— И чего же вы сцепились с боевиками? — саркастически осведомился директор. — Вы хоть знаете, с кем имели дело? Между тем, один из ваших вчерашних собеседников — Владимир Мазурин, отчество неизвестно, партийная кличка — «Володя». Один из самых отпетых и неколебимых борцов, так сказать, за свободу. Активный член Боевой организации социалистов-революционеров. За ним числится минимум три доказанных убийства — два террористических акта против государственных чиновников и одна казнь заподозренного в измене товарища. Товарищ, кстати, был невиновен, доказательств его предательства не имелось, что «Володю» отнюдь не остановило. Плюс к тому Мазурин обоснованно подозревается к причастности еще по крайней мере к двум террористическим актам, а уж о скольки мы не знаем — и подумать страшно. Совершенно конченная и невменяемая личность, его недолюбливают и побаиваются даже товарищи по организации. Второй из присутствующих — Евгений Зверев, отчество также неизвестно, имеет кличку «Зверь», которой вполне соответствует. Безработный, одно время промышлял грабежом и разбоем, пока не прибился к Мазурину. Грубый тип, любит подраться и напиться в стельку. Верный подручный «Володи». Ну, Бархатова, исключенного из Казанского университета за неуспеваемость, вы и так знаете. И в чем же вы их собирались убеждать? В том, что зажились на свете? Поздравляю, вам вполне удалось.

— Да уж… — крыть казалось нечем. Олег в очередной раз поклялся себе воздерживаться от импульсивных действий, отчетливо, впрочем, осознавая, что впустую. — В следующий раз постараюсь поаккуратнее.

— Следующего раза не будет, — отрезал Зубатов. — Олег Захарович, как я уже сказал, у меня возникли большие сомнения в целесообразности вашего пребывания в штате Охранного отделения. От вашего увольнения меня пока что удерживает только одна мысль: что без постоянного пригляда вы наломаете дров куда больше. Исходя из самых чистых намерений, разумеется. Конечно, можно пустить за вами филеров, но у меня их и так куда меньше, чем хотелось бы. Кроме того, вы уже успели продемонстрировать свои способности по обнаружению слежки, а подвергать своих подчиненных лишним треволнениям я не намерен.

Он побарабанил пальцами по столу.

— Остановимся пока на следующем. Ваш допуск к закрытой части архива, как я уже сказал, отменяется. Если хочется побольше узнать о революционерах, поговорите с Меньщиковым, он выдаст вам пару чемоданов конфискованной подпольной литературы. Наслаждайтесь чтением. Прикомандированный к вам Чумашкин возвращается в распоряжение Медникова, поскольку с треском провалил свое задание. Взамен к вам приставляется… ох, да черт с ним, вы же просили Крупецкого в свое время? Вот он и приставляется. Надеюсь, со своим опытом он сможет держать вас в узде. Кроме того, вы обладаете таким талантом встревать в неприятности, что присутствие Крупецкого в вашем обществе может оказаться не менее эффективным, чем простое филерство. И вот что, многоуважаемый сударь, — Зубатов наклонился вперед. — Помните — еще один фокус во вчерашнем духе, и я вас знать не знаю. Выкручивайтесь самостоятельно — приспосабливайтесь к нашей жизни или ищите выход в свой мир, мне все равно. Вопросы есть?

— Да, — кивнул Олег, и Зубатов удивленно поднял бровь. Судя по всему, после подобных распеканий подчиненные пробкой вылетали за дверь при первой же возможности. — Сегодня утром мне принесли список того, что группе Вагранова потребуется для организации опытного производства полиэтилена, — он протянул через стол пару листов бумаги. Зубатов неохотно взял их и быстро пробежал глазами. — Я не рассчитываю, что вы выделите требуемые фонды. Но, может, подскажете, где можно приобрести или заказать необходимое оборудование?

— Ну у вас и вопросики, — хмыкнул директор Охранки, возвращая листки. — Ни малейшего представления не имею, если честно. Спросите Крупецкого, впрочем, может, он подскажет. Он человек тертый.

— Договорились, — кивнул Олег. — Ну, тогда я пошел. Где, вы говорите, я могу найти вашего Крупецкого?

* * *

Уличный шум действовал Оксане на нервы. Неуверенно оглядываясь, она шла по какой-то незнакомой московской улице. Заблудиться она не боялась — чувство направления выручало ее в подобных ситуациях. Она любила вот так нырять в суету незнакомого города, бродить по его улицам, рассматривать здания и наблюдать сценки из жизни. Любила — в прошлой жизни.

Она до сих пор еще не отошла от шока. Временами словно густой туман скрадывал все вокруг, в глазах двоилось, причем разные изображения жили разной жизнью. Иногда ее покачивало, словно от сильного головокружения, так что она опиралась рукой на забор или стену дома и переводила дыхание. Один раз ей показалось, что ее рука просто прошла сквозь стену из могучих бревен, и она в страхе отпрянула. Но стена осталась на месте и на ощупь показалась такой же твердой и основательной, как и прочие сооружения.

В таком состоянии она частенько пребывала с того самого момента, как пришла в себя в комнате со склонившейся над ней забавным дядькой в золоченых очочках без дужек. Тогда докторская повадка не оставляла сомнений: с ней что-то случилось, и она в больнице. Осознание новой реальности приходило медленно, и Оксана до сих пор не была уверена, что ей не снится сон, то ли забавный, то ли жуткий. Жить в одной квартире с самом Народным Председателем, но в каком-то чужом и совершенно непонятном мире! Бред. Низкие деревянные, редко каменные дома, вонючие лошади, тянущие за собой какие-то коляски, ужасные женские платья, которые, казалось, невозможно толком надеть и застегнуть… А нижнее белье! Броня от нескромных покушений, а не белье. Тихий ужас, в общем. Как она скучала по родной Сечке, по оставшимся дома родителям, таким занудным, но сейчас кажущимся такими уютными и надежными…

Она по привычке сунулась рукой в карман за сигаретами и тихо выругалась. Здесь дамам не полагались ни штаны, ни даже карманы. Только дурные, почти до земли, платья, путающиеся в ногах подолом при ходьбе, и сумочки-ридикюли в качестве заместителя карманов. Свою сумочку она, разумеется, забыла на квартире. Преодолев очередной приступ головокружения и землеклонения, она тряхнула головой. Да соберись же ты, дура! Мало с похмелья на лекциях сидеть приходилось, так что преподы брезгливо отворачивались? Соберись, ты же умеешь. Ну!

