Глава 1

Пьяцца делла Синьория

12 апреля 1574

Понедельник после Пасхи

Принц Медичи был богаче самого дьявола; люди говорили, что он питает страсть лишь к двум вещам — женщинам и алхимии. Чтобы прокормить бабушку и двух младших сестер, Кьяре придется продаться ему быстрее, чем подзаборная кошка. Она отдавала себе отчет, что фавориткой ей стать не суждено — слишком уж выступали ребра, а запястья и лодыжки были узловатыми, как у жеребенка. Да, ей всего пятнадцать, она была девственницей, а ее тяжелые темные косы опускались до бедер, но на левой стороне ее головы, прямо над ухом, виднелся кривой шрам. Волосы скрывали его, но она не могла вечно утаивать мучавшие ее головные боли и обмороки. Иногда она слышала голоса демонов.

Нет, фавориткой ей не стать.

Тогда остается алхимия.

Ее отец был книготорговцем, как и все члены флорентийской семьи Нерини на протяжении двух сотен лет. Кроме того, втайне от гильдии он увлекался алхимией. После несчастного случая он настолько помешался на вызывании духов мертвых, что пустил под откос всю торговлю и в конце концов погиб при взрыве своей тайной лаборатории. Иногда Кьяра слышала его голос. Он бы отлупил ее до полусмерти, если бы узнал, что она собирается продать тонемногое, что уцелело из его алхимических приспособлений, принцу Франческо, — настолько он ненавидел семейство Медичи. Будучи стойкими приверженцами прежней республики, отец и бабушка называли Медичи не иначе как проклятыми ростовщиками. Но теперь эта гордость имела свою цену и пахла ароматным оливковым маслом с солью.

Какие же они были красивые — все эти алхимические инструменты, спрятанные в выгоревшем подвале под магазином, где ни один пронырливый мастер алхимического искусства не смог бы их найти. Эти фантастические, таинственные приспособления, как будто созданные с помощью колдовских чар, могли спасти их от безысходной нужды, зимнего холода и бесконечной череды голодных будней. Там был атанор — алхимическая глиняная печь, привезенная из далекого Трапезунда, и алембик для перегонки жидкостей, сделанный из темного зеленого стекла в форме полумесяца. Был там и двойной пеликан из золота и хрусталя, и украшенная замысловатой гравировкой серебряная воронка, которой было около тысячи лет. Кроме того, сохранились древние книги по алхимии, с пожелтевшими пергаментными страницами, покрытыми цветными изображениями колдовских амулетов, корней и минералов и испещренными магическими формулами на латыни, которые Кьяра не могла прочесть.

Если принц Франческо де Медичи интересуется алхимией хоть наполовину того, что приписывает ему молва, то он обязательно захочет все это приобрести. Он с радостью заплатит за это хорошие деньги. Деньги… Кьяра уже чувствовала вкус свежеиспеченного хлеба с хрустящей горячей корочкой. Она мечтала о сочном куске жареной свинины и соленых оливках, и от этих мыслей у нее сводило желудок, а рот наполнялся слюной.

Был понедельник после Пасхи, и Кьяра уже несколько часов стояла на площади Пьяцца делла Синьория под моросящим весенним дождем, молясь о том, чтобы небо прояснилось и принц наконец-таки выглянул на улицу. Вся ее одежда — плащ, платье и нижняя рубашка под ним — уже успела насквозь промокнуть. Ее холщовый чепец поник от дождя, а в тапках хлюпала вода. У них с бабушкой была одна на двоих пара хороших туфель на высокой пробковой подошве, но недавно ее пришлось обменять на хлеб у рыночной торговки. И теперь всякий раз, когда Кьяра выходила под дождь в своих мягких тапках без задников, они тут же становились мокрыми.

Выходи же, принц Франческо. Мысли ее, как стрелы, устремлялись к роскошным комнатам дворца, где было сухо и тепло. Прикажи слугам поднять железные ворота и выезжай из своего палаццо Веккьо, или Старого дворца, как его обычно называют жители Флоренции. Поезжай в новый дворец, палаццо Питти, на другой берег Арно[3] Арно — река, на которой стоит Флоренция.
, или же на северо-запад, в резиденцию Вилла-ди-Кастелло, где лежит на смертном одре твой старый отец, тиран, державший город железной хваткой. Поезжай на охоту. Делай, что хочешь, но только дай мне шанс, один-единственный шанс опустошить твой царственный кошелек и…

Но тут послышался лязг металлических цепей, и тяжелая железная решетка, преграждавшая вход во дворец, начала подниматься вверх. Кьяра услышала стук лошадиных подков о каменную мостовую, а также смех и радостные голоса, в которых не было ни тени сочувствия и уважения к умирающему великому герцогу. Правда, все знали, что принц Франческо уже много лет в ссоре со своим отцом отчасти из-за медноволосой второй жены великого герцога Козимо, а отчасти из-за скандально известной любовницы-венецианки, которую завел себе сам Франческо. Женщины всегда вносили разлад в семейство Медичи. Кьяра подошла поближе, прижимаясь ко внешней стенедворца, так чтобы стража ее не заметила. Дотронувшись рукой до мешочка, привязанного к поясу, она убедилась, что серебряная воронка на месте. Руки ее, с обгрызенными от нервного напряжения ногтями, были влажными и холодными, как металл.

Первым из дворца выехал сам принц. Он сидел верхом на сером жеребце с мощной изогнутой шеей и густым хвостом из шелковистых белых волос. Раздувающиеся ноздри коня были алыми, словно он дышал огнем и кровью, — настоящее чудовище, а не лошадь. Кьяра ненавидела этих огромных, вселяющих ужас лошадей, принадлежавших знати. Именно такой конь однажды сбил ее с ног и оставил шрам в виде полумесяца на ее виске. Но самое ужасное заключалось в том, что перед тем как броситься на Кьяру, это животное затоптало до смерти ее старшего брата. Их мать не пережила этой потери и скончалась от разрыва сердца, а отец до конца своих дней с фанатичной преданностью пытался вернуть их к жизни средствами алхимии. У этого коня были такие же огромные зубы размером с точильный камень, а изо рта, стянутого удилами, струилась пена. Его подкованные железом копыта одним-единственным ударом могли сломать кость человека.

Кьяра приложила левую руку к шраму. Иногда в этом месте она чувствовала жгучую боль, и ей казалось, что сотня демонов врывается туда, где должны быть ее мысли. И эти демоны нашептывали ей разные вещи. Среди них ей слышался сухой, надтреснутый голос отца, шептавшего:

Вдох, еще один вдох — боже как страшно — и хочется есть — страшно — вперед…

— Ваша светлость! — воскликнула Кьяра.

Она подбежала к лошади и схватила поводьл рукой. Одного этого куска кожи, украшенною позолотой и мелкими разноцветными камнями, хватило бы ей, чтобы покупать хлеб в течение целого месяца. Она подняла глаза на принца. У него были темные волосы, и, к ее большому удивлению, он оказался не выше любого обыкновенного мужчины. Принц отвел от нее взгляд, но она все же обратилась к нему, негромко, но так, чтобы он услышал: «Qui vult secreta scire, secreta secrete sciat custodire».

Тот, кому известна тайна, пусть также умеет хранить эту тайну.

Это была первая строчка в одной из книг, принадлежавших ее отцу. Это была единственная фраза на латыни, которой тот ее научил, объяснив, что именно она означает. Принц обязательно должен узнать ее. Пожалуйста, ради всего святого, пусть принц узнает ее, и только он один.

Резко вскинув голову, лошадь отступила в сторону с изяществом танцора, несмотря на свою величину. Из-под копыт, ударивших о мостовую, взметнулись искры. В этот же самый момент чьи-то грубые руки схватили Кьяру из-за спины и оттащили назад. Проклятые стражники, что так выслуживаются на своем посту, — пусть сгорят они в самых глубоких подземельях ада. Драгоценные камни, украшавшие поводья, больно оцарапали ладонь, в которой она их держала.

Принц даже не повернул голову в ее сторону, а лишь продолжил свой путь в компании друзей и придворных. Алое перо на его шляпе игриво развевалось на мокром ветру.

— Qui vult secreta scire! — кричала Кьяра ему вслед. — Ваша светлость! Secreta secrete…

Тут она почувствовала сокрушительный удар по лицу. Перед глазами мелькнула яркая вспышка света, а голова мотнулась в сторону. Внутренняя сторона щеки рассеклась о зубы, и Кьяра ощутила соленый привкус крови во рту. Потеряв равновесие, она упала на землю и больно ударилась коленями о камни мостовой. Совсем рядом с ней раздался грохот конских копыт. Если она сейчас потеряет сознание, то снова рискует оказаться покалеченной — и перед ее мысленным взором возникло окровавленное изуродованное лицо Джанни.

— Ну-ка вставай, ведьма! — гаркнул стражник и грубо поднял ее на ноги. — Вздумала наложить чары на нашего принца? Признавайся! Ну ничего, доминиканцы живо выпытают у тебя всю правду.

Доминиканцы… Псы Господни, как еще их называли. Зловещая игра слов, в которой имя святого Доминика смешалось с его символом — собакой, несущей в пасти горящий факел.

Инквизиция.

— Никакая я не ведьма! — воскликнула Кьяра и замахнулась на него свободной рукой. Голова ее раскалывалась от жгучей пульсирующей боли, а демоны словно впились своими острыми когтями во внутреннюю сторону ее глаз. Отцовский голос что-то нашептывал ей на ухо, но так тихо, что она не могла разобрать ни слова. — Это были совсем не чары, болван! Я праведная христианка, как и ты, а может, даже лучше тебя! Убери от меня свои лапы!

Но стражник только рассмеялся в ответ и заломил ее руки так сильно, что Кьяра закричала от боли и выгнула спину. Второй привратник подошел к ней спереди, сдернул накидку с ее плеч и разорвал лиф ее платья. Порыв ветра прижал мокрую ткань холщовой нижней рубашки к ее груди. До этого момента ею владела только ярость, но сейчас она поняла, что у них было на уме, и в животе у нее похолодело от ужаса.

— Немного худосочна на мой вкус. — Стражник достал из-за пояса свой кинжал и перерезал бечевку у горловины ее рубашки. — А ну-ка посмотрим поближе. Сними с нее чепец.

Кьяра была обута в мягкие домашние тапки, и наносить ими удары было бесполезно. Во рту пересохло, и нечем было даже плюнуть в его лицо. Привратник, державший ее за руки, стянул чепец с ее головы и вынул булавки из собранной на макушке косы, распустив волосы по плечам. Его подельник загоготал и больно сдавил ее груди в своих грубых мозолистых руках. Кьяра увидела, как глаза его потемнели от похоти.

— Затащим ее в тот кабак на улице Виа делла Нинна, — предложил первый стражник. — У них там есть комнаты наверху, и хозяин не будет против, если эта девка там немного повизжит. Изгоним из нее бесов, а потом продадим ее за несколько…

Резкий щелчок хлыста не дал ему договорить. На лице второго привратника проступила алая полоса, диагонально пройдя от щеки, через рот и вниз по подбородку. Он уставился на Кьяру, раскрыв рот от изумления и все еще держа руки на ее груди. Там, где его лицо полоснул хлыст, проступила кровь. Стражник заорал благим матом и резко убрал руки от девушки, чтобы прикрыть ладонями свое лицо.

— Отпусти ее.

Кьяра услышала иностранный акцент.

Это был мужчина, сидевший верхом на гнедом коне. Не принц, даже не аристократ. Кьяра достаточно повидала в своей жизни людей из благородных семейств, чтобы знать, как они выглядят. Это был простой человек, но в одежде придворного. В руках он держал плетку, которую уже сворачивал в аккуратное кольцо, словно укрощенную змею.

— Кто ты такой, черт возьми?! — закричал первый стражник. — Как ты смеешь поднимать на нас руку? Разве ты не видишь цвета дома Медичи на нашей форме? Мы стражники его светлости принца Франческо, а эта девчонка хотела наложить на него чары, когда тот проезжал. Ею займутся доминиканцы, а уж они не будут возражать, если мы сначала с ней немного поразвлечемся,

— Не все, что сказано по-латыни, — колдовские заклинания, — промолвил иностранец. — И будь уверен, мне хорошо известны цвета Медичи, ведь я сам служу при дворе. А теперь отпустите девушку и проваливайте отсюда оба. Считайте, что это распоряжение самого принца.

— А я тебя знаю, — сказал привратник с рассеченной щекой и метнул на иностранца полный ненависти взгляд промеж окровавленных пальцев. — Ты тот алхимик-англичанин, колдун и любимчик принца. Доминиканцы…

— Я металлург и ученый, а никакой не колдун. Если дорожите своим местом, делайте, что говорю, и поживее.

Металлург… Это как-то связано с металлом и рудниками. Незнакомец и вправду выглядел, как человек, работающий в темных шахтах глубоко под землей, поднимая на землю тяжелую руду. Он говорил по-итальянски довольно бегло, но с акцентом, тщательно подбирая слова, будто думает на одном языке, а изъясняется на другом. По всей видимости, он получил хорошее образование, но несмотря на это, изящный придворный камзол на нем не очень соответствовал его внешности простолюдина.

Англичанин? Ей приходилось раньше слышать англичан, которые неплохо говорят на итальянском. Иностранцы со всего мира приезжали в книжный квартал для того, чтобы купить или продать книги. Но этот человек говорил не так, как все остальные — его голос отличался особой мелодичной тональностью и в то же время твердыми нотками в самых неожиданных местах. Слушая его, Кьяра не была уверена, где она будет в большей безопасности: с ним или в руках дворцовых привратников.

— Ну тогда забирай ее! — Стражник, державший Кьяру за руки за ее спиной, ослабил хватку и так грубо толкнул вперед, что она едва успела удержать равновесие, поскользнувшись на мокрых булыжниках мостовой. Дрожащими руками девушка кое-как прикрылась обрывками своего платья и вытерла кровь с лица, все еще не смея вдохнуть полной грудью.

Святые угодники, почему все пошло так наперекосяк? Кто знает, что бы с ней приключилось, если бы не этот иностранец со своей плеткой…

— Они тебя не сильно поранили? — обратился к ней чужеземец, расправив плетку и проведя ею по боку своей гнедой лошади.

От этих слов у Кьяры перехватило дыхание. Хотя он спас ее от привратников, она все равно злилась на него. И не только на него, но и на принца и всех остальных мужчин во Флоренции, просто за то, что они были мужского пола.

— А вам какое дело? — огрызнулась Кьяра.

— Не люблю, когда плохо обращаются с женщинами. Скажи, откуда тебе известно то изречение, что ты произнесла. Знаешь ли ты, что оно означает?

— Я вычитала его в книге, — ответила Кьяра. Ей наконец удалось нащупать концы бечевки, которая стягивала горловину ее нижней рубашки, и крепко завязать их, придав тем самым своему облику более пристойный вид. Однако вымокшие под дождем длинные косы были безнадежно растрепаны. — Эта книга принадлежала моему отцу, и я прекрасно знаю, что оно означает.

— И у тебя есть эта книга?

— Да. То есть нет. Я хочу сказать, что у меня нет ее с собой. Она спрятана в другом месте.

