Глава 7
Роберт из Кеттона: ученый и переводчик Корана
1144 г. от Р.X.
Перевод — это трудная работа, но труднее всего переводить Писание с языка оригинала на какой-либо другой. Размышлять над значением непонятных слов — это изучение знаков других реальностей, а затем — их преобразование в лирические эквиваленты. Переводчики должны знать тот другой язык — его грамматику, его риторику, его двойственность — как знают свой собственный. С такой проблемой сталкиваются все, кто пытается проникнуть в сознание других людей с целью связать его со своим собственным.
Переводить с латинского на арабский — это переходить от городской жизни, где дороги и дома, орошение почвы и баки для воды, армии и налоги значили очень много, к жизни в пустыне. А там племенная рознь считалась нормой, существовали только открытые пространства, оазисы жизненно необходимы для выживания, а города — лишь крошечные точки на пустом месте. Дело не только в том, что в латинском и арабском языках различаются алфавит и грамматика. Они служат отражением историй и обществ, которые даже более несопоставимы, чем их речь и письмо.
Как же тогда можно надеяться перевести арабский текст Корана с наиболее типичного языка пустыни, на позднюю латынь, выразительный язык средневековой космополитической культуры? Столь особый вид перевода, возможно, является самой трудной работой. Она соединяет мировоззрения, а также языковые модели и социальные традиции.
Для образованного англичанина XII века знание латинского языка считалось нормой. Роберт из Кеттона изучал латынь, поскольку это был язык и теологии, и науки. Но, благодаря Августину и Иерониму, в богословии латынь стала более развитой, чем в науке. Основы математики и астрономии начали распространяться только в Европе XII века. Они получили большую популярность благодаря переводам с арабского на латинский, которые поступали из южной Испании или Андалусии. Такие города, как Севилья и Кордова, оставались и мусульманскими и арабскими. Но города, вновь захваченные христианами из Кастилии (Бадахос, Толедо) поддерживали связи со своим андалусским прошлым. С X века ученые — как философы, так и специализирующиеся в естественных науках, — работали с переводами с греческого на сирийский, затем на арабский, а потом — на латынь.
В 1136 году Роберт сначала отправился в Барселону. Там он с Платоном Тиволийским изучал арабский язык, пока не нашел подходящее занятие, от которого получал наибольшее удовлетворение и соответствующее вознаграждение: перевод научных работ по астрономии, геометрии и, в особенности, по алгебре. Роберт принадлежал к школе переводчиков, известных по местоположению в средневековом центре космополитической жизни — Толедо.
Переводчики Толедо были членами католического христианского общества, отношение которого к исламу нельзя назвать нейтральным. Наряду с превращением древних знаний греков в средневековую европейскую науку существовало желание превратить мусульман в христиан. В 1142 году, когда настоятель Клюнийского аббатства св. Петр Досточтимый посетил Толедо, он попросил Роберта возглавить общий проект. Целью было создание первого латинского варианта Священного Корана. Ну, не совсем «священного», поскольку в глазах и Роберта, и его руководителя Петра Мухаммад, скорее, был шарлатаном, чем настоящим пророком, а книга, которую он создал — совсем не Божественным установлением.
Роберт уже однажды пробовал свои силы в религиозном арабском языке. Он создал сборник рассказов о Мухаммаде на латыни, который назывался «Мусульманские сказки, или ложь и нелепые басни сарацинов». В новом деле — переводе Книги Знамений — в самом названии выражалось презрение к этой общественной теме: «Закон псевдопророка Мухаммада».
Но обратимся ко времени, когда создавалось данное произведение. Это период войн между христианами и мусульманами. Первый Крестовый поход закончился, когда по поручению папы в 1099 году был захвачен Иерусалим. Менее полувека спустя турецко-мусульманские силы провели перегруппировку. Вскоре после того, как Роберт закончил свой перевод, турки взяли Эдессу (1144 год). Затем последовал Второй (1147—1149) и Третий (1189—1192) Крестовые походы — с одобрения папы. Христианство поддерживало походы против неприятелей-мусульман.
На протяжении всего XII и начала XIII века у европейских христиан была двойная миссия: уничтожить мусульман и вернуть себе христианские земли, захваченные неверующими маврами.
В такой напряженной обстановке попытка «славить» исламского псевдопророка, переводя его «ложь» (Коран), стала сама по себе делом всемирного масштаба. Петр Досточтимый был не просто наставником Роберта, он поспособствовал инициативе христиан понять ислам вместо обычных поношений. Хотя Петр хотел показать лживость Корана, он был убежден: человеку необходима информация относительно его содержания, прежде чем он станет бороться с мусульманскими противниками — и побеждать их. Петр был, скорее, сторонником битвы пера, а не битвы меча — даже в те времена, когда дух крестоносцев оказался на подъеме.
Может показаться, что большинство европейских христиан, включая папу, уже окончательно определились относительно зла ислама и лживости Корана. Петр же призывает (тщетно), чтобы к мусульманам обращались «не так, как часто делает наш народ — не оружием, а словами; не силой, а разумом; не с ненавистью, а с любовью».