Еще раз тряхнув головой, она оторвала взгляд от земли и решительно огляделась. Улица перестала двоиться и приобрела четкие очертания. По деревянному тротуару неторопливо шествовали мужчины, с интересом поглядывая на нее, вдоль дороги росли редкие деревья. Кажется, таких листьев она никогда раньше не видела. Неужто и в самом деле другой мир, как Нарпред… Олег говорил? Или она просто пожизненная двоечница по ботанике? Ладно, замнем для ясности. Итак, что мы имеем в ближайших окрестностях? Улица. Бульвар, можно сказать. Тут и там виднеются маленькие магазинчики с небольшими витринами под матерчатыми навесами. Денег с собой нет, и вообще их мало — как сообщил ей Олег, высокооплачиваемой его местную должность назвать сложно — но за погляд денег не берут, верно? Вот, кстати, еще одна дурацкая местная поговорка, неизвестно откуда всплывшая в голове. Откуда она вообще знает местный язык? Называется «русский», но несмотря на схожесть названий точно не родная руста даже на уровне базовых конструкций, ничего похожего. Уж на таком-то уровне она в языках разбирается. И слова выскакивают сами, без ее участия, словно кто-то за нее говорит. Нет, все-таки бред. Ночной кошмар. Наверное, меня тогда все же замели, в камере я простыла и сейчас валяюсь с воспалением легких. И брежу. Ой, не надо о грустном. Еще неизвестно, что хуже — следователь-общак с добрыми-добрыми глазами или местная сумасшедшая действительность.

Она решительно подошла к одежной лавке и толкнула дверь. Звякнул колокольчик.

— Приветствую прекрасную мадемуазель! — расплылся в улыбке парень в кожаной безрукавке… жилете и смешном картузе. — Чем я могу вам помочь?

— Я… просто смотрю, — буркнула Оксана, смущенно отворачиваясь. — Можно?

— Разумеется, сударыня! Для такой прекрасной госпожи — все что угодно! — парень подмигнул и жестом фокусника развернул перед ней рулон зеленой материи. — Вот, могу предложить лучший ситец приятных расцветок…

Не слушая его профессионально-завлекательную скороговорку, Оксана озиралась по сторонам. Прилавок загромождали рулоны ткани самых разных расцветок. Девушка никогда не питала склонности к самостоятельному пошиву, предпочитая магазины готовой одежды и — когда временно заводились деньги — фарцовщиков в подворотнях на Знаменской (нет, а где вы еще найдете нормальные колготки и чулки, не дающие стрелку при первой же зацепке?) Теперь обилие тканей заставило ее окончательно растеряться. В одном из рулонов она, кажется, опознала бархат, но здесь ее текстильные познания заканчивались.

Уловив ее нерешительность, приказчик замолчал. Он уже понял, что девица в бедном платье, скорее всего, недавно попавшая в столицу провинциалка и в самом деле покупать ничего не собирается. Какая-нибудь приживалка у богатой старухи, прислуга за все и девочка для битья под скверное настроение. Своих денег нет, старухины брать боится. Так что дохода с нее не предвидится. С другой стороны, посетительница, да еще и со смазливой мордашкой — все не так скучно. Может, даже удастся познакомиться… и развить отношения вплоть до амурных. Почему бы и нет?

— Недавно в Москве, барышня? — сочувственно спросил он. — И все еще не освоились?

— Да, недавно, — кивнула Оксана, с интересом ощупывая ткань. — Странный… странный город…

— Шумный, суетливый, все куда-то торопятся… — подсказал приказчик. — У вас дома, небось, все тихо и чинно?

— Да ну, бросьте… — усмехнулась девушка. — Наоборот. Я-то думала, что столица должна выглядеть… ну, большой, представительной, с высокими каменными зданиями в двадцать этажей, с автобусами и трамваями на каждой улице. А у вас как-то все сонно, домишки маленькие, покосившиеся, в землю вросли. Лошади ваши… ф-фу! — она махнула рукой, но тут же спохватилась. А вдруг продавец начнет докапываться, откуда же она заявилась? Что отвечать?

— Э-э-э… — озадаченно пробормотал парень. — Ну, Москва, конечно, не Петербург… — Провинциалка? И Москва для нее захолустье? Ой, непростая девица! И на приживалку, пожалуй, непохожа. Откуда же она, такая бойкая? — Прошу пардону, мадемуазель, а вы откуда…

Снова звякнул колокольчик у входной двери, и приказчик тут же утратил интерес к Оксане, расцвел улыбкой и повернулся к вошедшей даме, за которой следовал угрюмый бородатый мужик в красной рубахе.

— Графиня! — воскликнул он, выходя из-за прилавка и поскрипывая подсыпанным в сапоги сахарным песком. — Приветствую вас, ваше сиятельство! Прошу, заходите, мы всегда вам рады! У нас как раз новые образцы тканей. Вот, прошу сюда…

Он широким жестом указал в сторону прилавка и осекся, обнаружив, что странная девица стоит возле тех самых образцов, которые он намеревался продемонстрировать.

— Э-э-э, мадемуазель! — он осторожно тронул ее за плечо. — Могу я попросить вас немного отойти…

— Ой, да пожалуйста! — Оксана дернула плечом и направилась к выходу. Чего она вообще сюда сунулась? Тем более без денег. — Я все равно уже ухожу.

Дама с приказчиком озадаченно посмотрели ей вслед.

— Странная она какая-то, — извиняющимся тоном произнес приказчик. — Зашла, обругала Москву — и то ей не так, и это не эдак, теперь вообще убежала. Не обращайте внимания, ваше сиятельство, случаются такие дурочки.

— Дурочки, говоришь? — графиня подняла бровь. — Что-то ты, любезный, легко людей судишь.

— Прошу прощения, ваше сиятельство! — приказчик покраснел как рак. — Не подумавши брякнул-с, виноват. Не соизволите ли взглянуть…

Оксана медленно брела по дощатому тротуару, с вялым интересом оглядываясь по сторонам и наступая на желтые и красные листья, гоняемые ветром, когда сзади послышался стук копыт, и кучер возгласом «Тпру!» остановил возле нее открытую коляску.

— Погодите, милочка! — послышался возглас, и спрыгнувший с козел мужик распахнул перед ней дверцу. В коляске располагалась давешняя тетка-графиня. Впрочем, при ярком дневном свете она оказалась не такой уж и теткой. Скорее, она выглядела немногим старше самой Оксаны. — Залезайте. Да залезайте же, не стойте столбом, в конце концов!

Оксана неуверенно посмотрела на графиню, пожала плечами и неуклюже взобралась по ступенькам в покачнувшуюся коляску. Мужик захлопнул дверцу, вспрыгнул на козлы, и экипаж тронулся с места. От толчка девушка потеряла равновесие и вынужденно опустилась на мягкое кожаное сиденье.

— Я графиня Сапарская, — представилась владелица экипажа. — Но вообще-то можно просто — Натали. Мне показалось, что приказчик в лавке чем-то вас обидел. Я права?

— Не-а, — дернула головой Оксана. — Просто я чувствую себя паршиво. Ну, и раздражаюсь сильно. Меня зовут Оксана, — спохватившись, добавила она. — Мы куда едем?

— Мы никуда не едем. Просто катаемся, — пояснила графиня. — У меня утренний моцион. Значит, Оксана. Просто Оксана? И все?

— Оксана Шарлот, — буркнула девушка.

— Вот как? — брови графини изумленно поднялись. — Vous êtes Français? Mais pourquoi Oksana?

