— Вот и мой бипланчик, — с нежностью в голосе сказал Уралов.

Он показал рукой на силуэт летательной машины, стоявшей в тени огромной палатки, в которой помещалась походная авиамастерская. Около аэроплана хлопотали два германца — механики авиаотряда.

— Любимый мною тип машины, — продолжал Уралов. — Не выношу громоздких аэропланов. Мой биплан — точно балерина: легок, подвижен, изящен. Скорость — 400 километров в час, два пулемета, тонна бомб, аппарат для фотографирования, радиотелеграф. Чего еще? Достаточно для ловкого пилота, чтобы доставить врагу максимум удовольствия! Все чувствительные части машины защищены германским сплавом из алюминия — аллудуром. Я не гонюсь за боем. Я — разведчик. Мне нужно проскользнуть незаметно, высмотреть все, что я поставил себе задачей, сфотографировать, — и домой. Когда я возвращаюсь с разведки — тогда можно и побаловаться: парочку-другую бомб сбросить. Но сегодня я лечу только в увеселительную прогулку. Хочу сфотографировать Реймс. Должен все же предупредить вас, что возможны неприятные встречи… в воздухе. Вы не очень нервны?

— Нет… — рассеянно ответил Лозин.

Он почти не слышал болтовни Уралова. На него возбуждающе действовала ночь и обстановка близкого боя. Он бывал сам в дыму сражений и чувство рядового бойца было хорошо ему знакомо. Но такого грохота, такой оглушительной, сливающейся в один гул стрельбы он еще не слышал никогда. Слова Уралова долетали до него непонятными урывками. Даже свист пропеллера, который на пробу пустили в ход механики, почти не долетал до его ушей.

Где-то далеко, как раскаты грома, слышны были взрывы. Ветер доносил запах гари и дыма. На западе часть неба была охвачена багровым заревом: пылала в огне французская деревушка, зажженная авиабомбами. По шоссе один за другим, непрерывной лентой, бежали грузовые автомобили, наполненные германскими солдатами; на некоторых машинах торчали дула орудий, стояли ящики со снарядами и какие то необыкновенно сложные приборы и аппараты.

— Садитесь! — прокричал Уралов.

Лозин неловко взобрался на сиденье машины. Он сразу утонул в мягком, удобном кресле. Уралов помог пристегнуть ремни, которые плотно прикрепили Лозина к сиденью, и сел на свое место. Лозин одел большие круглые очки и огляделся.

Далеко впереди смутно вырисовывался лес, прямо перед аэропланом чернело огромное поле, по которому машина должна была пробежать некоторое расстояние перед взлетом.

— Готовься! — крикнул Уралов механикам.

Один из солдат схватил лопасть пропеллера, с силой притянул ее к земле и отскочил в сторону. Одна, две вспышки в моторе — и впереди машины появился бешеный вихрь, сверкающий круг, серебристо-красный от зарева на небе. Машина мелко-мелко, часто задрожала, рванулась вперед и побежала по полю. Лозину показалось, что далекий лес со страшной быстротой надвигается на машину и вот-вот раздавит ее… Но когда лес был уже совсем близко, он вдруг стал куда-то проваливаться и исчез внизу.

Лозин посмотрел вниз и невольно схватился за сиденье. Огромное черное поле, лес, какие-то постройки, лента шоссе — были уже далеко-далеко под машиной, в туманной, черной глубине. Лозин почувствовал приступ тошноты и поднял глаза кверху. Темное небо, казалось, приближалось, становилось все больше. На востоке светлые полосы указывали на близкий рассвет; на западе ширилось и росло огненное, победное зарево пожара. В лицо бил холодный ночной ветер. Неприятное, томительное чувство тошноты и стеснения в груди стало проходить.

Блеснула скрытая ранее лесом светлая извилистая лента Эны. По берегу реки часто вспыхивали огоньки, то одиночные, то целыми группами. «Разрывы снарядов», — подумал Лозин. Высоко в небе поднимались тучи ракет и держались в воздухе, мерцая, словно звезды.

Картина была величественная, захватывающая — Лозин расширенными глазами смотрел вниз через свои очки на необъятный простор, раскинувшийся внизу под машиной.

Постепенно отдельные детали местности стали вырисовываться яснее. Восток все больше светлел. Уралов спустил машину ниже. Показался мост через Эну. Средняя ферма моста была взорвана и одним концом упиралась в дно реки. Левый берег, у моста, был окутан дымками разрывов.

Лозин взял висевший через плечо бинокль и поднес его к глазам. Несмотря на все старания, ему не удавалось найти людей по берегам реки. Все казалось пустынным, а между тем он знал, что здесь сосредоточены и спрятаны десятки тысяч людей. В одном месте он заметил на земле правильные зигзагообразные линии и решил, что это окопы.