Однако процесс перевода имел определенные последствия. Он все-таки нашел своих читателей; его переписали в большом количестве экземпляров, а позднее, когда в XVI веке появились печатные машины, была издана не только Библия Гуттенберга, но и две латинских редакции перевода Корана Роберта из Кеттона. Слепая ненависть, возможно, не полностью уступила место просвещенной борьбе, но, по крайней мере, Коран теперь стал доступным европейцам, и некоторые читатели пытались понять его знамения.
Перевод Корана, естественно, породил некоторые вопросы. Это проблемы совсем другого порядка, чем при переводе научных текстов с арабского на латынь. Ведь научный арабский отличается от языка Книги. Первый развивался со времен пророка Мухаммада, а второй отражал культуру пустыни, которая предшествовала Роберту более, чем на пять веков. Тем более, она была крайней далека от него и его европейских современников.
Роберт мог бы сделать дословный перевод. Позднее ученые порицали его за, казалось бы, вольную, почти субъективную интерпретацию Корана. Но дело не в этом. Переводчик упорно верил в откровения Корана, чтобы обратиться к мусульманам, которые писали комментарии. Он просмотрел множество таких толкований, включая труды Табари.
Хотя Роберт никогда не указывал имена в цитатах, но совершенно очевидно: комментарии использовались, ученый предпочитал их буквальному переводу, особенно, в случаях с трудными отрывками.
То, что «Закон псевдопророка Мухаммада» — это изложение своими словами, совсем не означает, что перевод скуден и неверен. Ведь Роберт пытался разобраться, как сами мусульмане видели смысл Корана. Ученый понял то, чего не могли уяснить многие его европейские преемники, пытавшиеся переводить Книгу: долгая традиция толкования арабами-мусульманами могла помочь не-мусульманам в их попытках лавировать между разными языками, культурами и религиями.
Роберт пользовался комментариями к Корану, написанными мусульманами, либо переводя их, либо через ссылки на них на арабском. Он делал свой «вольный» перевод трудных слов или сложных стихов, используя знания, полученные из тех самых комментариев.
К его лучшим достижениям можно отнести последние суры, самые небольшие по объему. Кратчайшая из сур Корана — сура 108 «Аль-Каусар». «Аль-Каусар» — само по себе редкое слово, часто переводимое как «изобилие». (В переводе И.Ю. Крачковского — «Обильный». — Прим. ред.) Но Табари, наряду с другими комментаторами, считал, что оно относится к реке в Раю, следуя истории ночного путешествия и восхождения к Небесам, где по преданию Джибриль сказал пророку: «Ты видишь здесь реку Каусар. Господь Всемогущий даровал тебе ее». Роберт отражает видение этого предания, переводя этот стих так:
Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Поистине, Мы даровали тебе райский источник.(108:1-3)
Помолись же Господу твоему и принеси жертву.
Ведь поистине у ненавистника твоего не будет помощников и потомства.
Общее понятие «изобилия» превращается в особое упоминание «райского источника». Таким же образом, в последней строке Коран называет врага просто куцым. Там нет и намека на «помощников и потомство». Но в другом известном средневековом толковании (его автором является Табарси, шиитский ученый XII века) говорится, что враг не будет иметь детей или потомства. Вполне вероятно, что Роберт использовал понимание Табарси, чтобы расширить собственный перевод.
Такой же вывод напрашивается при рассмотрении последней 114 суры, «Люди» (ищущие защиты от искусителя).
Во имя Аллаха милостивого, милосердного!(114:1-6).
Скажи: «Прибегаю к Господу людей,
царю людей,
Богу людей,
от зла наущателя скрывающегося,
который наущает груди людей,
от джиннов и людей!»
В своем переводе суры 114 Роберт из Кеттона использует самое страшное имя Сатаны вместо уклончивых названий:
Проси Господа всего сущего,
чтобы он защитил и освободил тебя
от Дьявола, который искушает сердца людей…
Существует множество других примеров обращений Роберта из Кеттона к комментариям мусульман и его интерполяций (дополнений) стихов Корана. Две поздние мединские суры с особой силой подчеркивают глубокий интерес переводчика к тексту, который Роберт окрестил «книгой лжи».
Сура 22 называется «Хадж». Упоминая ключевые элементы «хаджа» — паломничества, которое ежегодно проходит в Мекке, — она начинается со слов о «сотрясении последнего часа».
Во имя Аллаха милостивого, милосердного!(22:1)
О люди, бойтесь Господа вашего! Ведь сотрясение последнего часа — вещь великая.
Но «сотрясение последнего часа» само по себе не имеет смысла. Чтобы постигнуть его значение, необходимо обращаться к другим отрывкам из Книги Знамений. Оно становится понятным только тогда, когда вы читаете этот отрывок вместе с сурой 99 «Землетрясение». В ней это явление относится к последнему Судному дню. Роберт из Кеттона не только идет по следам толкователей, но и осмысливает внутреннюю логику Корана, когда на основе своего понимания перефразирует этот аят:
Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
Люди, бойтесь Господа вашего, ведь сотрясения последнего часа в Судный день стоит бояться.
