Прошло несколько долгих минут, прежде чем пальцы Рибы перестали трястись настолько, что она обрела способность поискать телефонный номер в маленькой кожаной записной книжке, взятой из «Обже д'Арт». Не доверяя собственным рефлексам, она с необычной тщательностью набрала номер.

– Джим Николе? Это Риба Фаррел. Знаю, неудобно сваливаться на голову без предупреждения, но получилось так, что я неожиданно оказалась в Орегоне, и хочу спросить, не найдется ли у вас время, показать мне эскимосские кикитуки, о которых вы упоминали в последнем письме.

Риба записала, как проехать к дому Джима, повесила трубку и спустилась ко взятому напрокат автомобилю. Она ехала быстро, пытаясь не думать о том, что во время последнего посещения коллекционеров Западного побережья с ней был Джереми. Если она начнет вспоминать, как все было, окончательно расклеится. Если будет продолжать мучиться мыслями о Чансе, разлетится на осколки, как камень под рукой неопытного гранильщика. Поэтому Риба размышляла о работе, пытаясь отождествить знакомых собирателей с теми или иными редкостями и драгоценностями, собранными со всего света. Кикитуки Джима Николса, возможно, именно то, чего ищет богатый новозеландский коллекционер – предметы примитивного искусства из слоновой кости.

Подойдя к входной двери, Риба почувствовала, как покалывают кожу иголочки знакомого возбуждения, всегда возникавшего перед тем, как предстояло увидеть сокровища другого собирателя. Занимательными были не только изделия из слоновой и моржовой кости. Как и множество коллекционеров, он всю жизнь менялся драгоценными приобретениями с собратьями по увлечению. Главное не в наживе, а в приобретении новых редкостей. В результате каждый коллекционер владел целым ворохом редких, прекрасных, а иногда и странных вещиц, полученных в обмен на не менее ценные. Иначе говоря, Риба знала, что в доме Джима Николса может отыскать все на свете.

– Мистер Николс? – осведомилась Риба, протягивая руку.

– Джим, – поправил мужчина, крепко, по-дружески стискивая ее пальцы широкой, сухой ладонью. Нелегкая жизнь путешественника и старателя на Дальнем севере оставила свои следы на канадском французе. Распухшие костяшки пальцев и негнущиеся колени без слов говорили об артрите, заставившем его переселиться на юг. – Вы называли меня Джимом, когда Джереми был жив.

– Джим, – согласилась она, пытаясь не показать, какую боль причинило ей упомянутое мимоходом имя Джереми. Невольные слезы блеснули в глазах.

– Не нужно так грустить, девочка, – утешил Джим прокуренным голосом, выдававшим слишком большого любителя виски. – Когда доживешь до моих и Джереми лет, смерть покажется чем-то вроде старого приятеля.

Джим предложил Рибе кофе, усадил за изрезанный, и потертый пластиковый столик и сел рядом, стискивая в кулаке потрескавшуюся кружку. Риба невольно заметила, что вместо кофе там был налит шотландский виски.

– Лучшее в мире лекарство от артрита, – прохрипел он. – И для воспоминаний очень полезно. Оставляет лишь самые хорошие.

Риба с новым интересом взглянула на жгучую жидкость.

– В самом деле? – пробормотала она. – Думаю, придется и мне к нему привыкать.

– Подождите несколько лет, – сухо посоветовал он, похлопав ее по руке сморщенной ладонью. – Все образуется.

Он вышел из комнаты и вернулся с картонной коробкой, наполненной кикитуками. С небрежной грацией человека, всю жизнь имевшего дело с драгоценными вещами, Джим вынул резные фигурки и начал выстраивать их на выщербленной крышке стола, указывая достоинства и недостатки каждой.

Риба молча наблюдала, еле удерживаясь, чтобы не вздрогнуть. Ни одна из статуэток не была больше ее ладони, и каждая словно излучала атмосферу злобной жестокости, неотделимую от них, как матовое свечение желтоватой кости. Чем-то напоминавшие длиннотелых гиппопотамов с огромными клыками, кикитуки, открыв огромные пасти, глазели на нее.

– Вы знаете связанную с ними легенду? – спросил Джим, вынимая последнего кикитука.

– Да. Если отдать кикитука врагу, он пожирает его душу.

Образ черного рта Чайна Куин, возник в мозгу Рибы. Словно злобный кикитук, высеченный из горы, она ждет человека, чтобы поглотить его душу.

– Не очень-то они вам пришлись по душе, не так ли? – осведомился Джек.

– Зато знаю коллекционера, который будет от них без ума, – сдержанно ответила Риба. – Он купил каких-то африканских демонов из слоновой кости, при одном взгляде на которых у меня кровь в жилах стынет. Так что кикитуки будут у него, как дома.

– Мне самому не очень нравятся эти маленькие дьяволы. Но работа хороша, а моржовые клыки – превосходного качества. Эскимосы очень тщательно готовят планы мести.

Риба механически договаривалась о ценах на эскимосских божков, пытаясь изгнать из памяти ужасающую картину Чайна Куин. Неужели Чанс отправится туда один? Что если земля снова дрогнет, навеки заключив его во мрак?

Риба дрожащими руками выписала чек и отдала Джиму.

– Я слышал, вы решили оставить себе Зеленый Комплект?

– Да, – хрипло пробормотала она.

– Подождите.

Джим снова вышел и вернулся с пакетом из оберточной бумаги.

– Удалось выменять это несколько месяцев назад, – сообщил он, сунув руку в пакет. – Собирался даже позвонить Джереми насчет этого.

Он протянул Рибе найденный образец необычного минерала.

В гнезде из ничем не примечательного серого камня сидел прозрачный серебристо-зеленый кристалл точного оттенка глаз Чанса. Риба судорожно втянула в себя воздух. Долго глядела она на восьмигранник невероятно красивого цвета, и только потом закрыла глаза и покачала головой. Невозможно. Просто невероятно. Алмаз в материнской породе – одна из редчайших находок для коллекционера. Если прибавить к этому уникальный цвет, можно твердо сказать, что этот камень поистине бесценен.

– Парень, что нашел его, уверял будто это необработанный алмаз, – сказал Джим. – Я могу распознать хорошую кость за пятьдесят ярдов, но алмаз? – Он пожал плечами. – Думал, может, Джереми сумеет сказать точнее.

– Можно посмотреть? – нерешительно спросила Риба, протягивая руку.

– Конечно.

Он протянул ей камень, почти не глядя, с потрясшей ее сердце небрежностью.