Иностранец улыбнулся. На его загорелом лице с выступающими острыми скулами зубы казались белыми, как у хищного волка, а линии в уголках рта носили отпечаток жестокости. На нем не было головного убора, поэтому в его темных слегка взъерошенных волосах блестели капли дождя, отливавшие медным блеском. Вместе с тем его глаза, на удивление, заполняла бездонная тоска.

— Принц с удовольствием приобретет эту книгу, — произнес он наконец.

— Но только за хорошие деньги, — немедленно отреагировала Кьяра, внимательно наблюдая за выражением его лица, не появится ли на нем какой-нибудь признак угрозы. — У меня и другие вещи есть. Вот, например, эго.

Она достала из-за пазухи серебряную воронку и показала ее незнакомцу, строго следя за тем, чтобы тот не смог выхватить ценную вещь из ее рук.

Из его уст вырвались какие-то непонятные слова, похожие на ругательство, — некое сочетание из чужеродных звуков, которые скатились с его языка так легко и непринужденно, словно были родным наречием. Что бы это ни было, это вряд ли английский и уж точно не итальянский.

— Это же десенсорий, — сказал он наконец на понятном языке. — На вид фракийское серебро, да еще со сложной гравировкой… Кто ты такая и откуда у тебя эта вещь?

Высокомерный чужеземец, проклятый рудокоп. Быть может, она бедна, слишком худа, а рубашка на ее груди порвана двумя подлыми мужланами, но по своему рождению и воспитанию она истинная флорентийка, и в этом он ей не чета.

— Меня зовут Кьяра Не…

Тут она осеклась. Если назвать ему свое полное имя, то он сможет найти лавку ее отца и забрать все оставшиеся там инструменты и книги, не сказав ничего принцу и не заплатив ни единого гроша.

— Меня зовут Кьяра, — повторила она еще раз. — Я дочь алхимика, у меня есть еще много подобных вещей, спрятанных в надежном месте. Эта серебряная воронка — самая скромная вещица из всего, что у меня есть. Если принц в этом не нуждается, я найду другого покупателя.

В глазах иноземца загорелся огонек. Его жгучий взгляд был словно капля aqua regia которая шипит и пенится, попав на чугун.

— Нет, — сказал он. — Никому больше ты это не продашь.

— Попробуйте меня остановить, — ответила Кьяра, гордо вскинув голову. «Когда ты так делаешь, ты похожа на бойцовскую собаку. С таким лицом только в драку лезть», — говорила в таких случаях бабушка.

— Я разбираюсь в алхимических приборах и знаю их истинную цену. Если принц захочет их приобрести, он заплатит хорошие деньги.

— Об этом мы спросим у самого принца. Садись на лошадь.

— Я лучше пешком пойду, — сказала Кьяра и шагнула назад.

— Знаю я тебя. Думаешь убежать и найти другого покупателя? Нет уж, поедешь со мной.

— Я не езжу верхом.

Она и глазом моргнуть не успела, как он схватил ее за руку, — таким быстрым и точным было его движение. С такой же легкостью он бы давно мог вырвать у нее из рук серебряную воронку, если бы только захотел. Его хватка была не слишком жесткой, но достаточно крепкой, чтобы Кьяра поняла, что при желании он может причинить ей боль.

— На этот раз придется поехать, — твердо сказал он.

Он ловко забросил девушку верхом на лошадь, и у Кьяры от страха свело живот. Зачем Бог создал таких огромных тварей, у которых спина так высоко над землей? Крепкий лошадиный запах ударил ей в ноздри, а голову снова пронзила резкая боль. От вида широкой конской спины, покрытой лоснящейся коричневой шерстью, которая словно двигалась сама собой по мере того как лошадь переступала с ноги на ногу, Кьяре стало не по себе. Одной рукой она прижала к груди воронку, а второй крепко схватилась за седло. Одна из ее тапок упала на мостовую.

— Тихо, Лоурен, стоять, — приказал иностранец.

Лошадь тут же остановилась, словно по волшебству, и Кьяра почувствовала, что незнакомец надел тапку на ее босую ногу.

— Загни пальцы ног, чтобы скова не потерять обувь. Вообще-то не мешало бы надеть чулки.

— Я так торопилась, что, должно быть, забыла выбрать пару тонких шелковых чулок из многих дюжин, что лежат в моем позолоченном комоде, — процедила сквозь зубы Кьяра.

Иностранец рассмеялся и сел верхом на лошадь, легко и непринужденно перебросив ногу через конскую шею.

— Когда принц увидит, что у тебя есть, он даст тебе достаточно денег, чтобы накупить сотню пар чулок и столько комодов, сколько пожелаешь, — сказал он. — Держись за мой камзол и смотри не потеряй десенсорий.

Он дернул за поводья, коснулся пятками боков лошади. Она мотнула головой, устрашающе взмахнула хвостом и зашагала вперед, вскоре перейдя на быструю рысь. Кьяра засунула воронку за пазуху и, отбросив всю свою напускную гордость, обхвати/ха иностранца руками за талию, прижавшись лицом между его лопатками. От него пахло амброй, металлом и камнем. Если ее стошнит в дороге, то прямо на его камзол из темного дорогого сукна. Хотя вряд ли это случится — слишком уж пустой у нее желудок.

Они проехали по мосту. Она не могла с точностью сказать, что это за мост. Поднять глаза у нее не хватило духу, но по гулкому звуку копыт на мостовой она поняла, что это мост. Кроме того, запах отбросов, рыбы и дождевой воды точно свидетельствовал о том, что это мост через Арно.

Наконец они остановились. До нее донеслись чьи-то голоса и запах других лошадей.

— Я привез эту девушку, ваша светлость.

Чужеземец разжал ее руки, сомкнутые на его талии, и спустил ее вниз, словно мешок с артишоками. Оказавшись на земле, Кьяра оступилась и упала спиной на крепкий лошадиный круп. Она с криком отшатнулась от лошади, словно от огня, и, запутавшись в юбках, наступила на собственный подол. Старая поношенная ткань тут же с треском порвалась. И вот в таком виде Кьяра предстала перед лицом Франческо де Медичи, принца Флорентийского, известного любителя женщин и алхимии. А она стоит перед ним с разорванным корсажем, непокрытой головой и оторванным подолом. И со старинной серебряной воронкой за пазухой.

— Не могу сказать, что я под большим впечатлением, магистр Руанно.

Принц сошел со своего чудовищно огромного серого скакуна. От него веяло властью и могуществом, словно ему принадлежало все, вплоть до последнего камня мостовой. За его спиной возвышалось трехэтажное здание, которое выглядело бы довольно простым, если бы не изящные фигуры из черного и белого гипса, украшавшие фасад. По центру второго яруса красовалась фреска, на которой были изображены красно-золотые шары Медичи, увенчанные гербовой лилией — символом великих герцогов Тосканских. Пространство над дверным проемом украшала резьба в виде капелло, дорожной шляпы с завязками. Весь город знал, что венецианскую любовницу принца зовут Бьянка Капелло. Стало быть, это ее дом.

У принца было узкое смуглое лицо с высоким лбом. Таким высоким, что принцу приходилось зачесывать свои темные локоны вперед. Скорее всего, он страдал выпадением волос. Взгляд его полуопущенных глаз был полон чувственности и таинственной меланхолии. Если святые в церквях изображались со светящимся ореолом вокруг головы, то принца, казалось, окружала тьма. Словно за его спиной разверзалась темная дыра, в которой таилось нечто ужасное, едва уловимое при движении.

— Ваша светлость, смею вас заверить, что вам будет чему удивиться, — сказал чужеземец. Он тоже спешился и сдержанно поклонился. По всей видимости, он не из тех, кто охотно отвешивает поклоны.

— Покажи принцу серебряный десенсорий, — приказал он Кьяре.

При словах серебряный десенсорий выражение лица у принца резко изменилось. Презрение сменилось интересом, даже не столько интересом, сколько алчностью, граничащей со слепой страстью. Значит, правду говорили люди о его любви к алхимии.

Кьяра гордо вскинула голову. От волнения у нее начали трястись руки. Она почти физически ощущала на себе пристальный взгляд принца и всех его придворных. Аристократы. Как же она ненавидела аристократов! Еще больше, чем лошадей. «Кровопийцы, — нашептывал ей отцовский голос. — Тираны. Не отдавай им ничего. Лучше умри от голода, как я, но не продавай им ничего».

Собрав по крупицам остатки храбрости, она вынула из-за пазухи серебряную воронку и протянула ее принцу.

— Хорошо, я это возьму, — сказал принц, вытянув руку вперед.

— Я отдам ее вам только после того, как вы мне дадите один золотой скудо, — ответила Кьяра.

Она понятия не имела, что именно можно купить за один скудо. Сколько она себя помнила, ее отец лишь один или два раза в жизни держал в руках такие деньги. Однако по реакции магистра Руанно — или как там его звали — и самого принца она поняла, что серебряная воронка и в самом деле стоит больших денег.

— Ты с ума сошла? — воскликнул принц. Но по выражению его глаз Кьяра поняла, что он совсем не разозлился. Вся эта ситуация его скорее развеселила и пуще прежнего разожгла в нем алчность. Ореол тьмы, окружавший принца, был сродни меховой шкуре какого-то чувственного, опасного животного. — Ты когда-нибудь в своей экизни видена золотой скудо?

— Да, видела, — ответила Кьяра не моргнув глазом.

— Ваша светлость, — обратился иностранец, — эта девушка утверждает, что она дочь алхимика ж что, кроме всего прочего, у нее есть много книг. Та фраза, которую вы услышали, — цитата из трактата De Magia Veterum и она произнесла ее по-латыни совершенно безупречно. Думаю, вам стоит к ней присмотреться. Она почти еще ребенок и, скорее всего, невинна.

Принц и чужеземец обменялись многозначительными взглядами, совершенно не стесняясь присутствия девушки. Что-то промелькнуло между ними — какой-то вопрос, на который был дан соответствующий ответ. Кьяра почувствовала неприятный холод, словно от железных кандалов.

— Как тебя зовут, девушка? — обратился к ней принц.

— Кьяра.

— А как зовут твоего отца?

Чужеземец, стоявший за ее спиной, подошел на шаг ближе. Придворные, словно сговорившись, окружили ее со всех сторон, отрезая все ходы к бегству. Неужели принц подал им незаметный знак? Или они сами знали, как поступать в подобных случаях?

— Если я скажу вам имя своего отца, — начала Кьяра, стараясь говорить ровным голосом, — то вы пойдете в его лавку и заберете все, что вам заблагорассудится, не заплатив мне ни гроша. А мне нужно кормить себя, бабушку и своих младших сестер.

— Кьяра, — сказал иностранец, непривычно произнося ее имя как ки-и-ара. — Тебе нечего бояться. Отвечай на вопросы его светлости, делай, что он говорит, и можешь быть уверена, что ни ты, ни твоя семья не будут впредь голодать.

Она почти еще ребенок. Он и впрямь разговаривал с ней, будто она ребенок или какая-то несмышленая дурочка.

— Я урожденная флорентийка и не верю обещаниям чужеземцев, — огрызнулась Кьяра.

Дерзкий ответ девушки рассмешил принца.

— Отлично сказано, — произнес он, — Тогда поверь моему слову. Я, как и ты, коренной флорентиец. Все мои предки жили здесь, начиная с Лоренцо Великолепного. А не вернуться ли нам в палаццо Веккьо, где мы сможем поговорить наедине?

Наедине? Он что, действительно хочет сделать ее своей любовницей, несмотря на ее костлявую грудь?

— Общение наедине будет стоить дороже, — заявила девушка. — Пять скудо.

Мужчины громко рассмеялись, а лицо Кьяры вспыхнуло огнем.

— Мессир Алессандро, — обратился принц к одному из своих придворных, — окажите любезность. Дождитесь прихода донны Бьянки и передайте ей, что мне пришлось отлучиться по важному делу. Я увижусь с ней сегодня вечером или, может быть, завтра.

— Разумеется, ваша светлость, — промолвил мессир Алессандро и поклонился в ответ, причем с гораздо большим изяществом и щегольством, чем магистр Руанно. При этом его лицо скривилось в недовольной гримасе, как будто ему на язык попал кусочек протухшего сыра. Видимо, он был совсем не рад возложенному на него поручению — объяснять донне Бьянке, что ею пренебрегли ради дочери какого- то алхимика.

— Возвращаемся в Старый дворец, — объявил принц и снова оседлал своего серого скакуна. — Магистр Руанно, поручаю вам нашу маленькую Кьяру вместе с ее серебряным десенсорием и забавными соображениями насчет его стоимости.

— Нет, — начала было сопротивляться Кьяра, — я никуда с вами не поеду! Вы не можете…

Но тут чужеземец снова схватил ее за руку, как и в прошлый раз. Не больно, но достаточно крепко, чтобы дать ей понять, что при желании может причинить ей боль. И достаточно сильную.

— Ты поедешь со мной, — твердо сказал он. — Хотела поговорить с принцем на латыни об алхимии? Теперь у тебя будет такая возможность.

 

Глава 2

Палаццо Веккьо

Позже в тот же день

— Всем известно, что я интересуюсь производством фарфора, — принц говорил отнюдь не на латыни, а на превосходном итальянском языке в его флорентийском варианте, чистейшем во всей Италии. Тон его голоса был довольно прохладным и даже, можно сказать, холодным.

— Но это скорее для отвода глаз, — продолжал он. — Истинная цель моей работы — это создание Lapis Philosophorum, или философского камня.

По дороге в Старый дворец их несколько раз накрыл дождь. Кьяра опять была вынуждена сидеть позади магистра Руанно — раз уж она смогла вынести переезд верхом на лошади один раз, то почему же не выдержать еще раз? И в самом деле, после второй поездки она больше переживала о синяках, оставленных на нижней части спины, чем о том, насколько она боится лошадей — этих опасных и дурно пахнущих любимцев аристократии. Вместе с тем Кьяра не могла не признать, что они приехали во дворец гораздо быстрее, чем если бы она шла пешком одна под дождем.

Еще одна привычка аристократов, выводившая девушку из себя, — это то, что из-за огромного количества слуг им практически ничего не приходится делать самостоятельно.

Когда они приехали во дворец, к ним тут же подбежали слуги, которые увели в стойло лошадей, открыли перед ними все двери, мигом принесли позолоченные стулья, расшитые подушки и горячее вино со специями. Ничего подобного Кьяра никогда раньше не пробовала, и от одного аромата этого напитка у нее поплыла голова. По вкусу он напоминал смородиновый ликер с примесью Дягилевых пастилок, которые бабушка заготавливала как средство от желудочных колик. В нем чувствовался аромат полевых цветов, медовосладкий и в то же время немного жгучий. Нескольких глотков этого волшебного напитка было достаточно или почти достаточно, чтобы Кьяра начала думать, что дом Медичи не такое уж большое зло, как она предполагала.

С трудом отбросив мысли о пряном вине, она спросила:

— И на какой же из четырнадцати ступеней вы сейчас находитесь?

Несмотря на свой безотчетный страх перед принцем, ей совсем не казалось странным то, что она допрашивает его как простого ученика алхимика. Она также не удивлялась тому, что находится во дворце, в небольшом студиоло с высоким сводчатым потолком, где все стены сплошь украшены картинами, статуями и позолотой. Еще глоток этого странного вина — и она не удивится, что взлетит на небо, как сам святой Франциск.

