Бич прошел почти все ущелье, пока нашел Шеннон. Стоя по колено в воде, она пыталась палкой раздвинуть два валуна в русле реки.

Внезапно раздался треск, палка сломалась, и Шеннон полетела в воду.

Лишь теперь Бич понял, что же произошло. Перебегая ручей по камням, Красавчик поскользнулся, и его задняя лапа попала между двумя валунами, сдвинуть которые Шеннон было явно не под силу.

Судя по тому, что возле валунов валялась уже не одна искореженная палка, Шеннон уже долгое время безуспешно пыталась с помощью такого рычага сдвинуть валуны и вызволить Красавчика.

Когда Шугарфут остановился на заснеженном берегу ручья, Шеннон медленно выпрямилась, не без труда разгибая спину. Движения ее казались неловкими — по всей видимости, у нее занемели от холода руки.

Бич соскочил с лошади.

— Выходи из ручья, пока не закоченела совсем! — скомандовал он.

Возможно, из-за шума бурливого ручья она не услышала слов Бича. Так или иначе, она сунула еще одну длинную палку между валунами и всем телом навалилась на нее.

Палка сломалась.

Лишь благодаря проворству Бича Шеннон снова не оказалась в ледяной купели. Бич сгреб ее в охапку, поднял и опустил в седло на Шугарфута. Сняв с себя куртку, он закутал девушку.

— Оставайся здесь! — крикнул Бич. — Ты слышишь меня, маленькая дурочка? Сиди здесь!

— К-красавчик…

— Я вызволю его, но если ты станешь дергаться, я перво-наперво отвезу тебя в хижину. Поняла?

На сей раз, похоже, слова Бича дошли до Шеннон. Она нервно кивнула. Он взял ее закоченевшие руки и положил их на луку седла. Несколько мгновений он испытующе смотрел на нее, затем повернулся к Красавчику, который тремя ногами стоял в воде бурлящего ручья.

— Стало быть, Красавчик, — обратился к нему Бич, ступая в ледяную воду, — ты попал в переплет, бедняга.

Огромный пес приветственно махал хвостом и поедал Бича ясными волчьими глазами. Тело его было сухим. Если он и замерз, то по нему это было незаметно. Он даже не дрожал.

Бич нагнулся и осторожно ощупал пса. Ран и вывихов Бич нигде не обнаружил.

— Кажется, ты чувствуешь себя получше, чем твоя хозяйка, — пробормотал Бич. — Надо как-то вытащить твою лапу и при этом не повредить ее.

Говоря это, он ласково гладил пса и одновременно рассматривал валуны, прикидывая, каким образом решить проблему. Он уперся сперва в один, затем во второй валун, прикидывая, насколько основательно они сидят.

«Тяжелые камешки, что и говорить… Но сдюжить можно», — подумал Бич.

Красавчик тихонько заскулил, когда Бич снова стал пробовать по очереди валуны, пытаясь определить, который из них может поддаться.

— Потерпи, малыш. Я слышу тебя и не прищемлю тебе лапу.

Он подобрал несколько поломанных палок и сунул их в расселину недалеко от лапы пса. Пользуясь камнем, как молотком, до отказа забил палки между валунами.

— Это чтобы они не прищемили тебе лапу, — объяснил Бич. — А теперь терпи и держись, малыш. Придется попотеть… Не обойдется и без ругани.

Присев на корточки, Бич сунул руки в ледяную воду и стал отгребать гравий из-под основания облюбованного им валуна. Это нужно было сделать для того, чтобы удобнее схватиться за камень. Работал Бич быстро, понимая, что руки в ледяной воде вскоре перестанут его слушаться.

— Нам повезло, — проговорил Бич, подводя обе руки под низ валуна. — Здесь есть небольшой выступ… за который… можно… ухватиться…

Последние слова Бич произносил сквозь зубы, изо всех сил нажимая на камень. Камень против камня. Ноги Бича слегка соскользнули, но Бич не отступал.

Несмотря на то что вода была ледяной, на лице Бича выступил пот. Сердце стучало, как колокол, глаза его превратились в щелки, зубы были плотно сжаты. Надо всего лишь чуть-чуть сдвинуть валун, чтобы освободить пса.

Внезапно Красавчик дернулся и с радостным визгом выскочил из ручья.

