Я бросаю сигарету в пепельницу и задерживаю никотин в своих легких. – Я провел кое-какое расследование, но мне нужно, чтобы ты удостоверился, что у меня правильное имя девушки. София Соломон, - говорю я в телефон, дым просачивается сквозь мои губы, - убедись, что она дочь Стена, хорошо?

Он ничего не отвечает. Дэвид в последнее время чертовски тихий, и это делает меня параноиком.

- Ты поможешь мне с этим, Дэвид?

Он нерешительно вздыхает. - Да, я посмотрю, что я могу сделать, но ...

- Но что? Какого хрена, Дэвид?

- Джей Пи, просто это все вышло из-под контроля. Так много всего, что нужно сделать, я имею в виду, черт возьми, я полицейский, а не ФБР.

Я сжимаю челюсть и опираюсь на деревянные перила крыльца. Дэвид всегда помогал мне с разным дерьмом, я не должен был так волноваться за него, но, блядь, я ничего не могу с этим поделать.

- Я блин застрял тут, Дэвид. Черт, не знаю, помнишь ли ты еще, но я к черту взорвал свой проклятый дом. Я как бы тут ограничен во всем. После того, как я достану Джо, я уйду. А ты сможешь жить своей тихой размеренной жизнью, но пока я не получу его, мне нужна будет твоя помощь.

Он стонет. – Хорошо, и что ты собираешься с ней делать, а? Потому что вот что я тебе скажу: я покончу со всем, если ты навредишь ей. Сколько ей, Джей Пи, ты же должен хоть это знать?

- Я нашел ее профиль на Facebook, ей двадцать один, и нет, я не собираюсь причинять ей боль. Мне просто нужно, чтобы он думал, что я сделаю это.

 - Хорошо, я перезвоню тебе. – Он вешает трубку. Я знаю, что он злится на меня. Но я не успокоюсь, пока он не достанет информацию.

Я засовываю телефон в задний карман и смотрю на горы, и когда я это делаю, Калеб снова возвращается в мои мысли. Я стараюсь не думать о нем, потому что это чертовски сильно больно. Мой разум возвращает меня сквозь туманные воспоминания в домик Марни, где мы детьми были с моим отцом. Он учил меня и Калеба, как стрелять в этих лесах, точно так же как я учил Тор…

- Теперь, когда вы стреляете в кого-то, вы можете сделать это так, чтобы убить их, или же вы можете выстрелить, чтобы сделать их уязвимыми, - говорил папа, когда держал мои руки. – И чему я вас учил, мальчики, почему вы стреляете в кого-то?

- Чтобы уничтожить их, - отвечал я.

- Верно, потому что мертвец не может тебя убить.

- Что произойдет, если кто-то тебя убьет, папочка? – спросил Калеб, и я обхожу вокруг, чтобы взглянуть на него. Его карие глаза полны слез. Ему всего семь лет, и он боится оружия, но таким же был и я, когда папа учил меня стрелять. Он должен учиться. Папа должен знать, что мы сможем защитить себя, если с ним что-нибудь случится. Он говорил мне об этом бесчисленное количество раз.

Папа смотрит на моего брата, а затем поднимает его, чтобы усадить на свое бедро. – О, не волнуйся, малец, никто не убьет твоего старика. Я проживу еще много лет, и если меня когда-то все-таки не окажется рядом, чтобы спасти тебя, твой братишка сделает это, не так ли, Джуд?

Я нажимаю на курок, наблюдая, как пуля попадает прямо в яблочко. – Да, я всегда буду заботиться о тебе, Калеб. Обещаю.

Я стараюсь вытеснить эти воспоминания из моей головы, потому что это чертовски больно. Я не смог его уберечь. Мои мышцы напрягаются, когда я хватаюсь за край перил, пытаясь унять часть гнева, который поглощает мое тело. Я должен был отгородить Калеба от этого образа жизни в тот день, когда наш папа умер, потому что Калеб был слишком хорошим человеком, чтобы грязнуть в этом дерьме. У него было чертовски доброе сердце. У меня же нет. Он всегда был добряком.

Я прищуриваю глаза, смотря на эти леса, слушая свое дыхание, когда они становятся глубже и злее. Я скучаю по нему, и каждый раз, когда вспоминаю о нем, единственное, что у меня все время стоит перед глазами, это то, как он выглядел, когда я его нашел. Все, что я вижу, это отверстие от пули, его пустые, безжизненные глаза и серая кожа. Я не могу даже окунуться в свои воспоминания, потому что они полностью пропитаны болью. Мой пульс эхом отдается в моих ушах, моя кожа чертовски горячая. Напряжение оседает на моей шее и плечах. Опуская руку вниз, я впечатываю ее в перила, оставляя вмятину от костяшек в мягком дереве.