Принц вопрошающе взглянул на англичанина — кроме них троих в этом небольшом, но изысканном студиоло никого не было, — и магистр Руанно на чистом итальянском языке, с аккуратностью, присущей только иностранцам, сказал:

— Мы только что закончили третью ступень — стадию прокаливания и решили, что для четвертой стади и насыщения нам потребуется помощь третьего адепта.

— Нам нужна sorror mystica, — произнес принц. Ему тоже подали вино, но он не сделал ни единого глотка: когда ты богат, тебя уже не удивляет пряное вино в кубке, усыпанном драгоценными камнями. — Ты знаешь что-нибудь об этом, мона Кьяра?

Девушка перевела взгляд с одного мужчины на другого. С одной стороны — принц, принимающий как должное свое богатство, роскошь и всеобщее подчинение, а с другой — чужеземец с жестокой линией губ и бесконечно грустными глазами, одетый в темный камзол, под которым угадывались широкие мускулистые плечи человека, привыкшего к тяжелому труду. Просто удивительно, насколько эти двое не похожи друг на друга, но в то же время… И вообще, какого рода у них отношения? Неужели хозяина и слуги? Разумеется, в представлении принца все окружающие его люди были слугами, но в данном случае чужестранец по непонятным причинам как будто сам был рад играть эту роль.

В какой-то момент Кьяре показалось, что они раскачиваются из стороны в сторону, или это просто вино?

— Sorror mystica, — повторила она. — Что-то мистическое?

Магистр Руанно улыбнулся своей жутковатой волчьей

улыбкой.

— Значит, ты не так уж хорошо разбираешься в латыни, как говорила.

Все слуги ушли, оставив кувшин с вином на столе. Кьяре очень хотелось налить себе еще немного этого чудесного напитка, но она не посмела. Один-единственный бокал такого вина со всеми пряностями и сахаром стоит, наверное, больше, чем весь хлеб, который они съедают за месяц вчетвером — она, бабушка, Лючия и Маттеа. Может, все- таки стоит набраться храбрости и наполнить свой бокал еще раз?

— Я никогда не говорила, что знаю латынь, — сказала она. — Лишь некоторые фразы, которым меня научил отец.

— Это значит «сестра по искусству», — промолвил принц ледяным голосом. — Иными словами, женщина-алхимик.

— Ты наверняка слышала о магистре Николасе Фламелеиз Парижа. Ведь ты же дочь алхимика. — Магистр Руанно взял в руки кувшин и наполнил ее кубок. У него были изящные кисти рук с длинными пальцами, но ладони покрыты глубокими шрамами, словно от тяжелой работы.

Кьяра отпила еще немного вина и впервые с того момента, как лошадь оставила шрам на ее виске, почувствовала, как стихли голоса в ее голове. Имя магистра Николаса не говорило девушке ровным счетом ничего, но она поняла, что скорее умрет, чем признается в этом своим могущественным собеседникам.

— Магистр Николас Фламель? — повторила она, как попугай. — А что именно вас интересует?

— Говорят, две сотни лет тому назад ему удалось создать философский камень, а также и эликсир жизни. Вместе с ним работала его супруга Пернелла.

— Его жена? — переспросила Кьяра и поставила кубок на стол, внезапно пожалев о том, что выпила так много. Проклятый иностранец. — Неужели ему помогала его собственная жена?

— Да, это правда, — ответил принц, встав со стула, тем самым словно вернув себе контроль над ситуацией. Он показался ей даже выше ростом, а странная тьма за его спиной как будто стала еще глубже и мрачнее. — Не все алхимики согласны с этим, но я все же полагаю, что это правда, и пример Николаса Фламеля — лишнее тому подтверждение. Для создания философского камня необходимо женское начало, равно как и для создания жизни во плоти. И женщина, представляющая это начало, носит имя sorror mystica, или мистическая сестра.

— И вы хотите, чтобы я стала… этой женщиной? — спросила Кьяра. — Значит, вы не желаете покупать инструменты моего отца, а хотите купить меня?

— Разумеется, я хочу приобрести инструменты твоего отца, — ответил принц и протянул руку к раме одной из картин. Кьяре показалось, что он вот-вот снимет ее со стены, но, к ее удивлению, она отворилась как дверь, и за ней оказалась потайная ниша. Внутри лежал какой-то блестящий предмет, но Кьяра не смогла рассмотреть, что именно.

— Можешь быть уверена, я щедро заплачу тебе и помещу их сюда. Я храню свои ценные вещи здесь, подальше от чужих глаз.

— Но меня же вы не спрячете в нише за картиной?

Принц посмотрел на нее с таким видом, будто жалея, что это невозможно.

— Нет, — ответил он тем же холодным тоном. — Я никак не смогу это сделать. Ведь для того, чтобы ты стала моей мистической сестрой, недостаточно просто дать тебе денег.

— А в чем же дело?

— Сначала нужно убедиться в том, что ты девственница.

— Что?!

Принц расхохотался. Всякий раз, когда он улыбался или смеялся, это выглядело как-то неестественно и будто противоречило самим чертам его лица.

— Вот видите, магистр Руанно, — бесцеремонно бросил он через плечо, словно девушки не было рядом. — Я же говорил вам, что уличная девка не может быть невинной.

— Не стоит делать поспешных выводов, — сказал англичанин. — Я видел, как она отбивалась от двух привратников.

— Может, она лишь хотела, чтобы те заплатили больше за…

Но тут Кьяра изо всей силы запустила свой кубок, целясь принцу прямо в голову. И она непременно попала бы в цель, если бы не выпила перед этим полтора бокала вина. Вместо этого он улетел в сторону и ударился об стену, расплескав сладкое вино по портрету какой-то дамы в черно-золотом платье. Потеки вина на ее нарисованном лице были похожи на кровавые слезы.

Принц даже не дрогнул, но был слегка удивлен и раздосадован по поводу испорченной картины.

— Вот что я о вас думаю! — горячо выпалила Кьяра. — Принц вы или не принц, или сам магистр Николас Фламель со своей женой. Я невинна, как любая дама при дворе, и быть может, даже невиннее многих из них!

Иностранец усмехнулся, понимая, что мог бы стать еще одной жертвой, будь у нее второй бокал.

— Хорошо сказано, монелла Кьяра. И возможно, ты говоришь правду. Тем не менее, для того чтобы стать sorror mystica его светлости, ты должна доказать, что ты девственница.

Кто знает, из каких рудников он вышел на свет божий, но его итальянский был достаточно хорошим, чтобы играть словами. Если слово «мона» было совершенно нормальным обращением к любой флорентийке простого происхождения, то «монелла», несмотря на уменьшительный суффикс, на самом дело означало что-то вроде «оборванка» или «гадкая девчонка».

Ничего, он еще ответит за оборванку.

— И как я это докажу? — спросила она, дерзко вскинув подбородок.

— Существует церемония инициации, — объяснил принц. При этих словах магистр Руанно слегка нахмуримся и хотел было что-то сказать, но тот резким жестом остановил его. — Этот ритуал включает в себя четыре этапа проверки невинности: черная вода, кроваво-красная лента, серебряное сито и золотой огонь. Если ты успешно пройдешь все эти испытания, то сможешь стать моей мистической сестрой и поступить ко мне на службу.

Черная вода? Кровь? Огонь?

— Но вы же это не всерьез. Все это похоже на какой-то бред или бабушкины сказки, но никак не может быть правдой.

— На самом деле это… — начал было магистр Руанно.

— Все это правда, — перебил его принц. — Я сам создал этот ритуал. Он единственный в своем роде в истории человечества. Если ты успешно пройдешь его, то не только получишь место при дворе, но и сможешь заработать много золота для себя и для своей семьи. Кроме того, ты научишься искусству алхимии и станешь свидетельницей создания Lapis Philosophorum. Поверь мне, такой шанс выпадает не каждому.

Кьяра в изумлении посмотрела на принца.

Философский камень…

Говорят, он может исцелить все болезни и даже воскрешать мертвых. Он поможет ей избавиться от головных болей и всех этих голосов, что порой затмевают ее разум. Она сможет снова стать прежней Кьярой, целой и здоровой.

И потом, она сможет научиться искусству алхимии. Стать женщиной-алхимиком! Ведь таких счастливиц были считанные единицы с самого сотворения мира!

А золото… Только представить себе: бабушка, Лючия и Маттеа, сытые, одетые, в теплом и сухом доме. Они смогут снова открыть книжную лавку отца. Смогут купить чистые пуховые перины, красивые платья, сколько угодно обуви, чулок и золотых колец. А на столе у них всегда будет свежеиспеченный хлеб, сочное мясо, слоеные фруктовые пироги, смородиновый ликер и сколько угодно Дягилевых пастилок.

— А что будет, если я соглашусь на инициацию, но не пройду все испытания?

— А ты разве не девственница?

— Да, я девственница! Но все эти испытания кажутся такими магическими, а я не верю в колдовство! Каким образом моя непорочность может быть доказана с помощью серебряного сита?

— В скором времени узнаешь. — Принц сделал шаг вперед. Девушка поспешно отступила.

«Что если я не пройду все эти испытания?» — крутилось у нее в голове.

Принц взял ее под локоть. В отличие от иностранца, он не особо переживал по поводу того, причиняет ей боль или нет.

— Придется попробовать, и тогда мы узнаем.

— Я ничего не стану пробовать, пока вы не скажете, что со мной станет, если я не пройду испытания, — не унималась Кьяра, с тревогой ощущая, как пары вина ударили ей в голову. — Отпустите меня домой.

Мужчины переглянулись.

— Нельзя ее просто так отпускать, — сказал наконец магистр Руанно, как бы невзначай зайдя за спину девушки. — Я надеюсь, вы согласны со мной, ваша светлость. Если мы ее отпустим, она расскажет всему городу, что вы подвергаете юных девственниц страшным испытаниям кровью и огнем. Горожане и так вас недолюбливают, а после такой истории это может привести к революции после смерти вашего отца.

Принц пожал плечами:

— Тогда отведи ее в Казино ди Сан-Марко, но только через тайную дверь. Запри ее там и проследи, чтобы она ни с кем не смогла заговорить.

— Я ничего никому не скажу, — прошептала Кьяра. Тот страх, который она испытала при столкновении с привратниками, был ничто по сравнению с ужасом, сковавшим ее сейчас. — Ни одной живой душе. Я клянусь! Вот, возьмите эту серебряную воронку.

Свободной рукой она пошарила за пазухой и достала десенсорий. «Ведь этой вещице около тысячи лет», — подумала она и вспомнила слова англичанина про фракийское серебро.

Она протянула воронку принцу.

— Возьмите ее просто так, в подарок.

Пожалуйста…

Стоявший за ее спиной магистр Руанно обхватил левой рукой ее шею, прижал предплечье к ее горлу прямо под подбородком и слегка надавил.

Серебряная воронка со звоном упала на каменный пол. Затем англичанин аккуратно прижал правую ладонь к ее затылку и с ужасающей мягкостью надавил вперед.

Наступила темнота.

 

Глава 3

Казино ди Сан-Марко

Поздно вечером в тот же день

Первое, что она почувствовала, — это мягкая постель, покрытая чистым и пахнущим свежестью бельем. В голове царила приятная, сонная тишина. Но стоило Кьяре немного поднять руки, как ее голову снова пронзила страшная пульсирующая боль. Глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит, а сознание разрывалось от жутких воплей демонов, сидящих в ее голове.

В этот же самый момент она вспомнила все — дождь, привратников, поездку верхом, встречу с принцем, украшенный золотом кабинет в Старом дворце, пряное вино, серебряную воронку и иностранца, будь он проклят до скончания времен. Вспомнила и то, как он обхватил ее за шею одной рукой, а другой надавил на затылок вперед.

Куда ее привели?

Она слегка приоткрыла глаза и порадовалась тому, что в комнате нет источников яркого света. Затем она осторожно приподнялась на локтях и оглянулась вокруг.

Комната была довольно маленькой, всего лишь пять- шесть шагов в длину и столько же в ширину. Стены и пол из простого камня. Единственное крошечное окошко с железной решеткой находилось высоко над головой, и через него виднелась узкая черная полоска ночного неба. На подставке у изголовья стояла глиняная лампадка, тускло освещавшая комнату. Кроме нее и простой кровати, на которой она лежала, другой мебели в комнате не было. Деревянная дверь с полукруглым сводом заперта, причем изнутри не было даже ручки.

Неужели ее заперли снаружи?

Она медленно поднялась с кровати. Демоны еще что-то сердито шептали и ворчали в ее голове, но мало-помалу их возня стихла. Она подошла к двери и попробовала ее толкнуть.

Так и есть. Ее заперли снаружи.

И все-таки, куда ее привели? «Отведи ее в Казино ди Сан-Марко, но только через тайную дверь. Запри ее там и проследи, чтобы она ни с кем не смогла заговорить», — вспомнились ей слова принца. Как и все жители Флоренции, она знала, где находится Казино ди Сан-Марко — вилла великого герцога неподалеку от площади Святого Марка. А это значит, что из города ее не увезли.

Что же они собираются с ней делать? Заморить голодом? Отец с бабушкой рассказывали ей страшные истории о подземных темницах во дворцах Медичи, где герцог буквально заживо погребал неугодных ему людей. Но если ее бросили умирать в одиночестве, то зачем же оставили зажженную лампу? Зачем стелили мягкую перину с чистыми простынями?

От нечего делать она снова подошла к кровати и села на краешек. Ей очень хотелось пить и есть, а еще ей срочно нужно было справить малую нужду. Ее волосы уже высохли после дождя. Кьяра развязала черный шерстяной шнурок на своей косе и попыталась расчесать волосы пальцами. Ее пряди совсем потеряли форму после того, как высохли, будучи заплетенными в косу, но дождевая вода придала им необыкновенную мягкость. Вообще, ей было полезно иногда ходить с распущенными волосами — это помогало от головных болей.

Тут огонек лампадки задрожал, и, прежде чем он окончательно потух, Кьяра услышала скрип петель и шум открывающейся двери. Она поспешно забралась с ногами на кровать, прижалась к стене и крепко обхватила руками колени. Она многого боялась в своей жизни, но никогда не испытывала такого немого холодного ужаса, как сейчас.

В комнату вошел магистр Руанно. Он был один.

— Где я? Что вам от меня нужно? — попыталась спросить Кьяра, но ее рот и горло слишком пересохли от жажды.

— Не бойся, — сказал он. — Я пришел тебе помочь.

Его голос звучал серьезно и беспристрастно, как будто он пытался задобрить дикое животное. В принципе, это было недалеко от истины. В руке он держал кувшин с водой и чашку. Он поставил чашку на столик возле лампады и наполнил ее водой.

— Пей.

Кьяра схватила чашку и взахлеб выпила все до дна. Вода была чистой и прохладной — лучшая вода, которую ей когда-либо приходилось пробовать.

— Еще, — попросила она, протянув ему чашку.

— Подожди немного. Нельзя сразу так много пить, — ответил он и поставил кувшин на стол. Затем он вышел из комнаты и тут же вернулся, неся в руках склянку с маслом для лампады, буханку хлеба и керамический горшок с крышкой. Горшок был из белого фарфора с рисунком в виде голубых цветов. По всей видимости, он давно уже был в употреблении — глазурь была покрыта сетью мелких трещин и пузырьков. Магистр Руанно поставил горшок на пол, а все остальное — на стол возле лампы.

