— Хорошо, мэм, как насчет такой формулировки? Вчера днем посол Египта в США Камаль Масри выступил с речью по вопросу национальной безопасности. Выслушав его, президент приняла решение о предоставление ему политического убежища в интересах Соединенных Штатов, а также принятие такого решения отвечало интересам г-на Масри.

Джессика передвинулась на своем рабочем кресле, удивляясь, почему ей даже в голову не пришло заказать новое. Это кресло явно было сделано для человека более крупного, поэтому было таким некомфортным и неудобным.

— Пока что хорошо.

Ванесса продолжала:

— Вчера в шесть сорока пять вечера г-н Масри ушел в отставку с должности посла Египта и сдал свой египетский паспорт должностным лицам Госдепартамента США. Его просьба о предоставлении политического убежища была удовлетворена и будет рассматриваться по всем официальным каналам. Пока идет этот процесс, он останется в США с грин картой, надеясь получить гражданство в самое ближайшее время.

— Хорошо. Все в порядке.

— И какова наша позиция, когда пресса спросит о предоставленной им информации? — Спросил пресс-секретарь.

— Что его информация касается текущего секретного расследования, и мы обязательно предоставим больше данных, когда это будет возможно, — ответила Джессика.

— Пресса это ни за что не проглотит, мэм.

Джессика нахмурившись посмотрела на своего пресс-секретаря. Она прекрасно понимала, что он был прав, но предоставить больше информации все равно, что внести еще большую неразбериху, они до сих пор не знали, кто заказал это политическое покушение.

Она вздохнула и потерла затекшую шею.

— Знаю, но это единственное, что мы можем сообщить прессе в данный момент.

— Как мы будем отвечать по поводу соглашения? Все-таки это огромный пласт в вашей деятельности за последнее время.

— Да, огромный, но мы не можем заглядывать вперед, пока существует такая неразбериха с Египтом, так что скажи, что мы в самом ближайшем будущем предоставим больше информации. Ванесса, у нас будет телемост с премьер-министром Египта?

— Да, мэм, уже в одиннадцать утра, в пять — по его времени.

Пресс-секретарь наклонился вперед, поставив локти на колени, сидя на диване в нескольких футах от стола Джессики.

— Это очень рискованно, госпожа Президент. Премьер-министр и президент Аббас состоят в одной партии. По всем данным они очень хорошо работают вместе последние пару лет. Если премьер-министр не поддержит вас в этом вопросе, то вы потеряете шанс получить поддержку парламента. Вы можете в конечном итоге стать для Египта врагом номер один, хотя и не официальным.

— Да, если он не примет нашу сторону и не попросит парламент высказать импичмент Аббасу, мы, возможно, дестабилизируем Египет. Они только что оправились от проблем 2011 и 2012 годов. Стабильность сейчас там очень хрупкая.

Пресс-секретарь кивнул.

— Вы правы. В этом вопросе нет ничего легкого или хорошего, не так ли?

— Особенно, когда иностранный лидер может оказаться причастен к покушению на президента США? — с издевкой произнесла Ванесса. — Да, из этого не выйдет ничего хорошего. 

Два часа спустя Джессика вошла в гостиную резиденции, приветствуя Марджори и Джона-старшего.

— Спасибо, что пришли, — сказала она, обнимая их по очереди. — Я рада, что вы смогли встретиться со мной так быстро.

— Ну, когда наш президент просит о помощи, мы всегда готовы помочь, — сказал Джон, держа руку Джессики в своих. — Теперь сядь и расскажи, в чем дело.

Джессика присоединилась к ним на диван и вздохнула. Она ненавидела то, что ей предстояло сделать. Она понимала, что скорее всего для них это будет шоком, и они будут очень недовольны, но ей необходимо было все рассказать. Она больше не могла скрывать свои отношения с Камалем от них, когда в любой момент все могло появиться в прессе.

— Сегодня днем я проведу пресс-конференцию, и я хотела бы рассказать вам все заранее.

