В те короткие минуты, когда Рид приходил в себя, он отдавал себе отчет, что находится в маленькой больничной палате — тихой, уединенной, пропитанной запахами всевозможных лекарств. Но потом снова начинался бред, и ему уже казалось, что он несется в каноэ по бурному мрачному потоку и его неотступно преследует рев бегущих за ним обезьян. Иногда сознание возвращалось к нему ранним вечером, и он ясно видел, как в палату входила молчаливая, спокойная сиделка, оправляла простыни, подносила к его губам стакан с освежающим напитком. Но часто бредовые видения не покидали его весь день, и тогда он особенно страдал: мириады москитов со злобным жужжанием роились над его головой, потом вдруг опускались на него подобно толстому живому одеялу и принимались яростно жалить. Какое-то мгновение он снова понимал все происходящее, чувствовал, как врач осматривает его язык и место укуса на левой ноге, однако почти тут же видел себя плывущим по реке — то медленной и гладкой, словно зеркало, то в бешенстве налетающей на острые камни порогов и швыряющей ему в лицо брызги белой пены…

Но все имеет свой конец. Однажды утром, зайдя по обыкновению в палату, сиделка уловила на себе его осмысленный взгляд.

— Где я? — спросил Рид.

Женщина что-то быстро ответила по-испански. Рид отрицательно покачал головой. Сиделка в нерешительности помолчала, потом медленно произнесла:

— Вы в частной лечебнице в Лиме, сеньор Каппелман.

— Моя фамилия Рид, — нахмурился он.

— Очень хорошо, сеньор Рид, — улыбаясь и делая ударение на этом слове, ответила сиделка. — Постараюсь не забыть.

Рид с трудом сел.

— Сколько времени я уже здесь? — заговорил было он, но сиделка жестом остановила его.

— Вам нельзя волноваться. После аварии самолета вас нашли индейцы и на лодке доставили в ближайшую миссию, где оказалась радиостанция. Это было в… Уж эти мне населенные пункты в джунглях! У них такие трудные названия, невозможно запомнить… Одним словом, сюда вас перевезли на самолете. Вы были очень плохи, и нас заранее предупредили о вашем приезде.

Рид помолчал, собираясь с мыслями.

— А Розеллу кто-нибудь ищет? — спросил он.

— Розеллу?

— Да, да, Розеллу. Стюардессу.

— Не могу сказать.

— Но кто-нибудь намерен отправиться к месту катастрофы?

Женщина пожала плечами.

— Я всего лишь сиделка, сеньор. У меня одна забота — помочь вам скорее поправиться. Поисками самолета займутся, очевидно, другие.

— Ну хорошо. А где портфель Каппелмана?

— Каппелмана? — улыбнулась сиделка. — Вот.

Она достала из шкафчика и передала Риду портфель. Он сразу обратил внимание, что когда-то хорошо отполированная кожа была поцарапана, покрыта пятнами и отдавала неприятным запахом, а металлические части заржавели. Женщина хотела положить портфель на постель, но Рид оттолкнул его, и она поняла, что ему неприятно его видеть.

— Поспите, сеньор, — посоветовала она, — а потом займетесь делами.

Она напоила Рида, он откинулся на подушку и закрыл глаза. Сиделка положила портфель в шкафчик. Некоторое время она смотрела на него, ощущая характерный для джунглей запах гниения, к которому примешивался — она сумела это уловить — тонкий аромат хороших французских духов. Сиделка взглянула на своего пациента: тот крепко спал. Она открыла портфель — сверху лежал жакет. «Розелла!» — вспомнила сиделка, закрыла портфель и поспешно вышла из палаты.

Хосе жил в крохотной хижине, прилепившейся к вершине горы, в самом центре трущоб Лимы. Соломенный тюфяк, с которого только что поднялся владелец хижины, ящик из-под чая, заменявший стол, да единственная табуретка составляли всю обстановку убогого жилища.

Было уже три часа дня, и сиеста закончилась. Хосе выпил глоток вина, вытер ладонью губы и по сухой в это время года сточной канаве, заменявшей тропинку, отправился вниз.

