На следующее утро с гор подул ветер, нагоняя грозу в зеленую долину, в которой Калеб и Виллоу построили свой дом. Входя, Бич придержал ручку, чтобы дверь не вырвалась и не захлопнулась с шумом и грохотом.
Шеннон сидела в гостиной у окна на стуле, который собственноручно смастерил Калеб. На коленях ее лежала льняная блуза Виллоу, и Шеннон штопала разошедшийся по шву рукав, делая аккуратные маленькие стежки.
— А где Вилли? — спросил Бич.
— Она пошла вздремнуть вместе с Этаном.
— Бич улыбнулся почти застенчивой улыбкой:
— Кэл говорил, что мы разбудили Этана своими танцами.
Румянец заиграл на щеках Шеннон. Она вспомнила жадные, страстные объятия Бича в кухне, жгучий опьяняющий поцелуй…
— Этан недолго не спал, — сказала после заминки Шеннон. — Он заснул, как только Виллоу спела ему колыбельную… У нее очень красивый голос.
— Ты бы слышала, как она поет с Рено и Евой, — улыбнулся Бич. — Это такая гармония, что даже ангелы могут заплакать от зависти. В прошлое Рождество мы все собрались здесь и вместе пели рождественские гимны.
— Представляю, как это было здорово, — мечтательно проговорила Шеннон.
Бич внимательно посмотрел на девушку. Лицо ее заметно посвежело за эту неделю. Да и вообще она выглядела окрепшей. Сейчас, когда Шеннон сидела с шитьем у окна, казалось, что она чувствует себя расслабленно и непринужденно, словно кошка у камина.
— Похоже, тебе здесь нравится? — спросил Бич.
— Иначе и быть не может. Калеб и Виллоу щедры, открыты и доброжелательны. Глядя на них, я стала понимать, как многое мои родители недобрали в своей совместной жизни.
— Рено и Ева очень похожи на них… Как, впрочем, Вулф и Джесси… Наверное, есть что-то благотворное в западном климате.
Шеннон отвела от Бича взгляд, не желая, чтобы он прочитал тоску в ее глазах, когда она подумала о доме, о замужестве, о совместной жизни и взаимной любви — и еще о детях.
Но этому не суждено случиться. Шеннон знала это так же точно, как и то, что Бич — неисправимый закоренелый бродяга и странник. Тем не менее перестать его любить было выше ее сил.
Это и заставило ее отвести взгляд от Бича.
Следует, однако, сказать, что с этим она несколько замешкалась. Бич успел многое прочитать в сапфировых девичьих глазах. Он увидел в них и надежду, с которой она все еще не могла расстаться, и любовь, и печаль от сознания того, что он рано или поздно покинет ее. Оттого, что Шеннон не выговаривала ему за это и не требовала от него любви, Бич чувствовал себя еще более неуютно, и в то же время его еще сильнее влекло к ней, и каждый мускул в его теле страдал и ныл от постоянно укрощаемого желания.
Бич бросил взгляд по сторонам. Двери в детскую и в спальню Виллоу и Калеба были закрыты.
Отдавая себе отчет в том, что этого делать не следует, Бич, будучи не в силах совладать с искушением, быстрым шагом пересек гостиную, взял из рук Шеннон шитье и без предупреждения поднял ее на руки. Действия его оказались более грубыми, чем он того хотел, и это позволило ему понять силу сжигающего его желания.
— Бич, это ты? — жалобно спросила Шеннон.
— Не сопротивляйся, прошу тебя… Поцелуй меня и позволь мне сделать то же самое. Позволь мне обладать тобой хотя бы таким образом.
Губы Шеннон были приоткрыты, когда Бич приник к ним своим ртом. Его язык в мгновение ока оказался между ее зубами, и она издала тихий стон, когда Бич прикоснулся к пахнущему мятой языку, и подалась к нему навстречу. Подобная готовность словно ударила Бича по нервам.
Он все глубже и глубже погружался языком в ароматный, сладостный рот Шеннон, страстно желая ее, желая ее здесь и в эту минуту. Тихие стоны страсти, ответные движения языка, ее тело, горячо прижимающееся к возбужденной плоти Бича — все говорило о том, что она желала его не меньше, желала страстно и горячо, прямо здесь и в эту минуту, без всяких условий и сомнений, желала, чтобы их тела слились и чтобы огонь разлился по членам.
