Отэм ненавидела похороны, но сейчас чувствовала, что ее совершенно не тронула долгая, мрачная церемония. Церковь на Элм-стрит была переполнена горожанами, которые пришли, чтобы отдать последнюю дань уважения ее мужу Брайану Дугласу Осборну, а может быть, чтобы убедиться, что он действительно мертв.

Она посмотрела вокруг, ненадолго останавливая взгляд на каждом из членов семьи. Напротив нее стояли братья Дугласа – Хомер и его жена Би, Джордж с женой Харриет и Дэйл. На их лицах было соответствующее случаю скорбное выражение, хотя Отэм знала – они втайне рады, что Дуглас наконец умер. У каждого или каждой из них были свои собственные причины желать, чтобы этот человек навсегда исчез из их жизни.

Чуть позади нее стоял Брайан Дуглас Осборн-младший. Лицо его не выражало никаких чувств, когда он вытащил из кармана замызганный носовой платок и вытер капельки пота – день был очень жаркий. Он был археологом, на четыре года старше ее, но она почти не знала его, хотя он и приходился ей пасынком. Они встречались лет десять назад три раза, причем дважды лишь мельком. Их третью встречу ей было горько вспоминать; Брайану же она должна была представляться размытым пятном – он напился до беспамятства.

Отэм тогда была восемнадцатилетней девчонкой с непослушными развевающимися волосами и все еще детским круглым личиком. За десять лет она потеряла былую свежесть и похудела от тяжелого труда. Деньги добавили ей стиля и самоуверенности. Маловероятно, что он теперь узнает ее. Но если бы это все-таки произошло, то долгие годы нелегкой работы стерлись бы в мгновение ока.

Она снова оглядела все семейство, потом обтянутый атласом закрытый ящик, в котором лежал ее муж.

Подул легкий ветерок, затанцевал вокруг ее лица, приподнял вуаль, принеся с собой тяжелый аромат цветов. Для кого-то это был тошнотворный запах смерти. Для нее это было сладкое благоухание успеха, и Отэм улыбнулась под черной вуалью.

– Осторожнее, матушка. Ваша скорбь слишком очевидна.

Она почувствовала, что Брайан встал рядом с ней, услышала слова, которые он ей прошептал, но ничего не ответила и, повернувшись, покинула огороженный участок, где покоились четыре поколения Осборнов. Отэм шла быстрыми шагами, но держалась прямо, выказывая уважение к мертвым. Остановившись в тени высокого дуба, она увидела маленькое невзрачное надгробие. Могила покосилась на один бок, около нее росло несколько васильков. Цветы когда-то были ярко-синими, но сейчас уже отцвели и поблекли, стебельки согнулись и висели, словно маленькие сломанные руки.

Она посмотрела на надгробный камень, и глаза ее затуманились печалью. Отэм один за одним отрывала лепестки белой розы, которую дал ей священник, и бросала их на могилу.

– Ваш друг?

Она обернулась и почувствовала раздражение оттого, что он пошел за ней. Как и его отец, Брайан был высок и широкоплеч. У него были светлые волосы, как у всех мужчин семейства Осборнов, но к тому же выгоревшие на солнце и непричесанные. Ясные, широко посаженные голубые глаза смотрели саркастически, лицо заросло густой лохматой бородой. Покрой его измятого костюма безошибочно указывал на Сэвил-роу .

– Нет, – ответила Отэм. – Он не был другом.

– Почему тогда лепестки розы?

– У вашего отца их так много, а эта могила выглядела такой голой… Я подумала, что будет только справедливо поделиться с тем, кто имеет меньше.

Брайан повернулся в сторону могилы отца:

– Да, цветов предостаточно. Интересно, сколько из них принесены искренне?

Он галантно взял Отэм под руку и повел к выходу с кладбища. Когда они подошли к лимузину, навстречу вышел шофер.

Арти был исключительно привлекателен – мужчина с безукоризненной внешностью: прекрасные темные волосы с проседью на висках, лицо – сосредоточенно-похоронная маска, но синие глаза, яркие, как васильки, казалось, говорили: «А катилось бы оно все к черту…»

– Арти, – сказала Отэм, – это Брайан, сын Дугласа. Теперь он будет твоим работодателем.