Я вздыхаю, а затем разворачиваюсь, добираюсь до входной двери и захожу в гостиную. Что-то готовится на плите, судя по горькому аромату сгоревшего тунца, который ударяет в мой нос. Я захожу на кухню и вижу, как Марни, присвистывая, что-то помешивает в кастрюле.

- Господи, Марни, что, мать твою, ты там готовишь?

- Сэндвич с тунцом, - отвечает он, порхая над плитой. – Хочешь немного?

- Черт, нет.

- Они пришли и забрали голову. Не хочу, чтобы она снова скандалила по этому поводу, - усмехается он.

Я не могу не рассмеяться.  - Где Тор?

- Наверное, наверху - все еще дуется, - он отскакивает от плиты, словно ошпаренный. – Блин. Черт побери, - говорит он, тряся своей рукой.

Я качаю головой и поднимаюсь по лестнице. По дороге в спальню я слышу, как включается душ, поэтому иду прямиком туда, толкая дверь. В ванной полно пара, и я могу разглядеть только силуэт Тор за стеклянной дверцей душа.

Я смотрю на ее фигуру. Я не видел ее полностью раздетой с тех пор, как она покинула меня. Она никогда не снимает свою рубашку при мне. Тор говорит мне, что она не хочет, чтобы я видел ее обнаженной из-за шрамов. Она боится, что мне будет противно... словно что-то, связанное с ней, может вызвать у меня отвращение. Для меня она чертовски совершенна, никакое количество шрамов не изменит этого.

Ее голова откидывается назад, ее руки пробегают по ее волосам, когда она моет их. Она наклоняется назад, под поток воды, который заставляет ее прогнуться. Просто от одной мысли, что она полностью голая и влажная, прижатая к моему телу, вызывает у меня эрекцию. С ней мне нужно иногда контролировать ситуацию. Я снимаю свои ботинки и джинсы, когда хватаюсь за ручку двери.

Когда я вхожу внутрь, пар вздымается. И как только дверь закрывается, Тор замирает на месте, лицом к стене. Мои глаза сразу останавливаются на ее спине. Глубокие шрамы в тех местах, где Джо клеймил ее, покраснели от горячей воды. Чем дольше я смотрю на них, тем сильнее все сжимается у меня в груди. Этот ублюдок поплатится. Я сглатываю, когда собираю в хвост ее мокрые волосы и перебрасываю их через плечо.

Она вздыхает. – Джуд…

- Ты такая чертовски потрясающая, - говорю я, перед тем как опускаю губы на ее спину.

Я нежно целую толстые шрамы, покрывающие ее спину. Я хочу, чтобы она знала, что меня не волнует это дерьмо. Каждый шрам, который я целую, заставляет мой желудок выворачиваться наизнанку, потому что я знаю, что он означает еще один день, когда я не смог добраться до нее. Он сделал это, чтобы наказать меня, а не ее, и это злит меня до такой степени, что мне приходится взять под контроль свой пульс. Я оставляю еще несколько долгих поцелуев на ее коже и провожу своими пальцами по ее рукам, перед тем как обнять ее за талию. Она напрягается, ее рука упирается в стену, и я слышу ее тяжелое дыхание.

  - Просто позволь мне коснуться тебя, Тор, пожалуйста, - шепчу я ей в кожу, когда мои пальцы скользят по ее изгибам. Она такая худая, что мои пальцы ощущают каждое ребрышко, когда я ласкаю ее тело. Она почти ничего не ест, а когда она это делает, ее почти все время тошнит. Весь этот стресс действительно сказался на ней. Я опускаю руку вниз, медленно пробираясь между ее ножек, и замираю, когда моя рука нащупывает довольно-таки твердый выпирающий животик. Что за нахер? Под моими ладонями реально таится приличный бугорок. Я поднимаю руки к ее груди и чувствую ребра, затем я снова опускаю их - ее живот реально округлен. Я хватаю ее за плечи, поворачивая к себе лицом. Ее глаза закрыты, губы плотно сжаты, словно, если она не будет на меня смотреть, то сможет избежать объяснений. Мои глаза опускаются на ее живот, где небольшой животик красуется над ее бедрами. Я наблюдаю, как вода стекает по нему, а затем перевожу взгляд на ее лицо. Она смотрит в пол и кусает губу.

  - Тор? – она не поднимает глаз. Я чувствую, как кровь пульсирует в моих висках, мои пальцы дергаются и слегка сжимают ее руки. Конечно, это не то, что я думаю. Она бы мне сказала.