Бич оторвал рот от Шеннон, понимая, что продолжать поцелуй — это все равно что добавлять спирта в бушующее пламя. Но слишком поздно пытался он остановить пожар. Он был уже опален огнем желания. Сердце его бешено колотилось, его трясло.
— Боже мой, женщина, — грубо сказал Бич, уткнувшись ртом в шею Шеннон. — Ты лишаешь меня разума.
— Я не хотела…
— Я знаю, — перебил он. Голос у него был низкий и хриплый. — Это моя вина. Я должен был знать, что поцелуи только усугубляют дело… Но и не целовать тебя нет сил…
Шеннон почувствовала, как по телу Бича волной пробежала дрожь. Она заключила в ладони его лицо и несколько раз легко и нежно поцеловала, пытаясь снять боль и печаль с измученного сомнениями души любимого человека.
Бич тряхнул плечами, пытаясь вернуть самообладание.
— Всякий раз, когда я ловлю твой взгляд из другого конца комнаты, я понимаю, о чем ты думаешь, что ты вспоминаешь, что чувствуешь… Твои глаза говорят, что ты готова лечь, протянуть ко мне руки и дать мне все, чего я хочу. А я хочу тебя, Шеннон… Я так хочу тебя, что просыпаюсь в поту, а все тело с головы до ног болит и ноет. Но я не могу взять тебя… Но и не могу перестать хотеть тебя и пылать от желания.
— Замолчи, — пробормотала Шеннон, нежно целуя его. — Все просто, вечный бродяга и странник… Все очень просто… Ты можешь взять меня, и боли твои утихнут, и тебе не надо расставаться с солнечными восходами, которых ты еще не видел.
Легкие, нежные поцелуи Шеннон, как и ее слова, были приятны и милы Бичу, они звучали как признание в любви. Он понимал, что нужно остановить поток этих слов, как и эти нежные поцелуи — ведь того, о чем Шеннон говорит, не должно и не может быть.
Однако он был уже не в силах вот так запросто отвернуться от нежной, безумно возбуждающей и приятной ласки Шеннон, как и от солнечных восходов, зовущих его в невиданные страны.
— Шеннон, — прошептал Бич. — Сладкая девочка. Не надо… Ты рвешь мне душу на части.
— Тогда скажи мне, что же делать. Я хочу, чтобы тебе стало легче, а не хуже. Прошу тебя, Бич. Скажи мне… Научи меня…
Бич едва не опустился на колени при этих словах. Острый приступ желания скрутил его тело с такой силой, что он застонал. Бич закрыл глаза, пытаясь справиться с этим безумием.
— Бич, — шепотом повторила Шеннон. — Пожалуйста… Научи меня…
У Бича хватило остатков здравого смысла напомнить себе, что он находится в гостиной дома сестры. Была середина дня. Виллоу могла в любой момент проснуться и появиться в комнате.
— Нет! — грубовато сказал Бич, отстраняя от себя Шеннон. — Не проси меня… Не искушай… И…
— Но это ты…
— И не говори мне, пожалуйста, что ты позволяешь расстегнуть на тебе эти мужские брюки и дотронуться шелковистых завитков между ног. — Бич закрыл глаза, вспоминая Шеннон, лежащую с обнаженным животом во время грозы. — Не говори мне, что я могу утолить и свою боль… Не говори, что ты позволяешь мне забрать твою девственность.
У Шеннон не было сил что-либо сказать. При мысли о том, что Бич мог бы стать частью ее самой, девушку бросило в жар. Ей показалось, что она ощущает прикосновения ладони к своей пылающей, ноющей плоти, и Бич это видел.
— Проклятие! Да ведь ты, пожалуй, станешь меня просить об этом, — проговорил он. — Ведь ты знаешь, что я могу довести тебя до такого состояния, в каком сейчас я сам. Огонь будет сжигать тебя и…
Послышался звук открывающейся в гостиную двери, и Бич оборвал фразу на полуслове. При этом он вздрогнул так, словно его ударили кнутом по плечам.
— Калеб? — донесся из другой комнаты голос Виллоу.
— Это я, Вилли, — хрипловатым голосом отозвался Бич.
Он сделал несколько быстрых шагов по направлению к двери, из которой должна была появиться сестра.
— Я как раз говорил Шеннон о твоем предложении, — сказал он.
На пороге показалась Виллоу. Волосы ее были растрепаны после сна. Она терла глаза и изо всех сил пыталась сдержать зевоту.
