Когда я готовился к написанию этой книги, натолкнулся на огромное количество абсолютной эстрадной бессмыслицы. Мне вообще начало казаться, что для авторов песенных текстов смысл не имеет значения. Раньше почти всегда можно было сказать – о чем та или иная песня. Сегодня это никого не интересует. Поверьте, мое утверждение – не шутка и не сарказм, это объективная реальность! Если кто-то начнет задумываться о смысле того, что звучит из колонок и наушников, он рискует заработать серьезное психическое расстройство. Опять же, чтобы не быть голословным, позволю себе привести несколько примеров как из прошлого, так и из настоящего.

Кто-то из сатириков подметил некоторую несуразность в песне «Два бриллианта» , которую часто крутили в исполнении группы «Премьер-министр ». Слова «у нее глаза – два бриллианта в три карата» рассмешили его потому, что карат равен двум десятым грамма, следовательно, глазки у девушки получаются уж очень маленькими. Но, если в истории с бриллиантами величина занижена, то в следующем случае – все наоборот. Мои незнакомые помощники из Интернета обратили внимание вот на такую строку из песни «Если хочешь остаться» уже упомянутого мною Алексея Рыжова, написанную для «Дискотеки Аварии» :

То ли это ветерок мои губы колышет.

Это какими должны быть губы, чтобы их смог колыхать ветерок – огромными, как знамена или паруса?

Данные примеры авторы могут назвать случайным просчетом или недосмотром. Но во многих произведениях все гораздо серьезнее. Подумайте сами, ведь замечательная песня «Я спросил у ясеня» получилась у Микаэла Таривердиева на стихи Владимира Киршона:

Я спросил у ясеня: «Где моя любимая?» — Ясень не ответил мне, качая головой. Я спросил у тополя: «Где моя любимая?» — Тополь забросал меня осеннею листвой…

Очень проникновенно, очень лирично и трогательно звучат эти строки. А после того как они прозвучали в чудесном фильме «Ирония судьбы, или С легким паром!», вся страна их запела. Но если вы, гуляя в октябре с ребенком по городскому парку, неожиданно увидите, как серьезный, интеллигентного вида мужчина пристает с подобными вопросами к деревьям, то постараетесь побыстрее унести ноги, ведь от такого можно ожидать чего угодно. Нормальные люди вопросов деревьям не задают! (Да и какой головой качает ясень? Может, там кто-то повис меж ветвей?)

Так что ни в коем случае не пытайтесь применять к эстрадной песне здравый смысл или законы логики!

Логика – ж. греч. наука здравомыслия, наука правильно рассуждать; умословие. Логик – м. умослов, правильный и здравый мыслитель, знающий науку правильного рассуждения.

(Словарь Даля)

В семидесятые была очень популярной песня Марка Фрадкина на слова Роберта Рождественского «Там, за облаками». Мало того, эту песню даже активно заказывали в ресторанах, что является главным показателем массовости. Я приведу из нее несколько строк, а вы не пойте их, а встаньте напротив зеркала и прочтите с глубокомысленным выражением лица, медленно и торжественно, с каждым словом добавляя напора.

Знаю, что все неудачи стерпя, Жизнь отдавая друзьям и дорогам, Я узнаю любовь, повстречаю тебя Там, за поворотом, там, за поворотом, Там! Там-та-рам!! Там-та-рам!!!

Когда я проделал подобное, мои близкие долго смотрели на меня с подозрением. Но их можно понять, ведь на полном серьезе «тамтарамкать» взрослый человек не может, если он в здравом рассудке, конечно. Но ведь «тамтарамкали» же! И аплодировали авторам на всесоюзных песенных форумах, раздавали награды, премии и звания за эту «тамтарамщину».

Вообще-то патриотическая песня советского периода не была рассчитана на мыслящих людей, это была песня толпы, а толпе думать не следует. Толпа должна действовать, не задавая лишних вопросов. Но без «патриотики» программу не принимали и гастрольное удостоверение не выдавали, я уже об этом говорил.

