Макин творил чудеса с людьми. Стоило ему провести с ними полчаса, и он уже был душой этой компании. И ничего особенного ему не нужно было делать. Ни к каким хитростям он не прибегал, даже не пытался. Каждый раз он находил новый подход, но результат оставался одним и тем же. Он был убийцей, жестоким человеком, и в плохой компании делал плохие дела, но через полчаса ты уже хотел, чтобы он был твоим другом.
— Доброе утро, герцог Маладон, — поприветствовал я его, когда в сопровождении вооруженных топорами солдат он вошел в парадный зал и стряхнул капли дождя с волос. Рядом с возвышением для хозяина дома стояло кресло, в котором сидел Макин. Он протянул герцогу кувшин с пивом и сделал глоток из своего. Можно было сказать, что так они сидят каждое утро уже лет десять.
— Король Йорг, — сказал герцог. К его чести, он свободно называл меня королем, хотя я был облачен в дорожное тряпье.
В зале стоял полумрак, хотя высокие окна не препятствовали свету серого утра и горящий фонарь висел на каждом втором опорном столбе зала.
Сидевший на троне Аларик Маладон вид имел впечатляющий — герой легенд далекого прошлого.
— Надеюсь, Макин не надоел вам своими баснями. Он склонен к возмутительной лжи, — сказал я.
— Так, значит, ты не столкнул в водопад командира Дозора своего отца? — спросил герцог.
— Я мог…
— И не обезглавил некроманта и не съел его сердце?
Макин вытер пену с усов, наблюдая, как одна из собак грызет кость. Казалось, все братья здесь с особым рвением отращивали усы и бороды. По всей видимости, дейнцы привили им вкус к новой моде.
— Ну, он не всегда рассказывает одни лишь небылицы, — сказал я.
— Что хорошего тебе поведала Икатри? — спросил герцог. Северяне не любили ходить вокруг да около.
— А разве это не должно остаться в тайне? Разве не дурная примета рассказывать о предсказаниях?
Аларик пожал плечами.
— Откуда нам знать, есть ли толк в ее предсказаниях, если никто не знает, что она тебе поведала?
— Думаю, она передала мне послание столетней давности, в котором мне советуют отступить в сторону и не путаться у принца Стрелы под ногами.
Макин фыркнул, разбрызгивая пену, а северяне усмехнулись, хотя трудно утверждать наверняка, слишком густые у них бороды.
— Я слышал нечто подобное, — произнес Аларик, — от старика, живущего на берегах фьорда. У него в венах лед, и предсказывает он по еще теплым внутренностям. Он сказал мне, что старые боги и белый Христос договорились. Пришло время для нового императора, он произрастет из семени предков. Среди Сотни ходят слухи, что все знаки указывают на принца Стрелы.
— Пусть принц Стрелы поцелует мой топор, — сказал Синдри. Пока он не подал голос, я не видел его в полумраке за отцовским троном.
— Ты не встречался с ним, сын, — возразил Аларик. — Уверяю, он производит впечатление.
— Так откроешь ли ты свои ворота, герцог Маладон, если принц придет на север? — спросил я.
Герцог усмехнулся.
— А ты мне нравишься, мальчик.
«Мальчика» я пропустил мимо ушей.
— Я всегда считал, что кровь империи собрана на севере, — сказал Аларик. — Я всегда считал, что родившийся на земле Дейн должен сесть на трон императора, возьмет он его топором или огнем. И я всегда считал, что это мог бы сделать я. — Герцог надолго приложился к своему кувшину, а затем посмотрел на меня, выгнув дугой густую бровь: — А ты откроешь свои ворота, если однажды утром принц Стрелы постучится в них?
— А это будет зависеть от того, насколько прекрасным будет утро. Не нравится, когда меня в жизни направляют предсказатели и ведьмы, пророчества из мира мертвых или расположение планет, нацарапанные на грифельных досках цифры или кишки несчастной овцы.
— Но, с другой стороны, — продолжал Аларик, — эти предсказания пришли к нам из глубокой древности. Путь нового императора прокладывался сотню лет или даже больше того. Возможно, принц Стрелы — тот, о ком говорят древние пророчества.
