— Новые идут! И с ними одна симпатичная девочка!
Рамон звал Мэтти, но сам не остановился: он бежал мимо него к входу в Деревню, куда уже подходили новенькие. При входе было написано «Добро пожаловать!», но многие из прибывших читать не умели. Как и Мэтти в свое время — эти слова были для него бессмыслицей.
— Я видел табличку, но не мог прочитать, — сказал он однажды Видящему, — а ты мог прочитать, но не видел.
— Что ж, выходит, мы с тобой два сапога пара. Неудивительно, что мы неплохо ладим, — засмеялся слепой.
— Можно мне пойти? Я почти закончил.
Когда Рамон пробегал мимо них, Мэтти и слепой работали в огороде, выдирая последние переросшие плети гороха. Время сбора урожая уже давно прошло. Лето подходило к концу. Скоро они начнут закладывать на хранение корнеплоды.
— Конечно! И я с тобой пойду. Нужно поприветствовать их.
Они быстро вытерли грязные руки и, закрыв калитку, вышли на улицу и поспешили вслед за Рамоном. Вход в Деревню был недалеко, и вновь прибывшие уже собрались там. В прошлом новенькие обычно приходили поодиночке или попарно, но теперь они стали прибывать группами: часто целыми семьями, уставшими, преодолевшими огромные расстояния и испуганными от пережитого страха, от опасностей и ужаса. Но при этом многие были исполнены надежд и явно испытывали облегчение, когда видели, что их встречают улыбками. Жители Деревни гордились этой традицией; чтобы поприветствовать новеньких, многие из них оставляли свою работу.
Часто новенькие хромали или страдали от болезней. Некоторые были изуродованы — ранены или от рождения. Многие дети были без родителей. Их всех приветствовали.
Мэтти присоединился к выстроившейся полукругом толпе и широко улыбался новеньким, пока принимающие по очереди записывали их имена и назначали помощников, которые отводили их в свои дома, чтобы помочь устроиться. Он вроде бы заметил девочку, о которой говорил Рамон: тоненькую, симпатичную, примерно их возраста. Ее лицо было испачкано, а волосы спутаны. Она держала за руку младшего ребенка, глаза которого были густо покрыты желтым гноем. С таким заболеванием приходили многие новенькие, и их быстро лечили травяными отварами. Он видел, что девочка беспокоится за ребенка, и постарался успокаивающе улыбнуться ей.
В этот раз их было больше, чем обычно.
— Их много, — прошептал Мэтти слепому.
— Да, я слышу. Интересно, не потому ли это, что до них дошли слухи о том, что мы собираемся закрываться?
В это время они услышали какой-то звук. К входу приближалась небольшая толпа. Мэтти знал этих людей — их вел Ментор, — которые распевали: «Закрыть. Закрыть. Хватит. Хватит».
Толпа приветствующих не знала, что делать. Все продолжали улыбаться новеньким и тянулись пожать им руки. Но от пения всем было неловко.
Наконец посреди всеобщего смятения появился Вождь. Видимо, кто-то послал за ним. Толпа расступилась, чтобы дать ему пройти, а поющие замолкли.
Голос Вождя, как обычно, был спокойным. Сначала он обратился к новеньким и поприветствовал их. Он собирался сделать это позже, когда их разместят и накормят, но теперь решил успокоить их поскорее.
— Все мы когда-то были новенькими. Все, кроме тех, кто родился здесь. Мы знаем, через что вы прошли. Вы больше не будете голодать. Вы больше не будете жить при несправедливой власти. Вас больше не будут преследовать. Вы сделали нам честь, что пришли сюда. Добро пожаловать в ваш новый дом. Добро пожаловать в Деревню.
Он обратился к принимающим и сказал:
— Запишите их позднее. Они устали. Отведите по домам, чтобы они могли помыться и поесть. Дайте им немного отдохнуть.
Принимающие окружили новеньких и увели их.
Затем Вождь обратился к тем, кто остался:
— Спасибо вам за то, что вы пришли поприветствовать их. Это одно из важнейших дел жителей Деревни. А вы, возражающие! Ментор! — Он посмотрел на группу протестующих. — У вас, конечно, есть право выражать несогласие, и вы это знаете. Право не соглашаться — это одна из главных свобод у нас. Но собрание состоится через четыре дня. Позвольте мне предложить вам: вместо того чтобы смущать и пугать новеньких, которые только пришли, усталые и встревоженные, давайте дождемся решения собрания. Даже те из вас, кто хочет закрыть Деревню для новеньких, даже вы цените спокойствие и доброе отношение друг к другу, которое мы всегда здесь проповедовали. Ментор! Кажется, ты тут главный. У тебя есть что сказать?
Мэтти посмотрел на Ментора, учителя, такого важного для него человека. Ментор думал. Мэтти привык его видеть глубоко погруженным в раздумья, потому что обычно он так себя вел в классе. Он всегда тщательно обдумывал каждый ответ, даже отвечая на глупейший вопрос, заданный самым юным учеником.
Странно, подумал Мэтти, родимое пятно на щеке Ментора кажется светлее. Обычно оно было густо-красного цвета. Теперь же оно казалось едва розовым, словно бы побледнело. Но сейчас конец лета. Возможно, решил Мэтти, Ментор просто загорел, как и он сам. От этого родимое пятно стало незаметнее.