— Можешь налить себе еще воды. Поешь немного, заправь лампу. Если есть потребность, можешь использовать сосуд на полу. Я скоро вернусь.

С этими словами он вышел из комнаты. Кьяра услышала скрип задвигаемого засова по другую сторону двери.

Несколько мгновений она сидела не шевелясь. Неужели это все ей приснилось? Как бы то ни было, сон это или не сон, и что бы от нее ни хотел этот странный человек, будет лучше, если она подготовится к новой встрече с ним, утолив жажду, наполнив желудок и наконец-таки опустошив мочевой пузырь. Она поспешно слезла с кровати и сняла крышку с горшка. О, святые угодники, какое же это облегчение! Она прикрыла горшок крышкой и отодвинула его подальше в угол. После этого она налила масло в лампаду, выпила еще одну чашку воды и принялась за еду, еле сдерживаясь, чтобы не подавиться впопыхах. Верхняя часть краюхи была щедро помазана сливочным маслом, жирным и слегка солоноватым на вкус. За всю свою жизнь лишь три или четыре раза ей доводилось пробовать сливочное масло, но она знала, что это такое.

Не успела Кьяра проглотить последний кусок, как засов снова отодвинули снаружи, дверь открылась, и в комнату вошел иностранец.

— Уже лучше? — спросил он.

— Где я? Что вы от меня хотите?

Она почти не ожидала услышать ничего в ответ, но магистр Руанно все-таки ответил:

— Ты в подвале Казино ди Сан-Марко. Здесь принц держит свою лабораторию и здесь находятся другие тайные помещения.

— Какой сегодня день? И который сейчас час?

— Ты пробыла здесь около шести-семи часов. Уже давно пробило полночь, а это значит, что впервые ты попала сюда вчера.

Шесть или семь часов! Уже глубокая ночь! Бабушка, должно быть, сходит с ума от беспокойства. Теперь, когда Кьяра утолила жажду и голод, ей хватило достаточна сил и мужества, чтобы гордо вскинуть подбородок и заявить, что она хочет вернуться домой.

Магистр Руанно лишь улыбнулся в ответ. Но это была уже не та прежняя волчья усмешка, а скорее грустная улыбка, которая слегка смягчила жестокую линию его ту б. Но только совсем чуть-чуть, не полностью.

— Твои желания уже никого не интересуют, монелла Кьяра. Ты должна быть благодарна судьбе за то, что принц выбрал тебя. Это изменит всю твою жизнь, а также жизнь твоей семьи.

— А кто сказал, что он меня выбрал?!

Кьяра опустила ноги на пол, размышляя о том, не попробовать ли ей сейчас вскочить и броситься прочь из этой комнаты. Наверное, все-таки не стоит. Даже если ей удастся выскочить за дверь, то все равно непонятно, куда бежать потом.

— Ведь он еще ничего не решил. Все, что он сделал, это наговорил всякую всячину о том, как будет проверять мою девственность разными колдовскими способами — кровью, огнем и чем там еще. На свою беду я оказалась там и все услышала. Вы сами это сказали.

— Верно, — ответил он, и выражение его лица изменилось. Он уже не смотрел на нее, как на взбунтовавшуюся козу, которую нужно успокоить. Неужели он и вправду думал, что она настолько глупа, чтобы не понимать сложившейся ситуации?

— Я клянусь, что никому ничего не скажу, но, конечно же, вы не поверите моему слову, — сказала она, подумывая, а не схватить ли ей тяжелый кувшин с водой и треснуть им его по голове. Однако какой в этом смысл? Он снова придавит ей шею так, что она потеряет сознание. — Но только знайте, что проку от меня не будет никакого. Я в любом случае не собираюсь участвовать в ваших испытаниях.

— Ты не можешь просто так сказать «нет». Только не Франческо де Медичи, и только не во Флоренции. Он так или иначе заставит тебя пройти эти испытания. Именно поэтому я здесь.

— Попытаетесь меня запугать? Снова будете меня душить?

— Отнюдь. Я пришел тебе помочь. Если захочешь, то сможешь успешно пройти все испытания.

— В том-то и дело, что я не хочу. Я понятия не имею, что вы там задумали, но…

— Послушай меня, — перебил ее магистр Руаяно и сделал шаг вперед. Кьяра снова подобрала под себя ноги, как будто это могло помочь в случае опасности.

— Я расскажу тебе, в чем именно заключаются эти испытания и как их пройти. И неважно, девственница ты или нет.

— Я девственница! — поспешила вставить Кьяра. — Почему нельзя просто позвать акушерку, чтобы та меня осмотрела?

— Такой осмотр далеко не всегда бывает достоверным.

— Хотите сказать, что ваши колдовские штучки более достоверны?

Он рассмеялся. Однако это был не совсем привычный смех, а скорее кривая, но вполне добродушная ухмылка. Все-таки в нем есть что-то человеческое.

— Видишь ли, с точки зрения алхимии все это вообще не так уж и важно. Неужели ты думаешь, что госпожа Пернелла Фламель была девственницей?

— Конечно нет! Она ведь была женой магистра Николаса.

— Вот именно. Принц хочет, чтобы ты поступила к нему на службу девственницей, с соблюдением всех магических ритуалов, до которых он большой охотник, но делает он все это только для того, чтобы угодить своей супруге и любовнице. Они и так сгорают от ревности, а если узнают, что принц нашел помощницу для своих алхимических экспериментов, то сразу же сделают вывод о том, что ты попала не только в его лабораторию, но и в постель. Единственный выход — объявить тебя девственницей и заставить дать обет целомудрия.

— А как же все его остальные женщины? Люди говорят, у него сотни любовниц.

— Ни одна из этих женщин не была приставлена ко двору.

Кьяра задумалась. Неужели она будет жиль при дворе?

Супруга принца, эрцгерцогиня Австрийская, — дочь императора, а его любовница — полная амбиций и потому не любимая многими красавица венецианка, происходившая из знатной семьи. Неужели эти женщины станут ревновать к ней, Кьяре Нерини, дочери никому не известного алхимика, к ней, чьи ноги промокли под дождем просто потому, что у нее нет приличной обуви? Неужели положение мистической сестры принца вознесет ее до таких невообразимых высот?

Но как быть с испытаниями? Кровь, огонь…

— Так вы расскажете мне, в чем состоят эти испытания, и как их пройти?

— Да, расскажу все, что могу.

— А еще вы сказали, что я должна буду оставаться девственницей — это значит навсегда?

— А почему ты спрашиваешь? У тебя что, есть любовник или жених? — спросил он, слегка прищурившись.

— Нет, но если навсегда… Я, право, не знаю, могу ли я дать такое серьезное обещание. Ведь это на всю жизнь!

— От тебя лишь требуется поклясться в том, что будешь хранить невинность все то время, пока ты служишь принцу в качестве его мистической сестры. Когда опыты подойдут к концу и мы изготовим Lapis Philosophorum, ты будешь избавлена от своих обетов.

«Скорее я сама себя избавлю, когда просто сбегу отсюда, — подумала Кьяра. — Ведь если я буду смирной и послушной, то смогу заработать денег для бабушки и для младших сестричек, да и для себя тоже, а принц мало-помалу начнет мне доверять и в какой-то момент может потерять бдительность. А впрочем, кто знает, может, нам и впрямь удастся найти этот философский камень, и он вернет мою бедную головушку в прежнее состояние, до того как лошадь того треклятого аристократа ударила меня».

По кривой улыбке магистра Руанно она поняла, что он в точности читает ее мысли. По крайней мере, те, что касались побега.

— Хорошо, я согласна, — сказала наконец Кьяра. — Рассказывайте про испытания.

— Очень хорошо.

Что-то в его фигуре и в том, как он перенес вес с одной ноги на другую, указывало на то, что заявление Кьяры принесло ему облегчение. Он был явно доволен. По какой-то причине ему было важно, что она в конце концов согласилась стать мистической сестрой. Но почему?

— Как уже говорил принц, — начал магистр Руанно, — существует четыре испытания: черная вода, кроваво-красная лента, серебряное сито и золотой огонь. Но на самом деле самое сложное — это сито.

— Давайте по порядку. Что значит черная вода?

— Это самая распространенная проверка на девственность, которую используют в судах. О ней повествует римский историк Плиний, а также святой Альберт Великий. Заключается она в том, что девушке дают напиться, а потом смотрят, как долго она сможет удерживать в себе жидкость. Если достаточно долго, то считается, что она девственница.

— Что за ерунда! Ведь это совершенно разные вещи! Неужели девственнице нельзя захотеть справить нужду?

— По всей видимости, — сказал он с совершенно невозмутимым выражением лица, — этим хотят проверить, насколько у девушки тугая… Ну ты меня поняла.

— А что за напиток? Здесь какой-то подвох?

— Принц думает использовать обычную воду, процеженную через агатовую крошку. Ее подадут в кубке из темного агата, отсюда и название — черная вода.

— И от нее сильно захочется справить нужду?

— Это лишь предположение, но дело в том, что девушке сразу дают выпить большую порцию воды, причем натощак. Кроме того, у меня есть подозрение, что в агате содержится какой-то минерал, обладающий мочегонным свойством. Но если ты что-нибудь поешь и как следует воспользуешься этой посудиной, — он указал на бело-голубой сосуд на полу, — непосредственно перед ритуалом, то сможешь спокойно дотерпеть до конца.

— Хорошо, с черной водой все ясно.

Если другие испытания настолько же нелепые, как и это, то она справится без труда.

— А что там с кроваво-красной лентой?

— Пусть тебя не пугает слово «кровавый». Это лишь метафора. На самом деле гам будет просто лента красного цвета. Подойди поближе, я тебе покажу.

Кьяра сначала даже не пошевелилась, но потом, медленно и нехотя, все-таки поднялась с кровати и подошла к нему. В крошечной комнате это было делом всего лишь одного- двух шагов.

Магистр Руанно открыл свою поясную сумку и вытащил оттуда тонкий кожаный шнурок.

— За неимением красной ленты используем это, — сказал он и протянул руку к ее затылку. Ей вспомнилось, как накануне он уже прижимал свою правую ладонь к ее затылку, чтобы потом с поразительной мягкостью надавить вперед. На этот раз он лишь нащупал какую-то точку у нее на голове. Кьяра недвижно смотрела вперед, на его черный бархатный камзол и краешек белой рубашки, выглядывавший из- под воротничка. Его гладко выбритое лицо, с изящными бакенбардами на верхней линии скул, было на удивление молодым, несмотря на солнце и ветер. Внезапно она поняла, что он еще совсем молодой. Моложе принца и гораздо моложе, чем хочет казаться окружающим.

— Один конец ленты прикладывают к выступу у основания черепа, — сказал он. — После этого ленту наполовину оборачивают вокруг головы, зажимают в точке посередине лба и пропускают вниз через переносицу до кончика носа. Полученную длину отмечают узлом.

Магистр Руанно проделал все эти операции и завязал узел на получившейся длине.

— Затем той же лентой измеряют обхват шеи. Если женщина — девственница, то конец ленты в точности совпадет с отметкой у основания шеи.

С этими словами он обернул шнурок вокруг ее шеи. У девушки мелькнуло смутное подозрение — неужели таким изощренным способом он вытянул из нее согласие на тайную казнь при помощи гарроты? Однако нет, шнурок остался лежать на ее шее как нитка жемчуга.

— Поздравляю, монелла Кьяра, — сказал он. — Испытание кроваво-красной лентой доказывает твою абсолютную непорочность. Конец шнурка в точности совпал с узелком над впадинкой у основания твоей шеи. Что ж, по крайней мере, для этой проверки дальнейших инструкций не потребуется.

— Но какое отношение эти обмеры головы и шеи могут иметь к тому, девственница я или нет?

— Считается, что удлинение шеи у женщины — это признак того, что… и другие части ее тела удлинились.

— Такая же нелепость, как и черная вода. Принц, должно быть, набитый дурак, раз верит в подобную чушь.

Англичанин невозмутимо развязал узел на шнурке и положил его обратно в сумку.

— Может, и так. Но на твоем месте я бы не стал говорить ему это в лицо. А теперь разберемся с серебряным ситом и золотым огнем. Из всех испытаний серебряное сито самое сложное, и от тебя потребуется некоторая концентрация внимания.

— Что я должна буду сделать?

— Пронести воду в сите и затушить ею огонь.

— Пронести воду в сите? Это же невозможно!

— Полагаю, ты не читала историй про непорочных весталок в Древнем Риме.

— Что-что?

— Неважно. Достаточно сказать, что это самый древний способ проверки девственности. И это не так уж невозможно, как кажется на первый взгляд. Перед началом инициации я слегка смажу сито ланолиновой мазью — это масло, которое получают из овечьей шерсти. Ты о таком слышала?

— Да, я знаю, что это такое. Мой отец смазывал ланолином кожаные переплеты. Но к чему все это?

— Это создаст водонепроницаемую пленку на сетке. Если будешь ровно держать сито и проследишь за тем, чтобы не намочить низ, то сможешь медленно наполнить его водой, и она останется внутри.

— А вы уверены?

— Уверен. Наполнив сито водой где-то на толщину пальца, ты сможешь пронести его, но только держа абсолютно ровно. В нескольких шагах от тебя будет гореть огонь под золотой решеткой. Поднимешь сито над огнем и слегка встряхнешь его три раза. Вода выльется и затушит огонь. Тогда ты сможешь безопасно переступить через решетку.

— А вы принесете мне сито? Чтобы я потренировалась.

— Нет, никак не смогу. У тебя будет только один шанс, и придется использовать его по максимуму.

— А что если у меня не получится?

Иностранец покачал головой.

— Должно получиться, — сказал он. — Когда начнет светать, доешь остатки хлеба и воспользуйся сосудом. Нужно сделать это до того, как придут стражники, иначе они доложат принцу.

— Магистр Руанно, — в первый раз она произнесла его имя — и оно оказалось очень непривычным для произношения. — Зачем вы это делаете? Я имею в виду, зачем помогаете мне?

Он посмотрел ей в глаза. Если в нем и было что-то от обычного человека, то это погребено где-то очень глубоко внутри. Нет, он помогает ей совсем не потому, что испытывает к ней какую-то симпатию. Наверное, в нем как в мужчине просто возникло спонтанное желание защитить беспомощную девушку. Как он тогда сказал у ворот дворца? Не люблю, когда плохо обращаются с женщинами.

Неужели принц и правда сделает с ней что-то плохое в случае, если она не пройдет проверку?

— Я помогаю тебе, — произнес он наконец, — потому что очень хочу получить Lapis Philosophorum. Именно поэтому я нахожусь у принца при дворе. Кто еще обладает такими неограниченными возможностями, как не он? И если принц решил, что ему непременно нужна sorror mystica, я должен позаботиться о том, чтобы она у него была.

— Но если я не пройду испытания…

— Должна пройти. Принц сделал свой выбор, а уж если он что-то выбрал, то не согласится ни на что другое.

Кьяра глубоко вздохнула.

— Хорошо, я постараюсь. Мне тоже нужен философский камень. Я хочу помочь своей семье, и сама хочу исцелиться от этих головных болей, — тут она осеклась. Не стоит рассказывать ему о проломленном черепе и голосах, живущих в ее голове.

Он промолчал.

— А вам зачем камень, магистр Руанно? Неужели ради него вы готовы на предательство принца?

