Если и есть на свете то, что мне нравится меньше лодок — так это разъярённые отцы, жаждущие моей мучительной смерти. До доков я добрался, мучительно понимая, что надел сапоги не на ту ногу, и что меч подвесил слишком низко, так что он при каждом шаге норовил подставить мне подножку. Мне открылась привычная сцена: порт, в котором было полно народу, хотя рыбаки вышли в море несколькими часами ранее. На зимние месяцы гавань перекрывал лёд, поэтому, видимо, норсийцы словно обезумели с приходом весны — этот сезон здесь отличался температурой чуть выше замерзания морской воды, а не цветами и пчёлами, как в более цивилизованных странах. На фоне яркого горизонта чернел лес мачт, длинные ладьи и торговые корабли викингов стояли здесь вместе с трёхмачтовыми торговыми судами из дюжины южных государств. Повсюду суетились люди, загружая, разгружая и выполняя что-то замысловатое с верёвками. Позади возились с сетями торговки рыбой, или разбирали блестящие горы вчерашнего улова, орудуя страшно острыми ножами.

— Я его не вижу. — Обычно Снорри было легко отыскать в толпе: нужно было просто посмотреть вверх.

— Там! — Туттугу потянул меня за руку, указывая на самую маленькую лодку у причала, с самым крупным человеком на борту.

— Это? Она мала даже для Снорри! — Но я всё равно поспешил за Туттугу. У поста начальника гавани начался какой-то переполох, и, могу поклясться, кто-то выкрикнул "Кендет!".

Я обогнал Туттугу и, с грохотом промчавшись по причалу, до маленькой лодочки Снорри добежал намного раньше. Снорри посмотрел на меня сквозь растрёпанную ветром копну чёрных волос. Отчётливо увидев в его взгляде недоверие, я шагнул назад.

— Что? — Я поднял ладони. Нужно всерьёз воспринимать любую враждебность от человека, который машет топором, как Снорри. — Что я такого сделал? — Правда, я припоминал что-то вроде перебранки, хотя казалось невероятным, что у меня хватило бы смелости возражать безумцу шести с половиной футов роста, накачанному мышцами.

Снорри покачал головой и отвернулся, продолжая раскладывать припасы. Казалось, лодка доверху забита ими. И им.

— Ну правда! Меня по голове треснули! Что я такого сделал?

Сзади, фыркая, подбежал Туттугу — казалось, он хотел что-то сказать, но не мог, так как сильно запыхался.

Снорри фыркнул.

— Я отплываю, Ял. Ты меня не отговоришь. Просто посмотрим, кто сломается первым.

Туттугу положил руку мне на плечо и согнулся, насколько позволял его живот.

— Ял… — Что бы он ни собирался сказать, получались только хрипы и охи.

— Кто сломается первым? — Я начал припоминать. Безумный план Снорри. Его решимость отправиться на юг с ключом Локи… и моя решимость остаться в уютных "Трёх Топорах", наслаждаясь компанией, пока либо деньги не кончатся, либо погода не улучшится настолько, что можно будет спокойно добраться до континента. Аслауг была со мной согласна. Всякий раз на закате она поднималась из самых тёмных пределов моего разума и рассказывала, насколько безрассуден норсиец. Она даже убедила меня, что лучше всего будет разделиться со Снорри, освободив её и присягнувшего свету духа Баракеля, чтобы они могли вернуться в свои владения, унеся с собой последние следы магии Молчаливой Сестры.

— Ярл Сноррен. — Туттугу сделал глубокий вдох. — Люди ярла Сноррена! — Он ткнул пальцем назад, в сторону причала. — Вперёд! Быстро!

Снорри, поморщившись, выпрямился и хмуро посмотрел на стену дока, где хускарлы в кольчугах проталкивались через толпу.

— Я не враждую с ярлом Снорреном.

— Ял враждует! — Туттугу тяжело толкнул меня между лопаток. Мгновение я стоял, махая руками и стараясь удержать равновесие, потом сделал полшага вперёд, запнулся за проклятый меч и рухнул в лодку. Я врезался в Снорри, и оказалось, что это лишь чуть-чуть менее больно, чем удариться лицом в корпус корабля. Он поймал меня, чтобы я упал в воду на дне лодки, а не в морскую воду чуть левее.

