1. Картина исчезает из мансарды

В мансарде старого дома на площади Лип жил художник по имени Паулу Антониу. Он был высокий, бородатый, носил черные вельветовые штаны, а выходя на улицу, надевал черный испанский берет. На площади Лип все считали, что он немножко не в своем уме, ведь Паулу был не совсем таким, как другие люди. Все встают в определенное время, работают в определенное время, едят, пьют и отдыхают тоже в определенное время. А Паулу Антониу? Встает когда захочет, работает то днем, то ночью, ест когда придется и что придется. Иногда так заработается, что и вовсе забудет поесть. Он жил в мансарде один вместе со своими картинами. Их было множество: они висели на стенах, валялись как попало по углам и даже под кроватью.

Была среди них картина, которую художник любил больше всего: лицо клоуна, белое, смеющееся; не смеялись на нем только черные глаза, широко раскрытые и смотревшие с таким любопытством, будто настойчиво спрашивали о чем-то. «Ты мой верный друг, — часто говорил Клоуну Паулу Антониу, — ты всегда будешь со мной. Я никогда тебя не продам, ни за какие деньги». Клоун внимательно смотрел на художника и, казалось, понимал его.

Сеньора Роза, прачка, заходившая по четвергам, чтобы забрать грязное и отдать выстиранное и накрахмаленное белье, была не очень высокого мнения о картинах Паулу Антониу. Посмотрит и пожмет плечами. Пятна какие-то разноцветные — нет, не понимала она таких вещей. А вот Клоун ей нравился. Очень. Цирк, клоуны, как хорошо! Конечно, денег у нее, как и у всех женщин, которые зарабатывают себе на хлеб стиркой, было маловато, но ради цирка она всегда готова была пожертвовать последними грошами. Не раз ложилась она спать без ужина, чтобы купить билет в цирк, который каждый год, на Рождество, приезжал в их город. Вот почему, если, прачка приходила к Паулу Антониу и не заставала его дома, она обязательно подходила к картине и несколько минут любовалась ею, качая головой: «Надо же, того и гляди, заговорит».

И вот что она надумала однажды. Заходит она как-то к Паулу Антониу, того нет дома, и тогда сеньора Роза решает… забрать Клоуна! Спрятала его в корзину, забросала сверху грязным бельем. Ей, конечно, было немножко стыдно, и чтобы успокоить свою совесть, она уговаривала себя:

— Ничего, у него и так много картин. Уж не знает, куда и девать их. Да еще новые рисует. Одной больше, одной меньше — какая ему разница? А мне Клоун ох как пригодится! Дома я им прикрою дырку в стене.

Как видите, ей и в голову не приходило, что для Паулу Антониу это была не просто картина, а лучший друг, с которым он не расстался бы ни за что на свете. «Да он и не заметит, — думала прачка, — что Клоуна нет, а заметит, так повесит на его место другую картину».

Однако как только Паулу Антониу вернулся в свою мансарду, он тотчас же увидел, что картина исчезла.

Он перерыл весь дом и, не найдя картины, пришел в ярость:

— Черт подери! Да какой же негодяй это сделал? Ну, попадись он мне!…

Паулу Антониу бросился на улицу. Стал расспрашивать всех встречных, не видел ли кто человека с картиной под мышкой. Нет, никто не видел. Тогда он побежал в редакцию газеты. Дал объявление, обещая хорошее вознаграждение тому, кто поможет ему найти Клоуна.

Мы-то знаем, что о том, где находится картина, было известно только сеньоре Розе. А сеньора Роза не покупала газет. На что они ей, если она читать не умела? Поэтому она так и не узнала о том, что Паулу Антониу сбился с ног, разыскивая своего Клоуна. А Паулу Антониу не стал рассказывать сеньоре Розе о краже. Ему и в голову не приходило, что прачка могла стащить у него картину, потому что любила цирк и циркачей и еще потому, что ей нечем было заделать дырку в стене.

2. Как картина очутилась в одном печальном месте

Тем временем сеньора Роза повесила картину у себя дома, как раз в том месте, где в стене была дыра. Вот и ладно! Так удачно всё получилось! Но почему-то стоило ей взглянуть на Клоуна, как в голову лезли такие мысли: «Похоже, ему здесь не очень-то нравится. Смеяться-то он смеется, а глаза вон какие тоскливые». Но она старалась не думать об этом: «Ай, да чего там! Картина она картина и есть. Живая она, что ли?»

Но в полночь, лежа в постели, сеньора Роза услыхала сквозь сон, как кто-то тяжело вздохнул.

— Кто тут? — вскрикнула она.

Никого кроме нее в комнате не было. Неужели?… Она зажгла свет. Клоун висел там же, прикрывая дырку в стене, и, как прежде, смеялся. Сеньора Роза улыбнулась ему в ответ и сказала:

— Как дела, сеньор циркач?

