Выдыхаемый лошадьми воздух превращался в серебристый дымок. Хотя цвет неба изменился и приобрел оттенки от персикового до голубого, рассвет еще не наступил.

– Сколько можно возиться с лошадью? – нетерпеливо спросила Сара.

Кейс поднял взгляд от подпруги. Сара сидела в седле на одном из мустангов, которого Кейс первый раз увидел в Испанской Церкви.

Обычно Сара ездила без седла. Но на сей раз Кейс настоял, чтобы она воспользовалась седлом одного из убитых бандитов, которому оно больше не требовалось. Сам же Кейс ездить по пересеченной местности без седла считал слишком опасным занятием.

Мустанги, некогда принадлежавшие бандитам, неслись вдоль ручья вперемежку с животными Сары. Они очень быстро поняли, что пастбище здесь гораздо лучше, чем в скудном Спринг-Каньоне.

– Ну так мы едем? – опять не выдержала Сара.

– Серебро пролежало в земле несколько столетий, – резонно заметил Кейс. – Оно подождет еще минуту, пока я подтяну подпругу.

Сара сделала над собой усилие, чтобы не сказать что-нибудь резкое.

Сжав губы, она посмотрела вперед туда, где на вахте должна была находиться Лола – она сегодня несла вахту. Сара ее не видела, но знала, что та сидит где-то в укрытии, выставив вперед заряженный дробовик.

Ют и Коннер еще спали, измученные бессонными ночами. Кто-то из них постоянно стоял на вахте, несмотря на то что вот уже четыре ночи налетчики не давали о себе знать – с того момента, когда Кейс преподал им урок, что пытаться подойти к хижине с тыла означает верную гибель.

Кейс вставил ногу в стремя и взлетел на Сверчка.

– Ты вполне уверен, что способен ездить верхом и ходить пешком? – в третий раз спросила Сара. – Здесь дорога может быть очень тряской.

– Уверен, – в третий раз ответил Кейс. – И. еще больше уверен в том, что нам лучше заняться заготовкой дров, а не тратить время на поиски сокровищ давно умерших людей.

– Ты можешь искать дрова, – огрызнулась Сара. – Я намерена искать серебро.

И, развернув низкорослого гнедого мустанга, она послала его вперед, к устью каньона Лост-Ривер.

– Спокойно, Сверчок, – пробормотал Кейс, сдерживая жеребца. – Нет никакой нужды нестись сломя голову в такую холодную зарю.

Он закрепил на голове шляпу. Затем проверил дробовик и ружье. Вообще-то сейчас в этом не было необходимости, но это помогало Кейсу держать себя в руках.

«Сара слишком долго делала все по-своему, – сказал себе Кейс. – Она умеет отдавать приказания, но не умеет подчиняться».

Выверенным движением Кейс отправил дробовик в чехол. Едва он взялся за повод, Сверчок рванулся вперед, полный решимости догнать умчавшуюся низкорослую кобылу.

– Спокойно, дурачок, – пробормотал Кейс. – Она никуда не денется.

Жеребец убавил шаг, хотя и ненамного. Он терпеть не мог, если какая-то лошадь находилась впереди него.

Гнедая лошадь шла размашистым шагом вдоль каньона Лост-Ривер по еле заметной тропе, протоптанной дикими зверями и индейскими охотниками задолго до того, как Хэл Кеннеди построил здесь свою хижину и начал поиски испанского серебра.

Когда ветви тополей спускались слишком низко к земле, Сара приникала к шее лошади. Иногда путь преграждали пни или бревна. Маленькая кобылка по кличке Шейки легко, без суеты перепрыгивала через них. Очевидно, эта едва заметная тропа была ей хорошо знакома. И скорость, с которой она шла, по всей видимости, ей была привычна.

Сара то и дело поглядывала в сторону солнца. Оно еще не выглянуло из-за скал, но вот-вот должно было показаться.

Нужно было бы выехать час назад, с раздражением подумала она.

Однако Кейс не позволил ей пускаться в путь в темноте, даже с ним вместе. Сара пыталась спорить, уговаривать и умасливать его, но ничто не помогло.

Если Кейс говорил «нет», то это было всерьез.

Упрямое, недоверчивое создание, размышляла Сара.