Но Мэтти все равно что-то беспокоило. Что-то еще с Ментором сегодня было не так. Он не мог определить, что именно. Может, Ментор казался немного выше? Это было бы очень странно, думал Мэтти. Он всегда ходил, немного сутулясь, опустив плечи. Люди говорили, что после смерти любимой жены, когда Джин только родилась, он ужасно постарел от горя.
Сегодня он стоял выпрямившись, а его плечи были развернуты. Так что он казался выше, но на самом деле выше не стал, решил Мэтти облегченно. Все дело было в осанке.
— Да, — обратился Ментор к Вождю, — посмотрим, что решит собрание.
Мэтти показалось, что и голос учителя звучит по-другому. Он заметил, что Вождь тоже с удивлением посмотрел на Ментора, словно увидел в нем что-то новое. Но теперь все поворачивались и уходили, толпа рассеивалась, люди возвращались к своим каждодневным делам. Мэтти побежал, чтобы догнать слепого, который уже шел привычной дорогой домой.
За его спиной кто-то выкрикнул:
— Не забывайте, Торжище завтра!
Торжище. Ему о стольком пришлось передумать, что он совершенно забыл о Торжище.
Он решил пойти.
Торжище — это был очень древний обычай. Никто не помнил, когда его завели. Слепой говорил, что впервые услышал о нем, когда только появился в Деревне, весь израненный. Он лежал в лазарете, к нему постепенно возвращалась память, и вполуха он прислушивался к разговорам добрых людей, которые выхаживали его.
— Ты ходил на прошлое Торжище? — один обращался к другому.
— Нет, мне нечем торговать. А ты?
— Ходил и смотрел. По-моему, это какая-то глупость.
Тогда он не стал об этом думать. К тому же у него тоже нечем было торговать. У него вообще ничего не было. Его изорванную и напитанную кровью одежду сняли и дали новую. На шее на шнурке висел какой-то амулет, и он чувствовал, что это что-то важное, но не мог вспомнить почему. Его он, конечно, не собирался обменивать на какую-то безделушку — ведь это единственное, что осталось у него от прошлого.
Слепой все это рассказал Мэтти.
— Позднее я сходил, просто чтобы посмотреть, — продолжил он.
Мэтти рассмеялся К тому времени они уже были близки, и он мог себе позволить подтрунивать над ним.
— Значит, посмотреть?
Слепой тоже засмеялся.
— Ну, ты знаешь, я по-своему смотрю, — сказал он.
— Я знаю, да. Не зря тебя называют Видящий. Ты видишь лучше всех. А что, на Торжище может посмотреть любой?
— Конечно, там нет никаких секретов. Но это было очень скучно, Мэтти. Люди выкрикивали, что они хотят получить. Женщины, помню, хотели новые браслеты и обменивали их на старые. Все в таком роде.
— То есть это как в Рыночный день?
— Мне показалось, что да. Я больше не ходил туда.
Теперь же, в тот вечер, когда прибыли новенькие, слепой заговорил об этом с беспокойством.
— Что-то поменялось, Мэтти. Я слышу, как люди говорят об этом, и чувствую перемены. Что-то здесь не то.
— А что они говорят?
Слепой сидел со своим инструментом на коленях. Он взял один аккорд. Потом нахмурился.
— Не понимаю. Появилась какая-то скрытность.
— Я набрался терпения и расспросил Рамона о том, на что они обменяли «Игровую машину». Но он не знает. Родители не сказали ему, а мама, когда он спросил, отвернулась, как будто что-то скрывает.
— Мне не нравится, как это все звучит, — проговорил слепой, коснулся струн и сыграл еще два аккорда.
— Как звучит твоя музыка? — Мэтти со смешком попытался обратить все в шутку.
— Что-то происходит на Торжище, — сказал Видящий, не обращая внимания на игривый тон Мэтти.
— Вождь говорит то же самое.
— Уж он-то знает. На твоем месте, Мэтти, я бы был настороже.
Следующим вечером, когда они готовили ужин, он рассказал слепому, что собирается пойти туда.
— Я помню, ты говорил, что я слишком маленький, Видящий. Но это не так. Рамон тоже идет. Может, мне нужно туда попасть. Может, я смогу понять, что там происходит.
Видящий вздохнул и кивнул.
— Пообещай мне одну вещь, — попросил он Мэтти.
— Обещаю.
— Ничего не торгуй. Смотри и слушай. Но не торгуй. Даже если очень захочется.
— Обещаю, — ответил Мэтти и рассмеялся. — Я бы и не смог. У меня ничего нет. Что бы я мог отдать за «Игровую машину»? Щенка, который еще такой маленький, что его нельзя отнимать от матери? Кому такой нужен?
Слепой помешал курицу, которая тушилась в соусе.
— Эх, Мэтти, у тебя есть больше, чем ты думаешь. И кто-то может захотеть получить то, что у тебя есть.
Мэтти задумался. Конечно, Видящий был прав. У него было то, что беспокоило его, — сила, он думал о ней, — и, возможно, есть те, кто хочет ее заполучить. Может, ему стоит ее обменять на что-нибудь? Но эта мысль обеспокоила его. И он стал думать о других, менее тревожных вещах.
У него была удочка, но она была нужна и нравилась ему. На чердаке хранился воздушный змей, и, возможно, когда-нибудь он поменяет его на змея получше.
Но не сегодня. Сегодня он будет только смотреть. Он ведь обещал.