При слове предательство в его глазах промелькнула искра, а лицо заметно напряглось. В образовавшихся складках вокруг рта читались ярость, жестокость и мстительность.

— Никто не говорит о предательстве, — отчеканил он. — Я просто хочу дать ему то, к чему он так стремится.

— А чего хочет принц?

— Власти. Еще большей власти, чем была у его отца.

— Понятно. Но вы так и не сказали, чего хотите вы?

Он взглянул на нее. Если он расскажет ей, будет ли это значить, что он принимает ее как участницу алхимических опытов принца Медичи? Или скорее ждет, что она погибнет в ходе этой странной инициации, и поэтому не так уж важно, знает ли она его тайну или нет?

После недолгого молчания он наконец произнес все тем же холодным и расчетливым тоном:

— Мне нужен Lapis Philosophorum из-за золота, которое он мне принесет. Золото и ничего больше. Лишь оно поможет мне изгнать человека, который незаконно завладел чужим поместьем, и стереть его род с лица земли.

 

Глава 4

Дворец Медичи

Позднее, той же ночью

Руан держал только двух слуг: конюха, ухаживавшего за Лоуреном в конюшнях великого герцога, и лакея, который смотрел за его нехитрым гардеробом и небольшой библиотекой. Никаких других личных вещей у него не было: вся простая мебель, стоявшая в его покоях в Казино ди Сан- Марко, была получена из кладовых герцога, куда же в один прекрасный день ей и предстояло вернуться. Руан был справедлив со своими слугами, но не поощрял фамильярности. Все время ощущая себя чужаком в незнакомой стране, он держался особняком и общался разве что с принцем. Все его внимание было приковано к лаборатории, рудникам великого герцога и плавильным цехам, потому что однажды…

Однажды он вернется домой в Корнуолл.

Эта худенькая остролицая девушка, дочь алхимика, невинная и беспомощная, с глубоко посаженными живыми глазами, — ее появление всколыхнуло давнишние воспоминания о том, как он, несчастный мальчишка шести лет от роду, вынужден был работать на корнуолльских рудниках. Он таскал в своих израненных руках куски породы и смотрел, как медленно и мучительно умирает его мать, но был не в силах ей помочь. Руан Пенкэрроу, а именно так его звали на самом деле, был сыном Марка Пенкэрроу, законного владельца поместья Милинталл Хаус, а также прилегавших к нему земель и самого рудника Уил Лоур, пока однажды народное восстание, охватившее Корнуолл, не изменило всю его жизнь.

Подобно малахиту Руан Пенкэрроу вошел в огонь будучи одним человеком, а вышел совершенно другим. Теперь его имя — Руан Англичанин, Руанно дель Ингильтерра — флорентийцы не видели большой разницы между Англией и Корнуоллом, и ему это было на руку, коль скоро он хотел скрыть свое истинное происхождение. По-латыни он писал свое имя как Роаннес Пенкарианус — алхимик, металлург, ученый, а также единственный человек во всей Флоренции, которого можно было действительно назвать поверенным принца Франческо де Медичи. В голове у двадцатичетырехлетнего Руана царило причудливое слияние различных языков: корнского, английского, немецкого, латыни и итальянского. Обрывки различных голосов и фраз составляли его мысли, и это многоголосье вызывало в нем смешанные чувства любви, ненависти, страха и восхищения.

На его груди под камзолом лежало письмо — две строчки на тонкой полоске бумаги, отрезанной от другого письма. Оно было без подписи, но он знал посланника, который принес его в личные покои Руана в Казино ди Сан-Марко, а кроме того, письмо было написано знакомым почерком. Она не сомневалась в том, что он узнает его, и была уверена, что он придет. Ей было страшно, и для этого у нее были веские причины.

Под негромкий стук копыт Лоурена о каменную мостовую — знакомый с детства звук, когда он целыми днями работал на руднике, стуча железной киркой по камню, — Руан подъехал к дворцу. Но вошел он в него не через парадные ворота, а через конюшню в задней части дворца, где и оставил Лоурена на попечение конюху, дав ему несколько серебряных монеток в залог молчания.

Как он и ожидал, тайный вход во дворец был не заперт. Войдя внутрь, он увидел слугу, который вышел к нему навстречу и без лишних слов взял у него из рук плащ. Руан коротко кивнул и устремился вверх по мраморной лестнице. Дойдя до третьего этажа, где находились спальные апартаменты, он почти без стука открыл знакомую дверь.

Женщина, сидевшая за туалетным столиком, замерла. На ней было лишь свободное домашнее платье из бледно-розового шелка, расшитое золотой нитью. Ее кожа, присыпанная перламутровой пудрой, слегка мерцала при свете двух канделябров, на каждом из которых стояло по три свечи. Всего было шесть свечей.

Были времена, когда она любила окружать себя десятками и даже сотнями свечей, радуясь их свету. Но за те годы, что Руан ее знал, она родила двоих детей, злоупотребляла жирной едой и вином и пережила слишком много страстных любовных интриг. Она была старше его — уж он-то постарался узнать дату ее рождения, чтобы составить ее гороскоп — разница между ними составляла семь лет, восемь месяцев и шесть дней. Но если бы не жизнь, полная излишеств, эта женщина могла бы сохраниться гораздо лучше.

За ее спиной стояла камеристка и расчесывала ей волосы гребнем, украшенным драгоценными камнями. Ее шикарные золотисто-рыжие локоны мягко струились по плечам. И если цветом волос она отчасти была обязана различным краскам и осветителям, то она была не одна такая во Флоренции. Перед ней стояла еще одна служанка и поправляла угол круглого зеркала на серебряной ножке, инкрустированной аквамаринами.

В отражении зеркала глаза женщины встретились с глазами Руана.

— Я бы хотел поговорить с герцогиней Браччанской наедине, — промолвил Руан.

Обе служанки присели в реверансе и, не говоря ни слова, вышли из комнаты. Не поворачивая головы, рыжеволосая женщина продолжала молча смотреть на отражение Руана в зеркале. Он подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи. Искусным движением куртизанки она слегка шевельнула плечами, и ее платье плавно соскользнуло вниз по рукам, как падают лепестки с цветка, оставив ее полуобнаженной при свете свечей. Линия ее шеи сохранила былое изящество, а соски, подобно темно-янтарным топазам, все так же выделялись на фоне роскошного белого бархата ее груди. Неужели она снова намерена его соблазнить, после стольких лет? Неужели она думает, что в этом есть необходимость? Его покрытые шрамами и потемневшие от солнца руки казались варварскими по сравнению с ее мягкой бледностью.

— Ты звала меня, Изабелла. И вот я здесь, — произнес он.

— Благодарю.

— Ты же знаешь, что я всегда приду, стоит тебе только позвать.

Она протянула руку к зеркалу и отвернула его от себя.

— На твоем месте многие мужчины меня бы ненавидели, — сказала она. — Когда мне было угодно, я заманила тебя к себе в постель, а потом оставила тебя в стороне, когда мне приглянулся кто-то другой. Большинство мужчин порадовалось бы, увидев меня старой и больной.

— Ты не больная и не старая.

Но если она хотела услышать дальнейшие комплименты, то ее ждало разочарование.

После некоторого молчания она наконец сообщила:

— Руанно, мой отец умирает.

В этом была вся она — Изабелла де Медичи, герцогиня Браччанская, принцесса Флорентийская, сестра принца Франческо и единственная выжившая дочь великого герцога. Только она могла сделать подобное заявление без тени смущения. Эта женщина с горячим темпераментом привыкла потакать своим желаниям и славилась своей алчностью и сумасбродством. Но ума и отважности ей было не занимать. Отец защищал ее и потворствовал ее отговоркам, которые она придумывала, чтобы держаться подальше от мрачного замка ее мужа в Браччано. Он поощрял ее стремление остаться во Флоренции среди удовольствий, окружавших ее с самого детства. Изабелла вольготно чувствовала себя в стенах своих собственных дворцов и городских вилл, пользуясь беспрецедентной степенью свободы, которую дал ей отец. Когда его не станет, этой свободе тоже придет конец.

— Я знаю, и мне очень жаль, — ответил Руан.

— Франческо ненавидит меня, и тебе это известно. Он изменит всю мою жизнь, когда станет великим герцогом.

— Ненависть — слишком сильное слово, — промолвил Руан, ласково проведя руками по ее плечам и рукам. Ее кожа была теплой и очень мягкой. Изабелла поправилась с того времени, когда они были любовниками, но в его глазах она ничуть не утратила своей привлекательности. Эта блистательная первая дама Флоренции научила его всему, что касается женщин. Более того, всему, что касается жизни при дворе. — Тебе нужно проявить просто чуть больше усердия, чтобы задобрить его.

— Я и так стараюсь как могу. Разве я не подружилась с его бесстыдной шлюхой? Ты же знаешь, Руанно, насколько мне противна она и ее низкие амбиции.

Руан улыбнулся.

— Знаю. И твой брат тоже, ведь ты не стесняешься распускать сплетни о госпоже Бьянке за ее спиной, а это все доходит до его сведения. Ты как будто забыла первый урок о придворной политике, которому сама меня научила? Даже у стен есть уши.

Изабелла нахмурилась и взялась за концы своего шелкового платья, чтобы прикрыть обнаженную грудь.

— Эти уроки были скорее для тебя, Руанно. Я принцесса Медичи по крови и могу говорить все, что мне вздумается.

Руан убрал руки с ее плеч, дав ей возможность самостоятельно поправить свое платье.

— С этим не поспоришь, — согласился он. — Однако скажи, что такой высокородной принцессе понадобилось от меня?

— Не смейся надо мной, Руанно, — резко ответила Изабелла. Жесткие складки вокруг рта внезапно выдали ее возраст. — Ты единственный человек, не считая донны Бьянки, к кому прислушивается мой брат. Замолви за меня словечко.

— И что ты хочешь, чтобы я ему сказал?

— Я хочу и дальше жить своей жизнью здесь, во Флоренции. Я хочу сама распоряжаться своим имуществом и наследством моих детей.

— Но разве это не прямая обязанность герцога Браччанского? В конце концов, он их отец?

— Каждое кваттрино, что у него есть, даровано домом Медичи, и тебе это хорошо известно. Но будь у него и собственное состояние, я все равно не желаю быть у него в долгу.

— Но ты же его законная супруга.

— Хотя отказываюсь быть его собственностью. Мой отец позволял мне жить, как мне вздумается, и я хочу, чтобы Франческо не стал нарушать заведенный порядок.

Руан обошел туалетный столик, чтобы встать перед ней. Она взглянула на него со страхом и вызовом в глазах.

— Как раньше, уже не будет, — сказал он. — И пытаться сохранить прежний порядок будет опасно прежде всего для тебя. Изабелла, послушай меня. Когда твой отец отойдет в мир иной, ты должна будешь подчиниться своему брату. Открыто, так, чтобы все видели. Другого пути у тебя нет.

— Ни за что.

— Это еще один урок, которому ты сама меня научила. Если власть имущий требует от тебя что-то, делай это открыто, так, чтобы он видел. А все остальное, что нравится тебе, можешь делать вдали от посторонних глаз.

Она отвела взгляд. Руан видел, что она задумалась над его словами, вспоминая те дни, когда была его наставницей. Через некоторое время она искоса посмотрела на него, и он увидел хитрую искру в ее взгляде. Интересно, кого она вздумала обмануть: его, своего брата или обоих? Возможно, она сама не знала наверняка.

— Тогда скажи мне, — произнесла она наконец. — Что, по-твоему, я должна сделать, чтобы угодить принцу Франческо?

— Ты сама знаешь ответ на свой вопрос. Прояви покорность и уважение.

— А также лебезить перед его любовницей?

— Совсем не обязательно. Уж если: перед кем лебезить, то только перед принцем Франческо.

Она улыбнулась, впервые в ходе этого разговора.

— Это я прекрасно понимаю, Руанно. А другие советы будут? Может, ты считаешь, что я должна замуровать себя в стенах замка Браччано?

— Отнюдь. Просто задействуй все свои связи, чтобы поддержать брата, и он не станет возражать против того, чтобы ты осталась во Флоренции.

Улыбка на ее лице застыла, как горячее железо, опущенное в холодную воду. Однако она промолчала.

— Начни с донны Дианоры, — продолжал Руан. — Ты ее золовка и кузина по крови. Ты сама знаешь, что она во всем берет с тебя пример. Принц Франческо даже винит тебя за то, что она неверна дону Пьетро и строит разные вероломные интриги.

Неожиданно Изабелла встала со стула, схватила серебряное зеркало и с силой швырнула его об стену. Раздался грохот, как от выстрела из аркебузы, и стекло разлетелось на острые осколки. По всей комнате рассыпались мелкие аквамарины.

— Получается, что в своих изменах и интригах она берет пример с меня? Следи за тем, что говоришь, Руанно! По крайней мере, я не похищаю прямо с улиц дочек ремесленников для своих утех!

Вместе с ее порывистым движением Руан явно ощутил ее запах — чувственный и волнующий — смесь мускуса, амбры и жасмина. Этот аромат всколыхнул воспоминания — re Varia hweg, penn an syns, — воспоминания о ее страстных поцелуях, лоснящейся от пота коже и шелковистой плоти, обнимавшей его естество. Желание дотронуться до нее настолько захватило Руана, что ему пришлось сжать руки в кулаки, чтобы подавить его.

— Кто сказал тебе, что я похитил дочь ремесленника?

— Проще сказать, кто об этом не говорит. Ходят слухи, что ты делишь ее с Франческо, а перед этим ее обработали двое привратников.

— Это неправда.

Она рассмеялась. Глаза ее напоминали золотисто-серые кристаллы слюды, такие же сверкающие и непроницаемые.

— Возможно, и неправда, — согласилась она. — Франческо никогда не станет делить своих шлюх ни с кем. И кроме того, он помешан на донне Бьянке. Но я вижу по твоим глазам, что в этой истории есть и капля правды, разве не так? Получается, что девушка все-таки существует.

После некоторого колебания он ответил:

— Да, существует. Она дочь алхимика, и совсем не шлюха. Принц Франческо хочет сделать ее своей мистической сестрой.

— А это еще что такое?

— Он вычитал это в старых книгах. Так называют женщину, которая помогает алхимику в его опытах. Предполагается, что своей женственностью она уравновешивает мужское начало ученого.

Изабелла снова рассмеялась. Забыв о своем гневе, она опять стала радостной и беззаботной, как дитя.

— Донна Бьянка будет в ярости, — сказала она. — Она и так без ума от ревности, будучи бездетной любовницей, в то время как его законная супруга рожает детей одного за другим. Все девочки, но не в этом суть…

— Эта девушка — девственница, и она должна будет дать обет целомудрия, прежде чем занять свое место при дворе.

— Звучит возбуждающе! Догадываюсь, Руанно, ты сам проверял ее непорочность? А еще вздумал корить меня за неверность, интриги и разгульную жизнь.

Призвав на помощь самообладание, Руан мягко, но твердо взял ее за плечи и сказал:

— Не делай глупостей, Изабелла. Постарайся приструнить Дианору и сама поменьше афишируй свои отношения с Троило Орсини.

— Я принцесса Медичи, и сплетни мне не страшны.

— Сплетни могут повредить любому.

Она со злостью оттолкнула его.

