— Для кого-то он и хорош, — ответила Мелисса. — Я просто не верю в его прочность.

А многие видят смысл в том, чтобы любить одного человека всю жизнь, подумал Рейли. Многие об этом только и мечтают.

— Мои родители были женаты лет сорок, когда умерла мама.

— Печально слышать.

— Это случилось несколько лет назад, мисс. — Он обернулся, не услышав ответа. Она в это время уставилась в потолок.

— Минутку. Если они были женаты сорок лет, то вам, должно быть…

— Тридцать шесть. Я самый старший из троих сыновей.

— А!

— Надеюсь, что вы не сочтете за обиду, если я не поинтересуюсь вашим возрастом. Я обнаружил, что женщины не всегда относятся к этому положительно.

Она рассмеялась, очарованная намеком на флирт в этих словах. Рейли никогда не считал себя знатоком женщин. Но сейчас он готов был сыграть самого Мела Гибсона, если это вызовет ее улыбку.

— А как насчет ваших родителей?

— Насчет моих? — весело переспросила она.

— Ну, если вы мне скажете, как долго они женаты, я, возможно, догадаюсь; сколько вам лет.

Улыбка исчезла.

— Что вам даст срок в два года?

Рейли смотрел ей прямо в глаза, зная, что иначе она отвернется.

— Разбитая семейная жизнь?

— Точнее, разомкнутая. Распавшаяся. — Она пожала плечами и сползла со стола. Не зная, куда идти и чем занять руки, она подошла к мойке и стала подавать Рейли тарелки, избегая его взгляда.

— Любовь исчезает. Дети — нет. Даже разбитые семьи могут помочь, если дети знают, что всегда есть кто-то, на кого они могут положиться.

— Такое нужно каждому.

Она покачала головой.

— Не мне. Я это переросла. Я научилась не ждать того, что никогда не случится. И прекрасно обхожусь без посторонней помощи.

— С огромным запасом нерастраченной любви. — Она так хотела делиться любовью, и всю ее она отдала ребенку. — И потому вы стали няней?

Улыбка тотчас же превратилась в лучистое сияние.

— Как только я увидела Аврору, я уже знала, что не смогу с ней расстаться.

Примерно то же самое почувствовал Рейли, когда увидел Мелиссу.

— А что случится, когда она вырастет?

— Вы думаете, я слишком к ней привязана?

— Я этого не говорил, мисс.

— Знаю, что в один прекрасный день она пойдет в школу. Сна умна и сообразительна до предела. Но вначале Хелена должна выйти замуж и обосноваться где-то.

— С нею это может произойти скорее, чем вы думаете. — Если бы это от него зависело, он бы поженил Реджи хоть завтра. — Ваш работодатель обладает довольно односторонним мышлением.

— Я бы сказала, скорее «двухсторонним».

И они опять рассмеялись. На этот раз они обрадовались наступившей вслед за смехом тишине. Рейли подумал, а не купится ли Реджи на идею похищения невесты, скажем, на будущей неделе.

— Если позволите высказать мнение, мисс…

— Что? — Она так и разинула рот. Опершись локтем о стойку, она положила другую руку на отставленное вбок бедро. — Будто вам на что-то требуется мое разрешение! Я-то не графиня. А такая же рабочая лошадка, как и вы. — И она игриво ущипнула его за руку.

Рейли решил ей подыграть. Когда она перестала быть настороже, она становилась пикантной, бойкой и колюче-искристой, как только что отжатый апельсиновый сок, который он каждое утро готовил для Реджи. Он не скажет, что вчера в хозяйскую спальню подал два стакана; ему не хотелось шокировать Мелиссу. Правда, одно лишь предположение, как бы она вела себя в его постели, заставило его испытать в нижней части тела дрожь на грани боли. Господи, как же он ее хотел! Но на данный момент ему было выгоднее сохранить тот непринужденно-дружеский тон, который сам собой между ними установился. Такие минуты у него бывали очень редки, как, впрочем, и ответы на эротические мечты.

