Любовь с первого взгляда! Отэм всегда считала, что это не более чем миф, пока не повстречалась с Лонни Нортоном, чужаком в Тэтл-Ридже. Когда она его встретила, ей было восемнадцать. Это случилось в середине августа, и на деревьях, росших вдоль реки, среди зеленых листьев уже начали появляться проблески темно-коричневого с вкраплениями желтого и золотого.

Поборовшись с течением на середине, Отэм вернулась на свое любимое место, в небольшой затон в излучине реки. Лонни сидел на стволе упавшего дерева, рядом с ним торчала удочка. Он следил, как девушка дурачится в воде, и его лицо выражало живейший интерес. Ему было около двадцати пяти лет, у него был квадратный подбородок и настолько яркие глаза, что они казались прямо-таки раскаленными на фоне смуглой кожи, – голубые, как васильки, которые растут по склонам холмов. Волнистые черные волосы блестели на полуденном солнце.

Когда Отэм подплыла к берегу, Лонни подошел к воде и наклонился, чтобы помочь ей вылезти.

– Я видел, ты играешь в опасные игры с течением. Это глупо. Когда-нибудь, ягодка, река отыграется на тебе и ты не выплывешь.

Отэм почувствовала, как учащенно забился ее пульс. Она хотела ответить, но язык словно примерз к небу, а ноги вдруг ослабли и стали дрожать. Молодой человек в ожидании протянул руку. Поскольку у нее никак не получалось произнести хоть одно слово, она протянула свою руку к его. Их пальцы встретились, и они одновременно почувствовали, будто давно и хорошо знают друг друга.

Лонни вытащил ее из воды, и они стояли уставясь друг на друга, пока не расхохотались.

– Ты чего смеешься? – спросила Отэм.

– Не знаю. Просто захотелось смеяться.

– И мне тоже.

Подчиняясь единому порыву, они пошли и сели на упавший ствол. Разумеется, ритуал представления и обмена любезностями был соблюден, но все это было несущественно для Отэм – имя, возраст и все такое. Ее интересовал этот мужчина сам по себе. Он был высокий, очень крепкого сложения, но движения его были мягкими. Она внимательно наблюдала за его лицом, когда он говорил. У него была кривая улыбка и привычка время от времени поднимать бровь. Однако больше всего ее тронули его глаза. Порой в них светилось глубочайшее одиночество, но когда он смотрел на нее, то глаза его загорались и казалось, что он вот-вот рассмеется.

В такие мгновения ей хотелось протянуть руку, дотронуться до него, прогнать одиночество, снова вернуть блеск его глазам. И очень хотелось спросить почему. Что же случилось в твоей двадцатипятилетней жизни, что ты ощущаешь такое одиночество? И что, наконец, ты видишь в моих глазах, что возвращает тебе радость? Неужели они говорят, что я, кажется, люблю тебя, Лонни Нортон?

Когда он поднялся, чтобы уходить, уже наступил вечер. Отэм попрощалась – зная, что на самом деле это только начало.

Лонни вернулся на другой вечер, и на следующий, и на следующий. По мере того как они беседовали, Отэм начала понимать природу этой тени, которая то и дело набегала ему на лицо. Она также узнала, что та странная связь, которая мгновенно и столь неразрывно их соединила, таилась в схожести их жизней. Как и Отэм, Лонни вырос не зная родительского тепла. Поэтому каждый из них чувствовал в другом скрытую, но страстную тоску. Впрочем, Отэм была счастливее. Она не ведала, что такое потеря родителей, у нее была Молли; а у Лонни был только штат Иллинойс.

Лонни едва исполнилось десять лет, когда его маленький безопасный мирок вдруг рассыпался в прах. Они с братом Арти весело играли в летнем лагере, когда их родители погибли в сгоревшем доме. Никто из родственников не захотел взять к себе двух неугомонных сорванцов; братья перешли на попечение штата и были направлены в дома призрения. Немногие семьи изъявляли желание взять на воспитание сразу двух мальчиков, и поэтому их часто разлучали. Но когда такое случалось, пожив неделю-две в своем новом доме, то один, то другой убегал на поиски брата. К тому времени как Лонни исполнилось восемнадцать, он побывал в шести разных сиротских домах. Арти обладал более беспокойным характером и сменил десять приютов. Лонни не сомневался, что социальные работники вздохнули с облегчением, когда братья наконец достигли совершеннолетия.

