С почти беззвучным стоном Хок разомкнул губы и вдохнул сладость рта Энджел. Он долго не ощущал ничего, кроме вкуса ее губ и теплоты ее гибкого тела.

Затем он почувствовал, что желание, которое он так долго старался подавить, вот-вот выйдет из-под контроля и разорвет его на части. Он крепко обнял Энджел.

— Ты не знаешь, что ты делаешь, — хрипло сказал Хок.

Энджел подняла глаза и улыбнулась древней улыбкой Евы.

— Я неопытна, но не глупа, — сказала Энджел. — Я знаю, что ты дал мне все, ничего не взяв себе. Теперь мой черед давать тебе.

— Ангел… Ангел, — пробормотал Хок.

Он сказал это очень тихо, борясь с самим собой и страшась принять этот дар.

— Да, — отозвалась она.

— Я безумно хочу тебя, но я боюсь снова причинить тебе боль. Ты не знаешь…

— Тогда научи меня, — перебила она его.

Энджел потерлась губами о его грудь, нашла языком темный сосок и прикоснулась так, как Хок прикасался к ней.

— Я хочу быть твоей женщиной, — сказала она.

— Ты уверена? — спросил Хок.

Его голос дрожал от едва сдерживаемых чувств. Он резко встал, словно боясь случайно прикоснуться к Энджел, если она вдруг передумает и решит не испытывать его страсть.

Энджел посмотрела на сильного загорелого мужчину, стоящего перед ней, и поняла, что он вспоминает тот первый раз, когда так безжалостно и небрежно взял ее.

Она видела, как томится ожиданием его мускулистое тело. Энджел подняла руку и положила ему на оттопыривающиеся джинсы.

От этого прикосновения Хок напрягся, как натянутая тетива, и Энджел заметила, как в его глазах мелькнуло яркое пламя страсти.

— Уверена, — сказала Энджел. — Тебе придется научить меня тому, чего тебе хочется. Ты не возражаешь?

В ответ Хок хрипло рассмеялся и слегка подался вперед, сильнее прижимаясь к ласкающей его руке. Кончики ее пальцев легко скользнули вниз, страстно, но мягко, как раньше делал он.

Хок со стоном прикрыл ее руку своей ладонью и мгновение держал, не отпуская от переполненной желанием плоти. Затем поднес ее руку ко рту и нежно куснул за подушечки пальцев.

— Когда ты научилась так прикасаться ко мне? — спросил он.

— Ты сам научил меня.

— Когда?

Энджел поймала руку Хока и куснула за пальцы точно так же, как сделал это он.

— Только что, — сказала она.

Хок подумал о других ласках, более интимных, о нежных вскриках и всеобъемлющем пламени страсти. Энджел была неопытна, но ответила ему так неистово, что чуть не лишила его контроля над собой.

Невинная, великодушная, чувственная — таких он еще не видел.

— Ангел, — пробормотал Хок. — Ты заслуживаешь лучшего мужчину, чем я.

— Лучше мужчин не бывает, — с уверенностью сказала Энджел, и каждое ее слово дышало любовью.

— Мир полон ими, — возразил Хок.

— Но не для меня.

Хок закрыл глаза, понимая, что Энджел говорит искренне. Он знал, что она любит его, не заботясь, заслужил он это или нет, и любит ли он сам ее.

И еще он знал, что ему нужно уйти, исчезнуть, чтобы Энджел смогла найти мужчину, который был бы ее достоин.

— Я не способен научить тебя ничему, кроме того, что такое боль, — почти с отчаянием сказал Хок.

— Тут ты не скажешь мне ничего нового, — мягко возразила Энджел. — Все, что у меня могло быть сломано или разбито, было сломано и разбито. Тело, мысли, сердце.

— Ангел, — прошептал он и больше не сумел выговорить ни слова.

— Не бойся сделать мне больно, — сказала она. — И не нужно ненавидеть себя за то, что ты захотел обладать мною. Я не ребенок. Я женщина. Твоя женщина, Хок. До тех пор, пока ты хочешь меня.