Арти кивнул и с легким поклоном открыл дверцу «роллс-ройса».

Отэм мысленно улыбнулась, втайне веселясь. Она хорошо знала Арти. Весь его вид как бы говорил: «За что же, черт возьми, мне такое счастье?» Это в лучшем случае. У Арти было даже больше причин, чем у нее самой, презирать Дугласа Осборна. Подсознательно Арти свое отношение к отцу переносил и на его сына.

Отэм села в машину, Брайан последовал за ней. Она подождала, пока Арти включит двигатель, и только после этого подняла панель между сиденьями.

– Как вы узнали, что я вдова вашего отца? Я думала, что вы с Дугласом не общались.

– Таксист. Старина Уилл подобрал меня на станции. Ему доставило величайшее удовольствие все мне доложить о моей новой матушке. По рассказу Уилла, папа женился на цыпочке, которая ему в дочери годится. На женщине по имени Отэм . – Брайан развалился на сиденье, вытянув и широко расставив длинные ноги. Он глубоко вздохнул и откинул голову. – Как отец умер? В телеграмме об этом ничего не было.

– Он утонул.

Брайан повернулся к Отэм, его брови поднялись от удивления.

– Утонул? Отец утонул? Где он утонул?

– В бассейне. Если хотите узнать подробности, то поговорите со своими дядями. Меня тогда не было в городе, так что я не знаю точно, как это произошло.

Брайан провел ладонью по лицу, словно для того, чтобы стереть нечаянную озорную улыбку.

– Господи, я всегда думал, что нужно целое стадо бизонов, чтобы повалить этого старого мерзавца.

Отэм знала о неладах между Дугласом и его сыном, и тем не менее отношение Брайана удивило ее.

– Вы, похоже, не слишком скорбите?

– Да и вы тоже.

– Я – нет и не собираюсь лицемерить и прикидываться, будто убита горем.

– Тогда зачем вы вышли за него?

– Из-за денег.

Брайан закинул голову и от души расхохотался:

– Люблю честных женщин.

Он попытался разглядеть лицо, скрытое вуалью, потом протянул руку и сдернул у нее с головы шляпу.

Без вуали Отэм почувствовала себя голой, она была не готова к внезапной встрече с ним. И на мгновение ощутила себя снова восемнадцатилетней: юной и ранимой. Ее первым порывом было отвернуться от молодого человека, однако она спокойно встретила его взгляд и твердо посмотрела на Брайана.

Она, конечно, изменилась с тех пор. У нее было красивое лицо, бледная, почти белая кожа, как будто ее никогда не касались солнечные лучи. Глубоко посаженные светло-карие глаза были усеяны серыми крапинками, мерцавшими, когда она злилась, и сверкавшими, когда смеялась от удовольствия. Единственное, что не изменилось, так это ненавистная россыпь веснушек поперек носа. Короткие красновато-коричневые волосы, обладавшие исключительно капризным нравом, обрамляли ее лицо беспорядочной копной влажных, очаровательно-непокорных кудряшек. Арти всегда подтрунивал: мол, она бракованная красавица, но уверял при этом, что веснушки и непокорные волосы делают ее еще привлекательнее. Дуглас одновременно сетовал и гордился тем, что в ее манерах причудливо переплелись повадки леди и шлюхи, – с подобным он никогда прежде не сталкивался.

Брайан не выказал никаких признаков того, что удивлен, и Отэм дразняще улыбнулась:

– Я получила пятерку?

– С плюсом. Вы, надо думать, обошлись папочке в доллар-другой.

– В несколько.

– А какую такую чудесную штуку вы дали ему взамен?

– Если вы об этом спрашиваете, значит, провели слишком много времени с мертвыми мумиями.

Его бакенбарды дернулись.

– А вы шалунья, матушка. А?

– Не называйте меня матушкой!

– Слушаюсь, мадам!