К слову

Когда группу «Зодчие», в которой мне довелось трудиться, не выпускали на маршрут, мы с ребятами решили сделать «военным» первое отделение, специально для приемной комиссии, а уже во втором спеть все свои самые безобидные песни. Была выбрана композиция московских авторов Гроховского и Костюрина – «И жив солдат», заумная и скучная. Все сорок пять минут на заднем плане шла кинохроника, чтобы усилить воздействие, а музыка игралась под нее. Это сложно, ведь нельзя сдвигать темпы и делать паузы, потому что сразу пропадает «синхрон» с изображением. Так как вся композиция была предназначена исключительно для сдачи программы (никто ее исполнять в дальнейшем и не собирался), тексты учились кое-как. Но и читать с листа в данном случае не получалось – для кинохроники был нужен полумрак. Комиссия расселась по местам, включился проектор, и началась пытка. Мы по очереди выдвигались вперед, «вдохновенно» пели и «не менее вдохновенно» декламировали свои монологи. До поры до времени все шло хорошо, пока меня не «заклинило» – я напрочь забыл четыре речитативных куплета. Выхожу на передний план, меня освещают прожектором, сзади мелькают кадры разрушенной немецкой столицы, а у меня в голове только первая строка…

У профессионалов есть «железное» правило: «Забыл слова – говори, что хочешь, только не молчи!» Я, как истинный «профи», лихо выдаю то, что помню, ту самую первую строку: «И вот уж вышли мы к Берлину», соответственно дальше начинаю импровизировать: «Так вот он, вот он наш Берлин!» Понимаю, что не импровизируется, а продолжать надо! Ну, надо так надо, добавляю металла в голосе и продолжаю: «И все же вышли мы к Берлину! И вот он, вот он, наш Берлин!..»

Мысли встали колом, ни одной свежей идеи, а впереди еще три куплета. Делаю широкий жест левой рукой и торжественно продолжаю: «Конечно, вышли мы к Берлину! Ну, вот он, вот он, наш Берлин! Вот так и вышли мы к Берлину! Он вот он! Наш теперь Берлин!»

Подсказать мне никто не может, потому что коллеги свои-то слова едва запомнили, кинохроника идет, музыкальное сопровождение «подстегивает», прожектор освещает мое вдохновенное лицо – надо продолжать. Сжимаю правую руку в кулак, поднимаю вверх, добавляю патетики и выдаю: «Ведь все же вышли мы к Берлину! И вот он – наш теперь Берлин! Как только вышли мы к Берлину, так сразу нашим стал Берлин!..»

Ребята еле держатся. Если бы им в этом месте надо было петь, то наше выступление «накрылось бы медным тазом» – ведь нельзя петь и смеяться одновременно. Ну уж нет, думаю, не возьмешь! Русские не сдаются. И уже не говорю, а скорее утробно рычу: «Сегодня вышли мы к Берлину! Сегодня взяли мы Берлин! Мы вышли, в душу мать, к Берлину!! И взяли все-таки Берлин!!!»

После сдачи программы, уже во время «разбора полетов», было сказано, что принимающих все устроило, что программа идейно выстроена и претензий к репертуару нет. Но, конечно же, было сделано несколько общих замечаний, в частности, мне порекомендовали читать мой «берлинский отрывок» чуть более сдержанно…

Вернемся к текстам. Творчество крепкого профессионала Владимира Харитонова, написавшего множество хороших песенных текстов (столько же средних и несколько просто отвратительных), относится к семидесятым годам, а напрасно. Недавно песня «Налетели дожди» с его словами на музыку Тухманова была перепета молодыми исполнителями. Хочу привести припев этого произведения:

Налетели вдруг дожди, наскандалили. Говорят, они следов не оставили. Но дошла в садах сирень до кипения, И осталась ты во мне вся весенняя, Весенняя, весенняя, весенняя.

О чем эта песня? Я опять не смог ответить себе на вопрос, который задавал еще в семидесятых. Давайте попробуем рассмотреть данный текст с точки зрения логически мыслящего человека. Строка первая: «Налетели вдруг дожди, наскандалили…» Налететь дожди, пожалуй, могут (сколько раз уже налетали), а уж скандальная натура российских дождей всем известна, тут и обсуждать нечего. Строка вторая: «Говорят, они следов не оставили»… Кто говорит? И опять же кому? Что за следы должны были оставить дожди, но не сделали этого? Может быть, не оставили в силу своей скандальной натуры? Третья строка: «Но дошла в садах сирень до кипения…» «Но» – это противопоставление, которое скорее всего утверждает, что, несмотря на скандальный характер дождей и отсутствие следов, сирень все-таки дошла! Проявила, значит, характер! Молодец, сирень, постояла за себя! Теперь может кипеть сколько хочет! Вот это по-нашему, по-взрослому! Четвертая строка: «И осталась ты во мне вся весенняя…» Простой вопрос – как можно остаться в человеке, в каком виде? Если говорится «вся весенняя», то, продолжая аналогию, можно предположить, что бывает и не вся? Что бывает частично весенняя, а частично зимняя или частично летняя?