— А-а, хорошо, — ответила Виллоу, — глядя на Бича. — Тебе что-нибудь нужно?
— Нет, — ответил Бич, принужденно улыбаясь.
Прикрывшись ладонью, Виллоу сладко зевнула.
— Чудесно, — пробормотала она. — Я хочу сейчас шмыгнуть в баню, а уж потом приниматься за обед. Шеннон, ты присмотришь за Этаном, пока меня не будет?
— Ну конечно, — с готовностью согласилась Шеннон.
— Спасибо. — Виллоу прикрыла ладонью еще один зевок. — Я быстренько.
— Нет никакой нужды так торопиться, — ответила Шеннон. — Я уже поставила тушить мясо, пока ты спала. Если Этан проснется, я развлеку его тем, что предложу ему молока.
— Ты просто ангел!
Эти слова Виллоу заставили Шеннон вспомнить то, что ей лишь минуту назад говорил Бич. И ведь она не просто слушала, но прямо-таки пламенела от его слов. Она никогда раньше не испытывала желания
Почувствовать плоть мужчины в своем теле, пока не встретилась с Бичом.
И сейчас это было ее самым страстным желанием.
— Ангел, говоришь? — бросив жаркий взгляд на Бича, еле заметно усмехнулась Шеннон. — Вряд ли.
Но Виллоу уже скрылась в спальне. Она вошла через минуту, держа в руке чистую смену одежды.
— Я не надолго, — повторила Виллоу.
— Не спеши. Нет никакой причины для спешки.
Бич дождался ухода Виллоу, довольный тем, что сестра была слишком сонной и спешила в баню и, следовательно, не могла заметить, насколько он возбужден.
«Слава Богу, что я решил проблему безопасности Шеннон, — сердито сказал себе Бич. — Ведь я не могу не думать об этом.
А вообще-то пора, даже давным-давно пора, найти такой восход солнца, который красивей, чем глаза Шеннон, когда она смотрит на меня».
— Не беспокойся о своих вещах, — внезапно обратился он к Шеннон. — Кэл или кто-нибудь из его людей помогут забрать их, когда ты отправишься за Красавчиком. Если ты потерпишь недельку-другую, этот упрямый сукин сын сможет идти уже своим ходом, а не болтаться в твоем седле.
Шеннон замигала глазами и тряхнула головой, словно пытаясь отогнать какой-то непонятный сон.
— Господи, о чем ты говоришь, Бич? Даже если я отправлюсь в свою хижину через пару недель, мне не понадобится другая одежда.
Шеннон не стала говорить, что другой одежды в хижине просто-напросто не было.
— Кстати, а зачем мне приводить сюда Красавчика? — добавила она, недоумевающе глядя на Бича.
— Я считал, что ты не собираешься бросать его, — сказал Бич. — Кэл и Вилли одобрительно относятся к этому. Они даже хотели бы завести большую, серьезную собаку, которой не страшны ни волки, ни зимняя стужа.
— Конечно, я не собираюсь бросать Красавчика! Боже мой, о чем ты толкуешь?
— Я говорю о том, что ты переберешься сюда и станешь помогать Вилли. Она в этом нуждается, а поладить друг с другом вы уже сумели. А…
— Нет!
— Это просто небезопасно! — повысил голос Бич. — Тебе непременно надо…
— Нет!
— …уехать оттуда!
— Нет!
В одну секунду Бич оказался рядом с Шеннон. Раньше чем она успела что-либо понять, он приподнял девушку так, что ее лицо оказалось на уровне его глаз.
На Шеннон смотрели сверкающие, с расширенными от гнева зрачками глаза — глаза попавшего в ловушку зверя.
— Да! — рявкнул Бич.
Шеннон вздрогнула, но не отступила.
— Нет.
Слово это было сказано тихо и решительно. Последующие за этим слова звучали так же тихо и произносились человеком, который принял окончательное решение.
— Я имею право жить так, как я хочу, — сказала Шеннон.
— Или умереть!
— Или умереть, — согласилась она.
Руки Бича крепко сжимали предплечья Шеннон, но она не протестовала. Боль, которую она испытывала, не шла ни в какое сравнение с теми муками, которые испытывал Бич.
— Ты хочешь связать меня по рукам, — процедил он сквозь зубы. — Ты знаешь, что я не уеду, если не буду уверен в твоей безопасности.
