Дункан резко сел в постели и тут же застонал от резкой боли в голове, где-то позади глаз.

— Ложись, ложись, — быстро сказала Эмбер. — Это всего лишь Эрик.

Глаза Дункана сузились, но он повиновался, уступая давлению ее рук на свои плечи.

Возмущенное кудахтанье и писк, доносившиеся со двора, дали знать о том, что собаки Эрика обнаружили кур. Когда Эмбер открыла входную дверь, выжлятник как раз затрубил в рог, скликая гончих.

Самая молодая в своре собака не послушалась приказа. Этот собачий недоросль только что обнаружил старого гуся. Посчитав его легкой добычей, пес кинулся к нему, заливаясь восторженным лаем. Гусак изогнул длинную шею, опустил голову, растопырил крылья и угрожающе зашипел.

Пес не остановился.

— Эрик, — крикнула Эмбер, — позови его!

— Ничего, это будет ему на пользу. — Но…

Поджарый, жесткошерстный гончак бросился в атаку. Правое крыло гусака опустилось одним неуловимым движением, и гончак покатился по земле. Завизжав от Удивления и боли, пес с трудом поднялся на ноги и, поджав хвост, помчался обратно к своре.

Эрик так расхохотался, что его смех встревожил сокола, сидевшего на луке седла. Серебряные колокольца на свисающих концах пут звякнули, выдавая беспокойство птицы. Сокол раскрыл свои узкие, изящные крылья и резко, пронзительно крикнул.

Ответный свист Эрика был таким же высоким и резким, как и соколиный крик. Птица повела головой и еще раз крикнула. И этот крик в ответ на свист Эрика был уже не таким, как первый.

Сокол сложил крылья и успокоился.

Охотившиеся вместе с Эриком оруженосцы и рыцари обменялись быстрыми взглядами. Его необыкновенное умение обращаться с дикими созданиями вызывало много досужих разговоров. Хотя в лицо никто не называл Эрика колдуном, но его люди перешептывались об этом.

— Сиди спокойно, моя красавица, — тихонько сказал Эрик.

Он погладил птицу голой рукой. На другой руке у него была толстая кожаная перчатка, защищавшая руку, когда сокол сидел у него на запястье.

— Робби, — позвал Эрик выжлятника. — Уведи собак и моих людей подальше в лес. Вы нарушаете покой Эмбер.

Эмбер уже открыла рот, собираясь сказать, что это не так. Но взгляд, брошенный на нее Эриком, заставил ее промолчать. Она молча ждала, пока вся беспорядочная и шумная толпа собак, лошадей и людей не скрылась за деревьями.

— Как поживает незнакомец? — резко спросил Эрик.

— Лучше, чем твой гончий.

— Может быть, в следующий раз Трабл прибежит сразу, как только Робби затрубит в рог.

— Сомневаюсь. У подростков мужского пола много страсти и мало мозгов.

— Я бы обиделся, не будь я давно взрослым, — сказал Эрик.

Эмбер округлила глаза.

— Правда? И с каких же пор ты взрослый, мой господин?

Улыбка мелькнула и угасла на красивом лице Эрика.Он молча ждал, когда Эмбер заговорит о том взрослом мужчине, который лежит у нее в хижине.

— Он проснулся, — сказала она.

Правая рука Эрика легла на рукоять меча, с которым он никогда не расставался.

— Как его зовут? — спросил он.

— Он не помнит.

— Что такое?

— Он не помнит никаких имен из прошлой жизни, даже своего собственного.

— Он просто хитрый, как лис, — возразил Эрик. — Знает, что попал в руки к врагу, вот и…

— Нет, — перебила Эмбер. — Он не знает даже, норманн он или сакс, крепостной или лорд.

— Что же, он околдован?

Эмбер покачала головой. Внезапное ощущение веса и блеска рассыпавшихся по плечам волос напомнило ей, что она еще не прибрала их как следует. Нетерпеливо тряхнув головой, она убрала волосы под капюшон своего плаща.