Джон-старший с одобрением хмыкнул, а Марджори с улыбкой ждала продолжения.

— Я собираюсь выдать вам секретную информацию, потому что знаю, независимо от вашего мнения, вы слишком уважаете этот офис, чтобы нарушить мое доверие.

Марджори втянуло носом воздух.

— Конечно, дорогая. Мы бы никогда не предали ни тебя, ни национальную безопасность.

Джессика похлопала свою свекровь по руке.

— Я знаю. Просто должна была это сказать. — Она глубоко вздохнула и продолжила:

— Вчера ко мне приехал посол Египта и сообщил некую информацию, связанную с покушением здесь, в Белом доме. — Она рассказала им об очевидной связи президента Аббаса с Братвой и его стремлении противостоять соглашению.

— Итак, Масри отказался от своей страны, поступив правильно? — спросил Джон-старший, нахмурив брови, раздумывая.

— Да, отказался.

— Я бы хотел пожать руку этому мужчине, — произнес бывший государственный деятель. — Я чувствую к нему уважение. Отказаться от своей страны — это сильный поступок.

— Это очень мило с вашей стороны и надеюсь, что у вас будет шанс встретиться с Камалем завтра или после завтра. Но прежде чем вы познакомитесь с ним, я должна вам кое-что рассказать. — Ее сердце колотилось, она прочистила горло и собрала все свое мужество, чтобы впервые честно признаться перед кем-то еще, кроме Фионы.

— Камаль хороший человек, и мне кажется, что он принял такое жесткое решение независимо от того, что случилось. Я полагаю, что он пытался найти другие варианты, прежде чем отказаться от своей страны и карьеры.

Марджори сжала губы в сочувствии к бывшему послу.

— Но он сделал это по собственной воли и отказался от всего не только потому, что у него не было другого выбора, но и потому, что он и я... дело касается нас.

— Вы вместе работали над соглашением. Как правило, такое взаимодействие формирует определенные взгляды между коллегами, — произнес Джон-старший почти неохотно. Но Марджори сидела прямо с широко открытыми глазами и ее губы дрожали.

— Джон, — тихо сказала она. — Она имеет ввиду совсем другое.

— Что?

— Сенатор, Камаль и я имеем романтические отношения.

Воздух в комнате стал тяжелым, и стрелки антикварных часов на каминной полке стали единственным звуком в течение нескольких секунд, который показался несколькими часами, потому что всё и все вокруг замерзли от шока.

— А как же Джон? — спросила Марджори дрожащим голосом, и ее руки тоже задрожали.

Джессика тихо вздохнула и опустила взгляд.

— Марджори, я не помню, как звучал его голос, — начала она, прежде чем поднять глаза на свою свекровь. — Я разглядываю фотографии, чтобы вспомнить его образ. Иногда я провожу целые дни совершенно не вспоминая, чтобы он делал в этот момент, что говорил бы или чего бы хотел. — Она замолчала. — Я любила вашего сына. — Ее голос был шероховатый, и она словно отбросила назад занавес, который заставлял их не воспринимать его потерю, не признавать, что его уже нет. — Я любила его всем сердцем, но он умер. А я осталась жить. И я была в одиночестве очень долгое время. — Она замолчала и сглотнула комок, который застрял у нее в горле.

— Боже мой, — произнес Джон-старший, склонив голову между большими плечами, и поставив локти на колени.

Марджори встала, слезы тихо катились по ее щекам.

— Прошу прощения, — выдохнула она и быстро вышла из комнаты.

Джессика замерла, рассматривая свои руки на коленях, борясь со слезами, которые жгли ее глаза и щипали в носу, и она подумала, что они добераются до костей.

— Когда он был маленьким мальчиком, — тяжело произнес Джон-старший, — Джон нашел под кустом брошенного котенка. Он принес его ко мне и спросил, может ли его оставить. Я сказала «да», мы отвезли его к ветеринару, сделали прививки, накормили, котенок стал здоровым и счастливым. Он полюбил этого котенка, а тот следовал за ним повсюду, спал на его кровати по ночам, ждал его весь день, пока он был в школе. Он больше походил на собаку, чем на кошку. Думаю, он понял, кто спас ему жизнь.

