Перед входом в театр стояли полицейская машина и «скорая помощь», поодаль бурлила толпа зрителей.

— К служебному входу, — бросил Даймонд Киту Холлиуэллу, направляясь через тускло освещенное фойе. О том, что в театре ему всегда становится не по себе, Даймонду пришлось на время забыть. Когда выезжаешь на экстренный вызов, о личных антипатиях лучше не вспоминать. Даймонд с Холлиуэллом прошли за сцену и очутились под колосниками, где горстка актеров и рабочих сцены уже стояла, устремив взгляды вверх, на двух санитаров. Те направлялись по узкому рабочему мостику туда, где с прутьев фермы под решеткой колосников свисало, сложившись пополам, неподвижное тело с вытянутой рукой.

Некоторое время Даймонд стоял молча. Представлять себе падение на стальные прутья, падение, которое почти наверняка привело к перелому позвоночника, было жутко.

К нему подошел незнакомец, одетый в полосатый костюм.

— Я директор театра Хедли Шерман. Это я вызвал полицию.

— Вы не могли перепутать погибшую с кем-нибудь?

— Это Дениз, костюмерша Клэрион, — видите рыжие волосы? Вчера она позвонила и сказала, что к началу спектакля прийти в театр не сможет. Да простит меня Господь, мне и в голову не приходило, что она задумала самоубийство.

— Когда вы ее заметили? — спросил Даймонд.

— Двадцать минут назад. Гизелла, которая теперь играет Салли Боулз, как раз начинала готовиться к дневному спектаклю, а я решил кое-что показать ей здесь. Она подняла голову и увидела руку. И пережила страшный шок, как и я. Но попросила не отменять спектакль.

— Придется. Отправьте зрителей по домам.

Шерман ужаснулся:

— То есть как?.. Отменить спектакль перед самым началом? Это невозможно! Дениз была бы против.

— Ее мнения никто не спрашивает. Решение принимаю я.

— Но что я скажу публике?

— Сошлитесь на непредвиденные обстоятельства. Рекомендую вам сделать объявление прямо сейчас, если вы хотите, чтобы мы управились до вечернего спектакля. Проследите, чтобы никто из работающих в театре не покидал его. Возможно, нам понадобится провести допросы.

Багровый и разъяренный Шерман отдал распоряжения по своему мобильнику.

— Кто-нибудь видел сегодня утром, как Дениз появилась в театре? — продолжал расспрашивать его Даймонд.

Шерман покачал головой:

— Мне бы доложили. Я весь день безуспешно пытался связаться с ней.

— Как вы думаете, в какое время она погибла?

— Понятия не имею. Мы не заметили бы ее, если бы не посмотрели вверх, а чтобы посмотреть вверх, нужна причина.

— И по какой же причине посмотрели вверх вы?

— Я ведь уже говорил: сюда мы пришли с Гизеллой. Мне хотелось показать ей бабочку.

Даймонд оживился:

— Бабочку?

— Реквизит шестидесятилетней давности, который мы ценим, как талисман, приносящий театру удачу. — Шерман сделал несколько шагов влево и указал наверх, выше того места, где был обнаружен труп. К счастью, бабочка, подвешенная среди других конструкций, была настолько яркой, что не заметить ее было невозможно. — Ее сделали для одного спектакля…

— А-а-а, я слышал о нем. То есть труп мог провисеть здесь несколько часов и его бы никто не заметил?

— Вполне возможно. Как видите, наверху темно, мостиками пользуются редко, разве что перед сменой репертуара.

— Минувшей ночью Дениз не появлялась дома. Сегодня утром мы провели у нее обыск.

— Значит, она могла очутиться там, наверху, еще вчера. Она звонила часа в два.

— Какой у нее был голос?

— Измученный. Она извинялась за то, что подводит нас, и объясняла, что не в силах даже думать о вечернем спектакле. Я посоветовал ей немного отдохнуть и заверил, что мы справимся.

— Как бы мне подняться туда? — спросил Даймонд.

— Самый короткий путь — вон по той железной лестнице в углу.

Даймонд осмотрел лестницу: вертикальная, с прутьями-перекладинами на расстоянии фута друг от друга, она выглядела орудием сурового испытания для детектива, страдающего избыточным весом.