Бич отпустил валун и выпрямился, тяжело дыша и широко улыбаясь. Красавчик, видимо, щадил ногу, попавшую в расселину, но во всех других отношениях выглядел бодрым.

— А теперь домой, малыш, — показал рукой Бич.

Пес посмотрел на Шеннон, которая сидела в седле.

— Домой! — повторил Бич, выходя из ледяного ручья.

Красавчик повернулся и потрусил по косогору вниз в направлении хижины.

Бич подошел к Шеннон. Бросив один лишь взгляд на подернутые пеленой глаза и посиневшие губы девушки, он понял, что ее поддерживает лишь сила воли.

Тем не менее Шеннон сделала попытку слезть.

— Куда это ты? — крикнул Бич. — Я сказал тебе, чтобы ты сидела в седле!

Шеннон хотела что-то объяснить, но губы не слушались. Тогда она трясущейся от холода рукой показала в сторону.

Лишь теперь Бич заметил рюкзак с оковалком оленины, который она оставила в стороне, когда бросилась на выручку Красавчику.

У Бича было большое искушение сесть в седло позади Шеннон, бросить к черту оленину и гнать что есть духу домой. Тем не менее он подошел и поднял рюкзак. Непреклонная решимость Шеннон, которую она продемонстрировала тем, что отправилась на охоту, произвела впечатление на Бича. Для нее оленина означала возможность выжить в самом прямом смысле слова. И хотя Бич был зол на Шеннон за то, что она отправилась охотиться, он не мог не признать, что охота оказалась удачной.

— Вот он, — коротко бросил Бич, положил рюкзак ей на колени и сел позади нее.

Когда Бич протянул руку, чтобы взять поводья, он понял, что Шеннон озябла гораздо сильнее, чем он полагал.

Можно сказать, она промерзла насквозь. Бич почувствовал, что ее бьет озноб.

— Проклятие! — ругнулся он.

Держа в одной руке поводья, Бич обнял девушку другой и пришпорил мерина. Шугарфут двинулся в путь. С точки зрения Бича, Шугарфут шел слишком медленно, но с точки зрения здравого смысла иначе было нельзя.

В течение нескольких минут, пока они ехали до хижины, дрожь Шеннон еще больше усилилась. Пожалуй, если бы ее не обнимали сильные руки Бича, она вряд ли бы удержалась в седле.

У хижины их уже поджидал Красавчик.

Бич спешился, снял с седла Шеннон и понес в хижину. Девушка не забыла про оленину и вцепилась в нее так, словно это было самое дорогое в ее жизни.

— Если бы у тебя еще и ума было столько, сколько воли и характера, — проговорил Бич, открывая ногой дверь хижины.

Первым внутрь проскочил Красавчик. Сотрясаемая дрожью Шеннон молчала.

В комнате было холодно. В плите лежали приготовленные дрова. Красавчика, похоже, холод не слишком беспокоил. Он прошел в свой угол и, взвизгнув от удовольствия, растянулся на чепраке.

Бич положил Шеннон на кровать, накрыл ее медвежьей полостью и стал растапливать плиту. Руки у него настолько замерзли, что зажечь спичку ему удалось лишь после нескольких попыток. Наконец в плите заполыхал огонь. Впрочем, плита разгоралась не столь быстро, как Бичу хотелось бы.

Бич чувствовал, что продрог насквозь, а ведь он стоял в воде не так долго, как Шеннон, да был крупнее ее, крепче ее.

Не без труда после пяти попыток ему удалось зажечь лампу. Когда он повернулся к кровати, его взгляд упал на буфетную дверцу, которая скрывала проход к горячему источнику.

Бич без колебаний подошел к кровати, поднял Шеннон, взял фонарь и направился к буфету. Он открыл дверцу, и из пещеры пахнуло благотворным теплом

Неяркий золотистый свет озарил внутренность пещеры. Бич снял с Шеннон промокшие насквозь ботинки

Сбросил одеяло и стащил куртку, в которую сам ее и закутал. Затем стал торопливо снимать с девушки заледенелую мокрую одежду.

Шеннон ничего не говорила и не открывала глаз, пока Бич раздевал ее. Ее бил озноб.

— Шеннон, ты слышишь меня? Шеннон!

Девушка медленно открыла глаза. Вздох облегчения вырвался из груди Бича.

— Ты сейчас примешь великолепную теплую ванну, — проговорил Бич. — И перестанешь дрожать, и все будет чудесно… Ты поняла меня?