Он прочистил горло, явно под впечатлениями от одолевающих эмоции.

— Когда Джон отправился в университет, котенок постарел. Конечно, он остался жить с нами, но большую часть времени он проводил в спальне Джона. Ни один из нас не был кошачником, но у нас была домработница, которая кормила его и чистила его поднос, и мы оставили его в покое. Мы позволили ему остаться у нас, потому что он принадлежал Джону, и он любил его, а котенок отвечал ему взаимностью. Он умер к первой годовщине смерти Джона. Однажды ночью заснул на его кровати и не проснулся. Домохозяйка обнаружила его. Он не болел, и мне всегда казалось, что он умер от разбитого сердца, он так чертовски скучал по Джону, что не мог этого пережить.

Слезы, наконец, прорвались наружу и стали скатываться по щекам Джессики, когда она подняла глаза и уставилась в лицо, которое было так похоже на лицо ее мужа, словно он был жив.

— Ты, как тот котенок, Джесс. А мы все это время оставляли тебя в его спальне, когда нам следовало помочь тебе найти свой новый дом. Пожалуйста, поверь мне, мы не хотели, чтобы ты умерла от разбитого сердца.

Он пожал ей руку, а потом поднялся.

— Я поговорю с Марджори. С ней все будет хорошо. И я хотел бы встретиться с ним. С послом.

И Джессика вдруг поняла, что на самом деле все будет в порядке, потому что Джон-старший называл людей исключительно по их званиям, когда уважал их и хотел с ними познакомиться, и он все равно продолжал их называть по занимаемым ими должностям, даже когда они уходили в отставку.

— Я хотела бы пригласить его на ужин завтра вечером. Это не слишком рано? Вам потребуется больше времени?

— У нас было шесть лет, госпожа Президент. Если этого времени не хватило, то не хватит никогда. — Затем он вышел из комнаты, оставив Джессику одну, и она, наконец, свободно вздохнула, так, как не могла себе позволить вот уже в течение нескольких лет. 

Камалю было тридцать четыре года, он занимался сексом, с черт побери, самим президентом Соединенных Штатов, однако, в данную минуту он вел себя как подросток, готовившийся встретиться с родителями своей девушки. Хуже всего было то, что они не были ее настоящими родителями.

И от этого все становилось еще хуже. Они надеялись, что когда-нибудь она станет матерью их внуков. И когда они смотрели на него с Джессикой сегодня вечером за обеденным столом Белого дома, они видели, что рядом с ней сидит не их сын. А другой мужчина, живой, в то время, как их сын погиб. Да, все это было намного хуже, чем познакомиться с родителями свой девушки-подростка.

Он еще раз поправил галстук, когда машина подъезжала к задней стороне Белого дома.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы я пошел с вами, мистер Масри? — спросил Тарик. Как и предполагал Камаль, Тарик и еще два сотрудника службы безопасности решили уйти вместе с ним, стоило ему выйти из посольства после того, как он подал заявление об отставке по электронной почте президенту Аббасу и парламенту. Заместитель посла смотрел на него шокированными огромными глазами, когда он передал свой пропуск и различные пароли, сказав ему, что он может теперь себя чувствовать в его кабинете, как у себя дома.

Пресс-конференция Джессики вызвала бурю, но взрыв бомбы в Вене переориентировал все внимание от ее заявления, и он понадеялся, что пресса не будет усердно копать в данном вопросе, по крайней мере в ближайшее время. Чем дольше он и Джессика смогут сохранить свои отношения в секрете, тем лучше будет для ее президентства.

