Малоярославец, 24 октября. (Продолжение). События вскоре же показали разумность и полезность этого распоряжения. Всякий раз, когда русские переходили за эти передовые посты, они обстреливались сзади, бежали в беспорядке, и наши опять возобновляли наступление, чтобы отбросить их окончательно. Гильемино лично, соединившись с первой бригадой Бруссье, выбил, наконец, русских. Три бригады завладели теперь позицией перед линией неприятеля. Первая и вторая бригады 13-й дивизии находились в Малоярославце и впереди города, часть 14-й дивизии стояла в предместье, по ту сторону глубокого оврага, простирающегося более чем на 600 туазов в длину и идущего параллельно Калужской дороге.
Генерал Кутузов, видя, что успех дня зависит единственно от завладения этим важным пунктом, посылает тогда целый корпус (корпус Раевского) на помощь к Дохтурову. Сражение возобновляется с еще большим ожесточением. Город взят, потом отнят, и так до трех раз. Гильемино и Бруссье, вынужденные отступить перед численным превосходством неприятеля, собираются около места, где находится вице-король, чтобы дать себе отчет в общем положении дел и подготовить резервы. Он тотчас же посылает к ним вторую бригаду Бруссье. Положение как будто готово измениться. Но едва батальоны перешли цепь домов, едва они отошли от того центрального пункта, откуда были выдвинуты и появились на равнине совершенно открытыми для неприятельского огня, как силы их стали ослабевать.
Поражаемые огнем целой армии, они приходят в смятение и отступают. Подкрепления притекают к русским без конца; наши ряды уступают и прорываются неприятелем. Беспорядок продолжает расти; орудийный огонь в разных местах зажигает город, построенный из дерева, и это еще более затрудняет и движение, и атаку двух дивизий. В пятый раз они вынуждены отступить. Русские продвигаются дальше, и оборона на один момент парализована.
Вице-король двигает тогда им на помощь дивизию Пино. Войска, руководимые своим вождем, идут сомкнутыми колоннами, в тревожном молчании, жаждущие славы. Что касается нас, то всю пехоту королевской гвардии оставляют пока в небольшом селении на левом берегу Лужи. Русская батарея на гребне холма, влево от линии их войск, не только страшно бьет по войскам, взбирающимся и проникающим в Малоярославец, но ударяет по флангу и наших полков королевской гвардии; мы терпим такие потери, что должны каждую минуту менять свою позицию. Неприятельской батарее вице-король противопоставляет несколько пушек легкой артиллерии нашей гвардии, и мы имеем тогда возможность удивляться вблизи энергии, разумности и храбрости наших артиллеристов. Совершенно открытые, подставленные под неприятельские удары, вынужденные отвечать снизу вверх, они маневрируют с таким хладнокровием, с такой рассчитанной точностью, что заставляют неприятельскую батарею сперва замолчать, а потом и отступить.
В течение этого времени итальянцы Пино перешли мост, не производя выстрелов, перебрались затем через овраги, выгоняя отовсюду неприятеля, и дошли до церкви, находящейся в преддверии города. Там они переводят дух и оправляются; затем первая бригада, во главе с генералом Пино и генералом Фонтана, идет вправо от города, для защиты 13-й дивизии; вторая бригада, под начальством генерала Левье (корсиканца) переходит на противоположную сторону, чтобы зайти в тыл русским колоннам, вытеснившим 14-ю дивизию.
Неприятель, удивленный, пораженный, ошеломленный столь неожиданным общим натиском, отступает, и мы с радостью замечаем, что наши итальянцы овладевают всеми позициями, которые были намечены для них вице-королем и прибывшим на место боя адъютантом императора, генералом Гурго. Первая бригада проникает в город и выбивает оттуда русских. Страшная стычка завязывается среди пламени, пожирающего постройки. Большая часть падающих раненых сгорели живыми на месте, и их обезображенные трупы представляют ужасное зрелище. Вторая бригада следует по оврагу под убийственным орудийным и мушкетным огнем. Предместье снова в наших руках, так же, как и увенчивающие его высоты.
Генерал Левье и много высших и низших офицеров ранены. Генерал Пино, после того, как лошадь под ним была убита, на ногах, с саблей в руке, словами и примером продолжал подбодрять своих солдат. Ружейный выстрел убил у его ног его брата и адъютанта, начальника эскадрона; его племянник Фонтана, адъютант дивизионного командира, ранен; генерал Фонтана, полковник Лашес и множество офицеров выведено из строя. Генерал Галимберти, сопровождаемый полковником Лабедуайером, принимает на себя начальство, и сражение продолжается с еще большей яростью.
Милло, полковник итальянской артиллерии, старается теперь поставить свои орудия на высоты. Солдаты королевской гвардии прибегают к нему на помощь. Ряд невероятных усилий, и мы, наконец, на вершине.
Натиск дивизии Пино поднял дух у солдат 13-й и 14-й дивизий. Они соединяются с войсками 15-й дивизии и пускаются на русских. Артиллерия, в свою очередь, действует: она крошит тела мертвых и умирающих, распростертых по дорогам, ужасающе их уродуя.