— Non, je n’étais pas Français, — автоматически ответила Оксана, не сразу сообразив, что перешла на совершенно незнакомый до того французский язык. — Просто фамилия такая. А что вам в моем имени не нравится?

— Не француженка, но по-французски говорите отменно, с парижским произношением, — все на том же новом языке продолжила графиня. — А! Я догадалась! Наверное, ваш отец или дед — из обрусевших французов-гувернеров. Откуда-то из Малороссии, верно?

— Да нет, — досадливо мотнула головой девушка, снова перейдя на прежний язык. Русский? Да, русский. А второй — французский? Откуда она знает несколько чужих языков? — Я из… — Она запнулась. Откуда же, Олег говорил, они родом по легенде? А! — Я из Каменска.

— Каменск… — задумчиво произнесла графиня Сапарская. — Кажется, где-то в Сибири.

— На Урале, — поправила ее Оксана. — Пермская губерния, Екатеринбургский уезд.

— Да, правильно. Дед по матери у меня бывал в тех краях, рассказывал. Но вы, кажется, сказали, что плохо себя чувствуете? Женское недомогание, верно?

— Женское? Нет, ничего страшного. Просто голова кружится.

— Где-то у меня имелась нюхательная соль, — озаботилась графиня, раскрыв ридикюль. Оксана вдруг сообразила, что на языке, на котором она только что говорила, «ридикюль» означает «смешной». Она невольно хмыкнула. Да уж, точнее не скажешь. — Сейчас, сию секунду…

— Да все нормально, — успокоила ее Оксана. — У меня так всю последнюю неделю. Как только… как только сюда приехала, так и началось. Доктор говорит, что должно пройти, так что не беспокойс…тесь. Но раз уж мы все равно куда глаза глядят едем, то не могли бы вы заодно подбросить меня до дома? Тут недалеко, я покажу, куда.

— А вы, милочка, нахалка! — заявила ей графиня обиженно. — Я вам что, извозчик, что ли? И вообще, только разговор завязался, так сразу домой.

— Слушай, подруга! — не выдержала Оксана. — Я вообще-то не напрашивалась. Ты меня сама к себе посадила. Извини, конечно, что не оправдала ожиданий, но мне действительно надо домой, вытянуться на кровати и давнуть ухо пару часиков. А еще мне не нравится, когда меня называют милочкой! Эй, кучер! Останови свое корыто! Я схожу!

Графиня оторопело посмотрела на нее, потом расхохоталась.

— Нет, ну ты действительно нахалка! — сквозь смех сказала она. — Я, между прочим, графиня, а не хухры-мухры! И со мной положено вежливо разговаривать. Да не кипятись ты так, ми… подруга. Довезем тебя куда следует. Слушай, ты, часом, не генеральская дочь по происхождению?

— Почему — генеральская? — удивилась так же мгновенно остывшая, как и вскипевшая Оксана.

— Потому что характером как раз в генералы годишься, — пояснила Сапарская. — Сначала приказчика отбрила, теперь со мной ругаешься. Ты вообще кто такая? По платью я тебя за прислугу приняла, но потом разглядела, что ошиблась. Не встречала я еще такой смелой на язык прислуги. Ну, так кто? Великая княгиня инкогнито?

— Много будешь знать, скоро состаришься, — угрюмо ответила Оксана. — Долгая история. Мне вон в тот переулок налево, а потом через два квартала еще раз налево. Там такой двухэтажный дом в Хлебном переулке.

— Степан, слышал? — строго спросила Сапарская. — Поехали. Но все же, загадочная Оксана Шарлот, сердце мне подсказывает, что не простая ты девица-провинциалочка. А сердце меня еще ни разу не обмануло. Тебе приличного доктора, случайно, не надо? Есть у меня один хороший знакомый, не шарлатан, как некоторые.

— Спасибо… — смутилась Оксана. — Но не надо. У нас денег мало. Кисл… э-э-э, Олег, мой брат… сводный… он немного зарабатывает, а я пока, сама видишь, никуда не гожусь. Да и Болотов обещал захаживать — он тоже врач. Скажи, тут у вас детей чему-то учат? Математике там, физике, химии?

— Математике? — изумленно подняла бровь графиня. — Если ты про гувернеров, то обычно учат языкам, истории, литературе иногда. Ну, и счету тоже. Но математика — в гимназиях или реальных училищах. А физика что такое? Э, неважно. Брат у тебя учителем работает?

— Нет, — мотнула головой девушка. — Брат у меня… я, честно говоря, не особенно знаю, чем он занимается. Какое-то Охранное отделение есть, он там вроде бы служит. А учителем я работать могу.

— И математику преподаешь? — изумилась Натали. — Ну, ты, ми… подруга, просто синий чулок какой-то. В первый раз вижу женщину, разбирающуюся в математике. Я вот дальше арифметики толком и не продвинулась, — пожаловалась она. — Умножаю так себе, а с делением вообще сложности. Ну, у меня для таких дел счетовод имеется. А насчет врача не беспокойся. Уладим как-нибудь. Чай, я не нищенка. Кстати, а французскому ты не учишь? У меня как раз старшенький сын в возраст вошел, пора его, оболтуса, приобщать к языкам.

— Нет, французскому не учу, — отказалась Оксана. — Я на нем только разговаривать умею.

О том, что знание французского она обнаружила у себя пять минут назад, она благоразумно умолчала.

— Жаль, — разочарованно сказала графиня. — Ты мне сразу понравилась. И не тушуешься, как другие. Ха! Тут, что ли, твой дом? Ну и дыра! Послушай моего совета, подруга, перебирайся-ка отсюда куда-нибудь в приличное место вместе с братцем. Только не завтра же, а то как я тебя еще найду? Я от тебя так легко не отстану, загадочная ты моя!

— Спасибо, — улыбнулась Оксана, неловко спускаясь по ступенькам. Кучер проворно спрыгнул с козел и помог ей сойти. — Значит, графиня Натали Сапарская? Запомню. Пока… подруга!

— Что — «пока»? — не поняла Натали.

— До свидания, в смысле.

— А! Ну, гудбай.

— Goodbye dear, — автоматически среагировала Оксана и едва удержалась, чтобы не зажать рот руками. Так. Это… английский язык. Интересно, что я еще знаю из местных наречий? Вот уж никогда не числила себя полиглоткой! Она проводила глазами укатившийся экипаж и вздохнула. В голове снова поднялся туман, ее слегка мутило, так что пришлось ухватиться за калитку. Нет, определенно стоило забраться в постель и вздремнуть пару часиков. Блин, и когда же все закончится?

* * *

— …графиня Сапарская? — переспросил Крупецкий. — Как же, весьма известная в свете особа. Урожденная Морокина, дочь обедневшего помещика. В семнадцать лет вышла за по уши влюбившегося вдового графа Сапарского, который был ее старше лет на сорок. Пять лет спустя граф умер от апоплексического удара. Большую часть состояния оставил детям от первого брака, которые уже сами давно семьями обзавелись, но и молодую жену не обидел. Сейчас у нее тысяч сто пятьдесят капитала. Два сына, четырех и шести лет. Бойка, несдержанна на язык, строит из себя демократку. В январе, помнится, ходила с красным бантом.