Простите, но это не что иное, как зарифмованный набор слов! Никакой логики, а значит, и смысла тут нет и в помине! И пусть мне говорят, что о покойниках надо «либо хорошо, либо ничего», я могу возразить, что сейчас обсуждаю не Харитонова, который давно на небесах, а песню, которая и сегодня «живее всех живых»! На момент написания этой книги этот набор слов поют три состава «Самоцветов», Вадим Мулерман, сам Давид Тухманов и группа «Блестящие », так что «слухи о кончине данного произведения сильно преувеличены»!

Хотите еще примеры? Пожалуйста. Нет на свете человека, который смог бы мне объяснить смысл вот этих сакраментальных строк:

На недельку, до второго Я уеду в Комарово… И у вас в карельских скалах Будет личный водолаз.

Сколько лет уже мучаюсь вопросом – зачем в скалах водолаз? Я вырос рядом с горами. Я ходил в горы и знаю, что такое ледоруб, «штурмовка» и «скальные стенки» разной категории трудности. А также ледники, для прохождения которых на подошвы ботинок крепятся специальные стальные набойки – трикони. Но не могу представить себе идиота, который полезет на скалу в водолазном костюме! А если бы словосочетание «Карельские скалы» обозначало конкретное место на карте и являлось географическим названием, то автор этих строк – глубокоуважаемый Миша Танич – был бы тем более не прав! Он бы писал песню не только для жителей конкретных мест, знающих данный населенный пункт, но и для всех живущих на территории русскоговорящей ойкумены, воспринимающих словосочетание «карельские скалы» исключительно как большие каменные нагромождения.

К слову

Кого-то может покоробить мое фамильярничанье по отношению к Таничу. Но он только так и представлялся до самой смерти – Миша. И очень любил, когда к нему обращались по имени даже те, кто намного младше. Он вообще своей жизнерадостностью отличался от всей вечно брюзжащей московской «тусовки». Ярый болельщик ЦСКА, он за несколько недель до смерти разъезжал по ночам на открытой машине, с победными криками размахивая клубным шарфом после успехов любимой команды. Как-то я подошел к нему на телевидении и поинтересовался причиной его задумчивости. Он повернулся ко мне и глубокомысленно произнес: «Да вот думаю, что бы нашим такое отчебучить, чтобы завтра «Спартачок» прибить?»

Но не будем отвлекаться. В песенном тексте главный герой может ставить перед собой абсолютно нереальные задачи, это допустимо и ненаказуемо. Понятно, что никто и не собирался доставать Луну с неба или бросать весь огромный мир к ногам любимой, но пообещать-то все это никто не запрещал!

«Я назову планету именем твоим», – поет София Ротару слова, написанные для нее Ольгой Ткач. Обе женщины, и автор, и исполнительница, не задумываются о том, что процедура названия даже малых планет сложна и трудоемка, ведь для этого необходимо утвердить новое имя на Генеральной ассамблее Международного астрономического союза, который собирается раз в три года в разных городах мира. Вы не бывали на этом мероприятии? По рассказам очевидцев, прения там происходят постоянно и в основном из-за названий и переименований – уж слишком много желающих назвать чего-нибудь «именем своим» и оставить в небе какой-нибудь след. А если подразумевалось авторское переименование уже открытой планеты, давно имеющей собственное имя, то все это выглядит тем более нелепо! Представьте себе, что барышня говорит своему кавалеру: «Во-он та планета, видишь? Раньше она называлась Венера, а теперь будет называться Иннокентий, в честь тебя!»

В песне явления могут деформироваться и трансформироваться, а предметы – менять свои размеры и свойства (в этом песня похожа на мультипликационный фильм). Только разумная степень этих изменений у некоторых авторов явно завышена.

Иногда, пытаясь описать любовные чувства, авторы не понимают, что вместо лирического произведения создают нечто криминальное. Вот какие леденящие душу строки выпевает девушка Нюша в своей песне «Больно» :

Обещает быть с тобой, Обещает целовать тебя по утрам, Обещает быть с тобой, Умирать в твоих руках.

Все, что в литературе связано со смертью, называется либо драмой, либо триллером. Так как кто-то собирается умирать не на руках, а в руках, то разговор идет не о болезни или старости, а о преступлении. Трактовать четвертую строку по-другому невозможно. Дальше еще страшнее:

Ты не забудешь, как сердце бьется между нами, Ты не забудешь, как сердце хочет быть с тобой.