— От него не исходит чувство принуждения, — сказала Эмбер.

— Что еще ты почувствовала?

— Храбрость. Силу. Честь. Великодушие. Брови Эрика поползли кверху.

— Значит, святой, — сухо промолвил он. — Вот неожиданность.

На щеках Эмбер проступил румянец, когда она вспомнила, каким страстным желанием воспылал к ней Дункан; какая уж тут святость!

— Еще смятение, и боль, и страх, — твердо сказала она.

— А, так он все-таки человек. Какое разочарование.

— Эрик, сын Роберта Северного, ты дьявол! Он усмехнулся.

— Благодарю, Эмбер. Приятно, когда тебя по-настоящему ценят.

Эмбер засмеялась вопреки своей воле.

— Что еще? — спросил он. Ее веселость угасла.

— Ничего.

— Как это ничего?

— Ничего, и все.

Сокол распустил крылья, мгновенно уловив раздражение хозяина.

— Что он делает на Спорных Землях? — отрывисто спросил Эрик.

— Он не помнит.

— Куда он направлялся?

— Он не знает, — ответила Эмбер.

— Он под присягой у какого-то лорда или же ландскнехт?

— Он не знает.

— Раны Господни! — прошипел Эрик. — Он что, слабоумный?

— Нет! Просто он ничего не помнит.

— Когда ты его спрашивала, ты прикасалась к нему? Эмбер набрала полную грудь воздуха и коротко кивнула.

— И что ты чувствовала? — настойчиво продолжал расспрашивать Эрик.

— Когда он пытается вспомнить, получается какой-то хаос. Если не отступает, то видит ослепляющий свет и чувствует резкую боль…

— Будто удар молнии?

— Может быть, — сказала она.

Сузившиеся глаза Эрика стали похожи на янтарные щелки.

— Что с тобой? — спросил он через минуту. — Раньше ты никогда не говорила так неуверенно.

— Раньше и ты никогда не привозил мне человека, найденного в беспамятстве внутри Каменного Кольца, — ответила она.

— Ты жалуешься? Эмбер вздохнула.

— Прости. Я очень мало спала с тех пор, как ты привез его. Очень трудно было вызволять его из мрака.

— Да. Я вижу это по темным кругам у тебя под глазами.

Она слабо улыбнулась в ответ.

— Эмбер, скажи. Друг он или враг?

Это был как раз тот прямой вопрос, которого она все время боялась.

— Друг, — прошептала она. Потом честность и привязанность заставили ее добавить: — Пока к нему не вернется память. Тогда он станет тем, чем был до того, как ты привез его ко мне. Либо другом, либо врагом, либо вольным наемником, еще не присягнувшим никакому лорду.

— И это все, что ты смогла узнать о нем?

— Он не преступник и не дикий зверь, терзающий себе подобных. Несмотря на свой страх, он не причинил мне зла.

— Но…

— Но если память вернется к нему, он, возможно, не будет считать себя нашим другом. Или же окажется давно пропавшим кузеном, который будет счастлив вернуться домой. Только он сам может это сказать.

— Если память к нему вернется…

Эрик молча поглаживал своего сокола по блестящей спине, обдумывая услышанное. Неотвязное ощущение беспокойства пронизывало его мысли. Что-то тут было не так. Он знал это.

Он не знал лишь, что именно.

— А память вернется к нему? — спросил Эрик.

— Я не знаю.

— Так угадай, — коротко сказал он.

У Эмбер все похолодело внутри. Ей не хотелось и думать о том, что будет, если к Дункану вернется память. Если окажется, что он и враг, и любимый в одном лице…

Это разобьет ей сердце.

Не больше ей хотелось думать и о том, что будет с Дунканом, если память к нему не вернется. Он станет беспокойным, грубым, обезумевшим от оставшихся забытыми имен и неисполненных священных обетов, станет считать себя клятвопреступником.

И это разобьет ему сердце.

