Проведя спокойную неделю в сельском домике, Отэм вернулась в Сан-Франциско и снова приступила к своим обязанностям президента «Корбетт корпорэйшн». Она руководила бизнесом по большей части без всякой помощи со стороны Ллойда. Он всегда присутствовал на каких-либо важных встречах, но повседневные дела компании лежали полностью на Отэм. Ллойд также был очень занят, поэтому зачастую по неделе и больше они не только не встречались, но и не говорили по телефону.

После своей последней поездки в Тэтл-Ридж Отэм решила, что наилучшим решением в сложившейся ситуации было бы избегать Ллойда. Она видела его на переговорах, однако, если это было возможно, отказывалась от всяких деловых обедов и ленчей.

Она старалась проводить побольше времени дома с Эвереттом, но это оказалось непросто. У него была своя жизнь, а у нее – своя. Если он уже спал, когда она возвращалась поздно вечером, Отэм ложилась в отдельной комнате, чтобы его не беспокоить. Завтракали они обычно вместе, но иногда, когда она просыпалась, он уже работал за письменным столом, и она уходила из квартиры, лишь мельком заглянув в его кабинет.

Эверетт чаще всего бывал занят своими мыслями, витая где-то далеко в собственных вымышленных мирах, но в последнее время Отэм стала замечать, что он как-то странно смотрит на нее, словно пытается решить некую головоломную задачу, которая в то же время очень реальна. Она ничего не говорила мужу, по опыту зная, что когда он найдет ответ, то сам заведет с ней об этом речь.

Однажды вечером, вернувшись из офиса и застав Эверетта ждущим ее на диване, Отэм поняла, что решение найдено. Молли дома не было – пошла за покупками. Эверетт жестом пригласил ее сесть рядом:

– Я давно хочу сказать тебе кое-что.

Отэм бросила пальто и кейс на кресло и села к нему на диван.

– Что это ты такой серьезный?

– Я хотел сказать тебе, что мне очень жаль. Я очень сожалею, что забрал у тебя такую большую часть жизни. Я хотел совсем не этого.

– Глупости, – сказала она, нахмурившись. – Тебе совершенно не о чем жалеть. Никто не вынуждал меня выходить за тебя замуж.

– Так-то оно так, только все сложилось несколько иначе, чем мы оба предполагали. Я всех одурачил и прожил дольше, чем должен был. Я не дал тебе выполнить очень важную роль в жизни каждой женщины. Если бы я не женился на тебе, ты могла бы найти кого-нибудь другого. За то время, что мы были женаты, ты могла бы родить ребенка или даже двоих.

– И все дело только в этом? В детях?

– Отчасти. Я оказался эгоистом. Пока ты была со мной, в моей жизни все было прекрасно – и не все хорошо у тебя. Тебе нужен кто-то молодой, с кем бы ты могла строить совместную жизнь, а не старик, который нянчит собственное сердце.

Отэм улыбнулась:

– Ты что, просишь меня о разводе?

– Нет. – Он усмехнулся и взял ее руку. – Я просто хотел поблагодарить тебя за то, что ты была моей женой, что подарила мне эти годы.

– Никакой благодарности не требуется. Ты у меня ничего не отнимал. Когда умер Лонни, я выбросила из головы всякие мысли о семье. Мне не нужна любовь. Дети мне тоже не нужны.

– Значит, ты не выйдешь замуж еще раз – даже когда будешь свободна?

– Нет, я больше не выйду замуж.

Эверетт некоторое время молчал, пристально глядя на жену.

– Отэм, а что будет, когда умрут драконы? Что ты тогда будешь делать? Чем заполнишь свою жизнь?

– Ничего не произойдет. Я просто буду продолжать делать то, что делаю сейчас. Может, заставлю «Макдоналдс» побегать за своими денежками.

– Да, – сказал он, поднимаясь с дивана, – готов поспорить, что ты вполне на такое способна. – Эверетт дотронулся кончиками пальцев до ее щеки. – Я, пожалуй, заберусь сейчас под одеяло. Что-то утомился сегодня.

