— Вот бы у нас была «Игровая машина», — проговорил Мэтти с деланной небрежностью. — Нам бы тогда никогда не было скучно по вечерам.
— А разве нам с тобой по вечерам скучно, Мэтти? Мне казалось, тебе нравится читать вместе.
Видящий усмехнулся и поправился:
— Прости, я хотел сказать, тебе нравится читать мне, а мне — слушать тебя. Это мое любимое время суток.
Мэтти пожал плечами.
— Нет, ну, мне нравится читать тебе, Видящий. Но это не так захватывает.
— Что ж, может, стоит взять другую книгу? Последняя — как она называлась, Мэтти? — как-то не очень быстро у нас пошла. «Моби Дик», вот как она называлась.
— Она была ничего, — согласился Мэтти. — Но слишком уж длинная.
— Ну, возьми в библиотеке что-нибудь повеселее.
— А я рассказывал тебе, как работает «Игровая машина»? Вот где веселье!
Слепой усмехнулся. Он уже не раз все это слышал.
— Сбегай-ка в огород, принеси кочан салата, а я почищу рыбу. Пока она будет готовиться, сможешь сделать салат.
— А еще, — громко продолжил Мэтти на пороге, — это было бы хорошее завершение ужина. Сладость. Что-то вроде десерта. Я говорил, как «Игровая машина» выдает победителю леденец?
— Посмотри заодно, не созрел ли помидор. Только выбери сладкий, — попросил Видящий, посмеиваясь.
— Бывают мятные, — продолжал Мэтти, — или кислые, или мармелад.
В огороде он вырвал с корнем кочан салата. Подумав, снял с плети росший по соседству огурец и нарвал листьев базилика. Вернувшись на кухню, положил овощи в раковину и стал мыть, не особо стараясь.
— Кислые бывают разного цвета, у каждого аромата свой цвет, — объявил он. — Но, кажется, тебя это вряд ли заинтересует.
Вздохнув, Мэтти огляделся. Хотя слепой не видел его жеста, он все равно показал рукой в сторону стены, украшенной цветным гобеленом. Это был подарок дочери слепого. Мэтти часто останавливался перед ним и разглядывал искусную вышивку, изображавшую густой лес между двумя деревнями. Это была география его жизни и жизни слепого, потому что оба они с великими трудностями перебрались из одной деревни в другую.
— «Игровую машину» мы поставим здесь, — решил Мэтти. — Будет очень удобно. Исключительно удобно, — добавил он, зная, что слепому нравилось, когда он расширял свой словарный запас.
Видящий подошел к раковине, отложил овощи в сторону и стал мыть стейки из семги.
— И тогда мы прекратим — или даже выменяем на что-нибудь — чтение и музыку, а взамен получим исключительное веселье дергать ручку и смотреть, как механизм выплевывает кислые леденцы? — спросил он.
Если так смотреть на машину, то она выглядит не очень привлекательной, подумал Мэтти.
— Ну, — сказал он, — это здорово.
— Здорово, — повторил слепой. — Плита готова? А сковорода?
Мэтти посмотрел на плиту.
— Минуту, — он начал ворошить дрова, чтобы поднялось пламя. Затем поставил сковороду на плиту.
— Я сделаю рыбу, а ты займись салатом. — И добавил с улыбкой: — Я принес немного базилика. Ведь ты такой салатный мастер. Он здесь, рядом с салатом.
Мэтти стал смотреть, как ловкие руки слепого нашли базилик и стали рвать листья и бросать их в миску.
Затем он взял рыбу и, помешав масло, положил ее в сковороду. Кухню мгновенно наполнил запах жареной семги.
За окном смеркалось. Мэтти подкрутил фитилек лампы и зажег ее.
— Знаешь, — продолжил он, — когда выигрываешь сладость, раздается звонок и загорается цветной огонек. Конечно, тебе-то это неважно, но некоторым из нас очень бы понравилось…
— Мэтти-Мэтти-Мэтти, — вздохнул слепой, — смотри лучше за рыбой. Она очень быстро жарится. И когда она будет готова, никакого звонка не будет. Кроме того, не забывай, что эту машину они на что-то обменяли. Цена могла быть высокой.