Однако — или ей померещилось? — глаза у Клоуна как будто стали больше. Они смотрели на нее так пристально, словно хотели задать какой-то вопрос.

— Да нет, быть того не может, — пробормотала прачка. — Я просто устала, вот и все. Надо спать, а то на завтра у меня куча стирки.

И, повернувшись на другой бок, она снова уснула.

С тех пор каждую ночь ей чудилось одно и то же: кто-то тяжело вздыхает. Просто мороз по коже. Она вскакивала, включала свет и видела смеющееся лицо Клоуна и его большие, темные и полные любопытства глаза.

— Глазки-то все растут и растут В один прекрасный день они меня попросту съедят.

На самом деле вздыхала по ночам сама сеньора Роза, которой прежде ни разу не случалось что-нибудь украсть. И теперь она маялась и совсем потеряла покой от угрызений совести. Ее одолевали страхи, она просто места себе не находила. Она старалась не смотреть на Клоуна. Его улыбка потеряла для нее всякое сходство с настоящей улыбкой и превратилась в какую-то гримасу. Он над ней насмехался! А глаза-то — они с каждым днем становились всё больше и, казалось, говорили ей: воровка!

— И на что мне сдалось это чучело? — терзалась она. — Куда бы его деть? А что, может, еще удастся выручить за него немного деньжат. Хорошо бы. Тогда можно было бы и стенку отремонтировать. Что ни говори, это куда лучше, чем завешивать дырку невесть чем.

Сказано — сделано. Прачка взяла Клоуна и понесла в антикварную лавку. Хозяин лавки надел очки, взглянул на картину и сказал:

— Дорогая моя, на что мне такая картина? Она современная, написана недавно. А меня интересуют только старинные вещи. Или, по крайней мере, сделанные под старину. А эта никак не похожа на старинную.

Сеньора Роза, которая раньше ни о чем таком и не слыхала, очень удивилась:

— Разве вы не видите, что тут нарисован клоун из цирка? А цирк-то был во все времена, и в старину тоже. Помнится, еще мой дед рассказывал про цирк, который каждый год проезжал через их деревню.

Но антиквар не был расположен к беседе с сеньорой Розой и сухо ответил:

— Цирки цирками, сударыня, а здесь магазин старинных вещей.

— А кто же тогда купит у меня картину? — спросила сбитая с толку сеньора Роза.

— Поищите какого-нибудь любителя современной живописи или цирка, — ответил антиквар, считая разговор законченным. Он мнил себя большим знатоком. И все-таки, будь он повнимательней, возможно, заметил бы, что картина эта замечательная. А впрочем, тем, кто всю жизнь копается в старье, редко нравится новое, каким бы замечательным оно ни было.

Сеньора Роза вернулась домой с Клоуном под мышкой. Что ж теперь делать? Соседи — люди бедные, они не тратят деньги попусту. В тех домах, где она стирает, не стоит и заговаривать о картине. Еще подумают что-нибудь и начнут расспрашивать, что да как, где, мол, взяла эту картину. Тут нужна осторожность. Чего доброго, заявят в полицию! Ну и морока! Лучше было оставить циркача там, где висел, у художника. И что это ей вздумалось унести картину! А все из-за этой проклятой дыры в стене. Клоун ей совсем уже разонравился. Она ругала его интриганом, занудой, нахалом. Сбыть бы его поскорее с рук да получить побольше денежек, чтобы привести в порядок комнату!

Тут у нее появилась еще одна идея. С картиной под мышкой она отправилась на вокзал. Встала у входа и, когда прибывал поезд и пассажиры начинали выходить из дверей, подходила и спрашивала:

— Кому нужен отличный клоун? Я недорого прошу. Купите, не пожалеете!

Люди смеялись. Они не принимали ее всерьез. Кончилось тем, что, намыкавшись с картиной, она бросила ее на кладбище автомобилей, или, попросту, автомобильной свалке. Это такое место, где бросают старые и уже никому не нужные машины.

— Вот тебе! — крикнула сеньора Роза. — Теперь вздыхай сколько хочешь. И таращь свои глазищи, пока не вылезут. Этой железной рухляди наплевать!

Вот так Клоун очутился среди разбитых и заржавевших автомобилей, один-одинешенек. Но он по-прежнему смеялся и глядел на мир своими удивленными глазами, словно спрашивал: «Что же дальше? Что еще меня ждет?»

3. Как картина очутилась в одном оживленном месте

Люди, проходившие через автомобильное кладбище, не замечали Клоуна. Они и на машины-то не глядели. То ли куда-то торопились, то ли просто их не интересовали разбитые, мертвые машины.