— Нет, — все так же тихо возразила Шеннон. — Это ты хочешь связать по рукам меня и заставить меня жить так, как хочется тебе.
— Черт побери, что за удивительная способность переворачивать мои слова!
— Неужто? Я знаю, что ты меня покинешь, Бич. Я знала это с самого начала, как только ты стал распространяться о солнечных восходах, которых ты еще не видел. «Нет ничего более красивого! Более привлекательного!..»
— Шеннон, сладкая девочка, я…
— Нет, — прошептала она, прерывая его легким прикосновением своих губ к его губам. — Я верила тебе тогда. Я верю тебе сейчас… Ты уедешь… А я останусь в своей хижине.
— Я не позволю тебе этого.
— Неисправимый странник, ты не сможешь мне это запретить.
Бич закрыл глаза и поджал губы с такой силой, что они побелели.
— Боже мой, ты просто тянешь из меня душу, — мученическим шепотом произнес он.
— Я только…
Но Бич не стал слушать возражений Шеннон, пытаясь убедить ее.
— Я хочу тебя. Я хочу тебя так, как не хотел ничего другого… Кроме солнечных восходов, которых еще не видел. Я могу иметь либо то, либо другое… Ты понимаешь, что это такое, когда душа разрывается надвое? — в отчаянии спросил Бич. — Я бы вынул душу из собственного тела, если бы это могло положить конец боли!
Слезы набежали на глаза Шеннон, на мгновение задержались на ресницах и затем скатились вниз, обжигая щеки.
— Я сделала бы то же самое, — так же шепотом сказала она. — Но ты волен иметь то, что хочешь, Бич… Полная свобода. Я не устраиваю ловушек и не сооружаю для тебя клетки.
— Черта с два не устраиваешь! — вдруг рассердился Бич. — Я должен знать, что ты в безопасности!
— А я должна знать, что я свободна! Как и ты, вечный бродяга и странник! Свободна, как солнечный восход!
— Это невозможно! С женщинами дело обстоит иначе.
— Конечно, у замужней женщины все по-другому. Но я-то не замужем.
Бич увидел слезы в глазах Шеннон.
— Сладкая девочка, умоляю тебя, не плачь… Я не хотел причинить тебе боль…
— А я не хотела тянуть из тебя душу, — тихо сказала Шеннон. — Все, о чем я тебя просила, это поискать для меня золото. Поскольку это обременительно для тебя, что ж, поезжай и ищи солнечный восход, по которому ты тоскуешь. Поезжай и дай мне жить так, как мне хочется.
— Я не могу, — просто сказал Бич. — Пока не буду знать, что ты в безопасности.
— Ты должен.
— Шеннон…
— Если ты останешься, ты возненавидишь меня, — перебила она его. — Уж лучше мне умереть, Бич.
— И это тебя ожидает, если ты вернешься в свою несчастную лачугу!
— Это мне выбирать, Бич. Не тебе.
Бич медленно опустил Шеннон на пол. Оторвав ладони от ее рук, он повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
Шеннон оглядела обеденный стол, проверяя, все ли на месте. Будь все как всегда, она бы так не волновалась; обычно она не чувствовала себя такой усталой и выжатой как лимон. Она уже успела уронить ложку, разлить кофе и обжечь пальцы, когда подбрасывала в плиту дрова.
— Гром и молния! — пробормотала она, употребив одно из любимых ругательств Чероки. — Я забыла про тарелки!
Если Виллоу и заметила эту оплошность Шеннон, она не подала виду. Все ее внимание было приковано к Этану. Его только что подняли с постели, и он был страшно недоволен тем, что мать не давала ему развернуться и усовершенствовать свои навыки в ходьбе по кухне, где он по-утиному перемещался от раковины к столу, сменяя ходьбу на отчаянный бег, заставляя тем самым сердце матери замирать и сжиматься от испуга.
— Ну и прыткий пострел! — проговорила Виллоу, возвращаясь в кухню.
— Быстрый, как Калеб, — кивнула Шеннон. — И глаза такого же янтарного цвета… А ямочка на щеке, когда улыбается, как у Бича.
Виллоу улыбнулась:
— Если Этан хоть наполовину сравнится по красоте с отцом или дядей, можно ожидать, что девчонки со всей территории Колорадо сбегутся к нашим дверям… Как жаркое?
— Готово.
— Прекрасно. Когда я клала в колыбель Этана, я у конюшни видела Калеба. Он уже возвращается домой.
— А Бич с ним?