Шеннон еле заметно кивнула. Было слышно, как стучат ее зубы.

— Ну и молодец, сладкая девочка. Надо выгнать простуду, чтобы она не забралась внутрь.

Говоря это, Бич стащил с себя промокшие ботинки и одежду. А через несколько секунд он внес Шеннон в бассейн. Широкий каменный помост, который соорудил Молчаливый Джон, находился на такой глубине, что вода доходила Бичу до груди, а Шеннон, которую он придерживал обеими руками, — до подбородка. Живительная теплая влага бурлила вокруг Шеннон, возвращая ее к жизни.

При первом прикосновении вода показалась Бичу обжигающей, хотя он знал, что в этой части бассейна она горячей быть не должна: слишком велик был контраст между температурой воды и переохлажденной кожей.

— Ты как себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил Бич. — Тебе не больно?

Шеннон отрицательно покачала головой.

Некоторое время было слышно лишь потрескивание фитиля в лампе да серебряное бульканье воды, омывающей иззябнувшие тела Бича и Шеннон. Бич обеими руками прижимал к себе Шеннон, чувствуя, как она дрожит.

Бич мог точно сказать, когда включился мозг Шеннон. Она все еще продолжала дрожать, но внезапно напряглась и попыталась отстраниться от Бича. Однако он не разжал объятий.

— К-крас-савчик, — пробормотала она.

— С Красавчиком все в полном порядке. Он чувствует себя гораздо лучше, чем ты. Нет необходимости выскакивать и бежать к нему. Ты все еще как сосулька. Оставайся в воде, пока окончательно не согреешься.

Шеннон не стала спорить. Говорить ей было трудно, и она лишь кивнула.

Но больше она не прижималась к Бичу. Она хорошо помнила, как он в прошлый раз оттолкнул ее, и не хотела снова оказаться в таком же положении. Это было бы слишком горько и больно.

А Бичу было приятно своим телом ощущать тело девушки, чувствовать легкое прикосновение шелковистых волос к своему плечу, когда Шеннон слегка покачивалась в воде.

Но стоило ему только обнять ее покрепче, как она напряглась и сделала попытку отодвинуться.

В конце концов тепло сделало благое дело, и Шеннон оттаяла. Тело ее обмякло и расслабилось.

Наступил момент, когда девушка вдруг поняла то, что Бич осознавал еще тогда, когда спускался с ней в бассейн: они оба были нагими.

— Отпусти меня, — отчужденным голосом сказала она.

— Ты ведь еще дрожишь.

И действительно, трепет прошел по ее телу, хотя он уже не имел никакого отношения к ознобу.

— Я чувствую с-себя х-хорошо, — прошептала Шеннон.

— Превосходно, — холодным тоном произнес Бич. — В таком случае ты можешь мне объяснить, какого дьявола тебя понесло на холод, когда следовало спокойно спать в тепле и в безопасности?

— Я пошла охотиться.

— Это я и сам вижу. Но зачем?

Шеннон подняла голову и в первый раз взглянула Бичу в глаза. Несмотря на внешнее спокойствие, чувствовалось, что он взбешен.

«Ничего нового, — подумала Шеннон. — Он бешеный с того момента, когда я сказала, что люблю его».

— А зачем люди вообще охотятся? — вопросом на вопрос ответила Шеннон.

— Неужто ты думаешь, что я такая скотина, что не обеспечу тебя олениной?

В сапфировых глазах Шеннон отразилось неподдельное изумление.

— Я так не думаю.

— Если бы я стал охотиться ради тебя, ты бы приняла от меня дичь?

— Да.

— В таком случае объясни, для чего ты отправилась на охоту? — допытывался Бич.

— Ты же не будешь все время за меня охотиться, поэтому я должна научиться обеспечивать себя.

— Ты гораздо лучше обеспечивала бы себя, если бы жила у Кэла и Вилли.

— Это ты так считаешь.

— А ты, конечно, так не считаешь.

— Не считаю, — подтвердила она. — И кроме того, я не могу оставить Чероки и Красавчика.

— Красавчика можно взять на ранчо.

— Чероки не пойдет.

— Откуда тебе знать?

— Это первое, о чем я спросила, когда вернулась.

Теперь пришла очередь Бича удивиться.

— Неужто ты спрашивала?