Последние двадцать четыре часа ему поступил ряд телефонных звонков от Тига, Джеффа и других членов «Клуба силовых игроков», а также от прессы и нескольких египтян эмигрантов, и одного крупнейшего издательства, которое почувствовало, что за всем стоит непростая история, которую они хотели бы поведать миру и соответственно получить свою выгоду. Он проигнорировал все, кроме своих друзей, и конечно, они узнали только часть истории. Джефф, как всегда, оказался верен своему слову ни словом не обмолвился ни с кем, что, на самом деле, происходит между Камалем и Джессикой.

Но телефонный звонок, которого он так и не получил, был от отца. И он не мог сказать, что испытывает на самом деле по этому поводу. Скорее всего ему следовало этого ожидать. Он слишком решительно отказал отцу, и сейчас старший Масри боялся, что его могут привлечь к расследованию, которое начнется в Египте в результате информации, предоставленной Камалем.

Питер встретил его у боковой двери Белого дома и пропустил во внутрь.

— Я рад видеть вас, сэр, — произнес он, нехарактерно тепло.

— Мне тоже приятно прийти сюда, — ответил он, удивляясь, чем вызвана перемена в манере Питера.

Пока они поднимались по лестнице, тот раскрыл тайну.

— С вашей стороны это был очень мужественный поступок, — сказал Питер. — Чем вы пожертвовали ради президента. Америка вас благодарит.

Камаль сглотнул, не зная, как отреагировать на такую похвалу. В конце концов, он до последнего скрывал информацию, и только прессинг заставил его изменить решение. Он ничего не чувствовал, тем более совсем не чувствовал себя героем. Ведь получается, что он продал свою страну, и здесь было мало от геройства.

— Спасибо. Я хочу, чтобы президенту ничего не угрожало.

— Она особенный человек, — произнес Питер.

Они достигли вершины лестницы, и Питер остановился на большой площадке, повернувшись лицом к Камалю, прежде чем тот мог войти в резиденцию.

— Я охранял ее и сенатора Хэмптона, когда он был жив. Они были очень счастливой парой, все фотографии, которые публиковались в прессе, были правдой.

Камаль боролся с желанием сказать парню, чтобы тот отвалил. Последнее, о чем он хотел услышать в сию секунду, насколько потрясающей была любовь между Джессикой и Джоном Хэмптоном. Он не относил себя к ревнивцам, в конце концов, ее муж погиб, и поскольку ему маячило знакомство с семьей Хэмптон, он не хотел вести подобные разговоры.

— Но, — продолжил Питер, — от вас у нее светятся глаза, такого не было при сенаторе. Ей было хорошо и комфортно с ним, но с вами она ожила. Надеюсь, что у вас двоих впереди долгое и счастливое будущее.

Камаль моргнул, уставившись на агента личной охраны президента, совершенно обалдев от такого откровения.

— Ты влюблен в своего президента, не так ли? — прямо спросил он.

Глаза Питера стали огромными, потом он усмехнулся.

— Нет, сэр. Я был бы влюблен больше в вас, чем в нее, если вы понимаете, о чем я говорю, но более важно то, что я счастливо женат уже пару лет. Но я наблюдаю за ней уже ни один год, и соответственно очень хорошо узнаешь человека, когда твоя работа сосредоточена исключительно на нем. Мы обучены изучать и подмечать все детали, чтобы определить нормальное поведение политического лидера, поэтому можем сказать отравили ли его, имеются ли у них проблемы со здоровьем или его контролирует что-то извне.

— Правда? — спросил Камаль, зачарованно.

— Да, сэр. Охрана главы государства — сложная работа.

— По-видимому так. Но я очень рад, что ее выполняешь

ты, — произнес Камаль. И протянул руку. За все время, пока агент встречал и выводил его из Белого дома, он ни разу не пожал Питеру руку, и Камаль вдруг осознал, что пришло время признать, что его отношений с Джессикой не было бы, если бы не этот человек.

Они пожали руки, и Питер открыл дверь, впустив Камаля в резиденцию, как раз вовремя, чтобы встретиться с первой семьей Америки. 