Шерман продолжал:

— Через каждые десять футов есть площадка. Видите?

Санитары уже спускались.

— Мертва, — сообщил один из них. — Сломана шея.

Даймонд представился.

— Есть какие-нибудь признаки, указывающие, как долго она там находится?

— По-моему, нет. Не хотите подняться сами и взглянуть?

То же самое предписывал Даймонду долг.

— Да, пожалуй.

Он поступил довольно умно, делая паузы на площадках, поэтому до мостика добрался благополучно, не считая легкой одышки. Оставалось только подойти к тому месту, откуда было видно тело, что Даймонд и сделал.

Его взгляду предстало тело Дениз Пирсолл, повисшей на прутьях фермы лицом вверх, с запрокинутой под неестественным углом головой. Она упала с высоты не менее десяти метров и с силой ударилась о металл. Смерть наверняка наступила мгновенно, сказал себе Даймонд. Чтобы узнать, откуда упала Дениз, ему требовалось взобраться еще выше.

Задыхаясь и с трудом подтягивая свое тучное тело вверх по последним прутьям лестницы, он достиг еще одного мостика. Бросив вниз беглый взгляд, Даймонд остановился над трупом. Дениз потребовалось перебраться через перила, значит, она погибла не по неосторожности. Видимо, предполагалось, что она ударится об пол далеко внизу, а не повиснет на прутьях фермы.

Подняв голову, Даймонд заметил бутафорскую бабочку: вероятно, это психоделической расцветки чудовище в человеческий рост было последним, что видела Дениз перед смертью.

Удачи бабочка ей не принесла.

С мучительной осторожностью Даймонд двинулся в обратный путь и вскоре учуял аромат кофе. И увидел патологоанатома, доктора Бертрама Сили, с открытым термосом.

— Жаль, я сам не додумался.

— Вам давно пора завести себе такую же штуку. — Сили показал свой термос. — Кстати, вы взмокли, инспектор. Начинайте следить за своим артериальным давлением.

— Разнообразием советов вы не балуете.

— Итак, что удалось узнать? Я слышал, что театральные нравы убийственно суровы, но это уже чересчур. — Сили считал себя мастером по части черного юмора.

— Ясно одно: это был не крик о помощи. Тот, кто решился на подобный прыжок, настроен серьезно.

— У нее с головой было все в порядке?

— По крайней мере, никаких странностей за ней не замечали. Но она, возможно, винила себя за то, что произошло в театре.

— С Клэрион… как ее там? Кошмар. А пьеса стоящая? Жена советовала попросить контрамарки.

— Пьесу я не видел. — Даймонд повернулся к Шерману. — У Дениз было какое-нибудь рабочее помещение? — спросил он, подумав, что самоубийца могла оставить записку.

— Разве что костюмерная.

— Дениз там работала?

— Там хранятся все костюмы и парики.

— Может, там и напитки найдутся? В горле пересохло.

— В костюмерной пить нечего, но буфеты и бары были открыты, пока мы не объявили публике, что спектакль отменяется.

— В таком случае покажите мне ближайший.

— Это не театр, а сокровище, — объявил подобревший Даймонд за кружкой пива в баре неподалеку от входа в бельэтаж. — Как ваши финансовые дела? Прибыль есть?

— Да, неплохая. Как правило, мы делаем полные сборы.

— Для привлечения зрителей вам необходимы знаменитости. Клэрион Калхаун выбрали, потому что на нее клюнут зрители?

Шерман на миг отвел глаза.

— Лично я не поддерживал этот выбор.

— У вас имелись на примете другие кандидатуры?

— Скорее, опасения насчет Клэрион и претензии к ней. Она училась в театральной школе, но играла мало. Решение приняло высшее руководство.

— Как Дениз отнеслась к тому, что на главную роль взяли Клэрион?

— Понятия не имею. Она ведь была простой костюмершей.

— Но работала здесь постоянно. А если в театре преобладало мнение, что Клэрион не годится для главной роли, Дениз могла проникнуться им.

— И все-таки я вас не понимаю.

— В этом театре чувствуется дух сплоченности. — Даймонд решил сыграть на тщеславии Шермана. — Человеку со стороны, да еще не имеющему актерского опыта, досталась звездная роль. Наверняка в труппе нашлись недовольные.