— А что случилось в январе? — поинтересовался Олег, и тут же с опозданием прорезалась память — ну да, расстрел демонстрации. Оксана внимательно прислушивалась, хотя и сделала вид, что читает какую-то нудную книженцию.

— Пан запамятовал? В январе демонстрацию рабочих в Петербурге солдаты разогнали. Много шуму тогда произошло, удивительно, что пан не помнит. Тогда по всей стране бунты пошли, войсками подавляли. Вот и графиня тогда фрондировала. Но демократку из себя она только напоказ строит. С домашней прислугой пани весьма строга, да и с другими черными людишками себя неприступно держит. Любит, впрочем, ненадолго принять участие в какой-нибудь уличной сироте. Потом остывает, бросает. Иногда крутит любовные интрижки в своем кругу, но повторно замуж выходить не торопится.

— Откуда вы столько про нее знаете? — удивился Олег.

— Так я же ее и расследовал, — ухмыльнулся Крупецкий. — Лично Сергей Васильевич меня на дело поставил. В общем-то пани безобидна. С бунтовщиками явно не водится, в неприглядных делах не замешана…

— Ага, понятно, — пробормотал Олег. — Осталось только закрутить с ней интрижку, жениться по расчету, войти в местную элиту и получить доступ к ее денежкам. Вот смеху-то будет…

— А то ж! — хохотнул филер. — Вы с ней по характеру, можно сказать, два сапога пара. Только, пан, не обессудьте, если она вас своим упрямством со свету сживет.

— Я, похоже, сам себя со света сживу, — бывший Народный Председатель покачал головой. — Приключениями наподобие вчерашнего. Ну, спасибо, Болеслав Пшемыслович. На сегодня я намерен из дома больше не выходить. Лягу спать пораньше. Кстати, может, еще чайку?

— Нет, спасибо, — филер грузно поднялся из-за стола и откланялся. — Я тоже отправлюсь домой. Завтра с утра я за вами заеду.

— Да не стоит… — запротестовал Олег, но осекся, наткнувшись на немигающий взгляд Крупецкого.

— Его превосходительство настоятельно просили, чтобы я не оставлял вас за пределами дома без присмотра.

— Тогда до завтра, — пробормотал Олег. Когда дверь за филером закрылась, он повернулся к Оксане. — Да уж, повезло тебе со знакомством. Интересно, пришлет она тебе врача или как? И сколько времени у ней к тебе еще интерес продержится?

— Вот женишься на ней — узнаешь! — огрызнулась Оксана, захлопывая книгу. Олег недоуменно поглядел на нее.

— Вообще-то я пошутил, — сообщил он раздумчиво. — Слушай, ты чего так близко к сердцу приняла? И вообще выглядишь ты не самым лучшим образом. Как самочувствие?

— Хреново самочувствие, — буркнула Оксана. — Голова кружится. Пойду лягу.

Он сердито поднялась на ноги, но тут же потеряла равновесие и чуть не упала. Олег успел вскочить и подхватить ее прежде, чем она упала на пол.

— У-у, как все запущено… — пробормотал он. — Похоже, тебе действительно нужно врача вызвать. Ну-ка, шевели ножками. Пойдем потихоньку к кровати…

Оксана почти не реагировала. Она вяло переступала, тяжело опираясь на Олега, ее глаза смотрели куда-то вдаль. Олег по-настоящему испугался. Ему показалось, что неровное дыхание девушки временами почти пресекается. Осторожно опустив ее на постель, он осторожно похлопал ее по щекам. Взгляд Оксаны сфокусировался и она хрипло вздохнула.

— Как ты? — тихо спросил Олег.

— Я тебя не вижу… — пролепетала она. — Я вообще ничего не вижу. Какие-то линии, пятна пляшут. Ох!

— Что?

— Теперь снова вижу… — она растерянно обвела комнату взглядом. — Знаешь, такое чувство, будто ничего вокруг нет. Ни кровати, ни потолка, ни лампы на столе. Просто туман, который рассеется под пальцами, — она судорожно ухватила его за руку. — Но хоть ты настоящий… Не покидай меня. Пожалуйста!

— Ну, малышка, куда же я от тебя денусь? — успокаивающе проговорил Олег, поглаживая ее по волосам. — Как же я без тебя? Знаешь, мне тоже иногда кажется, что вокруг какая-то зияющая пустота, все нереально. Сегодня ночью я проснулся от кошмара. И тоже не мог понять, сплю я еще или уже очнулся. Только твое дыхание в соседней комнате… Без него я бы точно свихнулся. Не бойся, милая. Никому я тебя не оставлю.

— Олег! — она повернула к нему бледное лицо и лихорадочным румянцем.

— Что? — он успокаивающе улыбнулся.

— Олег… пожалуйста… ты нужен мне! — Она снова сжала его запястье. — Я хочу любить тебя! Сейчас, здесь! Пожалуйста! Пока я окончательно не сошла с ума… — С неожиданной силой она обхватила его за шею. — Поцелуй меня!

Олег на мгновение замер, потом осторожно приник к ее губам, сухим и теплым. Его рука автоматически обхватила ее за талию. Тело под платьем напряглось, упругая грудь приникла к нему.

— Обними меня крепко-крепко! — прошептала Оксана. — Вот так… и не отпускай, а то я уплыву куда-нибудь очень далеко… и не вернусь. Держи меня!

Олег погладил ее по волосам и еще раз поцеловал. В нем вдруг остро пробудилось желание.

— Держу! — шепнул он в ответ — и покорился неизбежному.

* * *

Следующую неделю Олег с утра до вечера без передыху мотался по Москве. По совету Овчинникова он отправился на завод братьев Бромлей осведомиться насчет камеры высокого давления, а заодно и баллонов для хранения газа. Прихватив с собой Вагранова и снова прикрывшись маской инспектора несуществующего департамента управы, в одном из цехов он обнаружил рекомендованного ему инженера, сумрачного белобрысого дядьку лет пятидесяти с небольшим.

После оказавшегося довольно бурным часового обсуждения возможной конструкции камеры, типов насосов для подкачки газа и тому подобных деталей, в которых принимали обсуждение в основном инженер и Вагранов, дядька, наконец, кивнул и сообщил: «Сделаем». Впрочем, когда всплыл вопрос о стоимости и оплате, Олегу пришлось брать огонь на себя. Пришел управляющий, потом подтянулся директор завода. В долг делать камеру никто не собирался, но все волшебным образом уладилось, когда Олег произнес подсказанную Ваграновым загадочную фразу — «товарищество на паях». Фраза неожиданно понравилась всем присутствующим, и после очередной серии бурных обсуждений гости, наконец, покинули завод, условившись явиться на следующий день в контору «Русского банка» для обсуждения условий.