Проехали милю, две мили, три мили. Жилистая кобыла шла ровно и даже дышала спокойно. С такой скоростью она могла идти целый день.

Время от времени Сара смотрела через плечо назад, чтобы увидеть, как идет Кейс. Сверчок неизменно оказывался на одном и том же удалении – около сотни футов от нее. Жеребец выглядел вполне свежим, хотя и нес на себе груз, вдвое больший, чем несла Шейки.

Ну как не злиться на этих мужчин, сердито подумала Сара. Силы много, а ума мало.

Однако пребывать в таком дурном настроении стало трудно, когда весь каньон озарился нежным золотистым светом. В разрывах легких розовых облачков проглядывало нежно-голубое небо.

Ну как я могу покинуть эту страну?

Сара часто задавала себе этот вопрос в последние дни, после того как заключила сделку с Кейсом. Ответ у нее был один – тот самый, что и тогда, когда погибли родители: «Я сделаю все, что должна. Ради Коннера, который заслуживает лучшей участи».

Сара никогда не сожалела о своем выборе, сделанном под влиянием обстоятельств. Она была благодарна за то, что и она сама, и Коннер выжили, в то время как многие погибли.

После того как солнце заглянуло в каньон, все вокруг расцветилось разными красками – бледно-желтыми, коричневыми, рыжими, красными. Сара замедлила ход, когда тропа приблизилась к берегу реки и Шейки должна была пробираться между многочисленными утесами, валунами, преодолевать сухие русла водостоков.

Кейс внимательно обшаривал глазами каньон. Дело даже не в том, что он был нацелен на опасность. Он старался запомнить дорогу, чтобы можно было найти путь назад без провожатого.

Он замечал полет орлов и ястребов, бегство или внезапную остановку кроликов, многочисленные следы оленей. Однажды Кейс увидел засохшие следы пантеры в устье бокового каньона.

Половина всего этого принадлежит ему. Он думал об этом всякий раз, когда открывался новый живописный вид. Это грело и ласкало ему душу, которая со времени войны была в постоянном смятении и тревоге.

Уверенность в том, что он принадлежит этой земле, становилась все больше с каждым шагом, с каждой минутой.

Он умрет, а эта земля останется.

Этот край останется нетронутым в веках. Понимание этого давало Кейсу какое-то глубокое чувство успокоенности. Имея связь с этой землей, он становился частью чего-то большого, а не был простым вместилищем того зла, которое нес в себе человек.

Эта мысль действовала как бальзам на его раны, которые постоянно болели и с которыми он давно смирился.

Когда Сара наконец пустила лошадь шагом, Кейс позволил Сверчку приблизиться к маленькой кобылке.

– Ничто не успокаивает нервы лучше, чем небольшая прогулка, – ровным тоном произнес Кейс.

Сара прищурилась, но ничего не сказала.

– Или стоит проехать еще несколько миль?

Чувство юмора победило в ней раздражение. Она засмеялась и покачала головой.

– Ты и Коннер.

– Что у нас общего?

– Вы можете быстро справиться со мной.

– Это потому, что ты недостаточно закалена, чтобы жить в этом мире.

– Ют считает, что я ангел.

Кейса это нисколько не удивило.

– Когда больной, раненый человек приходит в себя, видит, как свет лампы освещает сзади твои волосы, чувствует прикосновение прохладных и деликатных рук к своему телу… – Кейс замолк, затем пожал плечами. – Юта вряд ли можно упрекать за то, что он увидел в тебе ангела милосердия, – заключил он.

Щеки у Сары вспыхнули.

– Никакой я не ангел, – возразила она. – Спроси у моего брата.

– Я не подвергаю сомнению твои слова. Это Юта надо убеждать.

– Я пыталась. Но это все равно что пытаться скале читать Шекспира.

– Ты не должна забывать, что Ют сравнивает тебя с другими женщинами, которых знал, – сказал Кейс.

Сара поморщилась:

– Лола хорошая женщина. Резкая, но очень порядочная.

– Ты лишь наполовину права, – пробормотал Кейс.

– Что ты имеешь в виду?

– Большая Лола стала легендой в некоторых краях.