После долгой тряски в трамвае он добрался до Плаза Сан-Мартин, отыскал одно из кафе, расположенное на открытом воздухе, и уселся за столик. Вскоре около него появился уличный фотограф. Хосе поднялся, принял соответствующую позу и через некоторое время получил готовую фотографию. Отпивая кофе, он внимательно рассматривал план, набросанный на оборотной стороне фотоснимка. Покинув кафе, Хосе направился к Хирон де ла Юнион и здесь, на небольшой оживленной улице, остановился у витрины ювелирного магазина. Он зашел внутрь лишь после того, как заметивший его владелец магазина знаком дал понять, что опасности нет. Часов шесть спустя подержанный «бьюик» вез Хосе в Мирафлорес.

Регистраторша больницы никак не могла понять, почему нужно зачеркнуть в журнале так красиво и аккуратно написанную ее рукой фамилию «Каппелман» и вместо нее вписать «Рид».

— Зачем? — ворчливо спрашивала она. — Он же Каппелман. Вот взгляни…

Она достала из сейфа паспорт и с раздражением бросила на стол.

— Да, но больной настаивает на этом и заявляет, что он не будет отзываться на фамилию Каппелман, — пожала плечами сиделка.

— Да неужели?! — Регистраторшу страшно заинтересовала эта история, поскольку до последнего времени среди пациентов больницы преобладали древние старухи или выжившие из ума старики. — У него, наверно, неудачный роман, а?

— Чего не знаю, того не знаю.

— Но здесь непременно должна быть замешана женщина! Да, да. Значит, герр Каппелман становится сеньором Ридом? Рид… Он, очевидно, американо?

— Возможно. Но, возможно, англичанин.

— Американец, американец! Наша лечебница рассчитана на очень богатых людей. Он обязательно американец и обязательно богатый.

Сиделка пожала плечами. Национальность больного ее не интересовала.

— Жаль только, что он такой полный. Ну, ничего. Все равно ты, может, выйдешь за него замуж и будешь жить в американском дворце.

— Что, что?

— Я сказала, что ты, возможно, выйдешь за него замуж.

— А что ты сказала до этого?

— Просто так, ворчала.

— Нет, я спрашиваю, что ты имела в виду, когда говорила: «Жаль, что он такой полный?»

— Вот это. — И регистраторша щелкнула по наклеенной в паспорте фотокарточке.

Сиделка взглянула на снимок, и на ее лице отразилось удивление. Она перевела взгляд на приятельницу, чуть помедлила и решительно заявила:

— Мне надо идти.

— Но я же пошутила насчет замужества, — попыталась остановить ее регистраторша, но женщины уже и след простыл. — Ну и уходи. Воображает тоже…

Она положила паспорт в сейф, выдвинула ящик стола и вновь склонилась над журналом, который читала до этого.

Между тем сиделка не теряла времени. Она влетела в палату Рида и зажгла свет. Рид спал. Сиделка встряхнула его, и он медленно открыл глаза.

— Это что еще за чертовщина… — начал было он, но, увидев женщину, извинился.

— Сеньор!

— Да?

— Как ваша фамилия?

— Рид.

— А не Каппелман?

— Нет. Мы уже говорили сегодня на эту тему.

— Почему вы выдаете себя за герра Каппелмана?

— Ни за кого я себя не выдаю. Моя фамилия Рид. Каппелман мертв. Его убили.

Сиделка взяла из шкафчика портфель.

— А это чье? — спросила она, вынимая из него жакет.

— Розеллы.

— И вы хотите сказать, что она тоже убита?

— Возможно.

— Не очень-то умело вы лжете, сеньор, — усмехнулась женщина. — На жакете ни капли крови.

— Индейцы так крепко схватили меня, когда Каппелман выстрелил в них, что я потерял сознание, а когда пришел в себя, нашел на земле этот жакет и сунул в портфель.

— Знаете что, сеньор? Придется мне доложить обо всем этом сестре-хозяйке.

— Докладывайте. А теперь, быть может, вы позволите мне уснуть?

— А мне-то казалось, что вам должно быть совсем не до сна!

— Почему же?

— Да потому… — Сиделка умолкла и вдруг спросила: — Розелла была хорошенькая?

Рид кивнул.

— Может, слишком хорошенькая?

— Что вы хотите сказать? — удивленно спросил Рид, но сиделка молча направилась к двери.