Риба вынула из сумочки ювелирную лупу и начала тщательно осматривать камень под сильным освещением. Ни следа от клея, которым кристалл могли прикрепить к камню. Природные грани алмаза были неотшлифованы; к нему явно не прикасались ничьи инструменты. Никаких видимых трещин или дефектов. По приблизительной оценке, вес алмаза мог быть не менее трех каратов. Риба вернулась к столу.

– Нужно проделать несколько тестов, чтобы сказать с полной уверенностью, но, по моему мнению, это действительно алмаз. Сколько вы хотите за него?

– Это для одного из ваших клиентов?

Пальцы Рибы конвульсивно сжались вокруг кристалла, отливающего цветом глаз Чанса Уокера.

– Нет. На этот раз для меня.

Джим осторожно похлопал ее по руке.

– Тогда это подарок.

– Мистер Николс… Джим… я не могу… он бесценен.

– Значит, наш обмен справедлив, – просто сказал он. – Джереми и я часто сиживали вместе за бутылочкой виски, еще когда в нас было достаточно пороха, чтобы взорвать этот городишко. Однажды мы так кутили несколько дней, когда он неожиданно начал толковать о смерти. Сказал, что отдал бы все, чем владеет, если кто-то заплачет по нему, когда он умрет. Я так и не забыл этого.

Выцветшие глаза Джима уставились в лицо Рибы.

– Вы плакали по Джереми, когда его собственной плоти и крови, его родным, не терпелось поплясать на его могиле. Вот эта любовь поистине бесценна. Стекло, кварц или алмаз, этот камень – твой.

* * *

Риба растянулась на слишком мягкой постели номера в мотеле и устало потерла глаза. Она знала, что отсюда отправится в другой город, к другому коллекционеру, что жизнь продолжается. Но больше сил не оставалось. Дни были чересчур длинны, ночи – бесконечны. Мысли беспорядочно метались, покой оставался недостижимым. Одиночество и ярость, бешенство и отчаяние разрывали душу. Сны населяли призраки Чайна Куин, ухмыляющегося мрачного кикитука, пожиравшего черными клыками душу Чанса.

Вот уже пять дней Риба не звонила Тиму. Он, конечно, беспокоится о ней, но она не доверяла самой себе. Если Чанс все еще там, если она вновь услышит его голос, хватит ли у нее воли не побежать немедленно обратно, чтобы увидеть его хищную улыбку, согреться в коричневых от загара руках.

Кто-то тихо постучал в дверь номера. Сердце Рибы подскочило за мгновение до того, как она сообразила, что это, конечно, не может быть Чанс. Он просто не знает, где она.

– Кто там? – спросила Риба, мгновенно насторожившись.

По всей комнате расставлены коробки с редкостями, а те, что не поместились, заперты в багажнике взятой напрокат машины. Жаль, что она не последовала примеру Джереми и не наняла телохранителей.

– Это Глори, Риба.

Риба, не задумываясь, метнулась к порогу.

– Чанс с тобой? – выдохнула она, распахивая дверь. Карие глаза сверкали надеждой.

Лицо Глори со времени их первой встречи сильно изменилось, усталость и печаль словно прибавили ей лет.

– Я собиралась задать тебе тот же вопрос.

– Что ты хочешь сказать?

– Чанс пропал, – глухо пробормотала Глори. – Можно войти? Я с ног валюсь.

Риба втянула Глори в комнату и, захлопнув дверь, машинально вылила в пластиковую чашку весь оставшийся в термосе кофе и молча вручила Глори. Та несколькими глотками выпила тепловатую жидкость и отдала ей чашку.

– Спасибо, – вздохнула Глори, опускаясь на уродливый пластмассовый стул. – Может, мне еще Удастся выжить.

Ясные зеленые глаза пристально глядели на Рибу.

– Что, черт возьми, произошло между тобой и Чансом? – с без обиняков спросила она.

– Он хотел получить Чайна Куин, – глухо пробормотала Риба, потрясенная глубиной разочарования, охватившего ее. Несколько безумных мгновений она надеялась, что Чанс тоскует по ней так же сильно, как она по нему. Но это, конечно, не так. Он даже не подумал ее искать. – Я отдала ему шахту.

– Почему у меня такое чувство, словно ты скрываешь что-то? – осведомилась Глори, подозрительно сузив глаза. – Так вот, крошка. Я не собираюсь ничего утаивать. Шесть дней назад я проснулась, а на душе была такая теплынь оттого, что брату наконец повезло найти настоящую любовь. Но не успела я опомниться, как в комнату ворвался Чанс, злой, словно тысяча чертей. В жизни не видела его таким. В жизни. Даже, когда погиб Лак.

Глори прикрыла глаза.

– Господи милостивый, что ты с ним сделала, Риба?

– Почему ты не спросишь, что он сделал со мной? – резко спросила Риба, гневно сверкнув глазам, вновь переживая стыд и боль.

– И что же?

– Он хотел Чайна Куин гораздо больше, чем меня. Поэтому я и исполнила его желание. Теперь он единственный владелец шахты.

– Я все еще хочу знать.

– Он мог выбрать, меня или Куин. Угадай, что он выбрал?

Глори снова закрыла глаза.

– Боже… что сделал тебе Чанс, отчего ты так его ненавидишь?

– Я вовсе не ненавижу его, – напряженно пробормотала Риба.

– Что-то мне так не кажется, – странно засмеялась Глори, пристально глядя на стоящую перед ней женщину. – Чайна Куин воплощает все, что Чанс, как он думал, хочет от жизни. А ты… – Она пожала плечами. –…ты – женщина, которую он искал всю жизнь. И стояла перед ним, гордая, как королева, и объявляла, что он может получить либо тебя, либо шахту, но не то и другое вместе. Ведешь себя, словно Чайна Куин – твоя соперница. Кем, черт возьми, ты себя вообразила?

– Никем, – прошептала Риба дрожащим голосом. – В этом вся проблема. – Я никто. Но тебе этого не понять, верно? Есть мужчина, который хочет и любит только тебя, такой, как ты есть, не за то, чем владеешь или будешь владеть. Я считала, что Чанс хочет лишь меня, пока не явилась ты и не призналась, что ему нужна лишь вторая половина проклятой шахты.

– О, нет, – выдохнула Глори, наконец-то поняв все. – Чудо, что Чанс не убил меня!

Она вскочила и обняла Рибу.

– Ты все еще любишь его, правда?

Риба кивнула, не в силах говорить.

– Тогда помоги найти его, пока он не выкинул что-нибудь от отчаяния. Я позвонила всем, кого смогла вспомнить, но никто о нем не слышал. Он не встречался с друзьями, уехал из отеля и не оставил никаких следов отъезда из Лос-Анджелеса.

– Но ты же нашла меня, – возразила Риба. – И его отыщешь.

