Бутылка блестела на солнце. Горн протягивал ее мне, но я отдернул руки. Страх проклятия, постигшего все его предшествующие прибежища, внезапно сдавил мне сердце. Но я не мог оторвать глаз от роковой бутылки. И чем дольше я смотрел, тем яснее понимал, что это не «Дракон». Слишком велик марсель, палуба без надстроек до самой кормы с маленьким мостиком. Гафели выше, чем у нашей шхуны.

– Здесь кое-что неверно.

– Здесь все верно.

– «Дракон» выглядит иначе.

– Ну, значит, это не «Дракон».

Казалось, он рассердился – или расстроился. Я жё почувствовал облегчение. Взяв бутылку, я сказал:

– Здорово сделано.

– Мой последний,- пояснил Горн.-Точно таким он был, когда я его покинул.

– «Меридиан»?

– Нет, – спокойно возразил он. – «Меридиан» ведь пакетбот.

– Ну да. Пакетботы не в счет.

– Не в счет. – Он протянул руку за бутылкой, но я не отдавал ее.

– Как он называется?

– Вы все равно не знаете.

– А может быть, знаю.

– Не знаете. – Он молниеносно выхватил у меня бутылку. – Не надо было мне ее вам показывать.

– Я ведь и не заставлял.

– Я думал, мы товарищи по плаванию.

– А кто же?

– Оставьте меня в покое,- сказал Горн. Его руки дрожали, бутылку он сжал в кулаке.- Товарищи не донимают друг друга.

Я не вполне понимал резкую смену настроения Горна:

– Я всего лишь спросил, как называется судно.

– Всего хорошего, мистер Спенсер, – буркнул он, отвернулся и зашагал прочь.

– Стойте! – Но он не остановился.

Некоторое время я раздумывал над возможной причиной такой внезапной перемены. Продолжая размышлять, я вернулся к плоскодонке с погибшего судна и продолжил ее очистку. Насколько я знаю Горна? Что я знаю о нем? Крайне мало. Только то, что он однажды спасся с пакетбота «Меридиан». И что он служил на шхуне, очень похожей на «Дракона». Сразу же вспомнился молодой лейтенант, справлявшийся о злополучном «Рассудительном». Он сказал, что «Дракон» на него очень похож. «Мы сначала вас за нее приняли, пока не разглядели этого зверя на носу».

Я кивал, соглашаясь сам с собой. «Рассудительный» – военный корабль, Горн вполне мог быть военным моряком. За последние девять месяцев, с тех пор как Англия и Франция подписали мир в Амьене, тысячи военных моряков вернулись на берег. Горн мог оказаться среди них, хотя с таким же успехом мог продолжить службу в королевском флоте. Ведь никто не ожидал, что мир этот окажется прочным и продолжительным. Толки о следующей войне ходили задолго до того, как «Дракон» покинул холодную зимнюю Англию и направился в Вест-Индию.

Было ли простым совпадением то, что «Рассудительный» исчез как раз тогда, когда объявился Горн в своей шлюпке? В шлюпке военного образца! Мне казалось, что истина где-то рядом, но времени поразмыслить об этом как следует не было. Трюмы были пусты, и тут как раз прибыл возможный клиент, чтобы проверить, подойдет ли наше судно под его груз.

Это был жирный блондин, даже уже не просто загоревший, а поджаренный до корочки на руках и лице. Как будто громадная клубничина сидела в лодке. Он, пыхтя и сопя носом, вскарабкался по вантам и обратился ко мне:

– Кто здесь главный, мальчик?

– Я главный.

– Ух ты! – Брови его поднялись, жженая кожа на лбу сморщилась. – А ты кто?

– Джон Спенсер. Он хмыкнул:

– А взрослые есть на борту?

– Никого, кто стал бы с тобой разговаривать. – Мне этот тип совершенно не нравился.

Он попыхтел и отправился лазить по грузовым трюмам, измеряя их мелкими неуклюжими шажками. У него при себе был красный блокнотик и огрызок карандаша, который он все время слюнил. Когда он закончил обход, снова подул ветер, принесший прежний букет запахов. Толстяк пыхтел и отдувался.

– Ну, маловата, конечно. – Это он сказал скорее себе самому, чем мне. – Но все же подойдет. – Он сковырнул шелуху отставшей кожи со щеки. – Конечно, придется оборудовать ее, но все равно возьмете вдвое меньше, чем «Островитянка», вон та.

Легким наклоном головы он указал, где находится «Островитянка». Ожидая увидеть нечто столь же заманчивое, как и название, я повернулся – и увидел ту вонючую рухлядь, которая подошла к причалу со стоном и воплями.

– «Островитяночка» тащит под тыщу! Но, парень, – он пошевелил толстыми губами, подсчитывая в уме наши возможности. – Две сотни – в трюм. Сотню – в кубрик.

– Сотню чего?

Он посмотрел на меня, как на дурака:

– Рабов, чего же тут еще!

– Людей? – Я вытаращил глаза.

– Рабов, – пояснил он, явно подчеркивая различие между этими понятиями.

Мы считали, что наш кубрик рассчитан на восемь членов команды и забит до отказа.

– Каким образом вы умудритесь разместить в нем сто человек? – поинтересовался я.

– Концами вместе. Слоями, парень. Как карандаши в коробке.