Но вот в один прекрасный день брел через свалку нищий. Он шел медленно, торопиться ему было некуда. Он был стар и далек от спешки и суеты. Глаза его рассеянно блуждали по громоздившимся вокруг ржавым кузовам, оторванным колесам, проткнутым шинам и разбитым фарам. Нечего и говорить, что у него самого никогда не было машины. Даже велосипеда. С малых лет он привык ходить пешком. И никогда не останавливал попутные машины. Он хорошо знал, что владельцы автомобилей ни за что не подвезут нищего. Поэтому он терпеть не мог этих типов вместе с их машинами. И автомобили, брошенные на свалке, не вызывали у него ни малейшей жалости.

— Ну, кому вы, дьяволы, теперь нужны? На что я конченый человек, а вы и того хуже. Так вам и надо! — злорадно бормотал нищий.

Неожиданно взгляд его упал на мучнисто-белое улыбающееся лицо с черными глазами. Эти глаза смотрели на него с большим любопытством.

— Это что такое?! — воскликнул нищий. — Как этот клоун сюда попал, на эту дрянную свалку?

Он подошел поближе, поднял картину и повернул к свету, чтобы получше рассмотреть. Картина нигде не была попорчена, на ней не было ни одной царапины. Нищий покачал головой и сказал:

— Ну и дела!

Как же быть? Оставить ее здесь, на свалке, среди этих железных отбросов? Вот так, под открытым небом, на милость дождя и ветра? Ясно как божий день, что достаточно одного дождика, чтобы от нее ничего не осталось. А жалко! Ведь что ни говори, красиво нарисовано. Взять с собой? А куда? Дома у него нет, ночует где придется. По большей части, на улице. Нищие, вроде него, больше одного дня на том же месте не задерживаются. Что толку ее брать? Обидно, конечно. Клоуны — они ребята что надо. И жизнь у них, вроде как у него, такая же бесприютная, ни кола ни двора. И все же они всегда делают вид, что им весело, шутят, людей смешат. «Что ж, — решил нищий, — раз так, попробовать, что ли, продать картину и выручить немножко денег?» Да, денежки не помешают! Он уже две недели толком не обедал, а черствый хлеб, который ему подавали, уже в горло не лез. Кто знает, может, за картину отвалят столько, что хватит на дюжину вкусных обедов… Он потер руки от удовольствия при мысли об овощном супчике и бифштексе с яйцом и ломтиками жареного картофеля и сказал:

— Ну пошли, приятель. Может статься, сослужишь мне хорошую службу.

Он взял картину под мышку и торопливо — что случалось с ним крайне редко — направился прямо на толкучку.

Толкучка — это такой необыкновенный базар, где продается и покупается все на свете, старое и новое, целое и рваное, блестящее и ржавое, вещи редкие и самые привычные, всем известные и совершенно удивительные, красивые и уродливые.

Нищий стал показывать Клоуна торговцам.

— Глядите, как красиво нарисовано, — говорил он.

Но торговцы воротили носы и предлагали за картину сущие гроши. Они-то видели, с каким бедняком имеют дело. С таким можно не церемониться, пусть берет, что дают. Радоваться должен, что хоть столько-то дали. Подают-то небось куда меньше. Ишь ты, еще торгуется, а сам наверняка стащил где-нибудь эту картину и рад получить хоть что-то, лишь бы от нее отделаться.

Нищий ходил от одной палатки к другой, постепенно теряя надежду. Наконец он отдал Клоуна торговцу, предложившему чуть больше других, но, взглянув на полученные деньги, горько вздохнул:

— Беда, да и только! Одна рамка и то дороже.

Торговец усмехнулся:

— Да пожалуйста, забирай свою картину назад и отдавай деньги. Очень она мне нужна.

Бедняга больше не спорил. Он еще постоял, посмотрел, как Клоуна вешали на стенку ларька, так чтобы он хорошо был виден покупателям. Потом помахал ему на прощание:

— Прощай, приятель! Я бедняк, живу тем, что бог пошлет. Я бы взял тебя с собой, да у меня даже крыши над головой нет. А из друзей у меня только звезды небесные. Все равно, спасибо тебе за эти несколько монет! Теперь я смогу поужинать в харчевне «Новолунье». Ох и закачу я пир, честное слово!

Черные глаза смотрели на него с таким любопытством, что старик вдруг смутился и зашагал прочь.

4. Как из оживленного места картина переехала в один тихий дом

Мало кто из посетителей толкучки обращал внимание на Клоуна, висевшего на стенке ларька. Иногда какой-нибудь прохожий взглянет на него и скажет:

— Смотрите, какой смешной Клоун!

Или:

— Вот так рожа!

Или:

— Ишь уставился, так и ест глазами!

И тому подобное.

Хотя у всех нас на лице по два глаза, это вовсе не значит, что мы все видим одинаково. То, что одним кажется красивым, другим представляется уродливым; то, что одни считают остроумным, другие находят глупым. Что же касается портрета Клоуна, то никто им всерьез не заинтересовался. Никто не замечал, что это не просто картина каких много, а произведение большого мастера.