Она отвернулась от Брайана и стала смотреть в окошко. «Роллс-ройс» въезжал в пригород. На плакате, высившемся над дорогой, было написано:

ЭДИСОНВИЛЛ, ШТАТ КЕНТУККИ.

САМЫЙ БОЛЬШОЙ ГОРОДОК НА ЗЕМЛЕ.

РОДИНА ВИНОКУРЕННОГО

ЗАВОДА ОСБОРНА.

Отэм показалось забавным, что такое большое количество винокуров живет именно в Кентукки – штате, где многие графства проголосовали за сохранение сухого закона.

Это был чистый, уютный городок. Вдоль улиц росли огромные клены. В центре города, между Мэйн-стрит и Бродвеем расположилось здание муниципалитета. Вокруг него на скамейках сидели старики, сплевывающие табачный сок и обсуждающие проходящих женщин. Звонко кричали дети, гоняясь друг за другом вокруг высокого дуба. На одном углу со скучающим видом стоял полицейский, на другом – стайка подростков.

– Он все такой же, – произнес Брайан с ноткой ностальгии в голосе. – Сколько лет прошло, а тут ничего не изменилось. Хороший город. Хорошее место, чтобы воспитывать детей… Здесь хорошо расти.

– Вы говорите так, будто скучали по Эдисонвиллу.

– Так оно и есть. Это мой дом.

– Тогда почему вы так долго сюда не приезжали?

– У меня другого выбора не было. При том, как я любил папу, я не мог жить с ним в одном городе. Что бы я ни делал, я бы не оправдал его надежд. Все, за что он брался, он делал отлично.

Отэм знала, что так поступать не следует, однако искушение уколоть его было слишком велико.

– Ошибаетесь. В постели он был паршивым партнером. – Она не улыбнулась, только в уголке рта появилась какая-то озорная складочка. – А вы в постели тоже паршивый партнер?

Брайан пожал плечами:

– Мумии не жаловались.

Она улыбнулась и с усталым видом положила голову на спинку сиденья. Жара, влажность и необходимость держать себя в руках высосали все силы. Но нужно еще так много сделать до того, как она сможет забраться между прохладными простынями и спрятаться: необходимые звонки, затем семейное сборище, чтение завещания… Интересно, как справится с этим Брайан? Даже в лучшие времена семейка могла быть очень неприятной. Ходил он легко, широкими, уверенными шагами и нес себя с самодовольством Осборнов, вот только глаза у него усталые и сонные, как будто он не спал несколько суток. Отэм на мгновение даже пожалела, что Брайану неизбежно придется увязнуть в тонкой, невидимой войне, которую она вела против Дугласа и его семьи. Внезапно ей показалось, что этих десяти лет не было и они остались с Брайаном наедине в промерзшей комнате, а за окном падает снег и дует холодный ветер…

Отэм открыла глаза и увидела, что он пристально рассматривает ее.

– Маловероятно, – сказала она.

– Что маловероятно?

– То, о чем вы думаете. Я не достанусь вам по наследству.

– Какая досада.

Машина медленно въехала в кованые чугунные ворота и плыла по обсаженному деревьями подъезду к дому. Отэм собралась.

Дом стоял на участке в несколько акров, раскинувшемся на пологих зеленых холмах. Он величественно возвышался на небольшом косогоре и стоял так же крепко, как и башни дубов, обрамлявших старое здание. Дом спланировали так, чтобы он производил впечатление родового гнезда на какой-нибудь плантации в Луизиане; и действительно, бросив взгляд мимо него вдаль, человек ожидал увидеть хлопковые поля, где под палящим солнцем трудятся изможденные рабы. Поэтому казались анахронизмом одни лишь зеленые пригорки, где мирно паслись лошади.

«Роллс-ройс», притормозив, остановился перед домом. Брайан распахнул дверцу, вежливо помог ей выйти из машины, повел по каменной дорожке и потом мимо мраморных колонн, которые стояли с 1905 года. Он чуть помедлил, словно для того, чтобы сделать глубокий вдох, затем открыл дверь в холл. Отэм прошла мимо него, стуча каблуками по мраморному полу. Около лестницы она обернулась:

– Я убрала и проветрила ваши комнаты. Вы найдете там все необходимое.