— По моему скромному суждению, — продолжил он с улыбкой, — чем больше я вижу их вместе, тем больше полагаю, что из его сиятельства получится любящий муж и любящий отец. Похоже, он искренне восхищен Авророй.

— Значит, вы и за этим следите!

Он знал, что для нее это важно.

— Я просто учитываю это обстоятельство. Наряду с чувствами графини по отношению к его сиятельству, ну, и существующей между ними и связывающей их, как вы это называете, общности…

На щеках у Мелиссы появились красноватые пятна. Она откинула голову и рассмеялась. Подняла бокал, который нужно было помыть.

А он взял в руки другой и чокнулся им с нею.

— За прекрасную пару!

— Да будет их правление долгим!

Он слишком долго смотрел ей в глаза. Когда она отодвинулась, сердце его точно сжалось в кулак. Он не хотел, чтобы это ощущение проходило. Было что-то чудесное в том, чтобы так желать женщину. А разделенное чувство столь долгое время было для него роскошью. Эта же…

Эта же девушка провела пальцами по граням хрустального кубка и стала подумывать об отступлении.

— Уверен, что его сиятельство будет заботиться о девочке, — проговорил Рейли, подыскивая в уме слова для продолжения реплики.

Она поглядела ему прямо в глаза и заявила на удивление страстно:

— Вы позаботитесь о ней, Рейли. Если она будет жить здесь, то я уверена, что она станет самой благополучной, лучше всех на свете окруженной заботой девочкой!

А ее няня? Он так хотел бы позаботиться и о ней!

Рука ее легла на его руку. Пальцы коснулись закатанного рукава, а потом большой палец стал шевелить волосики на его руке. Взор ее помутился, когда до нее дошло, что она опять до него дотронулась.

— Очень мило с вашей стороны сказать мне это, мисс.

Она пришла в себя, радуясь предлогу уйти. Вновь окинула его игривым взглядом и повторила его реплику, пародируя йоркширский акцент:

— «Мило с вашей стороны сказать мне это!» Как вы официальны!

— А каким же еще вы хотели бы меня видеть?

Она скрестила руки и поставила оба локтя на край стойки, вызывающе покачивая задом.

— Интересно, а как вы тут развлекаетесь?

Вряд ли нашелся бы мужчина, который назвал бы развлечением такое поддразнивание красивой женщины, что у него кровь закипает в жилах. Рейли не отрывал глаз от мойки.

— Этим? — она шлепнула по воде, разгоняя мыльные пузыри, разрушая его отражение.

— Мне нравится знать, что все в порядке.

— М-м! По сравнению с обезвреживанием бомб, вероятно, все остальное выглядит, как успокоительная процедура.

Он улыбнулся, неспособный понять, отчего его сердце ухает, как молот.

Она пристроилась рядом, обратив свое бедро в сторону его бедра.

— Ну хорошо! Если это отдых, то каковы же развлечения?

Он для начала отвел от нее взгляд. Его воображение подсказывало ему все доступные развлечения. А тело сделало следующий шаг. Впервые он обрадовался тому, что на нем длинный фартук. Он подошел к стойке, после чего стал вытирать ее посудным полотенцем.

— Развлечения, — повторил он, протягивая руку к цепочке, чтобы выдернуть пробку. Вода забурлила и ушла в сток.

— Как может полный сил, молодой, относительно красивый мужчина…

— Благодарю вас, мисс!

— Не стоит благодарности. Вы меня перебили.

— Простите, мисс.

Она рассмеялась.

— Как такого рода мужчина может уберечь себя от того, чтобы стать таким же степенным, манерным и замшелым, как этот старый дом?

— Тут мало возможностей для развлечений, — проговорил Рейли размеренным тоном.

— Я бы так не сказала. Ведь все под контролем. Сады подстрижены и ухожены, лошади накормлены и расставлены по стойкам. Все слуги спят…

Иными словами, они оказались наедине. Рейли так внимательно сосредоточил свой взгляд на уходящей мыльной воде, что можно было подумать, будто в глубинах мойки скрывается чудовище из озера Лох-Несс. Он припомнил все, что когда-то учил он приемах самоконтроля.