Сам хозяин ларька, конечно, тоже был о ней невысокого мнения, ему только хотелось продать ее подороже. Но время шло, а покупатель все не появлялся, и он начал ворчать:

— Продашь его, как же, пугало гороховое!

Но однажды на толкучку пришел человек в выцветшем плаще; он остановился, пораженный, и долго, с интересом разглядывал Клоуна. Он отступил на несколько шагов, потом опять подошел, поднялся на цыпочки, чтобы прочесть подпись — «Паулу Антониу» — и дату, когда картина была написана.

— Странно, — пробормотал он. — Как такая прекрасная и редкая картина могла оказаться здесь, на толкучке? Что ни говори, жизнь полна неожиданностей.

Потом он спросил у торговца цену. Услышал ответ и задумался. Он был учителем в начальной школе и, как все его коллеги, получал мало; у него была жена, вечно всем недовольная и не перестававшая ворчать, что муж у нее недотепа. Если он явится домой с Клоуном, она будет пилить его целыми днями — где ей оценить такую картину! Но учитель питал слабость к хорошей живописи и, чтобы полюбоваться картинами, часто ходил в музеи и на выставки. Как ему было обидно, что у него нет денег на покупку какой-нибудь пусть даже самой маленькой картины! Он бы повесил ее у себя дома и любовался ею в свое удовольствие. Конечно, торговец назначил поразительно низкую цену за этого Клоуна, который осчастливил бы всякого настоящего ценителя живописи. А раз так, нельзя упускать случая, нужно набраться храбрости и купить картину. Пусть жена хоть поедом ест, ничего — успокоится в конце концов и привыкнет к Клоуну. Но где раздобыть денег? Вообще-то, у него была отложена нужная сумма на покупку нового плаща — тот, что был на нем, совсем старый и изношенный, в дождливые дни промокал насквозь. А что если отдать его почистить и пропитать специальным составом, чтобы он снова стал непромокаемым? Тогда он наверняка будет выглядеть получше и прослужит еще какое-то время. Ну конечно же! В конце концов, что такое новый плащ по сравнению с этой картиной!

Учитель больше не колебался.

— Отложите, пожалуйста, картину для меня, — попросил он хозяина. — Я зайду на следующей неделе и куплю ее.

Учитель действительно пришел через неделю, рано утром, когда торговцы только расставили свои палатки. Он принес деньги, предназначенные для покупки плаща, и вручил их торговцу. А взамен получил Клоуна.

Придя домой, он повесил картину в столовой, напротив обеденного стола.

Жена учителя, увидев картину, сразу бросилась к ящику, где хранились сэкономленные деньги. И, обнаружив, что денег нет, пришла в ярость:

— На что нам эта идиотская рожа? — кричала она. — Подумать только, тратит деньги на всякую дрянь, а сам будет ходить в плаще, который и надеть-то стыдно! Совсем спятил! Ах, я несчастная! — кричала учительша, для которой только «полезные» и «практичные» вещи имели ценность и смысл, а все остальное не заслуживало ни внимания, ни восхищения.

Муж молча выслушал эти упреки. Он только подмигнул Клоуну, и тот ответил ему умным, полным любопытства взглядом, в котором светилось неуемное желание узнать что-нибудь новое о мире и о людях.

Учителю было радостно. Он сказал Клоуну:

— Я счастливчик, друг мой. Вместо плаща, похожего на тысячи других плащей, у меня есть ты, с которым не сравнится ни один клоун на свете.

Жена ворчала:

— Видали?! Разговаривает с дурацкой картиной, будто с живым человеком!

Но учитель ее не слушал.

5. Как один богатый человек совершил удачную покупку

Учитель жил на первом этаже многоэтажного дома. Когда окно в столовой было открыто — а его открывали каждое утро, — любой прохожий мог в него заглянуть. Охотники поглазеть в чужие окна всегда находились. Заметив Клоуна, все начинали улыбаться и делать разные замечания: «Вот кому весело живется!» или «Ну и шалопай, знай себе посмеивается!»

Учителя это забавляло, а его сварливая жена, по обыкновению, злилась: «Далась им эта глупая картинка! Вот если бы тут висел новый плащ, тогда и вправду было бы чем восхищаться».

Но вскоре случилось такое, что учительша только руками развела. А вышло вот что.

Однажды утром по их улице проходил какой-то хорошо одетый господин в дорогом коричневом пальто и в темной шляпе с загнутыми полями. Рассеянно и безо всякого интереса он заглянул в распахнутое окно учительской квартиры. И тут в глаза ему бросилась картина с Клоуном. Пораженный, он остановился и воскликнул:

— О! О!