– Это было тогда, – решительно возразила Сара. – С того времени, как Лола появилась на ранчо, она не делает ничего, за что следует извиняться.

Кейс прищурил глаза.

– Ругательства не считаются? – бесстрастным тоном спросил он. – Тогда ясно.

– Что тебе ясно?

– Ангел милосердия с лексиконом, который может напугать обитателей преисподней. Конечно, я знаю об этом лишь понаслышке. Это вообще может быть чистейшая ложь.

Щеки у Сары снова запылали, и причиной того был отнюдь не студеный зимний воздух.

– Я уже сказала, что никогда не была ангелом, – возразила она.

Его глаза засветились – это было некоторое подобие улыбки. Но сколько Сара ни смотрела на Кейса, улыбки как таковой она так и не дождалась.

– Мне нужно было тебя побрить, – сказала она.

– Почему? – спросил Кейс, удивляясь перемене темы разговора.

– Я уверена, что ты улыбаешься, но за такой щетиной мне не видно.

– Сейчас слишком холодно ходить без меха, – только и сказал Кейс.

– Не было бы так холодно, если бы ты спал в хижине.

Сара сама не понимала, почему ее обижало, что Кейс переселился из хижины; тем не менее это было так.

– Я и без того слишком долго пролежал в твоей кровати, – без обиняков сказал он.

Не сказал он лишь про то, что ее пахнущие розами покрывала снились ему и тогда, когда он спал снаружи. Он просыпался в состоянии возбуждения. Тело его ныло, и эта ноющая боль, покидая его лишь ненадолго, могла вернуться в самый неподходящий момент.

Например, сейчас.

Чертыхнувшись про себя, Кейс изменил положение в седле. Но толку от этого было мало. В его положении ему вообще лучше было не ездить верхом.

– Почему ты не спишь рядом с Коннером? – спросила Сара. – Возле печки места достаточно.

– Твой брат брыкается, как молодой бычок.

– А что ты собираешься делать, когда выпадет снег?

– То, что делал всегда.

– Что именно? – заинтересовалась Сара.

– Выживать.

Это слово резануло Сару.

– Жизнь состоит не из одного выживания. В ней много другого, – возразила Сара.

– Да. Есть эта земля.

– Я имею в виду надежду, смех, любовь…

– Они умирают вместе с людьми. А земля – нет. Она остается всегда.

Его взгляд и тон сказали ей, что тема закрыта для дальнейшего обсуждения.

Некоторое время Сара хранила молчание. Однако ее мучило любопытство относительно прошлого Кейса, и она отважно спросила:

– А что все-таки произошло?

– Когда?

– Почему для тебя не существует надежды, смеха, любви?

Кейс не ответил.

– Это как-то связано с Эмили? – спросила Сара. – Может, она убежала с другим мужчиной и разбила тебе сердце?

Кейс резко повернулся и уставился на Сару. Это был взгляд, который способен был заморозить пламя.

– Что ты сказала? – тихо спросил он.

У Сары вдруг пересохло во рту. Она уже проклинала себя за то, что дала выход своему любопытству. Проглотив комок в горле, она объяснила:

– Ты произносил ее имя… Когда был в бреду… Все время повторял: Эмили, Эмили, Эм…

– Никогда не произноси при мне этого имени! – резко оборвал ее Кейс.

Возникла напряженная пауза.

– Она умерла? – нарушила долгую паузу Сара.

Ответа не последовало. Кейс даже не посмотрел в ее сторону.

К своему удивлению, Сара почувствовала, что ей жалко Кейса. Должно быть, она правильно угадала. Кейс любил Эмили, а та избегала его.

– Не все женщины такие, – проговорила она. Ответом ей было все то же молчание.

– Ладно, – сказала Сара. – Медведь попал в западню. Но разве тебе никто не говорил, что рассказом можно облегчить душу?

Кейс искоса посмотрел на Сару.

– В таком случае расскажи мне о своем замужестве, миссис Кеннеди, – саркастическим тоном предложил Кейс. – Что в нем было такого, из-за чего ты решила больше никогда не выходить замуж?

– Это не твое… – начала было Сара, но оборвала фразу на полуслове.

– …не мое дело? – закончил фразу Кейс. – В таком случае, почему то, что было со мной, это твое дело?