А это уже не триллер, а кровавый «ужастик» какой-то! Представьте: двое лежат в постели, а между ними бьется на простыне чье-то сердце…

Пожалуй, стоит рассмотреть данный вопрос более детально. В поэзии и песенных текстах сердце является самым востребованным органом. Сердце – это источник образов на все времена, подходящий для всех стилей и направлений. Так было, так есть и, надеюсь, в ближайшие тысячу лет ничего не изменится. Наверное, ни один пишущий человек не обошелся без обращения к нему. Это обусловлено тем, что сердце принято считать местом, в котором обитает душа, это ее пристанище или дом, тут уж кому какое определение больше нравится. Мало того, часто говорят «сердце», подразумевая именно душу, а значит, можно сказать, что сердце – одушевлено. Оно живет собственной жизнью внутри нас, «сердце болит, мучается, мается», «сердце в груди бьется как птица», «заботится сердце, сердце волнуется», «сердце бережно память о прошлом хранит», поэтому его можно спрашивать: «Сердце, скажи, что же так жестоко ты обошлось с девочкой моей?» – хвалить: «Сердце, тебе не хочется покоя», – жалеть: «Сердце бедное свело скорбью и печалью», – и вообще относиться к нему как к близкому другу или собеседнику. Некоторые авторы говорят, что готовы с ним расстаться: «Возьми мое сердце», или: «Я тебе в этот день замечательный свое верное сердце отдам», но это не более чем красивые слова, и произносятся они исключительно в целях обольщения. «Даже если будет сердце из нейлона, мы научим беспокоиться его», – пели самоуверенные комсомольцы, но они много чего наговорили за годы советской власти, и не стоит воспринимать их заявления слишком серьезно. С точки зрения поэтов-песенников, главное достоинство сердца в его любвеобильности – «сердце не зря дано, сердце любить должно», и за это сочинители ему искренне благодарны: «Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить». Потеря или ослабление этого качества считается у людей самым большим несчастьем. Следовательно, не стоит рисковать и пытаться заменить живое трепетное сердце на искусственное, ведь не только нейлоновое, а даже «шелковое сердце никогда не будет любить»…

Конечно, есть люди, которые воспринимают сердце как насос, перекачивающий кровь, я имею в виду врачей (да еще у советских авиаторов был «вместо сердца пламенный мотор»), но все остальные воспринимают сердце более трепетно, совсем не так, как печень или желудок.

Хочется пожелать начинающим авторам при подборе образов обращаться к сердцу как к чему-то мистическому, а не подходить к нему с позиции анатомии, как это делают некоторые сегодняшние сочинители. Вот строки, которые поместила Юлия Осина-Фридман в песню с названием «Понимай!» , а озвучивает их Таня Терешина:

Его роняли, Я знаю, мало ли… Давай его я буду держать.

Еще в той же песне:

Смотри, как близко, Два наших сердца, Я их за пазухой держу.

Извините, но «моя не понимай», как можно держать сердца за пазухой. Эту бессмыслицу даже с десятого раза никто не поймет, да и народ никогда не подхватит, тем более не скажет за эту песню «спасибо». (Поверьте, слышать от знакомых и незнакомых людей слова благодарности за хорошо проделанную работу – это одно из самых больших удовольствий на свете.)

Как правило, никто не вслушивается в то, что звучит из колонок. На вопрос: «Почему в машине целый день грохочет музыка?» – все таксисты отвечают одинаково: «Привычка». Когда я сажусь в такси, прошу выключить радио, ведь мне придется слушать не то, что хочу, а то, что «крутит» радиостанция. Люди настолько привыкли к постоянному потоку эстрадной чепухи, что просто перестали его замечать, и уж тем более перестали понимать смысл всего, что несется из эфира.

К слову

Приезжаем утром с группой в небольшой город, нас везут в отель, где мы расселяемся, умываемся с дороги и идем в ресторан завтракать. Мы являемся первыми посетителями. В зале только стайка официанток, которые сидят за угловым столиком и щебечут о чем-то своем. Тишина, покой, порядок. Мы рассаживаемся, к нам бежит одна из них и несет каждому меню. Другая подходит к барной стойке и включает проигрыватель, из колонок начинает орать какая-то дискотечная дребедень. Я подзываю к себе официантку и строго спрашиваю: «Вы принесли только карту вин и основное меню, а где музыкальная карта?» «А у нас нету», – растерянно отвечает девушка, хлопая глазами. «А если нету, так почему вы не спросили меня, что я хочу послушать и хочу ли музыки вообще? Или вы думаете, что после полубессонной ночи в поезде я приду в ресторан и зайдусь в танце?!» «Так… положено», – отвечает она. Я смотрю на ее испуганную мордашку и понимаю – «неладно что-то в нашем королевстве», если везде и всюду «так положено…».