— Старики древним сказаниям приписывают святость. Я же считаю, что они устарели, их нужно отбросить прочь. Веди в постель юную невесту, а не уродливую злобную старуху, — сказал я, подумав об Икатри. — Какой-то любитель глупых шуток нацарапал что-то на грифельной доске, и в течение тысячи лет не нашлось ни одного разумного человека, кто стер бы эту глупость. В итоге она превратилась в древнюю мудрость.
Стражники закивали, на их лицах появились усмешки.
— Пророчество Икатри получила на севере от Скилфы.
При этом имени улыбки на лицах стражников мгновенно исчезли.
Аларик с чувством сплюнул.
— Повелительница льда и Повелитель огня у нашего порога. Викинги родились на земле льда и огня и в противостоянии этим стихиям обрели свою силу. Напиши историю собственной жизни, Йорг.
Мне нравился герцог. И пусть тайные игроки пытаются управлять герцогом Маладоном, как абсолютно послушной марионеткой, может статься, что в какой-то момент они недосчитаются нескольких пальцев.
Пол под ногами затрясло, вибрация отозвалась зудящим звуком у меня в зубах, мы все замолчали. Лампы, висевшие на вбитых в столбы крюках, не закачались, а лишь задрожали, и тени задвигались, теряя очертания.
— Тебе нравится в Химрифте? — спросил Аларик.
— Да, горы мне всегда нравились, — ответил я.
В широкой топке камина слабо дымилась зола, оставшаяся там от поленьев со вчерашнего вечера. Это напомнило мне дымившиеся склоны горы Валлас.
— Ты собираешься найти Ферракайнда? — спросил Аларик.
— Да, — ответил я с полной уверенностью, что если я не найду Ферракайнда, то он сам вскоре найдет меня.
— Расскажи мне о троллях, — попросил Аларик. Герцог не переставал меня удивлять: подъем с восходом солнца, старые боги, топоры и шкуры, можно было подумать, что он — тупой инструмент войны и ничего более. Но его голова работала так быстро, что речь не поспевала за ней, перескакивала с одного предмета на другой, только чтобы не потерять мысль. — О троллях и твоих странных спутниках. — Словно по какому-то тайному сигналу двери парадного зала открылись, и вошел Горгот — темный силуэт на фоне стены дождя.
Стражники еще крепче сжали древки топоров, когда Горгот переступил порог и направился к нам. Тишину зала сотрясал звук его тяжелых шагов, следом за ним бежал Гог, влажная от дождя одежда парила, огонь в лампах вспыхивал ярче, когда он пробегал мимо.
Земля сотряслась. На этот раз она подпрыгнула, будто где-то неподалеку упал гигантский молот. Снаружи что-то застонало и с грохотом рухнуло. Рядом со мной лампа соскользнула с крюка и упала на каменные плиты пола, разбившись вдребезги. Несколько горячих брызг попали мне на чулки, и те начали гореть. Гог двигался быстро. Одну когтистую руку он протянул ко мне, другую — к камину, резко и коротко крикнул. Масло из лампы стекло, и в потухшем камине вспыхнул огонь, словно там лежала не серая горка пепла, а сухие поленья.
Ропот прокатился по залу. Что его вызвало: сильное ли сотрясение земли, падение лампы или появление Горгота в полутемном зале, — я не мог сказать.
— Ловкий фокус. — Я присел, чтобы оказаться на уровне Гога, и притянул его к себе. — Как ты это сделал? — Пальцами я ощупывал места, где горел огонь: чулки, пол. Вместо жара пальцы ощущали холод и склизкость масла.
— Что сделал? — спросил Гог резким и громким голосом, обводя взглядом герцога и окружавшие его поблескивавшие топоры.
— Потуши огонь, — сказал я и посмотрел на камин. — Верни в источник, — тут же поправился я.
Гог не спускал глаз с сидевшего на троне Аларика.
— Огонь просто есть, он один, глупый, — сказал Гог, забыв, что он находится в присутствии короля и герцога. — Я его просто сжал.