– Солнышко, ты оставила след из оплаченных чеков и квитанций за обслуживание, так что только слепой не смог бы обнаружить тебя. Чанс словно под землю провалился.

Холодный озноб прошел по спине Рибы.

– Чайна Куин. Нет, – быстро добавила она, – он не мог! Это слишком опасно. Мы едва там не погибли.

Но, уговаривая себя, Риба все же подбежала к телефону и набрала номер Тима.

– Где ты? – спросил он. – Чанс с тобой?

– Нет. Он не звонил?

– Смеешься? Видела бы ты его после того, как повесила трубку! В жизни не видел такого… такого дикого бешенства. Джину все еще трясет при одном воспоминании об этом. И откровенно говоря, меня тоже.

– Он никого не избил, ничего не вытворял? – спросила Риба, вспомнив, на что способен выведенный из себя Чанс. Однако именно страх за Чанса заставил голос задрожать.

– Ничего подобного. Именно его спокойствие и пугало больше всего. Он ни с кем, кроме Джины, не говорил. На ней был крест, подаренный тобой на Рождество. Чанс остановился перед ней, коснулся креста и спросил: «Ты не возражаешь? Мне он понадобится там, куда я отправляюсь». Потом он разорвал цепь одним движением, словно гнилую нитку, забрал крест и ушел.

– Ушел в Чайна Куин, – тупо пробормотала Риба.

Чанс выбрал, но выбрал не ее. Она отдала ему Чайна Куин, и он, не задумываясь, принял дар. О чем же теперь говорить?

Риба машинально объяснила Тиму, где находится, и повесила трубку.

– Ну? – спросила Глори.

– Твой брат, без всякого сомнения, решил посмотреть на свои владения, – сообщила Риба.

– Это очень опасно?

– Да, – шепнула Риба, – очень.

– Тогда немедленно вытащи его оттуда!

Несмотря на то, что на темных ресницах повисли капли слез, Риба рассмеялась.

– И как же мне удастся это, Глори? – И, охваченная внезапной яростью, обернулась к сестре Чанса. – Неужели не понимаешь? Он не хочет меня. Он оставил Чайна Куин себе!

Глори, как ни старалась, не смогла проникнуть за холодную броню, которой оградила Риба свое сердце. Они вместе вылетели в Лос-Анджелес, и Риба нарушила молчание лишь однажды, чтобы объяснить, как добраться до Чайна Куин. Сама она наотрез отказалась поехать туда с Глори. Чанс сделал выбор, и больше говорить было не о чем. Закрыв глаза, напрягшись всем телом, Риба сидела в самолете и думала о человеке, который хотел эту неподатливую землю больше, чем ее.

* * *

Через несколько дней ярость улеглась, но ледяная раковина, в которой было заключено сердце Рибы, осталась нетронутой. По ночам она перебирала снимки коллекции Джереми, вспоминая Долину Смерти и двух мужчин, которых так по-разному любила… и все равно потеряла. Воспоминания причиняли боль, но это все же было лучше, чем просыпаться по ночам, выкрикивая имя Чанса, пытаясь предостеречь его насчет прожорливого жадного кикитука, с глазами из растрескавшихся розовых кристаллов.

Она не видела Глори вот уже две недели, с тех пор как они расстались в аэропорту. Та позвонила всего лишь раз, чтобы подтвердить догадку Рибы: Чанс был в Чайна Куин и пробирался сквозь тьму в поисках несравненных розовых турмалинов Палы. Мысли о Чансе, одиноком, в бесконечной подземной ночи, беззащитном перед малейшим толчком неугомонной земли, посылали холодный озноб по коже, а сердце было готово вот-вот остановиться.

Она надеялась, что приезд в «Хотел дел Коронадо», сможет заставить ее ненадолго забыться, охладить эмоции, которые удавалось скрыть лишь безмерным усилием воли. Распродажа коллекции Джереми поможет положить конец этому отрезку ее жизни, конец тоске и несбывшимся желаниям, попыткам найти ответ, почему лишь один добрый старик посчитал ее достойной любви. Но в душе продолжал тлеть страх за Чанса, страх и бешенство. Несколько долгих минут Риба сидела не шевелясь, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, и думала о Долине Смерти и Чансе.

Стук в дверь заставил ее встрепенуться. Риба моргнула и оглядела комнату, пытаясь понять, где находится. Только увидев просторный номер с обоями из золотой парчи и старомодной мебелью, она все вспомнила. «Хотел дел Коронадо», Сан-Диего. Коллекция Джереми. Аукцион. Огромный успех. Цены взлетели до небес. Все было продано. Разочарованные претенденты, которым ничего не досталось, ринулись к ней со списками, завалив заказами и обеспечив «Обже д'Арт» известность, славу и богатство. Магазин в скором времени начнет приносить по-настоящему неплохие прибыли!

Снова стук.

– Риба, – спросил Тим, – ты готова?

Нет. Но она не могла сказать этого. Придется встать и вновь быть спокойной, сдержанной и профессиональной. Нужно идти вниз и танцевать с незнакомыми мужчинами, когда одна лишь мысль о том, что ее может коснуться кто-то, кроме Чанса, заставляла ее съеживаться. Что может он отыскать в холодной, непроглядной темноте Чайна Куин, равноценное живому теплу влюбленной женщины?

Может, он будет стоять внизу, ждать ее? Что если время, проведенное в ледяных объятиях Куин, заставило Чанса понять, что Риба любит его?

Риба встала, подошла к двери и повернула ручку. Тим шагнул через порог и остановился как вкопанный, оценивающе, по-мужски, свистнув.

Ее платье из шелка цвета золотого песка было скроено по косой. Матовая поверхность задерживала и усиливала почти незаметные переливы света, обрисовывавшие линии ее тела. Элегантное, идеально скроенное, оно обнажало правое плечо Рибы и ниспадало с левого плеча на пол, соблазнительно-таинственно шурша при каждом движении ее тела. На платье сверкала лишь одна застежка – идущий сверху вниз ряд из бриллиантов-»слезок» чуть пониже левого плеча. Такие же бриллианты переливались в ушах. Густые медового цвета волосы были забраны наверх; блестящие пряди удерживались невидимыми золотыми гребнями.

– Хорошо, что я люблю свою жену, – вздохнул Тим. – Ты выглядишь куда прекраснее и эффектнее, чем все, что мы распродали сегодня на аукционе.

Уголки рта Рибы поднялись в короткой печальной улыбке.

– Спасибо.

Она хотела надеть наряд из черного шелка – эмблемы «Обже д'Арт», но не стоило надевать траур на бал в честь Джереми. Она взяла под руку Тима:

– Пойдем, покончим со всем этим.

– Эй, ты ведь идешь на бал, а не на похороны!