— Знаю я одного хорошего присяжного поверенного… — задумчиво произнес Вагранов после того, как компания выбралась на улицу, откланялся и укатил на извозчике.

Остаток дня Олег просидел в архиве Охранного отделения, листая нелегальную литературу и донимая Крупецкого разнообразными вопросами на тему революционного движения. Общая картина оказалась весьма любопытной.

Разнообразные террористические группы существовали в стране без малого полвека. Обычно они ограничивались редким метанием бомб и стрельбой в высокопоставленных персон. Кого-то ловили, казнили или отправляли на каторгу, кого-то за неимением улик или под давлением общественности выпускали, и в целом общее количество членов подпольных кружков ограничивалось максимум десятками человек на всю огромную империю. Своим чередом бунтовали крестьяне, устраивали стачки и забастовки недовольные рабочие. Там, где не справлялись малочисленные местная полиция и жандармские дивизионы, применялись регулярные войска. Однако в целом жизнь империи казалось относительно спокойной.

Однако после того, как страна вступила в двадцатый век, все изменилось. Увеличилось количество крестьянских бунтов и поджогов усадьб землевладельцев. Рабочие на заводах и фабриках прекращали работу куда чаще обычного, выходили на улицы в массовых демонстрациях. Оживились подпольные кружки, резко активизировались революционные партии.

Положение еще более ухудшилось, когда страна из-за каких-то территориальных споров ввязалась в войну на далекой восточной окраине. Поначалу никто не принимал противника — маленькую перенаселенную островную страну под названием Япония — всерьез. Считалось, что победить ее — дело нескольких месяцев и малой крови. Однако ни через несколько месяцев, ни через год войну закончить не удалось. Более того, вражеские войска успешно наносили поражения русской армии, вытесняя ее с давно обжитых территорий. Японский флот захватил инициативу на море, загнав российский флот в гавань города Порт-Артур и заперев его там минными полями. Отправленную кружным путем на помощь эскадру тяжелых судов перехватили и наголову разгромили задолго до того, как она добралась до театра боевых действий, а вторая эскадра так и не вышла из западных портов России. Переброска войск по суше затруднялась огромными расстояниями, а также тем фактом, что транссибирскую железнодорожную магистраль рассекало небольшое пресноводное море — Байкал, что сильно затрудняло сообщение.

В результате незадолго до появления Олега ключевой пункт обороны, крепость Порт-Артур, пал, остатки эскадры погибли, а в обществе еще более усилились брожения. Бунтующих рабочих обыватель воспринимал уже если не с одобрением, то уж с пониманием — точно. Апофеозом событий стали январские события в столице, когда войска с применением огнестрельного оружия рассеяли большую рабочую демонстрацию. В тот же день, а кое-где и раньше, по всей стране вспыхнула серия невиданных ранее забастовок и вооруженных стычек, очевидно, подготовленных заранее. С тех пор страну непрестанно лихорадило. Многие военные части также оказались ненадежными, революционная зараза охватила даже некоторых младших офицеров. Лето выдалось более-менее спокойным, что казалось Крупецкому лишь затишьем перед бурей.

После рассказа Олег вытребовал большую географическую карту, нашел в книжном магазине гимназический учебник по географии и долго изучал очертания материков, черкаясь карандашом и кляня себя за школьную нерадивость в вопросах землеведения. Но даже сохранившихся воспоминаний ему хватило, чтобы прийти к любопытным выводам.

Его первые, еще больничные, впечатления от карт в энциклопедии оказались верны. Здешний мир напоминал собой уродливо растянутую и увеличенную кальку с его родного. Сильно увеличенную, мягко говоря. Там, где он помнил отмели и шельфы вдоль побережий, здесь расстилались равнины. На месте архипелагов расстилались целые континенты. Огромные полярные шапки льдов властно обосновались на полюсах, захватывая куда большие площади, чем дома, и значительная часть Российской империи, государства, на территории которого он очутился, оставалась под постоянной властью холодов. Сахарский материк протянулся далеко к югу, занимая площадь по крайней мере в четыре раза большую, чем дома. Собственно, здесь он назывался не Сахарой, а Африкой, а имя зеленых долин Сахары словно в насмешку носила исполинская мертвая пустыня в сердце материка.

Примерившись, Олег очертил карандашом неровную линию по центральной части Европы. Потом точно так же отхватил почти весь Дальний Восток, Китай, а также приличный кусок Гималайских гор и Памира. Оставил за пределами линии Индию, поколебавшись, включил Грецию с Италией, нанес еще несколько штрихов там и сям. Крупецкий с любопытством следил за его художествами.

Границы оставшегося внутри линии куска суши в основном проходили по возвышенностям. Создавалось впечатление, что если бы местный океан поднялся на сколько-то десятков метров, европейский континент оказался бы сильно, хотя и не до конца, похожим на Ростанию. Покатав на языке местные географические названия, Олег нашел также определенное сходство между Россией и Ростанией, а также Москвой и Моколой. На том, впрочем, сходство и заканчивалось. Или он просто не заметил похожих названий. Москва, кстати, не в пример Моколе, располагалась почти у самых западных границ государства. Похоже, здесь экспансия шла с запада на восток, о чем свидетельствовала и необжитость восточных территорий. Видимо, расширение на запад уперлось в свое время в сильных соседей, которые не позволили включить себя в состав единого государства.

Отложив карандаш, Олег задумался. Совпадения слишком очевидны, чтобы оказаться случайными. До сего момента он еще мог тешить себя мыслями о каком-то межмировом переходе в духе малонаучных фантастов, в который он случайно провалился на пару с Ольгой. Но теперь все начинало смахивать на дурную шутку со стороны вполне разумных сил. Кого-то вроде верховной богини Гишпаны, Владычицы мира, столь популярной в сахарских сказках. Мельком он пожалел, что в детстве ему читали слишком мало сказок. Минуточку! Гишпана? Он снова склонился к карте и быстро нашел то, что искал. Страна — Испания! Еще одно совпадение. Блин…

Впрочем, в тот день он не стал сосредотачиваться на географических изысканиях. Пришлось ехать в контору «Русского банка» и терпеливо выслушивать какую-то юридическую тарабарщину, в которой он ничего не понимал даже дома. В конце концов он обнаружил себя председателем свежесозданного товарищества «Новые полимеры», что и заверил собственной подписью на какой-то бумажке. Устав общества надлежало составить в ближайшее время, но заем на создание установки высокого давления банк выделял уже сейчас. Олег попытался удивиться, но Вагранов незаметно подмигнул ему, и он ошарашено замолчал. Изображать из себя свадебного генерала не входило в его планы, и вообще дела становились все более запутанными. Он-то, наивный, полагал, что подкинет ученым идейку и смоется, пока те думают над реализацией!