Оставшись один и посматривая на портфель, Рид начал понимать, о чем шла речь, и его бросило в жар.

Хосе остановил «бьюик» в нескольких сотнях ярдов от частной психиатрической больницы «Санта-Роза». Он сбросил сомбреро, шарф и почти слился с окружающим мраком; в темноте лишь блеснули его зубы и глаза, когда он сказал несколько слов водителю, после чего тот поставил машину на узенькую, обсаженную деревьями дорогу. Собранные днем сведения помогли Хосе быстро найти пролом в стене, и через минуту он оказался на территории больницы. По тем же сведениям, Каппелман лежал на третьем этаже, в палате № 6. Палата выходила на север. «Моя племянница, работающая в больнице горничной, рассказывает, что в этой палате много солнца в полдень», — сообщил ему ювелир.

Хосе быстро нашел северную сторону и осмотрелся. Лишь в трех окнах горел свет. Оба верхних этажа больницы имели балконы, проходившие вдоль всего здания. Это облегчало Хосе задачу. Используя неровности стены, он взобрался на балкон третьего этажа и подполз к первому освещенному окну. Небрежно задернутые занавески оставляли довольно широкую щель, сквозь которую он увидел какую-то старуху; она сидела за книгой и время от времени подносила ко рту толстую, как баллон, руку с плиткой шоколада.

У следующего освещенного окна Хосе невольно задержался несколько дольше. Через прозрачную занавеску он разглядел красивую молодую женщину, возбужденно ходившую по комнате из угла в угол. Иногда она останавливалась и стискивала голову руками. Внезапно дверь открылась, и вошла сиделка. Больная бросилась к ней, но сиделка грубо заставила ее лечь в постель и сделала укол. При виде шприца с иглой Хосе вздрогнул и зажмурился. Собственный опыт общения с врачами убедил его, что всяких там медицинских уколов нужно опасаться пуще, чем удара ножом. Когда ему прививали оспу, он даже потерял сознание, но надеялся, что врачи сохранят этот случай в глубочайшей тайне.

Занавески на третьем окне оказались незадернутыми, и он увидел в палате худощавого, молодо выглядевшего гринго. Хосе, довольный, улыбнулся: он не сомневался, что это и есть Каппелман — по сведениям, которые он получил от «родственников», мужчин-больных на третьем этаже не содержали.

Вначале Риду показалось, что стучат в дверь, и, лишь когда стук повторился, он взглянул на окно и увидел приникшее к стеклу смуглое лицо. Первым побуждением Рида было нажать звонок срочного вызова сиделки, но тут в нем заговорило профессиональное любопытство. Никому в голову не придет, подумал он, взбираться на третий этаж с единственной целью — обокрасть его, тем более что ценные вещи пациентов обычно хранятся в сейфе больницы. Враг? Но какие у него, мирного геолога, могут быть враги?..

Рид подошел и открыл окно.

— Спасибо, сеньор, — поблагодарил Хосе. — Признаться, я уже устал ползать на животе. Можно войти? — Не ожидая разрешения, он перелез через подоконник и прежде всего с удовольствием потянулся. — Меня зовут Хосе, — поклонился он. — Как вы, наверно, понимаете, сеньор, я представляю прессу — о, только косвенно!

— Нет, как раз этого я не понимаю.

— Видите ли, пресса никак не может связаться с вами. Вам нельзя никого видеть, нельзя ни с кем разговаривать, ну, хотя бы с джентльменом, которого я представляю. Кое-что я разузнал у одного человека, кое-что — у другого… Вы меня понимаете? Потом я пробрался к вам. Мне кажется, сеньор вовсе не собирается оставаться немым. Ему, наверно, хочется рассказать об аварии самолета, о том, как он плутал по джунглям, сколько горя хлебнул и как… — он взглянул на забинтованную ногу Рида, — как его укусил паук.

Рид сел на кровать и указал Хосе на стул, но тот остался стоять.

— Так удобнее, — улыбнулся он и посмотрел на дверь. — Вдруг мне придется покинуть вас несколько быстрее, чем хотелось бы!

— Сдается мне, Хосе, что ты самый настоящий жулик, — усмехнулся Рид. — Но, возможно, действительно можешь мне помочь.

— Я ваш покорный слуга, сеньор Каппелман.