Она взяла его руку, и они сомкнули намыленные ладони.

— Ладно, Рейли. Мы можем пофлиртовать.

И над этим посмеяться. Вот почему я сегодня спустилась сюда. Я думала, что если мы поговорим, как два нормальных взрослых человека, то сможем отбросить от себя остальное. Согласитесь, становится немного смешно.

То, что он хочет ее? Да никогда в жизни! Она по-матерински сжала его руку. А ему показалось, что сердце стянули железным обручем.

— Мы перешагнули через то, что было между нами, что бы это ни было, — объявила она.

— Вы в этом уверены?

— Если бы это было не так, я бы не смогла разговаривать с вами и поддразнивать вас. — Бедра ударились друг о друга. — Скажем, так. Химия, и больше ничего. Искры, взгляды, похоть. Между мужчинами и женщинами вспыхивает дуга, как между двумя статическими зарядами. Всему конец, и я заявляю: «Скатертью дорожка!» — Она шлепнула ладонью о стойку. — Нам гораздо лучше, когда мы просто друзья. Разве вы с этим не согласны?

Он усмехнулся. Открыл кран и стал ополаскивать кубок, доводя его до блеска. Он держал его в руках, как нечто драгоценное и хрупкое, стискивая зубы до такой степени, что на виске стала бешено пульсировать жилка.

— Надеюсь, вы не считаете меня чересчур прямолинейной, — с трудом выдавила из себя Мелисса.

— Даже и не думаю.

— Мы не смогли бы намеренно избегать друг друга.

— Не смогли бы.

— Если мы постараемся, четыре дня превратятся в вечность. Скажи чему-то «нет», и оно исчезнет, таковы мои жизненные воззрения.

Значит, она хочет, чтобы это исчезло. Он с такой силой поставил бокал, что раздался звон. Сняв передник через голову, он смял его и швырнул не глядя на стул.

Дружба, говорит она. Ей хочется чего-нибудь бесцветно-бледного, столь же возбуждающего, как теплое молоко.

— А знаете, чего хочу я?

У нее ком встал в горле. Он еще ни разу не повышал голос.

— Мира и покоя? Я сейчас уйду.

— Нет. — Он взял ее лицо в обе руки. Мокрые и влажные, его ладони пахли мылом. — Я хочу, чтобы ты осталась.

— Но, я…

— И больше не говори ни слова.

Он вдавился в нее всем своим телом, прижавшись к ее раскрывшимся от потрясения губам. Поцелуй продлился недолго. Стройная и мускулистая, она была почти одного с ним роста, и это его возбуждало. Возбуждало его и ее убыстрившееся дыхание, ощущение того, как ее ребра впиваются в него, как сердце ее стучит, точно молот, как возбудил его и тот факт, что она остается.

Он нажал на лопатки, подавая ее вперед. Крохотные холмики грудей расплющились о него. Он дышал глубоко, с бешеной скоростью прогоняя по жилам кровь. Он не хотел останавливаться. Было поздно, в доме настала тишина. Глубинный стон женщины, прерывистое ее дыхание никем посторонним не будут услышаны. У них было время. И они оказались одни.

Она выровняла дыхание. Но он опять заставил ее сбиться с ритма.

— Я хотел этого с первого дня, как только увидел тебя.

Он быстро скользнул губами по ее губам, а потом раскрыл их языком. Она застонала.

Ему нравился ее вкус. Рот у нее был, словно атласный, от кожи исходил мускусный аромат дыма и роз.

— Ты пахнешь, словно камин и цветы на нем.

— Нам нельзя, — прошептала она.

— Нам обязательно надо.

— Рейли…

— Помолчи… — Еще одна проба на вкус. Еще одно медлительное вторжение.

Ее тело прижималось к его телу. Он с силой прижал ее еще плотнее. Она слегка приподнялась на носках. Место, где сходятся ее бедра, прижималось к месту, где сходятся его бедра.