Вечером Крупецкий заставил его забрать из дома Оксану и загнал в какой-то театр на оперетту. В ответ на попытку выяснить стоимость билетов он лишь ухмыльнулся и пояснил, что пусть пан не беспокоится: Зубатову положен бесплатный годовой билет на все спектакли театра, но его превосходительство им никогда не пользуется, а пользуются его подчиненные и даже просто жандармские офицеры из соседнего дивизиона. Оперетта Олегу неожиданно понравилась. Называлась она «Черт и девственница». Черт оказался местным представителем мифологической фауны, а что такое «девственница», Олег так и не понял. Кажется, что-то вроде незамужней старой девы, но с каким-то непонятным анатомическим оттенком — или на что намекает термин «лишить»? В ответ же на попытку уточнить термин у Крупецкого тот глянул, как на идиота, и Олег стушевался и увял. Понравилась постановка и Оксане. Вопреки его опасениям сегодня она просто цвела и лучилась здоровьем. Вчерашний лихорадочный блеск в глазах пропал, исчезли головокружение и галлюцинации. Она весело смеялась похождениям обаятельного хвостатого и рогатого черта и тайком сжимала Олегу руку.

Побывал Олег и у Гакенталя. Овчинников настолько увлекся проектом бензинового двигателя, что на пару с назначенным мастером закрылся в мастерской и не вылезал оттуда, прикидывая и рассчитывая. Гакенталь недовольно ворчал, что Олег украл у него правую руку и что паровая машина не в пример надежнее и провереннее новомодных штучек. Олег заскочил в мастерскую поболтать на пять минут и уже через каких-то пару часов вырвался на свободу, перемазанный машинным маслом, со сбитыми гаечным ключом пальцами, обессилевший от болтовни, чада и грохота.

Четырнадцатого сентября, полдня просидев над нелегальной литературой, Олег на пару с неизменным Крупецким отправился в Московский университет. Вагранов назвал ему имя человека, с которым, по его словам, стоило поговорить и, возможно, привлечь к делу. Сам Вагранов с ним знаком не был, но отзывы слышал самые благоприятные. Олег торопился: накануне мальчик-посыльный принес к ним в дом уведомление, что доктор Фриц Раммштайн, дипломированный терапевт, ожидает их на следующий день в три часа дня в своей клинике по адресу… К письму прилагалась также визитная карточка графини Сапарской. Оксана недоверчиво покрутила приглашение в руках. Весь день она чувствовала себя сносно, и ехать через пол-Москвы к врачу ей не хотелось. Но Олег настоял на поездке. Теперь он озабоченно высчитывал, хватает ли у него времени до трех и не следовало ли отложить визит в университет на завтра. Впрочем, скоро он махнул рукой. С точностью до нескольких минут определять, сколько времени уйдет на поездку на извозчике, тем паче в совершенно незнакомый район города, он не умел. В общем-то, Оксана изначально настаивала но том, чтобы съездить в одиночку, но Олег предпочел бы лично присутствовать при врачебном вердикте. Жаль, если не успеет, но и тогда ничего страшного не случится.

Впрочем, в университет их не пустили. Выяснилось, что с сегодняшнего дня в университет принципиально не допускаются лица, не являющиеся служащими университета, преподавателями или же студентами. О данном факте извещал написанный большими кривыми буквами плакатик возле главного входа. Суровый сторож замахал на Олег руками, и тот поспешил ретироваться за безопасную границу. После расспросов сердитого охранника выяснилось, что выбранный ректором пять дней назад князь Трубецкой оказался не таким уж и либералом, каким считался до того. Раздосадованный постоянными сходками и волнениями революционно настроенной молодежи, он железной рукой принялся наводить порядок в учебном заведении. Последней каплей оказалась коллективная петиция, поданная группой студентов, о приеме в университет всех евреев, подавших прошение, без учета процентного ограничения. Даже толком не прочитав ее, ректор встал из-за стола и устроил делегатам форменную выволочку.

— Говорят, аж побагровел, так сильно кричал, — подобревший от покорности гостей и явно скучающий сторож охотно излагал бродящие по университету слухи. — Мол, ваше дело учиться, а не в политику играть! Не петиции писать, а гранит науки грызть! Распустили вас, говорит, совсем, разгильдяйство и гулянки — вовсе не то, за чем в университет приходят! В общем, суровый мужчина оказался новый ректор, — с удовольствием закончил сторож. — А то убирай за господами студентами после каждой попойки…

Не слишком разочарованный Олег поспешил выскочить на улицу и заняться поисками извозчика. Пожалуй, так он вполне успевал заехать за Оксаной и отвезти ее к доктору.

Доктор Фриц Раммштайн оказался сухопарым жилистым мужчиной лет пятидесяти, в золотом пенсне и с аккуратной седеющей бородкой. Он долго и озабоченно щупал у Оксаны пульс, слушал дыхание через большую комичную трубку с раструбом прямо сквозь платье и заглядывал ей в глаза. Зачем-то он посмотрел ей в горло и пожал плечами.

— Знаете, фройляйн, — сказал он с заметным резким акцентом, который Олег автоматически и уже без особого удивления отнес к очередному известному ему языку — немецкому, — я не вижу у вас никаких проблем с сердцебиением и давлением. С легкими также все в порядке. Легкой утомляющей температуры по вечерам не случается? Кашель не беспокоит? Прекрасно. Признаков чахотки у вас я тоже не нахожу. Я бы предположил, что с вашем здоровьем все очень даже хорошо. Да, еще один вопрос по… женской части… — Он заколебался и кинул на Олега неуверенный взгляд.

— Спрашивайте, доктор, — рассеяла его сомнения Оксана. — У меня от брата нет тайн.

Доктор хмыкнул.

— Ну хорошо, милая фройляйн. Не случалось ли у вас в последнее время задержек месячных кровотечений?

— Что? — удивилась Оксана. — Простите, вы о чем?

Доктор посмотрел на нее с не меньшим изумлением.

— Месячных кровотечений, — повторил он едва ли не по слогам. — Periodenblutung. Регулярных женских недомоганий.

Олег и Оксана переглянулись.

— Погодите, доктор, — Олег потер лоб. — Если я правильно вас понял, у нее должны быть регулярные кровотечения? Э-э-э… судя по контексту, из матки, да? Но почему?

Доктор дико поглядел на него, но тут же взял себя в руки.

— Наука полагает, что данный процесс связан с регулярной овуляцией женских клеток. Неоплодотворенная клетка, покинув яичники, какое-то время остается… — он опять замялся, но продолжил: — Остается в матке, а потом, если не произошло оплодотворения, выбрасывается из нее вместе с некоторым количеством крови и отмерших тканей. Впрочем, на данный счет есть разные мнения. Мнэ-э… фройляйн, разве у вас никогда в жизни не случалось ничего подобного?

Ольга испуганно помотала головой. Олег понял, что пора закруглять разговор. Дискутировать на тему сумасшедшей физиологии местных женщин ему совершенно не хотелось. Вводить же еще одного врача в курс новейшей истории межмировых отношений явно не стоило: список московских психушек наверняка не ограничивался клиникой Болотова.

— Видите ли, доктор, — он поспешил перехватить инициативу, — у моей сестры действительно никогда не происходило кровотечений. Она… э-э-э… с детства ими не страдала. И… э-э-э… все врачи говорили, что у нее такая особенность. Организма. Да, особенность организма.