— Я надеялась, ты мне поможешь, Руанно. А вместо этого ты вздумал меня поучать.

— Я тебе помогаю, — ответил он. Когда-то он ее любил, всецело и безотчетно, понимая, что их отношения обречены на провал. Замужняя принцесса Флорентийская и шестнадцатилетний одаренный юнец из алхимической лаборатории ее брата — слухи об этой скандальной связи распространились далеко за пределы Австрийского императорского двора. Той сильной страсти он уже к ней не испытывал, но был привязан к ней и готов был помогать чего бы это ни стоило. — Я всегда приду к тебе на помощь.

— Убирайся. Мне не нужна твоя помощь.

— Хорошо. — Он направился к двери. — Но ты сама знаешь, что я приду снова, стоит тебе только позвать. И еще одно…

Изабелла даже не взглянула на него.

— Будет лучше, — мягко произнес он, — если ты никому ничего не станешь рассказывать об этой дочери алхимика.

 

Глава 5

Дворец Бьянки Капелло

Примерно в то же время этой же ночью

— Дочь алхимика! — в сердцах восклицала Бьянвса Капелло, в ярости мечась по комнате из угла в угол. Щеки ее пылали, а грудь вздымалась под корсажем ее шелкового темно-алого платья, расшитого жемчугом и рубинами. В ложбинке между ее грудями красовалась живая роза — белая с розовато-золотистыми прожилками, почти под цвет ее красивого пышного тела. От жара ее гнева цветок уже начал ронять свои лепестки.

— Дочь какого-то шарлатана! Прямо из канавы во дворец! Я была лучшего мнения о тебе, мой дорогой принц!

Принц Франческо нашел довольно отвратительным подобное проявление эмоций со стороны своей возлюбленной. Самым холодным и сдержанным тоном, на какой он был способен, он произнес:

— Неужели ты думаешь, что подобные вещи могут меня беспокоить?

Этими словами он хотел сделать ей предупреждение, но она была слишком раздосадована, чтобы внять сказанному. Гален написал целый трактат по поводу такого типа гнева, дав ему название истерия и объясняя недостатком плотских удовольствий у женщин. В случае донны Бьянки принц был готов собственноручно бороться с этим недостатком, но только по своему усмотрению и когда ему заблагорассудится.

Бьянка, в свою очередь, и не думала прекращать свою гневную речь.

— А должны бы! Я женщина из благородной венецианской семьи, и меня не успокоит пара сладких слов из уст одного из твоих дружков, пока ты носишься где-то со своей колдуньей-оборванкой! Ты не можешь просто так меня отвергнуть!

На описании своего происхождения она слегка запнулась, и это было понятно. Да, она родом из знатной венецианской семьи, но потеряла всякую репутацию, когда в пятнадцать лет сбежала из дома с бедным банковским клерком из Флоренции. Ее дочь родилась всего лишь через шесть месяцев после их поспешной свадьбы.

Позже, в самый разгар празднований его бракосочетания с Иоанной Австрийской, она стала его любовницей.

— Отвергать тебя или нет — позволь это решать мне. И ты прекрасно знаешь, что мне нет дела до знатных титулов и разговоров на повышенных тонах.

Она остановилась, с трудом переводя дыхание. Ее вьющиеся огненно-рыжие волосы выбились из-под гребней, усыпанных драгоценными камнями. Она знала, что Бьянка Капелло, скандально известная венецианка, уроженка знатной семьи, сбежавшая из дома с любовником, могла стать не более чем мимолетным увлечением для принца Франческо, легко завоеванная и так же легко брошенная, как многие другие женщины до нее. На самом деле на протяжении всех этих девяти лет его сердцем, умом и телом владела другая женщина. Именно она привносила свет в мрачные и одинокие закоулки его души.

Биа. Его Биа.

Биа, она же Бьянка, и в то же время нет.

— Я не хочу быть ею, — сказала Бьянка, изо всех сил стараясь не повышать голос. — На один-единственный вечер позволь мне быть собой. Я прошу тебя, мой принц!

Тот улыбнулся в ответ.

— Собой? — переспросил он. — Разве ты не говорила мне много-много раз, что Биа — твое истинное я и что для тебя и для нее нет большего счастья, чем приносить радость своему скромному работяге Франко?

Он сам придумал эту изощренную игру, которая доставляла ему настоящее удовольствие. В этой игре он был простым рабочим по имени Франко, слугой Франческо де Медичи, великого принца-алхимика. Днем он работал с минералами и кислотами, благородными металлами, стек/тянными колбами и тонким фарфором. А вечером, когда вся работа была сделана, он возвращался домой к своей любящей и покладистой жене Биа, которая покорялась любому «го желанию. Принц Франческо, старший сын и наследник, никогда не был самым любимым ребенком. Среди своих братьев и сестер он не выделялся ни особым умом, ни очарованием. С того момента, как умерла мать, а отец погряз в распутстве, его обязанности только увеличились. Его набожная и горделивая супруга, дочь императора Священной Римской империи, никогда не забывала о своем происхождении, даже в спальне, когда они сходились в бесконечных попытках зачать наследника. Все это слишком сложно. Гораздо проще быть Франко, пусть даже на несколько часов.

А что касается Биа, то есть Бьянки, поначалу она была счастлива играть в эту игру. Она была готова на все, только бы стать любовницей самого принца. Но скоро все это ей надоело, и он это знал, однако не придавал большого значения. Для него, для Франко, эти ночи, проведенные с Биа, были необходимы как воздух и вода, как спокойный здоровый сон и сытная простая еда. Только благодаря этому он еще сохранял здравый рассудок.

— Подай мне мою одежду, — сказал он. — И сама переоденься в свое обычное платье.

Однако она не спешила выполнять его приказание. Ее красивые черные брови сердито нахмурились, а в глазах сверкали искры ярости. Он подошел к ней вплотную и ударил ее по губам, но не слишком сильно. До поры до времени. Бьянка вскрикнула и на мгновение закрыла глаза.

Затем Франческо взял со стола кухонный нож и приказал ей повернуться спиной.

Не открывая глаз, она повернулась как во сне. Он аккуратно распорол ножом ее расшитый корсаж и корсет под ним, оставив лишь тонкую шелковую рубашку, прилипшую к ее влажному телу. Через полупрозрачную ткань проглядывали красные отметины на ее спине, оставленные стальными ребрами корсета. Для Франческо это было самое прекрасное из зрелищ.

— Подай мне мою одежду, Биа, — повторил он снова ласковым и нежным голосом.

— Да, Франко, — прошептала она.

Бьянка вышла в соседнюю комнату, а принц начал сам снимать с себя одежду. Черный шелковый камзол; подбитая куртка без рукавов, расшитая жемчугом и красными лилиями — геральдическим символом Флоренции; короткие штаны с разрезами и тугие чулки; золотое кольцо в мочке уха и огромный темный сапфир размером с большую виноградину, украшавший его шляпу, — все это богатое облачение было для него как епитимья для монаха, которое он снял с себя с большим облегчением. Он снял с себя даже нижнее белье из белого шелка, расшитое черной гладью, — тысячи мелких стежков были творением рук целой дюжины монахинь. Однако он предпочитал простое холщовое белье, сшитое руками его милой Биа.

Она вернулась в комнату в простой рубашке и накидке, сняв с себя все украшения и спрятав волосы под простым белым чепцом. Не поднимая глаз и не говоря ни слова, она подала ему аккуратно сложенную одежду, которая уже ждала его прихода: простую холщовую рубаху с панталонами, кожаные бриджи и домотканую шерстяную куртку. Облачившись во все это, он почувствовал себя выше, сильнее и свободнее. Ему даже будто стало легче дышать.

— Вот так гораздо лучше, — сказал он. — А теперь, перед тем как ложиться в постель, я хочу получить свой ужин и кружку вина. Я очень устал после долгого рабочего дня.

Он, то есть Франко, сел за простой деревянный стол и с улыбкой посмотрел на Биа, которая подавала ему еду. Еле заметная красная отметина поперек ее рта в том месте, где он ее ударил, слегка набухла и оттого стала еще более привлекательной. Двери были заперты, а снаружи их покой охраняли шестеро надежных охранников из гвардии Медичи.

— Я испекла для тебя хлеб, мой дорогой Фратгко, — промолвила Биа. Ее голос стал тонким и высоким, как у маленькой девочки. Хлеб, разумеется, был куплен в ближайшей пекарне, и они оба это знали.

— Ай-ай-ай, Биа. Твой хлеб слегка подгорел, вот здесь, с этой стороны, — проворчал Франко и начал нарезать ломти хлеба тем же самым ножом, которым разрезал стежки на ее изящном расшитом платье и шнурки на корсете. — Будь аккуратнее в следующий раз. Мука в этом году дорогая.

На самом деле хлеб ничуть не подгорел, но Франко любил поругать Биа за небольшие оплошности, чтобы затем назначить ей соответствующее наказание. Она ему не перечила, а, наоборот, впала в то трансовое состояние, которое ему так нравилось — смесь страха, подчинения, волнительного ожидания и чувственного возбуждения.

Он не спеша съел хлеб и мягкий козий сыр из простой плетеной корзины и заел пригоршней абрикос. Затем выпил кружку разбавленного вина. Вот что значит хороший ужин. Биа стояла рядом, смиренно сцепив пальцы под фартуком, словно монахиня.

— Та дочь алхимика, о которой ты говорила, — сказал наконец Франко, — она должна стать мистической сестрой принца и помогать ему в его великом труде по созданию философского камня. — Франко, разумеется, не мог изъясняться по-латыни. — Она будет…

— А кто такая мистическая сестра?

— Не перебивай меня, Биа.

— Прости меня, мой Франко, — тихо сказала она, потупив взгляд.

— Мистическая сестра — это помощница алхимика, сестра, посвященная в тайны его исследований. Перед инициацией девушка должна будет пройти испытание на непорочность, и если она окажется не девственницей, ее просто-напросто задушат. Она никогда не будет любовницей принца, моя дорогая Биа, но только его сестрой. Она должна оставаться девственницей под страхом священной клятвы.

Он заметил, как Бьянка еле справляется с охватившими ее чувствами. Наконец она не выдержала:

— Но если принцу нужна была помощница-женщина, то почему же он не выбрал меня?

— Тебя? Но, Биа, ты же ничего не смыслит в алхимии. А кроме всего прочего, ты принадлежишь мне, я не хочу делить тебя с принцем.

Она поджала губы и не сказала больше ни слова. Ее длинные золотые ресницы прикрыли глаза. Тем временем он съел еще один абрикос и допил вино.

— Я решил, что сегодня ты обойдешься без ужина, в качестве наказания за подгоревший хлеб и за то, что перебивала меня во время разговора. А теперь пойди и разденься. Я хочу как следует насладиться плотью моей жены.

Не поднимая головы, она молча подчинилась его приказу. Это ему было по нраву. Оставив посуду на столе, он проследовал за ней в соседнюю комнату, где стояла простая деревянная кровать с соломенным матрасом. Она была устлана свежевыстиранными и выбеленными на солнце простынями, а подушки набиты ароматным сеном. Возле кровати лежала свернутая в кольцо веревка. Биа отвела от нее глаза, тогда как Франко посмотрел на нее с явным удовлетворением. Ему была хорошо знакома толщина и текстура этой веревки и то, как она обвивалась вокруг ее запястий, щиколоток и мягкой белой шеи.

Она быстро сняла с себя одежду, без малейшего намека на скромность. У нее была молочно-белая бледная кожа: он знал, что она часами втирает в себя ароматные масла и лосьоны, только чтобы ему угодить. Ее огненно-золотые волосы цвета окислившейся меди шелковистыми локонами ниспадали до бедер. Округлое, восхитительно мягкое тело этой женщины было как раз таким, как он любил.

Может, не стоит так уж сильно наказывать ее за вымышленный подгоревший хлеб и за то, что она перебивала его своими вопросами о мистической сестре принца?

Обнаженная, она помогла ему раздеться. Сначала сняла с него куртку и повесила на специальный крючок, а затем взяла у него из рук рубаху, которую он сам стянул через голову. После этого она встала перед ним на колени и расстегнула его бриджи. В эти мгновения он чувствовал себя мужчиной сильнее, чем когда-либо, даже когда сидел на троне великого герцога в палаццо Веккьо, приговаривая преступников и бунтовщиков, мужчин и женщин, к пыткам и смертной казни.

Опять этот Франческо лезет в его мысли. Сейчас он Франко.

Биа стянула его штаны вниз, и он переступил через них. Прижавшись лицом к его животу, она начала покрывать его страстными поцелуями. Затем она поднялась на ноги и встала перед ним лицом к лицу. Они были примерно одного роста — она бледная и округлая, он смуглый и загоревший после охоты. Но вся власть была исключительно на его стороне.

— Могу я лечь в постель, Франко? — шепотом спросила она.

— Сперва преклони колени на молитвенной скамье. Ты еще не до конца искупила свою вину.

Молитвенная скамья принадлежала еще его матери. Она была украшена до боли знакомой резьбой, изображавшей самку павлина с птенцами, символично намекая на величие его отца и плодовитость его матери. Деревянная подставка была истерта коленями набожной Элеоноры Толедской, а также коленями ее отпрысков, но чаще всего ее старшего сына Франческо. Детей заставляли преклонять колени для порки, когда их поведение не соответствовало желаемым стандартам. Биа беспрекословно подошла к скамье, опустилась на колени и, закинув волосы вперед, положила лоб на наклонную полочку как раз туда, куда каждый день опускала в молитве руки его мать на протяжении всей своей жизни во Флоренции.

Она вся дрожала. При мерцающем свете свечей он видел, как блестят капельки пота на ее гладкой бледной коже. Она так судорожно вцепилась за края полочки, что костяшки ее пальцев даже побелели от предчувствия боли.

Тем временем он открыл крышку ящика, всегда стоявшего возле молитвенной скамьи, и выбрал двойную кожаную плетку. Однако он ударил не сразу, а выждал время, вдыхая запах ее страха и возбуждения от ее полной беззащитности. Затем он увидел, как она немного расслабилась, наверное, решив, что он передумал, и лишь после этого занес руку и с силой вытянул плеткой по ее спине.

От боли у нее перехватило дыхание. Она вздрогнула и еще сильнее вжалась в деревянную подставку для рук. От ее левого плеча до правого бедра по всей спине протянулась алая полоса. Все ее тело охватила неконтролируемая дрожь. Не теряя хладнокровия, он нанес второй удар. Она вскрикнула, зная, что ему нравится слышать, как она кричит от боли. В этот вечер он нанес ей всего шесть ударов — достаточно для того, чтобы заставить ее издать истошный вопль, окончательно искупивший ее вину. Четыре полосы слева направо и две пересекающие их в обратном направлении — ярко-розовые и слегка припухшие, — они представляли собой прекрасное зрелище. Она ничком лежала на скамье, беспомощно содрогаясь от рыданий и охвативших ее чувств.

Он убрал плетку в ящик и закрыл крышку.

— Пожалуй, первым лягу я, — как ни в нем не бывало сказал он. — А после меня ложись и ты, чтобы доставить мне удовольствие.

— Хорошо, Франко, — ответила она. Ее голос слегка осип от слез и, как он знал наверняка, от удовольствия от боли, которому он ее научил. Он лег на кровать, широко раскинув руки и ноги. Сделав несколько глубоких вздохов, он почувствовал себя необычайно сильным и крепким. В такие минуты он был готов поклясться всеми золотыми и медными копями царя Соломона, что жизнь — чертовски хорошая штука.