Ее руки медленно скользнули к ремню его джинсов. От волнения пальцы не слушались ее. Всегда проворные и ловкие, они дрожали и отказывались подчиняться.

Хок смотрел на Энджел своими темными глазами, боясь поверить, что, несмотря на боль, которую он причинил ей, она действительно хочет его. Он не шевельнулся, чтобы помочь Энджел или остановить ее, когда ее пальцы пытались расстегнуть пряжку его ремня.

Когда ремень наконец расстегнулся, Энджел вспомнила, с какой ловкостью Хок раздел ее, и почувствовала себя неловкой и неуклюжей. Металлические пуговицы джинсов Хока представляли еще большую трудность, чем пряжка. Это все равно, как стричь волосы перед зеркалом. Каждое движение противоположно тому, которое хочешь сделать.

Вдруг Энджел пришло в голову, что существует ведь много способов сказать «нет». Хок уже многие из них использовал. Он был искусным любовником.

Может, именно на это он сейчас и намекал ей? Да, он хочет ее. Любой мужчина в его положении испытывал бы то же самое. Но возбуждение — это не любовь. Это простейший биологический рефлекс, который возникает при определенных стимулах.

«В этом нет ничего личного, — сказала себе Энджел. — И неудивительно. Хок причинил мне боль и теперь чувствует себя виноватым. Поэтому он хочет стереть из моей памяти воспоминания о той боли и заменить воспоминаниями об удовольствии. Я опять неправильно его поняла. Усмотрела в его прикосновениях нечто большее, чем есть на самом деле».

Энджел оставила тщетные попытки расстегнуть джинсы Хока и опустила руки. Повернувшись на живот, она растянулась на темном одеяле и завернула его край, чтобы прикрыть наготу.

— Прости, Хок, — сказала она тихо. — Я неправильно тебя поняла. Снова.

— Что ты неправильно поняла?

Энджел не обернулась. Она мысленно пыталась собрать мозаику: алые лепестки розы, слегка раскрывшиеся под лучами солнца.

— Ангел!

Хок неуверенно тронул пальцем ее обнаженное плечо.

Роза задрожала и рассыпалась на алые кусочки.

Энджел впилась ногтями в ладони, сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Я не поняла, — сказала она, не глядя на него и почти спокойно, — что ты просто пожалел меня.

Почти, но не спокойно, и Хок почувствовал это.

— Ангел, — тихо сказал он, поглаживая ее теплое, нежное плечо. — Это не…

— Пожалуйста, не надо, — прервала она его. — Все в порядке. Не переживай. Как ты сам сказал, то был слабый заменитель страсти.

— Я сказал? — Руки Хока замерли в нерешительности. — О чем ты?

— Ты только что дал мне понять, какая неумелая я любовница. — Энджел сдавленно засмеялась. — Я не виню тебя за то, что ты предпочитаешь женщин, которые хотя бы могут расстегнуть твои чертовы джинсы!

Хок откинул одеяло, открывая ее обнаженное тело. Она повернулась и протянула руку, чтобы укрыться вновь, но Хок остановил ее, положив ладонь поверх ее пальцев. Потом осторожно притянул их к своим джинсам.

— Я не хочу женщин, которые раздели тысячу мужчин, — хрипло сказал Хок. — Я хочу женщину, которая хочет меня так сильно, что ее руки дрожат и не могут расстегнуть мои джинсы. У меня еще никогда не было таких женщин, Ангел. Я даже не знал, что такие женщины существуют. До сих пор не знал.

Последняя металлическая пуговица выскользнула из своей дырочки, и Хок просунул руку Энджел под поношенную синюю ткань джинсов. Когда ее ладонь прижалась к его напряженной, сдерживаемой плавками плоти, глубокий стон вырвался из его груди.

— Надеюсь, ты делаешь это не из жалости? — спросил Хок неестественно бодро. В глазах его горела страсть. — Я еще никогда не желал женщину так сильно.

Хок запустил руку в карман, вытащил маленький пакетик и вдруг одним резким движением сдернул и плавки, и джинсы.