— Простите, не верю, — покачал головой доктор. — Фройляйн Оксана, я должен настоять на вашем осмотре. Герр Кислицын, не могли бы вы подождать в приемной? Фройляйн, пройдите за ширму.

На сей раз в голосе доктора прозвучала такая властность, что Олег только пожал плечами и вышел, прикрыв за собой дверь. Не устраивать же скандал, в самом деле?

После осмотра врач разрешил Оксане одеться, сам же сел за стол и что-то начал быстро писать на чистом листе бумаги, изредка обмакивая перо в чернильницу. Девушка еще ни разу не наблюдала воочию настолько странный и наверняка неудобный процесс, но у доктора выходило так ловко, что она невольно засмотрелась. А потому следующий вопрос застал ее врасплох.

— Что, простите? — переспросила она, отвлекаясь от созерцания.

— Фройляйн Оксана, вы не девственница. Вы ведь уже были с мужчиной, не так ли?

— А, ну да, конечно, — легкомысленно согласилась она. — Я ж не школьница сопливая.

Доктор слегка нахмурил брови.

— Фройляйн, я попрошу вас говорить со мной совершенно откровенно. Я обещаю, что все ваши ответы защищены врачебной тайной и никогда не выйдут за пределы моего кабинета. Я даже не стану читать вам морали на тему недостойного поведения. Ваши искренние ответы чрезвычайно важны для меня… и не только для меня, для всей науки. Полагаю, в вашем лице мы имеем дело с совершенно уникальным случаем. Вы согласны отвечать?

— Ну… да, — удивленная девушка подняла на него взгляд. — Нет проблем. Спрашивайте.

— Очень хорошо. Итак, милая фройляйн, вы утверждаете, что никогда не испытывали регулярных женских недомоганий? Ни в девичьем возрасте, ни позже?

— Да.

— И вы были с мужчинами? Один раз или больше?

— Больше, — пожала плечами девушка. — И даже не с одним.

— И ни разу не забеременели?

— Ну… — Оксана покраснела. — Залетела три года назад по собственной глупости. Молодая дура-первокурсница, сами понимаете. Знаете, когда в институт поступаешь, так… такое чувство свободы охватывает! А он на пятом учился. Такой обаятельный мальчик… Ну, в общем, расслабилась невовремя, и…

— Так. Фройляйн, я не стану донимать вас вопросами о том, в какой именно институт… наверное, вы имеете в виду Высшие женские курсы?.. или нет?.. в общем, куда вы поступали и чему учились. Не стану также спрашивать вас о результате ваших отношений с тем молодым человеком. Наверняка он вас бросил, как только узнал о беременности. Но скажите, вы родили здорового ребенка?

— Во-первых, я его бросила, а не он меня, — Оксана гордо вздернула носик. — Этот подонок… Неважно. Все мужики — козлы, когда до разговоров о семье доходит! Во-вторых, разумеется, я не стала рожать. На втором месяце сбросила.

— Сбросили, вот как? — медленно проговорил доктор. — Ох, фройляйн, и задали же вы мне задачу! Ваш рассказ подтверждает данные осмотра — вы совершенно здоровая молодая женщина с ненарушенной детородной функцией. С другой стороны, отсутствие менструаций… черт знает что? Hol’s der Teufel! Знаете что? Вы ведь не хотите неприятностей со стороны полиции? Не забывайте, аборт до сих пор остается уголовно наказуемым деянием. Давайте вы больше никому и никогда не скажете про то, что вы его сделали, а я… Я забуду о том, что вы сказали. И в дальнейшем постарайтесь иметь дело с мужчинами поаккуратнее. Ведь ваш спутник на самом деле не брат вам?

Оксана ощутимо вздрогнула. Доктор отечески усмехнулся.

— Не волнуйтесь, любезная фройляйн. Я слишком много на своем веку повидал мужчин, неаккуратно сделавших ребенка своей любовнице. Уже то, как он беспокоится за вас, говорит в его пользу. Скажите, вы его любите?

— Не знаю… Еще не знаю.

— Постарайтесь разобраться в своих чувствах, фройляйн. Но мой вам совет — ловите момент и выходите за него замуж. И, сверх того, вам, похоже, следует узнать побольше о методах контрацепции, позволяющих избегать нежелательной беременности.

— Чего? — опять удивилась Оксана. — Как — нежелательной?

— Ну, вот как вы уже забеременели, — пояснил доктор Раммштайн, разглядывая пациентку. В его взгляде появилось что-то странное.

— Не понимаю, — призналась Оксана. — Как беременность может оказаться нежелательной? Ведь женщина может зачать, только если действительно захочет. Ну, или если расслабилась не вовремя. Ой… я имею в виду, я так думаю…

— Вы неправильно думаете, — медленно произнес доктор, снимая пенсне. — Или же неправильно думаю я. Не понимаю, — резко сказал он внезапно. — У меня такое странное ощущение, фройляйн, что я имею дело с существом из иного мира. Нет-нет-нет! — запротестовал он, приняв испуганное движение Оксаны за возмущение. — Я не хотел вас обидеть, честное слово. Э-э-э… вы знаете, что такое венерические болезни? Передающиеся половым путем при… любви с мужчиной?

— Нет, — с упавшим сердцем сообщила девушка. Она чувствовала, что Россия нравится ей все меньше и меньше. — У нас… Ну, там, откуда я приехала, ничего такого нет.

— И откуда же вы приехали? — в упор спросил ее врач. Сердце Оксаны провалилось в пятки.

— Каменск Екатеринбургского уезда… — прошептала она неуверенно.

— Никогда не слышал! — отрезал доктор. Тут на его столе громко зазвонил смешной формы телефон, и Раммштайн раздраженно сорвал трубку.

— Ja! — громко сказал он по-немецки. — Нет, не могу. Я задерживаюсь. Отмените встречу. У меня совершенно уникальный случай… Нет, пока не могу говорить. До встречи, — он брякнул трубку о рычаг и повернулся к Оксане.

— Уникальный случай — вы обо мне? — переспросила она на том же языке, невинно хлопая глазами.

— Вы говорите по-немецки? — удивился доктор. — Впрочем, неважно. Фройляйн, я очень прошу вас дать согласие тщательно изучить ваш организм. Ваш случай действительно уникален, он разрушает все современные теории… Неважно. Я даже готов заплатить вам за доставленные неприятности. Скажем… сто рублей?

— Вот еще! — фыркнула Оксана по-русски. — Хотя… погодите, я должна спросить брата… Олега.