Эмбер стало трудно дышать. Такого бесчестия и таких мук она и врагу не пожелает, а не то что человеку, который покорил ее одним прикосновением, одной улыбкой, одним поцелуем.

— Я… — начала она, но тут голос ей изменил.

— Что с тобой, малышка? — спросил Эрик, встревоженный выражением обреченности, которое появилось в золотистых глазах Эмбер.

— Я не знаю, — сказала она прерывающимся голосом. — Может сотвориться столько зла. И так мало добра.

Жизнь тогда, может быть, даст богатые всходы, но смерть непременно потоком прольется.

— Может, будет лучше, если я возьму незнакомца к себе, в замок Каменного Кольца, — задумчиво произнес Эрик.

— Нет.

— Почему нет?

— Он носит священный янтарь. Он мой. Уверенность, прозвучавшая в голосе Эмбер, удивила и встревожила Эрика.

— А что если память вернется к нему? — спросил он.

— Значит, так тому и быть.

— Ты можешь оказаться в опасности.

— На все Божья воля.

Волна гнева накатила на Эрика. Сокол закричал, а лошадь беспокойно переступила и стала грызть удила. Эрик придержал лошадь и успокоил сокола, не отводя глаз под пристальным взглядом Эмбер.

— Тебя не понять, — сказал он наконец. — Я пришлю за ним оруженосца, как только мы вернемся с охоты.

Эмбер непокорно вскинула голову.

— Как тебе будет угодно, господин.

— Проклятье! Дьявол в тебя вселился, что ли? Я же только хочу оберечь тебя от человека, у которого нет имени.

— У него есть имя.

— А мне ты сказала, что он не помнит, как его зовут.

— Он и не помнит, — ответила Эмбер. — Имя дала ему я.

— Как его теперь зовут?

— Дункан.

Эрик открыл рот, потом захлопнул его, и было ясно слышно, как клацнули его зубы.

— Объясни, — потребовал он.

— Надо же было как-то его называть. «Темный воин» ему подходит.

— Дункан, — повторил Эрик ничего не выражающим тоном.

— Да.

Издали донеслись звуки рога, говорившие о том, что спустили собак, которые должны были поднять пернатую дичь на крыло. А потом за ней устремятся в небо птицы, сидящие на руках у рыцарей. Сокол на луке Эрикова седла беспокойно закричал, услышав знакомый зов к охоте, на которую его почему-то не взяли.

У них над головой раздался крик завидевшего добычу кречета. Эрик поднял голову, обшаривая безоблачное небо глазами, не менее зоркими, чем у любой ловчей птицы.

Маленький свирепый сокол стал камнем падать вниз, подобный темной молнии, ударившей с ясного неба; серебряные украшения на его путах сверкнули в солнечных лучах. Хотя стремительное падение сокола закончилось за каменистой возвышенностью, Эрик не сомневался в его исходе.

— Кассандра получит куропатку раньше, чем я добуду крякву, — сказал он. — Как всегда, полет Девы Мэриэн изящен и смертелен.

Эмбер прикрыла глаза и неслышно вздохнула с облегчением: Эрик больше не заговорил о незнакомце, которого она нарекла Дунканом.

— Кассандра придет к тебе на ужин, — продолжал Эрик. — И я тоже. Будь здесь. И позаботься, чтобы человек, которого ты зовешь Дунканом, тоже был здесь.

Эмбер вдруг обнаружила, что смотрит в холодные, топазовые глаза волка, живущего внутри у друга ее детских лет. Она вздернула подбородок и уставилась на Эрика прищуренными янтарными глазами, взгляд которых был так же холоден, как и его.

— Да, господин.

Зубы Эрика сверкнули в улыбке под темно-золотистой бородкой.

— У тебя еще осталась копченая оленина?

Она кивнула.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Я буду голоден.

— Ты всегда голоден.

Смеясь, Эрик заставил сокола пересесть к нему на запястье, чуть тронул шпорами свою лошадь и поскакал в лес. Под лучами солнца золотым огнем вспыхивали его волосы, а лошадь казалась серебристо-серой, словно грозовое облако.