О своем прошлом он рассказывал в шутливом тоне, однако Отэм чутко улавливала нотки глубокой грусти, когда Лонни говорил о дорогих ему людях. А когда он рассказывал об Арти, то голос его становился веселым и чуть ли не нежным. Оба брата переезжали с места на место, работали где попало… Арти все еще продолжал странствовать, а вот Лонни нашел себе дело по душе: работал шахтером на угольной шахте «Черный алмаз» в Эдисонвилле. Эта шахта принадлежала семье Осборнов и была одной из тех немногих, еще не проглоченных всемогущим конгломератом.

Отэм узнала, что больше всего на свете Лонни хотел закончить колледж и получить диплом инженера, но выбрал для этого трудный путь. Он зарабатывал в течение года, копил деньги, а потом посещал колледж, пока деньги не кончались. Молодой человек работал на разных шахтах от Иллинойса до Кентукки – бремсбергах, ствольных, ленточных. Лонни оставалось еще два курса колледжа, но при такой системе, когда каждый год приходилось прерывать занятия, на это ушло бы целых четыре года.

Отэм всегда думала, что добыча угля – тяжелая, опасная и неблагодарная работа, но это было то, чем он хотел заниматься, и она почла за лучшее оставить свои мысли при себе. Для нее самым важным было, чтобы Лонни было хорошо, видеть, как загораются его глаза, когда он говорил о будущем – об их будущем.

У них было ощущение – и оба это прекрасно чувствовали, – что они знали друг друга всю жизнь, поэтому в их отношениях не было места застенчивости, как не было и традиционного ухаживания. Взявшись за руки, молодые люди гуляли в лесу, купались в речке, сидели и смотрели на закат, когда солнце скрывалось за высокими горами… А когда на землю падала ночная тень, они ускользали в то единственное место, где могли быть одни, – к речной излучине. Отэм никогда не считала девственность чем-то таким, что надо беречь до свадьбы. Для нее это просто было некое состояние, то, что требовалось отдать избраннику-мужчине по собственной воле; и она легко отдала ее.

Они до такой степени были настроены на одну волну, что Лонни, в сущности, и не делал ей предложения о замужестве, а просто они назначили дату. Они лежали рядом около реки. «Миссис Лонни Нортон, – прошептала про себя Отэм. – Завтра я буду миссис Лонни Нортон». Она вздрогнула от возбуждения, свернулась возле него и показала на покрытые ночной мглой горы за рекой.

– Я с самого детства смотрела на те горы и гадала: что же там, по другую сторону?

– Ты бы увидела там много такого, чего нет в Тэтл-Ридже.

– В каком смысле?

– В самых разных. Тэтл-Ридж, конечно, нельзя назвать восхитительным местом, но вот скажи, здесь хоть когда-нибудь было убийство, или ограбление, или изнасилование? Ты боишься ходить ночью по улице?

– Нет! – Девушка даже рассмеялась от этой мысли.

– Все это ты увидишь, да еще и не такое, когда перевалишь за эти горы.

Он говорил серьезным тоном, но Отэм улыбалась в темноте. Она не боялась мира; даже наоборот, хотела встречи с ним. Ее между тем тревожила ситуация Лонни. Хорошо бы, он поскорее получил свой диплом. Когда Лонни будет инженером, он сможет гораздо меньше времени проводить под землей. У нее были отложены кое-какие деньги, и она хотела помочь ему.