Даже будучи чересчур фамильярным с текстом Корана, Роберт превращает общую мысль («бойтесь Господа вашего») в особое предостережение. «Сотрясение последнего часа в Судный день» означает время, уже упоминавшееся в Открывающей суре, где Господь изображается не только как источник милости, милосердный, но и как «царь в День суда» (1:4). Роберт совершенно правильно понял суть, даже если его перевод не укладывается в рамки, установленные некоторыми педантичными критиками.
Чувствительность Роберта к языку Корана и его многослойным значениям очевидны в переводе остальной части суры 22 «Паломничество». Ключевой стих — 22:52. Он привлек внимание почти всех толкователей, а также потенциальных переводчиков. Кажется, что этот аят ссылается на упоминание нравственного падения, которое является неотъемлемой суры 53 «Звезда»:
Видели ли вы ал-Лат, и ал-Уззу,(53:19-21)
и Манат — третью, иную?
Неужели у вас — мужчины, а у Него — женщины?
Следующие аяты (53:20-25) стирают из сознания Мухаммада мимолетное сомнение, если таковое и появилось. Но относится ли аят 22:52 к сомнению или грехопадению в ближайшем окружении пророка? Согласно дословному переводу, ответ ясен.
И не посылали Мы до тебя никакого посланника или пророка без того, чтобы, когда он предавался мечтам, сатана не бросил в его мечты чего-либо, но Аллах стирает то, что бросает сатана, потом Аллах утверждает Свои знамения…(22:52)
Однако лексические тонкости дают возможность иной интерпретации, которая позволяет обойти вывод о неверном поведении пророка:
Не посылал Господь никакого посланника, кроме того, который исходит от его сердца и находится под влиянием дьявольских указаний и наслаждений, Господь избавляет от плохого и умножает хорошее.(22:52)
Если первый перевод технически более точен, то второй, перевод Роберта, более искусен с точки зрения теологии. Он не только сокращает фразы о том, как Аллах стирает то, что бросает сатана, а потом утверждает Свои знамения. Ученый также прояснил, что изначальное препятствие — не в пророчестве, а, скорее, в побуждении, которое ему предшествовало. Другими словами, даже когда его сердце не могло изгнать Сатану, пророк уже был благословлен вмешательством Господа: Бог вмешивается перед посланием пророка, чтобы избавить от плохого и умножить хорошее.
Благодаря таким изобретательным переводам Роберт представил себя мирно настроенным по отношению к противнику, на уничтожении которого были сосредоточены многие его единоверцы. Возможно ли, что его внешняя антипатия к Корану была уловкой против его врагов, способом изменить их отношение? В обстановке Крестовых походов и под влиянием своего руководителя (Петра Досточтимого), который уже стал подозревать о его мирных намерениях, Роберту приходилось быть пристрастным к Мухаммаду. Он должен был осуждать «книгу лжи». Однако кропотливый труд, использование комментариев исламских ученых для понимания того, что сами мусульмане считают посланием Корана, выдают в этом человеке внутреннюю симпатию к исламу и Книге Знамений.
Парадокс восхищения своим противником не слишком легко понять тому, кто никогда не занимался переводом. Вам может не нравиться какой-то человек или какая-то идея, но можно все же попытаться понять и его, и мысли, которые кажутся чужими.
Если вам не нравится ислам (а Коран является сердцем ислама), то для понимания того, что «ошибочно» принимают за истину, вам придется обратиться за помощью к мусульманам. А они верят в послание Мухаммада.
Хотя Роберт и был враждебно настроен по отношению к исламу, он с готовностью поверил мусульманским ученым, когда пытался разгадать, что они считают правдоподобным в «ложном» пророчестве Мухаммада. Прежде всего, следует учитывать, что это необычная Книга. Она священна — по крайней мере, так утверждалось. Как Книга Знамений, Коран стал магнитом истины для основных духовных и геополитических противников христианского мира.
В начале XXI века, когда религиозные войны все еще продолжаются, работа Роберта из Кеттона предлагает другие способы понять мусульман. Перевод может как облагородить, так и унизить противника. Коран на арабском служит духовным компасом для человечества, а указания, содержащиеся в нем, даже на английском языке подпитывают надежду всех детей Авраама — иудеев и христиан наряду с мусульманами — и, возможно, также их двоюродных братьев за пределами племени Авраамова.
Глава 8
Мухйи ад-дин ибн Араби: провидец и толкователь Божественных имен
1235 г. от Р.X.
Философ-мистик, Мухаммад Мухйи ад-дин ибн Араби был смелым толкователем Корана. Он знаменит среди мусульман, путешествующих по дорогам мистики, которые известны, как суфии. Этот богослов способствовал появлению нового, образного подхода к пониманию Книги Знамений.
Ибн Араби известен как Мухйи ад-дин («Возродивший религию»), поскольку стремился воскресить и изменить исламскую духовность. Многие называли его аль-Шайх аль-Акбар («Величайший учитель») в длинной цепочке учителей-суфиев, этих искателей истины, которые брали и других в путешествие к Господу.