— Нет, но он тоже не заставит себя ждать. Если ты еще не заметила, то скажу, что мой брат любит домашнюю еду.
Шеннон поспешила отвернуться, чтобы Виллоу не заметила внезапно навернувшихся на глаза слез.
«Что со мной происходит? — сердито спросила себя Шеннон. — Я только и делаю, что реву. Вот уж пустая трата соли и сил!»
— Я заметила, — приглушив голос сказала Шеннон. — Правда, это не его дом… Хлеб уже достаточно остыл, чтобы его резать?
— Должно быть… Попомни мои слова: Бич будет жаловаться, что бисквитов маловато.
— Не будет, — сказал, закрывая за собой дверь кухни, Калеб. — Он уехал несколько часов назад.
Шеннон оцепенела.
— Уехал? — поворачиваясь к Калебу, спросила Виллоу. — Куда?
— Навестить Рено.
— Вот как! — Виллоу нахмурилась, снова повернулась к плите и стала класть жаркое в большую деревянную миску. — Странно, что он ничего не сказал мне… Это на него не похоже.
Янтарные глаза Калеба сфокусировались на изящной девушке, чьи волосы цветом напоминали осенние листья.
— А тебе он сказал что-нибудь? — без обиняков спросил он Шеннон.
— Нет… Но ведь он вечный странник.
— Это не оправдывает его дурных манер, — заметила Виллоу. — После того как он познакомился с обычаями разных народов и стран, ему следовало бы вести себя получше.
Калеб продолжал изучать выражение лица Шеннон. Рот ее был напряжен, глаза печальны. Как и у Бича. Калеб уже несколько часов думал о Биче и о том, надо ли касаться этой щекотливой темы.
Все же он решил, что надо.
— Я понял так, что Бич искал золото на твоих участках, — начал Калеб.
Шеннон молча кивнула.
— Ну и как, что-нибудь нашел?
Виллоу бросила на мужа удивленный взгляд.
— Калеб, но это не наше дело.
Он повернулся к жене:
— Да, вообще это так. Но здесь случай особый.
— Виллоу внимательно посмотрела на мужа, что-то буркнула себе под нос и вернулась к жаркому.
— Так как, удалось найти золото? — повернувшись к Шеннон, повторил свой вопрос Калеб.
— Нет. Бич сказал, что потерял пласт или как там оно называется.
Калеб хмыкнул:
— Направление золотоносной жилы. Когда ее теряешь, то начинаешь просто впустую долбить камень.
— Бичу пришлось очень много поработать киркой. Он приходил каждый день весь в пыли и взмыленный, как мул.
— Неужели? Он ненавидит золотоносные рудники почти так же, как я, а пуще того — работу на них даже за деньги.
— Бич беспокоится обо мне, — объяснила Шеннон. — Зимы в долине Эго долгие, а продукты в Холлер-Крике ужасно дорогие. Бич опасался, что мне нечем будет расплачиваться за продукты, если участок не будет приносить доход.
— Может выручить охота, — проговорил Калеб.
— Затем, вспомнив историю с гризли, улыбнулся. — Но ты, говоришь, не ахти какой стрелок?
— Патроны слишком дорогие, чтобы тратить их на упражнения в стрельбе, — сказала Шеннон. — Поэтому мне приходилось подкрадываться как можно ближе к дичи.
— Удивляюсь, что Молчаливый Джон сам не отливал пули. Это делают многие.
— Он отливал. Но он никогда мне особенно не доверял и не учил этому. Он очень внимательно относился к весу пуль. И учитывал каждую крупицу пороха.
— Охотно верю, — согласился Калеб, вспоминая про репутацию Молчаливого Джона — обладателя ружья пятидесятого калибра. — А ты думаешь, что он жив?
— Нет. Но только никому об этом не говорите.
— Почему?
— Я не хочу, чтобы двуногие волки рыскали возле моей хижины, после того как налижутся всякой дряни, — прямо сказала Шеннон. — Молчаливый Джон внушал уважение и страх всем мужчинам долины Эго. Я хочу, чтобы все так и осталось.
Калеб, похоже, нисколько не удивился и кивнул.
— А как в отношении Бича?
— Бича? — Шеннон невесело улыбнулась. — Он может появляться возле моей хижины, когда ему заблагорассудится.
Калеб тихонько засмеялся, хотя он и уловил горечь в улыбке девушки.