– Я ими не воспользуюсь. Я остановлюсь в папиных комнатах.

Отэм ощутила, как самообладание покидает ее. Ей хотелось заорать на него, но она сказала мягким и ровным тоном:

– У нас с вашим отцом были смежные комнаты. Полагаю, что вам будет гораздо удобнее в ваших собственных апартаментах.

– Нет. Я думаю, мне будет значительно лучше в отцовских апартаментах.

– Как вам будет угодно! – Она резко повернулась, взмахнув юбкой, и раздраженно повела бедрами.

– Очаровательно, – сказал Брайан.

Отэм остановилась и снова взглянула на него:

– Прошу прощения?…

Он усмехнулся:

– Дом. Кажется пустым, как склеп. Где все?

– Все были на похоронах. Полагаю, скоро появятся. Здесь Молли. Она моя личная горничная и подчиняется только мне. Если вам что-нибудь понадобится, позовите Дэйзи, Джаспера или кого-то еще. Молли прошу не беспокоить.

– Слушаюсь, мадам!

Отэм твердыми шагами поднималась по лестнице и по пути объясняла:

– Семья собралась здесь для оглашения завещания. Вы готовы к этому или предпочли бы отложить дело, пока не отдохнете?

– Я буду в полном порядке.

Она остановилась у двери своей комнаты и сказала спокойно:

– Я очень сожалею о смерти вашего отца, Брайан.

Его рот скрывала густая светлая борода, но глаза смеялись ей в ответ.

– Не старайтесь быть доброй со мной, матушка. Вам это не идет.

– Не называйте меня «матушка»! – Отэм повернулась на каблуке и, захлопнув между ними дверь, с такой силой сбросила туфли, что те полетели через всю комнату.

С кресла, стоявшего около окна, поднялась Молли, высокая женщина лет шестидесяти с небольшим. Ее некогда светло-русые, а теперь совершенно белые волосы были заплетены в косу и уложены вокруг головы. Она сутулилась, как человек, знавший, что такое тяжелая работа, но ее светло-серые глаза блестели, а движения были легки.

Отэм посмотрела на Молли, и ее взгляд сделался мягким, а на лице появилась улыбка. Она бросила сумку на кровать, шляпу швырнула через всю комнату, и та спланировала на белую бархатную банкетку.

– Молли, набери мне ванну. Хочется отмокнуть перед встречей с семьей.

Молли кивнула, но осталась в комнате.

– Как все прошло?

– Отлично. Брайан вернулся. На отпевание не успел, приехал к самому погребению. – Отэм посмотрела на Молли, задумалась на мгновение и пошла в одних чулках в гардеробную. Она вернулась оттуда с одеждой, которая подошла бы для вечеринки в кантри-клубе. – Как раз то, что нужно для оглашения завещания.

Молли уставилась на черное платье с разрезом на боку и глубоким декольте и с удивлением покачала головой:

– Ты же знаешь, какие они чопорные в этой семейке. Если ты в этом спустишься сегодня вечером, то разворошишь осиное гнездо.

– Именно. Теперь, когда Дуглас умер, семья попытается от меня избавиться. Я этого допустить не могу. Я должна остаться в доме Осборнов, по крайней мере пока. Если я их как следует заведу, они взорвутся и станут настаивать, чтобы я уехала. А когда они это сделают, Брайан заупрямится. Если он хоть немного похож на своего отца, то никому не позволит указывать, кто может и кто не может жить в его доме.

Молли хмыкнула и пошла в ванную. Вернувшись, она подошла к Отэм, которая сидела за большим письменным столом орехового дерева.

– Мне кажется, нам пора возвращаться домой. Почему бы просто не собрать вещи и не уехать в Сан-Франциско? Игра, которую ты ведешь, хороша для Арти. Двойная жизнь изматывает тебя. Дракон помер. На этом все должно закончиться.