Ибн Араби родился в Севилье в 1165 году, когда южная Испания все еще находилась во власти мусульман и на пути крупных религиозных, культурных и научных перемен. Он уехал далеко от своей европейской родины: посетив многие города Северной Африки и древней Месопотамии, ибн Араби обосновался в Дамаске, где и умер в 1240 году. Он был не только странником, но и прорицателем, обладающим плодотворным пером. Этот поэт написал более трехсот книг. Некоторые из них довольно коротки, но другие, включая выдающееся произведение «Мекканские откровения» — огромны.
Работы ибн Араби одновременно притягательны и недосягаемы. Опыт он ценил выше, чем знания. Видимо, автор ожидал, что его читатели усвоили Коран до такой степени, что нет необходимости давать расширенные цитаты. Частично ибн Араби делился с другими своими собственными отношениями с Единым Богом. Но, в силу их природы, таким отношениям никогда нельзя в полной мере научить или достаточно овладеть ими. Это должно быть личным секретом, которым можно поделиться только с пророком и со Всемогущим — Высшей Мудростью.
А океаном Мудрости является Коран. Это единственный источник Божественного руководства. Он также становится последним испытанием. «Все исходит от Корана и его сокровищ», — заявлял величайший учитель ибн Араби. Но он добавлял: «Ныряйте в океан Корана, если у вас хватит дыхания. В противном случае, довольствуйтесь изучением толкования лишь его видимого смысла».
Ибн Араби был «глубоководным ныряльщиком» в океане Корана. Одно из его бессмертных произведений называется «Фусус аль-хикам» — «Геммы мудрости». Каждую главу, подобно ореху, необходимо очистить, раскрыть, исследовать во всех деталях технической лексики и замысловатого стиля автора, чтобы добраться до сердцевины. Осуществляя такую попытку, человек обнаруживает скрытый ключ к пророчеству, к Корану и к исламу. Он открывается через размышления над личностью каждого пророка в отдельности — с первого человека Адама (который также был первым пророком) до совершенного человека и последнего пророка — Мухаммада.
Чтобы ступить на путь истины, необходимо сделать три шага. Первый обязательный шаг — это искренность. Каждый человек, желающий найти истину, должен быть чист в помыслах. Развитие искренности — необходимое условие в поиске правды.
Специалисты в различных областях, в том числе и ибн Араби, вводят специальные термины, более никому не известные. Их можно узнать только от самих специалистов. У каждого общества есть своя наука. Логики, грамматики, математики, астрономы, теологи, философы — все пользуются специальной терминологией. Она непонятна непосвященным. Исключение составляет суфизм. Здесь искренний искатель истины должен войти в ряды мистиков, не имея представления об их специальных понятиях.
«Тогда, — объясняет ибн Араби, — Господь открывает око постижения. В самом начале испытания человек просто верит в своего Господа, даже если ничего не знает о терминологии, которой пользуются окружающие. И постепенно искренний искатель истины начинает понимать все, о чем они говорят, как будто сам определял эти понятия. Он считает эти знания сами собой разумеющимися, будто они рождаются у него внутри и являются частью личности».
Искренность ведет ко второму шагу, видению, которое признает Коран:
Скажи: «Это — мой путь. Я призываю к Аллаху, обладая видением…»(12:108)
Однако призыв к Аллаху не вызывает такого же видения в каждом искателе истины. Ведь и сама искренность имеет разную степень. А значит, не все люди обладают равными способностями к знаниям или видению. Ибн-Араби так объясняет этапы видения, ссылаясь на один из любимых отрывков Корана:
И Мы дали тебе семь повторяемых [аятов] и великий Коран.(15:87)
«Мекканские откровения» — расширенные комментарии к этому аяту. Они открылись ибн Араби, когда он совершал паломничество в Мекку. Как бесчисленные видения исходят из единственного стиха Корана, так и его истина была передана в одно мгновение, через явление юноши. Тот исчез раньше, чем ибн Араби смог подойти к нему. Но, уходя, юноша сказал ему: «Я — Книга (то есть Коран), и семь повторяемых стихов». Другими словами, юноша заявил, что он послан Господом: «Я есть совокупность откровений, содержащихся в Коране, которые характеризуются семью повторяемыми или двойными стихами». Как в более ранних видениях, где автор видел себя вместе со звездами и буквами арабского алфавита, юноша был олицетворением мистического предсказателя основного значения. Он был посредником (семи) повторяемых, будь они настоящими стихами из Корана, или семью Божественными именами, или семью мистическими состояниями, вызванными этими стихами или именами.
Семь аятов, на которые ссылается сам Коран, по всей видимости, являются семью стихами Открывающей Книгу суры:
(1) Во имя Аллаха милостивого, милосердного!(1:1-7)
(2) Хвала — Аллаху, Господу миров,
(3) милостивому, милосердному,
(4) царю в день суда!
(5) Тебе мы поклоняемся и просим помочь!
(6) Веди нас по дороге прямой,
(7) по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших.
