Собрание, на котором предстояло обсудить и поставить на голосование прошение, началось, как обычно, спокойно и в соответствии с установленным порядком. Вождь встал на сцену, сильным чистым голосом зачитал прошение и открыл прения. Жители по очереди начали высказывать свои мнения.

На собрание пришли и новенькие. Мэтти заметил женщину, встреченную им накануне, а рядом с ней высокого светловолосого мальчика, должно быть Владика. Они стояли среди других новеньких, державшихся отдельно, потому что они еще не могли голосовать.

Совсем маленькие дети, которым все это было скучно, играли среди растущих поблизости сосен. Мэтти когда-то был таким, как они, — он был новеньким и не интересовался обсуждениями. Но теперь он стоял рядом с Видящим и другими взрослыми. И внимательно слушал. Он даже не взял с собой Шкоду, который обычно везде его сопровождал. Сегодня щенка оставили дома — когда они уходили, он скулил за закрытой дверью.

Теперь, когда жители Деревни собрались, стало очевидно, что происходит что-то ужасное, и от этого было страшно. Торжище было вечером, когда уже стемнело, поэтому Мэтти не заметил многих, он обращал внимание только на тех, кто подходил к сцене, как Ментор и женщина, почему-то жестоко обращавшаяся со своим мужем, когда они шли домой.

Но теперь был ясный день. Мэтти сумел рассмотреть всех и, к своему ужасу, увидел перемены.

Рядом с ним стоял его друг Рамон с родителями и младшей сестрой. Это его мать тогда хотела выторговать меховую куртку, но получила отказ. У них была «Игровая машина», так что одну сделку они уже заключили. Мэтти внимательно рассматривал семью своего друга. Он не видел Рамона с тех пор, как на днях предложил ему пойти на рыбалку, но ему сказали, что он плохо себя чувствует.

Рамон взглянул на Мэтти и улыбнулся. Но Мэтти понял, что его друг действительно болен, и у него перехватило дыхание. С лица Рамона пропал румянец и загар, он похудел и посерел. Стоявшая рядом сестра тоже казалась нездоровой; у нее как будто ввалились глаза, Мэтти слышал, как она кашляет.

Он помнил, что раньше, когда девочка так кашляла, мать наклонялась к ней и успокаивала. Но теперь Мэтти видел, что мать грубо потрясла ее за плечо и зашипела: «Ш-ш-ш!»

Люди говорили по очереди, и Мэтти по их словам понимал, кто из них заключил сделку. Некоторые из самых трудолюбивых, добрых и надежных людей теперь выходили на сцену и выкрикивали требования закрыть границы, чтобы «нам» (Мэтти поежился, слыша это «нам») не пришлось больше делиться.

«Рыба нужна нам самим».

«Наша школа слишком маленькая, чтобы принять и их детей. Только наших!»

«Да они даже говорить нормально не умеют. Мы не понимаем их».

«Им слишком много нужно. Мы не хотим заботиться о них».

И наконец: «Мы слишком долго это терпели».

Иногда на сцену выходил какой-нибудь житель Деревни, который не заключал сделок. Такие говорили об истории Деревни, о том, что все местные жители бежали от бедности и жестокости, а их охотно пустили в новое место.

Слепой выразительно описал день, когда его, полумертвого, жители Деревни принесли сюда, а потом долгие месяцы выхаживали до тех пор, пока он, пусть и слепой, нашел здесь свой новый дом. Мэтти подумывал, не стоит ли и ему выступить. Он хотел, потому что Деревня и для него стала настоящим домом и спасла его, но застеснялся. Но тут слепой заговорил за него:

— Мой мальчик пришел сюда шесть лет назад. Многие из вас помнят, каким был Мэтти тогда. Он дрался, ругался и воровал.

Мэтти понравилось, что он сказал «мой мальчик» — слепой так раньше не говорил. Но при этом смутился, оттого что все к нему повернулись.

— Деревня изменила его и сделала тем, кто он сейчас, — добавил слепой. — Скоро он получит настоящее имя.

Мэтти вдруг захотелось, чтобы Вождь, который все еще стоял на сцене, поднял руку, призвал к тишине, вызвал Мэтти, положил ладонь ему на лоб и объявил его настоящее имя. Иногда он так делал.

Вестник. У Мэтти перехватило дух, он очень хотел, чтобы так все и было.

Но вместо этого раздался другой голос:

— Я помню, каким он был! Если мы закроем границы, то нам больше не придется этого делать! Не придется иметь дело с ворами и бахвалами и теми, кто разводит на себе вшей. Мэтти, когда пришел, был вшивый!

Мэтти повернулся и посмотрел. Это была женщина. Он был потрясен. Как будто ему неожиданно дали пощечину. Это была их соседка, та самая женщина, которая сшила ему одежду, когда он только появился в Деревне. Он помнил, как стоял в своих лохмотьях, а эта женщина снимала с него мерку, затем надела наперсток и стала шить. Тогда у нее был мягкий голос, она что-то ласково ему говорила, пока шила.