Вернемся к разговору о смысле. Возьмите любую песню, каким-либо образом связанную с проектом «Фабрика звезд», и прочтите то, что сочинили поэты-песенники! Если бы я был сатириком, то они обеспечили бы меня материалом на несколько лет! Вот один пример, чтобы не быть голословным. Рассмотрим пару строк из произведения некоего (если верить Интернету) господина С. Мезенцева, исполняют которое три девушки из группы «Фабрика », название песни – «А любить так хочется» :

Я в твоих руках растаю, как весной метель, И закружит нас кап-кап-кап капель.

Текст этой песни только на странице сайта просмотрели к моменту моего посещения 9289 раз, а также оставили 63 комментария с общей оценкой 4,7 (скорее всего по пятибалльной системе). Выходит, кроме тех миллионов, которые слышали, почти десять тысяч человек прочли эту ахинею и считают, что все нормально!

То есть они могут себе представить, как тает метель! Я не могу! Как тает снег под лучами солнца – могу, как тает мороженое в детских руках – конечно, как тают облака в бескрайнем небе – тоже могу, но метель… Для проверки беру с полки «Словарь русского языка», Академия наук, издание третье, том второй, страница 260. Читаю: «Метель – сильный ветер со снегом, вьюга». Для пояснения понятия также приведено изречение, наиболее полно раскрывающее его суть, в данном случае из произведения А. Н. Толстого: «Две недели бушевала метель, завывая в печных трубах, грохоча крышами, занося город». Ну хорошо, допустим, у кого-то хватит воображения, чтобы представить себе тающую метель, но уж с капелью им не совладать! Смотрим в том же словаре: «Капель – падение капель оттаявшего снега во время оттепели». А теперь вопрос – как и кого могут закружить падающие с крыши капли? Когда из крана капает вода, может она закружить лежащую в раковине грязную сковородку? Когда из носа капают сопли во время простуды, могут они закружить носовой платок? Опять мне станут возражать, что это, мол, поэтический образ весны. Че-пу-ха! Никакой это не образ! «Словно девчонки в платьях бальных, яблони вышли в ночь» – вот образ весны! Только создан он давным-давно Леонидом Дербеневым.

Сегодня одни пишут, не имея ни малейшего представления о том, о чем пишут, другие поют, не понимая из написанного ни одного слова. Не знаю, как вы, а я в растерянности, потому что начинаю подозревать, что болезнь неизлечима. Я не утверждаю, что все песни обязательно должны быть глубокомысленными и раскрывать тайны мироздания. Пусть они будут разными: для танца – легкими и незатейливыми, для интима – создающими настроение, для работы на воздухе – задорными и бодрящими. Единственное пожелание – пусть они будут сделаны профессионально. Только и всего.

Вспомним еще раз группу «Блестящие ». К исполняемой ими песне «А я все летала» некто госпожа (если верить Интернету) К. Новикова написала текст «левой ногой», конечно, при условии, что автор является профессионалом. Если не является, тогда все понятно, тогда все как на табличке в одном старом техасском баре: «Не стреляйте в пианиста – он играет, как умеет!»

А я все летала, Но я так и знала, Что мечты лишь мало Для любви. Ла-лала.

Лично меня настораживает непринужденная простота, с которой пишутся подобные вирши. Поневоле начинаешь задумываться – а может, действительно не за горами то время, когда поэты-песенники окончательно перестанут забивать себе голову поиском образов, подбором слов или словосочетаний и будут в любом месте ставить подходящие по звучанию «ла-ла-ла» или «ду-ду-ду»? А вдруг и я начну со временем зарабатывать на хлеб насущный заказными опусами для коллективов, которых я называю – «Поющие колготки »? Может, уже сейчас попробовать наваять нечто подобное? На всякий случай. Про запас. Например, такое:

Сильно я люблю тебя И всегда хочу к тебе. Ты же знаешь. Бя-бя-бя. Очень сильно. Бе-бе-бе.

Кажется, получилось! По крайней мере, я старался. Не знаете – кому можно предложить?