Когда грызущий от волнения ногти Олег предстал перед доктором и услышал предложение, он почувствовал только безнадежность. Ситуация еще более ухудшилась. Похоже, скоро они с Оксаной смогут с чистой совестью нацепить на себя плакаты с надписью «Инопланетянин» и бродить в таком виде по улицам. Все равно не окажется ни для кого новостью. И ведь наверняка сюрпризец — не единственный из области медицины и физиологии! Как, например, обстоит дело с местными заболеваниями и какие меры предосторожности от них следует предпринимать? Каждый дитенок в Ростании старше двух лет знает, например, что несмотря на изумительный вкус нельзя есть даже спелые ягоды маха, растущего на каждом втором газоне, чтобы не заполучить недельный понос. Интересно, что такого знает каждый двухлетний дитенок в России, чего не знает он? Блин… И еще одно очень неприятное следствие: получается, что ни один врач в случае чего не сможет их вылечить даже от простейшего насморка. А то и угробит самым примитивным лечением. Как хорошо, что Болотов не давал мне никаких лекарств, кроме успокаивающих! И как хорошо, что они успокоили меня не навсегда…

Нет, над медицинскими проблемами придется думать позже. Сейчас следует отделаться от доктора.

— Видите ли, герр Раммштайн, — осторожно начал он, — мне следует тщательно обсудить с сестрой ситуацию. Сами понимаете, что становиться подопытной белой мышью — весьма неприятно, так что…

— О, я понимаю! — с энтузиазмом воскликнул доктор. — Я очень прекрасно вас понимаю! — От волнения немецкий акцент прорезался еще сильнее, и врач даже начал коверкать русский язык, которым владел в совершенстве. — Я готов ждать, и мое предложение об оплате остается в силе. Я быть готов заверить вас, фройляйн, что все станет в высшей степени деликатно, — он снова сбился на немецкий. — Наука должна получить полные данные о вашем уникальном случае, да!

— Да-да, хорошо, — поспешно согласился Олег. — Но сейчас нам пора. Сколько мы вам должны…

— Пустое! — отмахнулся доктор. — Графиня Сапарская обещала покрыть расходы. Но я в любом случае не собираюсь брать с вас денег за визит. Такой случай, о, какой случай, Mein Gott!..

Олег поколебался. Своим энтузиазмом доктор мог оказать ему дурную услугу. Если поползут слухи…

— Скажите, герр Раммштайн, — задумчиво спросил он. — Вы знакомы с доктором Болотовым?

— Болотовым? — переспросил доктор. — Болотов, Болотов… Да, кажется, слышал. Но если речь о человеке, о котором я думаю, то мы с ним не знакомы лично. Он специализируется на душевных заболеваниях и почти не ведет общей практики.

— Иногда ведет, — усмехнулся Олег. — Когда у Оксаны… хм… впервые случился приступ болезни, именно он ее осматривал. Возможно, он даст вам какие-то существенные детали, касающиеся ее состояния.

Возможно, про себя мрачно подумал он, Болотов убедит тебя в том, что мы — пара сумасшедших, к чьим словам прислушиваться не следует. Или хотя бы в том, что следует держать язык за зубами. И в любом случае следует проконсультироваться с Зубатовым. Жить без медицинской поддержки может оказаться очень грустно. Но что за мир такой, где женщины вынуждены ежемесячно переносить кровотечения?

Впрочем, за Оксану он особенно не беспокоился. Весь последний день она выглядела совершенно нормально и не жаловалась ни на головокружение, ни на галлюцинации. Ему даже показалось, что девушка как-то расцвела и похорошела, и даже мышастое глухое платье на ней выглядело как-то по-особенному. Ему вдруг остро захотелось остаться с ней наедине. Усилием воли подавив неуместное возбуждение, он поинтересовался у задумчиво опершегося подбородком о набалдашник трости Крупецкого:

— Скажите, Болеслав Пшемыслович, вы не знаете поблизости от нашего дома приличного ресторанчика? Я все еще толком местность не изучил…

— А то ж! — кивнул филер. — Знаю, конечно. То добже, что вы, пан, спросили. Забегаловки, что поблизости от вас имеются, только и годны тараканов морить. Едем?

— Ты как себя чувствуешь? — осведомился Олег у Оксаны. — Не надоело дома питаться?

— Ну… — та дернула плечом. — Я могу и дома. Чего я в ресторане не видела? И потом, у тебя денег лишних много?

— Местные рестораны куда дешевле, чем у нас. Не волнуйся, раз в неделю мы можем себе позволить выбираться на люди. Ведите нас, пан Крупецкий!

Ресторан располагался в мрачном замусоренном переулке. Олег помог спуститься Оксане и растерянно огляделся по сторонам.

— Вы уверены, что ресторан действительно хороший? — шепотом осведомился он у филера. — А то как-то неуютно здесь…

— Ну, не все же русским поляков в болота заводить, — усмехнулся тот. Очевидно, имелась в виду какая-то местная шутка. — Иногда и полякам отыграться можно. Не волнуйтесь, пан Кислицын, все в порядке.

Все действительно оказалось в порядке. Негромкие приглушенные голоса посетителей, чистые лавки, столы, накрытые белыми скатертями… Шика в заведении не чувствовалось, но еда оказалась выше всяких похвал. Жареный поросячий бок Олег уплетал с таким аппетитом, что Оксана даже незаметно толкнула его в бок.

Насытившись, Олег пристал к Крупецкому, расспрашивая насчет местных верований. Тот, казалось, весьма удивился необразованности подопечного и на вопросы отвечал немногословно. Во всяком случае, внятного объяснения, чем же так существенно отличаются православные от католиков, Олег не получил. Не считать же, в конце концов, принципиальным отличием способ изображать богов — статуями или картинками, или направление крестообразного магического жеста? Впрочем, после того, как Крупецкий случайно обронил несколько слов о патриархе и папе, все более-менее прояснилось. Похоже, что, как и известные Олегу по своему миру религии, организованное христианство стремилось в первую очередь заполучить власть над верующими, а потому вопрос о том, кто самый главный начальник, неизбежно оказывался важнее всех прочих.

Бывший Нарпред хмыкнул. Знакомое дело. Судя по обмолвкам Зубатова и вытянутым из Крупецкого сведениям, православная церковь являлась в стране еще одной ветвью власти. Факт следовало учесть… для чего? Олег попытался выстроить в голове общую схему государственного устройства Российской Империи. Император, дворянство, церковь… Картинка вырисовывалась не то, чтобы совсем уж четкая и стройная, но более-менее понятная. Становились ясными и сильные и слабые стороны подобного строя. Последних, похоже, имелось куда больше — огромная империя просто не могла управляться таким негибким способом. В его мире проблему отчетливо продемонстрировала Вторая революция. Здесь же дело шло к тому, что успешной может оказаться уже первая, и она не за горами. Олег хмыкнул еще раз. Похоже, действительно настало время перестать изображать из себя слепого кутенка и переставать тыкаться куда попало. Следовало продумать, на чьей стороне хочет оказаться он, бывший Народный Председатель Народной Республики Ростания, в заваривающейся каше, и что ему должно делать.

Впрочем, решать вопрос здесь и сейчас он не собирался. Для начала следовало еще с месяц повариться в местной каше и окончательно разобраться в ситуации. А пока… Пока от скуки умирать ему явно не придется. Интересно, где же все-таки можно найти воздухонепроницаемую ткань и что такое «каучук»?