Рид глубоко затянулся сигаретой и долго смотрел на Хосе. Что ж, этот человек, пожалуй, способен совершить доброе дело, но только с пользой для самого себя. После длительного раздумья Рид решился:

— Я вовсе не Каппелман.

Хосе не удивился, лишь развел руками.

— Прошу прощения, сеньор, но…

— Произошла ошибка. Моя фамилия Рид. Разве по моему выговору не заметно, что я никак не могу быть немцем?

— Сеньор — иностранец. По-испански вы говорите хорошо, разве что не очень быстро и с акцентом.

— С английским.

— Где уж бедному креолу разбираться в акцентах! Все они одинаковы, да и какое это имеет значение? Я помогаю своему другу, уж он-то знает толк в акцентах. Он американец.

— Американец?

— Да, сеньор.

— И живет в Лиме?

— Да, сеньор.

— А вы могли бы… Предположим, я захотел бы с ним встретиться.

— Проще простого, — улыбнулся креол. — Нужно только пойти со мной.

— Сейчас? Так поздно?

— Да.

— Невозможно.

— Ничего невозможного нет, сеньор. У вас неприятности, правда? Люди считают вас сеньором Каппелманом, а вы вовсе не Каппелман. Не рассердятся ли они, когда узнают об этом? Мой друг сеньор Ратман — очень влиятельный человек. Он работает в газетах, а газеты — это же большая сила. Мой друг сможет вам помочь, а раз так, вы должны с ним встретиться, понимаете?

— А почему бы ему самому не прийти сюда?

— Сеньор, вы же в больнице «Санта-Роза»! А больница эта секретная. Газетчика тут и на порог не пустят.

— Не больница, значит, а вроде бы тюрьма?

— Нет, сеньор, не тюрьма, я же говорю: секретное место. Те, кто попадает сюда, предпочитают помалкивать о себе.

Рид задумчиво поскреб подбородок. Во время болезни ему сбрили бороду, и это сильно изменило его внешность.

— Странно все это, — заметил он.

— Очень, — охотно согласился Хосе.

— Я имею в виду это место.

Хосе промолчал.

— Вот что, — продолжал Рид. — Я чувствую себя вполне сносно. Утром я уеду отсюда и навещу вашего друга Ратмана.

— Сомневаюсь, сеньор.

— Кто может меня задержать? — удивился Рид. — Я английский гражданин и могу пойти или поехать когда и куда угодно, если, конечно, не нарушил закона.

— В том-то и дело, сеньор. Только сегодня я слышал, что скоро начнется расследование причин катастрофы самолета, и вам придется давать показания. Для всех вы сеньор Каппелман, а вы говорите, что вы Рид. Неладно получается, правда? У вас есть какие-нибудь доказательства?

— Да, разумеется… — начал было Рид, но тут же умолк. У него действительно есть… бумаги Каппелмана и его паспорт. — В данное время доказательств у меня нет, но доказать, что я Рид, а не Каппелман, не так уж трудно, хотя на это потребуется, может быть, неделя.

— Ну, хорошо. Если вы сеньор Рид, тогда где же Каппелман?

— Мертв. Его убили индейцы.

— Вот оно что! — протянул Хосе, и Рид уловил в его голосе скептические нотки. — Герр Каппелман является… является очень важным человеком. У него есть… у него было много важных друзей.

— Меня это не интересует.

— Но бумаги сеньора Каппелмана оказались при вас.

— Я взял их, чтобы доказать…

— Что доказать?

Рид вскочил с койки.

— Довольно! Я передумал и никуда отсюда не пойду. Мне нечего скрывать и нечего бояться. Моя фамилия Рид. Каппелман для меня совершенно посторонний человек. У меня только его портфель. — Рид кивком указал на шкафчик.

— А что в нем?

— Откуда мне знать?

— Вы даже не заглянули в него? — удивился Хосе.

— Разумеется. Это не моя вещь.

— Но вы же захватили его с собой из джунглей.

— Я взял портфель и эмблему с фуражки одного из пилотов, поскольку не мог захватить с собой никаких других доказательств.

— С вашего разрешения, сеньор…

Хосе быстро распахнул шкафчик, вынул портфель и открыл его. Рид не спускал с него глаз.