— А иногда выпадает лакричный леденец… — предпринял Мэтти последнюю попытку.
— А ты знаешь, на что ее обменяли? Рамон не говорил тебе?
— Нет, никто никогда об этом не говорит.
— Может, он и сам не знает. Может, родители ему не сказали. Наверное, так и надо.
Мэтти снял сковороду, наклонил ее, и куски рыбы один за другим соскользнули на две подставленные тарелки. Он поставил тарелки на стол и принес миску с салатом.
— Все готово, — сказал он.
Слепой подошел к хлебнице и взял из нее два толстых ломтя, от которых исходил запах свежеиспеченного хлеба.
— Я купил их на рынке утром у дочери Ментора, — сказал он. — Она будет кому-то хорошей женой. Скажи, она такая же красивая, как мне кажется по ее голосу?
Но Мэтти было не сбить напоминанием о дочери Ментора.
— Скажи, когда следующее Торжище? — спросил он, когда они сели за стол.
— Ты еще слишком маленький.
— Я слышал, что оно скоро.
— Не обращай внимания. Ты все равно еще слишком маленький.
— Но я вырасту. И я хочу посмотреть.
Слепой покачал головой.
— Это будет тяжелое зрелище. Ешь рыбу, Мэтти, пока не остыла.
Мэтти поковырял семгу вилкой. Он понял, что разговор о торге закончен. Слепой ни разу не торговал и гордился этим. Но Мэтти считал, что когда-нибудь обязательно попробует. Возможно, не ради «Игровой машины». Он еще много чего хотел. Он просто должен был узнать, как устроена торговля.
Он решил, что всё выяснит. Но пока его смущало другое. Мэтти так беспокоило новое умение, что он даже боялся говорить о нем со слепым.
В Деревне секретов не было. Это правило предложил Вождь, и все за него проголосовали. Все, кто пришел в Деревню, а не родился здесь, пришли из мест, где были секреты. Иногда — хотя и нечасто, потому что от этого всегда становилось грустно, — люди рассказывали о своей прежней жизни, о коварных правителях, жестоких наказаниях, безнадежной бедности и фальшивой роскоши.
Таких мест было очень много. Иногда Мэтти не мог поверить своим ушам, слушая эти истории и вспоминая свое детство. Поначалу, оказавшись в Деревне, он думал, что его суровое детство — безотцовщина и лачуга вместо дома, мрачная отчаявшаяся мать, которая била его и брата до крови, — было единственным в своем роде. Но теперь он знал, что по всему известному ему миру было разбросано множество селений, в которых страдают люди. Не всегда от побоев и голода, как он. Часто — от невежества. От того, что знания были доступны не всем.
Он верил Вождю, который требовал, чтобы все жители Деревни, даже дети, читали, учились, помогали и участвовали в жизни друг друга. Поэтому Мэтти учился и очень старался.
Но иногда к нему возвращались привычки, полученные в прошлом, когда ему, чтобы выжить, приходилось быть хитрым и вероломным.
— Ничего не могу с этим поделать, — мрачно сказал он слепому однажды, когда они только начали жить вместе и Мэтти поймали на каком-то мелком преступлении. — Жизнь наблатыкала.
— Не наблатыкала, а научила.
— Научила, — повторил Мэтти.
— А теперь ты заново учишься. Учишься честности. Мне неприятно наказывать тебя, Мэтти, но Деревня — это место, где живут честные и достойные люди, а я хочу, чтобы ты был одним из нас.
Мэтти опустил глаза.
— Так, значит, ты будешь меня бить?
— Нет, в наказание у тебя не будет уроков. Вместо школы будешь сегодня мне помогать в огороде.
Ну и наказание, подумал Мэтти. Кто вообще хочет ходить в школу? Уж точно не он!
Но потом, слыша, как другие дети в школе поют и читают стихи наизусть, он почувствовал себя одиноким и подавленным. Постепенно Мэтти изменился и вскоре стал одним из счастливых юных жителей Деревни и прилежным учеником. Он был уже почти взрослым, скоро ему предстояло окончить школу, к старым привычкам он возвращался только изредка и всякий раз ловил себя на этом.
Мэтти очень беспокоило то, что у него появился секрет.