— Мелисса!

При звуке своего имени она раскрыла глаза. От того, как она стояла, как бесстыдно сплетала руки, как призывно согнула бедра, ее охватил ужас. В глубине голубых глаз зародилось сомнение, подавляя те ощущения, которые они испытали вместе.

Он еще раз произнес ее имя, хрипло, призывно, пытаясь отчаянно удержать тот миг, который уже уходил из-под его власти.

— Останься, прошу тебя!

Она покачала головой.

— Мы друзья. И нечего требовать большего.

Возможно, требовать не могла она. А он уже был к этому близок. Жизнь предлагает выбор: все или ничего. Он слишком долго довольствовался ничем. Усадьба — не родной дом, работа — еще не вся жизнь.

Он вновь стиснул ее в объятиях. И потерся щекой о ее шею, наслаждаясь ее резким дыханием. Уже одно это говорило само за себя: как точно они подходят друг к другу, как просто — соединить ее тело с его телом.

— Безумие!

— Реальность. — Дом, в недрах которого это происходило, казался ненастоящим, представлялся мечтой о порядке и величественности, он был свободен от пугающих эмоций и неуправляемых страстей, чист от ненависти и злобы, преследовавших Рейли в Северной Ирландии. Рейли долго был лишен любви, которая, как он полагал, ему никогда больше не понадобится.

Слова полились из него потоком — неожиданные, неконтролируемые.

— В восточной башне есть комната, с ванной и камином. На стенах плитка, на очаге свечи. Туда никто не сможет заглянуть.

Она вздрогнула, когда он слегка ущипнул ее, и, затаив дыхание, стала ждать следующего потока слов.

— Там я тебя помою. Намылю тебя всю, твои плечи, твои груди. И между ног…

Она покачала головой, по ней прошла волна дрожи, когда его руки стали гладить ее руки и округлости пониже спины. Целиком и полностью одетая, она ощущала все, что он называл, тщетно пытаясь отмести от себя его слова.

— Да ты колдун!

— Иди со мной.

— Нам нельзя.

— Нам все можно. И мы можем туда пойти Я проведу тебя. — Он протянул руку к открытому крану, перерезая хрустальный канат льющейся воды. Окунул ладонь в теплую воду и поднес ее к ее рту.

Она нервно глядела на нее, точно он потребовал из нее лакать. А обжегшая его мысль заставила его пульс биться еще чаще. Он наблюдал за тем, как расширяются ее зрачки.

Он просунул согнутую лодочкой ладонь сбоку под воротник, поглаживая ее все то время, пока вода текла у него между пальцев. Веки у нее опять сомкнулись. Она вся дрожала. Рейли резко наклонил руку. Вода потоком полилась под блузку, попадая в вырез, сверкая на раскрасневшейся коже. Рот ее раскрылся в молчаливом вздохе.

Он провел мокрой ладонью у основания шеи, ощутив биение пульса и безжалостно продвигаясь вниз.

Из нее вырвался стон.

— Не надо!

— Вот это по-настоящему вкусно! — Касаясь плотью мокрой плоти, он стал шарить пальцами под блузкой, шевеля ими, пока не расстегнулась одна пуговица, затем другая… Вложил в ладонь небольшую грудь. Мокрое кружево лифчика прилипло к восставшему соску.

Она простонала.

«Нет» было всего лишь словом. А он прислушивался к ее телу. Он развел в стороны влажную ткань блузки, наклонил голову, чтобы вылизать языком холмик груди. Колени у нее подкосились. Он поймал ее за бедра, введя ногу между ее ног, ощущая исходящее от нее в этом месте сладкое тепло, обоняя его.

— Нет! — Она вывернулась из его объятий и, спотыкаясь, отступила назад. Выход в сад был ближе, чем проход к лестнице. И она попятилась к нему.

— Я приходила не за этим!

Он одиноко замер у раковины, и черты его были омрачены разочарованием.

Она свела блузку у самой шеи.