— Но при чем тут самоубийство Дениз? — удивился Шерман.

— Я просто рассуждаю вслух. У Дениз была возможность вывести Клэрион из игры.

— Намазав ее какой-то химией? Маловероятно.

— Возможно, вы уже знаете: это была каустическая сода.

Шерман отпрянул так резко, что расплескал пиво.

— Не может быть!

— И тем не менее. Таковы результаты экспертизы.

Шерман покачал головой:

— Не могу поверить, что Дениз была способна на такое…

— А зачем еще ей сводить счеты с жизнью?

Шерман испустил протяжный громкий вздох:

— Господи!

— Насколько близко вы знали Дениз? У нее есть семья?

— Не могу сказать. В близких отношениях мы не состояли.

— Она дружила с кем-нибудь из коллег здесь, в театре?

Шерман помедлил.

— Она работала вместе с Кейт, заведующей костюмерной. Так что вам лучше расспросить ее.

— Она сейчас в театре?

— Да, конечно.

— Тогда мне пора браться за работу. — Даймонд допил свое пиво, но уходить не торопился. — Кстати, когда мы говорили о выборе актрисы на главную роль, вы сказали, что решение приняло высшее руководство. Разве не вы здесь главный?

— Не обольщайтесь, — иронично хохотнул Шерман.

— Кто же тогда большая шишка, если не вы?

— Председатель совета попечителей. Фрэнсис Мелмот.

— Это он ангажировал Клэрион?

— Моим мнением поинтересовались, но решение принимал не я. Я подчиняюсь Мелмоту и, если уж на то пошло, остальным попечителям тоже. — Горечь в этих словах звучала неприкрыто.

— Хотите сказать, Клэрион вам навязали?

— Я бы выразился иначе. Как-никак со мной посоветовались.

— Но лишили права принимать решение. Лучше я поговорю с Фрэнсисом Мелмотом.

Шерман залился малиновым румянцем.

— Выбор актрисы не имел никакого отношения к тому, что случилось потом. Дениз никак не связана с политикой театра. Она просто выполняла свою работу, как и все остальные. Должно быть, произошла ужасная ошибка…

— И в грим сама собой попала каустическая сода?

Шерман дернул галстук так, словно тот душил его.

Высоко на колосниках фотографы делали снимки трупа, а доктор Сили уже завершил восхождение.

— Сейчас будем спускать ее вниз, а вскрытие я сделаю завтра.

— Есть результаты осмотра? — спросил Даймонд.

— Почти никаких. По-видимому, шейный отдел позвоночника был сломан в момент удара о металлический прут. Смерть наступила мгновенно.

— В какое время?

— Температуру я измерил, но это мало что дает. Могу сказать только, что это случилось несколько часов назад, но сколько именно — вот в чем вопрос.

— Что бы я делал без вас, экспертов!

Сили пожал плечами.

— Так к кому тут обратиться по поводу контрамарок?

Кейт тяжело вздохнула:

— Дениз была моей старшей костюмершей. Ума не приложу, что толкнуло ее на такой шаг.

— Мне сказали, что базой ей служило это помещение. — Даймонд не понимал, как можно работать в такой тесноте. Ему пришлось втиснуться между гладильной доской и стиральной машиной. Повсюду многослойными завалами громоздились ткани. На вешалках теснились костюмы, шляпы были сложены высокими покосившимися штабелями, парики красовались на болванках голов, а остаток места занимали швейные машинки.

— Да, но свои вещи она всюду носила с собой и забирала домой, когда уходила после спектаклей.

— Какие вещи?

— Я имею в виду сумки со всем необходимым. От костюмера ждут умения справляться с мелкими неприятностями — от пропавшей пуговицы до отклеившихся усов.

— А грим?

— В отдельных случаях приходится и грим накладывать. Например, как с Клэрион. Для этого Дениз носила с собой специальную сумку.

— Вы не помните, как выглядела эта сумка?

— Черная, кожаная, похожа на докторский саквояж старого образца, с баночками и кисточками внутри. Думаю, вы найдете ее в доме Дениз.

— Дом мы уже обыскали. Сумки там нет.

— Тогда в ее машине.

— Вы не знаете, где она обычно парковалась?

— Где было место, а поиски места для парковки в такое время года — лотерея.

