О’Брайен нажал кнопку, набирая номер. Четыре гудка, и телефон переключился на автоответчик, голос отца Каллахана попросил оставить сообщение.
– Отец Каллахан, это Шон О’Брайен. Похоже, ты пытался дозвониться до меня. Я уже здесь, перезвони, когда сможешь.
Макс сидела и следила взглядом за москитом, который прорвался в дом прежде, чем О’Брайен закрыл дверь. Мужчина снял сухое полотенце, которое висело посреди дубовой балки на шестидесятилетнем гвозде. Когда О’Брайен купил дом, на этом одиноком гвозде висела старая подкова. Он покрасил крыльцо, но оставил гвоздь и вернул почищенную и отполированную подкову на место. Здесь же он держал сухое полотенце, предназначенное для маленькой мокрой собачки в дождливые дни.
О’Брайен расстелил полотенце посреди веранды, поставил на него Макс и вытер ее.
– Нам нужно съездить на причал, – сказал он. – Ты готова навестить Ника и Дейва?
Макс наклонила голову.
– Может, у Ника есть свежая рыба. В эти выходные нужно поменять сердцевины у винтов, или «Юпитер» скоро окажется на дне залива.
* * *
О’Брайен подъезжал к «Понс Марина», когда зазвонил мобильник. О’Брайен нажал на кнопку.
– Отец, привет!
– Шон, либо ты детектив-экстрасенс, либо видишь номер.
– Нынче это всего лишь вопрос технологий.
– Ну, не знаю. Ты всегда исключительно хорошо считывал в людях то, что не могут заметить машины.
О’Брайен въехал в ливень; дождь падал крупными каплями, с неба словно сыпал косяк серебристой рыбешки.
– Отец, тут надвигается буря. Рад тебя слышать. Давно не разговаривали. Как дела?
– После смерти Шерри ты приезжал ко мне чаще, чем в последнее время. Ты в порядке?
– Да, спасибо. Я сейчас выбираюсь реже, чем хотелось бы. Ремонтирую дом, чиню катер и вроде все время занят. Как раз еду на причал.
– Я был в Баптистской больнице и выслушал там исповедь. Один заключенный, в него стреляли, когда его сегодня утром привезли для дачи показаний в суде. Его состояние стабилизировалось, но потом у него случились несколько сердечных приступов. После операции.
– Продолжай, отец.
– Этот бедолага верит, что умер на операционном столе, и его реанимировали, когда когти дьявола были совсем рядом. Он говорит, что видел зло… абсолютное зло.
– Возможно, это просто дурной сон.
– Он верит, что получил божественный шанс искупить вину. Он кое-что видел, Шон, и это заставило его исповедаться.
– Тут дело скорее в лишенном кислорода мозге, чем в добре и зле.
– Нет, – ответил отец Каллахан, понизив голос. – Он кое-что видел одиннадцать лет назад.
– Что?
– Убийцу. Видел, как тот уходил с места преступления, как только закончил свое дьявольское дело. И его так и не поймали.
– Почему он не пошел в полицию?
– Он преступник. Тут все непросто. Время выходит, а он на операции.
– Отец, начни сначала.
– Настоящий убийца на свободе, а человек, обвиненный в этом убийстве, сидит в камере смертников. Штат собирается казнить его в пятницу в 6 утра. Осталось меньше четырех дней.
У О’Брайена сдавило грудь.
– А какое это имеет отношение ко мне?
– Ты больше всего подходишь для того, чтобы освободить приговоренного и найти настоящего убийцу.
– Отец, почему я?
– Если все это правда, Шон, именно ты посадил не того человека, и его вот-вот казнят.