— Я пришла сюда, чтобы предложить дружбу. Вы ложно истолковали то, с чем…

— Не надо лгать, — проговорил он хриплым, гортанным голосом. — Ни себе, ни мне.

— Но я вовсе не собиралась…

— Вы этого хотели. Вам это было нужно. — Он сделал шаг в ее направлении, увидел, как она съежилась, и более не двигался. — Вам нужно то, что я в состоянии вам дать. Вам нужны прикосновения, любовь, умелое обращение. Нужен мужчина, способный заполнить ваше тело своим, любить вас до тех пор, пока вы не почувствуете слабость. Мужчина, который будет целовать вас до тех пор, пока огонь не станет до такой степени сильным, что вы взмолитесь, чтобы его потушили.

— Вы еще ни разу со мной так не говорили.

— Зато я хотел этого.

От грубого его голоса у нее перехватило дыхание. Теперь она поняла, отчего он до сих пор держался на расстоянии. Он знал, что достаточно трещины на фасаде, отлупившегося кусочка, и эти слова вырвутся на свободу, обрушатся на нее, как водяная стена, как вздымающийся прилив. За фасадом отчужденности скрывался одержимый бурной страстью мужчина, державший собственные чувства в клетке. И тут она добралась до замка.

Она покачала головой. Это было чересчур — все эти громоподобные слова и страстные обещания. Это слишком напоминало любовь, напоминало абсурдное умопомрачение, жертвой которого то и дело становилась ее мать. Мелисса не верила в любовь, вырывавшуюся из ниоткуда. Так не бывает. Никогда не бывает.

Это не настоящее. Это похоть, это одиночество. Мы едва знаем друг друга.

— Вам нужен мужчина. Такой, которому вы сможете уделить хотя бы часть любви, расточаемой на маленькую девочку.

Эти слова словно ужалили ее. Она расправила плечи.

— Вы понятия не имеете, чего я хочу.

— Это я-то не имею? Да я еще не встречал женщины, более, чем вы, страдающей от неудовлетворенного желания!

Слова эти обрушились на нее, как поток ледяной воды.

— Я ни от чего не страдаю!

Он прижался бедром к раковине и оглядел ее оценивающим взглядом с ног до головы.

— Вы ведь женщина, не так?

У нее закружилась голова, подступила тошнота. Неужели дела ее до такой степени плохи? Она опустила руки по швам и сжала кулаки.

— Через четыре дня я уеду. И до самого отъезда буду в высшей степени благодарна вам, если вы оставите меня в покое.

Сделав поворот «кругом» на каблучках, она захлопнула за собой дверь.

Легким движением руки Рейли закрыл кран. Он подождал, пока не перестанут трястись потревоженные ставни. Затем посмотрелся в темное окно над мойкой. Он говорил искренне. И если бы она слушалась своих чувств, а не страхов, она бы поняла, как они подходят друг другу. Она тоже принадлежала бы этому месту, как и он.

Но кому он морочит голову? Он сделал неверный ход и не вовремя И теперь беспомощно стоит, в то время, как вся эта жалкая затея лопнула, как мыльный пузырь.

— Ну, друг, что теперь ты будешь делать?

Молчание пустоты было единственным ему ответом.

Шероховатые камни арки приятно холодили щеку Мелиссы. Выступы щекотали ей ладонь. Не пройдет и минуты, как сердце забьется потише, а безумство чувств прекратится. А пока что внутри у нее все свернулось в узел, а затем оборвалось. Щеки пылали от унижения. По телу прошла гусиная кожа. Она этому только обрадовалась.

В кухне перестала течь вода. Мелисса кинула взгляд на дверь, боясь, что он выйдет и пойдет за нею следом. Она побежала в сад и, прячась в лунную тень, решила по белым дорожкам, отчетливо видным ночью, пойти в лес.

— Как же ты могла? — Этот вопрос, задаваемый самой себе, преследовал ее шаг за шагом. Она вдыхала целительный воздух. Но ничего не помогало. Он нес с собою запах дыма и роз, аромат находившегося у нее в объятиях Рейли.