Ибн Араби проводит параллель между «Мекканскими откровениями», данными ему «юношей», и Открывающей сурой, посланной Джибрилем пророку Мухаммаду. В трех содержащихся в ней указаниях зашифровано три стадии — уровня искренности. Они указаны от низшей к высшей. Первая и самая низшая — это искренность массовая. Она требует честности в поступках и словах каждого человека («Тебе мы поклоняемся»). Для второй или более высокой группы — элиты — искренность в делах и словах позволяет проникнуть в суть того, что значит зависимость и подчинение («и просим помочь»). Но помимо всего общества и элиты существует еще одна группа. Это — элита элит, но не в силу социального положения этих людей или соблюдения ими всех обрядов, а благодаря их терпению. Высшая элита искренна, как массы, и проницательна, как элита. Но она еще и очень настойчива. Она олицетворяет терпение, согласно требованию Корана:
Заповедали между собой истину, и заповедали между собой терпение.(103:3)
Терпение — это третий шаг. Оно рождается из искренности и видения, но предлагает собственное особое вознаграждение. Для высшей элиты результатом искренности, видения и терпения является понимание духовного состояния. Терпеливый искатель истины становится восприимчивым к любому Божественному испытанию, а также к значению специальных понятий, предназначенных для тех, кто взывает: «Веди нас по дороге прямой».
Искренность, видение и терпение подводят человека к порогу понимания ибн Араби истин Корана. Он раскрывает идею параллельности, которая наполняет его подход к Писанию. Что бы ни казалось просто парным или повторяющимся — как два имени Господа, милостивый и милосердный, или два народа, на которых гневается Господь, которые сбились с ровного пути — такие пары значат гораздо больше, чем простое соседство похожих по значению слов или тем. Согласно преданию пророка Мухаммада, «у каждого знамения есть внешняя и внутренняя сторона, предел и потенциал». Если бы видимый мир был наполнен знамениями, они оставались бы просто знаками, возможно, маяками, но все еще тусклыми или темными, пока человеческие создания не осознали бы свою «сотворенность», как способность стать отражением символа Господа-Творца.
Другое предание, приписываемое пророку Мухаммалу, вторит известной библейской фразе: «И сотворил Бог человека по образу Своему» (Бытие, 1:27). По образу Своему означает для ибн Араби и многих других мистиков способность человека служить отражением Божественных черт, но всегда в определенных рамках. Божественные черты — это не то же самое, что Божественная сущность, которая остается недосягаемой и скрытой. Божественные черты были раскрыты человечеству через имена Господа, Его Прекрасные имена, и они — ворота к Божественному потенциалу в каждом из нас.
Для ибн Араби Прекрасные имена Господа были не просто эпитетами, которые произносились в молитвах или к которым обращались в минуты горя. Они стали внешним отражением внутренних тайн Вселенной, парности всего сотворенного с потенциальными формами существования. Сам Мухаммад являлся примером этой парности. Он был служителем, в котором так полно отражался Господь, что пророк стал совершенным человеком. Он сделался для людей факелом, распространяющим Свет Господа. В определяющие моменты жизни он помогал всем постигать истину. Со времени первого откровения, переселения в Медину и до прощального паломничества жизнь Мухаммада давала верующим знамения, чтобы они могли размышлять над ними, постигать их и применять в своей жизни. Но самым главным знамением для знающего искателя истины из элиты элит, стало ночное путешествие — та единственная ночь, когда Мухаммад был перенесен из Мекки в Иерусалим и в Высший мир, а потом вернулся в Иерусалим и обратно в Мекку.
Для ибн Араби ночной перенос — это внутренний духовный путь, по которому должен пройти каждый верующий. Это путешествие к Богу, в Бога и возвращение от Бога. И когда верующий искренне стремится достичь ясного видения Божественного образа, скрытого внутри его собственного человеческого образа, «Господь берет его в путешествие по Своим именам, чтобы дать возможность разглядеть Его Знамения внутри самого себя. Именно так служитель узнает, что он является тем, что определено каждым Божественным именем — независимо от того, относится ли это имя к так называемым Прекрасным». Так считал ибн Араби.
Одним из самых трудных, но ключевых представлений ибн Араби является мысль о том, что сами Божественные имена служат ключом к пониманию Божественного внутри нас. В Коране они обозначены как Его Прекрасные имена:
У Аллаха прекрасные имена; зовите Его по ним.(7:180)
Однако не все имена Господа являются Прекрасными — по крайней мере, по человеческим представлениям. Некоторые из Божественных имен величественны или жестоки: Господь наказывает, осуществляет месть, требует, распоряжается смертью. Ибн Араби не уклоняется от рассмотрения всех Божественных имен, данных служителю, как сокровище, когда человек признает Господа и подчиняется Ему. Они служат побуждением вернуться к своему происхождению, познать свое истинное «я».