Шеннон молча кивнула.

— У меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять о том, почему ты уехал таким расстроенным и сердитым, — сказала Шеннон. — Я решила, что надо вернуться, чтобы… затем попытаться жить не своей, а чужой жизнью.

Веки Бича дрогнули — он увидел боль в глазах Шеннон.

— Но я не смогла бы уйти отсюда, не позаботившись о Чероки.

Бич почувствовал внезапное облегчение. Он ослабил объятия, его губы коснулись волос Шеннон, но сделал это он легонько, и она скорее всего не заметила.

— Такой старик может сам себя обеспечивать еще много-много лет, — сказал Бич. — Он может выжить один, а ты не сможешь.

— Чушь, — отреагировала Шеннон. — Она долгое время сама о себе заботилась. Ей это по душе. И поэтому она намерена остаться.

— Она?

— Да, она. Чероки — женщина.

— Всемилостивый Боже! А ты уверена в этом?

Шеннон кивнула.

— Так что перестань обо мне беспокоиться, вечный странник, — вполголоса сказала Шеннон. — Женщина может прожить в одиночку даже здесь, в долине Эго.

— Нет! Ты не переживешь зиму одна, — бесстрастно проговорил Бич, словно речь шла о банальной и бесспорной истине.

— Я пережила прошлую зиму, пережила позапрошлую и позапозапрошлую, — возразила Шеннон.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Молчаливый Джон пропал три зимы назад.

Некоторое время Бич ошеломленно молчал. Затем тряхнул головой, словно его стукнули и он хотел прийти в себя.

— Ты три зимы жила одна?

— Да.

Бичу хотелось, чтобы все сказанное было не правдой, но душой он чувствовал, что Шеннон не лгала.

— Значит, Молчаливый Джон погиб, — пробормотал Бич.

Шеннон кивнула и закрыла глаза.

— Он погребен под оползнем в верховьях ручья.

— Откуда ты знаешь? — раздраженно спросил Бич.

— Уже на вторую зиму я предполагала, что он погиб.

— Но окончательно узнала не так давно… Чероки рассказала мне, что она прошла по следу пришедшего без хозяина Разорбека до свежего оползня, когда Молчаливый Джон не вернулся со своего участка.

— Стало быть, здесь тебя удерживает только твое упрямство, — сказал Бич.

— В жизни только и можно держаться на упрямстве, — устало проговорила Шеннон.

— И ты собираешься оставаться здесь.

Шеннон кивнула.

— Проклятие! — выругался Бич. — Ты хочешь связать меня по рукам и ногам!

— Нет! Я просто говорю…

— Как я могу оставить тебя, беспомощную и беззащитную, одну? — сурово спросил он, сверля Шеннон стальными глазами. — Я не могу, и ты прекрасно это знаешь! Ты рассчитываешь, что я…

— Я не беспомощная! — перебила его Шеннон. — И я ни в чем не рассчитываю на тебя! Я не нуждаюсь в тебе!

Буря эмоций охватила Бича, вызвав спазмы в горле, породив в нем глухой гнев. Холод и мучения, которые он недавно пережил, не шли ни в какое сравнение с леденящей пустотой, овладевшей им, когда он подумал о возможной гибели здесь Шеннон, могила которой будет никем не отмечена, как и могила Молчаливого Джона.

— Черта с два не нуждаешься! — прохрипел, сдерживая гнев, Бич. — Ты и сегодня едва не погибла.

Несколько секунд Шеннон смотрела на человека, который находился так близко от нее и в то же время был так бесконечно далек. Отсветы лампы золотили его волосы и придавали некую таинственность его холодным серым глазам. Она готова была многое отдать, чтобы увидеть свое отражение в его глазах, в его сердце и душе.

Она готова была продать душу, чтобы стать тем солнечным восходом, который позовет его… и услышит отклик.

— Да, — согласилась Шеннон. — Ну и что из этого? Звезды снова появятся вечером на небе, солнце, как всегда, завтра утром взойдет… Только и того, что я этого не увижу. — На лице ее появилась странная, чуть печальная улыбка. — Мало что изменится. Так же, как сейчас. Смотри.

Шеннон подняла над водой руку. Вода булькнула и сомкнулась, словно и не было руки в том месте, словно руку никогда не омывала теплая влага источника.

Глядя на темную воду, Бич испытал боль, словно в его сердце вонзили нож и разрезали надвое.