Камин и цветы — вот слова, которые нашел Рейли, чтобы описать исходивший от нее аромат. Несколько часов назад она сидела у камина в библиотеке, где лорд Дарби читал книжку Авроре. Вслушиваясь в мурлыкающий баритон его сиятельства, Хелена сияла. Аврора свернулась в клубочек. Мелисса пристроилась у потрескивающего очага и думала о Рейли. А когда девочка уснула, Мелисса забрала ее наверх: С решимостью, в которой она сама себе боялась признаться, она поспешно уложила Аврору в постель, а потом обрызгала лицо розовой водой и прошла по черной лестнице на кухню в надежде отыскать его, в надежде… На что?

Я просто хотела поговорить с ним, настаивало ее сознание.

Зато сердце рассказывало о другом. О том, как ее бросало в жар от одной только мысли о том, как мужчина, настроившись на ее тело, вкусит дыма и роз прямо с ее кожи. Когда он целовал ее, она обмякла у него в руках, как розовые лепестки. Почему? Почему она сдалась так быстро?

Сказанные им на прощание слова резали ее, словно ножом: «Вы ведь женщина, разве не так?»

Он заявил, что она страдает от неудовлетворенного желания. Она повторяла про себя эту фразу, словно это было самое непристойное из словосочетаний родного языка. Страдала от неудовлетворенного желания ее мать, а она дала себе слово, что никогда такой не будет. Никогда не отбросит все ради мужчины.

Вы ведь женщина, разве не так?

— Будьте вы прокляты, Рейли! — Мелисса заскрежетала зубами и направилась в лес. Ветви бились о ее блузку, папоротник шлепал о джинсы. Она была женщиной, а он — страшно желанным мужчиной. Она бы поцеловала его всем, чем обладает ее тело, а он бы воспринял ее действия так, каковы они и были на самом деле. Желание. Похоть. Слабость. И если бы он вновь заключил ее в объятия, она бы вела себя точно так же, как тогда.

От мягкой земли исходил отзвук шагов. Она юркнула за дерево.

Свет фонарика прорезал папоротники по мере приближения этих шагов, двигавшихся в ее направлении с заговорщическим шепотом:

— Мелисса?

Она обмерла, услышав трагизм разочарования в его голосе.

— Мелисса! — Голос звучал мощно и сурово, очень по-мужски и очень нерадостно.

Пусть он посылает на ветер ее имя. Скорее вокруг разверзнется ад, прежде, чем она ответит на столь страстный зов. С другой стороны, она искренне жаждала дать ему душевный покой. Да, уж, конечно, она испытывает страдания от неудовлетворенного желания!

Он остановился в трех метрах от нее, окруженный полуночным сиянием. Луч света прекратил свои пляски.

— Если вы заберетесь слишком далеко, то приведете в действие систему обеспечения безопасности, — предупредил он ее. — Через каждые шесть метров установлены датчики. Достаточно пройти мимо одного из них, и через пять минут тут будут констебли.

На его стороне была истина. На его стороне была также собака, Ван-Дейк, один из черных лабрадоров лорда Дарби, который весело семенил от дерева к дереву. Вовсе не намереваясь отыскивать ее по запаху, он, казалось, довольствовался тем, что трусил рядом с Рейли.

Мелисса успокоилась, увидев бессловесного спутника. Все надежнее, чем находиться наедине с Рейли. Холодно и собранно она позвала его:

— Я здесь!

Рейли мигом обернулся в ее сторону. Лучик фонарика начал с ее ног, медленно поднимаясь вверх. Блузка все еще была влажной. Темные пятна обрисовывали места, в центре которых торчали тугие соски. Она сложила руки и уставилась на свет.

Он выключил фонарик.

— Пойдете со мной?

— Предпочитаю свежий воздух.

— Свежести и натиска ветра в моем поведении было довольно для обоих нас.

В горле у нее опять встал ком. Ей не хотелось слышать его шутки.