Для ибн Араби знание Божественных имен наизусть служит выражением почтения Господу миров. Ученый так интерпретирует значение Корана: Господу принадлежат Самые Прекрасные имена, и хотя сущность Бога неведома и невидима, то видимый мир — планеты и звезды, земля и вся природа — может подтвердить эти имена. Можно разделить Божественные имена на телесные и осязаемые, видимые и ощущаемые. Однако Невидимый Господь раскрывает свои тайны и дает людям знания только тогда, когда человеческие создания, считая имена Самыми Прекрасными, превращают их в свои собственные черты. Для этого требуется больше, чем книжные знания или хорошее поведение. Такая способность приходит с терпением и настойчивостью на своем пути. Терпение дарует глубочайший Божественный опыт, который раскалывает и изменяет этих лучших людей, желающих через Имена Господа наделить себя Божественными чертами.
Сколько же всего существует Имен? Господу принадлежит несметное их количество, возможно, 300. По мнению ибн Араби, существует 300 святых, и каждый из них соответствует одной из 300 Божественных черт. Однако даже для святых важны не сами по себе имена, а скорее параллель между святым человеком, который представляет конкретное имя, и последующим опытом проживания этого имени, не связанным с чьими-то собственными нуждами или желаниями.
Только глубоко искренние личности, достигшие видения и настойчивые в своем терпении, становятся святыми. Когда святые, как и другие люди, совершают духовное путешествие из земного, обычного существования, они путешествуют в Господе, что и делал пророк Мухаммад.
Путешествовать в Господе означает, что именно Бог побуждает и направляет верующего, а также ведет его к величайшей судьбе. «Поэтому когда Господь дает духовному искателю истины или святому возможность путешествовать по Его Самым Прекрасным именам к другим и, наконец, ко всем Божественным именам, — поясняет ибн Араби, — человек видит перемены и в своем собственном состоянии, и во всем мире. Когда искатель прошел свою часть пути по именам и увидел Знамения, посланные ему через имена Господа во время этого путешествия, он возвращается по своим следам. На обратном пути верующий снова проходит мимо разных миров, забирая из каждого ту частичку себя, которую он здесь оставил, воссоединяясь с ней, пока не вернется обратно на землю».
Ибн Араби была дарована собственная параллель ночного путешествия и восхождения пророка Мухаммада. В своем ночном видении пророк добрался до лотоса крайнего предела (53:14), где среди прочего увидел четыре реки. Они также иллюстрировали соответствие между видимым и невидимым, между этим миром и иным, идея которого проходит через все Божественные откровения. Согласно преданию, Мухаммад «увидел четыре реки, текущие от своих истоков. Две реки были внешними, реальными, а две другие — внутренними, духовными».
Джибриль указал пророку, что «две внутренние реки — райские, а две внешние — это Нил и Евфрат». Но ибн Араби услышал, что в Судный день две внешние реки также превратятся в реки Рая, создав четыре потока (из молока, меда, воды и вина), обещанные Кораном всем верующим. Четыре реки также соответствовали Писаниям, ниспосланным человечеству. Вместе они составляли одну великую реку, которая олицетворяла Мать Книги. Первая и самая большая — это Коран, который также является внутренней сущностью Мухаммада. Три другие реки, или притоки, которые исходят от большой реки, а затем возвращаются к ней, — это Тора, Псалмы и Евангелие. Все они служат указателями или путями для наставления верующих, и все эти дороги в самой высшей степени «прямые». Все требуют искренности, дают видение и вознаграждают за терпение. Они ведут обратно, к Господу.
Ибн Араби получил опыт прорицателя такого уровня, которого могли бы достичь очень немногие, даже самые преданные верующие. Он был гением, и для многих остается примером духовной мудрости в исламе, величайшим учителем, чья практика происходила из Корана и подпитывалась интересом к многочисленным значениям этого Писания.
Глава 9
Джалал ад-дин Руми: автор персидского Корана
1270 г. от Р.X.
Джалал ад-дин Руми родился в Центральной Азии в начале XIII века. Монголы завоевали большую часть континента, вынудив отца Руми, Баху ад-дина, переселиться в Конью (территория современной Турции). Руми пошел по следам своего отца и стал известным ученым, специализировавшимся в богословии. Затем, в середине своей жизни, он встретился с удивительным дервишем.
Хотя Руми общался прежде с другими суфиями, знакомство с Шамсуддином Табризи (Шамсом) изменило его жизнь. Оно заставило ученого обратиться к стихам вместо прозы, как к возможности высказать переполнявшие его чувства. Помимо огромного числа стихотворений, посвященных Шамсу, Руми написал труд «Маснави-и-Манави». Известное, как персидский Коран, это произведение включает около 27 тысяч двустиший. «Маснави» — самая большая мистическая поэма, когда-либо созданная мусульманским ученым.
Помимо написания стихов, Руми основал мистическое братство, известное в Европе и Америке как орден вращающихся дервишей. Самого ученого и поэта часто называют просто «маулана» — «наш господин».
Маулана походил на своего современника, аль-Шайха аль-Акбара, величайшего учителя. Как и ибн Араби, Руми был праведным мусульманином, который погрузился в изучение Корана и множество преданий, связанных с пророком Мухаммадом. Оба изучали целый ряд наук, от грамматики и риторики, логики и права до философии и теологии. Оба стремились найти истину за рамками внешних форм ритуалов и правил. Оба стали примерами для подражания, ведущими других людей по пути Господа.