Риба ничего не ответила. Сегодня – последняя ночь, когда коллекция Джереми будет собрана вместе. Она даже выставила Тигриного Бога и Зеленый Комплект вместе с серебристо-зеленым алмазом в горной породе. Да, это оказался действительно алмаз, вне всякого сомнения, как и чувствовала Риба. Он неярко блестел среди бесчисленных оттенков зеленого, но бесценные свойства заставляли его превращать свет в сверкающую серебряно-зеленую красоту. Кристалл такой же уникальный, как человек, которого она любила.

Приглушенные голоса элегантно одетых людей легким шелестом разносились в строго обставленном вестибюле отеля. Пробиваясь сквозь молчание Рибы, Тим проводил ее в обставленный в стиле Георга Седьмого бальный зал, где должны были состояться танцы. Потолок зала высотой в тридцать футов был покрыт отполированными вручную сосновыми панелями. Парчовые обои и тяжелые золотистые занавеси создавали ту викторианскую атмосферу, которой так славился отель.

Обычно этот зал использовался как ресторан, но сегодня здесь давался вечер памяти Джереми Синклера. Почти треть комнаты занимали стеклянные витрины и выложенные бархатом ящики, в которых огромным ожерельем сверкала коллекция Джереми. Женщины в роскошных нарядах скользили между витрин в сопровождении мужчин в смокингах. Среди приглашенных, не привлекая внимания, бродили хорошо одетые люди; прекрасно сшитые пиджаки из черного шелка надежно скрывали оружие.

Риба не смогла скрыть подавленности, окутавшей хрупкие плечи и потянувшей в непроглядную тьму, когда оглядела зал в поисках человека с серебристо-зелеными глазами и дикой грацией и не увидела его. Чанс должен знать, что она здесь, воздает последнюю дань Джереми Бувье Синклеру. Если бы он хотел ее видеть, обязательно пришел бы.

Но среди всех этих людей не было ни одного, хотя бы отдаленно напоминавшего Чанса Уокера.

– Какого черта?! – выпалил Тим, глядя туда, где находилась коллекция Джереми. Риба повернулась и увидела рыжеволосого великана, несущего под мышкой словно коробку для завтрака, оправленный в металл стеклянный ящик. Не обращая внимания на любопытствующие взгляды собравшихся, мужчина поставил ящик на пол и спокойно открыл его. За его спиной стоял другой мужчина с волосами рыжевато-песочного цвета, чьи мощные плечи и покрытые шрамами руки лучше всяких слов говорили о нелегкой профессии шахтера. Он держал картонную коробку. Рядом оказался и третий: он окидывал толпу оценивающим взглядом человека, знавшего в жизни немало бед.

Внезапно сжавшие ее ладонь пальцы Тима побудили Рибу направиться к странной троице. Что-то в их суровой, не располагающей к шуткам внешности напомнило ей о Чансе. Она сообразила, что уже видела их раньше. Собственно говоря, с самого ее появления в «дел Коронадо» с коллекцией Джереми она натыкалась на них буквально на каждом шагу. Они не только до самого конца присутствовали на аукционе, но и номер их оказался почти напротив ее комнаты.

– Может, позвать охрану? – тихо спросил Тим.

Риба покачала головой, неотразимо привлеченная аурой напряженности и возбуждения, исходившей от мужчин.

Рыжеволосый незнакомец открыл картонку толстыми ловкими пальцами и сунул туда руки.

– Подожди, – спокойно ответила Риба. – Давай посмотрим, что они… Ох!

Но ее голос затерялся во взволнованных восклицаниях окружающих. В огромных ладонях мужчины лежа,-ла друза турмалина Палы в материнской породе кристаллов кварца. Розовые отростки были покрыты трещинами, причиненными неустанными подвижками земной коры, однако камни не рассыпались и торжествующе сверкали, спасенные от гибели и вынесенные на поверхность. Драгоценные кристаллы размером с кисть Рибы и длиннее сверкали как фейерверк буйно-розового цвета с трепещущими, словно живыми зелеными маковками.

Чайна Куин вновь возродилась под жесткими и нежными руками Чанса.

Видение затуманилось, а на смену ему пришли слезы, обжегшие глаза Рибы. Она никогда не сможет состязаться со сверкающей роскошью кристаллов турмалина, их розовой тайной. Чанс сделал достойный выбор. И-самое худшее в том, что она не могла его осуждать. Видеть эти камни, их светящееся совершенство – значит, полностью и окончательно понять, почему мужчины рискуют жизнью в темных подземных тоннелях. Красота, а не богатство. Красота богов.

И рядом с ней Риба была ничем. Совсем ничем.

Подняв голову, Риба заметила, что рыжеволосый мужчина наблюдает за ней. Рука его поднялась в коротком странном приветствии, потом он нагнулся, поднял пустую картонку и молча вышел. Но слов и не нужно было. Турмалины оказались достаточно ясным посланием. Чанс выиграл. Она проиграла. Все кончено. Только сейчас Риба осознала, что до этого момента под страхом и яростью таилась уверенность, что ее Тигриный Бог вернется и предъявит права на свою женщину. Так была уверена и… так ошибалась.

– Здесь нет имени владельца, – заметил Тим, возвращаясь к Рибе. – Никакой метки, только маленькая карточка с тремя буквами: «НДП».

– Не для продажи, – пробормотала Риба. – Что же касается имени владельца…

Она грустно вздохнула.

– Неужели ты еще сомневаешься?

– Чанс?

– Кто еще мог бы это, сделать? – хрипло спросила она. – Тигриный Бог.

Ни один из тех, кто слышал ее сейчас, не мог бы сказать нежное ли это слово или просто эпитет. Да и сама Риба в этот момент ни в чем не была уверена.

Она набрала в грудь воздуха, медленно выпустила его. Риба отдала бы весь Зеленый Комплект, кроме одного камня, лишь бы найти в себе силы повернуться, выйти из зала, из отеля, из собственной кожи. Но это невозможно. В память о Джереми она обязана пить шампанское, танцевать и смеяться над жизнью и собственными потерями так же холодно, как это делал Чанс. И именно это она намеревается делать, пока выдержат нервы.

– Ну что, открываем бал? – спросила Риба, обращаясь к Тиму: спина гордо выпрямлена, голова высоко поднята, светло-карие глаза блестят от слез, которым она не позволяла пролиться.

Тим поднял руку Рибы к губам, поклонился и повел ее на середину зала. Она повернулась лицом к возвышению, на котором ожидали музыканты, кивнула дирижеру и снова обернулась к Тиму. На несколько минут это свободное пространство принадлежало им, но тут же появились другие пары, привлеченные прекрасной музыкой и грациозными движениями женщины в платье цвета золотой пыли.