Некоторые прохожие, услыхав эти восклицания элегантного господина, тоже стали подходить и заглядывать в окно. Другим стало любопытно, с чего это вдруг столько народу собралось, и они тоже побежали посмотреть. Вскоре там стояла целая толпа. Тут же появился полицейский, потому что где толпа, там и полицейский. Он тоже заглянул в окно и обнаружил, что там смотреть не на что, кроме Клоуна, нарисованного на полотне. И давай хохотать, непонятно почему. А потом говорит собравшимся:

— Вам что, делать нечего? Чего вы тут глазеете? Немедленно разойдитесь!

Известно, что полицейского положено уважать, даже если он ничего стоящего и не сказал.

Между тем господин в коричневом пальто полицейского не испугался и продолжал смотреть в окно. Затем он подошел к двери и позвонил. Ему открыла жена учителя и очень удивилась. Что здесь могло понадобиться этому шикарному господину, пахнущему французским одеколоном?

— Простите, сеньора, за беспокойство, — сказал господин и снял шляпу. — Будьте так любезны, разрешите мне посмотреть вблизи на картину, которая висит у вас на стене. Вы позволите?

— Клоуна? — поразилась учительша.

— Ну да, Клоуна. Я увидел его с улицы, и мне захотелось получше его разглядеть. Это не слишком бесцеремонно с моей стороны, сеньора?

Она пожала плечами. Подобного рода просьба представлялась ей нелепой, но, приняв во внимание, что господин был так хорошо одет и от него пахло французским одеколоном, она ответила:

— Если вам действительно так хочется, смотрите, я не возражаю. Заходите, пожалуйста.

Она проводила его в столовую. Господин подошел к Клоуну и стал внимательно рассматривать картину. Он отошел назад, сделал несколько шагов вправо, затем влево. Снова приблизился, легонько провел рукой по полотну и прочел подпись — «Паулу Антониу» — и дату, когда картина была написана.

— Знаете что, — сказал он наконец, — не продадите ли вы мне эту картину?

Учительша, услышав, что чудной господин хочет купить Клоуна, насторожилась. «Он наверняка богатый, — подумала она. — Как же иначе, если он так деньгами швыряется. Мой-то ненормальный, вот и купил этого дурацкого циркача. Точно! Этот господин в шикарном пальто привык сорить деньгами. Уж я сдеру с него побольше».

— Картина обошлась моему мужу в сумму, которую он собирался истратить на покупку хорошего пальто, — схитрила учительша. — Вроде вашего, сеньор.

— Дорогая сеньора, — ответил богач, ничуть не удивившись, — я заплачу вам столько, что ваш супруг сможет купить себе три таких пальто.

Она ушам своим не поверила. Этот человек явно не в своем уме. Лучше поторопиться, а то еще передумает.

— Ну что ж, раз вам так понравилась картина, уступаю вам ее за вашу цену.

Но богач, видно, тоже торопился. Он поспешно вытащил бумажник и протянул ей несколько купюр. Она пересчитала и, в одну минуту прикинув в уме, убедилась, что этих денег с лихвой хватает на три отличных пальто коричневого или любого другого цвета. Вне себя от радости, она бросилась к картине, сняла ее и вручила богатому господину. Он поблагодарил и распрощался.

Когда учитель вернулся домой, он тут же увидел, что Клоуна нет на месте.

— Где картина? — закричал он. — Что случилось с картиной?

Жена, с видом победителя, вся сияя от радости, бросила на стол деньги:

— А вот она! Можешь купить себе самое лучшее пальто, коричневое, шикарное! И хороший плащ. Да еще мне останется на нарядное платье, кошелек из черепаховой кожи и туфли.

В первый момент учитель, казалось, окаменел и не в силах был выговорить ни слова. Но придя в себя, он схватил жену за плечи и закричал:

— Кто? Кто унес Клоуна?

— Один богатый господин, прекрасно одетый, и пахло от него замечательно.

— Прекрасно одетых и замечательно пахнущих богачей много! — в отчаянии кричал учитель. — Я хочу знать его имя. Имя! Как его имя?!

Но она понятия не имела о его имени и поэтому попыталась перевести разговор на другую тему.

— Послушай, Жозе (учителя звали Жозе), тебе еще нужно купить черную шляпу с загнутыми полями, она очень пойдет к коричневому пальто.

Муж был вне себя:

— Меня ограбили ради коричневого пальто и черной шляпы! Иди к черту со своими модными тряпками! Я хочу мою картину! Моего Клоуна! Слышишь? Моего Клоуна!

Он выбежал из дома, со всей силы хлопнув дверью. Жена вздохнула. Она не могла понять, чем он недоволен.

Потом она с материнской нежностью погладила купюры и прошептала:

— Неблагодарный. Неблагодарный человек!

У нее в голове не умещалось, что картину можно предпочесть роскошному пальто и черной шляпе с загнутыми полями.