В одном из своих произведений Джек Лондон озвучил следующую сентенцию: «В женской логике есть нечто убийственное по отношению к здравому смыслу». Конечно же, это точка зрения мужчины, сами женщины так не думают и упирают на то, что они просто другие. Настолько другие, что мужчины не способны их понять в силу своей ограниченности. Одна женщина сказала, что умственное развитие мужчин заканчивается в четырнадцать лет, дальше начинается гонка за все более дорогими игрушками. Я думаю, обе стороны правы по-своему. Но при всех отличиях и мужчины, и женщины должны согласиться, что сталкиваются с чем-то абсолютно аномальным, когда слышат, как Жанна Фриске поет первые строки песни «Лечу в темноту» , в муках рожденные Татьяной Ивановой:

Много света — Вот что я думаю про темноту.

Из всех известных мне философов разве только Платон попытался бы подогнать данное изречение под здравый смысл. Ведь он учил, что каждый может увидеть свет «духовного солнца», если выйдет из темной «пещеры непонимания» к свету идей; поскольку способность созерцать и мыслить заложена в каждом из нас, но не каждый способен смотреть в нужном направлении. Я уж не знаю, в каком направлении смотрят упомянутые мной (и не упомянутые) сочинители, но понять это мне представляется делом практически неосуществимым. Может, вы сумеете?

Мои оппоненты утверждали, что я слишком требовательно подхожу к профессии, что песня не обязательно должна быть понятной. Что она может быть выражена одними символами, а может являться «потоком сознания».

Поток сознания – литература XX века, преимущественно модернистского направления, непосредственно воспроизводящая душевную жизнь, переживания, ассоциации. Термин принадлежит американскому философу-идеалисту У. Джемсу: «Сознание – это поток, в котором мысли, ощущения, внезапные ассоциации постоянно перебивают друг друга и причудливо, «нелогично» переплетаются. Он представляет собой предельную степень «внутреннего монолога», в нем объективные связи с реальной средой нередко трудно восстановимы. В классических произведениях «потока сознания» – (романы М. Пруста и особенно Дж. Джойса) до предела обострено внимание к субъективному, потайному в психике человека».

(Большая советская энциклопедия)

Я никогда не считал себя человеком, лишенным фантазии. Мне кажется, мое воображение способно дорисовать практически любую картину, обозначенную даже несколькими штрихами. У меня давно уже выработалась привычка все непонятные места перечитывать столько раз, сколько необходимо для понимания. Того же Джойса трудно усваивать урывками в метро – можно «захлебнуться в потоке сознания», но при внимательном неоднократном прочтении все становится более или менее ясным. С некоторыми песнями так не получается! Я много раз перечитал текст, написанный Ильей Лагутенко (группа «Мумий Тролль »), и все равно остался в полной растерянности:

Кот кота ниже живота. Водку любишь, это трудная вода, Как aвто любовь и битва. Не молиться и проспать, Рулить можно, но стоять. Ведь и прыгать – не летать!

Это только первый куплет, а там есть еще и второй! Все мои попытки завязать повествование в единый смысловой узел ни к чему не привели:

Кто когда угадает иногда, Мною что зажато в кулачке? Там не поклевали птицы. Зацелованный девицей. Колечко не потерять, Ведь и прыгать – не летать!

А в третьем началось и вовсе невообразимое:

Лампочка, ожеpелье голых поп, Вся любовь. Оп хоп хоп… Песню можно спеть не сбиться Сбиться и не повториться Просто заново запеть И, подпрыгув, полететь…

И так далее и тому подобное. Я считаю, что для подобных текстов не придумано пока еще подходящего термина. Но это не «поток сознания», это нечто иное, ведь «поток сознания» однократен и неповторим. Он на то и «поток», то есть, по сути – река. А мы с детства знаем выражение Гераклита: «В одну и ту же реку нельзя войти дважды». Но господин Лагутенко входит в нее из концерта в концерт, причем делает это с личностным отношением, сопровождая каждое свое выступление соответствующей мимикой и телодвижениями. Представить себе, что это пишется и поется в здравом рассудке, я не могу. Мне кажется, подобные тексты рождаются в двух случаях: либо автор употребил некачественный алкоголь, либо наелся мухоморов. Но чем бы данное отклонение от нормы ни было вызвано, по-моему, это самый обыкновенный бред.

Бред – муж. р. – бессмысленная, бессвязная речь больного при бессознательном состоянии.

(Толковый словарь Ушакова)