В конце танца Риба положила руку на плечо Тима и позволила увести себя прочь, величественная, словно настоящая королева. Он посадил ее за один из столов у окна, выходившего на расстилающийся внизу газон отеля.

– Спасибо, Тим. Теперь возвращайся к Джине.

Риба улыбнулась, смягчая приказной тон и заставляя его звучать почти как приглашение.

Тим нерешительно помялся:

– Уверена, что хочешь побыть одна?

– Совершенно. Найди Джину, потанцуйте и постарайтесь хорошо провести время.

– А что будешь делать ты?

– Пить шампанское, – сказала она, подав знак проходившему официанту.

– Риба…

– Иди, – мягко, но непреклонно сказала она.

Тим снова поколебался, но все же отошел, наткнувшись при этом на рыжеволосого великана. Риба взглянула на незнакомца, поняла, что тот наблюдает за ней, и подняла в молчаливом вопросе брови цвета темного меда. Гигант, немного выждав, приблизился к ней.

– Ред Дей, мэм. Муж Глори. Не хотите потанцевать?

– Не очень, – холодновато ответила Риба, поднося к губам бокал с шампанским и глядя на великана с вежливым любопытством. Хотя Реду было уже лет пятьдесят, он выглядел достаточно крепким, чтобы гнуть руками листовую сталь.

– Слава Богу, – вздохнул Ред, усаживаясь на стул напротив. – Из меня танцор, как из э-э-э… грязи пуля.

Риба вновь присмотрелась к нему, гадая, где могла слышать это имя раньше. Нет, не как мужа Глори, но в связи с турмалинами… Да-да, в тот день, когда Чанс держал в руках китайский флакончик и яркое розовое свечение переливалось и сияло глубоким озерцом, когда низкий голос рассказывал о вдовствующей императрице, одержимой турмалинами Палы.

– Вы коллекционер. Собираете рубеллиты, если я верно помню.

– Чистая правда, – кивнул Ред; голубые глаза зажглись энтузиазмом. – Вы…

– Эта турмалиновая друза ваша? – перебила она, не желая отвечать ни на один вопрос о себе.

– Хотел бы. Чертовски красивая штука, верно?

– Чертовски верно, – саркастически согласилась Риба, салютуя Реду бокалом с шампанским, и, сделав очередной глоток, поморщилась. Именно в эту ночь ей хотелось напиться, забыть обо всем, ничего не чувствовать, а дорогое шампанское имело вкус золы. Но ничего нельзя было поделать, приходилось глотать мерзкую бурду.

– Может, Чанс согласится продать ее вам.

Ред медленно покачал головой.

– Я предлагал ему все что угодно, угрожал, что после смерти он обязательно окажется в аду.

– Если вам нужно помочь осуществить эту угрозу, – пробормотала Риба, блеснув белоснежными зубами, – у меня всегда наготове несколько предложений.

Смех Реда громовым раскатом прокатился по залу.

– Где Чанс отыскал вас, маленькая леди?

– В Долине Смерти. А потом, – сухо добавила Риба, – он променял меня на шахту, называемую Чайна Куин.

Ред почти испуганно встрепенулся:

– Но он сказал, что шахта не его.

– И солгал. В этом ему нет равных.

Риба немного резко поставила бокал, так что янтарная жидкость расплескалась.

– Чанс Уокер в жизни слова неправды не сказал, – покачал головой Ред, неловко ерзая на маленьком стуле. – Он также не крадет и не мошенничает. Правда, сомневаюсь, что он свято следует остальным заповедям Господним.

Риба ничего не могла сказать на это, кроме молчаливого «аминь». Долгое время они с Редом безмолвно сидели, прислушиваясь к музыке, томной и медлительной, как лунный свет, играющий на жемчужинах, наблюдая, как женщины, словно многоцветные переливающиеся камни сверкают в темных оправах мужских рук.

Неожиданно совсем рядом незнакомый мужской голос спросил:

– Нельзя ли пригласить вас на танец?

Голова Рибы резко дернулась. Мужчина, стоявший чуть сзади, был еще выше Чанса – ростом не меньше шести футов шести дюймов, сложен, как Геракл, и красив, как Аполлон. Она невзлюбила его с первого взгляда, не за то, кем он был… скорее, за то, кем не был. Он не был Чансом.

– Нет, – ответил за нее Ред, – ей не хочется танцевать.

– Ошибаетесь, – почти рявкнула Риба, немедленно решив, что примет приглашение, – леди только и мечтает о том, чтобы потанцевать.

Ред перевел взгляд с рассерженного лица Рибы на победно улыбающуюся мужскую физиономию.

– Позволь для ясности объяснить, Мелбурн. Леди протанцует с тобой. Один танец. Ты меня слышишь?

Мелбурн равнодушно пожал плечами и протянул Рибе руку. Риба грациозно поднялась с кресла, и Мелбурн повел ее на середину зала. Для такого широкоплечего великана он двигался удивительно легко, хотя, казалось, слишком крепко прижимал ее к себе. Риба деликатно отстранилась, намекая на то, что ей хотелось бы быть чуть подальше от партнера. Но ладонь Мелбурна скользнула по спине, притягивая ее ближе. На этот раз Риба с силой оттолкнула его.

– Это вальс, а не борцовская схватка, – сухо заявила она, глядя в глаза Мелбурна, синие, ярко сияющие на загорелом лице, обрамленном каштановыми волосами.

– Тогда перестаньте вырываться, – посоветовал он, терпеливо улыбаясь. – Уж очень трудно держать даму на вытянутой руке.

Риба проглотила запальчивый ответ, поняв, что он прав, она пыталась отстраниться от него как можно дальше и сама удивилась собственной инстинктивной реакции. Неужели она действительно сошла с ума?! Бал, веселье, роскошный зал, она танцует с одним из самых красивых мужчин, когда-либо виденных в жизни, а между тем ей едва удалось подавить тошноту, когда его рука легла ей на бедро. С Рибой в жизни такого не бывало.

– Простите, – извинилась она, пытаясь побороть безрассудное неприятие близости к любому мужчине, кроме Чанса.

– Где он? – вздохнул Мелбурн.

– Кто?

– Мужчина, которому вы принадлежите. Это не Ред. Он заполучил Глори, и Господь знает, о лучшей женщине ни одному мужчине мечтать не приходится.

– Что заставляет вас думать, будто я вообще принадлежу какому-то мужчине? – сухо осведомилась она. – На дворе двадцатый век, неужели не помните?

Мелбурн покачал головой и рассмеялся.

– Возможно, но некоторые вещи никогда не меняются. Стоило мне положить руку вам на плечо, как я сразу понял: вы кому-то принадлежите. Язык тела не лжет, этому научил меня один человек, преподав жестокий урок.