— Какого чёрта? — Снорри ещё стоял, когда Туттугу начал с трудом спускаться в лодку.

— Я тоже еду, — сказал Туттугу.

Я лежал на боку в грязной ледяной воде на дне грязной ледяной лодки Снорри. Не лучшее время для раздумий, но я задумался о том, как же быстро произошло так, что я из приятного тёпла между стройных ног Эдды очутился в неприятном холоде среди мокрых верёвок и воды на дне лодки. Схватившись за маленькую мачту, я сел, проклиная свою удачу. Когда я сделал вдох, то ещё подивился, что Туттугу спускается за нами.

— Вылезай! — Похоже, та же мысль пришла в голову и Снорри. — Тутт, ты уже наладил жизнь здесь.

— И ты потопишь проклятую лодку! — Раз никто, видимо, не собирался делать ничего насчёт побега, я сам начал прилаживать вёсла. Но действительно — на юге Туттугу делать было нечего, и в Тронде он обустроился намного лучше, чем в прежней жизни в качестве викинга-налётчика.

Туттугу слез задом в лодку и, поворачиваясь, чуть не свалился.

— Тутт, что ты здесь делаешь? — Снорри вытянул руки, помогая ему удержаться, а я схватился за борта. — Останься. Пусть твоя женщина за тобой присмотрит. Тебе не понравится там, куда я еду.

Туттугу посмотрел на Снорри, они стояли неуютно близко.

— Мы, ундорет. — Вот и всё, что он сказал, но Снорри этого, видимо, хватило. В конце концов, они, скорее всего, были двумя последними оставшимися из их народа. Последними кто остался из Уулискинда. Снорри поник, словно потерпел поражение, а потом двинулся назад и взялся за вёсла, оттолкнув меня на нос.

— Стой! — донеслись крики с причала, а вслед за ними грохот сапог. — Остановите лодку!

Туттугу отвязал верёвку, и Снорри опустил вёсла, плавно увозя нас прочь. Первый краснолицый хускарл ярла Соррена примчался к месту, где мы были пришвартованы, и зарычал, чтоб мы вернулись.

— Греби быстрее! — Я запаниковал, напуганный тем, что они могут прыгнуть за нами. Сердитые люди с острым железом часто оказывают на меня такой эффект.

Снорри засмеялся.

— У них нет доспехов для плавания. — Он оглянулся на них, и, повысив голос, прогремел, заглушая их протесты: — А если этот человек и впрямь бросит топор, который поднял, то я действительно вернусь, чтобы лично вернуть его.

Мужик продолжал держаться за свой топор.

— И катитесь к чёрту! — крикнул я, но не так громко, чтобы люди на причале меня не услышали. — Чума на ваш Норсхейм и на всех здешних женщин! — Я попытался встать и помахать им кулаком, но передумал, когда чуть не вывалился за борт. Тогда я тяжело осел, держась за больной нос. По крайней мере, наконец-то я ехал на юг, и эта мысль неожиданно сильно подняла мне настроение. Приплыву домой, меня встретят как героя, и женюсь на Лизе де Вир. Мысли о ней помогали мне идти в Суровых Льдах, и теперь, когда Тронд уменьшался вдали, она снова заполнила моё воображение.

Видимо, все эти месяцы, когда я изредка забредал в доки и сердито смотрел на корабли, сделали из меня моряка получше. Меня не вывернуло, пока мы не оказались далеко от порта, и я уже почти не различал выражений на лицах хускарлов.

— Ты только против ветра этого не делай, — сказал Снорри, не сбиваясь с ритма.

Я со стонами закончил и ответил:

— Я знаю, теперь. — Я вытер большую рвоты часть с лица. На завтрак у меня был только удар по носу, поэтому тошнило не так сильно.

— Они за нами погонятся? — спросил Туттугу.

Эйфория от того, что я избежал ужасной смерти, ссохлась так же быстро, как и расцвела, и мои яйца попытались втянуться в тело.

— Они же не… или..? — Я задумался, насколько быстро может грести Снорри. Определённо, под парусом нашей маленькой лодочке не обогнать длинную ладью ярла Соррена.

Снорри умудрился пожать плечами.

— Что ты такого сделал?

— Его дочь.