— А Бич тоже полагает, что Молчаливый Джон мертв? — спросил после паузы Калеб.
— Да.
— В таком случае в чем же проблема?
— Прошу прощения? — не поняла Шеннон.
— Почему в таком случае Бич задал такого стрекача, словно ему пятки наскипидарили.
— Он хочет, чтобы я осталась у вас.
— Мы тоже этого хотим, — отозвалась от плиты Виллоу.
— Я… благодарна вам. Но я не могу.
— Не можешь или не хочешь? — будничным тоном спросил Калеб.
— Калеб, — снова вмешалась Виллоу. — Мы не имеем права.
— Ты видела своего братца в тот момент, когда он уезжал? — отреагировал Калеб.
— Нет.
— А я видел… Если человек, который тебе небезразличен, выглядит так, как выглядел Бич, тут начинаешь задавать вопросы… Чтобы получить на них ответы.
Взглянув на лицо Калеба, Шеннон вспомнила, что Бич однажды назвал его мрачным ангелом мести, который несколько лет гонялся за человеком, чтобы отомстить за совершенное предательство и смерть сестры. Тут же ей вспомнился Охотник — еще один мрачный ангел, рыщущий по стране, где не действуют право и закон.
Прикрыв глаза, Шеннон сплела пальцы рук и крепко, до боли сжала их. Когда она наконец снова открыла глаза, она увидела, что Калеб смотрит на нее с сочувствием — и одновременно с непреклонной решимостью.
Калеб полагал, что его вопросы бередят раны девушки. Тем не менее он был намерен получить на них ответы, ибо было очевидно, что и Бич не в меньшей степени страдал в этой ситуации.
— Если бы я считал, что Бич тебе безразличен, — спокойным тоном начал Калеб, — я бы не стал затевать этого разговора с тобой. Но я вижу, как ты смотришь на него… Так Ева смотрит на Рено, Джесси на Вулфа…
— …А Виллоу — на тебя, — подсказала Шеннон. — Я прошу прощения. Я еще не набралась опыта, как скрывать свои чувства.
— В этом нет необходимости, — сказала Виллоу, выставляя миску с жарким на стол. — Ты здесь среди друзей… Надеюсь, ты это понимаешь?
Шеннон кивнула, чувствуя, что слезы готовы прорвать заслон из длинных ресниц и хлынуть бурным потоком по щекам.
Виллоу обняла Шеннон и словно ребенка прижала ее к себе.
— Тогда почему ты не хочешь остаться у нас? — мягко спросила она.
Шеннон также обняла Виллоу, судорожно вздохнула и решила, что сестре Бича следует дать все необходимые объяснения.
— Как чувствовала бы себя ты, если бы любила Калеба, а ему дороже тебя были бы восходы солнца и ради них он бы тебя покинул?
Виллоу часто задышала, отступила на шаг назад, сделав попытку заглянуть Шеннон в глаза. Но лучше бы ей было не делать этого.
— Как ты себя будешь чувствовать, — продолжала Шеннон, сдерживая дрожь в голосе, — если после того, когда Калеб уедет, ты останешься в доме его сестры и будешь постоянно видеть ее волосы и глаза, которые так похожи на волосы и глаза Калеба… Будешь видеть ее сына, у которого улыбка и ямочки на щеках, как у Калеба… А ты должна жить, понимая, что у тебя никогда не будет ребенка… своего дома… человека, с кем можно пойти по жизни?
— Я не смогла бы этого вынести, — призналась Виллоу. — Любить Калеба и знать, что он не любит меня… Ежедневно сталкиваться с тем, что постоянно напоминает о нем… Нет, я не смогла бы… Это меня убило бы.
— Да, именно так, — прошептала Шеннон, не спуская с нее тревожных глаз, одновременно ласково поглаживая Виллоу по волосам.
— Это ты и сказала Бичу? — спросил Калеб. — Именно поэтому он был не в себе?
Шеннон медленно покачала головой, и копна волос упала ей на плечи.
— Нет, — хрипло сказала она. — Этого я ему не говорила.
— А почему? — не успокоился Калеб.
— Это было бы равносильно тому, что я прошу его остаться… Умоляю его об этом… Нет, этого я не стану делать…
— Слишком гордая? — Голос Калеба был тихим и мягким, но янтарные глаза его смотрели не мигая — так смотрит хищная птица.
Он пока что не получил ответа на все свои вопросы.