– Но они же задохнутся! – ужаснулся я. Он хрюкнул:

– Не больше чем двое из каждого десятка. Я представил себе «Дракон», набитый мужчинами и женщинами, вонь и вопли из люков.

– Пошел вон, – сказал я ему, стараясь не взорваться от возмущения.

– Как? – Он, должно быть, подумал, что ослышался.

– Выметайся с судна немедленно,- тихо повториля, с трудом сдерживая ярость: Даже вид его внушал мне теперь отвращение.- Был бы я поздоровее, вышвырнул бы тебя своими руками.

Он замигал, из-за отслаивающейся чепчиками кожи веки казались двойными.

– Послушай, парень, – невозможно продолжал он беседу. – Ведь, тебе нужен груз.

– Но не такой. Я возму сахар. Я не хочу участвовать в работорговле.

– А сахарный тростник святой дух режет, что ли? На плантациях рабы, портовые грузчики – рабы; здесь везде, куда ни глянь, рабы. Что бы ты ни вез, ты все равно участвуешь в работорговле!

– Тогда я ничего не возьму.

Он беззлобно рассмеялся моей глупости:

– Ну, парень, так ты вряд ли что заработаешь.

– Я ничего не буду так зарабатывать. – И я погнал его прочь как свинью, напоследок поддав ему под, зад, так что в лодку он свалился кувырком, с визгом. Обернувшись, я увидел рядом ухмыляющегося Эбби.

– Неплохо; мастер Джой, неплохо у вас получилось.

Новость о приеме, оказанном торговому агенту работорговца на «Драконе», распространилась по Кингстону, как пожар в прериях, так что когда вечером вернулся капитан, он уже все знал.

– Значит, пойдем пустыми,- констатировал он.- Аж до Тринидада. И без единого камня балласта, так?

– Так, сэр. Балласт грузят рабы.

Он нахмурился, но я видел, что он не сердится.

– Ох, горяч ты, слишком горяч. И упрям, как отец. Но я с тобой полностью согласен, Джон, если тебе интересно мое мнение.

– Спасибо, дядя Стэнли.

Мы подняли якорь и еще до темноты, миновав военную эскадру, вышли в открытое море. Без груза, с пушками на палубе, «Дракон» вел себя не как судно, а как лодка, переваливаясь с борта на борт. Но ветер радовал постоянством и свежестью, и я наслаждался, как будто целую вечность не был в море.

Ямайка осталась за кормой, впереди уже замаячила Испаньола. Вдоль ее берега мы следовали три дня, пользуясь благоприятными течениями. В воздухе проносились стаи пеликанов, похожих на летающих клоунов, вокруг выскакивали из воды дельфины. Команда наслаждалась бездельем, развалившись на палубе. Я продолжал отскребать плоскодонку. Из-под пальцев летели ошметки водорослей и чешуйки краски. Я уже добился значительных успехов, когда подошел Горн. Он достал свой нож и тоже принялся за работу.

Горн налегал сильнее, чем я. Из-под лезвия его ножа отлетали не только водоросли, но и слои старой краски.

– Надо отчистить до дерева. Новая краска – новая жизнь, – пояснил он.

– Но мне хотелось сохранить ее по возможности такой, какой она была раньше.

– Нет, это не к добру. Надо снять всю старую краску, по всей поверхности, до последней чешуйки.

Этого я не понимал. Я продолжал отскребать лишь водоросли, оставляя старую краску нетронутой. Я видел черные пятна на белом фоне и знал, что под морской травой скрываются буквы, название судна, которому принадлежала эта лодка. Я открыл одну букву, вторую.

– Глубже! – настаивал Горн.

Он приблизился ко мне, оттирая меня в сторону, соскребая краску вместе с остатками букв.

– Глубже! – Он лихорадочно скреб, чуть ли не по моим пальцам. Призрачные буквы появлялись и исчезали под его молниеносно мелькающим ножом.

– Стоп! – крикнул я и оттолкнул его руку, осторожно стирая с борта лодки шелуху и крошки. Стало ясно, почему Горн взялся мне помогать, почему он пытался соскрести старую краску, почему он с самого начала не хотел, чтобы лодка оказалась у нас на борту.

Понимая все это, я смотрел на Горна.

– Нет, нет, вы ничего не поняли, – досадливо морщась, сказал Горн.

– Где капитан? – спросил я, отворачиваясь.

Горн схватил меня за плечо:

– Послушайте, мистер Спенсер. Дайте мне объяснить.

– Вы знали это судной этих покойников,- взорвался я. – С первого взгляда вы их узнали. И вас интересовало, догадался я.

– Нет, – сказал Горн.- Вы вообще ничего не понимаете.

Он попытался меня удержать, но я вывернулся, ища глазами капитана. Возбужденный, я закричал: «Дядя Стэнли!» – и матросы удивленно подняли головы, услышав новое имя, которое я и сам уже лет десять не употреблял прилюдно.

Горн еще держал меня за запястье одной рукой, другой сжимая нож. Но он больше не спорил и не пытался меня остановить. Он склонил голову и опустил руки.

Капитан Баттерфилд сбежал с мостика. За ним торопился Эбби, как акула, привлеченная внезапным завихрением воды, всегда готовый наброситься на Горна. Они приблизились и остановились, глядя на лодку, на надпись на ее борту, остатки букв, которые когда-то складывались в слово: «Меридиан».