Я нахмурился. Существовала грань, за которой я его не понимал, хотя очень хотел, и меня это злило.
— Говори мне. — Я развернул его за плечи так, чтобы он наконец-то посмотрел на меня.
— Огонь просто есть, он один, — повторил Гог. Его глаза, как всегда, были совершенно черными, но в его взгляде появилось что-то горячее, от чего становилось не по себе, как будто он мог зажечь тебя, как пропитанный маслом фитиль.
— Огонь один, — повторил я, — а что же это… — я махнул рукой в сторону горевших ламп. — Окна, сквозь которые мы на него смотрим?
— Да. — Гог сердито вздохнул и попытался вывернуться, чтобы увлечься новой игрой.
В моей голове хранилось воспоминание о коврике. Коврике со складкой. Воспоминание из тех дней, что были более спокойными и счастливыми. Из тех дней, когда я спал в мире, который не трясло, который не горел в огне; спал в комнате, куда моя мама приходила пожелать мне спокойной ночи. Коврик со складкой, которую служанка расправляла ногой. Она ее расправляла, а складка вскоре снова собиралась. И всегда это была только одна складка. Потому что в коврике был только один излом.
— Ты можешь взять огонь из одного места и перенести в другое, — сказал я.
Гог кивнул.
— Потому что огонь один, а мы видим его по частям, — сказал я. — Ты сжимаешь его в одном месте и расширяешь в другом.
Гог кивнул и попытался убежать.
— Ты делаешь только это и больше ничего, — сказал я.
Гог не ответил, словно ответ и без того был слишком очевиден. Я отпустил его, и он нырнул под ближайший стол играть с рыжей собакой.
— Тролли? — спросил Аларик тоном человека, едва сдерживающего свое нетерпение.
— Да, мы встретили парочку. Горгот разговаривал с ними. Кажется, он им понравился, — ответил я.
Аларик ждал. Хорошая тактика. Ты молчишь, а окружающие чувствуют себя обязанными говорить, даже если им хочется сохранить что-то в тайне. Хорошая тактика, я знал это — и потому хранил молчание.
— Герцог Маладона знает о троллях, — доложил Горгот. Дейнцы выразили крайнее удивление, словно они были уверены: Горгот не умеет разговаривать, он умеет только рычать. — Тролли служат Ферракайнду. И герцог хочет знать, почему те, которых мы встретили, не находятся на службе у Повелителя огня.
Аларик пожал плечами.
— Да, именно это я и хочу знать.
— Тролли служат Ферракайнду из страха, — сказал Горгот. — Их плоть горит так же легко, как человеческая. Часть троллей сумели спрятаться от него.
— Почему они просто не ушли из Химрифта, чтобы жить свободно? — спросил я.
— Люди, — ответил он.
Я не сразу понял. Трудно было в троллях увидеть жертв. Я помнил их руки с черными когтями — такими руками оторвать человеку голову ничего не стоит.
— Когда-то их было много, — заметил Горгот.
— Ты сказал мне, что они были созданы для войны, что они — солдаты. Так почему же они прячутся? — спросил я.
Горгот кивнул.
— Да, созданы для войны. Созданы служить. Но не для того, чтобы на них охотились. Разбросали по такой странной земле и охотились.
Я выпрямился в полный рост, который в последнее время был не менее шести футов.
— Я думаю…
— Что ты думаешь, Макин? — перебил меня герцог.
Макин поймал мой взгляд и чуть заметно улыбнулся.
— Я думаю, что все это проблески одного и того же огня, — сказал он. — Здесь все сходится на Ферракайнде. Мертвые деревья, больной скот, потерянный урожай, сотрясение дома — вылетит кирпич, конек с крыши свалится, балка покосится — тролли, отсутствие шансов у каждого из вас вступить в борьбу за императорский трон — и в центре всего этого горит огонь Ферракайнда.
Каждый раз что-то иное заставляло магию срабатывать. Сегодня это был его ум. И в конце концов вы хотели, чтобы Макин был вашим другом.