И снова повисла тишина. Если не считать шума ветра.

Когда Сара направила Шейки в боковой каньон, нарушил молчание Кейс:

– Я надеюсь, существует какая-то причина, почему ты выбрала именно этот боковой каньон, а другие не удостоила своим вниманием.

– Да, существует.

– Может быть, ты объяснишь мне ее, или это тоже не мое дело?

Сара искоса взглянула на Кейса, взгляд у него был холодный и колючий, голос звучал ничуть не теплее.

– В нем есть развалины, – четко произнесла она. – И еще там есть колонны из красных пород.

– Что за развалины?

– Похожи на развалины замка, хотя и не совсем.

– Ну что ж, теперь я по крайней мере знаю, что мне надо искать.

– Тебе надо сделать хорошую выволочку, – пробормотала Сара.

Кейс повернулся и лишь посмотрел на нее глазами, в которых, казалось, навечно застыла печаль. А ведь он был всего на несколько лет старше Сары.

«Не обращай внимания, – сказала себе Сара. – Не думай о том, кто такая Эмили и какую боль она причинила Кейсу. Это не имеет значения».

Главное для нее – найти серебро для Коннера. Он умеет и смеяться, и любить, и надеяться.

– У Хэла была старая карта, – сказала Сара.

– Насколько старая?

Сара пожала плечами:

– Он мне не говорил. Я не спрашивала.

– На ней была только схема или были какие-то надписи?

– Были надписи. И письмо.

– И что в этом письме? – против своей воли спросил Кейс.

– Что пропал караван с грузом серебряных крестов, монет, слитков, чашек, тарелок, канделябров, четок.

– Целый караван?

Сара кивнула:

– Большую часть серебряных изделий испанцы отыскали. А вот десять мешков серебряных монет так и не нашли. Не нашли также около трехсот фунтов серебряных слитков.

Кейс тихонько присвистнул. Он окинул взглядом раскинувшиеся перед ним просторы и назвал себя дураком за то, что проявил к этой истории интерес.

Триста фунтов серебряных слитков и монет могли быть спрятаны в любом из бесчисленных и безымянных каньонов – и никогда не попасться на глаза человеку.

– А на каком языке были надписи – на испанском или английском? Или, может, на французском или латинском? – снова проявил любопытство Кейс.

– В основном на латинском, – ответила Сара. – Иногда на испанском.

– Ты уверена?

– Человек, который написал письмо, был иезуитским священником, – назидательным тоном сказала Сара. – А церковные документы писались на латинском, хотя иногда встречается и староиспанский.

Брови у Кейса приподнялись.

– Твой муж, стало быть, был ученый малый, если смог прочитать это письмо.

– Хэл не мог читать даже по-английски, не говоря уж о других языках.

– Кто же ему в таком случае перевел письмо?

– Я перевела.

Кейс крякнул.

– Значит, ты знаешь латинский?

– Да.

– А греческий?

– Тоже. – Сара взглянула на Кейса. – Ты удивлен?

– Только тем, что ты до сих пор на ранчо «Лост-Ривер».

– Что ты хочешь этим сказать?

– С твоим образованием ты могла бы преподавать в школах Денвера, или Санта-Фе, или Сан-Франциско.

Лицо у Сары помрачнело.

Она не желала жить в городах, где могли оценить ее образованность. Она хотела жить на своем ранчо среди диких каньонов, где в небе слышен клекот орлов, а ветер постоянно поет свою нескончаемую песню.

«Но эта земля останется моей лишь до того момента, как я найду серебро, – напомнила себе Сара. – А затем моя половина ранчо перейдет к Кейсу».

– Могла бы, – согласилась Сара.

По ее тону Кейс понял, что развивать эту тему она не намерена.

– А где карта сейчас? – спросил Кейс.

– Не знаю.

– Наверно, это секрет?

– Нет. Я действительно не знаю, – спокойно ответила Сара. – Последний раз я ее видела – и Хэл тоже – несколько лет назад, осенью, когда он отправился на поиски серебра.

– И после этого он не вернулся?

– Да.

– А как он умер?

– Этого я не знаю.

– Но ты уверена, что он мертв?

– Да.

– Почему?