Риба оцепенела. Чанс сказал это в Долине Смерти. И неожиданно она ясно поняла, кто преподал урок Мел-бурну. И вместе с этим пришло ошеломительное осознание того, что Чанс вновь оказался прав. Язык тела не лжет. Она принадлежала ему, но он вовсе не желал сделать ее своей. Риба с трудом, хотя душа ныла и хотелось плакать, боролась против собственных глубинных инстинктов, вынуждая тело расслабиться в руках человека, который не был Чансом Уокером.

Конечно, ей не совсем это удалось, но она по крайней мере больше не пыталась заставить Мелбурна отстраниться от нее как можно дальше. Музыка смолкла. Начался другой танец, и Мелбурн, заглянув ей в глаза, спросил:

– Хотите проверить, под стать ли нрав Реда его шевелюре?

Риба попыталась выдавить ответную улыбку, искренне жалея, что не может ответить Мелбурну в том же легком, небрежном, поддразнивающем тоне. Но она не могла. Сам Тигриный Бог предъявил на нее права, хотя больше ее не хотел. Печально усмехнувшись, Риба покачала головой:

– Нет. Я думаю просто оставить вас в покое, чтобы дать возможность скрасить жизнь какой-нибудь счастливицы. – И тут же почувствовала, как великан напряженно вздрогнул, поняв, что ему отказано. Он задумчиво поглядел на Рибу, но ничего не сказал и повел ее к столу, за которым ожидал Ред, очевидно, с каждой минутой терявший терпение.

– А ты смышленее, чем выглядишь, – заметил он, улыбаясь.

Несмотря на колкость, было очевидно, что он питал искреннюю симпатию к молодому человеку. Просто ему не понравилось, что Мелбурн танцевал с Рибой.

– Для кого ты ее сторожишь? – вскинулся тот, решив, очевидно, выяснить все раз и навсегда.

Ред неловко помялся, поглядывая на Рибу, точно определил, что она далеко не так спокойна, как кажется.

– Я ей не опекун.

Мелбурн пробормотал под нос что-то неразборчивое, понятное лишь Реду.

– Слушай, приятель, – продолжал Мелбурн, куда более внятно, – она сама сказала, что не принадлежит никому. Но ты, Тед, и Йан липли к ней, словно дурная репутация. Вышибли людей из того номера, что напротив ее комнаты, следовали за ней повсюду, кроме разве туалета, а ты, да-да, именно ты, спал по ночам на ее пороге, как преданная овчарка. И даже пытался приказать, словно паршивому щенку, сколько раз я могу пригласить ее на танец!

– Это не мой приказ, – вздохнул Ред, смущенно поглядев на Рибу, прежде чем вновь обратиться к Мелбурну. – Чанса Уокера.

Мелбурн, выпрямившись, уставился на Рибу с внезапным интересом, не имеющим ничего общего с ее женскими достоинствами.

– Гром и молния! Да он в жизни ни одну леди не приревновал.

– Когда-нибудь надо же начинать, – вздохнул Ред.

– Будь я проклят!

Мелбурн, улыбнувшись Рибе, низко поклонился, снова выпрямился и одарил ее братским поцелуем в лоб.

– Спасибо за танец. – И, смерив ее долгим, оценивающим взглядом, слегка ухмыльнулся: – Если бы не язык тела, меня бы так и подмывало сказать: черт с ним, с Уокером.

Ред поспешно вскочил:

– Мелбурн…

– Не волнуйся, – успокоил тот. – Я хорошо усвоил урок.

Он с сожалением покачал головой и добавил:

– Не мог никак поверить, что Уокер так же уверен в себе, как выглядит, и что вообще осмелится с голыми руками выйти против человека моих размеров.

– Но ты, кажется, выжил, – пробурчал Ред, – так что нечего жаловаться.

Мелбурн, рассмеявшись, отошел и смешался с толпой. Риба со всевозрастающим недоверием долго смотрела ему вслед, но наконец отвернулась и почти рухнула на стул напротив Реда. Тот краем глаза поглядывал на нее, очевидно, заметив, как бросилась ей в лицо краска гнева.

– Взгляните на это с другой точки зрения, – тихо сказал он. – Чанс не так уж не прав. Сегодня здесь собралось много людей, но под этими модными шелковыми сорочками не всегда скрываются честные души, и Чансу прекрасно это известно. Пока они будут считать вас женщиной Уокера, ни к вам, ни к этой шикарной коллекции никто и на пять шагов не подойдет. Ни один человек не осмелится встать на пути Чанса. Подобный поступок по меньшей мере неразумен.

Но Риба не обратила внимания на утешительные слова, остро ощущая лишь одиночество и гнев. Ее ногти невольно впились в ладони.

– Почему Чанс делает это со мной? – напряженно спросила она. – Он и близко никого ко мне не подпускает, но готов променять любовь на несколько акров грязи! Получил Чайна Куин, обнаружил сокровище, о котором любой старатель может мечтать всю жизнь, но так и не отыскать до самой смерти. Кем, спрашивается, он себя вообразил?

– Он чертовски несчастен, – раздался голос Глори за ее спиной.

Сестра Чанса уселась рядом с Редом; ярко-оранжевое платье резко выделялась на фоне его строгого черного смокинга. Жесткий взгляд зеленых глаз был неотступно устремлен на Рибу.

– Отдав Чансу эту шахту, ты подарила ему могилу. Он день и ночь там роется.

Риба, побелев, схватилась за стол: комната вертелась в странном танце, вокруг все потемнело, мрак сгущался, превращаясь в жадный черный рот Чайна Куин, кикитука с глазами из раздавленных розовых кристаллов.

– Я не этого желала, не это имела в виду, – прошептала она.

– Эта шахта – настоящий убийца, – не повышая голоса пояснил Ред. – Чанс даже мне не позволяет спуститься в нее, а уж Богу известно, мы с ним не раз рылись в настоящих адских дырах.

– И для чего? – вмешалась Глори. – Ради денег? Чанс не продал, не поменял и не отдал ни одного проклятого кристалла! Только приносит полные мешки турмалинов, отдает нам и снова спускается в эту чертову лисью нору! И зачем ему это, Риба, если не для того, чтобы каждый час искать смерти?

Риба взметнулась из-за стола и тут же слегка покачнулась, сознавая лишь, что ее кошмар неожиданно обернулся реальностью. Она должна бежать к Чансу, найти его, прежде чем Чайна Куин захлопнет жадную пасть и поглотит человека, которого она любит.

Она начала протискиваться сквозь толпу в огромном бальном зале, не замечая взглядов и приветствий, слыша лишь беспощадные слова Глори.