6. Над мраморной лестницей

Богатому господину принадлежал старинный особняк, огромный, великолепный дом с бесчисленными порталами, балконами, пилястрами и башенками. Дом окружал парк, в котором росли вековые деревья, зеленели лужайки и в любое время года цвели газоны.

В особняке было множество просторных комнат: столовая, гостиная, курительная, комнаты для игры в карты и в пинг-понг, бильярдная, музыкальные залы и библиотека. А еще спальни, ванные, кабинеты для учебы, пошивочные, гладильни и так далее, и тому подобное. К тому же много было комнат и залов совершенно пустых, ни для чего. И повсюду в этом доме на стенах висели картины, старинные и современные, огромные, средние и маленькие. Богатый господин, известный в городе коммерсант, страстно любил живопись. Он то и дело отправлялся в дальние путешествия, чтобы купить ту или иную ценную картину, о которой он узнавал.

Покупка Клоуна доставила ему удовольствие совершенно особого рода. Дело в том, что многим людям бывает весьма приятно обвести вокруг пальца своего ближнего. Глядите-ка: сеньора Роза стащила картину у Паулу Антониу; торговец с толкучки надул нищего, предложив ему за Клоуна несколько жалких монет; жена учителя пыталась провести богача, а тот, в свою очередь, обманул ее саму, умолчав о настоящей цене картины. И все эти жулики потирали руки от удовольствия, воображая себя людьми умными и хитрыми. В этой цепочке мошенников не повезло только сеньоре Розе, которая осталась ни с чем. А бедняга нищий, спасший Клоуна от гибели, заработал всего лишь скромный ужин в харчевне «Новолунье».

Богатый господин повесил Клоуна над лестницей из белого мрамора, покрытой мягкой ковровой дорожкой небесно-голубого цвета, рядом с картиной прошлого века: портретом женщины со вздернутым носом, плюмажем в рыжих волосах и розой на груди. Он счел, что они хорошо подходят друг другу, Клоун и актриса: оба кажутся одинокими и бездомными, обоим суждено развлекать людей.

В доме всегда царило оживление. Жена богача командовала целой армией слуг, озабоченно сновавших по просторному холлу и бегавших вверх и вниз по лестнице, между тем как сама хозяйка ходила неторопливо, устремив взгляд на картины, развешанные по стенам. Она смотрела на них так же сурово, как на прислугу. Если она бывала чем-то недовольна и ее взгляд падал на Клоуна, она злилась и кричала:

— Хватит улыбаться, шут гороховый, надоело!

А Клоун все смеялся и смотрел на сеньору с таким любопытством, что она терялась и вздыхала:

— Ах, этот дом, эти картины! Я от них просто больна.

Дети тоже иногда останавливались возле Клоуна и женщины с перьями в рыжих волосах. Они смеялись, показывали им язык и дразнились: «Рыжие-бесстыжие, жених и невеста!»

То и дело в дом наезжали гости, которые гуляли по залам, ели, пили и болтали ночи напролет. Они толпами бродили по дому, любуясь картинами и нарушая тишину восклицаниями: «Чудесно!», «Восхитительно!», «Превосходно!».

Да, в доме богача любопытному Клоуну было на что посмотреть, не хуже чем на толкучке.

Но вот однажды дом погрузился в тяжелое молчание. Притихли даже дети, в своих траурных костюмчиках походившие на маленьких летучих мышей. Богатый господин умер. С белым как мел лицом он лежал в гробу, установленном в холле, рядом с мраморной лестницей. В изголовье горели две большие свечи. Цветы с темно-зелеными листьями пахли печально, похоронно.

Хозяйка дома, теперь вдова, вся в черном, спускалась по лестнице и, взглянув на улыбающегося Клоуна, вскрикнула вне себя от горя:

— Не смей смеяться, идиот! Не смей смеяться!

Но что мог поделать Клоун? Иного ему не было дано — смеяться, всегда смеяться!

Богача похоронили, и вскоре явился нотариус, чтобы прочесть семье завещание. В нем упоминались, среди прочего, некоторые ценные картины, которые покойный завещал музею. В числе этих картин был и Клоун.

Так Клоун снова сменил пристанище, переехав в музей. Надо думать, это было его последнее путешествие, поскольку картины, попавшие в музей, покидают его в самых редких случаях, например, в случае войны, когда городу угрожает опасность и приходится принимать меры для спасения величайших ценностей. Или, скажем, когда для музея построено новое здание, более современное и удобное, и экспонаты переезжают туда. Но такие события предугадать трудно. Пока же Клоун попал в музей, в отдел современной живописи. А о том, что случилось дальше, рассказывается в следующей главе.

7. Переполох в музее

Клоуна поместили в зале номер шесть, на втором этаже музея, между двумя другими картинами: мальчиком-велосипедистом в костюме в сине-желтую полоску и свинцово-серой фабрикой с красными трубами. К нижней части рамы прикрепили табличку с надписью в две строчки: «Паулу Антониу. Клоун» и дата.