– Коннер пошел по следам Хэла и нашел его мертвым. Он похоронил его там, где нашел.

– Очень странно, что мужчина в расцвете лет вдруг ни с того ни с сего умирает, – как бы между прочим заметил Кейс.

– Хэл был более чем в три раза старше меня.

Кейс бросил взгляд на Сару. Он попробовал представить себе человека, который был мужем этой умненькой, симпатичной девушки, хотя по возрасту годился ей в дедушки.

Нечего удивляться, что Сара не хочет об этом говорить, подумал Кейс. Очень сомнительно, чтобы у мужчины столь солидного возраста хватало терпения иметь дело с такой юной женой.

– Странно, почему твой брат не принес карту, – после некоторого размышления сказал Кейс.

– Он принес и привел то, что нужно для жизни, – лошадь, шинель, продукты и оружие.

Кейс представил себе хижину Кеннеди десять на четырнадцать футов. Сделана очень примитивно. В окнах нет стекол. Пол земляной, на котором постоянно оставались следы, когда Сара готовила, занималась стиркой или ухаживала за больными тварями.

Хижина вряд ли отличалась бы чем-то от могилы, если бы Сара как-то не облагораживала ее своим присутствием и тем, что делала. Травы, которые сушились в углу; можжевеловые ветви, которыми были набиты матрацы; аромат свежего кукурузного хлеба или свежевыстиранного белья – все это наполняло хижину жилыми запахами.

– Тебе, должно быть, непросто было растить мальчишку без помощи мужчины, – сказал Кейс.

– Коннер стал хорошим охотником. Я тоже неплохой стрелок.

– А как твой муж?

– Он большей частью занимался поисками сокровищ. А пищу он находил обычно на столе, когда возвращался домой.

Но дома его интересовала не только пища. Сара старалась не вспоминать о том, что было. Правда, иногда она просыпалась в холодном поту от кошмарных сновидений.

– Как долго Хэл искал серебро? – спросил Кейс.

Сара пожала плечами:

– Все время, пока я знала его, и несколько лет до этого.

– Эта карта, должно быть, стоит не больше горсти бобов.

– Почему?

– Он ничего не нашел.

– Хэл пил.

Эти слова сказали Кейсу больше, чем если бы Сара стала подробно рассказывать о своем муже.

– Когда он трезвел, он не мог вспомнить ничего из того, что было, – добавила Сара.

– Ты хочешь сказать, что он нашел сокровища, а потом забыл, где именно?

– Да.

– Нужно быть действительно мертвецки пьяным, чтобы забыть, где ты нашел сокровища.

– Когда Хэл пил, он был слеп, глух и нем, как скала, – мрачно сказала Сара.

Кейс посмотрел на нее краешком глаза. Наблюая за девушкой последние несколько недель, он пришел к выводу, что ей не более двадцати лет. Возможно, чуть меньше. Но когда Сара говорила о муже, она становилась похожей на вдову, которая по крайней мере вдвое старше.

– Если Хэл нашел сокровища, а потом снова их потерял, то карта здесь мало поможет, – после паузы сказал Кейс.

– Здесь неуместны всякие «если». Я знаю, что Хэл нашел сокровища.

Уверенность, с которой прозвучали слова Сары, заставила Кейса остановить Сверчка. Он повернулся в седле и уставился на Сару.

– Почему ты так уверена? – спросил он.

Сара сняла одну из перчаток и сунула руку в карман брюк. Затем протянула руку Кейсу.

На ее ладони лежали два реала. Несмотря на то что монеты потускнели от времени, в некоторых местах, которые кем-то были очищены от налета, они поблескивали серебряным блеском.

– Ты не хочешь теперь изменить свое решение и согласиться на половину сокровищ, вместо того чтобы взять половину ранчо? – спросила Сара.

Он посмотрел на монеты, затем перевел взгляд на окружающий пейзаж.

– Нет, – ответил он. – Не все купишь за деньги. Владей серебром сама.

«Но я не хочу этого, – мрачно подумала Сара. – Как и ты, я хочу быть на этой земле».

Однако половина ее столь любимого ранчо принадлежала Коннеру.

А вторая половина скоро перейдет к человеку, который не верит ни в смех, ни в надежду, ни в любовь.