Добравшись до вестибюля, она побежала, придерживая подол элегантного платья, перепрыгивая через две ступеньки, потому что лифт поднимался слишком медленно. Не обращая внимания на испуганные возгласы окружающих, Риба взлетела по широкой изгибающейся лестнице на второй этаж, где находился ее номер. Подбежав к двери, она вздернула платье до колен, и вытащила из-за атласной подвязки ключ от комнаты. Руки дрожали так, что вставить его в скважину оказалось невозможно.

– ЧЕРТ!

Риба несколько раз глубоко вздохнула, рывком вставила ключ, ворвалась в номер, с силой захлопнув за собой дверь и, промчавшись через гостиную, влетела в спальню…

И очутилась в сказочной пещере.

Черный матовый шелк, фирменная марка Рибы, был наброшен на каждое кресло, каждый стол, на кровать и даже на пол. И на этих темных покрывалах, подсвеченные шахтерскими лампами, сверкали гроздья и друзы и солнечные взрывы турмалинов Палы. Только на постели ничего не было, кроме переливающегося в огнях шелка.

На мгновение Риба почувствовала себя так, словно очутилась в огромном драгоценном камне, мечте ошеломительной красоты и блеска, многогранном мире, таком же сложном, как и человек, превративший обыкновенный гостиничный номер в мечту и магический дворец. Ключ выпал из пальцев, и Риба медленно обернулась, пытаясь найти Чанса, но видела лишь красоту турмалинов, окружающую ее, увеличенную во много раз непролившимися, стоявшими в глазах слезами. Но нигде не нашла своего мужчину, воплощение мужской силы и грации, человека, которого полюбила.

– Чанс, – прошептала Риба, слепо протягивая руки, – пожалуйста, будь здесь.

Она почувствовала его присутствие за мгновение до того, как услышала тихий стук двери спальни. Мужские руки коснулись ее плеч, руки жесткие и нежные, теплые, как солнечный свет. Пробормотав что-то неразборчивое, она повернулась, стремясь обрести его тепло, и только сейчас осознала, что эти большие руки уверенно, крепко держат ее. Риба судорожно прижалась к нему, не в состоянии говорить, боясь, что проснется и все исчезнет. Его губы скользили по душистой коже, осыпая ее тело поцелуями.

– Всю мою жизнь я был одержим поисками сокровищ, – сказал наконец Чанс глубоким, чуть дрожавшим от обуревавших его эмоций голосом. – И это было так, словно если я буду искать по-настоящему, трудиться день и ночь, наверняка отыщу что-нибудь ошеломляюще великолепное, необыкновенно редкое, такое же могущественное, прекрасное и вечное, как сама земля. Но что бы я ни находил, это не оправдывало моих ожиданий. Неважно, каким бы оно ни было красивым, ценным или редкостным…

Он снова нашел ее губы. Язык обводил очертания ее улыбки, пробуя на вкус слезы, деля с ней дыхание, наполняя сладостную мягкость ее рта, пока Риба льнула к нему в поцелуе, больше любых слов говорившем о мучительной жажде.

–…и потом я поцеловал тебя в Долине Смерти, и мой мир перевернулся, – продолжал Чанс, осторожно проводя кончиком пальца по линии ее шеи и руки.

– Я мог отнять Чайна Куин у Сильвии, но не у женщины, доверившейся мне настолько, чтобы рыдать в моих объятиях, а потом целовать меня так, словно для нее не было и не будет другого мужчины.

Он осторожно снял одинокую слезинку, ползущую по щеке Рибы.

– Я никогда не верил, что ты можешь быть второй Сильвией. Но пытался. Потому что хотел Чайна Куин больше всего на свете. Я знал, твердо знал, чего искать в шахте. Но потом вошел в твой кабинет и увидел, как этот пьяный ублюдок тянет к тебе лапы. – Руки Чанса невольно сжались. – Хорошо, что Тодд не успел коснуться тебя, chaton. Иначе я просто прикончил бы его.

Риба затрепетала; водоворот чувств, захвативших ее, не давал вымолвить слова, вздохнуть, пошевелиться. Она была не в силах отвести взгляда от светящихся нежностью глаз Чанса, прислушивалась к низкому голосу, не в силах поверить, что он наконец рядом.

– Я пытался рассказать тебе о шахте при второй встрече, – продолжал Чанс, едва прикасаясь к бриллиактовой застежке на левом плече, – но Тим не вовремя вмешался. Потом ты взяла меня с собой на пляж, а когда мы добрались до автостоянки, сказала, что ни один мужчина в мире не хотел тебя ради тебя же самой. Ты была так горда и прекрасна… и я понял, что если попытаюсь завести разговор насчет Чайна Куин, ты просто возненавидишь меня. Поэтому я и сказал себе, что если мы проведем достаточно времени вместе, я смогу заставить тебя понять: независимо от того, почему я появился в Долине Смерти, в Лос-Анджелес меня привели совершенно иные причины.

Его ладони сжали ее щеки. Чанс с почти неслышным стоном нагнулся, чтобы снова завладеть ее губами.

Эта стальная сдержанность, почти нестерпимый жар тела, нескрываемое желание, потрясли Рибу точно так же, как то мгновение, когда она, шагнув в спальню, обнаружила всю эту фантастическую красоту, окружавшую ее.

И когда он подхватил ее на руки и понес к покрытой шелком постели, Риба все же попыталась сказать ему о своей любви, но смогла лишь отвечать на ласки, нежные, скорее молившие, чем требовавшие ответной страсти. Чанс осторожно поставил ее на ноги, поцеловал в глаза и губы, не переставая говорить; голос и слова словно обволакивали ее такой же чарующей чувственностью, как и ласки могучих рук, обнимавших ее.

– И с каждой проведенной наедине с тобой минутой я хотел тебя все больше, – пробормотал Чанс; теплая ладонь опустилась на ее плечо, откидывая шелк, хранивший ее тепло и благоухание.

Дрожь желания прошла по телу Чанса, безмолвно говоря Рибе, как по-прежнему сильно он хочет ее, а может быть, еще сильнее, чем раньше. Ее пальцы побежали по пуговицам накрахмаленной сорочки, – Рибе не терпелось ощутить жар его обнаженной кожи на своей. Она зарылась губами в поросль жестких волос, пока ее платье медленно скользило на пол, разлившись у ног блестящей лужицей. Риба осталась лишь в атласном поясе с подвязками и золотистых кружевных трусиках.

Губы Чанса прижались к чувствительному местечку на шее, чуть пониже бриллиантовой сережки.

– Золотой песок и алмазы, – хрипло прошептал он, и прежде чем Риба успела ответить, впился губами в ее губы, покоряя, побеждая, владея… его язык проникал все глубже, медленно, неспешно, а руки ласкали красоту, еще недавно скрытую под тонким шелком вечернего наряда.

