— … под ним! Понадобилось шесть мужиков, чтобы его вытащить! — Женский голос, с оттенками изумления.

Я почувствовал, что меня поднимают. И уносят.

— Осторожно!

— Тише…

Тёплая влажная ткань вытерла мой лоб. Я поуютнее устроился в чём-то мягком. Мир был где-то далеко, на приятном расстоянии от меня. Я дремал, и до меня доносились лишь обрывки разговоров.

Во сне прекрасным летним днём я бродил по пустому дворцу в Вермильоне, свет лился в высокие окна, выходившие на купавшиеся в солнечных лучах городские застройки.

… — по самую рукоять! Наверное, попал в сердце. — Мужской голос.

Я перемещался. Меня куда-то несли. Какое-то движение — нечто среднее между знакомым покачиванием лошади и отвратительной качкой на океанских волнах.

— … увидел друга.

— Я слышал, как он крикнул в дверях: "Снорри!" — он рычал, как викинг!

Мир приблизился. Мне этого не хотелось. Я был дома. Там тепло. Безопасно. Ну, безопаснее. А весь север мог предложить лишь мягкую посадку. Грудь у державшей меня женщины была гористая, как здешняя местность.

— … бросился прямо на него…

— … прыгнул!

Скрип двери. Сгребание углей.

— …берсерк…

Я отвернулся от залитого солнцем городского пейзажа к пустой дворцовой галерее, моментально ослепнув.

— … Фенрис.

Солнечные зайчики убирались с глаз долой, красные и зелёные пятна потускнели. И я увидел волка, прямо здесь, в зале дворца: разинутая пасть, белые клыки, алый язык, струйки слюны, жаркое дыхание.

— Ррррр! — Я дёрнулся вправо, и моя голова опустилась от волосатой груди Борриса. Он вообще рубашку носит?

— Осторожней! — Толстые руки легко, словно ребёнка, уложили меня на кроватку, заправленную шкурами. Мы были в прокопчёной лачуге, побольше прочих. Вокруг нас со всех сторон толпились люди.

— Что? — Я всегда это спрашиваю, хотя, поразмыслив, редко хочу знать ответ.

— Спокойно! Он мёртв. — Боррис выпрямился. В круглый дом набились воины клана Олааф, а ещё почтенная женщина с толстыми светлыми косами, и несколько крупных женщин помоложе — предположительно жена и дочери.

— Снорри… — начал я, не сразу заметив, что тот лежит рядом без сознания, бледный даже для северянина. На нём виднелось несколько отвратительных порезов, один из которых пересекал старую рану на рёбрах, воспалённую и покрытую белой коростой. Но всё равно он выглядел намного лучше, чем должен выглядеть человек, которого погрыз волк Фенрис. На мраморной коже его плеч резко выделялись синие изображения молота с топором и чёрные руны — на миг они захватили моё внимание. — Как? — Я чувствовал, что не в силах произнести предложение, состоящее больше, чем из одного слова.

— Вколотил щит в пасть зверюге. Заклинил! — сказал Боррис.

— А потом ты его убил! — Это сказала одна из его дочерей, и её грудь была развита почти так же, как у него.

— Мы вытащили твой меч. — Сказал воин из толпы, протягивая мне мой клинок рукоятью вперёд, почти с благоговением. — Нелегко было!

Вес упавшей твари вколотил в неё меч.

Я вспомнил, как широко пасть волка была разинута вокруг Снорри, и что зверь не жевал. Закрыв глаза, я увидел сияющую руку между глазами волка.

— Хочу посмотреть на тварь. — Я не хотел, но мне было нужно. К тому же, нечасто мне доводилось играть героя, и, скорее всего, это закончится, когда Снорри придёт в себя. С некоторым усилием мне удалось встать. Сложнее всего оказалось вдохнуть. Из-за волка рёбра с обеих сторон были в синяках. Повезло, что их не раздавило. — Чёрт! Где Туттугу?

— Я здесь! — Голос донёсся из-за нескольких широких спин. Люди расступились, и вперёд вышла половина народа Ундорет, ухмыляющаяся, с заплывшим глазом. — Ударило об стену.

— У тебя это входит в привычку. — Я удивился тому, как рад был увидеть его целым. — Пошли!

Боррис шёл впереди, люди по бокам от него несли тростниковые факелы. Я ковылял за ними, держась за рёбра и чертыхаясь. Площадь освещал пирамидальный костёр из высушенных брёвен, вокруг которого на соломенных тюфяках лежало множество раненых. Их раны обрабатывала древняя пара, и длинные белые волосы покрывали обоих, словно саваны. За короткое время в зале я не подумал, что кто-то выжил, но раненые инстинктивно закатываются в любую щель или дыру, куда только возможно. На перевале Арал мы вытаскивали мертвецов из расщелин и лисьих нор, у некоторых видны были только сапоги.