Даймонд обвел взглядом горы костюмов и тканей.

— Я хотел узнать, не оставила ли она где-нибудь здесь записку…

— Предсмертную? Я ничего не нашла. Здесь же почти нет места. Если бы и была записка, то лежала бы где-нибудь возле двери, где сейчас стоите вы. Там Дениз вешала пальто.

Приподняв все, что находилось в пределах досягаемости, но так и не обнаружив записки, он спросил:

— Дениз не казалась чем-то встревоженной?

— Встревоженной? Только не Дениз. У нее железная закалка. Одно время, когда в театре не было работы, она гримировала покойников в похоронном бюро. Гастролировала вместе с труппой в Боснии, когда там шла война. А совсем юной руководила работой тюремной театральной студии в Манчестере, общалась с убийцами и насильниками. Нет, размазней она не была, пусть ей земля будет пухом. — Кейт вытащила платок и высморкалась, но Даймонду этот жест показался скорее проявлением жалости к себе, чем сочувствия.

— Дениз ничего не говорила о спектакле, который идет сейчас?

— С нами советовались по поводу костюмов и макияжа, — последовал сдержанный ответ.

— Это понятно. А она не высказывалась об актерах?

Кейт покачала головой. Чутье подсказывало Даймонду: эта большеглазая женщина с пышными формами — неисчерпаемый кладезь сплетен. Надо лишь подобрать к ней ключик.

— Послушайте, Кейт, работать с актерами — разве это не увлекательно?

— Уж я-то знаю! — воскликнула Кейт, закатила глаза и теперь, когда прямых вопросов о Дениз ей больше не задавали, настроилась излить душу. — Они ведь как дети малые, чуть ли не все до единого. Только и слышишь: «Я да я». А когда они не якают, то сидят где-нибудь в углу, сосут пальчик и ждут, когда кто-нибудь возьмет их под опеку. Та еще работенка.

— Клэрион ладила с остальными?

— Вполне. Но на репетициях она не блистала.

— Забывала слова?

— Скорее, произносила их не так, как надо.

— А как относилась к этому Дениз? Принимала близко к сердцу?

Вновь всплывшее имя заставило Кейт вздрогнуть.

— Близко к сердцу? О чем вы?

— Дениз долго проработала здесь. Она ведь гордилась театром?

— Ей казалось, что мы оплошали, доверив эту роль Клэрион, и многие здесь у нас соглашались с ней.

— Но самоубийство этим не объясняется. В последнее время у нее не было романтических увлечений?

— Если и были, Дениз о них не распространялась.

— В понедельник, в день премьеры, она приезжала в театр?

— Как обычно, около шести, как раз вовремя, чтобы выдать актерам костюмы. И вела себя как всегда.

— Не припомните, что она говорила? — продолжал расспросы Даймонд.

— Почти ничего. Помню, мы обе надеялись, что премьера пройдет удачнее генеральной репетиции. Когда наступило время гримировать Клэрион, Дениз взяла свою сумку и спокойно вышла.

— Ту самую сумку, в которой держала грим? А сюда Дениз пришла сразу после приезда?

— Думаю, да. Пальто все еще было на ней.

— Значит, никто не смог бы сунуться в сумку Дениз до того, как она унесла ее в гримерную Клэрион?

— Никто, это абсолютно точно.

До сих пор Даймонд придерживался теории, согласно которой кто-то мог подмешать каустическую соду в грим до спектакля.

— Вот вы только что сказали, что Дениз, уходя гримировать Клэрион, была спокойна.

— Да, в нормальном для нее настроении, — подтвердила Кейт, — и прекрасно держала себя в руках. А что?

— Сейчас объясню. Ей предстояло нанести на лицо Клэрион каустическую соду, вызвав острую боль и ожоги третьей степени. Как же она могла сохранять спокойствие?

— Вам придется выяснить это самому.

Даймонд терпеть не мог, когда от него пытались отделаться. После разговора с Кейт он пожелал увидеться с Фрэнсисом Мелмотом и услышал, что тот на важной встрече.

— Важнее полицейского допроса?

— Больше ничего не могу добавить, — отозвался Шерман. — Так сказал перед уходом сам Мелмот моему секретарю.

— Значит, сегодня Мелмот был в театре?