Теперь у нее была швейная машинка, очень непростая, и множество рулонов ткани, из которых она шила изысканную одежду. А одежду для Мэтти, простую и грубую, теперь шил слепой.

Значит, и она заключила сделку и теперь обратилась против не только него самого, но и против всех новеньких.

Она подначила остальных, и теперь много людей кричали: «Закройте Деревню! Закройте границу!»

Мэтти никогда не видел Вождя таким огорченным.

Когда все закончилось и были подсчитаны голоса, Мэтти поплелся рядом со слепым домой. Поначалу они молчали. Что тут скажешь? Теперь мир изменился.

Потом Мэтти, понимая, что ничего не поделаешь, попытался пошутить:

— Наверное, теперь меня отправят во все другие деревни и селения с посланиями. Придется попутешествовать. Хорошо, что зима пока не наступила. Со снегом было бы тяжелее.

— Он пришел, когда был снег, — заметил слепой. — Он знает, каково это.

Мэтти не сразу понял, о чем он. Кто? «Ах да, — вспомнил он, — маленькие санки».

— Он может заглядывать за предел, — добавил слепой.

— Что?

— У него есть особый дар. Как у некоторых людей. Вождь может заглядывать за предел.

Мэтти был поражен. Он уже обращал внимание на светло-голубые глаза Вождя, ему казалось, что тот видит то, чего большинство других людей не видят. Но до этого такие слова ему в голову не приходили.

И он вспомнил про то, что совсем недавно узнал о себе.

— Значит, у некоторых людей есть особый дар?

— Да, это так, — ответил Видящий.

— И что, у всех одинаковый? Все — как ты сказал? — заглядывают за предел?

Они приближались к повороту, от которого отходила дорожка к их дому. Мэтти, как всегда, с восхищением наблюдал за тем, как слепой, погруженный во тьму, почувствовал поворот и повернул в нужном месте.

— Нет, у каждого свой дар.

— А у тебя он есть? Ты ведь знаешь, куда идти?

Слепой улыбнулся.

— Нет, это не дар, я сам научился. Я уже давно лишен глаз. Сначала я спотыкался и натыкался на все. Люди все время мне помогали. Конечно, в былые времена жители Деревни быстро и охотно помогали и направляли меня, — в его словах чувствовалась горечь. — Кто знает, что будет теперь?

Они подошли к дому и услышали, как Шкода, почуявший их приближение, скребется в дверь и возбужденно лает.

Мэтти хотел продолжить этот разговор. Он хотел рассказать слепому про свою тайну.

— Значит, у тебя нет дара, как у Вождя, а у других есть?

— У моей дочери есть. Она рассказала мне о нем тогда, когда ты отвел меня к ней.

— Кира? У нее есть особый дар?

— Да, твоя старая подруга Кира. Которая учила тебя хорошим манерам.

Мэтти пропустил это мимо ушей.

— Наверное, она совсем уже выросла. Я видел ее, когда был там последний раз, но это было почти два года назад. Но, Видящий, что значит…

Слепой вдруг остановился на ступенях, ведущих к двери.

— Мэтти! — сказал он тревожно.

— Что?

— Я только что понял. Граница же будет закрыта через три недели.

— Да.

Видящий присел на ступени. Он закрыл лицо ладонями. Иногда он делал так, когда размышлял. Мэтти сел рядом и стал ждать. Возмущенный Шкода бросался на дверь.

Наконец слепой заговорил:

— Я хочу, чтобы ты сходил в селение, где жил раньше. В любом случае тебя туда отправит Вождь с посланием. Он отправит тебя в несколько мест, но, Мэтти, я хочу, чтобы ты отправился туда в первую очередь. Вождь поймет.

— Зато я не понимаю.

— Моя дочь. Она говорила, что хочет переселиться сюда, когда наступит время. Ты знаешь ее, Мэтти, ей надо было сначала завершить свои дела.

— Да, и она уже все закончила. Я понял это, когда был там в последний раз. Все поменялось. Люди теперь заботятся о своих детях. А…

Он замолчал. Он не мог говорить, потому что его захлестнули воспоминания о том, как издевались над ним. А потом просто добавил:

— Кира все изменила. Теперь стало лучше.

— Мэтти, осталось только три недели. Когда закроется граница, будет слишком поздно. Ей не разрешат прийти сюда. Надо привести ее, пока это не случилось. Если ты не сделаешь это, Мэтти, я ее больше никогда не увижу.

— Все-таки это очень странно, когда ты говоришь «увижу».

Слепой улыбнулся.

— Я вижу сердцем, Мэтти.

Мэтти кивнул.

— Я знаю. Я приведу ее. Отправляюсь завтра.

Они одновременно встали. Наступал вечер. Мэтти открыл дверь, и Шкода выпрыгнул прямо ему на руки.