Отэм встала и подошла к нему:

– Ты даже и не думай о том, будто чего-то лишил меня. Я редко над чем-нибудь задумываюсь, но когда такое случается, то я чувствую себя богаче просто потому, что узнала тебя.

Он посмотрел на нее с тихой улыбкой.

– Спокойной ночи, Отэм. – Он пошел к двери, но остановился. – Если ты не возражаешь, я сегодня хотел бы поспать один.

Эверетт никогда не просил спать в одиночестве, и ей это показалось необычным, но она кивнула:

– Спокойной ночи, Эверетт.

На следующее утро Отэм проснулась с ощущением страха.

Это чувство оставалось как тяжесть внизу живота, пока она принимала душ и собиралась на работу, не покинуло ее и когда она выходила из комнаты.

Она пошла было на кухню, однако остановилась и посмотрела на закрытую дверь комнаты Эверетта. Не так. Что-то было не так. Отэм поспешила в его комнату, но небольшое расстояние, разделявшее их двери, казалось, все увеличивалось и увеличивалось. Окна были еще занавешены, в комнате царил полумрак. Эверетт неподвижно лежал под одеялом.

Отэм тихо позвала его по имени, подошла к кровати, дотронулась до его щеки. Щека была холодной… безжизненной.

Она тихо застонала, мысли начали путаться. Молли… Надо позвать Молли… или врача? Нет, врач не нужен. Ее муж мертв.

Отэм взяла телефонную трубку с ночной тумбочки и набрала номер. Ее руки так тряслись, что пришлось дважды набирать номер, прежде чем ее соединили.

Сначала подошел слуга, потом Ллойд.

– Ты мне нужен, – сказала она.

Он услышал, как дрожит ее голос, и крикнул:

– Что такое, Отэм? Что у тебя случилось?

– Эверетт. Я не знаю, что делать.

– Он… Что с ним?

– Он умер. Он холодный… такой холодный, Ллойд!

– Где ты сейчас?

– Здесь. С ним.

– Молли с тобой?

– Нет. Я ей еще не сказала.

– Выйди из комнаты. Пойди к Молли. Я скоро буду.

Отэм положила трубку, но оставить Эверетта одного она не могла. Она сидела на краю постели рядом с его неподвижным телом, телом этого мягкого человека, который восемь лет был ее мужем. Эверетт каким-то образом все знал. Вчерашний разговор был его прощанием с ней. Он не хотел, чтобы она, проснувшись, увидела его рядом мертвым, поэтому лег один.

Его волосы всегда были так аккуратно причесаны, а сейчас они спутались. Она пригладила их, взяла его остывшую руку и сжала в своих теплых ладонях.

В сумраке комнаты Отэм сидела рядом с Эвереттом, держа его руку и ожидая приезда Ллойда.

Похороны были скромными. Присутствовали только Молли, Ллойд, Арти, несколько друзей, работники «Конуры». Отэм сняла свое обручальное кольцо, положила его среди цветов, покрывавших гроб, и безмолвно попрощалась с мягким и добрым человеком с печальными карими глазами.

Когда лимузин отъехал от кладбища, Отэм сняла шляпу, провела тонкими пальцами по коротким каштановым волосам и посмотрела на Ллойда:

– Я хочу, чтобы завтра днем ты созвал Совет директоров.

Ллойд покачал головой:

– В этом нет необходимости. Смерть Эверетта никак не отразится на делах корпорации.

– Это не имеет никакого отношения к Эверетту. Я замораживаю проект по Восточному побережью на несколько месяцев.

Он изумленно поднял бровь:

– Что-что ты делаешь?

– Даю задний ход.

– Ну уж нет. Я тебе не позволю.

Она улыбнулась:

– Я главнее тебя, дорогой. Твои сорок пять процентов не дают тебе столько голосов. Председатель ты или не председатель, если я хочу остановить проект, я могу это сделать.

Она почувствовала, как Ллойд весь напрягся. Он посмотрел на Молли, потом на Отэм.

– Мы потратили черт знает сколько времени и денег, а ты просто так, по собственной прихоти, хочешь все отменить?

– Это не прихоть, и я не отменяю проект. Я просто на время его откладываю. У меня есть и еще несколько объявлений для завтрашнего собрания.