Накопила Отэм не очень много, недостаточно для оплаты учебного года в колледже, но этих денег хватило бы на год учебы для нее, при условии что она будет еще подрабатывать. Если бы не Джеб, то никаких денег у нее бы и в помине не было. Инцидент с миссис Бэйкер показался Джебу очень забавным. Когда весь город перешептывался и сплетничал у девушки за спиной, Джеб дал ей работу в своем магазине скобяных товаров. На протяжении двух лет после занятий в школе, по выходным и во время каникул она работала. Каждую неделю отдавала часть денег Молли на хозяйство, а остальные копила на учебу.

Отэм хотела, чтобы Лонни взял эти деньги, но тот был гордецом, поэтому ей пришлось выжидать подходящего момента. Она привстала и посмотрела на него, освещенного лунным светом.

– Я вот что подумала… У меня отложены кое-какие деньжата. Почему бы тебе их не использовать и не записаться хотя бы на четверть?

Он улыбнулся и провел пальцем по ее щеке.

– Спасибо, сладкая моя, спасибо, но нет. Я окончу колледж, не отбирая у маленьких девочек карманные деньги. Тебе понадобятся разные вещи после свадьбы. А потом, поверь мне, в доме, который я снял, надо еще многое доделать. Если захочешь, сможешь потратить эти деньги, чтобы привести дом в порядок.

Отэм не стала настаивать. В знак несогласия она пожала плечами и снова положила голову ему на грудь, рассматривая звезды на небе и мечтая об их собственном доме, о том, как они будут там только вдвоем с Лонни. Он работал на «Черном алмазе» всего несколько недель, так что оба они будут чужаками в Эдисонвилле.

– А твой брат, – с любопытством спросила Отэм, – как он выглядит? Черный, как ты, или блондин? Старше или моложе? Он завтра придет на наше венчание? Мы все время так были заняты собой, что почти совсем о нем не говорили.

Лонни с сомнением покачал головой, словно был еще не готов раскрыть некий секрет.

– Он черный, как я. И младше. И… да, он будет на свадьбе. Он живет в Индиане – пока. – Лонни немного помолчал, и голос его погрустнел. – Он очень заводной, любит всякую суматоху и готов чуть ли не на все что угодно, только бы добиться этого. А вообще-то парень замечательный. Я думаю, когда ты с ним познакомишься, он тебе понравится. Любит переезжать с места на место, но не пропадает из вида. Сейчас он собирается на несколько недель съездить в Сан-Франциско, однако на свадьбу приедет. – Лонни помолчал, а когда снова заговорил, в его голосе зазвучали гордость и нежность. – У этого парня золотые руки. Он может починить все что угодно – машину, грузовик или тостер, например.

Молодой человек замолчал. Потом приподнялся, посмотрел на девушку сверху.

– Арти не придает особого значения семье, а для меня это все – может быть, потому, что у меня ее никогда не было. Отэм, я буду хорошим мужем и хорошим отцом, когда придет время… Мне хочется дать тебе так много. Мне бы хотелось надеть тебе на палец бриллиант, а не это простое золотое колечко. Мне бы хотелось отвезти тебя в Эдисонвилл на лимузине, а не на старом «форде», в котором подтекает масло, и поселить тебя в особняке, а не в маленьком ветхом домишке, который ничем не отличается от такого же по соседству. Я не могу дать тебе очень много, но я шею готов сломать, лишь бы ты была счастлива. Ничто и никто не будет для меня важнее тебя – ни колледж, ни брат.

Отэм ощутила такой сильный прилив любви к Лонни, что у нее даже заболело внутри. Девушка потянулась к нему, чтобы почувствовать тепло его обнаженной кожи на своем теле, его сильные руки, твердость его бедер и ягодиц, когда они прижимаются к ней. Она обожала его мускулистое сильное тело и находила очень странным, что такая мощная штука расслабляется и вздрагивает от прикосновения ее маленьких ладоней.

– Плевать я хотела на бриллианты, – прошептала она, – и на роскошные машины, и на особняки. Все, что мне нужно, – это Лонни Нортон и простое золотое колечко.

Отэм запустила пальцы в густые волосы на его груди, дотронулась до бархатистой кожи его мужской плоти и почувствовала, как она напрягается в ее руке.