Эмбер смотрела ему вслед, пока он не исчез и смотреть стало не на что, кроме каменистого склона. Когда она уже повернулась, собираясь вернуться в хижину, кречет с криком взлетел на воздушном потоке, отправляясь на поиски новой добычи. Эмбер наклонила голову и прислушалась, но не уловила топота копыт приближающейся лошади. В отличие от Эрика, Кассандра дождется окончания охоты, чтобы поговорить с ней.

Успокоившись, Эмбер вошла в хижину и тихонько притворила за собой дверь. Так же бесшумно она заложила проем толстым деревянным брусом. Теперь, пока она не вынет брус, никто не сможет к ней войти, разве что прорубит дверь топором.

— Дункан? — тихо окликнула Эмбер. Ответа не было.

Страх ледяными когтями сжал ее внутренности. Она подбежала к кровати и отдернула занавес.

Дункан лежал на боку — тело расслаблено, глаза закрыты. Эмбер протянула руку и коснулась его лба. От облегчения ее задержанное дыхание с шумом вырвалось из груди. Он спал глубоким, но естественным сном.

Контраст между мощной линией плеч Дункана и светлым кружевом отделки на простынях из льняного полотна вызвал у Эмбер улыбку. Она осторожно отвела прядь волос у него со лба, испытывая удовольствие от теплоты и гладкости его кожи.

Дункан пошевелился, но не отстранился. Напротив, он потянулся к ней, к ее прикосновению. Его рука нащупала ее руку и крепко ухватилась за нее. Когда она хотела отнять руку, его пальцы сжались еще крепче. Она почувствовала, что он просыпается.

— Нет, — прошептала она, гладя свободной рукой Дункана по щеке. — Спи, Дункан. Выздоравливай.

Он опять погрузился в сон, но руки Эмбер из своей не выпустил. Она сбросила туфли и села на край кровати, борясь с усталостью, которую гнала от себя все эти долгие дни и ночи с той минуты, как обнаженное тело Дункана оказалось у нее на пороге.

Но спать ей было еще нельзя. Надо было все как следует обдумать, найти ту единственную нить в запутанном переплетении судьбы Дункана с ее собственной судьбой, которая приведет к богатым всходам на ниве жизни, а не к безвременной гибели.

Так много зависит от его памяти. Или от ее отсутствия.

Так много зависит от пророчества.

Да. Пророчество. Надо сделать так, чтобы другие его слова не сбылись. Боюсь, что свое сердце я уже отдала, но тело и душу еще нет.

Так все должно оставаться и дальше. Я не должна прикасаться к нему.

Но как только она об этом подумала, все в ней взбунтовалось. Прикосновение к Дункану подарило ей самое большое наслаждение, какое она, Неприкосновенная, когда-либо испытывала.

Он для меня запретен.

Нет. Между нами запретны лишь особые прикосновения, которыми обмениваются возлюбленные. Если их избегать, то мое тело по-прежнему останется моим.

Неприкосновенным.

Пророчество не сбудется.

Наконец усталость одолела Эмбер. Глаза ее закрылись, она качнулась вперед и уснула прежде, чем голова ее коснулась подушки. Почувствовав рядом с собой вес ее тела, Дункан наполовину проснулся, придвинул ее ближе к себе и вновь погрузился в целительный сон.

Заключенная в объятия тех самых рук, которые были Для нее запретны, Эмбер спала самым спокойным и безмятежным сном в своей жизни.

Она проснулась лишь тогда, когда в сумерках послышалась мелодия волчьей песни. Первым ее ощущением было ощущение удивительного покоя. Вторым — ощущение тепла, словно спину ей грело солнце. Третьим — ощущение того, что она лежит в изгибах обнаженного тела Дункана, как в колыбели, а одна ее грудь в чаше его правой ладони.