Волна неукротимого желания прокатилась по телу Энджел. Хок был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела. Его сильное, упругое тело по крепости было подобно утесам, окаймляющим бухту.

Но в отличие от утесов он ответил на ее прикосновение, не в силах скрыть охватившую его дрожь.

Хок позволил Энджел не спеша исследовать его тело. Затем со стоном разорвал упаковку, надел презерватив и лишь тогда лег рядом с Энджел, прижимая к себе ее горячее тело.

— Я больше не могу, — хрипло пробормотал Хок, уткнувшись губами ей в шею. — Я так хочу тебя.

И в следующее мгновение оказался сверху.

Энджел вскрикнула, страстно подалась навстречу его телу, инстинктивно скользя ступнями ног по его икрам и стараясь вобрать всего его внутрь себя. Он гладил ладонями нежную кожу Энджел, ощущая биение каждой ее жилки.

— Хок, пожалуйста, — взмолилась Энджел.

— Мой сладкий Ангел, — прошептал он ей в губы и осторожно, но решительно вошел в нее, став частицей ее тела. Его движения были сдержанными, словно он боялся причинить ей боль.

Но боли не было. И Энджел больше не боялась. Хок продолжал ласкать ее, и она улыбалась ему, бормоча бессмысленные слова просто для того, чтобы выразить то неземное удовольствие, которое сейчас испытывала.

Несмотря на то что желание молотом стучало в сердце Хока, он не спешил, наслаждаясь каждым движением их тел. Энджел обхватила ногами бедра Хока, ища все большей близости и безмолвно призывая его глубже войти в ее тело.

От ее голодного желания Хок задышал чаще и дал ей то, чего они оба хотели. Ускоряя движения, он помнил об одном: он не смеет причинить ей боль.

Тело Хока изогнулось, из груди Энджел вырвался стон восторга, и в то же мгновение его собственный стон слился с ее криком. Он содрогнулся, снова выгнулся дугой, и еще, и еще, отдавая ей себя так же глубоко и безраздельно, как и она ему.

Прошло много сладостных минут, а Хок и Энджел все еще обессиленно лежали в объятиях друг друга, медленно спускаясь с небес на землю. Постепенно их глаза стали различать солнце, небо, их слившиеся тела ощутили легкое покачивание катера.

Хок уткнулся губами в шелковый водопад спутавшихся волос Энджел, потом поцеловал ее висок, щеку, завораживающий изгиб уха, уголок ее улыбающегося рта. Ее пальцы скользнули по его спине до сильных мышц ягодиц, исследуя их изгибы так же, как раньше делал он.

Хок застонал и плотнее прижался к ее телу. Она осторожно ласкала его, изучая очертания его мужественного тела, как раньше он изучал ее.

— Ангел, — удивленно сказал Хок, — ты знаешь, что ты делаешь?

Прежде чем она успела ответить, он проник в нее еще глубже, и его бедра снова начали древнее, как мир, движение.

— Ты этого хочешь? — спросил он хрипло, чувствуя, как с каждым прикосновением к ней желание вновь охватывает все его тело.

В глазах Энджел мелькнуло удивление.

— Хок? — сказала она.

Ее дыхание снова участилось, глаза затуманились.

— Я думала, что мужчины не могут… так скоро…

— Несколько минут назад я бы поклялся, что ты права, — ответил Хок.

Его тело снова выгнулось, и она со сладким стоном ответила ему, лаская и все больше возбуждая его тугую плоть, спрятанную в полночной черноте волос.

— Выходит, мы оба были не правы, — с трудом произнес Хок. — Когда ястреб занимается любовью с ангелом, законы не работают.

В сон Хока ворвался звук крошечного электронного будильника его часов. Он шевельнулся и хотел выключить его, но вдруг ощутил на руке нежную, теплую тяжесть.

Воспоминания хлынули сладким потоком, и он остро почувствовал каждый дюйм тела Энджел, так доверчиво прижавшейся к нему. Кровь запульсировала быстрее, тепло, охватившее его тело, сконцентрировалось между ног, сдерживаемая страсть требовала свободы.

