— Пригласите ее танцевать, — сказал Кросс. — Поговорите с ней, развлеките ее. Не дайте ей сообразить, зачем мы сюда пришли, а потому — ни. слова ни об убийстве, ни о Лямине. Я не покажусь ей сначала. Когда будут танцевать и уменьшат свет, я пройду в тот конец зала, где сидит мой знакомый. А вы пригласите ее и угостите всем, что она захочет. Не будем стесняться сегодня в расходах. Необходимо ее подпоить. Конечно, этот способ не особенно красив, — но… цель оправдывает средства. Понятно? Потом, через некоторое время, я подойду к вам и предоставьте мне действовать. Сделайте все это осторожно. Польстите ей, что она вам очень нравится, или что-нибудь в этом роде. Женщины любят такие вещи. Впрочем, вы ведь умеете ухаживать. Итак, за дело. Сейчас играет оркестр.

Томная мелодия блюсса наполнила зал, который погрузился в приятную полутьму.

Смутно белели пятна лиц. Огненные язычки под кофейниками казались в полумраке светлячками. Мелькали прически дам, их оголенные руки и спины, лица мужчин — возбужденные, сосредоточенные, лица женщин — загадочные, влекущие.

Мужчины властно склонялись к своим партнершам, сжимая их талии. Женщины покорно подчинялись каждому движению, казались зачарованными ритмом, мелодией и быстрой сменой освещения.

Вся эта толпа, возбужденная вином, флиртом, музыкой, обстановкой, игрой нескромных взглядов, смехом, шутками, — забыла, что завтра — снова серый день забот и тяжелой борьбы за право жить.

Среди возбуждающей обстановки — искусственно подогреваемой, бьющей по нервам и чувственности, души этих людей получали минутное, обманчивое, эфемерное успокоение, похожее на действие наркотиков.

Пряные мелодии сменяли друг друга, будя забытые среди дневных забот желания, воскрешая потерянные памятью образы, рисуя яркие, пестрые, как шаль цыганки, картины.

Мелькало в полумраке алебастровое тело женщины — грудь, спина, руки, обнаженные, выставленные напоказ. К нему стремились взгляды мужчин — быстрые, брошенные украдкой, как бы случайно, или откровенно наглые, присасывающиеся, липкие.

И третий союзник возбуждения присоединялся к музыке и женскому телу — вино.

Искрящееся, холодное и горячее, крепкое и слабое, всех цветов и оттенков, всех марок и всех стран, оно било в голову, туманило рассудок, будило дерзость, повышало тонус души и тела, делало недоступное — доступным, аморальное — дозволенным и желанным.

Так думал Горин, невольно прикованный глазами к хороводу прижавшихся друг к другу и плавно скользящих мужчин и женщин.

Его потянуло в этот хоровод и он вспомнил о своей задаче. Он огляделся и сразу увидел блондинку. Она сидела за свободным столиком и пудрилась. Она чуть опиралась на спинку стула, полузакрыв глаза, странно безучастная ко всему окружающему.

Горин подошел к ней с развязным видом профессионального кутилы.

— Вы позволите вас пригласить? — спросил он, смотря ей прямо в лицо.

Она посмотрела на его быстрым взглядом, молча кивнула и привычным, заученным движением положила свою руку на его плечо. Они плавно вошли в круг танцующих.

Она танцевала легко, свободно, очень изящно. Под своей рукой Горин чувствовал гибкое, сильное, молодое тело, которое казалось обнаженным — до того тонко, неощутимо было воздушное изумрудного цвета платье, которое плотно облегало девушку и необыкновенно гармонировало своими зелеными складками с нежным овалом ее лица, светлыми, пушистыми волосами и зелено-серыми глазами.

Горин невольно подумал, что сказать ей комплимент — задача совсем несложная.

— Я не видел здесь вас раньше.

— Я здесь недавно, — ответила она и Горин вдруг уловил чуть заметный запах спирта.

Он посмотрел на нее внимательнее и только теперь понял, что она слегка пьяна.

— Простите меня, — продолжал он, склонившись к ней и сжав ее руки. — Я так просто бесцеремонно подошел к вам…

Она улыбнулась.

— Что ж тут особенного?

— В вас есть какое-то особенное очарование, особенная грация, изящество.

— Я здесь недавно, но не было вечера, чтобы мне не говорили того же, что и вы сейчас. По-видимому, у вас, у мужчин, общая манера заводить знакомство.

«Ого, — подумал Горин. — Она презлая! Это интересно! Уж не она ли расправилась с Ляминым?»

— Мы так мало знакомы с вами, — начал он снова, — что трудно сразу найти тему для разговора.

— А потому, — живо перебила она, — вы сразу начали с комплиментов. Видимо, это легче всего?

— Поверьте, что я искренне сказал вам, что о вас думаю. Я готов повторить вам…

— О, не повторяйте: я запомнила! Особенное очарование, особенная грация и т. д.

— Поверьте…

— Охотно верю, тем более, что мне это безразлично.

Горин прикусил губу.

Оркестр замолк. Блондинка прошла к своему столику. Горин не оставил ее и задержался у столика.

Она насмешливо посмотрела на него.

— Из своей обычной программы ухаживания за кабаретными партнершами для танцев вы упустили спросить, как меня зовут. Не так ли? Запомните — Ира. Я заранее знаю каждый ваш вопрос.

С трудом беседа наладилась.

Ира зло высмеивала окружающую обстановку, гостей, партнерш для танцев. Горин оживленно возражал ей или соглашался.

Они протанцевали еще раз и Горин пригласил ее за свой столик.

— Конечно, я не откажусь. — ответила она. — Но — не сердитесь — совсем не потому, что вы так уж ослепительны, как, вероятно, о себе думаете — ведь правда? — и не потому, что я обязана это сделать по долгу своей службы. Так вот, совсем не по этим причинам. Просто мне нездоровится. Кроме того, откровенно говоря, я почти пьяна. Меня напоил предыдущий кавалер — какой-то аргентинец. Я вам буду даже благодарна, если вы освободите меня сегодня от дальнейшей работы. Мне так не хочется танцевать со всеми этими субъектами: они грубы, говорят всякие гадости, противны до тошноты. Итак, спасибо, идем к вашему столику. В благодарность за ваше милое приглашение, я обещаю, что не буду злиться и нападать на вас. Мне нужно сказать своей подруге и через две минуты я буду за вашим столиком! Хорошо?

Горин кивнул и было пошел от блондинки, но она удержала его за рукав.

— За то, что вы такой милый, — сказала она с насмешкой, — обещаю не делать большого счета, так что не бойтесь…