Часовая стрелка подползла к цифре 6.
Горин стал медленно ходить взад и вперед перед подъездом во Французский клуб. Прошло пять минут, десять, четверть — но леди Ю не было.
И в тот момент, когда Горин решил идти домой, знакомый голос — низкий, грудной голос — послышался рядом:
— Вы аккуратнее меня, мистер Горин!
Он поднял голову и увидел черные, прекрасные глаза, тонкий овал лица и завитки волос, выбивающиеся из- под красной шляпы.
Волна горячей радости охватила Горина.
Она была здесь, с ним, она не уехала! Он схватил руку леди Ю, прижал к этой очаровательной руке губы и тихо, взволнованно сказал:
— Я боялся, что больше не увижу вас.
— Почему? — удивленно спросила она.
Он не знал, как объяснить свое неожиданно вырвавшееся признание.
Он смотрел на нее — стройную, изящную, яркую — и порыв откровенности овладел им.
Ему вдруг показалось нечестным, преступным следить за этой женщиной, обманывать ее, строить против нее какие-то козни…
— Я думал, что вы… что вы собираетесь бежать… что вы, может быть, уже на пароходе… с Ирой…
— Я? Бежать? С Ирой? Я не понимаю вас… — ответила леди Ю и Горин уловил в ее голосе дрожь волнения, тревоги, испуга.
Он не знал, как поступить, что сказать ей, а она, не отрываясь, смотрела на него с немым, беспокойным вопросом в глазах.
— Я не хочу говорить здесь, на улице, — сказал Горин. — Это очень сложно, нужно многое рассказать вам. Я не могу придумать, где бы мог поговорить с вами. Все это мучает меня. Я не могу больше скрывать от вас своей некрасивой роли по отношению к вам… Я должен многое открыть вам…
Леди Ю опустила голову и задумчиво постукивала по носку туфли крошечным зонтиком.
— Вы заинтересовали меня. Вы расскажете все это сейчас же. Но мы не можем стоять здесь, на солнцепеке. Поедем куда-нибудь — на Вампу, пожалуй. Нельзя ли устроить моторную лодку? Во время прогулки вы все, все расскажете мне. Едем!
Они кивнул покорно и пошел вызывать машину.
Через минуту они быстро мчались по направлению к Банду.
* * *
Прохладный ветерок загибал края красной шляпы леди Ю.
Катер резал желтую воду Вампу. Горин с наслаждением подставлял лицо ветру.
Бежали мимо серые громады набережной Банда — конторы, банк, пароходные офисы.
Гортанно перекликались на берегу кули, грузившие товары для пароходов всех национальностей. Какая-то джонка медленно переплавлялась в Путунг, переваливаясь с борта на борт медленно и неуклюже.
На английском крейсере проиграли какой-то сигнал. Прямыми, строгими линиями прорезали воды Вампу американские миноносцы.
Гудя мотором, низко над водой пронесся японский аэроплан.
Катер поравнялся с голландским грузовиком. Какой-то матрос играл на гавайской гитаре — и подпевал мелодии. Печальные звуки неслись четко по реке и звали куда-то в далекий океан, под пальмы, в объятия нежных кофейных женщин.
С далекого моря веяло прохладой. Пахло бодряще и приятно смолой, нефтью. Где-то далеко, далеко угрожающе ревел пароход, а близко, совсем рядом, пронзительно пищал буксирный катер, который тянул на буксире огромную баржу.
Слабо доносились человеческие голоса: кули пели свою рабочую песню — заунывную и печальную, словно похоронное отпевание.
Горин и леди Ю сидели на самом носу моторной лодки. Постукивание мотора заглушало их голоса, а ветер помогал им говорить свободно: моторист сидел на корме лодки и, конечно, ничего не мог слышать.
— Итак, — сказала леди Ю, — я жду вашей исповеди, мистер Горин. В чем вы виноваты передо мной? Какую тайную роль вы играете и какие таинственные цели преследуете?
Горин не отвечал.
Он чувствовал всю рискованность шага, который собирался сделать: он играл ва-банк.
Он собрал в один комок всю силу воли, все свое хладнокровие, всю смелость и, не спуская глаз с леди Ю, заговорил:
— Прежде, чем рассказать вам, какую роль по отношению к вам я играл до сих пор, позвольте задать вам один вопрос. Клянусь, что никто, ни одна душа в мире не узнает. Скажите мне, леди Ю, вы убили Лямина?
Черные глаза расширились на секунду, брови взметнулись кверху — удивленно и испуганно, руки судорожно впились одна в другую.
Но леди Ю быстро справилась со своим волнением.
Она с усилием улыбнулась и медленно, спокойно, твердо сказала:
— Я не понимаю, о чем вы говорите и почему? Нет, милый молодой человек, я не убивала вашего Лямина. Но если бы это было и так, то вы очень наивны, когда думаете, что можно так легко и просто сознаться в ужасном преступлении — тем более, малознакомому и неуравновешенному человеку. Вы очень, очень наивны, мистер Горин. Вы можете мне ничего не рассказывать: я все поняла теперь. Я поняла, что кто-то дал вам повод подозревать меня в убийстве Лямина, что с целью разоблачения меня вы устроили это знакомство и думали запутать меня в сеть. Но вы не выдержали почему-то своей роли и проговорились. Теперь мне вполне понятно поведение вашего друга Кросса, понятен смысл его рассказа о голове Олоферна. Он хотел таким молниеносным способом привести меня к сознанию, поймать сразу и решительно. Я подозревала это еще тогда, когда он уставился на меня своими колючими глазами. Теперь я убедилась в этом после вашего вопроса. Так вот в чем дело? Я почти уверена, что на меня указала вам Ира. Ведь правда? Вы не станете отрицать этого?
Горин покорно мотнул головой.
Он был совершенно смущен и растерян. Ему только теперь, после холодных и спокойных слов леди Ю, стала ясна неосторожность и глупость его вопроса. И больше всего его удручало, что он потеряет леди Ю.
Она знает теперь карты Кросса и, конечно, скроется. Простая осторожность должна подсказать ей такой шаг.
Он не верил в ее невиновность. Он чувствовал, что она говорит неправду. Она должна была теперь исчезнуть с первым пароходом — это было совершенно ясно.
Он не мог помешать этому. Единственное средство задержать ее — это открыто обвинить ей в убийстве и сообщить об этом властям.
Но душа его всеми силами восставала против этого.
— Вероятно, — с усилием сказала леди Ю и нарушила этим тягостную паузу. — Вероятно, в своих подозрениях вы базировались на том, что я была как-то с Ляминым в «Рамоне»? Ира рассказала вам об этом, да? Так вот, я верю вам, я верю, что вы никому не расскажете того, что я вам поведаю. Я думаю, что ничего нет предосудительного, ну, подозрительного в том, что в кабаре могут веселиться муж и жена? Не правда ли?
Она с насмешливой улыбкой смотрела на Горина.
— В данном случае оно так и было. Я могу вам открыть — только вам одному — что покойный Лямин — мой муж…