– Каких объявлений?

– Завтра, Ллойд.

Он, недовольно нахмурясь, поглядел на нее:

– Я не люблю сюрпризов, Отэм. Я желаю знать, что там у тебя в голове, прежде чем приду на собрание.

Отэм говорила медленно, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно:

– Мне необходимо привести в порядок свои мысли. Ты обо всем узнаешь завтра вместе с остальными. Я обещаю. Это не причинит вреда компании. Мы начнем операции на побережье через несколько месяцев. В определенном смысле это даже лучше. Сейчас в экономике спад. Я не хочу рисковать и потерять все, над чем работала. Ты можешь пережить депрессию, а я не могу.

– Я не дам тебе пойти на дно, ты же прекрасно знаешь.

Отэм посмотрела ему в глаза и тихо засмеялась:

– Да, пожалуй, не дашь, во всяком случае, не тогда, когда твои сорок пять процентов тоже идут ко дну.

Он покачал головой и усмехнулся:

– Отэм, ты трудная женщина.

Напряжение спало, и они говорили о пустяках до самой «Конуры».

Машина остановилась, Отэм взяла свою шляпу и сумочку. Ллойда страшно злило то, что она живет над «Конурой», почти так же сильно, как он ненавидел ее старый автомобиль, на котором она приезжала в самые фешенебельные места Сан-Франциско.

Она лукаво посмотрела на Ллойда:

– Если ты завтра меня поддержишь, я избавлюсь от старого «форда». – Отэм положила ладонь ему на руку. – Подумай об этом. Бампер помят. Краска вся исцарапана и выгорела, почти облезла, а коврики протерлись. Это бросает на тебя тень как на моего делового партнера. Ты только представь себе, как это будет выглядеть, если я…

– Хватит, хватит, – перебил Ллойд, подталкивая ее к двери. – Я соберу Совет, но, помимо этого, ничего обещать не буду.

Отэм вслед за Молли вышла из машины, немного постояла, провожая взглядом отъезжающий огромный черный лимузин. Зажав сумочку под мышкой, повернулась и вместе с Молли поднялась по ступенькам в офис – теперь это был офис Уолли.

Бар был закрыт, и ее встретила мертвая тишина, которая, казалось, звенела в ушах. Она быстро прошла наверх, в квартиру. Комнаты как будто кричали о том, что Эверетта нет. Тогда она свернула к Молли. Ей до боли хотелось услышать чей-нибудь голос, пусть даже свой собственный.

– Ты была ужасно молчалива. Обычно ты болтаешь с Ллойдом без остановки, а сегодня я, кажется, не слышала ни слова за всю дорогу домой. Что-нибудь не так?

– Да, кое-что не так. Твой мужчина умер, а ты можешь говорить только о делах и как сделать еще больше денег. Мне, похоже, не нравится, что с тобой стало за эти несколько лет.

– Мне, похоже, это тоже не нравится, но так уж случилось, тетя Молли.

– Отэм, ты совсем бесчувственная? Ты ничего не чувствуешь к человеку, с которым жила столько лет? Он не заслужил даже одной твоей слезинки?

Отэм отвернулась, пытаясь проглотить комок, стоявший у нее в горле уже три долгих дня. Ее лицо как будто онемело, и она потерла ладонями щеки. Я чувствую. Я жалею об этом добрейшем человеке так, что у меня все внутри болит. Но я не могу выплеснуть это наружу. Если я это сделаю, я сломаюсь.

Она повернулась и посмотрела на Молли:

– Ты поплачь по Эверетту, тетя. Если можешь, то поплачь немножко и по мне тоже.

Молли с грустью ответила:

– Я поплачу по твоему мужчине, и я поплачу по той красивой молоденькой девочке из Тэтл-Риджа. Деньги для нее ничего не значили. Она хотела только, чтобы у нее был свой дом и дети.

Отэм невесело улыбнулась:

– Ее больше нет, тетя Молли, но, может быть, однажды она вернется. Может, тогда она сядет и заплачет. Она будет плакать по Лонни, по своему ребенку и будет плакать по Эверетту. Но сейчас у нее нет времени для слез.