– Не будет ли это непристойно, если мы опять займемся любовью? Похоже, мне это начинает нравиться.

– Извращенка! – Он потерся губами о ее щеку, слегка коснулся ее рта и поцеловал, вложив в поцелуй весь жар своей любви. Укутанные тишиной леса и слабым журчанием реки, они любили друг друга, и он шептал ей самые ласковые слова. Губами Лонни нежно касался сокровеннейших мест на ее теле. Он обволакивал ее, и она то теряла связь с реальностью, то возвращалась назад, тихонько постанывая от удовольствия, когда он входил в нее. Отэм закрыла глаза и отдала в его власть и разум, и тело.

Через несколько мгновений она уже почувствовала, будто ее что-то поднимает и несет сквозь время и пространство. Иногда она возвращалась к реальности и видела, что лежит на постели из листьев, а над ней – Лонни. Это было как внезапный удар грома. Тихие ночные звуки и журчание реки колоколом гудели в ушах. Опять захотелось ускользнуть в тот незнакомый новый мир, где не было ни мыслей, ни звуков, только она и Лонни, лишь их ощущения и движения.

Отэм уткнулась лицом во влажную выемку его горла.

– Лучше и лучше, – прошептала девушка. – С каждым разом лучше и лучше.

– Подожди, – сказал он, – будет еще лучше.

Она застонала:

– Надеюсь, что нет. Если будет лучше, я просто умру от этого.

Его лицо было неподвижно, но в голосе слышался смех:

– Я люблю тебя, Отэм Мак-Эван. И я очень надеюсь, что безумный и беспорядочный мир вон за теми горами никогда тебя не изменит.

Она улыбнулась, села и вдруг рассмеялась:

– Этот город пытался изменить меня с тех пор, как я дала взбучку Бобби Джо Проктору. Для них уже с восьми лет я была тяжким крестом, который они несли. В восемнадцать я все еще считаюсь самым трудным ребенком в городе. – Девушка прижалась к нему и прошептала: – Поговаривают даже, что я иногда купаюсь почти голая.

– О нет! Скажи, что это не так!

– Да-да-да! Ты только послушай, что рассказывают. Если тихонько войти в реку теплой лунной ночью, то можно увидеть эту девчонку Мак-Эван плавающей в воде, как лягушка, в одних только трусиках. – Отэм засмеялась и вскочила на ноги. – Побежали! Последуй разок! Остатки сладки!

Она мигом домчалась до кромки берега, вскинула руки, оттолкнулась и нырнула в черную воду. Выплыв на середине реки, оглянулась, ища Лонни. Он был в футе от нее и улыбался своей кривой улыбкой: «Чертовка!» Девушка опять нырнула, выгнувшись дугой и сверкнув голым задом в лунном свете, и пропала.

Отэм знала все омуты и глубокие места в реке и любила, купаясь, играть в прятки, но Лонни был всегда рядом, когда она выныривала. Он брал ее за руку, и они лениво плыли по течению, время от времени обнимаясь, и вода, нежная, как пух, с тихим шепотом омывала их тела.

Отэм хотелось бы вечно плыть рядом с Лонни, но он поворачивал ее, и они плыли назад против течения. Она улыбалась, когда он оттеснял ее от середины, где были опасные водовороты. Они выходили из воды, держась за руки, и падали на траву.

Отэм собрала свои длинные ярко-каштановые волосы и выжала воду из толстых прядей. Лонни вытянулся рядом с ней на травке, его глаза сверкали в лунном свете. Они посидели вместе, прислушиваясь к ночным шорохам, плеску волн о берег, к шуму ветерка в листве деревьев. Отэм знала, что завтра она покинет и речку, и маленький домик среди деревьев, и Молли.

Молли не очень радовала свадьба Отэм и Лонни. Она считала, что они еще слишком молоды.

После того как они с Лонни впервые познали друг друга, Отэм пришла домой, расправив плечи в приступе ложной отваги. Молли вязала, поставив ноги на скамеечку.