Хоку безумно захотелось опять войти в нее, ощутить страстную нежность ее объятий.

Он снова и снова хотел ее, и это его удивило. Он не испытывал ничего похожего ни с одной женщиной, даже когда был молод.

Хок протянул руку и включил крошечный фонарик на батарейках. Слабый желтоватый свет упал на кровать на носу катера. Волосы Энджел золотистым огнем горели на смуглой руке Хока. Ее ресницы отбрасывали длинные неровные тени, губы, все еще припухшие от страстных поцелуев, подаренных и взятых, казались ярко-красными.

Хок наклонился и провел языком по ее губам. Энджел улыбнулась, что-то пробормотала и еще теснее прижалась к нему, ища тепло его тела. Хок знал, что она не проснулась и ее движения бессознательны, глубоки и искренни, как и ее любовь к нему.

— Энджел, — прошептал Хок. — Моя милая, благородная женщина. Что мне с тобой делать? — добавил он еще нежнее.

Ответа не было.

Хок бросил взгляд на валявшиеся повсюду разорванные пакетики и улыбнулся от сладких воспоминаний.

Рука Хока скользнула под одеяло и замерла на мерно вздымающейся груди Энджел. Он уткнулся губами ей в шею и принялся медленно и томно ласкать ее тело, беззвучно обращаясь к ней до тех пор, пока она не пошевелилась, еще не проснувшись, но уже на полпути из прекрасного чувственного сна.

Ее тело таяло от желания.

— Ангел, — хрипло сказал Хок, раздвигая ей ноги. — Ангел.

В ответ ее глаза широко распахнулись. Он подождал, пока не уверился, что Энджел проснулась, взглянул ей в глаза и в тот же момент вошел в нее.

Ее восторженный стон эхом отозвался у него в ушах, и оба они взмыли в небо, но не в черное и холодное, а в теплое и яркое.

Когда к Энджел снова возвратилась способность говорить, она, уткнувшись губами ему в плечо, прошептала слова любви. Ответом ей было мягкое, искусное движение, заставившее Энджел крепче вцепиться в Хока.

— Хок, — произнесла она наконец прерывающимся от волнения голосом, — мы опять пропустим прилив.

Он что-то пробурчал ей в шею.

— Что? — переспросила она.

Он нехотя оторвал губы от ее благоухающей кожи:

— Я поставил будильник немного вперед.

Энджел рассмеялась.

— Какой умный Ястреб, — сказала она. — Надо будет наградить тебя.

— Ты меня уже наградила, — с улыбкой ответил Хок.

От его красивой улыбки у нее замерло сердце. Она тронула кончиками дрожащих пальцев уголок его рта, удивляясь силе любви, которую чувствовала к этому суровому и доброму человеку.

— О чем ты думаешь? — спросил Хок, пытаясь угадать, какие чувства заставили ее задрожать.

— О том, как сильно я тебя люблю.

Хок прикрыл глаза.

— Мне не следует позволять тебе этого, — строго сказал Хок.

Он прижал Энджел к себе и зарылся лицом между ее грудей.

— О Господи, что я делаю? — простонал он. — Я не могу любить тебя и не могу позволить тебе уйти.

Энджел ласково погладила его по волосам, стараясь успокоить — она, мол, все понимает, как надо.

Она действительно его понимала.

Она понимала, что, каждый раз говоря ему о своей любви, причиняет ему больше боли, чем удовольствия. Хок не хотел обижать ее. Она знала это так же точно, как и то, что любит его. А он считает себя неспособным любить.

Она понимала и принимала это без осуждения.

С ловкостью, дорого оплаченной в прошлом, она мысленно собрала в голове безмятежную розу и, собрав, размешала в объятиях Хока.

— Я знаю, что тебе делать, — сказала Энджел, нежно целуя его в губы. — Тебе нужно заняться рыбалкой. Нам предстоит поймать прекрасного лосося.

Хок поднял голову, посмотрел на нее и нежно поцеловал ей ладони.