Джессика не сводила взгляда с Камаля. Он был сдержан, но твердо улыбался, сделав шаг в комнату. На нем был костюм с галстуком для ужина, но у нее возникло желание немного ослабить этот кусок шелка у него на шеи, чтобы он смог немного расслабиться. Джон-старший смилостивился, приветствуя Камаля в резиденции, как будто это его собственный дом, и Камаль пришел к нему на прием в качестве посла. Тем не менее, как только ужин был подан, Марджори говорила только о Джоне, и Джессика видела, что терпение Камаля становилось все тоньше и тоньше.

— Марджори, — прервала она ее рассказ о том, как Джон учился на первом курсе юридического института, — как Бет и дети? — Ее золовка Бет жила в Нью-Йорке, муж Бет был магнатом на Уолл-Стрит, поэтому Бет была светской львицей. У них было двое детей, для которых Джессика была крестной матерью.

— О, ты должна с ними встретиться. Они так подросли. Они приедут сюда на Рождество?

— Нет, но я дважды общалась с ними по Скайпу. Бретт сказал, что у него появилась какая-то новая пятнистая лягушка, и ему приходится кормить ее живыми сверчками. — Джессика невольно содрогнулась, и Камаль усмехнулся, глядя на нее.

— У вас есть дети, мистер Масри? — спросила Марджори. Джессика понадеялась, что она наконец-то найдет с ним тему для разговора.

— Нет, я никогда не был женат, — ответил он, своим низким глубоким голосом, вызвав волну тепла в животе Джессики. — Хотя у меня есть племянницы и племянники. Одна из них была моим секретарем в посольстве, и она начнет работать на меня в конце месяца. К сожалению, я не часто встречаюсь с младшими, как Джессика.

Марджори опустила вилку, промокая губы белой салфеткой.

— Да, Джесс замечательная тетя и крестная. После того, как она потеряла ребенка Джона, я так волновалась, что ей будет слишком тяжело находиться рядом с детьми, но когда родились племянники, она посвятила им себя на сто процентов, точно так же, как и во всем.

Джон-старший резко произнес:

— Марджори! — но было слишком поздно, и его окрик сделал весь кошмар еще только хуже. Джессика почувствовала, как у нее сжалось горло, видя, как Камаль побелел.

Марджори с невинным видом посмотрела на всех, Джессика уткнулась в свою тарелку, краснея и испытывая настоящее унижение.

Конечно, она ему не рассказывала. Они так глубоко не заглядывали в совместное будущее. Они с трудом могли сказать, каким для них будет завтрашний день. Она не обязана ему была рассказывать об этой части своего прошлого, но… Наверное, она рассказала бы, когда пришло время, но… А сейчас ее прошлое было выставлено на обозрение всех, среди грязной посуды, оставив пятно на ее сердце и душе.

Но Камаль был опытным дипломатом, и он никогда не подводил ее, и теперь тоже не собирался.

— Вашим внукам несказанно повезло, что Джессика их крестная. Это очень важная роль в жизни ребенка. Я надеюсь, что когда-нибудь мне тоже кто-нибудь доверит такую роль.

Джессика с благодарностью посмотрела на него, ее глаза были на мокром месте.

— Однозначно доверят, — тихо произнесла она.

— Хорошо, — сказал Джон-старший. — Пришло время нам отправляться ко сну. У нас был длинный день. Джесс, прошу прощения за то, что мы не останемся на десерт. Ты не скажешь Энни с кухни, чтобы она оставила мне кусочек на завтрак, может она доставить мне такое удовольствие? Мы достигли с ней некоего понимания, знаешь ли, — сказал он.

Джессика покачала от смущения головой и улыбнулась свекру.

— Да, я слышала, как ты умасливал Энни, чтобы она дала тебе сладкое.

— Марджори, пошли, нам еще нужно добраться до спальни Рузвельта, в которой мы останемся на ночь, поэтому придется отправиться в другое крыло. Если мы сейчас не выйдем, нам понадобится целая ночь, чтобы добраться туда.