— Видишь? — вполголоса спросила Шеннон. — Ничего не изменилось… а теперь, Бич, сделай то, что сделала вода, — отпусти меня.

— Ты все еще дрожишь.

— Я перестану дрожать как только оденусь.

— Вода греет получше, чем твои тряпки.

То, что руки Бича старались как бы защитить Шеннон, было гораздо красноречивее слов. Он не любил ее, но он заботился о ее безопасности.

Какое пьянящее чувство — сознавать, что о тебе заботятся, что тебя жалеют, что ты не одинока — даже если это не навсегда, если это всего лишь на время!

Искушение положить голову на грудь Бичу уравновесило стремление вырваться из его объятий. Как хорошо было бы прижаться к могучему, горячему телу, накрыться им, словно живым одеялом, почувствовать его жар и трепет.

Но внезапно ей вспомнились слова, брошенные Бичом, когда она потянулась к нему.

«Не трогай меня!»

И в Шеннон снова поднялось чувство стыда и унижения. Она резко оттолкнула руки Бича, пытаясь освободиться от объятий.

— Какого дьявола! — удивился Бич. — Почему ты меня отталкиваешь? Ты ведешь себя так, словно я собираюсь насиловать тебя!

Из груди Шеннон вырвался звук, похожий одновременно и на смех, и на рыдание.

— Ты ни за что не стал бы меня насиловать, и ты знаешь это сам. — В голосе Шеннон звучала горечь.

— Опасные слова, сладкая девочка, — хрипло сказал Бич.

— Почему же? Ты даже не хочешь, чтобы я касалась тебя… Мои прикосновения тебе неприятны…

Боль и горечь в голосе Шеннон пробили броню сдержанности Бича. Внезапно он дернулся и, разбрызгивая воду, поймал руку Шеннон. Он потянул ее под воду и прижал к возбужденному доказательству своего неукротимого желания. При этом он со свистом выдохнул воздух и тихонько застонал.

— Вот, — процедил он сквозь зубы, — теперь попробуй мне сказать, что я не хочу, чтобы ты касалась меня… Да я до смерти хочу тебя, и ты это отлично знаешь!

В сапфировых глазах, которые смотрели на Бича, читалось смятение.

— В таком случае зачем ты меня отталкиваешь? — задыхаясь, проговорила Шеннон. — Ведь я не призываю тебя любить меня… Я не прошу тебя оставаться со мной… Я лишь хочу почувствовать себя живой, прежде чем умру. Я вдова, которая никогда не была невестой, и если ты не возьмешь меня, я уйду в могилу и никогда не узнаю, что значит отдаться мужчине, которого ты любишь…

Неожиданно Бич взял девичью руку и оторвал от ноющей возбужденной плоти.

— Я не могу, — резко сказал он.

Шеннон нервно засмеялась и снова сжала его плоть.

— Чепуха, я-то вижу, что ты можешь…

Бич прерывисто, возбужденно задышал, когда Шеннон затеяла игру с тем, что служило доказательством его мощи.

— Ты девственница, — произнес Бич сквозь зубы.

— Я вдова.

— Но ты можешь забеременеть!

— Я хотела бы иметь от тебя ребенка.

— Я не могу тебя оставить, если ты забеременеешь… Ты этого добиваешься? Хочешь вынудить меня остаться?

— Ни в коем случае. Ты бы тогда меня возненавидел.

— Я бы возненавидел себя… О Господи, прекрати!..

Мягко, но решительно Бич остановил нескромную девичью руку, которая все более дерзко ласкала его, поднес к губам и поцеловал в ладонь. Поцеловал просто, слегка куснув зубами, подняв в Шеннон волну желания.

— А что ты делал с другими вдовушками? — хрипло спросила Шеннон.

На скулах Бича выступил легкий румянец.

— Сладкая девочка, ты задаешь… чересчур каверзные вопросы.

— Или они были настолько старые, что не могли забеременеть? — не унималась Шеннон.

Лишь задним числом Бич сообразил, что Шеннон не спрашивает о подробностях его любовных утех с женщинами. Он облегченно вздохнул, слегка развеселившись и в то же время несколько досадуя по поводу удивительной наивности Шеннон и одновременно ее обезоруживающей откровенности.

— Нет, они не были настолько старые, — сказал Бич. — Но они были достаточно взрослые, чтобы знать, как избежать беременности.