— Как и вчера. Председатель совета попечителей живо интересуется нашими делами.

— Настолько живо, что предпочел смыться сразу после приезда полиции. Вам известно, где он живет?

Вскоре Кит Холлиуэлл уже вез Даймонда по зеленым улочкам Сомерсета, района в пяти милях к югу от города. Оба высматривали Мелмот-холл, где семейство Мелмот обитало со времен Реставрации.

Для Даймонда покинуть театр было все равно что выйти из состояния гипноза. Только теперь он понял, насколько мощное парализующее воздействие оказывает на него это место.

Навигатор провел их через тихий поселок к внушительным воротам — въезду на территорию Мелмот-холла. Целая толпа прогуливалась по краю безукоризненно ухоженного газона перед величественным тюдоровским особняком с остроконечной крышей и высокими дымовыми трубами. Даймонд и Кит припарковали машину и двинулись пешком по дорожке к дому. На полпути их окликнула пожилая дама в соломенной шляпке, сидевшая за длинным столом.

— Вас двое? — осведомилась дама. — Шесть фунтов, будьте любезны.

— Мы к хозяину, мистеру Мелмоту. Он дома?

Дама с подозрением взглянула на них.

— Я миссис Мелмот. Сегодня вход для всех платный.

— Мы прибыли не для того, чтобы любоваться вашим садом, мэм, — объяснил Даймонд.

— Я догадалась по вашему виду, — кивнула миссис Мелмот, — и вы не единственные. Многие готовы проделать неблизкий путь ради ломтика моего кекса с лимонной глазурью. Но плата за вход для всех одинакова.

— Ваш супруг сейчас в доме?

— Надеюсь, нет. Он скончался. Застрелился в 1999 году. — Об этом миссис Мелмот сообщила, как об упавшем дереве в саду.

Не зная, что сказать, Даймонд помолчал и наконец объяснил:

— В таком случае мы, видимо, к вашему сыну. Мы из полиции.

Оставив Холлиуэлла в саду, Даймонд прошел к двери дома и обратился к какому-то мужчине в блейзере, который объяснил, где найти мистера Мелмота.

— Он в оранжерее — это за домом, слева.

Обогнув дом, Даймонд увидел большую восьмиугольную оранжерею викторианских времен. Несмотря на название, апельсинов в ней не обнаружилось, зато имелось высокое лимонное дерево, а под деревом — рослый мужчина в белом льняном пиджаке, беседовавший с посетителями.

— Я не по поводу сада, — предупредил Даймонд, когда пришла его очередь, и представился. — Мы расследуем случай смерти в театре. Я рассчитывал застать вас там же, но узнал, что вы уехали.

— Мне не оставалось ничего другого. Чрезвычайно прискорбна вся эта история! Может быть, поговорим где-нибудь в другом месте? Здесь нас слишком хорошо слышно. — Мелмот повел собеседника в обнесенный стеной сад с лужайкой, расположенной ниже уровня клумб. — Мы устраиваем в этом саду представления местных трупп.

— Вы настолько увлечены театром, — заметил Даймонд.

— Да, меня всегда манили огни рампы.

— И вы возглавили совет попечителей театра «Ройял»?

— Я убежден: когда имеешь возможность оказать помощь, надо ее оказывать.

— Мне сообщили, что решение отдать роль Клэрион Калхаун принял совет попечителей.

На лице Мелмота впервые за все время разговора отразилось раздражение.

— Кто это вам сказал? Ясное дело, Шерман.

— Совету часто случается принимать подобные решения?

— Оно было принято по коммерческим соображениям. Для поддержания рентабельности театру необходима как минимум одна постановка, которая делает полные сборы, вдобавок к праздничным представлениям.

— Мне говорили, что Клэрион не умеет играть.

Мелмот выпучил голубые глаза.

— Это несправедливо! У нее не было даже шанса проявить себя.

— Все, с кем я беседовал, утверждали, что на репетициях она не блистала.

Мелмот нетерпеливо вздохнул:

— Так мы ни к чему не придем. Может, лучше поговорим о самоубийстве?

— Хорошо. Совершенно непонятно, почему Дениз Пирсолл, вполне уравновешенная женщина, решила свести счеты с жизнью.