— А это что? — спросил Хосе, извлекая жакет Розеллы.

— Жакет стюардессы Розеллы де Сильва.

— А где же она сама?

— Не знаю. Ее увели индейцы.

Хосе молча отложил в сторону жакет и вытряхнул на кровать содержимое портфеля. Рид с интересом смотрел на разбросанные по кровати вещи, еще хранившие, наверно, следы прикосновения человека, которого уже нет в живых. Там, в джунглях, он торопливо сунул в портфель, не заглядывая в него, бумажник Каппелмана, эмблему с фуражки и связку ключей. Как оказалось теперь, в портфеле была еще толстая записная книжка, перехваченная резинкой пачка документов, небольшая обложка, в которой обычно хранят фотографии и туристские чеки. Рид раскрыл ее. В ней оказалось два фотоснимка: темноволосая, довольно полная, но все же красивая испанка и юная девушка. Рид бегло взглянул на второй снимок, но тут же, не веря собственным глазам, принялся внимательно его рассматривать. В девушке с очаровательным личиком он узнал Розеллу.

— …А я вам еще раз говорю: плохой он человек! — возбужденно твердила сиделка. — В портфеле у него женская одежда, на свою фамилию не хочет отзываться… По-моему, он убил эту Розеллу, и я требую известить полицию…

Сестра-хозяйка устало поднялась из-за стола и тяжело вздохнула.

— Очень уж вы мнительны, дорогая. Если сеньор Каппелман не желает встречаться с журналистами, нам надо называть его либо Ридом, либо другим именем, которое он выберет. У меня есть насчет него соответствующие распоряжения. Никого он не убивал, вы сами скоро убедитесь. Это очень важная персона, и ваша обязанность — заботливо ухаживать за сеньором Каппелманом, а не сплетничать о нем.

Слова сестры-хозяйки явно обескуражили сиделку. Она так надеялась, что в ее скучное существование наконец-то ворвалось что-то новое, необычное, что ей улыбнется счастье стать действующим лицом сенсационного происшествия…

— Как вам угодно, сестра, — нехотя согласилась она. — И все же странный у нас пациент. Каппелман… Рид… Женская одежда… Какая-то таинственность… Откуда вам известно, что он важная персона?

Не дожидаясь ответа, она повернулась и вышла.

— Ох уж эти мне молодые сиделки! — пробормотала сестра-хозяйка, закатывая глаза. — Подавай им всякие тайны, любовные романы — все что угодно, только бы не ухаживать за больными.

Она снова вздохнула и собиралась было вновь засесть за бумаги, как дверь комнаты с шумом распахнулась. Сестра-хозяйка больше не могла сдерживаться.

— Ну, знаете, моя милая! — сердито воскликнула она. — Это уж слишком…

— Герр Каппелман… — прервала ее сиделка, — герр Каппелман исчез!

Наступило молчание. Сестра-хозяйка не сводила с сиделки округлившихся глаз, а та не без злорадства добавила:

— Все-таки я была права! Он убил ее, потому и скрылся.

Ни тогда, ни позже Рид так и не мог понять, что заставило его решиться покинуть «Санта-Розу». Но как только Хосе вторично предложил ему покинуть больницу, он спросил:

— На это уйдет много времени?

— Совсем нет. А потом, если вам захочется, можете вернуться. Только вряд ли захочется. Самое лучшее для вас — поселиться в гостинице «Фон Гумбольдт». Там вы можете встретиться с кем хотите — гостиница ведь не засекречена.

— То есть?

— Ну, там не то что в «Санта-Розе». Тут, в «Санта-Розе», люди появляются и исчезают. Иногда моему другу сеньору Ратману удается разнюхать, кто появился, а кто исчез, но редко. Я уже говорил: люди здесь избегают встречаться с газетчиками. «Санта-Роза» — нехорошее место. Может, тут все в порядке, а может, нет. Больницу охраняют. Почему? Зачем? Неужели так уж опасны здешние больные? Для кого они опасны?.. Нет, сеньор, что-то тут не так. И охранники, думаю, для того, чтобы любопытные не совали сюда свой нос. Но вы говорите…

— Я согласен пойти с тобой, но по-людски, через дверь.

— Не получится.

— Почему?

— Вы не можете уйти из больницы, не получив разрешения властей.