Ее вдруг обдало каким-то странным жаром. Потом от прилива крови у нее запылали щеки. Она попробовала выскользнуть из объятий Дункана. Он издал сонный, протестующий звук и крепче сжал пальцы руки. У нее перехватило дыхание от тех ощущений, которые побежали от груди по всему телу.

Ах! Ведь это и есть те самые прикосновения, которые для нас запретны!

Боже милостивый, почему же от них делается так сладко ?

Волк завыл опять, сзывая родственные души на вечернюю охоту.

Со всей быстротой, на какую осмелилась, Эмбер выскользнула из постели. Увидев, что Дункан вот-вот опять проснется, она убаюкала его легкими прикосновениями и нежными словами, пока он снова не затих.

Облегченно вздохнув, Эмбер отошла от кровати. Ей надо быть одной, когда она будет разговаривать с Эриком и Кассандрой. Так Дункан будет в большей безопасности.

Эмбер накинула на плечи плащ из зеленой шерсти и застегнула его большой серебряной брошью в виде лунного серпа. Поверхность серпа была покрыта древними рунами, что придавало чеканному серебру благородную текстуру и изящество. Когда она сняла запиравший дверь деревянный брус и вышла в сгущавшиеся сумерки, ее брошь заблестела так, будто впитывала в себя свет, чтобы светиться с наступлением ночи.

Едва Эмбер успела закрыть за собой дверь хижины, как на ведущей из леса тропинке показалась Кассандра. Она шла пешком и была в своих обычных одеждах алого цвета, расшитых по краям синими и зелеными нитями, но в сумерках все цвета казались почти черными.

Ее очень светлые, почти бесцветные волосы были заплетены в косы и уложены под нарядный головной убор из тонкой красной ткани. Ткань удерживалась на месте обручем из сплетенных серебряных нитей. Длинные рукава платья к концам сильно расширялись.

Как и у Эмбер, у Кассандры тоже не было никаких родственников, но, несмотря на это, весь ее вид говорил о том, что она — высокородная леди. Кассандра, которая была старше Эмбер и мудрее, растила девочку так, как если бы та была ей родная. Однако сейчас Кассандра не выказала желания обнять свое приемное дитя. Она пришла к Эмбер скорее как прорицательница замка Каменного Кольца, чем как ее подруга и наставница.

Мурашки беспокойства пробежали по коже Эмбер.

— А где Эрик? — спросила она, бросая взгляд за спину Кассандры.

— Я сказала, что хочу немного побыть с тобой наедине.

Эмбер постаралась придать своей улыбке веселость, которой совершенно не ощущала.

— Была ли охота Девы Мэриэн удачной? — спросила она.

— Да, очень. А твоя?

— Я не охочусь с ловчими птицами.

— А я лишь спрашиваю, много ли тебе удалось узнать о том человеке, которого Эрик нашел спящим в Каменном Кольце, — мягко произнесла Кассандра.

Умолкнув, она пристально смотрела на Эмбер проницательными серыми глазами. Эмбер с трудом сохранила внешнее спокойствие и не начала бормотать первое, что пришло ей на ум. Временами молчание Кассандры действовало на людей столь же устрашающе, как и ее пророчества.

— Он не просыпался с самого утра, — сказала Эмбер, — а утром проснулся лишь на несколько мгновений.

— Какие были его первые слова при пробуждении? Хмурясь, Эмбер стала вспоминать.

— Он спросил меня, кто я такая, — ответила она через минуту.

— На каком языке?

— На нашем.

— С акцентом? — спросила. Кассандра. — Нет.

— Продолжай.

Эмбер чувствовала себя так, словно у нее спрашивают урок. А она не знает, что было задано, не знает ответов на вопросы и к тому же боится отвечать правильно. — Он спросил, не пленник ли он, — сказала Эмбер.

— Вот как? Довольно странный вопрос, если он друг.

— Нисколько, — возразила Эмбер. — Эрик привязал его за руки и за ноги к моей кровати.