— Что же тут непонятного? Она виновна в ущербе, нанесенном лицу Клэрион. Это не только личная трагедия — она может иметь плачевные последствия для театра.

— Вы имеете в виду возможные судебные разбирательства?

— По очевидным причинам я предпочел бы не обсуждать подобные вопросы.

— А Клэрион, напротив, сегодня утром только о суде и говорила.

От неожиданности Мелмот оступился и чуть не покатился по пологому склону лужайки.

— Вы встречались с Клэрион? Мне говорили, охрана никого к ней не пускает…

— Так и есть. А мне Клэрион сообщила, что уже дала поручение своим адвокатам. В списке ее претензий — обезображенное лицо и лишение возможности зарабатывать.

Мелмот застонал:

— Этого я и опасался!

— Вы слышали про каустическую соду?

— Да. Представить себе не могу, что толкнуло Дениз на такой шаг. Может, произошла чудовищная ошибка? Но каким образом?

Вопросы резонные, но пока остающиеся без ответа.

— Кто первым предложил дать роль Клэрион?

— Я, — Мелмот улыбнулся, — на правах поклонника. — В последнее верилось бы с трудом, если бы его лицо не осветилось искренней улыбкой. — Я слежу за ее карьерой практически с тех пор, как она началась. Где-то я прочитал, что Клэрион училась в театральной школе, а еще запомнил, что она считает Бат живописнейшим городом Англии. Я пригласил ее на обед в Лондоне и предложил сыграть Салли Боулз в нашей постановке. За это предложение она ухватилась обеими руками. Разумеется, последовали напряженные переговоры с участием ее агента.

— Тильды Бокс? Я познакомился с ней в больнице.

— Мисс Бокс умеет торговаться. Нам с трудом удалось согласовать реалистичные суммы. Бог знает сколько придется заплатить теперь.

— Только если противоположная сторона сумеет доказать вашу преступную небрежность, — уточнил Даймонд.

— К сожалению, Дениз входила в число штатных сотрудников. Если случившееся на самом деле ее вина, мы вряд ли сумеем избежать существенных выплат. Вы желаете узнать еще что-нибудь? Мне уже пора к посетителям.

Даймонд предложил вернуться к оранжерее.

— Где остановилась Клэрион, когда приехала в Бат?

— Пару дней она прожила здесь.

— Здесь? — Даймонд ткнул большим пальцем себе за спину.

— О поп-звездах, зарабатывающих миллионы, мне известно в том числе то, что они охотно водят дружбу со старой аристократией. Видите ли, моя мать тоже живет в этом доме…

— С ней я уже познакомился, — сказал Даймонд. — Ее кекс славится на всю округу.

Мелмот прищелкнул языком.

— Значит, вот что она рассказывает посетителям!

— А еще — о вашем покойном отце.

— Неужели всю фамильную сагу? Мама перенесла утрату со стоическим спокойствием. Они не были близки.

У оранжереи Даймонд поблагодарил собеседника и отправился на поиски Холлиуэлла, которого нашел за столом на террасе. Перед Китом стояла чашка чаю и пустая тарелка.

— С лимонной глазурью? — указал на нее Даймонд.

— Мне достался последний ломтик. Если хотите, можете получить чашку чая с печеньем.

Ворча, Даймонд направился туда, где разливали чай.

— Не подумайте, что все дело в кексе, которого мне не досталось, — заявил он Холлиуэллу, когда вернулся, — но завтра утром присутствовать при вскрытии вместо меня будете вы.

Даймонд закрылся в своем кабинете и упал в кресло. Если рассуждать формально, дело можно закрыть уже сейчас. Самоубийство Дениз могло означать лишь одно: ущерб, нанесенный лицу Клэрион, — ее рук дело. Как еще его истолковать? Предположить, что по некой досадной оплошности Дениз смешала каустическую соду с гримом, которым обычно пользовалась, а когда узнала, что произошло, ужаснулась так, что наложила на себя руки?

Но чувство профессиональной гордости не пускало Даймонда по пути наименьшего сопротивления. Зачем в театре могла понадобиться каустическая сода? Самое простое объяснение — для прочистки труб. И все равно загадкой остается то, как Дениз допустила подобную ошибку. Чистую каустическую соду продают в прочной таре с крышкой, которую не смогут случайно открыть дети, и предостережением на этикетке. Разве может профессиональный гример перепутать флакон каустической соды с банкой талька?