Я расскажу здесь об одном случае, который хорошо выказывает всю отвагу наших солдат. Вице-король заметил бледность на лице одного итальянского солдата из обоза. «Что это? — сказал принц, — ты трусишь, а между тем ты из гвардии...» «Нет, принц, — ответил несчастный, показывая ему изуродованную картечью ногу, — только вот это мешает мне твердо держаться на стремени». Принц, видимо, был тронут, хотел оказать ему помощь и раскрыл свой кошелек. «Ни помощь, ни деньги не нужны мне, — отвечал храбрец, — я хочу только видеть, как мои товарищи побеждают!»
Гренадеры взобрались на высоты, вздымавшиеся над мостом, и там оставлены были в резерве подле церкви, расположенной за пригородом. Но стрелки, помещенные впереди войск второй бригады Пино, бегут навстречу русским, идущим с намерением овладеть мостом и отрезать путь отступления войскам, находящимся в Малоярославце. Мужественный полковник Перальди выступал впереди стрелков. Он постепенно развернул их в боевые колонны и крикнул: «Не стреляйте, солдаты, штык — вот оружие гвардии. В штыки, бравые итальянцы!» Возбужденные этими словами и примером своего вождя, стрелки стремглав бросаются на русских, подвигавшихся вперед в беспорядке после жестокой стычки с дивизией Пино.
Одновременная атака стрелков в городе и за чертой города выгнала неприятеля из всех занятых им раньше домов. Все время, орудуя штыком, они отбрасывают русских до перекрестка дорог.
Стрелки не довольствуются этим. Опьяненные дымом, пожарами, ударами, нанесенными ими и им, опьяненные, наконец, своей победой, они продвигаются в верхнюю часть долины и стремятся овладеть неприятельскими орудиями; но, достигнув края, ведущего к глубокому рву и очутившись на выступе, окруженном густой изгородью, они подвергаются снова страшному огню и целому граду картечи. Это русская батарея, неожиданно открывшаяся, посылает свои заряды и наносит нашим стрелкам страшные потери. Беспорядок вносится в их ряды; неприятельская кавалерия атакует их, и весь 7-й корпус Бороздина вступает в бой. Русские снова отвоевывают себе сады и предместье. Все итальянцы тесно сжимаются там, строят баррикады и приготовляются к отчаянной защите.
От отряда Перальди остается половина, но он соединяет своих стрелков со второй бригадой Пино, выстраивает их в колонны, оставляет оборонительную позицию и, несмотря на численное несоответствие их силам неприятеля, ведет их в новый бой. В довершение всего он возбуждает национальный энтузиазм. «Вспомните, солдаты, — обращается он к ним, -— что в этой битве итальянцы должны победить или умереть!» «Да, да! — кричат в ответ солдаты,— победить или умереть! Барабанщики, к атаке!» Из садов они выходят, подобные стае львов, снова бросаются в штыки, но на этот раз обходят знаменитый ров, послуживший причиной их первого поражения, и двигаются, опираясь на небольшой лес, где они скрыты от огня батарей и от артиллерийских атак, тщетно старающихся отогнать их.
Часть итальянской артиллерии вступает теперь в строй и к вечеру получает, наконец, возможность наносить удар за ударом, и победа уже вне сомнения. Русские, притиснутые к своим фортам, замедляют атаки; итальянцы спешно окапываются для обеспечения своей победы.
Перальди просит тогда принца дать ему остальную часть гвардии, ручаясь за полную победу. Но принц не хочет лишать себя столь ценного резерва. Эта гвардия, оставаясь неподвижно в лощине в течение целого дня, принимала, однако, на себя все выстрелы русской артиллерии: русские ядра, пролетая над головой наших товарищей, стоявших в боевой линии, падали как раз туда, где мы находились. Неподвижно и невозмутимо держась на этой опасной позиции, мы не могли даже мстить за наших убитых и раненых, а потеряли мы много лихих товарищей, и между ними доблестного Маффеи, батальонного командира, который убит был ядром на наших глазах.
Пришла ночь, а вместе с ней и французская армия. Старая гвардия заняла позицию в Городне; Ней и Даву выстроились между Городней и Малоярославцем.
В 9 часов вечера генерал Кутузов, который выдвинул уже большую часть своих войск, хочет сделать последнее усилие и снова завладеть городом. Из резервов он строит глубокие колонны, которые и выступают, прикрываясь артиллерией. Дивизии Жерара и Компана корпуса Даву отправлены Наполеоном с приказанием стать в боевую линию — одна справа, другая слева от Малоярославца. Полковник Серюрье, командующий отрядом легкой французской артиллерии, превозмогает трудности переправы вброд через Лужу и прекрасно задуманным, и еще лучше выполненным, маневром проникает в небольшой лес и оттуда обрушивается на неприятеля градом картечи и гранат. Итак, собранные теперь и приведенные в порядок итальянцы идут вперед, чтобы довершить свои успехи. Кутузов, не могший победить даже одного корпуса наполеоновской армии, считает теперь благоразумным ретироваться. Сражение мало-помалу ослабевает, но ружейная перестрелка прекращается только к 11 часам вечера. Неприятель ставит свои передовые посты у опушки леса и занимает позицию вдоль Калужской дороги, приблизительно в двух милях от Малоярославца. Итальянцы остаются господами положения и в долине, и в городе, но этот последний представляет теперь собой лишь кучу пепла и груды трупов.