— Вы простудитесь.

— А по чьей вине?

Он хмыкнул и сделал шаг вперед на звук ее голоса.

— Через минуту ваши зубы начнут выбивать барабанную дробь. Наденьте это.

Резким движением он вновь включил фонарик. И пока луч света хаотично обегал кроны деревьев, он накинул ей на плечи пиджак.

— Вы опять все продумали.

Руки его легли ей на плечи.

— Я просто выполняю свою работу, мисс.

Она закрыла глаза и качнулась в его сторону. Приготовилась к очередному поцелую; повинный в этом уголок ее души жаждал его. Вместо этого она получила то, что хотела: отстранение. Он убрал руки.

Дрожа, она раскрыла глаза и стянула лацканы пиджака. И с радостью почувствовала, что ее голос звучит громко и складно.

— Я хочу довести до вашего сведения, что я не испытываю страданий от неудовлетворенного желания, не собираюсь липнуть к кому бы то ни было, впадать в отчаяние или соответствовать каким-либо иным стародевским терминам, которыми вы любите пользоваться, когда соблазняете приехавших в гости женщин.

— Но вы не гость.

— Тогда кто же?

Рейли прекрасно знал, кто она, точно так же, как знал каждый миллиметр этих лесов. Она была женщиной, которую он желал. И если он собирался удержать ее здесь, то ему надо было действовать намного более продуманно и разумно, чем до сих пор.

— Пора возвращаться в дом.

Двигаясь по дорожке, освещенной его фонариком, она обрушивала на него одно обвинение за другим. Он же стойко их выдерживал.

— Самое время четко заявить вам о своих взглядах. Я не верю в брак. Я не верю в любовь. Ваш рассказ про ванну, и надлежащее обращение, и все такое прочее был очень мил, но я не верю в представления на одну ночь.

— Я имел в виду четыре ночи.

Ну почему он не кинется на нее, очертя голову, и они вдвоем не вознесутся к небесным наслаждениям? Она резко повернулась к нему лицом. Он вздохнул и поднял руку, предупреждая дальнейшие словоизлияния.

— Обещаю, что в течение этих четырех дней я и близко к вам не подойду.

— Ладно. Хорошо. — Она повернулась и пошла вперед, пока ее намертво не остановила посреди тропинки пришедшая в голову мысль.

— А как насчет ночей?

Он усмехнулся.

— Ночью тоже.

— Чудесно. — И, победно вскинув голову, она двинулась вперед.

Рейли подсветил ей то место, где начиналась гравиевая дорожка. Лунный свет покрыл землю ковром бледного сияния. Дымчатые тени бегали у нее по волосам. Бледно-голубые точечки целовали ей щеки. Рейли направил фонарь прямо перед собой: лучик взбирался по задней стороне джинсов, ласкал ее округлый зад, пока не угнездился у нее между ног. С отвращением к самому себе Рейли щелкнул выключателем.

Мелисса от резкого звука подпрыгнула и пошла быстрее.

Рейли задумался, а будет ли в темноте ее кожа иметь другой вкус, будут ли ее груди в темноте так же сладки, будут ли тени между ее грудями беречь мускусный аромат, подобный тому, что он вдыхал у нее за ушами.

Он откашлялся и подумал о четырех длинных днях и ночах, когда он будет мучать себя воспоминаниями. Если бы он повел себя иначе, то смог бы увести ее к себе в спальню. И, может быть, не понадобилось бы идти так далеко. Может быть, он занялся бы с ней любовью прямо в кухне, на холодном полу или на длинном дубовом столе. Тела их извивались бы и сплетались, отражаясь в блестящей меди кухонной посуды.

Фантазии его приобретали все более дикий оттенок по мере того, как приближался дом. Но мечты пасуют перед реальностью. Она сказала «нет», оставив его в состоянии готового взорваться детонатора.

Но это не прежняя его работа. Ошибки, совершенные здесь, можно исправить. Иногда жизнь предоставляет повторный шанс. И он вознамеревался воспользоваться им.