После четырех часов несения службы Уокер стал подумывать о тихих радостях жизни: о холодном пиве и о сандвиче с ветчиной. Но он сомневался, что здесь, на выставке, предложат что-нибудь более существенное, чем дыни и сандвичи с салатом.

Фейт обсуждала особенности золотых сплавов с коллегой-дизайнером, который вырядился в красную шелковую рубашку и широченные брюки. Когда он наконец отошел, мечта Уокера об обеде приняла более четкую форму.

Прежде чем он смог оповестить о ней Фейт, какая-то женщина приблизилась к их экспозиции. Она была густо накрашена – вероятно, для того, чтобы скрыть глубокие шрамы от прыщей. На руке у нее красовался «Ролекс», несоразмерный тонкому запястью. Женщина была одета по-европейски. Ее костюм украшала изумрудная брошь конца двадцатого века – прямоугольный камень в оправе из платины с бриллиантовой россыпью.

Что-то насторожило Уокера в этой женщине. Акцент выдавал ее русское или венгерское происхождение. На всякий случай он встал поближе к Фейт.

– Трехгранный изумруд? – спросила женщина. – Как вы установили этот камень?

– Не без труда, – ответила Фейт. – Изумруды, как известно, не терпят грубого обращения. – Она вспомнила о том, как ее братья-близнецы, Джастин и Лоу, которые носятся по всему свету, угрожали ей немедленной расправой, если она повредит их великолепный камень. – Трехгранник – нехарактерная форма для изумруда, тем более что этот камень больше четырех каратов. У вас, между прочим, замечательный изумруд. Колумбийский? – поинтересовалась Фейт.

– Не исключено. – Наманикюренной рукой женщина словно отмахнулась от своего украшения. Алый ноготь уткнулся в витрину. – Эта брошь, этот трехгранный камень, он прочный, да?

– Такой же прочный, как все изумруды. Оправлен не больше года назад.

Женщина изучала обманчиво простую серебряную оправу. Несколько дужек, два перевернутых "V". Вот и все. Брошь игриво мерцала зеленым изумрудом, как глазом.

– Это кошка, верно?

– Да.

– У нее хороший аппетит, я думаю.

Фейт улыбнулась:

– Очень хороший.

Женщина пристально смотрела на брошь.

– Она продается, да?

– Да. – Она стоила сорок семь тысяч долларов, но Фейт не собиралась произносить эту сумму, пока женщина не спросит о ней.

Женщина кивнула так резко, что ее рыжие завитки энергично подпрыгнули.

– Я подумаю. – Красные ногти забарабанили по стеклу. – Ожерелье. Рубины, похожие по цвету на кровь. Они из Бирмы?

– Да..

– Сколько?

– Сожалею, они не продаются.

Женщина быстро отчеканила всего несколько слов:

– Все продается. Дело только в цене.

– К сожалению, не я хозяйка ожерелья. Но в этом гарнитуре, – Фейт указала на браслет, кольцо и сережки в платине, – совершенно замечательные рубины.

– Да, да, – нетерпеливо перебила ее женщина. – Ожерелье… Кто его хозяин?

От улыбки у Фейт уже заболели уголки рта.

– Я буду рада помочь вам связаться с владельцем. Но должна сказать, что он вряд ли его продаст. Это свадебный подарок будущей невестке.

– Имя? – спросила женщина.

«Ишь ты какая быстрая», – заметила про себя Фейт. Но потом рассудила так: клиентка скорее всего не собиралась вести себя невежливо, просто разные люди по-разному подходят и к бизнесу. Фейт взяла сумочку, достала визитную карточку и протянула ее женщине.

– «Ювелирные украшения Монтегю, – громко прочитала женщина. – Основан в 1810 году». Это магазин. Где он находится?

– К сожалению, у меня нет информации на этот счет.

Бросив еще один, последний, оценивающий взгляд на брошь в виде самодовольной кошки, женщина перешла к следующей витрине. Перед тем как уйти совсем, она еще раз быстро посмотрела на все украшения Фейт.

– Беспардонная особа, но, надо сказать, у нее хороший вкус, – фыркнул Уокер.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Фейт.

– Она направилась прямиком к тому клоуну в соседнем секторе.

– Этот… гм… как ты выражаешься клоун – один из самых уважаемых дизайнеров Америки.

– Какого века?

Она изучающе взглянула в бесконечно-синие глаза Уокера и подумала о хорошо откормленном коте.

– Позднее, чем жил Джексон Поллак.

