«Его цинизм взорвал меня.
Я взяла первое, что мне попалось под руку — носовой платок, — положила его на пустую коробку и написала: „Клянусь любить только Андрюшу Горина“. Я не могу сейчас дать себе отчет, почему я это все сделала. Я вообще не вполне ясно помню эти минуты. Я протянула ему платок и сказала, намекая на его подлое, низкое отношение к Ире и циничное пари:
— Ты любишь оформление всякой подлости. Вот тебе расписка в том, что я готова даже продаваться, чтобы узнать, где мой сын…
Он посмотрел на платок, засмеялся и сказал:
— А это было бы забавно! Необыкновенная парочка!
Потом нахмурился и заговорил энергично и со злобой:
— Где твой сын? Ты никогда не узнаешь этого! Слышишь — никогда, никакой ценой! Я не настолько богат, чтобы терять курицу, несущую золотые яйца! Ты увезешь нашего сына и я никогда его не увижу. А ведь я тоже его люблю.
— Мы уже старики, — молила я его. — Начнем новую жизнь вместе с сыном. Я прощаю тебе все… все, всю свою загубленную жизнь! Я молю тебя.
Клянусь вам, я стала перед ним на колени, рискуя, что прохожие увидят эту сцену. Но в этом уединенном уголке парка не было ни души. Он рассмеялся и толкнул меня. Я едва не упала. Словно обожгло меня снова сказанное — твердо, жестоко, надменно:
— Никогда! Не проси — я никогда не отдам тебе сына! Ты никогда не узнаешь, где он…
Его лицо стало угрюмым и холодным. Он не знал пощады. Он отвернулся и стал насвистывать веселенькую оперетку…
Вся кровь ударила мне в голову, все, что накопилось за многие годы, вырвалось бешеной яростью из моей груди. Я взглянула на его самодовольную, равнодушную улыбку… выхватила из трости стилет… какая-то неведомая сила толкала меня… ярость владела мною…
Дальше… дальше я не помню.
Я очнулась у ворот парка… с половиной трости в руке. Я не могу понять, как меня не видели у ворот в таком виде.
Я села в автомобиль и уехала в свой отель. Потом явились мысли, что меня сейчас схватят, арестуют, будут судить…
Сидеть в тюрьме из-за этой гадины! Я подумала, что никто, видимо, не заметил, как я выходила из парка. Тогда пришла мысль, что первая меня может выдать Ира. Нужно было отвлечь ее подозрения.
Собрав всю силу воли, я собрала компанию и поехала в „Рамону“.
Когда я вернулась домой, — я упала на пороге своего номера в обморок: сказалось страшное напряжение, которое мне было нужно, чтобы выдержать эту опасную игру.
Кажется, мне удалось усыпить ее подозрения.
Потом знакомство с вами. Я поняла, что Ира выдала меня и что я накануне гибели. Я решила увезти ее куда-нибудь, тем более, что горячее чувство симпатии к этой женщине, пострадавшей от того же негодяя, заставляло меня помочь ей.
Это и задержало меня в Шанхае. Мы сговорились с ней бежать. Но предварительно мне хотелось узнать, какие подозрения вы и Кросс имеете против меня. С этой целью я поехала на свидание с вами.
Я убедилась, что моя свобода зависит от вас. Я убедилась также, что вы не сделаете мне зла. Я верю в ваше благородство и потому пишу вам все это. Вы поймете меня и мои мучения. Потерять сына, иметь руки в крови — этого достаточно, чтобы закрыть душу от всех радостей жизни.
Прощайте, Андре! Не ищите нас — меня и Иру. Мы уже далеко в море. Пусть счастье будет с вами всегда. Нежно целую вас, мой славный мальчик. Не забывайте несчастную леди Ю.
Ю.».
За окном моросил дождь, серое небо нависло над городом.
Отчаяние сдавило грудь Горина.
Он уронил голову и прошептал:
— Мне не забыть вас, леди Ю, никогда… никогда…