Вместе с тем, Руми и ибн Араби были совершенно разными. Хотя поиск истины сделал их обоих путешественниками, они шли разными путями. Если ибн Араби видел внутренний смысл Корана в универсальных формах, Руми искал его выражение в чудесах повседневной жизни. Героями стихов Руми становились как портные и сапожники, повара и садовники, так и философы, теологи или поэты. Славить Господа хотели как живые, так и неодушевленные создания:
Я ведь создал джиннов и людей только, чтобы они Мне поклонялись.(51:56)
Для Руми эти строки Корана говорили не только о людях и духах, они подразумевали, что все сотворенное должно поклоняться Творцу. Поэтому истинный смысл Открывающей Книгу суры следует искать в молитве в Райском саду, в смене времен года:
Хотя ибн Араби благоговел перед огромным множеством значений, содержащихся в Книге Знамений, Руми был пленен Божественным волшебством, которое проникало в окружающий мир — от растений до планет и самого солнца. Для него личность Шамса, чье имя означало «солнце», стала настоящим светилом. Он излучал Божественную милость, хотя его лучи освещали не счастье, а боль.
Шамс казался неперспективным сотоварищем: он жил на грани общества и не имел никаких материальных благ. Его «богатство» состояло из внутренней энергии, которая обладала магической силой. Окружающие, включая членов семьи, недоумевали, почему Руми «унижался» перед человеком, который во всех смыслах казался хуже него. Однако, встретив скитающегося дервиша, Руми так изменился, что большая часть его стихов, включая «Маснави», стала одой вдохновению, полученному от человека, который был более чем простым человеческим существом: Шамс, или Шамсуддин (Солнце религии) Табризи стал для Руми наставником, учителем и источником всего; он воплощал всех пророков прошлого. Его солнце сделалось стандартом для измерения добродетели и счастья.
Радость от их встречи вызывает не только слова, полные восторга, но и выплеск человеческой энергии, танец, который превращает ученого-отшельника во вращающегося дервиша. В другом стихотворении Руми восклицает:
В волшебном танце Руми выходит за словесные рамки, чтобы выразить свой внутренний всплеск любви. Причина этой любви солнце — Божественное светило, чье отражение — мистический свет Табризи. Целый ряд сравнений просеивается через ослепленное сознание Руми, но Коран продолжает Слово. Но даже когда взгляд поэта затуманен влиянием всеобъемлющей энергии танца, он все равно распознает «деяния сатаны» (28:15). И не только Дьявол, но и миры переворачиваются с ног на голову. Для Руми «миры» (1:1), то есть видимый и невидимый, этот и будущий, отражаются в сердце любящего человека и движутся вместе с ним.
Страсть Руми разлита в стихах, в торжестве природы, в музыке и танце, в дружеских чувствах к Шамсу. Однако существует постоянное эхо другой любви — к женщинам. Она может отражать то, что Руми в действительности испытывал к знакомым женщинам, но именно женщина является идеальным образом возлюбленной Господом. Плотская любовь, как духовная любовь, человеческое тело, как метафора Господа и источник Божественного вдохновения — эта идея была навеяна Руми Кораном:
Цитаты из Корана обрамляют отрывок из «Маснави», но именно упоминание об Аише связывает пророка с остальными людьми, которые многим обязаны женщинам. Ум и вера, скорее, являются силой женщин, чем их слабостью. Ни одна из этих фраз не содержится в Коране, однако обе отражают его дух: «Возвышает Аллах тех из вас, кому дано знание» (58:11) и тех, кому «написал» Аллах в их сердца веру (58:22).
Сам Руми называл свое произведение «Маснави» Кораном на персидском языке. Как и пророк, он не писал, а диктовал его, словно находясь в трансе или будучи заколдованным. Такую стихотворную форму поэт унаследовал от персидских поэтов прошлого, включая жившего в X веке Фирдоуси, чья поэма «Шахнаме» оставалась примером для остальных. Это нравоучительная поэзия, представленная в повествовательной форме. Одна история перетекает в другую, иногда с надрывом, а иногда — превознося и успокаивая. В «Маснави» Руми постоянно комбинирует и воссоединяет идеи самого Корана с историями в духе Корана, и в то же время напоминает о пророке посредством преданий, как, например, недавно цитированном предании об Аише. Однажды, когда кто-то назвал произведение Руми «Маснави» «простым» тафсиром, или комментарием к Великому Корану, Руми тут же воскликнул:
«Все, что содержит слова пророков и святых, излучает свет Божественных тайн. Божественная речь льется из их чистых сердец; она ручьями течет с их языков».
«Маснави» наряду с «Диван-и-Шамс» («Стихами Шамса») — это, конечно, вдохновленные, часто восторженные произведения. Однако Руми оставил и более трезвые описания своих духовных поисков. В этих рассказах, собранных его учениками после смерти поэта, каждый обнаружит: поэт осознавал — не все могут следовать по его пути, не все способны смотреть на солнце. Однако даже более трезвые искатели должны оценить пределы литературного подхода к истине и знанию.