Уокер засмеялся, причем довольно громко, и тотчас поймал на себе удивленные взгляды нескольких человек.

– Взрыв на красильной фабрике, да? Ты о нем? – спросил Уокер.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень начитанный парень?

– Никто и никогда.

– Удивительно, – проговорила Фейт, наивно округлив глаза. – И ты не добивался справедливости?

– Нет, мэм. Вводить в заблуждение хороших людей – грех. Хвала Господу нашему, что он не сотворил слишком много хороших людей.

Она захихикала.

– У тебя талант. На сцене ты можешь изображать деревенского парня.

Уокеру не повезло, он не смог ответить Фейт на ее колкость: к ней подплыла молодая, изящно одетая женщина. Ее кожа по чистоте и свежести напоминала цветок магнолии, а волосы были солнечного цвета. На карточке, пристегнутой к блузе, было выведено имя женщины – Мэг.

– Мисс Донован?

– Да? – отозвалась Фейт.

– Ваш помощник сегодня утром спрашивал, не посидит ли кто-нибудь в вашем секторе, пока вы будете завтракать. Я сейчас свободна и могу на время заменить вас.

– Мой помощник? – удивилась Фейт.

– Это я, – сказал Уокер. – Упакую ожерелье. Нам действительно надо подкрепиться.

– Но ожерелье Монтегю – главный экспонат, – возразила Фейт.

– Остальные драгоценности застрахованы на стороне. Ожерелье же – на моей ответственности. Оно должно быть при мне всегда.

Что-то бормоча себе под нос, Фейт все-таки убрала ожерелье из стеклянного кейса. Она осторожно завернула его в тонкую замшу, положила в мешочек и отдала его Уокеру. Он взял ее сумочку, положил в нее мешочек и аккуратно закрыл.

По крайней мере именно это все и могли увидеть. Лишь Фейт, которая находилась очень близко, заметила ловкость рук Уокера – замшевый мешочек он быстро переложил из одной руки в другую и незаметно кинул его в свой карман, а не в сумочку.

– Понимаю, почему ты обыграл Арчера в покер, – прошептала она.

( Не шути так, – сказал Уокер.

Он подал Фейт сумочку, взял ее за локоть так нежно, будто это что-то хрупкое, а потом подхватил свою трость.

– Спасибо, мисс Мэг, – сказал он, кивая. – Мы будем через час или около того.

– Вам не стоит торопиться, – с искренней теплотой в голосе сказала девушка. Осторожно, по-женски, она окинула взглядом Уокера и увидела его симпатичную улыбку. – Сегодня здесь не будет никакой суеты приблизительно до трех, – сказала она. – Потом посетители начнут волноваться, как бы что-то особенное не проскользнуло мимо них.

– Мы наверняка вернемся к тому времени, – пообещала Фейт.

Когда они выходили, Уокер пристально взглянул на белобрысого охранника, который тотчас подошел к ним.

– Да, сэр?

– Где тут поблизости можно отведать барбекю? – спросил его Уокер.

Мужчина прищурился.

– Вам надо ехать на остров Тайби, сэр. В центре Саванны теперь не готовят барбекю. Но если вы ищете свежие креветки, то есть одно местечко на набережной, от которого все в восторге.

– Ты сам там ешь?

– Нет, сэр. Я предпочитаю другое место – «У капитана Джека», на другом конце берега. Там своя посудина для ловли креветок.

Рот Уокера наполнился слюной при одной мысли о таком ленче. Свежие креветки вполне могут заменить барбекю.

– Как туда добраться?

Охранник рассказал им, как ехать, и Уокер, взяв Фейт за руку, стал пробираться к выходу. Краем глаза он следил за людьми, которые были у него за спиной. Не понадобилось слишком много времени, чтобы заметить «хвост»: слишком рьяно один мужчина пробирался сквозь толпу. Никакой субтильности в фигуре, одни накачанные мускулы. Он действовал скорее как профессиональный борец, чем грабитель.

Уокеру это не понравилось. Прокрутив в голове все варианты, он оставил Фейт у стола регистрации и попросил ее подыграть: сделать вид, будто она кладет рубины в сейф выставочного зала. Пока Фейт пыталась разгадать, зачем это нужно, Уокер уже был на пути к мужскому туалету, чтобы вернуть драгоценное ожерелье в свой тайник.

Фейт сделала все, что сказал ей Уокер. Она выложила в сейф воображаемый пакет из сумочки. Потом порылась в своих вещах и, наконец, бросила в ящик упаковку аспирина, контурный карандаш для губ и шариковую ручку. Наблюдая за тем, как запирают ящик из толстой стали, она пыталась себя заставить не думать о том, что Уокер делает с рубинами.