— Что? Почему мы…

— Давай, Марджори. — Джон-старший воспользовался своей сенаторской интонацией, от чего Марджори молча смотрела на него широко открытыми глазами.

Она поднялась из-за стола и кивнула Джессике.

— Спасибо за ужин, увидимся утром. — И вышла за дверь, напряженная и разозленная.

— Было очень приятно познакомиться с вами, — сказал Джон-старший Камалю. — Я очень рад, что рядом с Джессикой есть кто-то вроде вас. Она заслуживает только самого лучшего.

Камаль встал и протянул руку пожилому человеку, крепко пожав.

— Я полностью согласен, сенатор. Было очень приятно познакомиться с вами.

Как только Джон-старший покинул резиденцию, Джессика смущенно посмотрела на Камаля через стол.

— Иди сюда, — приказал он. И в этот момент она словно почувствовала себя ребенком. Ей захотелось плакать, злиться, спрятаться, все одновременно, и ей захотелось убить Марджори за предательство. Это было непростительно, и совсем не похоже ни на что, и она была полностью ошарашена.

— Джессика. — Голос Камаля был мягким, но не подразумевал пререканий. — Подойди сюда.

Она поднялась, обходя стол, он схватил ее за руку и притянул к себе на колени, обняв за талию, положив ее голову себе на плечо.

— Расскажи мне, — тихо попросил он.

— Я была беременна.

— Да, это я понял. Когда все случилось?

— Когда он умер, — прошептала она.

Камаль выдохнул полной грудью.

— О, любимая.

— Через две недели после его смерти меня доставили в отделение скорой помощи с ужасной болью. Оказалась внематочная беременность, последовала срочная операция. — Она с трудом сглотнула, проглотив воспоминания с каким трудом она отходила от наркоза, который вернул ей ужасную боль.

— Мне жаль, ты моя прекрасная храбрая девушка. — Он поцеловал ее в висок.

— Камаль, — произнесла она, со слезами в голосе, приподняв голову и посмотрев ему в глаза. — Эта беременность разрушила мои фаллопиевых трубы и оставила рубцы в матке. Врачи сказали, что скорее всего я никогда не смогу иметь детей.

Он нежно убрал локоны с ее лица.

— И из-за этого ты так переживаешь?

— Мне кажется, что я должна была сообщить тебе об этом раньше, но мы не часто говорили о совместном будущем, я даже не уверена рассматривал ли ты будущее со мной, но думаю теперь, когда ты знаешь правду, ты мог бы выбрать более обоснованное решение, потому что я однозначно…

— Джессика? — прервал Камаль ее поток сознания, повернув ее лицо к себе, устремив на нее взгляд, и задержав губы всего лишь в дюйме друг от друга. — Я думаю, что тот факт, что я только что отказался от своей страны, своего долга и своей семьи, чтобы защитить тебя, говорит о том, насколько сильно я хочу иметь совместное будущее с тобой.

Она ахнула, и у нее на глаза навернулись слезы.

— Я не смогу родить. Ты моложе меня и у тебя должна быть семья. И когда ты этого захочешь, я стану сорокалетней женщиной, окруженная агентами безопасности и постоянным вмешательством членов семьи Джона в мою жизнь. — Она засмеялась, но горько. — У меня нет возможности осуществить то, о чем я мечтала столько лет.

— Почему ты считаешь, что мы не можем иметь детей? — настойчиво спросил он, продолжая поглаживать ее волосы, успокаивая ее эмоции.

— Разве ты не слышал, что я только что сказала?

— Я слышал, что ты не сможешь родить. Это всего лишь один из способов завести детей. У тебя есть какая-то причина, почему ты не можешь усыновить или использовать суррогатную мать?

Джессика уставилась на него, ее сердце забилось быстрее, дыхание стало резким и коротким.

— Ты бы пошел на это? Воспитывать ребенка, который не рожден не от тебя?

— Дорогая, мир полон детей, которые нуждаются в полноценных семьях. С чего бы я стал возражать, если бы одни приемный ребенок вдруг стал нашим?