– Я не могу, – ответила Отэм. – Я бы очень хотела, да не могу.

Молли схватила Отэм за руку и сильно тряхнула ее. На большой бриллиант упал свет, и камень взорвался миллионом тончайших лучей. Рядом с бриллиантом было невзрачное золотое колечко, которое выглядело совершенно не на месте.

– У тебя на пальцах бриллианты, на плечах ты носишь меха. У тебя денег больше, чем ты сможешь когда-нибудь истратить. Тебе что, этого мало?

Как и все остальное у Отэм, бриллианты были всего лишь фасадом, необходимой декорацией для того образа, который ей следовало поддерживать. Если бы у нее был выбор, она с гораздо большим удовольствием носила бы джинсы, ела хот-доги и строила планы, как вернуться в Сан-Франциско, что занимало ее уже полгода.

Очень нежно, с любовью Отэм потянулась и поцеловала Молли в морщинистую щеку. Молли вырастила Отэм, но в какой-то момент они поменялись ролями, и сейчас Отэм чувствовала, будто у нее появился ребенок.

– Тебе не обязательно оставаться здесь, тетя Молли, почему бы тебе не поехать в Тэтл-Ридж? Там сейчас хорошо – гораздо прохладнее.

Молли отрицательно покачала головой:

– Я останусь и посмотрю, как ты со всем этим справишься. Ты связалась с грязными типами. Они скоро до тебя доберутся. А когда они тебя найдут, я тебе понадоблюсь. Ты сильная женщина, Отэм, но очень хрупкая, а хрупкие вещи легко сломать.

Молли выговорилась, вернулась в свое кресло и взяла вязанье.

Отэм вынула из ушей золотые серьги и положила их в банку из-под арахисового масла, стоявшую на столе; эта банка была вещью из ее прошлого. Она расстегнула платье и спустила его с упругой груди и дальше вниз по длинным стройным ногам. Чуть ниже тонкой талии, около пупка, начиналась полоска нежного пуха, которая тонкой линией перерастала в треугольник каштанового меха, будто огнем пылавшего на белой коже.

Наблюдая за ней из кресла, Молли вопросительно приподняла бровь.

– Как выглядит мальчик?

– Похож на большого дурашливого медвежонка, но под всей этой внешностью, мне кажется, скрывается мужчина, который может быть таким же жестким, как отец, если его раздразнить. – Она скомкала трусики в комочек и бросила на кровать. – Не думаю, что встреча с Брайаном доставит мне какие-нибудь хлопоты, но он напомнил мне…

Отэм резко повернулась и голая направилась в ванную, не закончив фразу. Были вещи, о которых не знала даже Молли. Ее давняя встреча с Брайаном – одна из них.

Она шагнула в ванну и поежилась, когда горячая вода приняла ее в свои объятия. Положив голову на край ванны, Отэм позволила мыслям разбежаться и перепутаться. Когда она снова увидела Брайана через столько лет, все вернулось назад, и в ее мозгу проносились осколки и кусочки прошлого. Там были хорошие времена, тяжелые времена и очень грустные времена. Впрочем, скоро все это кончится. Она освободится от прошлого, которое преследовало и связывало ее и тащило к сегодняшнему дню.

Молли права. Двойная жизнь изматывала ее. Становилось все труднее сохранять фальшивый фасад – казаться одновременно леди и шлюхой. Отэм думала о предстоящих днях, и ей казалось, что у нее дрожит каждый нерв. Хотелось кричать, плакать, колотить кулаками об пол и вопить о несправедливости всего этого. Она уже однажды плакала, кричала и била кулаками, пока они не покраснели от крови. И тогда она поклялась, что Дуглас Осборн тоже когда-нибудь упадет на колени.

Были минуты, когда она считала себя проигравшей, а задачу, которую поставила перед собой, – невыполнимой. Пытаясь удержаться, она совершила одну вещь, которая поддерживала и придавала ей силы на протяжении долгих лет… Отэм закрыла глаза, глубоко забралась в тот тайник, где были спрятаны самые горькие воспоминания, и вытащила их на свет.