— Ядвигу? — Он покачал головой и рассмеялся. — За это Эрик Соррен гонялся за многими мужиками. Но в основном пока не убедится, что они удирают. Хотя, принц Красной Марки… ради принца он может проехать на милю дальше, а потом притащить тебя назад и связать тебе руки перед камнем Одина.

— О, Боже! — Ещё какая-то жуткая языческая пытка, о которой я не слышал. — Я же её едва коснулся. Клянусь. — Во мне начинала подниматься паника, вместе с очередной волной рвоты.

— Это означает "жениться", — сказал Снорри. — Связать руки. И, судя по тому, что я слышал, ты едва коснулся её неоднократно, и к тому же в медовом зале её отца.

Я пробулькал что-то с большим количеством гласных, перегнувшись через борт, и спросил, когда немного пришёл в себя:

— Так где наш корабль?

Снорри выглядел озадаченно.

— Ты в нём сидишь.

— Я имею в виду корабль нормальных размеров, который отвезёт нас на юг. — Осматривая волны, я не замечал ни следа более крупного судна, на встречу которому, как я предполагал, мы плыли.

Снорри поджал губы так, словно я оскорбил его мать.

— Ты в нём сидишь.

— Ой, да ладно… — Я запнулся под тяжестью его взгляда. — Серьёзно? Мы поплывём через море до самого Маладона на этой лодочке?

В качестве ответа Снорри осушил вёсла и начал готовить парус.

— Святый Боже. — Я сел на носу, с мокрой от брызг шеей, и посмотрел на сланцево-серое море, с белыми пятнами в тех местах, где ветер рвал верхушки волн. Большую часть путешествия на север я провёл без сознания, и это было благословением. Возвращение придётся вынести без блаженства забвения.

— Ял, Снорри собирается заходить в порты вдоль берега, — крикнул Туттугу со своей кучи на корме. — Чтобы пересечь Карловы воды, мы отплывём из Кристиана. Только тогда мы потеряем землю из вида.

— Это большое утешение, Туттугу. Я всегда предпочитаю тонуть, видя землю.

Часы шли за часами, и норсийцы явно неплохо проводили время. Что до меня, то я оставался во власти страдания от похмелья, приправленного внушительной дозой табуретки-по-голове. Изредка я прикасался к носу, пытаясь убедиться, что удар Астрид его не сломал. Она мне нравилась, и меня печалило, что мы уже не приласкаем друг друга в постели её муженька. Я догадывался, что она игнорировала мои походы налево, пока могла считать себя центром и высшей точкой моих ухаживаний. А когда я стал волочиться за высокородной дочерью ярла, и делал это настолько публично — должно быть, этого её гордость уже вынести не могла. Я потёр челюсть и поморщился. Чёрт, я уже скучал по ней.

— Вот. — Снорри сунул мне помятую оловянную кружку.

— Ром? — Я поднял голову и покосился на содержимое. Я твёрдо верю в опохмел, а морские приключения, по моему опыту (в основном воображаемому), не обходятся без рома.

— Вода.

Со вздохом я распрямился. Солнце взобралось уже до своей высшей точки, бледный круг с трудом просвечивал через белую дымку облаков.

— Похоже, вовремя ты собрался в путь. Хотя и по ошибке. Но если бы ты не был готов отплыть, мне уже связали бы руки. Или чего похуже.

— Это серендипность.

— Серен-что-сть? — Я глотнул воды. Ну и гадость. Как в целом и вся вода.

— Счастливая случайность, — сказал Снорри.

— Уф. — Варвары должны знать своё место, а использование длинных слов под это не попадает. — Но всё равно, безумием было отплывать в начале года. Смотри! Повсюду до сих пор плавает лёд! — Я указал на большую льдину, на которой вполне мог поместиться маленький домик. — Если мы врежемся в такую, от этой лодочки ничего не останется. — Я переполз назад, поближе к нему и к мачте.

— Тогда лучше не мешай мне править. — И словно в доказательство он швырнул нас влево, какой-то смертоносный кусок дерева пролетел в паре дюймов над моей головой, и парус повернулся.

— К чему такая спешка? — Теперь, когда пропал соблазн трёх восхитительных женщин, увлечённых моим внушительным обаянием, я с бо́льшей готовностью мог выслушивать доводы Снорри об оголтелом отъезде. Я мстительно решил использовать в разговоре слово "оголтело". — К чему вся эта оголтелость?