— Мм-м, — только и послышалось в ответ от Кассандры.

Эмбер не стала больше говорить ничего.

— Ты немногословна, — промолвила Кассандра.

— Я следую тому, чему меня учила ты, Наделенная Знанием, — бесстрастно ответила Эмбер.

— Почему ты держишься со мной, будто чужая?

— А почему ты допрашиваешь меня, будто чужака, схваченного в стенах замка?

Кассандра вздохнула и протянула руку.

— Ну, будет, — сказала она. — Пройдись со мной в этот час, лежащий между днем и ночью.

У Эмбер округлились глаза. Кассандра редко выражала желание прикоснуться к кому-нибудь, особенно к Эмбер, которой чужие прикосновения часто причиняли боль и всегда — неприятные ощущения.

За исключением незнакомца. Его прикосновение подарило ей чистейший восторг.

— Кассандра! — прошептала Эмбер. — Зачем ты это делаешь?

— Ты похожа на затравленную дичь, дочка. Коснись меня и узнай, что я не из тех, кто тебя преследует.

Эмбер нерешительно провела кончиками пальцев по протянутой руке. Как всегда, от Кассандры к ней хлынуло ощущение острого ума и глубокой привязанности.

— Я желаю тебе лишь радости, Эмбер. Ощущение правдивости этих слов Кассандры струилось от нее к Эмбер, словно яркая алая лента.

Грустная улыбка тронула губы Эмбер, когда она опустила руку. Она сомневалась, чтобы Кассандре было известно, какую радость она чувствует, прикасаясь к Дункану.

А если бы ей это было известно, то она вряд ли захотела бы пожелать своей воспитаннице еще большей радости.

Когда Кассандра повернулась и медленными шагами пошла туда, где на лугу невдалеке за хижиной собралось озерцо лунного света, Эмбер пошла с ней рядом.

— Расскажи мне о том, для кого ты выбрала имя Дункан, — сказала Кассандра.

Слова были мягкими, словно сумерки, но содержавшееся в них приказание отнюдь не казалось мягким.

— Кем бы он ни был до того, как оказался в Каменном Кольце, — произнесла Эмбер, — он ничего об этом не знает.

— А ты?

— Я видела отметины сражений у него на теле.

— Темный воин…

— Да, — прошептала Эмбер. — Дункан.

— Значит, он жесток и груб? — Нет.

— Как ты можешь быть настолько уверена в нем? Связанному человеку мало что остается, кроме как попытаться освободиться от пут либо силой, либо хитростью.

— Я перерезала веревки.

Кассандра судорожно выдохнула и перекрестилась.

— Зачем ты это сделала? — спросила она напряженным голосом.

— Я знала, что он не желает мне зла.

— Как ты это узнала? — Едва задав вопрос, Кассандра уже испугалась ответа.

— Как обычно. Я прикоснулась к нему. Кассандра стояла, сцепив руки и покачиваясь, словно ива на несильном ветру.

— Когда он появился у тебя, — неровным голосом продолжала Кассандра, — ночь уже наступила?

— Да, — ответила Эмбер.

Он явится тебе из теней темноты.

— Ты в своем уме? — В голосе Кассандры слышался неподдельный ужас. — Разве ты забыла? Будь же подобна солнечным лучам, сокрытым в янтаре: чужой руки не ведая касаний и ни к кому сама не прикасаясь. Запретной оставайся.

— Эрик велел мне прикоснуться к незнакомцу.

— Тебе следовало отказаться.

— Я и отказалась сначала. Но Эрик сказал, что у всякого взрослого человека есть имя. Значит, пророчество не…

— Не учи сокола летать! — гневно перебила Кассандра. — Когда этот человек проснулся, он знал, как его зовут?

— Нет, но в любую минуту все могло перемениться.

— Клянусь светлой улыбкой Девы Марии, я вырастила безрассудную дурочку!

Эмбер хотела оправдаться, но ничего не приходило ей на ум. Оказавшись на расстоянии от Дункана, она сама ужаснулась безрассудству своего поступка.