Боррис провёл нас мимо раненых к дверям большого зала. На страже стоял коротышка с большой бородавкой на щеке, который всматривался в темноту, вцепившись в копьё.

— Он мёртвый! — первое, что он нам сказал. Коротышка выглядел растерянно и чесал свой большой железный шлем, словно мог таким образом унять зуд.

— Конечно, он мёртв! — сказал Боррис, проталкиваясь мимо него. — Принц-берсерк его убил!

— Конечно, он мёртв, — эхом отозвался я, проходя мимо коротышки, позволив себе каплю презрительности. Сложно сказать, почему тварюга решила упасть на меня именно в тот миг, но его вес вогнал мой меч ему по рукоять, а после такого не выживет даже волк размером с лошадь. Но всё равно, что-то меня тревожило. Что-то, связанное со светящимися руками Снорри…

— Яйца Одина! Ну он и воняет! — Сказал Боррис впереди.

Я вдохнул и понял, что волк, конечно же, вонял. Весь зал вонял адски, но, если честно, лишь немногим хуже круглого дома Борриса или всего Олаафхейма. Но мои наблюдения прервал приступ кашля, когда вонь достигла лёгких. Кашлять с отбитыми рёбрами больно, и это отвлекает от многого. Например, от необходимости стоять. К счастью, меня подхватил Туттугу.

Мы подошли, стараясь дышать не глубоко. Горели лампы, расставленные на центральном столе, который снова поставили на ножки. В горшках курился какой-то ладан, прорываясь сквозь вонь резким лавандовым ароматом.

Мертвецов разложили перед камином, привязав к ним части их тел. Среди них я увидел перекушенного пополам Гаути. Его глаз зажмурился от боли, пустая глазница таращилась на кровельные балки. Волк лежал там, где упал, кусая Снорри. Он растянулся на боку, лапы указывали в стену. Ужас, поразивший меня, когда я его впервые увидел, теперь вернулся с новой силой. Даже мёртвым Фенрис выглядел страшно.

По мере нашего приближения зловоние усиливалось.

— Он мёртвый, — сказал Боррис, направляясь в сторону морды.

— Ну, разумеется… — тут я запнулся. Тварь воняла мертвечиной. Шерсть отвалилась целыми кусками, и плоть там была серой. Местами там корчились разрезанные черви. Волк не просто был мёртв — он был мёртв уже давно.

— О́дин! — Выдохнул Боррис через прижатую ко рту ладонь. На этот раз, видимо, не нашлось никаких частей священной анатомии, которые можно было прибавить к ругательству. Я подошёл к нему и уставился на голову волка. Вернее сказать, к почерневшему черепу. Шерсти не было, кожа сморщилась, как от огня, а на кости, между глазницами, из которых сочился гной, виднелся выжженный отпечаток ладони.

— Мёртвый Король! — Я развернулся к двери, держа меч в руке.

— Чего? — Боррис не сдвинулся, всё ещё таращась на голову волка.

Я помедлил и указал на трупы. В этот миг здоровый глаз Гаути резко раскрылся. Если уж при жизни его взгляд был холоден, то после смерти в нём бушевали все зи́мы Суровых Льдов. Его руки вцепились в пол, и в том месте, где заканчивался торс, в красном месиве, свисавшем под грудной клеткой, начали дёргаться кусочки.

— Сжечь мертвецов! Расчленить их! — И я помчался, держась одной рукой за бок, каждый вздох отдавался болью.

— Ял, куда… — Туттугу попытался меня схватить, когда я пробегал мимо него.

— Снорри! Мёртвый Король отправил волка за Снорри! — Я протолкнулся мимо бородавчатого в дверях и выбежал в ночь.

Первым к дому Борриса не прибежал ни я с моими рёбрами, ни Туттугу с его полнотой. Кто-то пошустрее предупредил жену и дочерей. Местные уже прибывали для охраны, когда мы вбежали в главный вход. Снорри уже сидел, демонстрируя топологию голой груди и живота, накачанных мышцами. С ним возились дочери Борриса — одна зашивала полез на боку, а вторая прочищала рану под ключицей. Я вспомнил, как тяжело мне было вывести из строя единственный труп, когда я был присягнувшим свету и носил в себе Баракеля. Тогда, на горе за Чами‑Никсом, когда нас поймали люди Эдриса, я сжёг руки трупа, который пытался меня задушить. От этого напряжения я обессилел. Тот факт, что Снорри мог даже сидеть, после того, как сжёг всю голову гигантского мёртвого волка, столь же явно говорил о его внутренней силе, как и его мышцы говорили о силе внешней.