— Что?!

— Вы же свидетель, не забудьте.

— Да, да…

— Дирекция «Санта-Розы» отвечает за вас головой.

— Иными словами, я просто-напросто арестант?

— Может, да, а может, нет. Мой друг сеньор Ратман выяснит и скажет вам.

Рид испытывал не раздражение, а скорее растерянность. «Я должен повидать английского консула», — подумал он. И вообще странно: до сих пор ни один чиновник какого-нибудь государственного учреждения не навестил его. Хорошо хоть, что он более или менее поправился. Нога уже почти зажила, мучившая его отвратительная слабость исчезла.

— Я должен одеться, — заявил Рид, направляясь к гардеробу. — Черт возьми! — воскликнул он, обнаружив, что его одежды нет. Впрочем, он тут же решил, что все равно не смог бы надеть костюм: после приключений в джунглях от него, наверно, остались одни лохмотья. — Придется, видимо, отправляться в пижаме и комнатных туфлях.

— Ничего, — ухмыльнулся Хосе. — У меня тут машина.

Рид собрал разбросанные по кровати вещи Розеллы и Каппелмана, сложил в портфель, надел туфли и халат.

— Я готов, Хосе. Как мы отсюда выберемся?

— С балкона спустимся на землю.

— Не могу. У меня в таких случаях всегда кружится голова. Постой… — Вспомнив проделки школьных лет, он снял с кровати обе простыни. — Хватит, если связать вместе?

— Вполне.

— Я привяжу один конец к балкону, спущусь на следующий балкон, а ты отвяжешь конец и сбросишь мне.

— Понятно. Я-то обойдусь и без простынь.

— Потом мы проделаем то же самое на нижнем балконе.

Рид связал простыни и вслед за Хосе вышел на балкон.

Ночь выдалась холодная, и он вздрогнул. Благополучно достигнув земли и подождав Хосе, Рид зашагал вслед за ним. Тот, казалось, видел в темноте и уверенно привел своего спутника к пролому в стене. Но едва они оказались на улице, как где-то в больнице тревожным звонком залился звонок, и мгновение спустя вспыхнули прожектора, залившие все вокруг морем света.

— Быстро! — прошептал Хосе. Увлекая за собой Рида, он побежал к поджидавшему их «бьюику», водитель которого тоже слышал сигнал тревоги и уже завел машину. Они вскочили в автомобиль, и «бьюик» помчался по широкому шоссе, ведущему в Лиму.

Рид с облегчением откинулся на спинку сиденья, он уже почти не сомневался, что, покинув «Санта-Розу», избежал какой-то серьезной опасности.

— Кажется, ушли, — заметил он.

Вместо ответа Хосе наклонился к водителю и что-то сказал по-испански, но так быстро, что Рид не разобрал. «Бьюик», словно пришпоренный, рванулся вперед.

— Можно, наверно, и не спешить так, — начал было Рид, но Хосе ткнул большим пальцем куда-то за спину. Рид взглянул в заднее окошечко и все понял.

— Машина у них что надо, ничего не скажешь, — проговорил Хосе, — но наша старушка не хуже. Да и такого водителя, как наш Франческо, еще поискать да поискать… Нет, не догонят они нас.

— Будем надеяться, — ответил Рид. «Кажется, я стал важной особой! — усмехнулся он про себя. — Но почему?»

Ответить на этот вопрос Рид пока не мог.

Судя по тому, как хладнокровно посасывал Хосе свою неизменную сигарету, он и в самом деле не опасался погони. Зато Рид вздрагивал каждый раз, когда покрышки колес взвизгивали на резких поворотах. Достигнув города, Франческо свернул с главной автострады и все на той же немыслимой скорости стал петлять по лабиринту узких улочек. Машина с преследователями долго не отставала, но Хосе оказался прав: ее водителю было далеко до Франческо, а может, все объяснялось тем, что Франческо хорошо знал тут каждый переулок, каждую щель. Как бы там ни было, после одного поворота, такого крутого и стремительного, что у Рида все сжалось внутри, позади послышался пронзительный скрип тормозов, глухой удар и скрежет металла. Франческо резко сбавил скорость. Звуков погони уже не слышалось.

— Туда им и дорога, — пробормотал Хосе и перекрестился.