Зал номер шесть был просторный. Повсюду картины, под каждой табличка. Смотритель в униформе следил, чтобы никто не трогал картины руками, не запачкал или, не дай бог, не украл. Кроме того, он давал объяснения непрерывно входившим и выходившим посетителям. Некоторые подолгу стояли перед картинами, внимательно их разглядывая, отходили и снова возвращались к тем, которые им больше всего нравились и, постояв, иногда записывали в книжечку свои впечатления. Были и такие, которые проходили по залу быстро, почти не останавливаясь, — взглянет мимоходом на одну, на другую картину и дальше, в зал номер семь. Появлялись также группы посетителей в сопровождении экскурсоводов.

Клоун улыбался, глядя темными любопытными глазами на посетителей и экскурсоводов. На противоположной стене висел другой циркач — воздушный гимнаст, тоненький, в розовом трико. В отличие от Клоуна, на его лице не было и тени улыбки. Он смотрел так грустно, так безутешно, будто только что проиграл какую-то битву или был жестоко наказан. Однажды какой-то мальчик, внимательно посмотрев сперва на улыбающегося Клоуна, а потом на печального акробата, заметил:

— Клоун должен смеяться — такая у него профессия, но может быть ему так же грустно, как этому гимнасту.

Клоун уставился на него своими темными глазами, будто хотел заглянуть в самую душу. Возможно, он подумал, что парень умница и не любит болтать попусту.

В пять часов вечера смотрители просили всех покинуть музей, а потом и сами уходили. Если бы картины умели говорить, то в эти часы они, наверное, рассказывали бы друг другу свои истории, веселые и грустные, о своих скитаниях, о домах, где они жили, о том, как рождались они в воображении художника и выходили из-под его кисти, и многое, многое другое…

И наш Клоун, конечно, тоже мог бы поведать о своих удивительных приключениях…

Но язык картин — не слова, а краски… И в этих просторных и величественных залах царило глубокое молчание. С противоположных стен картины смотрели друг на друга, пока не угасал дневной свет и музей не погружался в темноту.

А теперь послушайте, что случилось однажды утром.

В зал номер шесть вошел высокий бородатый человек в черных вельветовых брюках. Не успел он сделать и нескольких шагов, как увидел Клоуна. Он застыл на месте и стоял раскрыв рот и вытаращив глаза. А потом радостно закричал:

— Клоун! Мой Клоун!

Находившиеся в зале люди обернулись. Из других залов тоже прибежали посмотреть, кто это осмелился так шуметь в музее, где принято соблюдать тишину.

А бородач то плакал, то смеялся, повторяя:

— Просто не верится! Просто не верится!

Клоун смотрел на него со своей обычной улыбкой, но некоторые очевидцы утверждали потом, будто заметили, как по его улыбающемуся лицу пробежала дрожь. Правда ли это? Или им только почудилось? Кто знает…

Вы уже, наверно, догадались, что этот бородач был Паулу Антониу, художник, написавший Клоуна. Прошло несколько лет с того дня, как картина бесследно исчезла из его комнаты, и он потерял всякую надежду ее найти. И вдруг она нашлась! Его картина, его любимый Клоун!

Не долго думая, он отыскал стул, вскочил на него и снял Клоуна со стены. Но тут же к нему подбежал смотритель, схватил за плечо и грозно сказал:

— Вы что это делаете? Среди бела дня, на глазах у всех…

— Лучше на глазах у всех, чем тайком! — отвечал Паулу Антониу. — Если хотите знать, сеньор смотритель, эта картина моя. Моя, и больше ничья! Поняли?

Смотритель, ясное дело, не понял. И посетители, оцепеневшие от изумления, тоже не поняли. Раздались голоса:

— Вор! Какой ужас! Он сумасшедший, конечно сумасшедший! Совести у него нет!

Среди посетителей оказалась одна журналистка, которая тут же нацарапала в своем блокнотике заметку для газеты, озаглавленную: «Бородатый грабитель среди бела дня крадет картину». Дело в том, что эта сеньора не любила бородатых мужчин. К тому же ей казалось, что куда естественней красть картины ночью. Журналистам, как и всем людям, свойственны предубеждения.

— Отдайте картину! — приказал смотритель.

— Как бы не так! — ответил Паулу Антониу. — Говорю вам, картина моя. Неужели непонятно?

Смотритель рассвирепел:

— А ну пойдем со мной, мошенник ты этакий, пусть директор с тобой поговорит!

— Пускай директор придет сюда, тут и поговорим. А заодно пусть объяснит мне, как здесь очутилась эта картина, — насмешливо отвечал Паулу Антониу.

— Просто невероятно, — возмущалась пожилая сеньора, — какая наглость!

Перепуганный смотритель позвал своего сослуживца из соседнего зала:

— Присмотри за этим сумасшедшим, пожалуйста, а я пойду за сеньором директором.