Даймонд задумался. Мог ли кто-нибудь подменить грим в сумке Дениз? Вполне возможно. В труппе многие были недовольны тем, что главная роль досталась Клэрион, ее единственную из всех гримировала Дениз. Ясно, кого сочтут виноватым, если подменить грим. Но в таком ходе рассуждений имелось сразу два пробела, восполнить которые было нечем: возможность и время. Во-первых, Кейт из костюмерной сообщила, что Дениз принесла сумку с гримом с собой и не открывала ее, а тем более нигде не оставляла без присмотра. Сразу из костюмерной Дениз направилась в гримерную Клэрион. Во-вторых, с момента наложения грима до начала реакции прошло не менее двадцати минут.

Выбив барабанную дробь по подлокотнику, Даймонд поднялся и выглянул за дверь:

— Ингеборг еще здесь?

В ответ послышался только голос сержанта Докинза, сидевшего за столом в своем омерзительном клетчатом костюме.

— А кто-нибудь другой подойдет? Я готов выполнить любое поручение.

— В таком виде? Нет, не готовы, — отрезал Даймонд. — Вы не знаете, где Инге?

— Возможно, вышла припудрить носик.

Припудрить носик? В каком веке живет это напыщенное ничтожество? В этот момент вернулась Ингеборг.

— За мной, — позвал Даймонд.

Ингеборг зашла к нему в кабинет.

— Если меня в ближайшее время не избавят от этого болвана, я подам в отставку, — объявил ей Даймонд.

— Он ничего, если проявить снисходительность.

— Поверьте, мои запасы снисходительности уже исчерпаны. Предлагаю вам подключиться к мозговому штурму. Помните, я просил вас забрать из театра мертвую бабочку во избежание истерии? Ну, всех этих разговоров о предзнаменованиях и прочей ерунде. Простейшее объяснение заключается в том, что насекомое залетело в гримерную с улицы. Но возможно и другое: кто-то принес бабочку в театр.

— Зачем, шеф?

— Чтобы сбить нас со следа. Согласно легенде, когда в театре находят мертвую бабочку, обязательно случается что-нибудь плохое.

— К тому времени плохое уже случилось. Клэрион попала в больницу.

— К этому я и веду. Примета относилась не к Клэрион. Думаю, в понедельник вечером бабочки в гримерной еще не было. Перед премьерой там побывала толпа желающих чем-нибудь помочь. Кто-нибудь из них наверняка заметил бы бабочку.

— Хотите сказать, ее подложили в гримерную позднее?

— Бабочку могли принести туда поздно вечером в понедельник или утром во вторник. В то время когда я увидел бабочку, мы считали, что Дениз жива.

Ингеборг ахнула.

— Бабочку следовало воспринять как предсказание ее смерти?

Он кивнул.

Она уставилась на него во все глаза.

— То есть предполагалось, что все решат, будто бы сработало проклятие бабочки. Что Дениз была обречена покончить с собой.

— Но на самом деле самоубийства не было, — подхватил Даймонд. — Дениз убил тот, кто подбросил бабочку в гримерную.

— Смелое предположение. Разом вызывает целый ряд вопросов.

— Вот и давайте обратимся к ним.

— Зачем кому-то понадобилось убивать Дениз? Насколько я слышала, даже недолюбливать ее было не за что. Каким образом ее убили? Для этого понадобилось бы заставить ее подняться по вертикальной лестнице на немыслимую высоту, а потом спрыгнуть вниз. — Ингеборг умолкла, задумалась и наконец признала: — И все-таки в этом что-то есть.

Даймонд внимательно следил за выражением ее лица.

— Смерть Дениз была очень удобна ее убийце: все решили бы, что она покончила с собой потому, что сознавала свою вину перед Клэрион. Раз так, дело закрыто. Сплошные удобства для этого вашего гипотетического убийцы!

— Вы стали выражаться совсем как Фред Докинз.

— Заразилась.

— Странно… — задумчиво начал Даймонд, — Докинз несет всякую чушь, не закрывая рта, но замечание, которое он отпустил только что, навело меня на удачную мысль. Он сказал, что вы, возможно, вышли припудрить носик, и я невольно представил вас перед зеркалом со старомодной пуховкой.