Биа поднялась с молитвенной скамьи и закинула свои густые кудри назад, прикрыв израненную кожу на спине. На одно мгновение она остановилась посреди комнаты, позволив ему насладиться видом ее обнаженного тела, которое было подвластно любым его желаниям, словно марионетка на невидимых нитях. Затем она повернулась к нему лицом и подошла к кровати. Не произнося ни слова, она склонилась над ним, рассыпав локоны по его лицу и как бы невзначай коснувшись своими тяжелыми грудями его груди. Прекрасно зная, что ему нравится в постели, она оседлала его сверху. Он сделал легкое движение бедрами вверх, наслаждаясь тем, как она вздрогнула и тихонько застонала от удовольствия.

— А теперь, моя дорогая Биа, поработай как следует. Покажи мне, как ты сожалеешь о своей нерадивости и благодарна своему Франко за то, что он наставляет тебя на путь истинный.

Ее бедра сладострастно изогнулись, позволяя ему еще глубже войти в ее шелковистое мягкое нутро, которое становилось все горячее и влажнее, по мере того как она ускоряла свои движения. Проводя руками по ее разгоряченному телу, он касался ее груди, боков и наконец дошел до спины. Когда он дотронулся до набухших следов от ударов плетки, лицо ее исказилось от боли, а из горла вырвался мучительный стон.

— Франко, — с трудом выговорила она, — прошу тебя, еще, сильнее.

Он напряг все свои мышцы и с силой вошел в нее. В этот же самый момент он вонзил ногти в следы от ударов кожаной плетки, оставшиеся на ее спине. Запрокинув голову, она издала неистовый вопль, достигнув полного экстаза.

Едва дыша, она упала ему на грудь. Все ее тело билось в конвульсиях. Все приличия, продиктованные благородным происхождением и воспитанием, уже не имели ни малейшего значения. Он заключил ее в свои объятия и начал плавно и не спеша двигаться внутри нее. Эти мгновения, когда она всецело принадлежала ему всем своим естеством, были для него дороже всего, даже физической кульминации любовного соития. Именно это привязывало его к ней, а ее к нему. И пусть горят синим пламенем все придворные условности и законы церкви.

Когда он перекатил ее на бок, она уже спала крепким сном. Он потянулся и тоже закрыл глаза. Лежа рядом с этой смиренной покорной женщиной, он чувствовал себя обыкновенным счастливым мужчиной, получившим свою долю простой мужской радости. И все неприятные вопросы, касавшиеся дочери алхимика, уже давно исчезли из его мыслей.

 

Глава 6

Казино ди Сан-Марко

Рано утром на следующий день

После разговора с магистром Руанно Кьяра ненадолго прикорнула, а потом неожиданно для себя резко открыла глаза, и сон как рукой сняло. Небо за окном оставалось еще темным. Где-то глубоко в голове чувствовалась боль, но она уже ей не мешала. Когда краешек неба за окном начал понемногу светлеть, приобретая серовато-фиолетовый оттенок, девушка съела оставшийся хлеб. Хлеб уже начал подсыхать, и от этого ей захотелось пить, однако она справилась с искушением выпить немного воды из кувшина. С такими дикими испытаниями, которые понапридумывал принц, у нее еще будет возможность напиться.

Она заплела волосы в косу. Коса вышла не такая тугая и красивая, как получилось бы у бабушки, но по крайней мере она не предстанет перед принцем с распущенными патлами, как какая-то уличная девка. Затем она использовала по назначению фарфоровый сосуд и задвинула его в дальний угол за дверь. Как раз вовремя, потому что в следующую

минуту послышался скрип отодвигаемого засова, и дверь отворилась. В комнату вошли двое гвардейцев в форме цветов Медичи. В руках у них были горящие факелы. Затем, не говоря ни слова, один из них жестом показал ей: мол, иди с нами и не вздумай делать никаких глупостей.

Но свой шанс сбежать она уже давно упустила. Сейчас ей оставалось лишь подчиниться приказам. Пройти проверку, устроенную принцем, втереться к нему в доверие, а уж потом думать, хочет она оставаться при дворе в роли мистической сестры или нет. Может, все окажется не так уж и плохо. Она снова прокручивала мысли о том, как сможет обеспечить бабушку, Лючию и Маттеа вкусной едой и красивой одеждой, а также возродить книжную лавку отца. Она думала о том, как будет жить при дворе среди благородных господ, о том, как они изготовят философский камень — он как-то назывался по-латыни, но она забыла как именно, — и о том, как, попав в ее руки, этот камень навсегда избавит ее от мучительных головных болей.

Следуя за стражниками по лабиринту из каменных коридоров, Кьяра попыталась запомнить дорогу, но сбилась уже после нескольких поворотов. Как бы то ни было, это не поможет. Главное, пронести воду в сите. Она вспомнила наставления магистра Руанно: «Держи сито ровно и следи за тем, чтобы не намочить низ. Тогда ты сможешь медленно наполнить его водой…»

Гвардейцы остановились перед тяжелой резной дверью из темного полированного дерева. Она выглядела довольно странно здесь, в конце каменного коридора, и больше подходила для того изящного, украшенного позолотой студиоло, куда ей довелось попасть накануне. Один из стражников жестом приказал ей самой открыть дверь и войти внутрь. После этого они, не произнеся ни слова, ушли, забрав с собой факелы и оставив ее одну в полной темноте.

Из щели под дверью просачивалась огненная полоска света. Кьяра зажмурила глаза и перекрестилась.

— Избавь меня от лукавого и сжалься надо мной… Прости меня, бабушка, если все это закончится чем-то ужасным и ты даже не узнаешь, что со мной случилось, — прошептала она и толкнула дверь рукой.

Дверь отворилась.

В глаза ударил ослепительно-яркий свет. Согни свечей освещали огромный зал, по периметру уставленный книжными шкафами, в которых было столько книг, сколько Кьяра не видела за всю свою жизнь, так чтобы они были собраны в одном месте, даже в лавке ее отца. Кое-где между книгами были выставлены гравюры, блестящие кристаллы, колбы с разноцветными жидкостями и черепа невиданных животных с пустыми глазницами. Пол был выложен искусной мозаикой из черных и белых камней в виде замысловатого кругового лабиринта, вроде того, что изображен на воронке. Извилистые дорожки лабиринта закручивались таким образом, чтобы неизменно привести путника к центру. В двух очагах, расположенных по левую и правую сторону друг напротив друга, был разведен огонь, отблески которого отражались от белых камней мозаики. Еще один огонь был разведен на небольшом возвышении посреди комнаты. Языки пламени лениво пробивались сквозь прутья золотой решетки.

Кьяра медленно подняла глаза и увидела в дальнем конце комнаты возвышение, на котором стоял самый настоящий трон. Другого слова она не смогла бы подобрать, для того чтобы описать это кресло, богато украшенное резьбой, позолотой и драгоценными камнями, словно сошедшее со страниц иллюминированных манускриптов. В кресле на пурпурной бархатной подушке восседай принц и задумчиво смотрел на Кьяру. За его спиной стоял магистр Руанно, и тень от трона, словно маской, закрывала его лицо. Оба они были облачены в черные сутаны с длинными заостренными капюшонами, как у монахов-минимитов.

В комнате стояло три стола. Тот, что слева, был накрыт черной тканью, а тот, что справа, — красной. Стол, стоявший между ней и золотой решеткой, был устлан тканью, по цвету напоминавшей жидкое серебро. Это все, что она успела заметить до того, как принц начал свою речь.

— Кьяра Нерини, дочь Карло Нерини, книготорговца и алхимика.

Святые угодники! Откуда он узнал ее полное имя?

— Сними всю свою одежду. Это испытание ты должна пройти полностью обнаженной.

Первой ее мыслью было дерзко бросить ему в ответ, мол, попробуй сам меня раздеть и увидишь, чем это кончится. Она уже было вскинула подбородок и открыла рот, чтобы это произнести, но увидела, как магистр Руанно едва заметно покачал головой, и тут же прикусила язык. Ну и что с того, что эти двое увидят ее наготу? Она докажет свою непорочность, и они не посмеют даже пальцем к ней прикоснуться, как бы она ни выставляла перед ними свои прелести.

Она подняла руку и расстегнула плащ, дав ему свободно упасть на пол. Затем расшнуровала корсаж и развязала шнурки, на которых держалась ее юбка. Все это тоже упало на пол. Она осталась в одной заплатанной нижней рубашке с длинными рукавами, закрывавшей ее ноги до самых лодыжек. Эта рубашка была для нее как вторая кожа. Она никогда ее не снимала, даже на ночь и даже во время купания. Бабушка научила ее, как должна мыться порядочная женщина, никогда не открывая своей наготы.

Она развязала шнурок, стягивавший горловину рубашки, тот самый, что разрезал привратник своим ножом. Неужели все это было только вчера? Казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Она ослабила горловину, и рубашка свободно соскользнула по груди и бедрам.

Кьяра почувствовала жар от свечей на своей коже. Было так непривычно — стоять совершенно обнаженной, не прикрытой ничем, кроме собственной кожи.

— Распусти волосы, — скомандовал принц. В его голосе не чувствовалась похоть, скорее настойчивость, как у священника, который служит мессу. — На тебе не должно быть никаких узлов.

Она перекинула свою длинную косу через плечо и развязала бечевку. Медленно, не торопясь она расплела свои густые волосы — теперь, когда первый шок уже прошел, она начала получать от всего происходящего некоторое наслаждение. К своему удивлению, она почувствовала власть над этими двумя мужчинами, просто будучи молодой и красивой обнаженной женщиной. Она тряхнула головой, и ее локоны волнующим каскадом упали на тело, как у Марии Магдалины на фреске в церкви. Кьяра провела пальцами сквозь свои густые темные пряди, ощущая их тяжесть и необычайную мягкость, а затем, вместо того чтобы прикрыть ими свою грудь, живот и бедра, наоборот, забросила их за спину, чувствуя, как кончики волос защекотали ее ягодицы.

Пусть смотрят, какова она. Ей нечего бояться — ей пятнадцать, она чиста и непорочна, и единственная отметина на ее теле — это полукруглый шрам над левым ухом в том месте, где ее ударила копытом лошадь.

— Я готова к испытаниям, — промолвила она. Не услышит он от нее ни «ваша светлость», ни «мой господин». Если кто и должен сейчас кому-то кланяться, так это они ей. — Что вы хотите, чтобы я сделала в первую очередь?

Принц указал жестом на стол, покрытый черной тканью, где-то в восьми шагах от девушки.

— Выпей черную воду, — сказал он. — До дна, в один присест.

Она подошла к столу. На нем стоял кубок, вырезанный из черного камня, довольно древний на вид. На дне кубка, наполненного прозрачной жидкостью, лежали кусочки дробленого черного камня, как будто второй такой же кубок разбили и обломки бросили на дно его собрата. Рядом с кубком стояло непонятное приспособление из двух чаш, вырезанных из того же черного камня. Чаши располагались одна над другой и были заключены в серебряную рамку. Здесь же стоял черный глазурованный кувшин. Неподалеку от стола висела черная штора, расшитая черной и золотой нитью с изображением незнакомых символов.

Кьяра с вызовом посмотрела на принца, взяла в руки кубок и выпила жидкость. Магистр Руанно был прав. На вкус это была самая обыкновенная вода. Поскольку девушке и без того хотелось пить, то осушить кубок в один присест не составило большого труда.

Она наклонила кубок, продемонстрировав принцу, что он пустой, и поставила его обратно на стол.

— Я выпила черную воду, — сказала она. — Какое следующее испытание?

— Не так быстро. Нужно выждать определенное время. Возьми со стола кувшин с водой и наполни ею верхнюю чашу водяных часов.

Кьяра не особо поняла смысл происходящего, но новое задание показалось ей довольно простым. Она взяла кувшин и вылила воду в верхнюю чашу. И тут же поняла, как работают эти так называемые водяные часы: через крошечное отверстие на дне верхней чаши вода по капле стекала в нижнюю чашу.

— Стой, не двигаясь, пока вся вода не выбежит из верхней чаши.

Об этом магистр Руанно ее не предупредил. Поначалу звук капающей воды не произвел на нее никакого впечатления, но спустя несколько минут ей, стоящей в полной тишине, голой, с черной водой внутри, под пристальным взглядом двух безмолвных мужчин, этот звук начал казаться все громче и громче. Почувствовав угрожающую тяжесть в животе и предательскую дрожь в бедрах, она с силой напрягла все внутренние мышцы.

— Если чувствуешь потребность уединиться за шторой, — с притворной любезностью сказал принц, — то можешь выйти. Там ты найдешь чистый сосуд, свежие полотенца и кувшин с водой, чтобы обмыться. Я уверен, ты справишься с остальными испытаниями более успешно, если будешь чувствовать себя, как бы так выразиться, комфортно.

Если бы магистр Руанно не рассказал ей всю суть испытания черной водой, она бы с радостью побежала за штору, но вместо этого невозмутимо заверила принца, что не чувствует ни малейшего дискомфорта.

Принц молча кивнул. Прошло еще несколько бесконечно долгих минут, и наконец последняя капля вылилась из верхней чаши часов. Раздался условный сигнал, и тут же ее потребность облегчиться стала менее острой.

— Какое следующее испытание? — спросила Кьяра.

Принц с улыбкой кивнул и торжественно объявил:

— Следующее испытание — это кроваво-красная лента.

Он встал с трона и жестом позвал магистра Руанно. Оба спустились с возвышения и, мягко шелестя своими темными мантиями, подошли к красному столу. На его поверхности лежала свернутая в кольцо алая бархатная лента, а возле нее — старинный кинжал с рукояткой, украшенной красными и красновато-коричневыми неограненнымм камнями. На его бронзовом лезвии сверкали отблески свечей.

Но ведь магистр Руанно обещал ей, что никакой настоящей крови не будет!

— Подойди поближе, — сказал ей принц. — Встань перед столом и склони голову.

На секунду она заколебалась. «Ну же, смелее, — говорила она сама себе. — Что плохого они тебе сделают? Ты ведь нужна им живой, чтобы сделать тебя мистической сестрой». Собравшись с мужеством, она подошла к столу и склонила голову, как приказал ей принц.

Принц Франческо торжественно обошел вокруг нее и встал за ее спиной. Через густую копну волос она почувствовала его пальцы у себя на затылке. Затем он проложил ленту по ее голове до самой макушки и приказал ей поднять голову.

Когда она это сделала, магистр Руанно подхватил ленту и крепко зажал ее у нее на переносице. Тем временем принц отпустил свой конец ленты и прошел вперед, снова оказавшись с ней лицом к лицу. Затем магистр Руанно протянул ленту между ее бровей и вниз, до самого кончика носа.

Принц взял со стола кинжал и подошел вплотную к Кьяре.

Сердце девушки остановилось. Черная вода распирала живот изнутри.

Изящным взмахом руки принц поднес кинжал к ее лицу и отсек ленту прямо у кончика носа.

Она охнула от неожиданности и, не удержавшись, дотронулась кончиками пальцев до своего носа. Крови не было.