Снорри посмотрел на меня и устало ухмыльнулся. Я в разное время был и присягнувшим свету, и присягнувшим тьме, и могу сказать, что тёмная сторона легче. Сила, которую и я и Снорри использовали против живых мертвецов, была тем же исцелением, которым мы заживляли раны другим людям. Энергия берётся из того же источника, только эта сила, исцеляя мёртвую плоть, всего лишь выжигает из неё зло.

— Он пришёл за ключом.

— Наверняка умер во льдах и высвободился из-за оттепели. — Снорри поморщился, когда дочь, стоявшая на коленях, сделала очередной стежок. — Главный вопрос, как он узнал, где нас найти?

Хороший вопрос. Мне совсем не нравилась мысль, что любая мёртвая тварь может напасть на нас в любой точке нашего путешествия. Хороший вопрос, и ответа у меня не было. Я посмотрел на Туттугу, словно он мог знать.

— Уф. — Туттугу почесал подбородки. — Ну, нет большого секрета в том, что Снорри отправился из Тронда на юг. Это полгорода видело. — Туттугу не добавил "благодаря тебе", но этого и не требовалось. — А для трёх человек на маленькой лодке Олаафхейм — первое место, куда стоит зайти. С попутным ветром легко добраться за день. А если у него есть в городе агент с каким-нибудь заклинанием для связи… или, быть может, поблизости стоят лагерем некроманты. Мы же не знаем, сколько сбежало из Чёрного форта.

— Что ж, в этом есть смысл. — Это было намного лучше, чем думать, что Мёртвый Король просто в любое время знает, где нас найти. — Хм, наверное, нам лучше уехать сейчас.

— Сейчас? — Снорри нахмурился. — Нельзя плыть посреди ночи.

Я подошёл ближе, отметив пристальный интерес одной из дочерей.

— Снорри, я знаю, что тебя здесь любят. Но в большом зале куча мёртвых тел. И когда Боррис с друзьями закончат расчленять и сжигать своих друзей и родственников, они, возможно, додумаются спросить, почему это зло посетило их маленький городок. Вот просто насколько он хороший друг? А если они начнут задавать вопросы и захотят отвезти нас по реке к своим двум ярлам… или у тебя в высших сферах тоже есть друзья?

Снорри встал, возвышаясь над девушками, и надо мной, и начал натягивать куртку.

— Поехали. — Он подхватил свой топор и направился к двери.

Никто не стал нас останавливать, хотя у них оставалось много вопросов.

— Нам надо кое-что в лодке, — сказал я тем, кто встретился на пути в гавань. И это было почти правдой.

К тому времени, как мы добрались до моря, вокруг нас собралась немалая толпа, а их вопросы сливались в единый недовольный гомон. Туттугу держал тростниковый факел из круглого дома Борриса, освещая путь среди сложенных сетей и разбросанных ящиков. Множество местных, терявшихся в тенях повсюду, пристально за нами наблюдали. Какой-то мужик схватил меня, говоря что-то о том, что надо подождать Борриса. Я стряхнул его.

— Я посмотрю на носу! — мне понадобилось время, чтобы разобраться с терминологией, но с тех пор, как я научился отличать нос от кормы, я пользовался любой возможностью продемонстрировать свои познания. Я слез вниз, охнув от боли, из-за того, что пришлось поднимать руки над головой. Сверху доносился гул — люди говорили друг другу, что нас надо остановить.

— Должно быть, на корме… та… вещь, что нам нужна. — Туттугу кое-чему научился у тролль-камня. Он прыгнул на другой конец лодки, вызвав сильную качку.

— Я сяду на вёсла, — сказал Снорри, спускаясь по ступеням. Да, склонности к жульничеству у него так и не появилось, что, после шести месяцев в моей компании, плохо говорит о моих способностях обучать.

Чтобы отвлечь людей на стене гавани от того факта, что мы шустро отгребаем в ночь, я поднял руку и произнёс прощальную королевскую речь:

— Прощайте, граждане Олаафхейма. Я всегда буду помнить ваш город, как… как… какое-то место, где я побывал.

Ну вот и всё. Снорри продолжал грести, а я снова впал в полупьяный ступор, которым наслаждался до того, как начались все ночные неприятности. Очередной город, битком набитый норсийцами, остался позади. Вскоре я буду бездельничать на южном солнышке. Почти наверняка женюсь на Лизе, и ещё до окончания лета начну тратить денежки её отца.

Спустя три часа мы плыли по серым морским просторам, а Норсхейм чернел тонкой полоской на востоке, не обещая ничего хорошего.

— Что ж, — сказал я. — По крайней мере, Мёртвый Король здесь до нас не доберётся.

Туттугу наклонился и посмотрел в тёмные волны.

— А могут мёртвые киты плавать? — спросил он.