— И вдохновились?

— Я как раз ломал голову над главной загадкой этого дела: как вышло, что Клэрион почувствовала боль лишь на сцене? Но теперь, благодаря Фреду Докинзу, я, кажется, знаю, что произошло. Если не ошибаюсь, перед самым выходом актеров на сцену кто-то поправляет им грим, наносит последние штрихи?

Ингеборг встрепенулась, не сводя с него глаз.

— Я видела это вчера вечером, когда мы с Китом проникли за кулисы! Там была какая-то девушка с кисточкой для макияжа.

— Вот так Клэрион и попалась. — Одна загадка была успешно разрешена. — Есть планы на вечер? Потому что я хочу увидеть эту девушку за работой, и мне понадобится…

— Напарник?

— Ангел-хранитель.

Ингеборг ушла, а Даймонд хлебнул кофе для храбрости и позвонил сестре в Ливерпуль. Обмен приветствиями он предпочел максимально сократить.

— Ты помнишь, как в детстве я терпеть не мог ходить в театр?

— Еще бы! — отозвалась Джин. — И портил мне дни рождения, о чем мама не уставала напоминать нам. Надеюсь, ты в конце концов перерос эту неприязнь?

— Вообще-то нет. Просто сейчас я расследую дело, в котором замешаны актеры театра, и вновь столкнулся с той же давней проблемой.

— Но ведь ты опытный полицейский. Всяких ужасов ты повидал больше, чем многие.

— Это другое дело. Меня начинает трясти каждый раз, когда я вхожу в театр. С этим надо что-то делать. Если бы я знал, в чем причина, я попробовал бы справиться с собой.

— По-моему, мама с папой даже не пытались понять, что с тобой происходит и почему, — отозвалась Джин. — В те дни детскую психику не принимали всерьез.

— Я надеялся, что ты хоть что-нибудь мне подскажешь.

— Могу с уверенностью сказать только одно: неприязнь к театру у тебя не врожденная. Когда ты был помладше, то охотно появлялся на сцене. Даже сыграл в одной пьесе в Сурбитоне.

К Даймонду вернулось давнее воспоминание: учитель рисования в начальной школе дал ему роль в пьесе, действие в которой происходило во времена Ричарда III. Даймонд играл одного из юных принцев, убитых в Тауэре.

— Удивительно, что ты об этом помнишь.

— Здорово разозлилась на тебя, вот и запомнила. На день рождения мама с папой обещали мне неделю на ферме, мы должны были выехать в пятницу, но из-за твоего спектакля потеряли целых два дня и уехали только в воскресенье.

— И тут зарядили дожди. Как сейчас помню.

— Вся поездка пропала. Мы даже выспаться толком не могли: корова, у которой фермер забрал теленка, мычала ночи напролет.

— Теперь и я это припоминаю.

— В довершение всего, когда в день моего рождения родители повезли нас в театр в Лландидно, на тебя вдруг неизвестно что нашло, и ты наотрез отказался смотреть пьесу. А она еще даже не началась. Нам пришлось уехать.

— Могу лишь предположить, что накануне этой поездки что-то произошло во время школьного спектакля, но что именно — не представляю. Нас, принцев, было двое. Жаль, не помню, как звали мальчишку, который играл второго. Скажи, сколько мне в то время было лет?

— Мне исполнялось одиннадцать, значит, тебе — восемь, — подсчитала Джин. — Если честно, я до сих пор на тебя сержусь. Кстати, случай в Лландидно был не единственным.

— Помню, — подтвердил Даймонд. — Когда мне было пятнадцать, нас водили на «Юлия Цезаря» в «Олд Вик». Мне крепко влетело за то, что я сбежал.

— А сколько еще было несостоявшихся походов в театр!

— Но на одном представлении мы все-таки побывали.

— На «Острове Сокровищ» в театре «Мермэйд», — выпалила Джин. — Мы каждую минуту ждали, что ты бросишься к выходу, но ты сидел смирно.

— Мне понравилось.

— Вот видишь! Все в наших руках.

В таких напоминаниях Даймонд не нуждался.

— Спасибо за помощь.

— Когда докопаешься до истины, позвони, — попросила Джин.