Магистр Руанно бросил оставшийся кусок ленты на стол, передал отрезанную мерку в руки принцу и отступил. Принц обернул ленту вокруг ее шеи, соединив концы над впадинкой у основания.

— Идеально, — сказал он. — Что ж, приступим к испытанию серебряным ситом.

Положив отрезанный кусок ленты и бронзовый кинжал обратно на стол, он вернулся на трон. Магистр Руанно последовал за ним. Все это было похоже на какой-то сложный танец или на то, как псаломщики прислуживают священнику в церкви.

Кьяра еле удержалась от безумного приступа смеха.

— Кьяра Нерини, подойди к серебряному столу.

Длинный узкий стол был покрыт серебристой скатертью. Неужели она и впрямь соткана из настоящего серебра? На столе стояла серебряная чаша с водой. Боже мой, опять вода! Когда же это все кончится? Рядом лежал серебряный половник и круглое серебряное сито с днищем из белого конского волоса.

— Ты должна будешь наполнить сито водой и пронести его вокруг стола, — сказал принц. — Затем ты должна будешь пройти по золотой решетке, под которой горит огонь. И уже после этого подойдешь к трону и, преклонив колени, подашь сито мне.

Таким образом, он потребовал принести ему только сито, а не сито, наполненное водой. Кроме того, он четко сказал ей наступить на решетку, а не на огонь. Если бы не магистр Руанно, она бы ни за что сама не догадалась затушить огонь водой из сита и охладить тем самым решетку.

Но сначала надо сосредоточиться и аккуратно пронести воду в сите.

Она подошла к столу и взяла в руки сито. Если бы не украшенный гравировкой серебряный ободок, оно ничем не отличалось бы от обычного сита, в котором бабушка просеивала муку в те времена, когда они могли позволить себе такую роскошь. Плотная ровная решетка с мелкими ячейками выглядела абсолютно сухой. Слегка наклонив сито, она заметила, как блеснула тонкая масляная пленка, которая не забила ячейки, но лишь придала конскому волосу такой же лоск, как на кожаных переплетах, которые изготавливал ее отец.

Перед началом инициации я слегка смажу сито ланолиновой мазью…

Она взглянула на принца. Лицо его не выражало абсолютно ничего. За его спиной магистр Руанно слегка приподнял руку и сделал горизонтальный жест ладонью.

…держи его абсолютно ровно…

Была не была. Чем дольше тянуть, тем страшнее. Она взяла сито в левую руку и подняла его вровень с ладонью магистра Руанно в качестве четкой горизонтальной линии, которую она могла использовать как ориентир. Затем правой рукой подхватила половник и зачерпнула немного воды из чаши. Девушка подняла его и выждала немного, чтобы стекли все лишние капли, и потом медленно и очень осторожно налила немного воды в центр сита, держа его абсолютно ровно, а половник — как можно ближе ко дну, но не касаясь его.

К ее изумлению, вода не сразу вылилась из сита, а сформировала небольшую лужицу с округлыми краями, которые как бы слегка отставали от решетки. Кьяра вспомнила, как однажды, когда бабушка была больна, она пролила чай из лепестков розы на ее покрывало. Мелкие красные капли долго оставались на поверхности ткани, пока окончательно не впитались. То же самое, наверное, и здесь. Следовательно, время есть, но не так уж и много.

Только бы не дрогнула рука…

Она зачерпнула еще один половник и аккуратно вылила его по краям уже имеющейся лужицы. Вода не выливалась.

Комната словно сжалась в размерах и стала круглой, как это сито. Четкая прямая линия проходила сквозь нее, продолжая ровную горизонтальную плоскость, намеченную твердым ребром ладони магистра Руанно. Кьяра добавила еще один половник воды, затем еще один, всецело сконцентрировавшись на том, чтобы у нее не задрожали руки.

Наконец вода дошла до серебряного края сита.

Она положила половник на стол и мягко взялась правой рукой за ободок. Теперь нужно идти… медленно, не торопясь. Шаг, затем другой, с оглядкой на руку магистра Руанно, которая задавала ей ориентир, держа сито ровно, чтобы не вызвать ни малейшего колебания на поверхности воды. Подумать только — вода внутри сита! Двигаясь медленно и плавно, Кьяра обошла вокруг стола. Теперь три ступеньки вверх — и она уже на возвышении, где разведен огонь.

Не смея взглянуть вниз, Кьяра лишь чувствовала жар огня под золотой решеткой. Языки пламени почти касались голых пальцев ее ног.

— Теперь ты должна пройти по решетке, — объявил принц. — Это последнее испытание.

Как можно медленнее Кьяра протянула вперед руки и украдкой бросила взгляд на магистра Руанно. Тот едва заметно кивнул и спрятал руку в широкий рукав своей сутаны. Затем она перевела взгляд на принца, посмотрела прямо в его темные глаза и резко встряхнула сито. Вода вылилась вниз и с шипением упала на горячий металл, намочив угли и затушив огонь. Едкий дым ударил в глаза. Ее руки и все тело дрожали от охватившего ее восторга. Не глядя под ноги, она ступила на решетку. Было горячо, но не настолько, чтобы серьезно обжечься, тем более если пройти быстро.

— Я прошла по золотой решетке, — объявила Кьяра, и ее собственный голос показался ей чужим. — Пронесла воду в серебряном сите. Выпила черную воду и до сих пор удерживаю ее в своем теле. Красная лента идеально сошлась на моей шее. У вас не должно оставаться сомнений в том, что я девственница, чистая и непорочная, достойная быть вашей sorror mystica.

Она сошла с возвышения и швырнула сито к ногам принца. Оно со звоном упало на каменный пол и прокатилось по ободу еще несколько метров. Плевать на то, что оно может погнуться. Плевать на то, что она стоит голая с распущенными волосами. Она не склонит колени, а будет гордо и прямо стоять перед принцем, что бы он с ней ни сделал.

Воцарилась полная тишина.

Затем принц поднялся с трона и громко заявил:

— Ты прошла испытания, Кьяра Нерини. Подайте сюда хламиду, магистр Руанно.

Иностранец взял в руки аккуратный сверток ткани цвета некрашеной шерсти. Когда он ее встряхнул, это оказалась простая накидка — по сути не сшитый по бокам широкий кусок полотна с дыркой посередине для головы.

— Собери свои волосы, — сказал он.

Она подняла руки и собрала свои длинные тяжелые волосы в пучок.

Магистр Руанно надел на нее хламиду, закрывшую все ее тело от шеи до самых ног. Кьяра снова отбросила волосы назад и развела руки в стороны, с удивлением заметив, что ткань закрывает их почти до кончиков пальцев. Это вправду была шерсть, но не грубая и колючая, к какой она привыкла, а тонкая и мягкая.

Принц одобрительно кивнул. Было видно, что он доволен.

— Теперь ты должна поклясться, что будешь оставаться девственницей все то время, пока будешь у меня в услужении. Иначе тебе грозит смерть. Магистр Руанно, подайте сюда реликвию.

Какая еще реликвия? Все мысли Кьяры теперь были направлены на то, как бы поскорее прошмыгнуть за штору, а тут еще какие-то реликвии! Она взглянула на магистра Руанно и едва сдержалась, чтобы не крикнуть ему в лицо.

Ты ничего не сказал мне о реликвии!

Он взглянул на нее и как будто прочитал ее мысли. Возникшее напряжение было настолько сильным, что ей показалось, будто она слышит его ответ.

Если бы я рассказал тебе все, то это бы не было настоящим испытанием.

Он отошел к одному из стенных шкафов и вернулся с ковчегом из горного хрусталя в форме раковины моллюска. Ковчег был обрамлен золотом и закрывался на золотой замок, инкрустированный жемчугом и какими-то еще драгоценными камнями голубого цвета — цвета Непорочной Девы Марии. Внутри лежал аккуратно сложенный кусок зеленой ткани с золотой вышивкой. На вид ткань была самой обыкновенной. Даже через толстый

хрусталь можно было заметить, что зеленая краска порядком выцвела, но золотая нить все еще ярко горела при свете свечей.

— Что это? — спросила Кьяра.

Принц презрительно фыркнул, мол, будь ты хоть тысячу раз девственница, все равно глупа как пробка.

— Это Сакра Чинтола, — мягко промолвил магистр Ру- анно, — Священный Пояс Непорочной Девы Марии. Более четырех сотен лет он хранился в соборе Святого Стефана в Прато. Принцесса Иоанна — преданная поклонница этой реликвии, и поэтому священники и правители Прато были рады передать ее на один вечер его светлости принцу Франческо во Флоренцию.

— Его носила сама Дева Мария, — сказал принц. — Один крестоносец привез его к себе домой в Прато, и с тех пор он хранится в соборе. Это величайшая реликвия Непорочной Девы Марии во всем христианском мире, и ты возложишь на нее руки, чтобы дать обет.

Кьяра изо всей силы напрягла бедра. Потребность облегчиться становилась все острее с каждой минутой. По какой- то причине вид священной реликвии затушил ее восторг по поводу того, что она прошла все испытания принца. Она снова почувствовала себя ничтожной пятнадцатилетней девчонкой, беспомощной рядом с этими сильными мужчинами в темных одеждах.

— Я согласна принести клятву, — сказала она.

Магистр Руанно поднес к ней ковчег, и она возложила на него руки, ощутив приятную прохладу горного хрусталя, искусно изрезанного прожилками в виде раковины.

— Тогда клянись, — приказал принц.

— Возложив руки на Священный Пояс Непорочной Девы Марии, — с легким отчаянием в голосе начала Кьяра, — клянусь хранить свою невинность все то время, пока буду находиться на службе у его светлости.

— Под страхом смертной казни.

— Клянусь хранить невинность под страхом смертной казни все то время, пока буду находиться на службе у его светлости.

Принц совершил крестное знамение.

— Аминь, — сказал он и приказал ей подойти поближе.

Ну что еще?

Она подошла к принцу. Господи, пусть все это быстрее закончится!

Он взял серебряную цепочку, лежавшую на столике возле трона. На ней висел кулон — молочно-белый полупрозрачный камень, слегка переливающийся голубыми, розовыми и золотистыми оттенками. Это был не жемчуг — жемчуг не обладает такой прозрачностью. Камень был большой, по форме и по размеру напоминавший голубиное яйцо. Его поверхность была гладко отполирована, будто его много раз носили на теле, полировали и снова носили с самого первого дня сотворения мира.

— Это лунный камень, привезенный из королевства Рухуна. Оно находится на острове далеко на востоке, за Персией и за пределами Великого шелкового пути, — сказал принц. — Луна, лунный камень и серебро — все это символы девственности и непорочности. Ты будешь носить этот кулон в знак того, что ты отделена от мира, будучи моей sorror mystica. У нас с магистром Руанно тоже есть по камню. Я ношу бриллиант, обрамленный золотом, как символ солнца, а у него — гематит, обрамленный в железо и медь, — символы земли.

С этими словами он надел цепочку ей на шею. У Кьяры никогда раньше не было своих украшений. Было странно ощутить незнакомую тяжесть у себя на шее. Вместе с тем ей нравились мягкие складки этой непонятной хламиды-балахона, от которой веяло свежестью и пахло полевыми травами.

— С этого дня ты будешь формально значиться в свите моей сестры Изабеллы, герцогини Браччанской, которая живет во дворце Медичи. Она знает, что ты будешь помогать мне в моей великой работе. Она даст тебе обычную одежду и назначит пару несложных обязанностей, чтобы предотвратить ненужные сплетни. Однако всякий раз, когда я пошлю за тобой, ты должна будешь явиться в мою лабораторию. Когда будешь приходить сюда, на тебе не должно быть ничего, кроме этой хламиды и лунного камня. Поняла?

— Да, — коротко ответила Кьяра, надеясь, что на этом их разговор закончен.

Однако принц и не думал торопиться. Повернувшись лицом к чужеземцу, он сказал:

— Магистр Руанно, подайте мне реликвию. Завтра я верну ее в собор Святого Стефана.

Тот, соблюдая все надлежащие церемонии, вручил ему ковчег. Принц принял его и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. Когда он открывал дверь, Кьяра услышала скрип кожи и шарканье ног стражников, которые мигом выстроились вокруг своего господина.

— Святые угодники! — воскликнула Кьяра. — Мне срочно нужно за ту черную штору.

Магистр Руанно по-доброму усмехнулся, молча указал на штору и тоже удалился. Девушка быстро шмыгнула за штору и нашла там обещанный бело-голубой фарфоровый сосуд и чистые полотенца. Она почти ожидала, что из нее польется черная вода, но все было как обычно.

Когда она вышла из-за шторы, в комнате никого не было. Ее прежняя одежда тоже куда-то исчезла. Лишь кристаллы на полках все так же блестели при свете свечей и черепа смотрели на нее своими пустыми глазницами.

«Что же мне делать? — подумала она. — Куда идти? Как они могли просто взять и бросить меня здесь? Я ведь даже толком не знаю, где я, и как выбраться из этого места? Или это еще одно испытание? Но не могу же я здесь вечно оставаться. Нужно попытаться найти дорогу самой».

Она толкнула дверь, и, к ее удивлению, в коридоре ее уже ждала женщина — невысокая, полная, с пухлыми щеками, морщинистыми, как старое яблоко. Ее платье, рукава и головной убор были достаточно изящны, но не украшены золотом, серебром или драгоценными камнями. Рядом с ней стояла невысокая гончая собака черно-белого окраса с коричневыми подпалинами и длинными шелковистыми ушами. Ошейник из блестящей фиолетовой ткани на собаке по виду напоминал шелк. В отличие от наряда женщины, лишенного каких-либо украшений, собачий ошейник был щедро расшит жемчугом и какими-то фиолетовыми драгоценными камнями на серебряной нити.

— Я донна Химена Осорио, — представилась женщина. — Я кровная родственница покойной герцогини, — женщина перекрестилась, — донны Элеоноры Толедской, упокой Господь ее душу. Я заведую гардеробом донны Изабеллы, герцогини Браччанской, сестры принца. А это, — она указала жестом на собаку, которая посмотрела на Кьяру своими умными темными глазами, — Рина. Теперь следуй за мной.

— Я хочу домой, — неожиданно сказала Кьяра. До того как она произнесла эти слова, она даже не подозревала, как соскучилась по дому. — Моя бабушка будет обо мне беспокоиться, и мои маленькие сестрички будут по мне скучать. Пожалуйста, донна Химена, отпустите меня домой. Я прошу вас. Всего на один час — никто даже не узнает.

— Принц запретил это.

— Пожалуйста.

— Твоя бабушка знает, где ты. Откуда, по-твоему, принц узнал твое имя и имя твоего отца? Уж не знаю как, но магистр Руанно все разведал для него и сам поговорил с моной Агнессой, ведь так ее зовут?

Кьяра кивнула, не зная, что сказать на это.

— Теперь пошли со мной.

Женщина деловито зашагала по коридору, не оборачиваясь. Кьяра задумалась. Кажется, эта донна Химена совсем не удивилась, увидев девушку в странном наряде, с распущенными волосами и древним камнем в серебряной оправе на шее. Неужели здесь такое часто происходит?

Донна Химена исчезла за поворотом, и Кьяру снова охватил ужас — ее что, просто бросят в этих каменных коридорах после всех мистических ритуалов инициации? Вряд ли… Ну а вдруг?

Она подобрала край своего странного облачения и побежала за донной Хименой и ее собачкой Риной.