— Давали обет безбрачия…

В голосе Шеннон прозвучало откровенное разочарование. Бич от души рассмеялся и почувствовал к ней еще большую симпатию.

— Существуют и другие способы, — проговорил он наконец.

— Правда? И какие же?

— Не заниматься любовью.

— Для меня это не отличается от обета безбрачия.

— Бич улыбнулся медленной, по-настоящему мужской улыбкой.

— Это не совсем одно и то же, сладкая девочка. Это уже по крайней мере полхлеба… Помнишь, как было там, под брезентом, когда по нему молотил град?

Словно молния в ту грозу, сверкнуло воспоминание, и внезапная сладость пронизала Шеннон.

— Ты… хочешь этого? — понизив голос, спросила она.

— Во всяком случае, это гораздо лучше, чем ничего.

— Н-но…

— Да? — Бич еще плотнее прижал к себе девушку.

— Я тоже хочу прикасаться к тебе. Я хочу, чтобы мир вокруг тебя заполыхал и засверкал, — прошептала Шеннон, вспоминая собственные ощущения. — Я хочу видеть, как ты сам пылаешь… Хочу доставить тебе такую же радость, чтобы ты кричал от счастья, а мир переливался для тебя всеми цветами радуги.

Бич почувствовал, как у него подпрыгнуло сердце и кровь гулко застучала в жилах. Спазмы сжали горло, и он с огромным трудом смог произнести:

— Ты все это почувствовала, когда я ласкал тебя, сладкая девочка?

— Да, — тихо ответила она. — Только еще лучше. У меня не хватает слов, чтобы все передать… Только…

Бич ткнулся ртом в волосы Шеннон, ожидая продолжения.

— Да?

— Только я хотела еще большего, — призналась Шеннон. — Я хотела чувствовать всем телом твое горячее и сильное тело. Я хотела… Я не знаю, чего я хотела… Я знала лишь, что мне чего-то недостает.

Каждый мускул в теле Бича буквально содрогнулся. Он с трудом выдохнул из груди воздух.

Он-то знал, чего ей недоставало.

— Это плохо? — спросила Шеннон, видя, что Бич молчит.

— Ничего плохого, — хрипло возразил Бич. — Наоборот, это просто замечательно. Некоторым женщинам достаточно и такой ласки, которую они получают время от времени, но мужчины хотят большего.

— Всего такой ласки? И женщины хотят только этого?

— Н… да!

Шеннон нахмурилась:

— Все время такой ласки?

Бич осторожно сжал ухо девушки и почувствовал, что ей это очень понравилось.

— Конечно, это лучше, чем ничего, — сказала после паузы Шеннон. — Но если… гм… в руках весь хлеб, почему же довольствоваться только половиной?

Бич мысленно усмехнулся и подумал: может ли мужчина умереть от желания, находясь обнаженным в теплом бассейне и сжимая в объятиях нагую девственницу и вдову, которая любопытна, словно маленький котенок?

И в придачу страшно неосмотрительна.

— У женщин вероятность забеременеть приходится на определенные дни месяца, — проговорил Бич. — Вот тогда-то появляется возможность… гм… не довольствоваться лишь половиной хлеба.

— Ты смеешься надо мной.

— Нет, сладкая девочка, не над тобой. Я просто вообще смеюсь!

— Почему?

— Ты приводишь меня в восторг, — шепнул Бич на ухо. — Мне хочется целовать тебя с головы до пят, а затем в обратном порядке, но я не доверяю себе.

Шеннон, трепеща, посмотрела в сверкающие серебряным блеском глаза и почувствовала, что ее сердце может вот-вот остановиться.

— Мне тоже хочется целовать тебя… всего, с головы до пят… У тебя очень красивое тело… здоровое и крепкое, и…

Теплые мокрые пальцы Бича легли на губы Шеннон, прервав поток ее слов.

— Не надо больше, сладкая девочка… Ты заживо сжигаешь меня.

Ласково коснувшись подбородка, он не спеша убрал руку.

— Я не намерена тебя сжигать, — все так же шепотом ответила девушка. — Я даже не знаю, как это делать. Ты научишь меня, Бич? Как сделать мир радужным и сверкающим всеми красками?

— Нет, — решительно сказал Бич. — Разве ты не понимаешь? Я не могу.