Почувствовав, какие перемены совершаются в ней под его прикосновениями, Чанс, простонав что-то, неожиданно оторвал ее от пола, поднося ее груди к своему жадному рту. Риба тихо вскрикнула, когда Чанс со свирепой сдержанностью впился губами в розовый сосок, зубами и языком превращая нежную плоть в тугой бутон, Огненная буря страсти захватила Рибу, заставив таять как воск в его объятиях. Теперь ей было все равно, любит ее Чанс или нет. Он хотел ее, и это главное.

Чанс опустил ее на постель и одним грациозно-сильным движением, заставившем Рибу умирать от желания коснуться его, держать в объятиях, любить до беспамятства, избавился от сорочки, а потом раздел Рибу, оставив на ней лишь серьги. Поспешно сбросив с себя одежду, он выпрямился, глядя на нее сверкающими глазами.

– После того, как мы выбрались из завала, оказались на поверхности, и ты, смеясь, повернулась ко мне, деля радость жизни и солнечный свет, я понял, что не смогу рискнуть сказать тебе правду. Не смогу рискнуть потерять тебя. Я думал, что если мы поженимся, все, что случилось раньше не будет иметь значения. Мы все начнем заново, с того момента, как мыли друг друга в ручье. Но тут появилась Глори и двумя словами развеяла в прах мою мечту.

Подняв голову, Риба увидела боль, скрытую за упрямо сжатым ртом и нахмуренными бровями. Она попыталась заговорить, сказать что-то, не в силах видеть его страданий, но Чанс продолжал, напряженно, глухо.

– Я не поверил, что ты сможешь уйти от того, что было между нами. Конечно, ты была взбешена. Я так безжалостно тебя ранил. Но подумал, что если ты лишь позволишь мне коснуться тебя, любить, ласкать, я сумею заставить понять, что никогда и никого не хотел обманывать.

Чанс лег рядом, не дотрагиваясь до нее, несмотря на то, что едва не терял рассудок от нетерпения, заполнявшего каждую частицу существа, и одновременно необходимости сдерживать себя. Его глаза на мгновение закрылись, но тут же распахнулись снова – грустные, словно глядевшие куда-то вдаль.

– Но потом ты убежала от меня, не оставив ничего. Поэтому я и спустился в эту подлую тварь-шахту и начал копать так, словно если проникну достаточно глубоко, достаточно быстро, достаточно далеко, каким-то образом сумею вернуть потерянное – женщину и любовь. И все, что получил взамен, – кристаллы, холодные и твердые, утешение глупца. Но кому нужен подобный глупец? Кто его захочет?

Горечь, звучавшая в голосе Чанса, болью сдавила сердце Рибы.

– Чанс… – прошептала она прерывающимся голосом, – Но ты не хотела говорить со мной, видеть меня, – тоскливо продолжал он. – Я знал, что сегодня ты обязательно будешь на балу в память Джереми. Поэтому и пришел.

Рука Чанса взметнулась, но вместо того чтобы коснуться Рибы, пальцы сомкнулись на листке бумаги, лежавшем между их телами, словно осколок льда на черном шелке.

– Я не понимал, почему ты просила меня отказаться от Чайна Куин, – тихо пробормотал он. – Зато понимаю сейчас. Когда-то я мог бы удовлетвориться холодными сокровищами Чайна Куин. Но теперь… теперь я не могу жить без твоего живого тепла, смеха, рук, обнимающих меня. Ты – единственная найденная мной драгоценность, которая становится все красивее под моим взглядом, храня магическую красоту во мраке и солнечном свете, и никакими словами, сравнениями и рассуждениями нельзя понять и объяснить, как дорого то, что мне посчастливилось отыскать. Всю свою жизнь я пробирался сквозь тьму, разыскивая тебя в глубинах земли, и даже не подозревал об этом.

Риба, выдохнув его имя, сжала ладонями любимое лицо, но Чанс осторожно отнял ее руки и положил в них листок бумаги.

– Прочти, – велел он.

Риба попыталась разобрать слова, но слезы застилали глаза.

– Не могу.

– Это право владения на Чайна Куин. Шахта твоя, Риба, только твоя. И была твоей с тех пор, как ты меня покинула.

– Не нужна мне никакая Чайна Куин, – с отчаянием простонала Риба и, смяв бумагу, отбросила куда-то во тьму. – Неужели не понимаешь?!

И тут она снова вскрикнула, но уже по другой причине. Ладони Чанса вновь скользнули по ее телу, зажигая огонь своими прикосновениями, воспламеняя острое, почти болезненное желание. Риба закрыла глаза. Издавая нечленораздельные звуки, она извивалась под его ласками, не помня себя от счастья. Но Чанс порывисто приподнялся и заглянул ей в глаза.

– Если хочешь, я отдам Чайна Куин первому человеку, который пройдет по коридору, – свирепо прошептал он. – Я избавлюсь от нее прямо сейчас, выброшу все до последнего проклятого кристалла. Отдам все, о чем попросишь. Кроме тебя. Этого я не сделаю, не смогу. Я наконец понял, что такое любовь. И никогда ее не предам. Я люблю тебя, Риба.

Ее глаза широко открылись, огромные, удивленные, переполненные хаосом чувств. Озноб прошел по телу Чанса, озноб, грозивший лишить его последних сил – слишком тяжелым испытанием оказалась близость женщины, которую он полюбил.

– Скажи что-нибудь, chaton. He заставляй мучиться мыслями о том, действительно ли я потерял твою любовь навсегда.

– Сохрани Чайна Куин, – прошептала Риба.

Лицо Чанса мгновенно изменилось; боль, какая-то странная беззащитность и отчаяние проступили в резких чертах.

– Для наших детей, – быстро добавила Риба, улыбаясь и плача одновременно, мгновенно сообразив, что он не так ее понял. Она спрятала лицо у него на груди, обнимая его изо всех сил, так, что заныли руки.

– Ты никогда не сможешь потерять мою любовь, Чанс. Я буду вечно любить тебя.

Его пальцы зарылись в ее волосы, отыскивая прячущиеся в густых прядях золотые гребни. Медовые локоны скользнули вниз с тихим шорохом, таким же сладостным, как слова, которые Чанс повторял вновь и вновь, словно, один раз заговорив о любви, не мог остановиться, говоря ей каждым вздохом, каждой лаской, как бесконечно она дорога ему. Его слова смешивались с ее признаниями, когда Риба повторяла в ответ, все, что он сказал ей.

И потом они стали одним целым, слились, и в объятиях Рибы горело страстью жаркое, блестящее тело Тигриного Бога, явившегося, чтобы навеки остаться с ней.