– Мне надо кое-что сообщить тебе, – сказала Отэм. – Надеюсь, что ты не устроишь из-за этого скандал.

Молли отложила в сторону вязанье и с любопытством взглянула на девушку:

– Чего у тебя на уме в этот раз?

– Лонни, – кратко ответила она. – Я выхожу за него замуж в сентябре.

Молли выпрямилась и поставила ноги на пол.

– Ты собралась выйти замуж за чужака?

Отэм нахмурилась:

– Я думала, что Лонни тебе нравится.

– Да, он мне нравится, конечно, но ведь ты его знаешь-то всего ничего. А потом, тебе только восемнадцать, и в таких делах ты ни бельмеса не смыслишь. Ты ничего не понимаешь в мужчинах и не знаешь, какие они коварные. Ты похожа на ягодку, такую сочную и зрелую, что тебя может сорвать первый встречный, который умеет заговаривать зубы.

– Лонни не заговаривает зубы, и я обо всем уже подумала. Он тот, кто мне нужен.

– А с колледжем что? Ты представляешь, от чего тебе придется отказаться?

– Я не брошу учебу. Я вполне смогу посещать колледж, когда Лонни получит диплом. Теперь замужество не означает, что женщина должна все бросить, как было раньше.

Молли поморщилась:

– Ты все хочешь сразу, правда? Ты хочешь мужа, детей, собственный дом, учебу… Не многим выдающимся женщинам посчастливилось все это иметь. Большинству пришлось все-таки чем-то пожертвовать. Ты прочитала много книжек. Но у тебя нет ни капельки жизненного опыта, ты совсем не знаешь настоящего мира. Время еще есть. Подожди немного, повзрослей сначала чуть-чуть. Закончи эту учебу, ведь ты так хотела.

– Я буду учиться вместе с Лонни. Ты сама как-то мне сказала, что если я найду мужчину по душе, то должна идти за ним.

Молли замолчала. Она вытащила лист из волос Отэм и с грустью посмотрела на него, вспоминая необыкновенное время в своем собственном прошлом.

– Когда-то у меня в волосах тоже застревали листья. И было время, когда мое лицо светилось тем же светом, который я сейчас вижу на твоем лице. Такой свет появляется только после долгих часов в объятиях мужчины. Я всегда говорила тебе, что надо драться за то, чего ты хочешь. Даже против моей воли. Я так себе думаю: зачем тебе сейчас меняться?

Отэм подпрыгнула и обвила руки вокруг Молли, но она недоумевала: откуда Молли могла узнать? Неужели действительно первый раз так отражается на лице женщины?

Она отстранилась и пристально посмотрела на Молли:

– Я вот думаю… Ты еще девственница, тетя Молли?

Молли усмехнулась и взъерошила ей волосы.

– Бог мой, конечно, нет. Наверное, нет ничего хуже, чем умереть в нищете, кроме как умереть девственницей. – Она встала. – Если будет свадьба – а мне почему-то кажется, что так и случится, – я полагаю, нам лучше приняться за дело. Не могу же я допустить, чтобы ты ушла к этому парню в рваном нижнем белье. А потом тебя нужно сводить к зубному врачу и убедиться, что у тебя нет гнилых зубов. Ни один мужчина не должен жениться на девушке, которой нужно вложить в рот уйму денег.

Отэм села на пол, скрестив ноги.

– Он на мне женится, а не на лошади.

– Не очень-то большая разница. Обеих надо кормить и за обеими ухаживать. Этому мальчику будет очень нелегко закончить колледж.

– Тетя Молли, он не мальчик, ему уже двадцать пять.

Молли улыбнулась и с удивлением покачала головой:

– Вы дети. Вы думаете, будто знаете, что такое жизнь. Вам кажется, что вы все уже учли, но это не так. Мне бы не хотелось лишать тебя иллюзий или портить настроение, и тем не менее жизнь – это череда тяжелых испытаний. Я надеюсь лишь, что она не преподнесет тебе слишком много неприятных сюрпризов.