Стало совсем светло. Лозин ощупал лицо. Оно было мокро от утренней росы. Кожаный костюм покрылся капельками воды. Только сейчас Лозин почувствовал, что трясется от холода и нервного волнения. Он достал из кармана фляжку с ромом и сделал несколько глотков. Приятная теплота разлилась по телу. Он снова схватил бинокль и приложил к глазам.

Машина спустилась еще ниже и Лозин увидел теперь и людей. На шоссе тянулась вереница автомобилей, которые казались совершенно неподвижными. Пестрели отряды пехоты и кавалерии. В глубоком тылу у немцев, по ровной, как линейка, насыпи полз окутанный дымом поезд.

Аэроплан сделал поворот и за излучиной реки открылась огромная равнина, покрытая кое-где рощами и виноградниками. Это, видимо, было главное поле боя. Равнина была окутана густым искусственным туманом. В перерывы между клубами тумана видна была густая сеть окопов.

В одном месте Лозин заметил редкие цепи бегущих людей, сейчас же скрывшихся в тумане. В другом месте тянулась правильная линия приземистых, неповоротливых танков.

Уралов снова повернул машину. По положению реки Эны Лозин понял, что они летят в тыл французам. Река осталась далеко позади, местность очистилась от тумана, замелькали многочисленные фермы и деревушки, еще не разрушенные войной, утопающие в зелени садов и виноградников.

Неожиданно почти рядом с аэропланом сверкнул огонек. Послышался явственный треск, как будто разорвали кусок полотна. Машину рвануло в сторону, но она сейчас же выровнялась. Лозин сначала не понял, в чем дело. Но. когда он увидел, что — то впереди, то позади машины — появляются облачка черно-желтого дыма, — ему стало ясно, что их обстреливают. Уралов круто взял вверх — и французы потеряли прицел.

Минут через пять машина накренилась вперед и пошла книзу — быстро, стремительно, как камень. Лозин почувствовал, как в нем все обмерло; приступ тошноты с новой силой охватил его. По спокойному положению Уралова Лозин понял, что все благополучно. Вместе с тем он увидел, что Уралов внимательно рассматривает что-то внизу. Лозин проследил его взгляд и увидел невооруженным глазом, что по шоссе движется густая колонна пехоты. «Французы!» — подумал он. Аэроплан стал круто поворачивать назад. Внизу что-то трещало… послышался взрыв. Уралов делал короткие круги, спускаясь все ниже. Лозину стали видны фигурки солдат, бегущих в разные стороны. На шоссе осталось несколько неподвижных пятен.

«Трупы! — подумал Лозин. — Откуда этот снаряд?» Новый взрыв закрыл от него французов. Только теперь Лозин обратил внимание на манипуляции Уралова, который смотрел в какую-то трубу около своего сиденья и время от времени передвигал рычаг ящика, вделанного в дно лодки биплана. «Боже мой! — подумал снова Лозин. — Да это мы бросаем бомбы!» Он с ужасом перевел глаза на шоссе, но уже ничего не было видно, так как аэроплан изменил свое положение. Они снова поднялись кверху.

Вдали показалась река Вель, на которой стоит Реймс. И в это мгновение Уралов неожиданно резко стал поворачивать машину обратно. Лозин тревожно посмотрел вокруг и успел заметить несколько точек на небе, которые приближались к ним со стороны Реймса. «Французские истребители!» — испуганно подумал Лозин. Видимо, Уралов решил бежать перед лицом сильного противника. Мотор гудел с полным напряжением, аэроплан содрогался и трещал. Ветер бил в лицо с такой силой, что Лозин начал задыхаться. Земля уходила вниз, Уралов брал высоту.

Заблестела Эна. Лозин облегченно вздохнул, когда увидел, что от реки летел навстречу отряд больших монопланов и бипланов: это могли быть только немцы. Со страшной быстротой аэропланы приблизились, встретились и исчезли позади.

Уралов стал спускаться. Внизу расстилались постройки Барруа и поле, с которого биплан Уралова поднялся полтора часа тому назад. Поле становилось все больше и больше, видны были отчетливо и ясно редкие постройки, отдельные деревья, люди. Казалось, что аэроплан сейчас ударится о землю. Лозин невольно закрыл глаза и сжал руки…

Легкий толчок — машина покатилась по земле, прыгая на неровностях, и остановилась. Лозин открыл глаза. К ним бежали германские солдаты. Уралов легко выскочил из аэроплана, сиял шлем и очки и повернул к Лозину бледное, но улыбающееся лицо.

— Не удалось вам посмотреть Реймс! — сказал он. — Боевые бипланы не позволили. Я не хотел рисковать — и назад. Ну, как вы?

— Ничего, — ответил Лозин. — Страшновато было…

Уралов подозвал германского солдата и заговорил с ним.

Лозин спрыгнул с аппарата.

— Все в порядке! — повернулся к нему Уралов. — Германские танки и кавалерия с пулеметами уже заняли предместье Реймса. Поздравляю вас: вы еще сегодня сумеете снять своим фотографическим аппаратом Реймский собор!