— Нашей семьей?

Камаль поцеловал ее в губы, перемешивая надежду, любовь и понимание.

— Да, кажется, мы собираемся создать семью, не так ли?

Она кивнула, переваривая его слова.

— И если в нашей семьи окажутся дети, я буду очень счастлив. Если же это будет не так, я все равно буду рад, что у меня в жизни есть ты, когда у меня есть ты, я готов довольствоваться всем, чем угодно.

Она наклонилась поцеловать его, высказывая свою благодарность, она быстро возбудилась и почувствовала желание, прошло совсем мало времени, а она уже лежала под ним обнаженная, возбужденная и изнывающая, желая почувствовать его внутри себя.

— Джессика, — произнес он, возвышаясь над ней. — Посмотри на меня.

Она открыла глаза, его взгляд был темным, опасным и таким красивым. Под его взглядом она ощущала себя в безопасности, освобожденной от всех проблем. И она была так благодарна ему за все, что ей захотелось встать рядом с ним и ухватиться за него.

— Я люблю тебя, — нежно произнес он, целуя ее, запуская свой язык ей в рот, передавая ей вкус своей потребности и жара, готовый потопить их обеих.

— Я тоже тебя люблю, — выдохнула она, покачивая бедрами, надавливая своим входом на его член.

Он застонал, она про мурлыкала, прижимаясь к его бедрам и выгибая спину. Важность их соединения, их любви, казалась омывалась такой силой, которая просто ошеломляла ее. Ради нее он бросил все, несмотря на то, что никогда не отступал, всегда высказывал свою точку зрения, никогда не боялся последствий.

— Не знаю, что я совершила, чтобы заслужить тебя, но я так благодарна за это, — выдохнула она.

Он перестал двигаться, вглядываясь в нее своими темными, блестящими глазами.

— Ты всего лишь стала собой, — просто ответил он, прежде чем толкнуться в нее, наполняя ее чувства, тело и ее мир. 

Камаль старался моментально не сдаться, пока мягкая жаркая плоть Джессики засасывала его в себя. Ее аромат лаванды распространялся вокруг них, а ее дыхание омывало его кожу, пока он медленно почти полностью вышел из нее, прежде чем скользнуть обратно дюйм за дюймом.

— Ты убиваешь меня, — выдохнула она.

— Нет, — прошептал он ей на ухо, — просто пытаюсь сдерживаться.

— Я не могу…

— Можешь, — поправил он, очень медленно двигаясь взад-вперед. Ужасно медленно, так медленно, что он каждой своей клеточкой чувствовал малейшую дрожь в своем теле, особенно когда выходил, а потом опять вторгался.

Она три раза тихо вскрикнула, и он почувствовал, как все ее тело замерло, мышцы стали напряженными, спина выгнулась. Он толкнулся вперед, и она крепко обхватила его член своей пульсирующей киской, пока его голова плавала в тумане похоти и ощущений.

— Боже, Камаль. Боже.

— Тише, я здесь, я здесь с тобой. — Он совершенно не узнавал свой хриплый голос, который звучал чуждым его собственным ушам. Но он вышел и опять вошел, и так раз за разом, погружаясь и издавая стоны в полумраке комнаты, кончив прямо в нее и сжав в своих объятиях с такой силой, что побоялся будто может ее сломать, чувствуя, как его сердце готово было вырваться из его гребаной грудной клетки, как будто кто-то выпустил его на свободу.

И когда страсть и жажда их тел утихла, и они лежали в объятиях друг друга, сердце Камаля все еще стучало как безумное, потому что он понял — если когда-нибудь потеряет Джессику так же, как она потеряла Джона, он не выживет. За несколько месяцев она стала для него всем. Всем, что имело значение для его сердца, для его головы, для его души, а теперь и для его будущего. У них было будущее. Он видел свое будущее исключительно с этой женщиной, и как только она закончит свой срок президентства, он собирался сделать ей предложение, одев кольцо на палец и создав с ней семью.