Чтобы понять Коран, человеку необходимо распознать знамения, которые выходят за рамки написанных слов. Слишком многие довольствуются тем, что читают, понимают и слушают Коран лишь в одном измерении. Так обычные люди видят только буквальное значение слов святых. «Мы уже много раз слышали подобные речи, — говорят они. — Мы достаточно наслушались этих слов». «Но, — возражает Руми, — сам Господь закрыл их уши, глаза и сердца, чтобы они видели не тот цвет. Они считают Йусуфа волком. Их уши слышат не те звуки. Они видят мудрость, как вздор и бред. А их сердца, ставшие хранилищами соблазнов и напрасных грез, воспринимают все ложно. Будучи связанными грезами, их сердца замерзли, словно лед зимой».
Наложил печать Аллах на сердца их и на слух, а на взорах их — завеса.(2:7)
Однако некоторые из самых жестких критиков Руми были специалистами по Корану. Многие из них знали Писание наизусть. Они гордились точностью и опытом. Критики ожидали, что их похвалят за бесхитростную старательность и не осудят, как глухих, немых и слепых читателей Корана.
Руми напомнил им о жившем ранее человеке, который цитировал Коран другим людям, ибн Мукри. «Ибн Мукри читал Коран верно, — отмечает маулана. — То есть, он формально правильно читал Коран, но не имел представления о его содержании. Доказательством служит то, что когда он говорит о смысле, то отвергает его. Он читал, не имея видения, слепо. Но у Господа много сокровищниц, и Его знание широко. Если человек читает один Коран с умом, то почему же он должен отвергать другой Коран?»
Руми размышлял, почему одни пытаются найти истину, а другие — нет. Он нашел ответ в Книге Знамений. «Там безграничное количество слов, — пояснял Руми, — но смысл их раскрывается в зависимости от способностей искателя.
Нет вещи без того, чтобы у Нас были ее сокровищницы, и низводим Мы ее только по известной мере.(15:21)
Мудрость подобна дождю: на небе ему нет конца, но он идет, исходя из потребности земли, более или менее согласно времени года».
В другом месте Руми приводит строки Корана, а затем объясняет их смысл:
Скажи: «Если бы море было чернилами для слов Господа моего, то иссякло бы море раньше, чем иссякли слова Господа моего, даже если бы Мы добавили еще подобное этому».(18:109)
«Сейчас пятнадцатью драхмами чернил, — говорит Руми, — можно написать целый Коран. Это лишь символ Божественного знания, но не полное Его знание. Если аптекарь положит щепотку лекарства на листок бумаги, вы же не будете настолько глупы, чтобы сказать: на этом листе находятся все лекарства, которые имеются в аптеке. Коран существовал во времена Моисея, Иисуса и других. Это значит, что существовало Слово Господа; просто оно было записано не на арабском языке».
Но не все слова Господа, будь они на арабском или на любом другом языке, имеют равную ценность. «Лучшие слова, — говорит Руми, — это те, которых немного и которые к месту.
Скажи: «Он — Аллах — един,(112)
Аллах, вечный;
не родил и не был рожден,
и не был Ему равным ни один!»
Хотя в суре «Очищение» слов немного, они предпочтительнее, чем длинная сура «Корова» (2), благодаря тому, что они к месту».
Почему главу «Очищение» считают наполненной добродетели и милости, дарующей одно благословение за другим? Потому что сам пророк однажды сказал: «Сура «Очищение» равна по значению третьей части Корана». В этом смысле не только Руми, но и многие святые отмечали, что кто бы ни читал весь Коран, он должен в конце три раза повторить суру «Очищение» вместе с высказыванием пророка: если вы должны пропустить какой-то отрывок, то те три раза, что вы повторили главу «Очищение», равнозначны чтению всего Корана!
Руми создал призыв, который выдержал испытание временем. Будучи одновременно эпическим повествованием и метонимическими стихами, «Маснави» (Персидский Коран) передает величие Писания. Это произведение дополняют «Стихи Шамса», поучительные истории и орден «Вращающихся дервишей». Через это наследие Руми больше, чем любой другой мистический поэт, оказал значительное влияние на поколения мусульман по всей Азии, от Самарканда до Суматры. Его поклонники в Европе и Америке также отмечают его день рождения. Ежегодный фестиваль Руми сочетает в себе те же экстатические элементы стихов и танцев, которые зародились благодаря господину:
Можно ли увидеть искренность тех, кто обращается к автору персидского Корана? Благодаря тому, что маулана популярен сейчас и в Северной Америке, и в Анатолии, и в Каролине, и в Конье, его стали ценить не только суфийские искатели, но и другие духовные люди. Говорили, что Дипак Чопра, Деми Мур и даже Мадонна были связаны с вращающимися дервишами. В XXI веке маулана стал символом для знаменитостей. Но насколько такая повседневность отрицательно влияет или снижает значение его идей, пусть каждый читатель и каждый верующий решает сам.