Но когда она была рядом с ним, поступить иначе казалось ей просто невозможным.

Обе женщины разом повернулись, чтобы идти обратно к хижине. И обе разом остановились.

В нескольких шагах от них стоял Эрик.

— Ну, ты довольна своей работой? — едко спросила его Кассандра.

— Доброго вечера и тебе тоже, — сказал в ответ Эрик. — И что же я сделал такого, чтобы заслужить столь гневный упрек одной из Наделенных Знанием?

— Эмбер прикоснулась к человеку без имени, который явился ей из теней темноты. Вернее сказать, был принесен к ней на порог молодым лордом, у которого в голове мозгов не больше, чем в каменной стене!

— А что я, по-твоему, должен был сделать? — спросил Эрик. — Выпотрошить его, как лосося для засолки?

— Ты мог бы подождать, пока я…

— Не ты правишь замком Каменного Кольца, госпожа моя, — холодно перебил ее Эрик. — Здесь хозяин — я.

— Это так, — сказала Кассандра со слабой улыбкой. Эрик шумно выдохнул.

— Я чту твою мудрость, Кассандра, но я больше не принадлежу тебе, и ты не можешь мной распоряжаться, как каким-то оруженосцем.

— Верно. Все так и должно быть.

— Хорошо, что хотя бы в этом у нас согласие. — Эрик произнес это с улыбкой. — Раз уж сделано то, что сделано, что ты предлагаешь теперь?

— Попробовать повлиять на события так, чтобы они вели к жизни, а не к смерти, — отрывисто сказала Кассандра.

Эрик пожал плечами.

— Смерть всегда следует за жизнью. Такова уж природа жизни. И смерти.

— А природа моих пророчеств такова, что они сбываются.

— Так или иначе, требования пророчества не выполнены, — сказал Эрик.

— Он явился ей из…

— Да, да, — нетерпеливо перебил Эрик. — Но ведь она не отдала ему свое сердце, душу и тело!

— Не могу сказать про душу и тело, — возразила Кассандра, — но сердце ее уже принадлежит ему.

Эрик бросил на Эмбер удивленный взгляд.

— Это правда?

— Я лучше кого бы то ни было понимаю все три условия — пророчества, — сказала Эмбер. — Все три остаются невыполненными.

— Может, и надо его выпотрошить, как лосося, — пробурчал Эрик.

— Смотри, как бы ты при этом и себя не выпотрошил. — Вид у Эмбер при этих словах был невозмутимый, хотя в душе никакого спокойствия она не ощущала.

— Как это так?

— Тебе надо быть на севере, оборонять Уинтерланс от норвежцев. Но если тебя здесь не будет, то замок Каменного Кольца захватят твои кузены.

Эрик посмотрел на Кассандру.

— Тебе без всяких прорицательниц хорошо известны притязания твоих кузенов, — сухо произнесла Кассандра. — Они были так уверены, что леди Эмма умрет, не зачав Роберту наследника, что уже начали драться между собой за то, кому достанется Каменное Кольцо, Морской Дом, Уинтерланс и все остальные владения Роберта.

Эрик молча посмотрел на Эмбер.

— Дункан думает о себе как о могучем воине, — сказала ему Эмбер. — Он мог бы сослужить тебе немалую службу.

Она взглянула на Эрика из-под полуопущенных ресниц, стараясь понять, действительно ли он слушает, или просто делает вид. Узнать это она могла бы, только прикоснувшись к нему. В лунном свете его глаза затаенно, по-волчьи светились.

— Продолжай, — сказал ей Эрик.

— Дай ему время поправиться. Если память к нему не вернется, он присягнет тебе.

— Значит, ты думаешь, что он — вольный рыцарь, сакс или скотт, и хочет поступить на службу к какому-нибудь могущественному лорду?

— Он был бы не первым рыцарем, ищущим твоего покровительства.