С другой стороны, думая о специфическом способе хранения ожерелья Монтегю, она напрочь забыла о том, как у нее ноют ноги. Только оказавшись в арендованном ею с Уокером джипе, Фейт с облегчением сбросила туфли.

Уокер взглянул на изящный изгиб ступни, которую она массировала, и заставил себя отвернуться. Чулки должны быть объявлены вне закона, подумал он. Как и духи, которые пахнут гардениями и напоминают о сладком аромате ночи любви.

Пытаясь смотреть куда угодно, только не на свою спутницу, Уокер выехал со стоянки. Несколько минут помассировав ноги, Фейт вздохнула и позволила себе откинуться на подголовник. Она знала, что должна восхищаться величественными, замечательно отреставрированными старинными особняками, которые тянулись вдоль дороги, но у нее не было на это сил. Четыре часа, которые она провела на выставке, истощили ее сильнее, чем четыре недели работы.

Некоторые дизайнеры любили подобного рода мероприятия, и Фейт жалела, что она не из их числа.

Уокер постоянно переключал свое внимание с зеркала заднего вида на машины, которые ехали перед ним. Саванна не слишком большой город, поэтому движение здесь нельзя назвать оживленным, особенно сейчас, в межсезонье. На дорогах встречалось много «кадиллаков», но Уокер выделил один из них, тот, который следовал за их джипом.

– Мы заблудились? – спросила Фейт, не отрывая голову от подголовника.

– Пока нет, – сказал он. – А почему ты спрашиваешь?

– Мы в третий раз проезжаем мимо этого угла.

– А я думал, что ты закрыла свои невинные глазки.

– Невинные? – недоуменно спросила Фейт.

– Да, именно такие, которые могут соблазнить простого деревенского парня и ввести его в грех.

– Тогда, я думаю, мне лучше иметь дело со сложными городскими парнями.

Фейт услышала смех Уокера, и ей захотелось сильно укусить его в шею. Мысль эта поразила и заинтриговала ее. Тони всегда жаловался на то, что ей не хватает сексуальности. Она никогда не воспламенялась слишком быстро. Чем усерднее она старалась удовлетворить его, тем хуже получалось и тем сильнее он злился.

Фейт заставила себя думать, что дело не в ней одной. В последнее время эти мысли все чаще посещали ее, и, чтобы убежать от них, она уходила с головой в работу. Здесь Фейт была в себе уверена. Она могла воплотить в своих украшениях любую мечту.

– Теперь я вижу улыбку настоящего ангела, – заметил Уокер.

– Я только что подумала о Саммер, о детском радостном смехе, – сказала Фейт.

– Саммер – это нечто. Джейку и Онор надо бы позаботиться еще об одном ребенке, иначе девочка вырастет слишком избалованной.

Фейт. бросила на него удивленный взгляд:

– И это говорит человек, который тает, когда ее видит, который, как говорит Онор, не может дня прожить, чтобы не посмотреть на ее мордашку.

– Эй, я почти ей дядя, поэтому имею некоторые привилегии.

– Только когда победишь других дядей в армрестлинге. – Улыбка Фейт стала шире. – Я никогда не думала, что доживу до того дня, когда Джастин и Лоу будут бороться друг с другом за право подержать ребенка на руках.

– Хорошо, что Арчер отправил их в Африку.

Фейт засмеялась.

– Лианн умно поступила, родив разнополых детей. Интересно, как это – быть близнецом мужчины? – спросила она.

– А каково мужчине быть близнецом женщины?

– Я полагаю, Робби станет художником, а Хизер будет управлять «Донован интернэшнл» и всем тем, что она приберет к рукам.

– Сначала ей придется справиться с Саммер, – возразил Уокер.

– Ты, наверное, много времени проводишь, разглядывая свои драгоценности? – спросила Фейт.

– Не слишком, иначе я был бы так же богат, как твои братья.

Именно об этом Уокер думал всякий раз; а еще он вспоминал Лота, когда слышал голос Фейт или смотрел на нее. Она была Донован. Уокер – верный служащий Донованов, а Лот – брат, на могиле которого он поклялся ни с кем себя не связывать. Ни с кем, кто мог погибнуть, доверившись ему. Вот и все.

Так было задолго до того, как Арчер вменил ему в обязанность охранять рубины Фейт и ее тоже.