8. Не всегда выходит по-нашему

Вскоре смотритель вернулся с директором, почтенным седовласым господином. Увидев Паулу Антониу, директор с облегчением рассмеялся и воскликнул:

— Так это вы, сеньор Паулу Антониу! А я-то думал: кто этот обнаглевший бородач, что всех здесь переполошил? Простите, ради бога, если вас обидели. Почему же вы сразу не объяснили смотрителю, кто вы такой?

Неудивительно, что директор музея был знаком с Паулу Антониу. Он знал всех хороших художников города.

— Сеньор директор, значит вы подтверждаете, что эта картина моя?

— Конечно, конечно, — отвечал директор в некотором замешательстве. — Это ваше произведение, несомненно. Но оно принадлежит музею. Оно завещано нам одним богатым коммерсантом из нашего города.

— Богатым коммерсантом из нашего города? С каких это пор богатые коммерсанты в нашем городе крадут картины у художников? Этот Клоун, сеньор директор, был у меня украден, бесстыдным образом украден!

— Для меня это новость. Очень сожалею, — сказал директор. — Но уверяю вас, коммерсант не совершал кражи.

— Чем вы это докажете?

— Нет ничего проще. Его вдова говорила мне, что муж купил Клоуна у одного учителя.

— У учителя? А у него-то как картина очутилась? Ну и шайка! Если бы мой Клоун умел говорить! Уж ему было бы о чем рассказать!

— Я не знаю, что это за учитель и как попала к нему ваша картина. Дело в том, что сам коммерсант вовсе не был знаком с этим человеком. Его интересовала картина, а не учитель. Понимаете, сеньор Паулу Антониу?

— Мошенник на мошеннике! — кричал Паулу Антониу — человек порывистый и вспыльчивый. — Клоун мой! Слышите? Мой! Я его забираю.

По тому, как лицо директора налилось краской, было видно, что он тоже рассержен. Но, подавив в себе раздражение, он спокойно ответил:

— Мне очень жаль, сеньор Паулу Антониу, но я не могу позволить вам унести картину. Я отвечаю за произведения, хранящиеся в этом музее.

И он подал знак смотрителям. Те подошли с двух сторон и схватили художника за руки.

— Будьте благоразумны, сеньор Паулу Антониу, — продолжал директор. — Прошу вас, постарайтесь меня понять. Я не допущу, чтобы картина исчезла из музея. То, что она была у вас украдена, ничего не меняет. Важно одно: Клоун — это собственность музея. Тут ничего не поделаешь, поверьте, сеньор Паулу Антониу.

— Но это несправедливо! — простонал художник.

— Может быть, — согласился директор, — может быть. Но чем же я могу вам помочь?

— Отдайте мне мою картину.

Директор устал спорить. Он сделал вид, что не расслышал слов художника, и невозмутимо продолжал:

— Приходите сюда, когда вам только захочется. Приходите и смотрите на своего замечательного Клоуна. Двери музея открыты для всех.

Паулу Антониу понял, что настаивать бесполезно. Но ему не хотелось признавать себя побежденным. Поэтому он сказал:

— Я этого так не оставлю! Мы еще вернемся к этому разговору, сеньор директор.

А потом, обращаясь к Клоуну, который снова висел на стене, он произнес:

— Я не знаю, что с тобою было до того, как ты попал сюда, в музей. Мое единственное желание — унести тебя с собой. Мы всегда были друзьями, правда? Но это никого не интересует. Ах, Клоун, если бы ты умел говорить! Ты сказал бы им, что хочешь вернуться ко мне. Или… кто знает! Возможно, ты хочешь остаться здесь, где тебя видят столько людей… Восхищаются тобой, да?…

— И вами, сеньор Паулу Антониу, — добавил директор. — Разве не вы его создали?

Пока они говорили, Клоун тихо улыбался, быть может, немного иронически, а быть может, чуть печально. Так улыбается тот, кто хорошо знает, как люди улаживают свои дела.

…С того дня Паулу Антониу часто приходил к своему Клоуну и всякий раз испытывал гордость за свое произведение. Но время не стоит на месте. Годы шли, Паулу Антониу старел. Ему стало тяжело подниматься по лестницам музея. Он ступал по ним медленно, часто останавливался и вздыхал.

Теперь он появлялся в музее все реже. Однажды он пришел в сопровождении двоих друзей. Они осторожно поддерживали его, помогая подняться по лестнице. Он в последний раз взглянул на своего Клоуна и больше уже никогда не приходил.

Клоун до сих пор здесь, в музее, в зале номер шесть, все такой же улыбающийся, с темными, любопытными и умными глазами.

Художники, как все люди, стареют и умирают. Но, благодаря своим творениям, они всегда будут жить в памяти поколений, бесконечно сменяющих друг друга в этом мире.