Так закончилась битва, длившаяся 18 часов, в течение которых горсть французов и итальянцев из глубины оврага держалась против русской армии, позиции которой казались неприступными.
Малоярославец, 25 октября. Армия расположилась биваком на своих позициях; император провел ночь в Городне. Ночь была очень холодна. Задолго до рассвета все уже поднялись и жались около больших костров. Мягкий сезон сменился суровым, и этот переход показался нам очень резким. Император, прежде чем отправиться на ночь в Го- родню, послал своего адъютанта Гурго на передовые посты, чтобы выяснить характер движений неприятеля. Нынешним утром, около 5 часов, Гурго доложил о своих наблюдениях. Нам передавали, что император имел совещание с неаполитанским королем, маршалом Бессьером, графом Лобо и Гурго насчет того, желательна ли новая битва или, напротив, ее следует бояться. В семь с половиной часов он выехал из Городни в сопровождении большей части своего штаба, герцога Виченцского, князя Невшательского и генерала Раппа, но вскоре возвратился обратно. В 10 часов состоялся новый выезд императора, пожелавшего взглянуть на поле вчерашней битвы.
По первым сведениям выясняется уже, что мы потеряли более 4000 человек. Из генералов и штаб-офицеров — Пино, Фонтана, Джифленга, Левье, Маффеи, Лакесси, Негрисоли, Болоньини и др. убиты или ранены. Рассказывают про батальонного командира Негрисоли: получив первую рану, он вернулся в строй; но затем поражен был еще одной пулей и упал со словами: «Вперед, итальянцы! Я умру счастливым, если вы победите!»
Казаки приближались к разным частям нашей армии, включая и наши экипажи. Отряд драгун королевской гвардии, под начальством капитана Колеони и лейтенантов Брамбилла, Кавалли и Бокканеры, саблями разогнали их. Затем император сделал нам смотр. «Честь за этот день всецело принадлежит вам, — сказал он, обращаясь к вице- королю, — вам и вашим бравым итальянцам, которые решили эту блестящую победу». В 5 часов, осмотрев все и отправив разведочные отряды вдоль Калужской дороги, он возвратился в Городню. Недовольный вид, какой у него был при отъезде, заставил нас думать, что у него возникли несогласия со своими старшими генералами и что если бы дело зависело только от него, то битва возобновилась бы.
Что бы то ни было, но мы, волнуясь, готовимся к новому сражению и с нетерпением ждем сигнала. Однако проходит день, и, к нашему великому изумлению, никакого приказа нет. К вечеру по войскам передается распоряжение отступать. Мы должны этой же ночью достичь Уваровского, регулируя свое движение с движением корпуса Даву, шедшего в арьергарде. Отступление должно начаться нынешним вечером, в 10 часов. Отдан приказ сжигать все, что мы ни найдем на пути.
Уваровское, 26 октября. Это неожиданное отступление после выигранной битвы произвело на нас самое тяжелое впечатление. Верно или ошибочно, но мы начинаем считать себя окруженными опасностями. Громадность пути, полная опустошенность страны, через которую мы переходим, обескураживает нас, и никто не может уяснить себе мотивы этого внезапного отступления.
Итальянская армия приходит в Уваровское к закату солнца.
Алферьево, 27 октября. Мы оставляем справа от себя город Боровск, весь в огне, как и большинство тех селений, которые нам приходится видеть на некотором расстоянии. Надо переходить Протву. Ищут брод для артиллерии; один находят, да и тот оказывается неудачным. Приходится артиллерию и багаж перевозить через Боровский мост, а для этого надо сначала переправлять артиллерийские обозы и вооружение через объятый пламенем город. С левой стороны показываются казаки; несколько солдат гвардии обращают их в бегство. Мы перешли громадное число небольших речек, что беспрестанно замедляло нам движение, заставляя нас оставлять позади себя массу телег и обозов, и вечером приходим в Алферьево, где генералы с великим трудом отыскивают себе подходящее место для ночлега.
Митяево, 28 октября. Ночью термометр ужасно упал. Да, это зима. И тем не менее погода хорошая. Солнце достаточно пригревает. Только ночи тяжелы. Мы снова переходим Протву выше Вереи, которая пылает, и идем в Митяево.
Успенское, 29 октября. Вышли на рассвете, переходим среди пламени через Борисов-Городок, оставляем вправо от себя Можайск и попадаем на биваки императорской гвардии в Успенское. Деревни больше нет; стоит один только господский дом, и вокруг него мы располагаемся лагерем. Я долго буду помнить о наслаждении, с каким мы улеглись в эту леденящую ночь на здешнем, все еще теплом, пепле.