— Ял, мы это уже проходили. До конца! — Снорри стиснул зубы, его мышцы напряглись.

— Расскажи снова. В море такие вещи понятнее. — Под этим я подразумевал, что в прошлый раз не слушал, поскольку его слова казались мне просто десятком различных доводов, чтобы вырвать меня из тепла таверны и из рук Эдды. Я буду скучать по Эдде, она и правда милая девушка. А ещё — демон в мехах. На самом деле иногда мне казалось, что это я для неё — иностранная пассия, а не наоборот. Она никогда не заводила разговоров о знакомстве с родителями. Никогда не шептала своему принцу о свадьбе… Человек, который наслаждался бы чуть меньше меня, мог бы даже решить, что его гордость уязвлена. Северные обычаи очень странные. Я не жалуюсь… но они странные. Между этими тремя женщинами я провёл зиму в постоянном истощении. И без нависшей угрозы смерти, у меня, возможно, никогда не нашлось бы сил уехать. Так и прожил бы свою жизнь — уставшим, но счастливым трактирщиком в Тронде. — Расскажи ещё раз, и мы больше никогда не будем об этом говорить!

— Я говорил тебе сот…

Я наклонился сблевануть.

— Ладно! — Снорри поднял руку, останавливая меня. — Если это не даст тебе заблевать всю мою лодку. — На миг он наклонился за борт, направляя лодку своим весом, а потом сел обратно. — Туттугу! — Он приставил два пальца к глазам, показывая следить за льдинами. — Этот ключ. — Снорри похлопал по овечьей куртке над сердцем. — Нам он достался нелегко. — Туттугу фыркнул. Я едва не содрогнулся. У меня неплохо получалось забывать всё, случившееся между днём, когда мы покинули Тронд, направляясь в Чёрный форт, и нашим возвращением назад. К несчастью, пары намёков было достаточно, чтобы воспоминания начали просачиваться через барьеры. В частности, меня снова начал преследовать скрежет железных петель, раздававшийся, когда дверь за дверью сдавались нерождённому капитану и тому проклятому ключу.

Снорри уставился на меня своим взглядом, со смесью честности и решимости, от которого хочешь присоединиться к нему в любом его безумном плане — всего на миг, пока в дело снова не вступит здравый смысл.

— Мёртвый Король захочет вернуть ключ. Другим он тоже нужен. Во льдах, зимой, в снегу мы были в безопасности… но как только гавань расчистилась, ключ нужно переместить. В Тронде его не уберечь.

Я покачал головой.

— Безопасность — это последнее, что у тебя на уме! Аслауг рассказала мне, что ты на самом деле собираешься сделать с ключом Локи. Все эти разговоры о том, чтобы привезти его обратно моей бабушке были чушью. — Снорри прищурился. В кои-то веки я от этого взгляда не запнулся. Измучившись за худший из дней и расхрабрившись от страданий путешествия, я продолжал бушевать, не обращая внимания на взгляды. — Ну! Разве это была не чушь?

— Красная Королева уничтожит ключ, — сказал Снорри.

— Отлично! — Я едва не кричал. — Это именно то, что она должна сделать!

Снорри взглянул на свои руки, лежавшие ладонями вверх на его коленях — большие, покрытые шрамами и мозолями. Ветер трепал его волосы, закрывая лицо.

— Я отыщу эту дверь.

— Боже! Этот ключ нельзя нести туда! — Если и правда была дверь в смерть, то никто в здравом уме не захочет оказаться перед ней. — Если это утро меня чему и научило, так это тому, что нужно быть крайне осторожным с тем, какую дверь ты открываешь, и когда.

Снорри не ответил. Он продолжал молчать. Спокойно сидел. Долгое время не было слышно ничего, кроме хлопков паруса и плеска волн о корпус. Я знал, какие мысли носятся в его голове. Я не мог их озвучить, у меня бы во рту слишком пересохло. Я не мог их отрицать, хотя это было бы лишь эхом той боли, которую причинило бы такое отрицание ему.

— Я верну их. — Он посмотрел мне в глаза, и на миг я поверил, что он сможет. Его голос, и всё его тело сотрясалось от чувств, хотя непонятно было, насколько это печаль, а насколько гнев.

— Я найду эту дверь. Отопру её. И верну мою жену, моих детей и моего нерождённого сына.