  Я нежно беру ее за подбородок, возвращая ее взгляд к моему. Она хмурит свои брови, чувство вины и страха застыли на ее лице.

- Ты… - я вздыхаю. – Ты, черт побери, беременна? – мой едва сдерживаемый тон эхом отражается о стены душевой.

Ее глаза по-прежнему смотрят в мои, но она молчит, и я принимаю это как подтверждение.

- Тор? – я прилагаю все усилия, чтобы не повышать голос. – Ты беременна? Как долго ты, черт побери, знаешь об этом?

Она смотрит на меня без единой эмоции на лице. - Какое-то время.

  - Какое… - прямо сейчас я даже не могу нормально дышать. Жар окутывает меня, и я толкаю свое тело к ее влажной коже, прижимая ее к стенке душа. - Какое-то время? – рычу я. – Как долго это длится, Тор?

Она закрывает глаза, и я чувствую, как ее гладкая грудь вжимается в мою с каждым глубоким вдохом, который она делает.

- Недели… - шепчет она.

Она что, прикалывается надо мной? Освободив ее из моего захвата, я провожу ладонями по своему влажному лицу. Недели! Я несколько раз делаю глубокие вдохи. Вода стекает по моему носу, когда я смотрю на нее. Я опираюсь предплечьями о стену рядом с ее головой, когда мое лицо в дюйме от ее.

- И когда же ты собиралась рассказать мне об этом, ммм?

- Со временем.

Черт, я так зол прямо сейчас. Я хочу что-то пнуть или наорать на нее. Я снова закрываю глаза, сжимаю переносицу, когда позволяю воде полностью меня поглотить.

- Со временем? Тор? Ты, блин, издеваешься, - стону я.

Я смотрю на нее, и все, что она делает, нервно смотрит на меня. Она бегала с оружием, выбивая дерьмо из людей. Черт, она, зная, что беременна, пошла на миссию с Муссой. Она не сказала мне, потому что знала, что я не позволю ей сделать это. Чертовски манипулируя… – Ты не можешь вот так поступать. Ты не можешь держать в тайне подобное дерьмо! – кричу я. – Черт побери, женщина. Почему, черт возьми, ты не сказала мне, что ...? – вздрагивая от осознания, я останавливаюсь на середине предложения. Мой живот сжимается, я даже не хочу, чтобы эта хренова мысль возникала в моей голове. Возможно, он даже не мой! Блядь! Если это Джо ... я выдыхаю и закрываю глаза. Я хочу спросить, чей он… но я не могу заставить себя это сделать. Я опускаю подбородок на грудь, а мои ладони скользят по гладкой стене.

- Блядь, - сглатываю я, потом поворачиваюсь и ударяю кулаками в стену, разбивая плитки. Она вздрагивает, пытаясь отступить как можно дальше от меня. Она нервно обнимает свое тело, а ее влажные волосы спадают ей на лицо. Как будто она думает, что таким образом станет невидимой.

- Прости, я… блядь! - Я протягиваю руку, чтобы коснуться ее, но останавливаюсь. У меня нет ни малейшего понятия, что делать.

Она хмурит брови и отводит от меня взгляд, вжимаясь в стену настолько сильно, чтобы обеспечить между нами как можно больше пространства.

Мои глаза возвращаются к ее животу. – Эт ... – я сглатываю ком в горле. – Это его?

Ее плечи напрягаются, и наступает неловкий момент молчания. Все, что я слышу, это мой собственный пульс, эхом колотящийся в ушах. Ее следующие слова грозились полностью разрушить меня.

- Нет, - шепчет она.

Я выдыхаю воздух, который сдерживал в себе до этого, и вместе с ним рассеивается некоторое напряжение. Что я теперь ей скажу? Знала ли она об этом, когда уходила от меня? Мать его! Я никогда не хотел чертового ребенка, никогда даже мысли такой не допускал, но мысль о том, что она оставила меня из-за того, что была беременна, чертовски причиняет боль.

Я приближаюсь к ней и мягко касаюсь ее щеки, поворачивая ее лицо, чтобы она посмотрела на меня. – Тор, вот почему ты ушла от меня? – как только слова слетают с моих губ, мне становится ужасно больно. Если она была беременна, когда ушла, значит, она была беременна моим ребенком, когда Джо избивал ее и насиловал снова и снова.

Ее глаза закрываются, и она качает головой. – Нет, я не знала.

Что, черт возьми, я делаю? Она сжимается в углу, как собака, которую избили. Я сержусь, потому что чертовски переживаю. И от этого не легче.