Одной этой мысли хватило, чтобы спина Уокера взмокла от холодного пота. Человек, за которого он по-настоящему отвечал, похоронен в самой одинокой могиле, которую он когда-либо видел.

– За деньги нельзя всего купить, – сказала Фейт.

– Так рассуждают только богатые.

Прохладный тон Уокера подсказал ей, что это болезненная тема для него. Она посмотрела в окно.

– Знакомый пейзаж, вижу его уже в четвертый раз, – сказала Фейт.

– Ты заморочила мне голову.

– Лучше скажи, ты заморочил уже голову парню, который к нам прицепился, или нет?

Он искоса взглянул на нее:

– А почему ты решила, что к нам кто-то прицепился?

– Ты хочешь сказать, что у тебя привычка ездить кругами?

– Квадратами.

– О, ты позаимствовал эту манеру у Джейка? – Фейт повернулась лицом к Уокеру – оно было таким же спокойным и невозмутимым, как и у него. – Он всегда так поступает, когда кто-нибудь садится ему на хвост.

– Сообразительный мужчина этот Джейк.

– Хитрый мужчина этот Уокер.

– Да. К нам прицепился какой-то клоун на белом «кадиллаке».

– Прямо с выставки?

Уокер кивнул.

– Вот черт, – сказала он. – С какой это стати?

– Не знаю.

Но он боялся, что все-таки знает, что кое-кто не купился на манипуляцию с сейфом и рубинами на выставке. Уокер мысленно выругался. Он вообще не должен был выходить из выставочного зала. Его желание поесть поставило Фейт в опасное положение. Теперь он сам должен носить ее проклятую сумочку.

– Предположения? – резко бросила она.

– Возможно, он тоже хочет найти самую лучшую рыбную забегаловку в этом городе.

Она хотела бы ему поверить.

– Какая убедительная ложь. Должно быть, я верю в нее из-за глаз цвета лазурита.

Глаза цвета лазурита сузились.

– Мы с тобой поладим, если ты улыбаешься, называя меня лжецом.

– Безобидная ложь не считается, – сказала Фейт. – Он все еще едет за нами?

– Да, черт побери. Я наконец добрался.

– Куда?

– К «Капитану Джеку».

– Так поверни еще раз, – посоветовала Фейт. Вместо этого Уокер заложил вираж в запрещенном месте и скользнул на стоянку перед кафе. Там было единственное свободное место для парковки. Белому «кадиллаку» будет негде спрятаться. Он тем временем продолжал ехать по улице, позволяя Уокеру хорошо рассмотреть водителя. Человеку, сидевшему за рулем «кадиллака», было чуть больше двадцати. Черные волосы, солнечные очки, ни тени улыбки на лице, одна рука крепко сжимала руль, другая стискивала мобильный телефон. Судя по выражению его лица, ему не нравилось то, что он слышал в трубке.

Плохо было и то, что преследователь был одет, несмотря на теплый день, в черную кожаную куртку. Или он сушил на себе белье, или был вооружен.

Уокер тихо выругался.

– Недоделанный, – процедил он сквозь зубы.

– То есть?

– Профи должен выглядеть иначе. Другие очки, другая куртка. Профи должен иметь партнера, которому он передал бы меня на первом же повороте.

Фейт молча выслушала все, что говорил Уокер.

– Неудивительно, что Арчер доверяет тебе. Ты, должно быть, провел, как и он, перед тем как угомониться, интересную жизнь.

– Я не был никогда профессионалом, как твой брат или твой зять Джейк. Я просто осторожный деревенский парень. Именно поэтому я все еще жив. Но почему-то нет в живых Лота. – Чувство потери, гнев и вина всегда были с Уокером, боль от них никогда не утихала. С мрачным видом, таким же, как его мысли, Уокер схватил свою трость и выскользнул из машины.

Дверь Фейт была открыта, она спустилась из машины на тротуар быстрее, чем Уокер, который обходил джип. Миниатюрная черная сумочка висела у нее на плече.

– Я буду ее носить. – Он взял сумочку у Фейт.

– Ты шутишь.

Уокер попытался уместить сумочку в кармане своей спортивной куртки. Она не влезала.

– Смешно?

Увидев его взгляд, Фейт подумала об острых словечках, которые хотели сорваться с языка.

– Ты думаешь, он знает, что рубины у нас, и предполагает, что они в моей сумочке?

Уокер хмыкнул.

– Мои братья научили меня защищаться, – спокойным тоном заявила она.

– Ты и должна это делать. А мне платят за то, чтобы я охранял рубины.