— Слишком практичная, — поправила его Шеннон с горестной улыбкой. — Из наблюдений за отношения ми матери и отца я поняла, что не жди добра, если мужчина хочет одного, а женщина другого… Отец ушел от матери, а она прибегла к опию, чтобы побороть душевную боль. Я только сейчас понимаю, почему она пошла на это… Надеюсь, это ей помогло.
— Ты хочешь сказать, что я должен запирать опий? — мгновенно среагировал Калеб.
— Нет.
— Я тоже так думаю. Ты гораздо сильнее своей матери, разве не так?
— Обстоятельства вынудили… Мне в конце концов пришлось ухаживать за ней.
— Так что ты сказала Бичу? — продолжал гнуть свое Калеб.
— Другую часть правды… Сказала, что я не хочу быть кому-либо обязанной за хлеб-соль, как бы добры ко мне люди ни были… Я хочу быть свободной.
— Но ведь ты…
— Женщина, — закончила фразу Шеннон. — Да! Я это заметила.
— Это заметит и всякий, взглянувший на тебя, — возразил Калеб.
— Калеб, честное слово! — предостерегающе воскликнула Виллоу.
— Душа моя, но это правда, и разговоры о свободе и прочем не изменят женской поступи Шеннон.
— Я хожу так не специально, — сказала Шеннон.
— Черт возьми, разве я не понимаю этого! — проговорил Калеб. — А склонности к флирту у тебя не больше, чем у Виллоу. Дело не в этом… Дело просто в том, что мужчины неизбежно заметят, что ты женщина. Наиболее порядочные из них постараются затеять беседу с нанесут визит, принесут конфеты в одной руке и цветы в другой. Если они тебе покажутся неинтересными, они навсегда уедут. Но не все мужчины такие.
— Я знаю об этом лучше, чем многие другие женщины.
— И тем не менее ты настаиваешь на своем возвращении?
— Да. Я отправлюсь завтра.
— Ты не хочешь дождаться Бича, чтобы он проводил тебя? — удивленно спросила Виллоу.
— Почему ты думаешь, что он вернется? — в свою очередь, удивилась Шеннон.
— Он попрощался с тобой? — парировала Виллоу.
— Нет.
— Значит, он вернется.
Шеннон лишь покачала головой, вспоминая в каком гневе и возбуждении пребывал Бич, когда собирался уезжать.
— Рафаэль не такой человек, чтобы уехать, не простившись, какая бы жажда к путешествиям его ни мучила, — убежденно сказала Виллоу. — Он вернется.
— Ты так считаешь? — усомнилась Шеннон. — Некоторые любят золото, другие — море, третьи — страны, в которых еще не побывали. Бича зовет солнечный восход.
— Он обмолвился мне, — сказал Калеб, — что пытается добыть золото из шахты. В твердой породе. Он, похоже, зациклился на этом и наверняка поехал к Рено за советом.
— Для путешествий требуются деньги, — заметила Шеннон. — Вероятно, они нужны ему сейчас. Он отказался принять от меня плату.
— У Бича золота столько, что он не знает, что с ним делать, — снова вклинилась в разговор Виллоу. — У него есть слитки испанского золота. Настолько чистого, что его можно поцарапать ногтем.
Похоже, Шеннон была искренне удивлена.
— Право, я не знала об этом… Но зачем тогда ему ехать к Рено и узнавать, как добыть еще золота?
— Если бы Бич предложил свое золото, чтобы купить продукты, или свой дом, более надежный, чем твой в долине Эго, ты приняла бы его предложение? — спросил Калеб.
— Ни за что, — тихо ответила Шеннон. — Я вдова, а не шлюха, которую может купить каждый, если у него есть золото и он испытывает зуд в одном месте.
Калеб еле заметно улыбнулся и согласно кивнул. Очевидно, другого ответа он и не ожидал.
— Но почему бы тебе не побыть здесь, пока не вернется Бич? Ты не можешь ехать туда одна.
— Спасибо, но я все же поеду. Мой верный пес был ранен, защищая меня от Калпепперов. Мне следовало вернуться еще раньше.
— Останься, — вдруг горячо сказала Виллоу. — Бич испытывает… нежность к тебе. Он мог бы… Он мог бы…
— Перейти к оседлой жизни? — высказала предположение Шеннон. Она покачала головой и грустно улыбнулась. — Изменить натуру Бича могла бы только любовь. Но Бич любит лишь восходы солнца, которые еще не видел.