— Что верно, то верно, — пробормотал Эрик. Кассандра хотела было опять возразить, но Эрик остановил ее.

— Я дам тебе две недели, а сам за это время постараюсь что-нибудь узнать о его прошлом, — сказал Эрик, обращаясь к Эмбер. — Но только если ты мне ответишь на один вопрос.

Эмбер затаила дыхание.

— Почему тебя так заботит, что случится с этим человеком, которого ты зовешь Дунканом?

Спокойствие, с которым были произнесены эти слова, никак не вязались с напряженным взглядом Эриковых глаз.

— Когда я дотронулась до Дункана… — начала Эмбер, но продолжать не смогла.

Эрик молча ждал.

Эмбер стиснула руки, засунутые в длинные, просторные рукава платья, и стала лихорадочно думать, как сказать Эрику, что у него в руках, быть может, один из самых искусных воинов, когда-либо рожденных смертной женщиной.

— У Дункана нет совсем никаких воспоминаний, — медленно заговорила Эмбер, — однако я готова поклясться своей душой, что он — один из самых великих воинов, когда-либо державших в руках меч. Считая и тебя, Эрик, кого люди называют Непобедимым столь же часто, как и Колдуном.

Кассандра и Эрик обменялись долгим взглядом.

— Если Дункан будет на твоей стороне, ты сможешь оберечь земли лорда Роберта от норвежцев, норманнов и кузенов вместе взятых, — сказала Эмбер без всякого выражения в голосе.

— Возможно, — ответил Эрик. — Но боюсь, что твой великий темный воин принадлежит Доминику ле Сабру или Шотландскому Молоту.

— Может быть и такое. Но не будет, если память к нему не вернется. — Эмбер глубоко вздохнула. — Тогда он твой.

Воцарилось молчание, пока Кассандра и Эрик обдумывали то, что сказала Эмбер.

— Какая жестокая маленькая женщина, — произнес Эрик с усмешкой. — Из тебя получился бы отличный ловчий сокол.

И он захохотал.

Кассандра даже не улыбнулась.

— А ты уверена, что память к Дункану не вернется?

— Нет, не уверена, — ответила Эмбер.

— Что же будет, если это случится? — спросила Кассандра.

— Он окажется либо другом, либо врагом. Если он друг, то у Эрика будет рыцарь с неоценимыми достоинствами. Разве ради этого не стоит пойти на риск?

— А если он враг? — спросил Эрик.

— Тогда на твоей совести, по крайней мере, не будет трусливого убийства человека, сраженного ударом молнии.

Эрик повернулся к Кассандре.

— Что скажешь ты, госпожа моя?

— Мне это не нравится.

— Почему?

— Из-за прорицания, — резко ответила она.

— Что же я, по-твоему, должен сделать?

— Отвезти его подальше на Спорные Земли и оставить там нагого — пускай сам спасается, как может.

— Нет! — воскликнула Эмбер не раздумывая.

— Почему нет? — спросила Кассандра.

— Он принадлежит мне.

Ярость, прозвучавшая в нежном голосе Эмбер, ошеломила остальных. Эрик искоса взглянул на Кассандру. Та смотрела на Эмбер так, будто видела ее впервые.

— Скажи мне, — осторожно заговорила Кассандра. — Когда ты прикоснулась к нему, на что это было похоже?

— На восход солнца, — прошептала Эмбер.

— На что?

— Это было как восход солнца после ночи — долгой, как само время.

Кассандра закрыла глаза и перекрестилась.

— Я должна просить совета у своих рунных камней, — сказала она.

Эмбер с облегчением вздохнула и перевела на Эрика засветившиеся надеждой глаза.

— Я буду ждать две недели, но не больше, — заявил Эрик. — Если за это время окажется, что твой Дункан враг мне, то…

— То что? — шепотом спросила она. Эрик пожал плечами.

— Я поступлю с ним так, как поступил бы с любым другим разбойником или бродягой, шныряющим по моим владениям. Повешу его там, где нашел.